Текст книги "Голубое шампанское"

Окончательное объяснение неспровоцированной и безумной атаки было простым. Компьютер станции «Чарли» имел инструкции стрелять по любому объекту, подходящему ближе чем на пять километров. Это он добросовестно и проделывал на протяжении тридцати лет, хотя мишеней для него и было совсем немного. Тесное сближение с Луной, наверное, стало интересной проблемой. Тик-Так не был дураком. Безусловно, он осознавал последствия своих действий. Но компьютер думает совершенно не так, как человек, и неважно, как бы ни выглядели близкими оба типа мышления. В таком мозге, как у Тик-Така, существует жесткая иерархия. Часть его может понимать, что нечто – это глупость, но не имеет возможности обойти приказ с более высоким приоритетом.

Анализ картины лазерных ударов помог это подтвердить. Они оказались полностью случайными. Машины, купола и люди не были мишенями, но, если оказывались на пути, поражались лазером.

Единственное исключение из случайности попаданий относилось к черной линии, которую видела Бах. Тик-Так нашел способ избежать стрельбы непосредственно перед собой, тем самым нарушив приоритетный приказ. Так он избежал возникновения облака пыли и камней, сквозь которое станции пришлось бы пролететь уже через несколько секунд.

Было принято решение не наносить по станции ответный удар. Никто не был этим доволен, но никто и не смог предложить что-либо, кроме полного уничтожения.

Но действовать следовало немедленно. Очень скоро общественность начнет задумываться над тем, почему этот опасный объект не был уничтожен до сближения с Луной. Присутствующее руководство полиции и представители мэрии согласились, что прессу придется допустить. Они спросили Гэллоуэй, могут ли рассчитывать на ее сотрудничество в руководстве этой фазой.

И Бах увидела, как Меган Гэллоуэй с удивительной скоростью взяла собрание в свои руки.

– Сейчас вам нужно выиграть время, – сказала она вскоре. – Наилучший способ получить его – разыграть ситуацию с девочкой, и разыграть ее жестко. Вы не были настолько бессердечны, чтобы подвергать опасности девочку, и у вас не было причин полагать, что станция представляла какую-либо угрозу. А прямо сейчас вам надо рассказать правду о том, что нам известно и что было сделано.

– А как насчет бессмертия? – спросил кто-то.

– А что? Это когда-нибудь все равно просочится. Можно спокойно выложить эту новость самим.

– Но это создаст у общества предвзятое мнение в пользу… – Вильхельм обвела взглядом присутствующих и решила не договаривать возражение.

– Это цена, которую нам придется заплатить, – спокойно проговорила Гэллоуэй. – Вы сделаете то, что считаете правильным. Я в этом уверена. Вы не позволите общественному мнению повлиять на ваше решение.

Ни у кого не нашлось, что на это возразить. Бах сумела сдержать смех.

– Важно ответить на вопросы до того, как они будут заданы. Советую начать работу над вашими заявлениями, потом вызвать прессу. А тем временем капрал Бах пригласила меня послушать ее очередной разговор с Чарли Перкинс-Смит, так что я вас сейчас покину.

Бах повела Гэллоуэй по коридору к пункту управления, восхищенно покачивая головой. На ходу она обернулась.

– Должна признать, ты очень ловко все провернула.

– Это моя профессия. Ты и сама крутая.

– В каком смысле?

– В том, что я перед тобой в долгу. И боюсь, что должна тебе больше, чем смогу оплатить.

Бах остановилась, искренне озадаченная.

– Ты спасла мне жизнь! – крикнула Гэллоуэй. – Спасибо!

– Ну и что, если так? Ты ничего мне не должна. Это не обычай.

– Что не обычай?

– Конечно, ты можешь испытывать благодарность. Я бы испытывала, если бы кто-нибудь надел мне шлем. Но попытка заплатить мне за это будет оскорблением. Знаешь, это как в пустыне – ты должен дать воды человеку, умирающему от жажды.

– Но только не в тех пустынях, где мне довелось побывать, – сказала Гэллоуэй. В коридоре они были только вдвоем. Гэллоуэй выглядела подавленной, а Бах испытывала неловкость. – Похоже, мы сейчас в культурном тупике. Я чувствую, что много тебе должна, а ты говоришь, что это пустяк.

– Не проблема, – отметила Бах. – Ты собираешься помочь мне выбраться из этой вонючей дыры. Сделай это, и я скажу, что мы в расчете.

Гэллоуэй покачала головой.

– Вряд ли я смогу сделать это теперь. Знаешь, кто был тот толстяк, на которого ты напялила шлем перед тем, как добралась до меня? Он спросил меня, кто ты. Он мэр Клавия. Он собирается поговорить с мэром Нового Дрездена, и ты получишь повышение по службе, пару медалей и, может быть, еще и премию.

Они смущенно переглянулись. Бах знала, что благодарность может равняться обиде. И подумала, что может разглядеть легкую обиду в глазах Гэллоуэй. Но в них читалась и решительность. Меган Гэллоуэй платит по своим долгам. И долг Кью-Эм Куперу она выплачивает уже десять лет.

По молчаливому соглашению они оставили эту тему и пошли разговаривать с Чарли.

* * *

Большинство собак не любили воздуходувку. Миссис Слишком Белая Задняя Поджилка была исключением. Она подставляла морду потоку теплого воздуха, когда Чарли направляла шланг над ее черным мехом, а потом вываливала язык с выражением такого восторга, что Чарли обычно начинала хохотать.

Чарли расчесала пышный мех на задней части ног собаки – тот был белым почти на дюйм выше, чем полагалось шелти-чемпиону. Всего лишь дюйм, и Слишком Белая была стерилизована. Она могла бы стать прекрасной матерью. Чарли видела, как она смотрит на чужих щенков и знала, что это печалит Слишком Белую.

Но в этом мире нельзя иметь все. Тик-Так повторял это достаточно часто. И нельзя позволять всем сукам щениться, иначе очень скоро окажешься по колено в собаках. Так-Так и это сказал.

По сути, Тик-Так говорил очень много такого, во что Чарли не хотелось бы верить. Но он никогда ей не лгал.

– Ты слушал? – спросила она.

– Во время последнего разговора? Конечно, слушал.

Чарли поставила Слишком Белую на пол и подозвала следующую собаку. Это оказался Энгельберт, которому еще не исполнился год, а потому все еще склонный к игривости, от которой ему уже полагалось избавиться. Чарли пришлось его отчитать, пока пес не успокоился.

– Кое-что из того, что она тебе сказала, – начал Тик-Так. – Кажется, она тебя огорчила. Например, о твоем возрасте.

– Глупости, – быстро ответила Чарли. – Я знаю, сколько мне лет.

Это было правдой… но не всей. Ее первые четыре собаки уже умерли. Самой старшей из них было тринадцать лет. С тех пор у нее было много собак. Самому старому и больному псу сейчас было шестнадцать. И он долго не протянет.

– Я просто никогда свои годы не складывала, – правдиво добавила Чарли.

– Для этого никогда не было причины.

– Но я не взрослею, – негромко сказала она. – Почему, Тик-Так?

– Не знаю, Чарли.

– Анна сказала, что, если я спущусь на Луну, возможно, они смогут это узнать.

Тик-Так промолчал.

– Она правду говорила? Про всех тех пострадавших людей?

– Да.

– Может, мне не следовало на нее злиться.

Тик-Так опять промолчал. Чарли тогда очень разозлилась. Анна и новая женщина, Меган, рассказали ей все эти ужасы, а когда они договорили, Чарли перевернула телевизионное оборудование и ушла. Произошло это почти день назад, и почти все это время они вызывали Чарли на связь.

– Почему ты это сделал? – спросила она.

– У меня не было выбора.

Чарли приняла такой ответ. Тик-Так был механическим человеком, совершенно не таким, как Чарли. Он был ее верным опекуном и почти что другом, но она знала, что он… иной. Начать с того, что у него не было тела. Она иногда задумывалась, не причиняет ли это ему неудобство, но так никогда и не спросила.

– А моя мама действительно мертва?

– Да.

Чарли перестала расчесывать пса. Энгельберт обернулся, посмотрел на нее и стал терпеливо ждать, пока хозяйка не разрешила ему спрыгнуть с ее колен на пол.

– Наверное, я это знала.

– Думаю, да. Но ты никогда не спрашивала.

– С ней можно было поговорить, – объяснила Чарли.

Она вышла из комнаты, где ухаживала за собаками, и пошла по Променаду. Несколько собак увязались следом, пытаясь вовлечь ее в игру.

Чарли вошла в комнату матери и постояла, глядя на тело в кровати. Затем пошла от машины к машине, щелкая переключателями, пока не наступила тишина. И когда она закончила, в комнате произошла лишь одна перемена. Машины больше не гудели и не щелкали. Тело в кровати совсем не изменилось. Чарли предположила, что сможет и дальше с ним разговаривать, если захочет, но усомнилась, что общение останется прежним.

Она задумалась: не стоит ли ей заплакать? Может, следует спросить Тик-Така? Но он никогда не был экспертом в вопросах подобного рода. Возможно, из-за того, что сам не мог плакать, поэтому и не знал, когда полагается плакать людям. Но факт есть факт: Чарли было гораздо печальнее на похоронах Альберта.

В конечном итоге она опять спела гимн, потом закрыла и заперла дверь. В эту комнату она никогда больше не войдет.

* * *

– Она вернулась! – крикнул Штейнер через комнату.

Бах и Гэллоуэй быстро поставили чашки с кофе и заторопились в офис Бах.

– Она только что подключила эту камеру, – пояснил Штейнер, пока они усаживались. – И выглядит она немного иначе, верно?

Бах пришлось с ним согласиться. Они заметили Чарли на других камерах, когда она шла по своим делам. Она снова вошла в комнату матери. Оттуда она перешла в свою комнату, а когда вышла, то выглядела совершенно иной. Волосы вымыты и причесаны. Платье, похоже, когда-то было женской блузкой. Рукава были обрезаны, а края неумело обметаны. На ногтях красный лак. На лице обильная косметика, совершенно неподходящая для девочки ее внешнего возраста, но уже не та дикая, почти дикарская раскраска, которую Чарли наносила прежде.

Она уселась за огромный деревянный стол лицом к камере.

– Доброе утро, Анна и Меган, – серьезно произнесла она.

– Доброе утро, Чарли, – ответила Гэллоуэй.

– Извини, что кричала на тебя, – сказала Чарли. Руки она аккуратно сложила перед собой. Слева от них лежал лист бумаги. Если не считать его, стол был пуст. – Я была смущена и огорчена, и мне понадобилось время, чтобы подумать о том, что ты мне сказала.

– Ничего, все хорошо, – ответила Бах.

Она с трудом удержалась от зевка. Бах и Гэллоуэй не спали уже полтора дня. Пару раз им удалось подремать, но их всякий раз будили, когда Чарли появлялась на экранах.

– Я все обсудила с Тик-Таком, – продолжила Чарли. – И отключила мать. Вы были правы. Она все равно была мертва.

Бах не смогла придумать, что на такое ответить. Она взглянула на Гэллоуэй, но ничего не смогла прочитать на ее лице.

– Я решила, что хочу сделать, – сказала Чарли. – Но сперва я…

– Чарли, – быстро произнесла Гэллоуэй, – можешь показать, что лежит у тебя на столе?

В зале ненадолго воцарилась тишина. Несколько человек повернулись к Гэллоуэй, но все промолчали. Бах собралась было что-то сказать, но Гэллоуэй сделала жест под столом, где ее руку могла увидеть только Бах. Та решила не вмешиваться.

Чарли заметно смутилась. Она протянула руку к бумаге, взглянула на нее, потом в камеру.

– Эту картинку я нарисовала для тебя, – сказала она. – Потому что хотела извиниться за то, что накричала.

– Можно на нее взглянуть?

Чарли спрыгнула со стула и обошла стол, чтобы поднести рисунок к камере. Похоже, она им гордилась и имела на то полное право. Здесь наконец-то появилось визуальное доказательство того, что Чарли не то, чем кажется. Никакая восьмилетняя девочка не смогла бы нарисовать такой замечательный карандашный портрет шелти.

– Это для Анны, – сказала она.

– Это так мило, Чарли, – сказала Гэллоуэй. – Я бы тоже такой хотела.

– Так я его нарисую! – радостно воскликнула Чарли… и убежала.

Послышались сердитые возгласы. Гэллоуэй стояла на своем, объясняя, что лишь пыталась укрепить дружбу, и откуда ей было знать, что Чарли возьмет и убежит?

Даже Хеффер настолько осмелел, что высказал несколько упреков, отметив – логично, по мнению Бах, – что времени у них все меньше, и если что-либо необходимо предпринять в этой ситуации, то сейчас каждая секунда на счету.

– Ладно, ладно, значит, я допустила ошибку. Обещаю в следующий раз быть осторожнее. Анна, надеюсь, ты мне позвонишь, когда она вернется.

И, взяв трость, она вышла из зала.

Бах удивилась. Совсем не в стиле Гэллоуэй было уходить от событий, пока они не завершились, даже если ничего не происходит. Но она слишком устала, чтобы из-за этого тревожиться. Бах откинулась на спинку кресла, закрыла глаза и заснула быстрее чем через минуту.

* * *

Чарли упорно трудилась над рисунком для Меган, когда ее прервал Тик-Так. Она раздраженно подняла взгляд.

– Ты разве не видишь, что я занята?

– Извини, но это не может подождать. Тебя вызывают по телефону.

– Меня… что?

Но больше Тик-Так ничего не сказал. Чарли прошла через комнату к телефону, молчавшему все эти тридцать лет. Она с подозрением взглянула на него, потом нажала кнопку. Когда она это сделала, в голове у нее пронеслись тусклые воспоминания. Она увидела лицо матери. И впервые ей захотелось плакать.

– Это Шарлотта Перкинс-Смит, – произнесла она детским голоском. – Моя мама не… моя мама… могу я спросить, кто звонит?

Изображения на экране не было, но после короткой паузы она услышала знакомый голос:

– Это Меган Гэллоуэй, Чарли. Мы можем поговорить?

* * *

Когда Штейнер потряс Бах за плечо, она открыла глаза и увидела Чарли, опять сидящую за столом. Быстро глотнув горячего кофе, который принес Штейнер, она попыталась стереть из сознания паутину и вернуться к работе. Девочка на экране просто сидела, сложив руки.

– Привет, Анна, – сказала девочка. – Я просто хотела позвонить и сказать, что сделаю все, что твои люди считают наилучшим. Я действительно вела себя глупо. Надеюсь, ты меня простишь. Мне уже очень давно не приходилось разговаривать с другими людьми.

– Все хорошо, Чарли.

– Я сожалею, что разозлила капитана Хеффера. Тик-Так сказал, что я поступила плохо и что я должна проявлять к нему больше уважения, потому что он у вас начальник. Так что если ты его позовешь, я сделаю все, что он скажет.

– Хорошо, Чарли, я его позову.

Бах встала, а Хеффер уселся в ее кресло.

– Теперь ты будешь разговаривать только со мной, – сказал он, изобразив то, что, должно быть, считал дружеской улыбкой. – Не возражаешь?

– Конечно, – безразлично отозвалась Чарли.

– А вы сейчас можете пойти и немного отдохнуть, капрал Бах, – сказал Хеффер.

Бах отдала честь и сделала поворот кругом. Она знала, что будет несправедливо, если Чарли почувствует себя преданной, но ничего не могла изменить. Да, она не очень-то долго разговаривала с девочкой. И не было причины считать, что между ними возникла дружба. Но ее тошнило от того, как Хеффер с ней разговаривал. Он будет ей лгать, и в этом она не сомневалась.

Но, с другой стороны, смогла бы она вести себя иначе? Это была неприятная мысль. Фактически, еще не имелось приказов о том, что делать с Чарли. Она сейчас присутствовала во всех новостях, начались публичные дебаты, и Бах знала, что пройдет еще день, прежде чем публичные должностные лица прозондируют ситуацию в достаточной степени, чтобы понять, в какую сторону следует прыгнуть. А на это время им обеспечено сотрудничество Чарли, и это хорошая новость.

Если бы она еще и принесла ей больше радости.

– Анна, тебе звонят по телефону.

Она приняла звонок, усевшись перед свободной консолью. Когда она нажала кнопку «Разговор», загорелась лампочка, показывающая, что вызывающей стороне не хочется говорить по громкой связи, поэтому Бах надела гарнитуру и спросила, кто ее вызывает.

– Анна, – сказала Гэллоуэй, – немедленно приходи в номер 569 в «Пенсион Клейст». Это четыре коридора от главного входа в службу отслеживания, уровень…

– Я могу отыскать сама. А в чем дело? Ты же получила свою историю.

– Расскажу, когда придешь.

* * *

Первой, кого Бах увидела, войдя в небольшой номер, оказалась Людмила Россникова, эксперт из GMA. Она сидела на стуле у дальней стены, и было ей явно неуютно. Бах закрыла за собой дверь и увидела Гэллоуэй – та развалилась на другом стуле перед столом, заваленным электронной аппаратурой.

– Я почувствовала, что должна поговорить с Тик-Таком наедине, – начала Гэллоуэй без предисловий. Выглядела она столь же усталой, как и Бах.

– Поэтому ты и отослала Чарли?

Гэллоуэй ответила истинно кошачьей улыбкой и на миг показалась совсем не усталой. Бах поняла, что Гэллоуэй нравится такого сорта интрига, нравится пускаться в авантюры и рисковать.

– Верно. Я предположила, что мисс Россникова – та женщина, которая поможет мне пробиться, поэтому теперь она работает на меня.

Бах впечатлилась. Перекупить Россникову у GMA обошлось Гэллоуэй очень дорого. Бах никогда бы не подумала, что такое возможно.

– GMA этого не знает. И не узнает, если ты можешь хранить секреты, – продолжила Гэллоуэй. – Я заверила Людмилу, что ты сможешь.

– Ты хочешь сказать, что она шпионит для тебя.

– Вовсе нет. Она не будет работать против интересов GMA, которые в этом деле минимальны. Мы просто не собираемся сообщать им о ее работе на меня, а в следующем году Людмила досрочно уйдет на пенсию и переберется на дачу в Грузии, о которой мечтала всю жизнь.

Бах взглянула на смущенную Россникову. «Значит, у каждого есть цена», – подумала она. Что еще ново в этом мире?

– Как оказалось, она располагает особым кодом, который она скрыла от службы отслеживания. Я заподозрила, что она могла так поступить. Я хотела поговорить с ним таким образом, чтобы никто больше про этот разговор не знал. В вашем зале управления было для этого слишком людно. Людмила, не хотите продолжить?

Она захотела, поведав Бах свою историю негромким голосом и с неуверенными, сдержанными жестами. Бах задумалась, сможет ли Людмила жить с осознанием своего ренегатства, и решила, что та, наверное, достаточно легко с этим справится.

Россникова вырастила станцию Чарли, которая в этом смысле была синонимом Тик-Така, станционного компьютера. Гэллоуэй поговорила с ним. Ей хотелось знать, что ему известно. Как она и подозревала, компьютер прекрасно знал про орбитальную динамику станции. И что ей предстоит врезаться в Луну. Так что же он намеревался сделать с Шарлоттой Перкинс-Смит? Гэллоуэй хотелось это знать.

«Что вы предлагаете?» – ответил Тик-Так.

– Самое главное, что он не хочет смерти Чарли. Он ничего не может поделать с инструкциями, требующими стрелять по всему, что приближается к станции. Но утверждает, что отпустил бы Чарли уже много лет назад, если бы не одно обстоятельство.

– Наши карантинные дроны, – поняла Бах.

– Совершенно верно. У него наготове спасательная шлюпка. За несколько минут до столкновения, если никакое решение так и не будет принято, он посадит Чарли в шлюпку и запустит ее, но сперва уничтожит оба наших дрона. Он понимает, что это небольшой шанс, но удар о лунную поверхность не оставляет вообще никаких.

Бах наконец-то села. На минуту задумалась, потом развела руки.

– Отлично, – сказала она. – Получается, что все наши проблемы решены. Надо лишь сообщить об этом Хефферу, и мы сможем отозвать дроны.

Гэллоуэй и Россникова промолчали. Потом Гэллоуэй вздохнула.

– Это может оказаться не так просто.

Бах встала, внезапно уверенная в том, что сейчас услышит.

– У меня хорошие источники и в СМИ, и в мэрии. И перспективы у Чарли выглядят не очень хорошо.

– Поверить не могу! – выкрикнула Бах. – Они готовы дать девочке умереть? И даже не собираются попробовать ее спасти?

Гэллоуэй успокаивающе помахала рукой, и Бах постепенно остыла.

– Это еще не решено. Но тенденция наблюдается. Во-первых, она не маленькая девочка, как тебе хорошо известно. Я рассчитывала на то, что публика будет воспринимать ее как девочку, но это не очень-то работает.

– Но все твои истории были очень позитивными.

– Я не единственная ведущая новостей. И… в любом случае, публика не всегда это решает. Прямо сейчас они на стороне Чарли, семьдесят на тридцать. Но это соотношение падает, и многие из тех семидесяти процентов, как говорится, изрядно мягковаты. Не уверены. Говорят, что те, кто принимает решения, собираются изобразить это как несчастный случай. Тик-Так послужит в этом отличным помощником – будет нетрудно спровоцировать инцидент, способный убить Чарли.

– Это просто несправедливо, – мрачно проговорила Бах.

Гэллоуэй подалась вперед и пристально на нее посмотрела.

– Именно это я и хотела узнать. Ты все еще на стороне Чарли, до конца? И если да, то чем ты готова рискнуть, чтобы спасти ее?

Бах выдержала взгляд Гэллоуэй. И та опять медленно улыбнулась.

– Так я и думала. Вот что я от тебя хочу…

* * *

В назначенное время Чарли послушно сидела возле телефона у себя в комнате, и тот зазвонил точно в то время, которое назвала Меган. Чарли ответила на звонок, как и прежде.

– Привет, детка. Как дела?

– Я в порядке. Анна тоже с тобой.

– Конечно. Хочешь с ней поздороваться?

– Хочу, чтобы ты ей сказала, что это ты велела мне…

– Уже сказала, и она поняла. У тебя были какие-нибудь проблемы?

Чарли фыркнула.

– С ним? Да у него в голове собачьи какашки. Он верит всему, что я говорю. Ты уверена, что он не может нас здесь подслушать?

– Уверена. Нас никто не может услышать. Тик-Так сказал, что тебе надо сделать?

– Думаю, да. Я кое-что из этого записала.

– Тогда пройдем по списку еще раз, пункт за пунктом. Ошибки тут недопустимы.

* * *

Когда они узнали окончательное решение, до столкновения осталось всего двенадцать часов. Со времени близкого приближения станции никто из них не спал. Бах казалось, что это произошло несколько лет назад.

– Принято решение устроить несчастный случай, – сообщила Гэллоуэй, положив трубку телефона. Она повернулась к Россниковой, которая, с запавшими глазами, склонилась над клавиатурами нескольких компьютеров. – Как там дела с дроном?

– Я точно уверена, что теперь взяла его под контроль, – сообщила она, откидываясь на спинку кресла. – Я прогоню его через всю последовательность действий еще раз. – Она вздохнула и посмотрела на соучастниц. – Всякий раз, когда я пыталась его перепрограммировать, он начинал мне рассказывать о сломанной розе, трупике щенка и о том, как смотрится станция, когда в ней светятся все окна. – Она широко зевнула. – Вообще-то, некоторые из его описаний довольно красочны.

Бах не совсем понимала, о чем Россникова говорит, но главным было то, что дрон взят под контроль. Она посмотрела на Гэллоуэй.

– Моя часть дела завершена, – сказала Гэллоуэй. – И за рекордное время.

– Даже не стану спрашивать, во сколько тебе это обошлось, – сказала Бах.

– Это всего лишь деньги.

– А что насчет доктора Блюма?

– Он с нами. И даже обошелся мне не очень дорого. Полагаю, ему так или иначе хотелось это сделать. – Она перевела взгляд на Россникову, потом обратно на Бах. – Что скажете? Мы готовы выезжать? Скажем, через час?

Возражений не последовало. Они молча пожали друг другу руки. Женщины знали, что легко не отделаются, если их замысел будет раскрыт, но они это уже обсудили и приняли, поэтому не было смысла упоминать про это вновь.

Бах торопливо ушла.

* * *

Никогда еще Чарли не видела собак такими возбужденными. Они чувствовали, что назревают какие-то события.

– Наверное, они просто воспринимают твое настроение, – предположил Тик-Так.

– Может, и так, – согласилась Чарли.

Собаки прыгали и носились туда-сюда по коридору. Собрать их в этом месте оказалось адски трудно, потому что Тик-Так выбрал маршрут в обход работающих камер, которыми пользовались капитан Хеффер и прочие охотники совать нос в чужие дела. Но наконец-то они здесь, и вот вход в спасательную шлюпку, и Чарли внезапно поняла, что Так-Так не сможет улететь вместе с ними.

– Что ты собираешься делать? – спросила она, помолчав.

– Это глупый вопрос, Чарли.

– Но ты умрешь!

– Это невозможно. Поскольку я никогда не жил, то не могу и умереть.

– О, ты просто играешь словами.

Она остановилась и не смогла придумать, что бы такого хорошего сказать. Ну почему придумали так мало слов? Их должно быть больше, чтобы некоторые пригодились для прощания.

– Ты сделала моем-моем? – спросил Тик-Так. – Ты ведь хочешь смотреться красиво.

Чарли кивнула, вытирая слезу. События происходят так быстро.

– Хорошо. Теперь не забывай делать все, чему я тебя учил. Может пройти много времени, прежде чем ты сможешь жить с людьми, но я думаю, что сможешь – когда-нибудь. А до того времени Анна-Луиза и Меган пообещали мне, что будут очень строги с девочками, которые ленятся прибираться в комнате и мыть волосы.

– Я буду хорошей, – пообещала Чарли.

– Я хочу, чтобы ты слушалась их так же, как слушалась меня.

– Обещаю.

– Хорошо. Ты была очень хорошей девочкой, и я ожидаю, что ты и дальше будешь хорошей девочкой. А теперь заходи в шлюпку и отправляйся.

Так она и сделала – вместе с десятками лающих шелти.

* * *

На входе в комнату для совещаний стоял охранник, для которого пропуска Бах оказалось недостаточно, поэтому она предположила, что именно там и планируется преступление.

Придется вести себя очень осторожно.

Она вошла в центр управления. Персонала там не хватало, и на ее кресле никто не сидел. Несколько человек заметили ее, когда она села, но никто, похоже, не счел это необычным. Бах села удобнее, поглядывая на часы.

Через сорок минут после ее прихода разразился ад.

* * *

Для дрона этот день стал просто восхитительным. Поступили новые инструкции. Любое отступление от стандартной программы радовало, но это порадовало вдвойне, потому что новый программист пожелал узнать все, и дрон наконец-то получил шанс переслать свои стихи. И это сняло огромный груз с его сознания.

Когда дрону наконец-то удалось заверить программиста, что он все понял и будет повиноваться, он вернулся в кибернетический эквивалент возбужденного ожидания.

Взрыв оправдал его самые оптимистичные надежды. Колесо станции разорвалось на части в зловещей тишине космоса, обломки стали хаотично разлетаться в темноту. Дрон приблизился и стал слушать, слушать…

И вот она. Успокаивающая песенка, появления которой ему приказали ожидать, исходящая из большого овального обломка, который летел быстрее остальных. Дрон подлетел к нему вплотную, хотя ему и не приказывали этого делать. Пока овальный обломок пролетал мимо, у дрона было время его опознать (СПАСАТЕЛЬНАЯ ШЛЮПКА, типа 4А, функционирующая) и заглянуть в один из иллюминаторов.

Оттуда на него посмотрела собачья морда с настороженными ушами.

Дрон архивировал изображение для более поздней оценки и двинулся к остальным обломкам, сверкая лазерами во мраке.

* * *

Бах встревожилась, увидев, как дрон приближается к шлюпке, потом откинулась на спинку кресла и постаралась не привлекать к себе внимания, пока шлюпка с Чарли и собаками, разгоняясь, улетала все дальше от облака обломков.

Долго просидеть в кресле ей не дали, но она этого ожидала. Пока люди носились вокруг, крича друг на друга, она позвонила в номер 569 отеля «Клейст», затем подключила Россникову к компьютерам слежения. Сидя за консолью оператора в углу, Бах была вдалеке от суматохи.

Россникова оказалась настоящим гением. Отметка шлюпки исчезла с экрана радара Бах. Если все пройдет по плану, никакие данные о спасательной шлюпке не попадут в память компьютера слежения.

Все будет так, словно она никогда не существовала.

* * *

Позднее Бах подумала, что все прошло очень гладко. Это нельзя было не воспринять как доброе предзнаменование, даже если, подобно Бах, вы не были суеверны. Она-то знала, что в отдаленной перспективе ничего не будет легким, что обязательно появятся проблемы, о которых они не подумали…

Но в целом, надо просто быть оптимистом.

МПЧ с дистанционным управлением пристыковался к шлюпке точно по графику. Переход в него Чарли и собак прошел безупречно. Шлюпку дозаправили топливом и отправили по орбите убегания от Солнца, лишенную воздуха и жизни. Единственным ее грузом был бочонок радиоактивной смерти, который должен был ее стерилизовать – если такое вообще возможно.

МПЧ плавно прилунился возле отдаленного хабитата, который агенты Гэллоуэй обнаружили и купили. Когда-то это была биологическая исследовательская станция, поэтому она была физически изолирована от лунного общества во всех отношениях. Некая сумма перешла из рук в руки, и все данные об этом хабитате были удалены из файлов компьютеров.

Продукты, воздух и воду пришлось доставить туда на гусеничном транспортере через нелегкий горный перевал. Сам хабитат был достаточно велик, чтобы обеспечить комфортное проживание сотни человек. Для собак там было много места. Одиночная антенна-тарелка стала его единственной связью с внешним миром.

Гэллоуэй это место полностью удовлетворило. Она пообещала Чарли, что когда-нибудь заглянет к ней в гости. Никто из них не упомянул причину, из-за которой никто не сможет выйти оттуда немедленно. Чарли настроилась на долгое ожидание, мысленно гадая, дождется ли она хоть когда-нибудь любых визитеров.

* * *

Единственное, что они не запланировали – алкоголь. У Чарли уже развилась сильная зависимость, и вскоре после заселения она начала об этом активно сообщать.

Блюм неохотно разрешил привезти на следующем транспортере ящик виски, рассудив, что девочкой с полновесной абстиненцией будет невозможно управлять на расстоянии. Он начал программу по избавлению ее от алкоголизма, но тем временем Чарли ушла в трехдневный запой и отключилась от мира.

Все первые посланные туда биологические образцы умерли в течение недели. Ими стали морская свинка, макака-резус и цыплята. Симптомы указывали на «Нейро-Х», поэтому не осталось сомнений, что болезнь все еще жива. Присланная затем собака протянула восемь дней.

После всех этих смертей Блюм собрал ценную информацию, но они очень тяжело повлияли на Чарли. Бах смогла отговорить его от дальнейших экспериментов на живых объектах, хотя бы на два-три месяца.

Бах взяла накопившийся отпуск и теперь жила в кондоминиуме на высоком уровне Моцартплаца, купленном Гэллоуэй и предоставленном для нужд того, что они начали называть «Проект Чарли». Когда Гэллоуэй вернулась на Землю, а дальнейшее участие Россниковой более не требовалось, да и желания к этому она не высказала, «Проект Чарли» оказался на попечении Бах и доктора Блюма. Секретность была чрезвычайно важна. Гэллоуэй сказала, что про Чарли знают четверо, и это уже на три человека больше, чем нужно.

* * *

Чарли выглядела бодрой и выполняла просьбы Блюма. Тот работал, используя роботизированное оборудование, и это его раздражало. Но Чарли научилась брать у себя образцы крови и тканей и готовить их для исследования. Блюм начал кое-что узнавать о природе «Нейро-Х», хотя признавал, что, работая в одиночку, может потратить годы, пока не добьется прорыва. Чарли, похоже, не возражала.