Текст книги "Заговор Локкарта. Любовь, предательство, убийство и контрреволюция в России времен Ленина"

Но если отбросить показания, полученные при сомнительных обстоятельствах и, возможно, ужасным способом, встает вопрос: какая версия первоначальной встречи заслуживает большего доверия, британская или российская? В последующие годы Локкарт неоднократно признавал, что его рассказы о заговоре были не вполне полными и правдивыми¹⁴. С другой стороны, возможно, что большевики, писавшие свои отчеты сразу после события, хотели сфабриковать дело против британца. В конце концов они арестовали его и намеревались предать суду. Читатель должен учитывать все эти обстоятельства, формируя собственное отношение к событиям.

На следующий день после первой встречи в квартире Локкарта Лондон получил телеграмму от генерала Пула: «Чтобы взять на себя все обязанности в таких городах, как Мурманск и Архангельск, не могли бы вы выделить мне гарнизонный батальон и таким образом разгрузить действующие войска от зависимого персонала? Мне это нужно уже сейчас, а когда я займу Котлас, Вологду и Вятку, это будет еще нужнее». Вятка (ныне Киров) находится более чем в 500 километрах к юго-востоку от Котласа и примерно вдвое дальше к востоку от Вологды, то есть совсем не на пути к Германии – что странно, если генерал намеревался вновь открыть Восточный фронт. Он добавил, что «его должен сопровождать духовой оркестр, так как это неоценимо для вербовки»¹⁵. Локкарт, встретившись со своими французскими коллегами во второй половине дня 15 августа, тем не менее пытался уверить их, что дополнительные войска, выделенные из Великобритании, и тем более музыканты совершенно не нужны. Ему нужны были только латыши. «Днем я всесторонне обсудил вопрос с генералом Лавернем (французским военным атташе. – Дж. Ш.) и господином Гренаром, французским генеральным консулом…»¹⁶ Предположительно, пока он это делал, Берзин и Спрогис/Шмидхен решали эти же вопросы с Петерсом и Дзержинским.

В тот вечер Берзин и Спрогис/Шмидхен вернулись на квартиру Локкарта в 19:30, как записал пунктуальный Берзин. Там они встретились с Гренаром и Сиднеем Рейли, которого Локкарт представил как «мистера Константина» (Спрогис/Шмидхен, должно быть, уже знал его по встречам в Петрограде с капитаном Кроми). О Муре ничего не сказано. Гренар никогда не писал, что произошло потом, как и Спрогис/Шмидхен, и даже Рейли в своей «автобиографии» (бóльшая часть которой была отредактирована и отшлифована его вдовой – точнее, одной из вдов, его четвертой женой). Локкарт написал в своих мемуарах только, что «на следующий день я передал латышам бумагу, в которой было сказано: „Прошу пропустить через английские линии подателя сего, имеющего сообщить важные сведения генералу Пулу“, – и познакомил их с Рейли»¹⁷. В отчете за 1918 год он еще добавил, что процитировал им слова президента Вильсона о правах малых наций на самоопределение и что «Берзин выразил удовлетворение этим заявлением». Также Берзин остановился на необходимости защиты латышских военнопленных, удерживаемых союзниками или русскими, и поэтому настоял на том, чтобы он и его коллеги обсудили этот вопрос с генералом Пулом в Архангельске, – для этого Локкарт и предоставил «бумагу», которая должна была послужить рекомендацией.

Но этого было явно недостаточно. В действительности Локкарт, должно быть, считал эту встречу кульминацией многих месяцев борьбы с большевизмом. Не посоветовавшись с Лондоном, потому что он не имел такой возможности, но в то же время и считал, что это не нужно, Локкарт предпринял в ту ночь необратимые шаги: он сжал пружину. Отныне заговор будет развиваться до тех пор, пока ЧК не положит ему конец.

За более подробным рассказом о произошедшем мы снова обратимся к капитану Берзину. Он писал, что Локкарт выступал в роли переводчика Гренара, когда тот обращался к нему и Спрогису/Шмидхену: «Судя по вашему вчерашнему разговору с послом [Локкартом], судьба Латвии вас очень волнует. Если нам, союзникам, удастся отвоевать ее у немцев, хотя мы не имеем конкретных полномочий от наших правительств, тем не менее мы можем обещать вам вознаграждение за ваше сотрудничество – самоопределение в полном смысле этого слова». Берзин дословно повторил это заявление Гренара в своем отчете, а Петерс – в своем.

Что касается других вопросов, поднятых в тот вечер, то Берзин выразил беспокойство, «как бы… мы не оказались в полном подчинении союзникам». Два дипломата попытались его успокоить: «Мы сделаем все возможное, чтобы удовлетворить требования латышей». Они предложили Берзину завербоваться в стрелковую дивизию, чтобы помочь организовать в ее недрах националистическую латышскую партию. Они поинтересовались, сколько латышских солдат расквартировано в Москве, и повторили, что те не должны воевать против генерала Пула. Когда речь снова зашла о деньгах, то Берзин подсчитал, что на все приготовления потребуется от четырех до пяти миллионов рублей (примерно 350 миллионов рублей на 2021 год. – Примеч. переводчика). Это говорит об опыте Дзержинского или Петерса в подобных ситуациях: немедленно согласившись предоставить эту сумму, Локкарт и Гренар автоматически оказались вовлечены в контрреволюционную деятельность. Существуют доказательства, что они были готовы найти десять миллионов рублей¹⁸.

И вот сделан роковой шаг: Локкарт предоставил не одну бумагу, как он пишет в мемуарах, а целых три, чтобы латыши могли проконсультироваться с генералом Пулом: одну для Шмидхена, другую для вымышленного офицера Крыша Кранкля, имя которого Берзин придумал на месте, и третью для Яна Буйкиса, которого Спрогис/Шмидхен рекомендовал Локкарту. Так Буйкис был возвращен в игру, и именно поэтому он смог убедительно написать о последующих поворотах сюжета спустя почти пятьдесят лет.

В конце встречи Локкарт проинструктировал двух латышей: «Больше сюда не приходите»¹⁹. Это не было трусостью: британец никогда не избегал риска, намеревался следить за заговором из тени и управлять им до последнего. Однако он не был шпионом – и это одна из причин, по которой он поручил Берзину общаться с ним в дальнейшем опосредованно, через Рейли.

Но была и другая причина. Локкарт ожидал, что вскоре будет задержан и выслан, как и генеральный консул Гренар. Это обстоятельство тоже объясняет присутствие Рейли: «Если бы при отъезде дипломатического корпуса все деньги не были переданы, у лейтенанта Рейли <sic!> были бы оставлены векселя, чтобы мы могли осуществить задуманное», – пишет Джордж Хилл, с которым Рейли поддерживал тесный контакт²⁰.

Ранее Хилл действовал в воздухе, будучи офицером Военно-воздушных сил Британии, консультировал Троцкого по вопросам создания российских военно-воздушных сил и даже помогал создать большевистскую секретную службу, одновременно организовав собственные сети шпионов, курьеров и диверсионных подразделений. Они работали против немцев в Украине и на юге России, иногда в сотрудничестве с большевиками. Кроме того, он устроил сеть из восьми московских конспиративных квартир, а также готовил маскировку и фальшивые паспорта, предвидя, что ему придется уйти в подполье, чтобы работать против нынешнего российского правительства. Это время наступило в начале августа, когда в Архангельск прибыл генерал Пул и большевики начали усложнять жизнь всем союзникам в стране. Рейли тогда тоже залег на дно, поэтому Локкарт называл его «мистером Константином». Теперь Хилл и Рейли должны были вместе работать над заговором, который запустил Локкарт. Рейли возглавил эту операцию, так как Хилл считал, что тот «знает ситуацию лучше, чем любой другой британский офицер в России, а также держит в руках более тонкие нити, поэтому я согласился сотрудничать с ним и оставить ему контроль»²¹.

Стоит еще раз процитировать отчет Хилла: «Предлагаемый переход латышских войск на нашу сторону… не мог быть осуществлен без серьезного воздействия на московский и петроградский центры. Одновременные перемены на фронте, в Москве и Петрограде уничтожили бы советское правительство»²². Именно так: что бы ни говорили в Уайтхолле тогда или позднее о том, что вторжение в Россию необходимо только для защиты поставок от немцев и открытия Восточного фронта, на самом деле они стремились уничтожить советскую власть с момента высадки Пула из Мурманска, если не раньше.

Что касается Брюса Локкарта, его цель, вне всякого сомнения, была точно такой же. Как только он решил, что контрреволюционные силы растут, о чем говорили его латышские гости, он перестал колебаться: он станет катализатором, как того и хотел (по его мнению) Лондон; он свяжет латышей с генералом Пулом, который с их помощью сможет пойти дальше и захватить Вологду. Это запустило бы все дальнейшие события, потому что Вологда была последней важной остановкой на Сибирской железной дороге перед Петроградом на западе и Москвой на юге. Тот, у кого был контроль над Вологдой, мог угрожать любому из этих городов, а также контролировать доступ России к богатым сибирским месторождениям. Таким образом, именно Брюс Локкарт, а не Сидней Рейли был инициатором «заговора Локкарта», и его целью было уничтожение большевизма. Запустив часовую бомбу, он намеревался теперь отойти в сторону и позволить настоящим людям, работающим под прикрытием, взять дело в свои руки. Вот только ни он, ни они не понимали, что латыши – на самом деле чекисты.

Часть 4
Конец

Глава 14
Заговор Локкарта

В субботу 17 августа, днем, Ян Спрогис вернулся на квартиру, которую делил с Яном Буйкисом и Яном Авотиным. «Сегодня вечером я иду на тайную встречу, – сказал он им. – Локкарт будет покупать латышские винтовки у Берзина». Авотин не принял слова друга всерьез, хотя стоило бы¹. В семь часов вечера лейтенант Шмидхен (он снова взял это имя) встретился с Рейли и Берзиным (которого по-прежнему считал предателем) в кафе «Трембле» на Цветном бульваре. Почти сразу же Рейли передал 700 000 рублей (около 47 миллионов российских рублей на 2021 год. – Примеч. переводчика) на содержание латышских стрелков. По его словам, это был лишь первый взнос. Из этой суммы полмиллиона поступило от французов, а остаток – от американцев. Подарок в 200 000 рублей точно «соответствовал крупному специальному авансу Каламатиано в этот период»². Локкарт, должно быть, разговаривал в тот день с генеральным консулом Девиттом Клинтоном Пулом, который и санкционировал расходы.

Позже, сперва в том же кафе, а потом во время прогулки мимо знаменитых цветочных киосков и рынка, Рейли объяснил своим спутникам остальную часть плана. Разумеется, этот план принадлежал не только ему: Локкарт и французские коллеги участвовали в его разработке не меньше, а может быть, и больше, чем Рейли, пригласив его к работе только тогда, когда поняли, что могут покинуть Россию, а он останется. В пользу этого говорит тот факт, что Рейли практически сразу отказался от прав на план, и это важно, учитывая, что впоследствии он возьмет на себя полную ответственность за него: «План действий… был разработан одним французским генералом, фамилию которого он мне не назвал», – доложил Берзин ЧК несколько дней спустя³. Разумно предположить, что Гренар, с которым Локкарт советовался 15 августа, привлек к заговору главу французской военной миссии в России, генерала Лаверня, и тот предоставил им необходимые военные знания.

План, кто бы ни был его автором, вышел дерзким и безжалостным; его создатели понимали, что хлебные бунты вызвали Февральскую революцию и могут вызвать еще одну. Агенты союзников, которые ранее занимались саботажем против немцев на оккупированных территориях России, теперь выступили против большевиков. Рейли мог и не знать, что генерал Лавернь запросил у Второго бюро в Париже «яд для скота и гниль для зерновых и картофеля в малых пакетах, а также ящики с консервами»⁴, но он рассказал латышам о планах разрушить мосты и железнодорожные линии, чтобы остановить поставки продовольствия. Тогда голодные жители Петрограда и Москвы, в том числе латышские стрелки, поймут, что нынешний режим не может их прокормить. Тем временем, утверждал Рейли, другие агенты союзников будут накапливать продовольствие на складах вблизи крупных городов. Сразу после контрпереворота оно будет роздано, а люди накормлены.

Таков был фон и одновременно предпосылка для восстания. Что касается основных планов, то Рейли хотел, чтобы Берзин организовал переброску двух латышских полков из Москвы в Вологду. Там они должны были бы выполнять работу, изначально отведенную Чехословацкому легиону: захватить город и передать его генералу Пулу и его войскам, когда они прибудут. Затем должно было произойти восстание в Москве – либо на заседании Совнаркома, либо на совместном пленарном заседании ЦИК и Московского совета. Ленин, Троцкий и другие лидеры большевиков, которых ожидали на обоих заседаниях, должны быть арестованы небольшой группой отчаянных людей, возглавляемой самим Рейли, но поддерживаемой другой дивизией латышей, якобы охранявших мероприятие. «На случай заминки, – пообещал Рейли, – остальные заговорщики и я будем иметь при себе гранаты»⁵. Одновременно дополнительные латышские полки должны были захватить Московский государственный банк, телефонные и телеграфные конторы и главные железнодорожные станции. Затем руководители переворота объявили бы в столице военную диктатуру до прибытия союзных войск из Вологды.

Заговорщики не полагались полностью на латышей. Как известно, Локкарт и Рейли уже имели связи с подпольными белогвардейцами Московского национального центра. В своей «автобиографии» Рейли утверждал, что 60 000 белогвардейцев под начальством царского офицера – генерала Юденича были готовы выйти из укрытия, как только начнется переворот. На самом деле Юденич в это время был связан с петроградскими, а не с московскими заговорщиками. Позже он будет организовывать против большевиков белые силы в Прибалтике. Возможно, он не играл никакой роли в московских событиях, но московские белогвардейцы точно были в них замешаны. Рейли сказал, что они будут объединены в заранее подготовленные отряды для патрулирования города и поддержания порядка в районах проживания рабочего класса, где можно ожидать сопротивления⁶.

Как известно, Локкарт и Рейли имели налаженные связи с Русской православной церковью. Патриарх Тихон, которому они ранее летом передали чемодан с деньгами, организовал публичные молитвы и проповеди в поддержку переворота.

Сам патриарх объявит благодарственный молебен в утро восстания.

Одна из рекомендательных бумаг, подписанных Локкартом

Тем временем в штаб-квартиру генерала Пула в Архангельске Рейли передал три бумаги, подписанные Локкартом две ночи назад. На них стояла дата 17 августа. Он также отдал латышам зашифрованное послание Локкарта генералу Пулу – еще один знак того, что шотландец действительно присутствовал, участвовал в заговоре и желал его продолжения.

По окончании встречи трое мужчин разошлись в разные стороны. Берзин принес сообщение и три письма прямо в ЧК. Впоследствии их будут использовать в качестве улики против заговорщиков.

Шифрованное послание генералу Пулу также должно было попасть в архивы ЧК, однако ни один историк никогда не ссылался на него. Возможно, это было сообщение, просто представлявшее трех латышей британскому генералу. А возможно, ЧК так и не расшифровала его. Во всяком случае, после доклада Петерсу Спрогис/Шмидхен вернулся на квартиру, которую он делил с двумя другими Янами. Вероятно, он был стукачом. А Рейли в свою очередь докладывал обо всем Брюсу Локкарту.

Должно быть, была глубокая ночь, но с Локкартом все еще оставались генерал Лавернь и генеральный консул Гренар. Мура тоже не могла не присутствовать, поскольку жила в той квартире. Просил ли ее Локкарт покинуть комнату, когда явился «король шпионов»? Он не упоминает о ней, рассказывая о том вечере, но, как станет ясно позднее, она почти наверняка знала о роли Рейли в этом деле. В своих мемуарах Локкарт очевидно преуменьшал значение этой встречи: он всего лишь написал, что Рейли вернулся после встречи со Спрогисом/Шмидхеном и Берзиным, чтобы выдвинуть «предложение поднять после нашего отъезда контрреволюционное восстание в Москве с помощью латышей. Проект этот был категорически отвергнут генералом Лавернем, Гренаром и мною…»⁷.

Но едва ли стоит этому верить. Во-первых, помощь Латвии в контрреволюции была темой предыдущей встречи на квартире у Локкарта; более того, Локкарт и его коллеги уже давно думали, как вовлечь латышей в контрреволюцию. Почему они должны были категорически отказаться от латышского предложения, переданного Рейли, в такой критический момент? Они бы наверянка приняли его. Во-вторых, через несколько дней Локкарт сообщил секретарю американского посла Норману Амуру, который остался, когда посол бежал в Архангельск, что у него есть «возможность выкупить латышские войска, [и] эта схема известна и одобрена французским и американским консулами»⁸.

В-третьих, когда оба они избежали смерти и благополучно вернулись в Англию, Рейли подарил Локкарту серебряную шкатулку с гравировкой «От преданного лейтенанта, в память о событиях августа-сентября в Москве 1918 года»⁹. Эта надпись вызывает вопросы: «преданного?» «лейтенанта?» Это не слова человека, затеявшего заговор с целью свержения большевиков вопреки желанию своего шефа. О том, что Локкарт был шефом Рейли в России, а тот – его лейтенантом, ясно свидетельствует другой документ Министерства иностранных дел, где утверждается, что молодой шотландец «использовал» старшего коллегу «в каких-то политических целях»¹⁰. В-четвертых, в конце жизни Локкарт признался своему сыну, что «работал с Рейли гораздо теснее, чем публично заявлял»¹¹. И наконец, Рейли сказал двум латышам, что план заговора разработал французский генерал, – почему же тогда генерал Лавернь (единственный претендент на звание «французского генерала») категорически это отрицает? Рейли был далеко не первым человеком, который говорил Локкарту, Лаверню и Гренару о контрреволюционной помощи латышей (как об этом пишет Локкарт в мемуарах), и поэтому невозможно поверить Локкарту, что они втроем категорически отказались от его предложения. Конечно, он и двое французов поддержали инициативу Рейли и велели ему действовать дальше.

Никто не понимал, что их обманули, но большевики вскоре знали о заговоре абсолютно всё. Как только капитан Берзин узнал «о грозившей опасности т. Ленину», он «сейчас же поехал к нему, и доложил о дьявольских планах негодяев, и предупредил быть осторожным. Но Владимира Ильича все эти планы английских мерзавцев только развеселили, он расхохотался и воскликнул: „Совсем как в романах!“»¹². Однако это не помешало его лейтенантам принять все меры предосторожности. Дзержинский и Петерс внимательно следили за происходящим, получая доклады Спрогиса/Шмидхена и Берзина после каждой встречи с Рейли. ЧК также выделила людей для постоянного наблюдения за квартирой Локкарта, поскольку, как объяснил Петерс, «все подозрительные лица и лица, против которых было установлено, что они являются активными сотрудниками контрреволюционно-шпионской организации Локкарта, Пула, Гренара и К^о, часто посещали эту квартиру»¹³.

По словам Яна Буйкиса, у ЧК был еще один способ обмануть заговорщиков. Они знали, что Локкарт захочет следить за латышами – не сам, а через кого-то, кому он доверяет, поэтому Дзержинский дал своим агентам указание сообщать шотландцу, где латыши собираются встретиться. Буйкис так писал об этих местах впоследствии: «Мы встречались с Берзиным только в условленных местах. Обычно ими были Оленьи пруды и территория аттракционов парка „Сокольники“»¹⁴. Это похоже на сцену из великого фильма Орсона Уэллса «Третий человек» (1949), где фигурирует гигантское колесо обозрения, – только в этом случае британская слежка за парком аттракционов, по словам Буйкиса, «лишь подтверждала нашу „надежность“ и еще больше укрепляла его [Локкарта] доверие к нам»¹⁵.

* * *

Второй раз Рейли, Берзин и Спрогис/Шмидхен встретились (об участии Буйкиса ни в этой, ни в последующих встречах не упоминается) 19 августа, через два дня после встречи в кафе «Трембле». На этот раз собрание проходило в переулке Грибоедова, 4, на конспиративной квартире, снятой Берзиным по предложению Рейли. У Рейли были конкретные задачи для латышских соучастников в дополнение к общим задачам, которые он наметил ранее. Он хотел узнать об орудиях, расположенных вдоль главной железнодорожной линии между станцией Рогожино, находившейся далеко на западе от Москвы на пути к Латвии, и Черкизово, западным пригородом Москвы: в этом промежутке находилось девять артиллерийских батарей пятидюймовых орудий и две батареи восьмидюймовых орудий британского производства. Рейли дал задание: «Желательно узнать, в каком состоянии находятся эти орудия».

Возможно, Рейли хотел знать, какие военные препятствия могут поджидать на железной дороге, если британские части, тайно сформированные в Латвии, направятся на восток, чтобы помочь своим товарищам по антибольшевистскому движению. А может быть, он думал, что оружие может быть украдено, доставлено в Москву и использовано в восстании.

Рейли также хотел получить информацию о железнодорожной станции в Митькино, расположенной к западу от Москвы, где, как ему сообщили информаторы, 700 латышских солдат охраняли несколько вагонов с золотом и банкнотами царского режима. Их необходимо захватить, когда начнется переворот; эти средства могли бы помочь финансировать новое правительство. Затем Рейли перешел к вопросу пропаганды среди латышских дивизий. Согласно этому плану, его латышские коллеги должны получить доступ к печатному станку, организовать издание антибольшевистских и националистических брошюр и прокламаций на латышском языке, а также «найти людей из своей среды, которые могли бы взять на себя труд читать воззвания». Они должны будут сформировать латышский патриотический антикоммунистический комитет¹⁶.

В дальнейшем Рейли еще несколько раз встречался с Берзиным и Спрогисом и продолжал давать им деньги, в общей сложности от 1,2 до 1,4 миллиона рублей[3]3
  Около 94 млн рублей на 2021 год. Примеч. ред.


[Закрыть]. С Берзиным он также обсуждал Якова Петерса («Только пуля излечит его от большевизма», – считал Рейли) и что делать с Лениным и Троцким после ареста. Позже все британские руководители заговора, включая Рейли, заявили, что всего лишь планировали выставить их на посмешище, проведя по улицам Москвы в нижнем белье. Не стоит относиться к этому серьезно. По словам Буйкиса, Локкарт сказал ему: «Если Ленин будет жить, наше предприятие провалится»¹⁷. По словам Берзина, Рейли заявил: «Лучше расстрелять Ленина и Троцкого в день переворота». Несомненно, так и было задумано. Локкарт и глазом не моргнул, когда ранее узнал о плане Савинкова расправиться с большевистскими лидерами, – это понимало и Министерство иностранных дел: наивно думать, что кто-то на его месте поступил бы иначе. Можно предположить, что заговорщики сначала унизили бы большевиков, а затем приказали их расстрелять.

Есть еще одна причина полагать, что заговорщики не погнушались бы убийства. И Хилл, и Рейли поддерживали связь с лейтенантом Эрнестом Бойсом, который, по мнению Муры, подозревал ее в шпионаже в пользу Германии. Бойс спросил у «G», другого агента (вероятно, русского), «готов ли он убрать одного или двух видных агентов советского правительства». Неизвестно, было ли это предложение связано конкретно с заговором Локкарта, но «G» пригрозил обнародовать эту информацию, и начальник Бойса, лейтенант Уэбстер, якобы начальник паспортного контроля, «счел целесообразным заплатить ему, чтобы против нас не возбудили новых подозрений»¹⁸.

Рейли часто обсуждал с латышами дату переворота в Москве. Он узнал, что большевистские руководители соберутся вместе только 6 сентября, на неделю позже, чем было запланировано. Это должно было его встревожить: перенос даты давал властям больше времени для подготовки к отражению заговора. Но Рейли этого не понял и подумал, что отсрочка даст ему и его коллегам больше времени для организации переворота.

Докладывал ли Рейли обо всем происходящем тем, кто задумал заговор, так же, как два латыша докладывали Дзержинскому и Петерсу? В своих воспоминаниях и Локкарт, и Рейли утверждали, что нет, но на их свидетельства нельзя целиком полагаться. Берзин в 1938 году принудительно дал показания, что Рейли иногда советовался с Локкартом, прежде чем решить, что Берзину делать дальше. Учитывая обстоятельства, при которых сделаны эти показания, читатель сам волен принять решение, верить им или нет. Но Локкарт в своем «Секретном и конфиденциальном меморандуме о предполагаемом заговоре союзников в России», написанном по возвращении на родину, утверждал: «Я старался видеться с Рейли как можно реже», а затем признался, что встречался с ним по крайней мере два раза за две недели с 15 августа. В первый раз Рейли «выказал большое доверие Берзину – откровенно признаюсь, мы все его разделяли». Затем, «примерно 25 августа», Локкарт видел Рейли еще раз, когда организовал для него встречу с «американским и французским консулами и генералом Лавернем».

Последний факт довольно любопытен и важен, поскольку вечером того же дня решающая встреча действительно состоялась. Возможно, она была проведена для того, чтобы люди на местах могли отчитаться перед начальством. На встрече присутствовало большинство заговорщиков из числа союзников, однако общее число присутствующих определить невозможно. Американский генеральный консул Девитт Клинтон Пул провел ее в американском консульстве, которое считалось более безопасным, чем места, которые могли предоставить британцы или французы. Хотя встреча проходила под эгидой американцев, председателем на ней был Гренар. Присутствовали также Лавернь и главный французский тайный агент и диверсант в России полковник Анри де Вертамон, который ранее занимался «борьбой» против немцев в Украине¹⁹. Пул позаботился о том, чтобы привезти Каламатиано. Великобританию на этом собрании представляли Рейли и его близкий коллега по шпионажу Джордж Хилл. По словам Петерса, Локкарт тоже присутствовал; согласно другим данным, его там не было, однако фраза самого Локкарта, процитированная выше, позволяет предположить, что он все-таки находился среди участников, и с этим согласен Роберт Сервис – один из самых надежных, знающих и искушенных в этом деле историков²⁰. Также в тот день в американском консульстве был один из латышей (мы не знаем, кто именно) и, по словам Петерса, один француз – Рене Маршан, специалист по шпионажу и журналист французской газеты Le Figaro. Почему-то у Гренара сложилось впечатление, что журналистика лишь его прикрытие и что на самом деле он работает на французскую разведку. Однако генеральный консул ошибся. Это был случайный человек.

За две недели до этого Пул собрал подпольщиков Каламатиано, Вертамона и Рейли и сказал, что они должны быть готовы к совместной работе, когда консулы и чиновники, такие как он, Гренар и Локкарт, покинут Россию²¹. Эти трое поверили ему на слово, о чем вскоре узнал Рене Маршан. То, что он услышал, привело его в ужас.

«Я услышал, что английский агент готовится разрушить железнодорожный мост через реку Волхов перед станцией Званка, – писал Маршан. – Достаточно взглянуть на карту, чтобы понять, что уничтожение этого моста означало бы полное исчерпание ресурсов в Петрограде (выделено курсивом в оригинале. – Дж. Ш.)». Английским агентом, на которого ссылался Маршан, был Сидней Рейли. Затем, как вспоминал журналист, «французский агент добавил, что он уже пытался взорвать мост в Череповце, что с точки зрения снабжения Петрограда продовольствием будет иметь тот же эффект, что и разрушение моста у Званки». На этот раз, видимо, говорил Вертамон, который продолжил излагать свои планы по подрыву и уничтожению подвижного состава на различных линиях. «Ни на минуту, – писал далее Маршан, – [все это] не нарушило спокойствия Пула или Гренара, для которых этот план, похоже, не был новостью»²².

Очевидно, что такие меры повредили бы не Германии, с которой воевали Великобритания, Франция и Америка, а «безропотным русским рабочим»²³. Будучи французским патриотом, Маршан думал, что этот план можно было бы одобрить, если бы русское правительство намеревалось выступить на стороне Германии против союзников и возобновить войну. Однако он не видел никаких доказательств того, что это произойдет: напротив, оккупация Германией различных частей страны только усилила ненависть к ней русских. Планы союзников были не просто аморальными, заключил француз, но и контрпродуктивными.

В какой-то момент вечера один из латышей «поднял вопрос об автономии Латвии». После он доложил Якову Петерсу, что несколько присутствующих посмеялись над ним: «не время заниматься такими пустяками»²⁴.

В конце собрания слово взял генеральный консул Гренар. «Крайне важно, чтобы большевизм был скомпрометирован в глазах западных социалистов, – продекламировал он. – Несомненно, существует некое соглашение между большевиками и немцами… Телеграмма из большевистского военного комиссариата или другой документ, подтверждающий вышеизложенное предположение, имел бы огромную ценность. Я думаю, что заполучить нечто подобное возможно…» Он имел в виду, что документ, подтверждающий, что Ленин и Троцкий работают на Германию, при необходимости можно сфабриковать. Его наличие сделало бы убедительным обвинение в том, что Ленин получил немецкое золото, чтобы вернуться в Россию, и что большевики подкуплены Германией.

Маршан написал о роли Гренара на этой встрече только после войны; в тот момент он хотел положить конец антибольшевистским махинациям союзников. Первоначальной формой его протеста стало письмо на имя президента Франции Анри Пуанкаре, в котором он осуждал далеко зашедших агентов, однако ни словом не упомянул об аккредитованных представителях союзных правительств, которые их инструктировали. Этот тактический шаг позволил ему сохранить репутацию лояльного француза и независимого репортера. Маршан все-таки не хотел, чтобы его считали подкупленным журналистом большевиков, как не хотели этого и сами большевики. Когда шокированный француз пришел к Ленину и Дзержинскому после встречи в американском консульстве, те посоветовали ему, как лучше поступить: он должен написать президенту Франции и оставить письмо в своей квартире, чтобы чекисты могли изобразить удивление, когда найдут его. Они принесут его начальству, которое лучше знает, что с ним сделать. Так в итоге и произошло, но никто никогда не верил, что Маршан не хотел, чтобы его письмо было обнаружено.

Мы можем представить Дзержинского, который поздней ночью одиноко сидел в своем кабинете на Лубянке, читая отчеты Берзина, Спрогиса/Шмидхена, Буйкиса и Петерса и планируя, что делать. И вот к нему на стол ложится письмо Маршана, и отблеск торжества проскальзывает в его налитых кровью глазах. Не может быть случайностью, что именно в тот день, 25 августа, он вновь возглавил ЧК.