Текст книги "Голубое шампанское"

Бах вскочила и выглянула за дверь. Ничего. Никаких звуков, никакого движения. Куда бежать: налево или направо?

Судя по всему, это не имело значения. Она согнулась, схватившись за живот, и побрела по коридору.

* * *

Наконец что-то новенькое.

На двери висела табличка с надписью: «ФЕРМА. ТОЛЬКО ДЛЯ СПЕЦИАЛЬНОГО ПЕРСОНАЛА. ТРЕБУЕТСЯ СКАФАНДР». А за дверью – кукурузные початки на восьмиметровых стеблях, бесконечные ряды кукурузы, исчезавшие где-то за горизонтом вдали. От такого зрелища голова пошла кругом. Сквозь прозрачный пластиковый пузырь проникали солнечные лучи – жесткие белые лучи солнца Луны.

На несколько минут ей показалось, что она заблудилась. И тем не менее она знала, где находится. Если бы только ей удалось добраться до телефона! Но она была уверена, что теперь его строго охраняют.

Найти ее будет несложно. Бах выбрала один из початков: длинных, как ее рука, и толстых, как ее ляжка, отодрала от него листья, и да – на каждом маленьком желтом зернышке стоял значок торговой марки, зеленый рисунок в виде смеющегося человечка со сложенными на груди руками. Значит, она была на плантации Лунафуд. Как ни странно, но плантация находилась прямо над полицейским участком, пятью уровнями выше. Впрочем, с таким же успехом она могла быть и в миллиарде километров от него.

Идея спрятаться среди кукурузы показалась Бах не такой уж и плохой. Она шла вдоль стеблей, стараясь как можно дольше оставаться на ногах. Чем дальше она уйдет от стен, тем труднее ее будет отыскать. Но теперь она отчаянно хватала ртом воздух и с трудом сдерживала желание покрепче сжать пах.

Ей не было больно. Акушерка работала исправно, и, несмотря на то что Бах находилась во власти невероятно сильных ощущений, она совершенно не испытывала боли. Но игнорировать это состояние становилось невозможно, ее тело не хотело больше двигаться, оно хотело лечь и сдаться. Однако она не могла этого допустить.

Бах медленно переставляла ноги: сначала одну, потом – другую. Ее босые ступни покрылись землей. На холмиках, где росла кукуруза, почва была суше, и она старалась идти по ней, чтобы оставлять как можно меньше следов.

Жарко. Здесь было, наверное, выше пятидесяти градусов. И влажность высокая. Настоящая паровая баня. Пот градом стекал у нее по телу. Она видела, как капли пота падали с ее носа и подбородка, пока она продолжала брести вперед.

Ее вселенная уменьшилась до двух вещей: вида ее ног, которые она механически передвигала – эти ноги то появлялись, то исчезали в ее сузившемся поле зрения; и ощущения тугой ленты, стянувшей ей живот.

Затем вдруг она перестала видеть свои ноги. На мгновение ее охватило беспокойство, Бах не могла понять, куда они подевались. На самом деле в тот момент она вообще ничего не видела.

Бах перевернулась на спину и выплюнула землю. Стебель кукурузы сломался у основания, когда она налетела на него. Наверху над ней простирался купол с навесным мостиком, а над головой в неподвижном воздухе лениво покачивались с дюжину кукурузных початков. Снизу это смотрелось даже красиво. Початки кукурузы устремлялись к черной заплатке неба, а зеленые стебли и листья, словно лучи, расходились во все стороны. Отличное место, чтобы задержаться здесь подольше. Ей не хотелось больше вставать.

В этот момент, несмотря на акушерку, она почувствовала боль, застонала, схватила обеими руками упавший кукурузный стебель и сжала зубы. Открыв снова глаза, она обнаружила, что стебель разломился надвое.

Джоанна дала о себе знать.

Бах удивленно выпучила глаза и открыла рот. Что-то двигалось у нее внутри, что-то слишком большое для ребенка, и это нечто, казалось, было способно разорвать ее.

На мгновение она расслабилась, стараясь дышать не очень глубоко и ни о чем не думать, а затем опустила руки вниз живота. Что-то круглое и мокрое выбиралось из нее. Она ощущала его выпуклые части и маленькие впадины. Просто поразительно!

Бах улыбнулась впервые за миллион лет и начала тужиться. Уперлась в почву сначала пятками, а затем – и носками, оторвала бедра от черной земли. Внутри снова что-то зашевелилось. Она снова двигалась. Джоанна, Джоанна, Джоанна появлялась на свет.

Все закончилось так быстро, что она только удивленно вскрикнула. Какое-то влажное скольжение, и ее ребенок упал на землю. Бах перевернулась на бок и уткнулась лбом в землю. Весь мокрый, покрытый кровью младенец лежал у нее между ног.

Бах сделала все необходимое. Когда пришло время перерезать пуповину, ее рука машинально потянулась к цепному ножу. Но она замерла, вспомнив руку мужчины, с угрозой сжимавшую его, и почти сверхзвуковое жужжание этого оружия, которое за несколько секунд выпотрошило бы и ее, и Джоанну.

Бах отбросила нож, склонилась над ребенком и перегрызла пуповину.

* * *

Прижав между ног пригоршню кукурузных рылец, она смогла остановить кровь. Отошла плацента. Бах ослабла, ее трясло и больше всего хотелось просто лежать на мягкой и теплой земле.

Но сверху донесся крик. Какой-то мужчина перегнулся через перила мостика. В ответ вокруг нее со всех сторон послышались крики. Где-то далеко в поле почти у самого горизонта возникла крошечная фигура и стала приближаться к ней.

Бах не думала, что ей удастся встать, но она смогла сделать это. Смысла бежать почти не было, и все же она побежала, держа в одной руке цепной нож, а другой прижимая к себе Джоанну. Если они ее догонят и попытаются схватить, она умрет на груде изрезанных тел.

Зеленый луч, словно палец, с шипением воткнулся в землю прямо у ее пятки. Она тут же перебежала в соседний ряд. О рукопашной схватке можно было забыть.

Теперь бежать было намного сложнее, ей приходилось перепрыгивать через грядки, а не двигаться вдоль них. Зато мужчина за ее спиной не мог хорошенько прицелиться.

Однако она понимала, что долго так продолжаться не может. Какой бы обширной ни была кукурузная плантация, теперь она видела, где та заканчивалась. Бах выбежала на десятиметровый участок незасаженной земли между кукурузным полем и краем купола.

Перед ней высилась сплошная четырехметровая металлическая стена. Наверху стены начинался прозрачный материал, из которого состоял купол. Снаружи купол соединяла и скрепляла целая паутина тонких кабелей.

Казалось, что бежать больше некуда, но в этот момент она увидела знакомый голубой свет.

* * *

Наружная дверь была наглухо задраена, внутренняя – открыта. Бах быстро сделала то же самое, что и Тонг, однако она знала, что у нее больше шансов продержаться хотя бы некоторое время. Шлюз был старый, без внешней панели управления. Им придется отключить аварийный сигнал внутри шлюза, а затем – прожечь дверь. А на это требовалось какое-то время.

Убедив себя, что снаружи никто не сможет разгерметизировать шлюз – прежде она даже не задумывалась о такой возможности, но теперь поняла, что в крайнем случае, если повернуть один из рычагов, включится аварийная система, которая воспрепятствует разгерметизации, – и лишь после этого осмотрелась.

Модель шлюза была рассчитана на пять человек, для прохода рабочих бригад. На полу стоял ящик с инструментами, в углу лежали мотки нейлоновых веревок. В стену был встроен шкаф.

Бах открыла его и обнаружила скафандр.

* * *

Скафандр оказался большим, но и Бах была женщиной крупной. Она растянула регулировочные ремни, чтобы поместиться внутри вместе с Джоанной.

Мысли лихорадочно крутились в голове, она изо всех сил боролась с переутомлением.

Почему здесь оказался скафандр?

Сначала она не могла найти ответ на этот вопрос, но потом вспомнила, что мужчина, который стрелял в нее, был без скафандра, как и человек на мостике. Других своих преследователей Бах не видела, но была готова поклясться, что и они тоже не носили скафандров.

Значит, та табличка на двери о мерах безопасности всеми игнорировалась. Ведь известно, что правила охраны воздушной среды и техника безопасности были чрезмерно строгими. От безвоздушного пространства ферму отделял только пластиковый купол. Поэтому данное место можно было автоматически классифицировать как опасную зону. На деле же здесь вполне можно было находиться и без скафандра.

Сами скафандры требовались только в особых случаях, чтобы выходить на поверхность. Скафандр был большим, чтобы его можно было подогнать под любую фигуру.

Интересно.

Джоанна закричала в первый раз, когда Бах застегивала скафандр. В этом не было ничего удивительного. Малышка оказалась прижата к телу Бах, но ее никто не держал. Бах быстро просунула крошечные ножки в одну из штанин скафандра, однако это было не слишком удобно. Она старалась не обращать внимания на дискомфорт, в то же время борясь с желанием дотронуться до нее. Бах повернулась к панели управления шлюзом.

Отыскав рычаг управления воздушным клапаном, она медленно повернула его и открыла небольшую щелку, чтобы воздух начал выходить, но совершенно бесшумно и люди снаружи не услышали бы этого. Часть внутренней двери начала светиться. Но Бах это не волновало, ручным лазерам вряд ли удалось бы прожечь металл. Наверняка кто-то побежал за специальной техникой. Идти в соседние шлюзы, которые также, возможно, оснащены скафандрами, особого смысла не было – они не смогли бы открыть дверь снаружи из-за давления воздуха, им также не удалось бы перезагрузить шлюз, пока она находилась внутри и могла отменить команду.

Если только они не догадаются, что она надела скафандр и не будут ждать ее снаружи, пока дверь откроется…

Она прождала несколько мучительных минут, пока весь воздух не просочился наружу. И вдруг Беллман заговорил с ней, от чего ей стало совсем не по себе.

– Твое положение безнадежно. Думаю, ты и сама об этом знаешь.

Она подпрыгнула на месте, когда поняла, что тот обращается к ней по внутренней связи, к которой была подключена рация в ее скафандре.

– Ничего не хочу слушать, – сказала она. – Полиция будет здесь через несколько минут. Вам лучше бежать отсюда, пока есть такая возможность.

– Прости. Но так дело не пойдет. Я знаю, что ты с ними связалась, но мне также известно, что они не смогли вычислить, где ты находишься.

Давление опустилось до нулевой отметки. Сжав в руке цепной нож, Бах открыла дверь. Она высунула голову. Снаружи ее никто не ждал.

Пройдя пятьдесят метров по слегка холмистой местности, она внезапно остановилась.

До ближайшего шлюза, который не вел бы обратно на плантацию, было минимум километра четыре. Воздуха ей бы хватило, но она сомневалась, что у нее достаточно сил для такой прогулки. Акушерка спасала ее от боли, которую она в тот момент должна была испытывать, но руки и ноги словно налились свинцом. Смогут ли преследователи догнать ее? Вполне возможно.

Разумеется, существовал и другой вариант.

Она подумала о том, какую участь они уготовили для Джоанны, а затем направилась обратно широкими шагами. Бах двигалась, словно конькобежец, ее ноги были совсем рядом с поверхностью.

Только с третьего прыжка ей удалось схватиться рукой в перчатке за верхний край металлической стены. Но она не смогла поднять свой вес на одной руке. Бах поняла – еще немного, и она рухнет без сил. Держась обеими руками, она кое-как вскарабкалась на узкий выступ, под ногами у нее оказались болты, которыми поддерживающие кабели крепились к верхней части стены. Она наклонилась и посмотрела через прозрачный вакуумный пластик. У внутренней двери в шлюз собралось пять человек. Один из них сидел на корточках, положив руки на колени, но затем встал и нажал на кнопку около двери в шлюз. Теперь она видела только его макушку, скрытую под синей бейсболкой.

– Ты нашла скафандр, не так ли? – спросил Беллман. Его голос был тихим и бесстрастным. Бах ничего не ответила. – Ты еще слышишь меня?

– Я тебя слышу, – сказала Бах и покрепче сжала цепной нож. Легкая вибрация в перчатке служила единственным подтверждением того, что он все еще работает. Бах прижала лезвие к пластиковой пленке и начала чертить квадрат площадью в один метр.

– Я предполагал нечто подобное, – сказал он. – Значит, ты уже выбралась. Разумеется, я не стал бы говорить о скафандре, если бы ты уже не нашла его, пока один из моих людей не добрался бы до соседнего шлюза и не вернулся бы обратно по поверхности. Именно это он сейчас и делает.

– Хм… угу. – Бах хотела, чтобы он продолжал говорить с ней. Она боялась, что они услышат жужжание ножа, когда тот будет медленно разрезать плотный пластик.

– Только ты можешь не знать, что у него есть инфракрасный датчик. Он пользовался им, чтобы выследить тебя, пока ты была внутри. Этот датчик заставляет твои следы светиться. Даже сквозь сапоги скафандра ты выделяешь достаточно тепла, чтобы он вычислил тебя. Очень хорошее устройство.

Бах об этом не подумала, и ей это совсем не понравилось. Возможно, следовало попытаться добраться до следующего шлюза. Когда этот человек явится, он увидит, что она вернулась обратно.

– Зачем ты мне все это рассказываешь? – спросила Бах. Теперь по краям квадрата появились неглубокие надрезы, но на все это ушло слишком много времени. Она сосредоточилась на нижней стороне, двигая ножом в обе стороны.

– Размышляю вслух, – сказал он с напряженным смешком. – Согласись, эта игра так бодрит? И ты – самая способная добыча, которую мне доводилось преследовать за долгие годы. В чем секрет твоего успеха?

– Я работаю в полиции, – сказала Бах. – Твои люди угодили в ловушку.

– А, это многое объясняет, – почти что с благодарностью сказал он.

– Да кто ты вообще такой? – спросила она.

– Можешь называть меня Беллманом. Когда я услышал, что твои люди называют меня так, мне понравилось.

– Почему младенцы? Я этого не могу понять.

– А почему телятина? Почему молочная ягнятина? Откуда мне знать? Я такое не ем. Я ничего не смыслю в мясе, но у меня чутье на выгодные дела и прибыльный бизнес. Один из моих клиентов заказывает младенцев, и он их получает. Я могу достать товар любого возраста. – Он снова вздохнул. – Это было так просто, что мы расслабились. Проявили беспечность. Работа казалась такой рутинной. Теперь же мы будем убивать быстро. Если бы тебя убили, когда ты только вышла на станции метро, это избавило бы нас от многих хлопот.

– Я надеюсь доставить вам хлопот больше, чем ты думаешь. – Черт возьми! Почему нож до сих пор не прорезал пластик? Она не представляла, что это будет так долго. – Если честно, я не понимаю, почему вы до сих пор меня не убили. Почему заперли вместо того, чтобы прикончить еще несколько часов назад?

– Боюсь, что из жадности, – сказал Беллман. – Видишь ли, они не собирались убивать тебя. Ты запаниковала. Я пытаюсь одновременно вести несколько дел. От живых беременных женщин тоже есть польза. У меня много клиентов. И младенцам мы находим применение. Обычно держим их несколько месяцев.

Бах знала, что как хороший полицейский должна расспросить его об этом. В департаменте захотят узнать о его деятельности. Вместо этого она со всей силы налегла на нож и едва не прокусила себе нижнюю губу.

– Такая, как ты, могла бы мне пригодиться, – сказал он. – Ты же не думаешь, что тебе удастся сбежать? Почему бы тебе все хорошенько не обдумать? Мы могли бы…

Сквозь прозрачный купол Бах увидела, как Беллман поднял голову. Он так и не дорассказал, в чем заключалось его предложение. На мгновение она увидела его лицо – самое заурядное лицо, которое можно обнаружить в бухгалтерии или в банке – и, к своему удовлетворению, поняла, что он осознал свою ошибку. Он не стал тратить время на сожаления. Тут же сообразил, где находится единственный путь к спасению. Бросив своих людей, по-прежнему пытавшихся взломать дверь в шлюз, и даже не предупредив их, Беллман со всех ног помчался обратно к кукурузному полю.

В этот момент нижняя сторона квадрата отделилась. Бах почувствовала, как будто кто-то потянул ее за руку и отошла по узкому карнизу в сторону от образовавшегося отверстия. Постепенно квадрат беззвучно оторвался и полетел вниз. По куполу во все стороны расползлись трещины, а сам пузырь едва заметно задрожал.

Картина выглядела жутковатой; было абсолютно тихо и почти ничего не видно, кроме воздуха, вихрем вырывавшегося через зияющее отверстие. Затем неожиданно полетел град стеблей, листьев и початков, они мчались во тьму стремительно, словно артиллерийские снаряды. Вскоре этот поток стал белым, и Бах не могла понять, почему.

Затем появилось первое тело, оно отлетело на впечатляющее расстояние, прежде чем приземлиться в серую пыль.

* * *

Когда приехала Лиза Бэбкок, место напоминало шумный улей. С дюжину полицейских гусеничных машин было припарковано у стены, еще несколько дюжин находились в пути. Над всеми беззвучно крутились синие огоньки. Она ничего не слышала, кроме собственного дыхания, коротких комментариев спасателей и тихого жужжание собственных ног.

Пять тел лежали вдоль стены около большого отверстия, которое пришлось проделать, чтобы транспортные средства смогли заехать на территорию плантации. Бэбкок равнодушно посмотрела на них. Они выглядели так, как и должны были выглядеть тела, которыми сначала выстрелили из пушки, а затем подвергли быстрой заморозке.

Бах среди них не было.

Она вошла под купол и не сразу смогла понять, что это за белые смятые, похожие на губку шарики, которыми здесь все было усыпано. Но, взяв в руки пригоршню, сразу догадалась – попкорн. Слой попкорна был не меньше двадцати сантиметров и продолжал расти, так как под жесткими солнечными лучами в вакууме зерна кукурузы высыхали и взрывались. Если Бах находилась здесь, то на поиски ее тела могло уйти несколько дней. Она снова вышла наружу и начала обходить стену по периметру, удаляясь от того места, где кипела работа.

Бэбкок обнаружила тело, лежащее ничком в тени стены. Его почти не было видно, и она едва не споткнулась об него. Ее удивило, что труп был в скафандре. Но если Бах успела надеть скафандр, почему же она погибла? Поджав губы, Бэбкок схватила тело за плечо и перевернула его.

Это был мужчина, который с изумлением смотрел на торчавшую из его груди рукоятку цепного ножа, окруженную похожим на смятый цветок черным пятном замерзшей крови. Бэбкок бросилась бежать.

Оказавшись перед шлюзом, она замолотила кулаками в железную дверь, затем прижалась к ней шлемом скафандра. После долгой паузы она услышала ответный стук.

* * *

Прошло еще пятнадцать минут, прежде чем они смогли подогнать спасательную машину и состыковать ее с дверью шлюза. Бэбкок была в машине, когда дверь распахнулась. Она вбежала, просто растолкав своих коллег-копов такими сильными ударами локтями, что едва не сломала им ребра.

Сначала она подумала, что, несмотря на все надежды, Бах умерла. Та полулежала, прислонившись спиной к стене и обнимала младенца. И, кажется, даже не дышала. Мать и дитя были покрыты слоем пыли, а ноги Бах – перепачканы кровью. Она казалась невероятно бледной. Бэбкок подошла к ней и протянула руки к ребенку.

Бах прижала к себе малышку, проявив удивительную силу. Ее запавшие глаза посмотрели на Бэбкок, взгляд начал проясняться. Затем она обернулась к Джоанне и улыбнулась блаженной улыбкой.

– Правда, она самое милое создание на свете?

Пустячок
[Багатель[22]22
  Итальянское слово «bagatelle», пробравшееся в английский язык, означает «безделушка, пустячок, мелочь».


[Закрыть]]

На Лейштрассе, на Сорок пятом уровне, прямо возле цветочно-сувенирного магазина «Багатель», примерно в сотне метров вниз по променаду от площади Процветания, стояла бомба.

– Я бомба, – сказала бомба прохожему. – Я взорвусь через четыре часа, пять минут и семнадцать секунд. Моя мощность равна пятидесяти тысячам английских тонн тринитротолуола.

Небольшая группа людей собралась посмотреть на нее.

– Я сработаю через четыре часа, четыре минуты и тридцать семь секунд.

Пока бомба говорила, несколько человек встревожились. Они вспомнили, что у них есть дела в других местах и устремились прочь. Чаще всего они торопились к поездам подземки до Кинг-сити. Вскоре поезда оказались переполнены, а на платформах началась толчея.

Бомба выглядела как металлический цилиндр высотой в метр и длиной в два метра, установленный на четыре поворачивающихся колеса. Наверху цилиндра были смонтированы четыре телекамеры, медленно сканирующие все вокруг, поворачиваясь на девяносто градусов. Никто не смог вспомнить, как она там появилась. Бомба немного походила на муниципальную машину для уборки улиц – возможно, из-за этого ее никто и не заметил.

– Моя номинальная мощность пятьдесят килотонн, – с легкой гордостью сообщила бомба.

Вызвали полицию.

* * *

– Так вы говорите, атомная бомба?

Начальник муниципальной полиции Анна-Луиза Бах ощутила жжение в желудке и потянулась к коробочке с лекарственными леденцами. Ей давно было пора заменить желудок, но частота, с какой она делала такие замены, вкупе с размером ее зарплаты, вынуждала ее все больше полагаться на временные меры. Да и цена клонированных трансплантатов постоянно росла.

– Она говорит про пятьдесят килотонн, – подтвердил мужчина на экране. – Не представляю, чем еще она может быть. Конечно, если только это не муляж. Мы запросили детекторы радиации.

– Вы сказали «она говорит». Вы имели в виду записку, или телефонный звонок, или что?

– Нет. Она реально с нами разговаривает. И вполне дружелюбно, но мы еще не дошли до просьбы самоотключиться. Может статься, что ее расположение к собеседнику не заходит настолько далеко.

– Несомненно. – Она сунула в рот еще один леденец. – Конечно, вызывайте взрывотехников. Потом скажите им, чтобы они ничего не предпринимали до моего приезда, только присматривали за ситуацией. Мне надо сделать несколько звонков, и я буду у вас. Через тридцать минут, не больше.

– Хорошо. Сделаю.

Ничего не оставалось, кроме как искать помощь. На Луне еще никогда не взрывали атомную бомбу. У Бах не имелось никакого опыта работы с ними, равно как у группы полицейских взрывотехников. Она набрала номер на компьютере.

Роджер Бирксон любил свою работу. Не столько из-за условий на рабочем месте – они были ужасными, – а из-за дополнительных льгот. Он пребывал на дежурстве тридцать дней, круглосуточно, за почти астрономическую зарплату. Потом получал одиннадцать месяцев оплачиваемого отпуска. Платили ему весь год независимо от того, приходилось ли ему применять свои особые таланты в течение тридцати дней дежурства или нет. В этом смысле он был как пожарный. В каком-то смысле он и был пожарным.

Свои долгие отпуска он проводил на Луне. Никто и никогда не спрашивал Бирксона, почему он так поступает. А если бы и спросили, он и сам не назвал бы причину. Но заключалась она в подсознательном убеждении, что однажды вся планета Земля взорвется, превратившись в величественный огненный шар. И он не хотел там находиться, когда это произойдет.

Работой Бирксона было обезвреживание бомб, а работал он на геополитическое административное образование под названием Объединенная Экономика Европы. Находясь на дежурстве, он мог спасти жизни двадцати миллионов европейцев ОЭ.

Из тридцати пяти терранских экспертов-взрывотехников, проводивших отпуск на Луне во время угрозы взрыва бомбы на Лейштрассе, Бирксон оказался ближе всего к предполагаемому эпицентру взрыва. Центральный компьютер отыскал его через двадцать пять секунд после того, как Бах положила трубку, доложив о ситуации. Он выстраивал патт на семнадцатом грине подземного поля для гольфа «Пылающее дерево» в полукилометре от площади Процветания, когда его сумка для клюшек зазвонила. Бирксон был богат. Он нанимал кадди[23]23
  Кадди – обычно мальчик, который подносит или подвозит на тележке клюшки для игроков.


[Закрыть], а не использовал механическое устройство. Кадди бросил флаг, который держал, и пошел отвечать на звонок. Бирксон сделал пару тренировочных замахов, но обнаружил, что утратил сосредоточенность. Он расслабился и взял трубку.

– Мне нужен ваш совет, – сообщила Бах без всяких предисловий. – Я начальник муниципальной полиции Нового Дрездена, Анна-Луиза Бах. Мне доложили об атомной бомбе на Лейштрассе, а у меня нет никого с опытом по таким проблемам. Можете встретиться со мной на станции подземки через десять минут?

– Вы с ума сошли? Я иду на семьдесят пять, осталось две лунки, легкий трехфутовый на семнадцатой и потом пар[24]24
  Пар – «нормативное» количество ударов, которым гольфист должен пройти лунку при безошибочной игре.


[Закрыть] на пять на последней лунке, и вы ожидаете, что я отправлюсь ковыряться с муляжом?

– И вы точно знаете, что это окажется муляж? – спросила Бах, желая услышать в ответ «да».

– Ну, нет, я ведь только что о ней услышал. Но девяносто процентов из них оказываются муляжами, знаете ли.

– Прекрасно. Рекомендую вам продолжать игру. А поскольку вы настолько уверены, я прикажу заблокировать «Пылающее дерево» до конца чрезвычайной ситуации. Я хочу, чтобы вы там и оставались.

Бирксон поразмыслил над ее словами.

– Насколько далеко эта ваша Лейштрассе?

– Примерно шестьсот метров. На пять уровней выше вас, и на один сектор в сторону. Не волнуйтесь. Между вами и муляжом десятки стальных пластин. Вы просто сидите там и не высовывайтесь, хорошо?

Бирксон промолчал.

– Я буду на станции через десять минут, – сказала Бах. – Прибуду в специальной капсуле. Последней на ближайшие пять часов.

И она положила трубку.

Бирксон задумчиво уставился на стену подземной полости. Затем опустился на колени и наметил линию удара. Нацелился для точной подачи мяча, сделал удар и услышал милый сердцу звук, когда мяч скатился в «чашку».

Он с тоской посмотрел на последнюю, восемнадцатую тишку[25]25
  Тишка – подставка в форме буквы Т, используемая при вводе мяча в игру.


[Закрыть] и побежал к зданию клуба.

– Я скоро вернусь, – бросил он через плечо.

Капсула Бах опоздала на две минуты, но появления Бирксона ей пришлось ждать еще минуту. Она кипела от злости, стараясь не смотреть на встроенные в запястье часы.

Бирксон вошел в капсулу все еще с клюшкой в руке, и их головы дернуло назад, когда капсула рванула с места. Они проехали лишь небольшое расстояние, потом остановились. Дверь не открылась.

– Наверное, система перегружена, – предположила Бах, слегка смутившись. Ей не хотелось в компании этого терранина быть свидетельницей проблем в работе муниципальных служб.

– А-а, – протянул Бирксон, блеснув улыбкой с невозможным количеством квадратных зубов. – Несомненно, паническая эвакуация. Полагаю, вы не остановили систему подземки?

– Нет. Я… ну, я подумала, что у большого количества людей появится шанс покинуть эту зону на случай, если та штуковина взорвется.

Бирксон покачал головой и опять улыбнулся. Он вставлял эту улыбку после каждого произнесенного предложения как точку.

– Вам лучше заблокировать город. Если это муляж, то из-за паники у вас будут сотни мертвых и раненых. Попытка эвакуации – безнадежное дело. Вы сможете спасти пару тысяч, не больше.

– Но…

– Держите людей на месте. Если бомба взорвется, то дергаться бессмысленно. Вы потеряете весь город. И никто не станет подвергать сомнению ваше решение, потому что вы будете мертвы. А если не взорвется, то вы окажетесь в выигрышном положении, потому что предотвратили панику. Сделайте так. Я знаю.

Бах в тот момент начала ощущать реальную неприязнь к этому человеку, но решила последовать его совету. Тем более что в его мышлении имелась определенная холодная логика. Она позвонила в полицейский участок и приказала накрыть город крышкой. Теперь капсулы будут удалены из перекрестной трубы подземки впереди, а двигаться будет лишь ее приоритетная капсула.

Они воспользовались несколькими минутами задержки, пока выполнялся этот приказ, чтобы оценить друг друга. Бах видела молодого блондина с квадратной челюстью в клетчатом свитере и золотистых бриджах. Лицо у него было приветливое, и это ее озадачивало. На этом лице не замечалось никаких следов тревоги. Руки не дрожали, спокойно охватывая стальной стержень клюшки. Она не назвала бы его поведение высокомерным или самоуверенным, но он ухитрялся выглядеть неунывающим бодрячком.

Тут до нее дошло, что и он ее разглядывает, и стала гадать, что он видит, но тут он положил руку ей на колено. С тем же успехом он мог дать ей пощечину. Она была ошеломлена.

– Что вы… уберите руку… сурок.

Рука Бирксона переместилась выше. Оскорбление явно оставило его равнодушным. Повернувшись на сиденье, он потянулся к ее руке. Улыбка у него была ослепительной.

– Я тут подумал, что, раз уж мы застряли, а делать нам нечего, то мы можем начать знакомиться. Никакого вреда в этом нет, верно? Просто ненавижу зря время терять, вот и все.

Бах высвободила руку и приняла защитную позу. У нее возникло ощущение, что она попала в ловушку в кошмарном сне. Но Бирксон пошел на попятный, не желая настаивать после того, как получил отпор.

– Ладно. Вернемся к этому позже. Я все же хотел бы выпить с вами или поужинать. Когда вся история закончится, разумеется.

– История… Да как вы можете о таком думать…

– …в такой момент? Знаю. Я вас услышал. Просто бомбы меня заводят, вот и все. Ну, ладно, оставлю вас в покое. – Он снова улыбнулся. – Но, может быть, ваше отношение изменится, когда это закончится.

Ей на миг показалось, что ее сейчас стошнит от сочетания отвращения и страха. Страха перед бомбой, а не этим ужасным человеком. У нее желудок завязался узлом, а он тут сидит и грезит о сексе. Да что за урод за такой?

Капсула вновь дернулась, и они отправились дальше.

* * *

Опустевшая Лейштрассе превратилась в светящуюся раму из витрин, окаймленных полосками из нержавеющей стали, и флуоресцентного потолка, по которой от станции подземки на площади торопливо шла невероятная пара: Бирксон в анахроничной одежде для гольфа, царапающий шиповками полированный каменный пол, и Бах на полметра выше его – худая, как и все жители Луны. На ней был мундир муниципальной полиции – синий нарукавник и кепи, украшенные эмблемой шефа полиции, наплечная кобура, пояс для снаряжения, с которого свисали поблескивающие и смертоносные на вид инструменты ее профессии, матерчатые шлепанцы и несколько клочков ткани в произвольно выбранных местах. В мягких условиях лунных коридоров благопристойность скончалась уже давным-давно.

Они дошли до выставленного вокруг бомбы оцепления, и Бах поговорила с командиром полицейских. Слышалась фальшиво звучащая музыка.

– Что это? – спросил Бирксон.

Офицер Вальтерс, с которым разговаривала Бах, обшарил Бирксона взглядом, прикидывая, насколько почтительно ему следует относиться к этому ухмыляющемуся придурку. Очевидно, он и был тем экспертом по бомбам, которого Бах упоминала, когда звонила, но притом он был еще и землянином и не служил в полиции. Следует ли обращаться к нему «сэр»? Он так и не смог решить.

– Это бомба. Она поет нам вот уже пять минут. Полагаю, ей больше нечего нам сказать.

– Интересно.

Лениво помахивая клюшкой, Бирксон подошел к барьеру из окрашенных стальных заграждений и начал отодвигать одно из них.

– Постойте… э-э, сэр, – окликнул его Вальтерс.

– Подождите минутку, Бирксон, – поддержала офицера Бах, подбегая к Бирксону, и едва не схватила его за рукав, удержавшись от этого в последнюю секунду.