Текст книги "Заговор Локкарта. Любовь, предательство, убийство и контрреволюция в России времен Ленина"

* * *

После этих двух неудач британский агент в России продолжал проводить все более опасные тайные встречи. Неправильно думать, что он был дилетантом, который беззаботно парил в облаках, – каким его изображают некоторые историки. Решительный, азартный, непримиримый, способный и в высшей степени уверенный в себе, Брюс Локкарт собирался исправить ситуацию, поскольку был уверен, что именно этого от него ожидает Уайтхолл. Он наверняка подозревал, что большевики внимательно следят за ним, но это его не останавливало. Он затеял интеллектуальную игру против ЧК, а следовательно, против Феликса Дзержинского и Якова Петерса.

Британский агент встретился с лидером Национального центра 13 июля, то есть сразу после подавления восстания Савинкова¹⁹. Три дня спустя, на этот раз в сопровождении Фернана Гренара, он посетил еще одну тайную встречу и по собственному почину передал организации один миллион рублей (около 70 миллионов российских рублей на 2021 год. – Примеч. переводчика). Француз сделал аналогичный взнос. Они планировали объединить усилия и найти для организации ошеломительную сумму в восемьдесят один миллион рублей (около 5 миллиардов российских рублей на 2021 год. – Примеч. переводчика), еще десять миллионов рублей для генерала Алексеева, который теперь предлагал объединиться с чехами (если они все-таки вернутся в Вологду), и полмиллиона для Савинкова, который скрывался в подполье²⁰. Локкарт придумал, как перевести свою долю этих огромных сумм: он выписывал чеки МИДа в фунтах стерлингов на британскую фирму «Камбер-Хиггс и компания» в Москве: она обналичивала их в рублях и отправляла в Лондон для погашения долга²¹.

Однако недавняя двойная неудача заставила его переосмыслить схему интервенций. Ранее он считал, что чехи – залог успешной оккупации, поскольку, отправляясь на запад для противостояния большевикам, они символически устанавливали флаг союзников на всем протяжении Сибирской железной дороги. «Человек, который контролирует Центральную Сибирь, станет экономическим хозяином России», – наставлял он Министерство иностранных дел²². Но чехи, как всегда, были сосредоточены только на своих целях и подвели Бориса Савинкова не меньше, чем союзники. Если они не сыграют роль, которую им отвели противники большевиков, то кто ее сыграет? Брюс Локкарт вспомнил о Латышской стрелковой дивизии.

Солдаты Латышской стрелковой дивизии

На первый взгляд это кажется странным. Как показал историк Джеффри Суэйн в серии глубоко проработанных статей, исключительно важную роль в Октябрьской революции сыграли стрелки, числом около двадцати тысяч человек. Они очистили полки от антибольшевистских настроений и разгромили первые кампании контрреволюционеров; обеспечили руководство новой Красной армией, которую начал создавать Троцкий; спасли большевиков, разгромив анархистов и левых эсеров в отдельных одинаково беспощадных операциях; посланные противостоять чехам, стрелки почти в одиночку эффективно справились с ними. Стрелки подавили беспорядки в Псковской губернии, Новгородской губернии, Великих Луках, Старой Руссе и Саратове. По словам Суэйна, «очевидно, что присутствие латышских стрелков имело решающее значение для выживания большевиков во время кризиса»²³.

Почему Латышская стрелковая дивизия оказалась столь эффективна и надежна, объяснить нелегко. Возможно, находясь так далеко от дома, стрелки не могли просто бросить оружие и дезертировать, как это сделали многие русские солдаты. Возможно, будучи чужаками в России, они чувствовали себя зависимыми от правительства, которое платило, кормило и давало им жилье. Тем не менее они воспринимали оккупацию Латвии Германией так же, как многие украинцы, – как оскорбление нации. Точно так же Брест-Литовский договор патриотичные латыши и украинцы воспринимали как плевок, а анархисты и левые эсеры – как унизительную капитуляцию большевиков перед германским империализмом²⁴.

Неясно, когда Локкарт начал думать о вербовке латышей в контрреволюционное движение. В июне, в рамках поддержки местного сопротивления немецким оккупантам от Британии, он хотел направить средства Латышскому временному национальному совету, который собирал силы для изгнания оккупантов²⁵. Возможно, это зародило идею в его голове²⁶. Через месяц она укоренилась – а возможно, это произошло месяцем позже, в июле, когда генерал Пул в Мурманске стал нетерпим к чехам и также начал вербовать латышей для борьбы с большевиками на севере²⁷. Поскольку Локкарт поддерживал тесную связь с капитаном Кроми, то, вероятно, знал, что военно-морской атташе вербует латышских моряков для помощи в разгроме Балтийского флота России. К тому времени он также должен был знать, что несколько старших лейтенантов Савинкова ранее служили офицерами в Латышской стрелковой дивизии. И конечно, он обсуждал этот вопрос с Сиднеем Рейли, который утверждал, что с первого момента своего пребывания в большевистской России понял: «Если бы я мог подкупить латышей, моя задача была бы простой»²⁸.

Все знали, что Ленин пошлет Латышскую стрелковую дивизию, чтобы остановить союзников, когда они пойдут на юг от Архангельска. Тем летом Локкарт задавал себе такие вопросы: «А что, если латыши не остановят союзников?», «Что, если они пропустят их, потому что союзники покорили их взятками и мотивациями – например, обещанием помощи в строительстве независимой Латвии?» Латышская стрелковая дивизия заняла в сознании Локкарта место, которое раньше занимали чехи.

Тонко чувствующий настроения в обществе Феликс Дзержинский уловил начинающиеся изменения. «Глухие слухи о попытке англо-французов подкупить командный состав нашей [Латышской стрелковой] дивизии» дошли до него еще до того, как Савинков поднял свое неудачное восстание в начале июля²⁹. Если это правда и латышские стрелки действительно отказались от подкупа союзников, результаты могли стать фатальными для большевиков. Как ЧК может помешать этому последнему гамбиту союзников? Могут они обратить его себе на пользу? Феликс Дзержинский начал разрабатывать план.

Глава 11
Расчеты Дзержинского

Феликс Дзержинский оказался в тяжелом положении. Двое убийц фон Мирбаха были чекистами и вручили немецкому послу рекомендательное письмо за подписью Дзержинского. Историки до сих пор расходятся во мнениях о подлинности письма¹. Но в то время у немцев не было никаких сомнений: они считали, что Дзержинский санкционировал убийство Мирбаха (что маловероятно), а затем не смог поймать убийц (что, бесспорно, так). Более того, он не арестовал комитет левых эсеров, который отдал приказ убийцам, – напротив, комитет взял его самого под стражу, когда он прибыл на допрос, и держал, пока не пришла на помощь дивизия капитана Берзина! Чтобы успокоить немцев, Ленин согласился с отставкой Дзержинского. Его место занял Яков Петерс. Однако Дзержинский остался невидимым главой ЧК. Он играл центральную роль в последующих событиях и был серым кардиналом событий, случившихся 25 апреля.

Дзержинский подготовил свой план за несколько недель до июльских восстаний на Верхней Волге и в Москве. «Нам также было известно, – вспоминал Яков Петерс, – что союзнические консульства в Советской России являются штабом контрреволюционных организаций»². Теперь консулы пытались подкупить Латышскую стрелковую дивизию. Что мог с этим поделать Дзержинский?

В середине июня 1918 года начальник отдела ЧК спросил одного из своих молодых подчиненных, Яна Авотина, бывшего офицера Латышской дивизии, нет ли у него «двух свободных комиссаров для поездки в Петроград с важным поручением». Авотин сразу же предложил двух друзей, тоже бывших латышских военных, Яна Буйкиса и Яна Спрогиса, с которыми он жил в одном доме. О Спрогисе Авотин писал, что в те дни он был «невысокого роста, худой, собранный, ловкий, уверенный, склонный к выдумкам и розыгрышам». Что касается Буйкиса, Авотин писал, что тот «немного крупнее, проще, скромнее, мягче, дисциплинированнее, но менее самостоятельный». Два Яна, оба латыши, будут играть главные роли в драме, которой суждено вот-вот развернуться³.

На следующий день после того как Авотин сообщил их имена начальству, два Яна получили повестку от Дзержинского. Когда они вошли в его знаменитый спартанский кабинет, глава ЧК совещался с Яковом Петерсом. Дзержинский «выглядел сильно исхудавшим, глаза воспалены». Он сказал им: «Мы вызвали вас по важному, очень важному делу». Он пересказал им различные контрреволюционные акции, совершенные Савинковым, чехами и другими «звеньями одной вражеской цепи» и резюмировал: «Наша задача – выявить ее и уничтожить. Для этого нам нужно проникнуть во вражеское подполье». Он считал, что латышам, «бывшим офицерам царской армии, легче, чем кому-либо другому, выдать себя за противников советской власти и войти в интересующую нас антисоветскую среду»⁴.

Три Яна: Спрогис, Буйкис, Авотин

Дзержинский послал их в Петроград, «крупный очаг контрреволюционных организаций», но не в одиночку. Вместе с ними он решил отправить более высокопоставленную фигуру – Александра Энгельгардта. «Импозантный мужчина лет сорока», тот тоже был латышом, но происходил из богатой рижской аристократической семьи. Он был крупным торговцем на черном рынке, его поймали на контрабанде в Финляндию, и Дзержинский лично завербовал его. Он считал, что этот элегантный и убедительный агент сможет сгладить грубость более молодых коллег в высоких белогвардейских кругах, куда им предстояло внедриться⁵.

Обратите внимание, что Дзержинский и Петерс (который тоже был латышом) выбрали трех латышей для выполнения этой важнейшей миссии. Они прекрасно понимали, что этот триумвират представляет собой особенно заманчивую приманку, которую можно бросить и англичанам, и французам. Отметим также, что агентов послали в Петроград: именно там Фрэнсис Кроми замышлял уничтожение русского Балтийского флота. Кроми, как и Локкарт, давно интересовался латышами, потому что знал: многие из них не просто разочарованы в большевизме, но и служат на кораблях, которые находятся в порту Петрограда⁶. Кого из них можно подкупить, когда придет время топить эти суда? Он тайно советовался с одним латышом, чтобы выяснить это. Но все было не так уж секретно: Дзержинский знал об этих намерениях. Наверное, поэтому глава ЧК направил латышей не в Москву, а в Петроград, – он был уверен, что Кроми захочет поговорить с теми, за кого они себя выдавали.

Первой целью троицы из ЧК, прибывшей в Петроград, было установить контакт с британским военно-морским атташе. Вторая – внедриться в его организацию. Третья – отвлечь его, увести от настоящих разочарованных латышей, которые действительно могли помочь в свержении большевизма; раскинуть перед ним веер возможностей и убедить в том, что именно они могут ему помочь. В конечном итоге ЧК могла полностью уничтожить организацию Кроми, а вместе с ней и его самого.

Трое людей Дзержинского взяли себе псевдонимы: Буйкис стал Брейдисом, Спрогис – Шмидхеном, а Энгельгардт – Штегельманом. Прибыв в Петроград, они потратили несколько недель, чтобы завести знакомства с бывшими офицерами, приглашая их в рестораны, добиваясь близкой дружбы. Однако никто из них не познакомил их с Кроми⁷. Однажды, гуляя по берегу Невы, троица проходила мимо латышского ДК, расположенного напротив здания Адмиралтейства. На афише было написано, что вечером будут танцы и живая музыка, угощения и открытый бар. Бесплатная еда и напитки в такое суровое время! «Мы должны посетить этот „оазис культуры“», – сказал один из латышей.

Так они и сделали: в назначенный час все трое явились в костюмах, галстуках, с накрахмаленными воротничками и в офицерских фуражках с козырьком. «Мы были молоды и словоохотливы», – вспоминает Буйкис/Брейдис. Официантка рассказала им, что этот вечер – часть цикла подобных вечеров. Большинство посетителей составляли матросы и офицеры со сторожевого корабля, который стоит неподалеку. Всю эту феерию оплачивает капитан. Сам он регулярно приходил на танцы, но танцевал редко, вместо этого предпочитая выпивать и совещаться с важными мужчинами в дальней части зала.

Этого было достаточно, чтобы заинтересовать трех офицеров разведки из Москвы. Они стали приходить в ДК каждый раз, когда там устраивались танцы. Они познакомились с латышским капитаном сторожевого судна и его офицерами и нашли с ними общий язык – им было неприятие большевизма. «Через два месяца, – вспоминал Буйкис/Брейдис, – мы настолько вошли в доверие к вражеской антибольшевистской организации, что ее руководители сами предложили нам встретиться с Кроми»⁸.

Эти воспоминания, опубликованные в 1960-е годы, вызвали бурную реакцию и сделали Яна Буйкиса известным в России, однако им не следует слепо доверять. Самое вопиющее в них то, что Буйкис присвоил себе ту роль, которую на самом деле играл его товарищ Ян Спрогис, выдававший себя за Шмидхена. Также Ян Буйкис не упомянул, что сразу после приезда в Петроград его «узнал… какой-то приятель по флоту, который воскликнул: „Ты кого привел? Это же чекист!“» Быстро сориентировавшись, молодой агент по-военному крутанулся на пятках и «в полной тишине, среди замерших в растерянности гостей» вышел⁹. Спрогис, он же Шмидхен, и Энгельгардт, он же Штегельман, продолжили миссию в Петрограде, недосчитавшись третьего участника изначального трио.

Теперь нужно изучить связанные с этими событиями рычаги, на которые параллельно нажимал Феликс Дзержинский. Незадолго до того как он задумал операцию против Кроми, Дзержинский получил ценную информацию при допросе пленных контрреволюционеров. Полковник Фридрих Андреевич Бриедис, герой войны и бывший командир 1-го Латышского стрелкового полка, который в настоящее время работал на советскую военную разведку против немцев, на самом деле был двойным агентом.

Полковник Фридрих Бриедис

Фридрих Бриедис (не путать с Брейдисом, псевдонимом Буйкиса) был одним из основателей подпольного СЗРС (Союза защиты Родины и Свободы) Савинкова и начальником его разведки и контрразведки¹⁰. Более того, в Петрограде он вел дела с капитаном Кроми и Сиднеем Рейли. В том самом Латышском клубе, который обнаружила троица из Москвы, они обсуждали, как будут взрывать Балтийский флот России, чтобы упростить оккупацию Архангельска и последующую контрреволюцию.

Дзержинский принял эту информацию с пониманием – возможно, он бы улыбнулся, если бы мог. Латышский полковник был ему полезен. Бриедис был контрреволюционером, но поскольку он одновременно был и латышским националистом, то, как и все большевики, хотел, чтобы немцы исчезли из его страны. До тех пор, пока его целью был подрыв интересов немцев, ЧК могла его нанять, держа под строгим наблюдением, и, возможно, через него выйти на других контрреволюционеров. Неудивительно, что агентом, которому Дзержинский поручил следить за полковником, был не кто иной, как Ян Спрогис, – и он работал под тем же псевдонимом Шмидхен, который использовал месяцем позже в операции против Кроми¹¹ (что свидетельствует о том, что опыт работы Спрогиса в контрразведке был больше, чем предполагали его товарищи). Однако Шмидхен не просто наблюдал за полковником Бриедисом – они стали друзьями.

Возможно, именно через Спрогиса/Шмидхена ЧК узнала, что полковник дружен с капитаном Берзиным из Латышской стрелковой дивизии. Их сплотили общий героизм и преодоление трудностей военной жизни, а также латышская национальность. По факту же Бриедис завербовал своего старого друга в подразделение разведки, работавшее против немцев. Берзин не знал, что Спрогис также работает и на Савинкова. Примерно в мае-июне (вероятно, перед началом военного траления в Петрограде) Бриедис познакомил Берзина с еще одним латышом, своим новым другом Шмидхеном. Берзин не знал, что настоящее имя Шмидхена – Ян Спрогис, что он присматривает за полковником Бриедисом и работает на ЧК¹².

В начале июля, когда траление в районе Петрограда шло полным ходом, но еще не принесло плодов, полковник Бриедис помог Савинкову провести восстание в Ярославле. Он ждал, что на помощь придет подкрепление от французов и британцев, но этого не случилось. Красноармейцы пленили полковника, затем последовало наказание: Дзержинский отправил его в Бутырскую тюрьму (где в феврале 1917 года глава ЧК пребывал сам). Сидя за решеткой, зная, что скоро предстанет перед палачом, и скрежеща зубами при мысли о том, что союзники не помогли им, как обещали, – полковник Бриедис размышлял о том, что его страна растоптана немецкими оккупантами, его товарищи-латыши из стрелковых дивизий не более чем пушечное мясо для большевиков, а он не в силах им помочь.

Но Дзержинский и Петерс оставили его в живых. Феликсу Дзержинскому не было равных в игре в кошки-мышки. Он понял, что патриотизм Бриедиса, а главное, его связь с капитаном Кроми могут ускорить операцию в Петрограде, если представить троих чекистов британскому военно-морскому атташе. И это были далеко не все открывавшиеся возможности.

То, что Яков Петерс и сам был латышом, сильно упрощало дело. В конце июля, после долгих и тщательных бесед с Дзержинским, Петерс вызвал заключенного – своего земляка – в кабинет на Лубянке. Хотя на столе лежал заряженный револьвер, председатель ВЧК говорил по-латышски, и это обезоруживало заключенного. Петерс был убежденным большевиком-интернационалистом, но тоже (по его словам) испытывал нежные чувства к родине. Он знал, что Бриедис имеет связь с капитаном Кроми в Петрограде и она может быть полезна им обоим.

Петерс сказал Бриедису, что понимает московских латышей, под которыми он подразумевал латышских стрелков: они сыты по горло революцией, хотят вернуться домой и, конечно, не хотят ввязываться в перестрелку с британскими войсками, если последние пойдут на юг из Мурманска и Архангельска. Однако если британцы это сделают, то большевистское правительство неизбежно пошлет стрелков, чтобы остановить их. Он сказал, что хотел бы избавить их от этой участи: Ленин может найти другие войска. Также Петерс рассказал, что выступал против подписания Брест-Литовского договора и до сих пор настроен против немцев. То же самое он мог бы, не кривя душой, сказать о Дзержинском – и, вероятно, так и сделал. Затем он объяснил Бриедису, что его план нанесет урон только Германии, общему врагу России и Латвии. Таким образом, у Бриедиса появился последний шанс выступить от имени своего народа.

Суть предложения Петерса несчастному, обреченному на гибель полковнику заключалась в следующем: он должен написать рекомендательное письмо капитану Кроми. Петерс передаст его доверенному агенту, последний (в сопровождении человека, назначенного Бриедисом) отнесет письмо Кроми, у которого попросят рекомендацию для генерала Пула в Архангельске. Встретившись с генералом, они передадут ему, что латышские стрелки обещают остаться в стороне, когда союзные войска пройдут через Россию, чтобы вновь открыть Восточный фронт, – если он взамен пообещает, что союзники помогут бойцам стрелковой дивизии вернуться на родину.

Несомненно, полковник Бриедис выслушал это предложение спокойно, но он также не мог не понимать, что это оно давало ему короткое воскрешение. Он был обречен, но мог совершить последний поступок во имя своих соотечественников. Поэтому рекомендательное письмо было незамедлительно написано; доверенным лицом полковник назначил своего друга, капитана Берзина.

Этот новый план показывает, как безжалостны, хитры и амбициозны были Дзержинский и Петерс и как последнему искусно удавалось входить в роль. Изначально они хотели уничтожить капитана Кроми, но теперь их цель была поистине грандиозной. Конечно, они не собирались оставлять латышских стрелков в стороне, когда придут союзные захватчики. Они собирались одолеть не только Кроми, но и генерала Пула, заманив его самого и его людей в ловушку к югу от Архангельска и уничтожив их там с помощью латышских стрелков, которые обещали отступить.

У бедного полковника, вероятно, были совсем другие, противоречивые мысли, которые он оставил при себе. Он надеялся, что обманет Дзержинского и Петерса, – скорее всего, он решил, что союзники, победив Германию, сочтут своим долгом вознаградить латышских стрелков не только репатриацией, но и поддержкой в создании независимого латвийского государства. Таким образом, стороны заключили соглашение, придерживась каждая своей позиции и имея взаимоисключающие интересы.

Однако события той встречи можно восстановить и по-другому. Возможно, Дзержинский и Петерс были более откровенны с полковником Бриедисом. Они могли сыграть на том, что союзники не прислали подкрепление в Ярославль, – возможно, они разъяснили ему истинную цель плана, и Бриедис решил свести счеты с теми, кто предал его и его товарищей несколькими месяцами ранее¹³.

Так или иначе, ЧК получила от полковника Бриедиса желанное письмо капитану Кроми, и беседа затянулась до глубокой ночи. После Петерс, чей револьвер все еще лежал на столе, закрыл свои знаменитые глаза и заснул. Он был удовлетворен. Или же он только сделал вид, что спит: возможно, это была уловка, призванная усыпить бдительность полковника Бриедиса¹⁴.

* * *

Подведем итоги, чтобы несколько прояснить эту чрезвычайно сложную и непрозрачную ситуацию. В конце весны – начале лета 1918 года Феликс Дзержинский и его второй помощник, Яков Петерс, начали две взаимосвязанные контршпионские операции. В ходе одной три оперативника – Спрогис/Шмидхен, Буйкис/Брейдис и Энгельгардт/Штегельман – были отправлены в Петроград, чтобы установить контакт с капитаном Кроми, проникнуть в его организацию и уничтожить ее. Вторая операция была более сложной. С одной стороны, она будто бы должна была упростить первую: нужно было обмануть полковника Бриедиса или убедить его облегчить чекистам путь к Кроми. Это знакомство, в свою очередь, могло свести чекистов с генералом Пулом. Большевистским агентам нужно было заручиться доверием британского генерала, узнать о его планах и заманить его армию в ловушку, чтобы уничтожить – так же, как и Кроми, военно-морского атташе Великобритании.

Феликс Дзержинский и Яков Петерс намеревались использовать полковника Бриедиса, обмануть капитана Кроми, а после – генерала Пула. А затем у них возникла необходимость обмануть собственных агентов.

* * *

Для передачи рекомендательного письма полковника Бриедиса Дзержинский выбрал Энгельгардта. В конце июля – начале августа латышский аристократ, переодетый Штегельманом, в сопровождении Спрогиса, переодетого Шмидхеном (а не Берзиным, как того хотел Бриедис: вероятно, он считал, что Шмидхен и Берзин похожи), встретился с Кроми – то ли во французской гостинице в Петербурге, то ли в посольстве. У пары с собой было не только письмо, составленное полковником Бриедисом, но и рекомендации от офицеров Латышского клуба. Таким образом, они выказали все возможное уважение к бывшему командиру морской пехоты.

В ходе первой встречи чекисты также познакомились с элегантным и опасным Сиднеем Рейли. За этой встречей последовали другие, в ходе которых стороны оценивали друг друга. Похоже, что у агентов ЧК все-таки получалось произвести впечатление, так как Кроми наконец сказал, что «тайная борьба против нового правительства приобретает большой размах и они могут принять участие в этой борьбе». Позднее Спрогис/Шмидхен хвастался, что ему не пришлось никого вербовать в поддержку контрреволюции – наоборот, его «приветствовали… и он сам был завербован»¹⁵.

Однако Кроми не захотел быть посредником между пострадавшими латышами и генералом Пулом, как на то надеялись Петерс и Дзержинский. Возможно, он проявил осторожность или же решил, что самые важные решения должен принимать Брюс Локкарт – лидер британских заговорщиков. Возможно, он последовал совету Рейли и хотел направить латышей к Локкарту (в этой версии уверен Робин, сын Локкарта)¹⁶. Как бы то ни было, Кроми составил письмо, которое они должны были передать не генералу Пулу в Архангельск, а Локкарту в Москву. Он запечатал его так, чтобы его нельзя было прочесть. Но затем он дал Спрогису/Шмидхену свою визитку с записью на обороте: «Поговорите о взаимных интересах с людьми Гоппера». Она предназначалась для Локкарта и ставила их обоих под удар, поскольку Карлис Гоппер, еще один командир Латышской стрелковой дивизии, был известным контрреволюционером. Когда к власти пришли большевики, он покинул свой пост в знак протеста, стал одним из основателей СЗСР и участвовал в неудавшемся восстании под Ярославлем вместе с Савинковым и полковником Бриедисом.

Хотя Буйкис не был участником последовавших событий, его описание, вероятно, правдиво, поскольку он повторял то, что сообщил ему Спрогис. Спрогис и Энгельгардт жили в одном номере в петроградской гостинице «Селект». Они получили от Кроми письмо и визитную карточку, а на следующий день к ним в дверь постучал Сидней Рейли, который хотел убедиться, что письмо действительство у них и они доставят его по месту назначения. Конечно, письмо было у чекистов, но лишь потому, что они еще не отвезли его Феликсу Дзержинскому и Якову Петерсу в Москву.

Теперь оба агента точно знали, что англо-французская разведка следит за ними. В тот же день они выехали из Петрограда в Москву. Высадившись на Московском вокзале, они сделали все возможное, чтобы сбить возможных шпионов со следа: «…приехав в столицу, мы с вокзала пошли пешком, предпочитая тихие улочки и проходные дворы»¹⁷. В конце концов они добрались до Лубянки. Феликс Дзержинский и Яков Петерс вскрыли конверт и прочитали, что Кроми организовал свой отъезд из России и планирует «хлопнуть дверью», – очевидный намек на то, что он взорвет Балтийский флот¹⁸. В свое время они проследят за этим, но сначала воспользуются знакомством с Брюсом Локкартом. Если они не смогут убедить Кроми передать письмо с рекомендациями генералу Пулу, то, возможно, на это согласится Локкарт.

Дзержинскому и Петерсу необходимо было, чтобы Энгельгардт/Штегельман поддерживал связь с Кроми, поэтому его отправили обратно в Петроград. Однако им требовалась еще одна высокопоставленная фигура, чтобы сопровождать Спрогиса/Шмидхена, когда он пойдет к Брюсу Локкарту передать заново заклеенный конверт. Они выбрали кандидатуру, ранее предложенную Бриедисом, – капитана Берзина. В конце концов, они со Шмидхеном были уже знакомы. Петерс и Дзержинский поручили Спрогису завербовать Берзина в контрреволюционную организацию Бриедиса. Затем они поручили начальнику Берзина передать ему, чтобы он ждал агента империалистов, латышского националиста, настроенного против большевиков. Берзин должен убедить этого человека в своих симпатиях к его настроениям и позволить ему себя завербовать.

Множество хитросплетений и зеркальных отражений: Дзержинский и Петерс виртуозно обманывали не только своих врагов-британцев, но и собственных агентов. У них было два латышских агента, которые работали вместе, но ни один не знал, что именно другой докладывает о нем своему начальству. Начальников ЧК волновала лояльность латышей: сотрудничество агентов было устроено так, что если один из них дрогнет, другой незамедлительно узнает об этом и сообщит. (Политика перестраховки была мудрой: латышские стрелки действительно созрели для подчинения, как и предполагал Локкарт. В этот момент Курт Рицлер, бывший главный помощник убитого немецкого посла фон Мирбаха, также вел переговоры с латышскими офицерами об их участии в антибольшевистском перевороте и предлагал им такую же взятку, как и Локкарт. Но Рицлер отказался от этой схемы, когда ход войны обернулся против его страны.)¹⁹

Так или иначе, Спрогис/Шмидхен послушно расставил то, что сам считал ловушкой. «Большевики разоряют Россию, продали ее и особенно Латвию немцам, – сказал он Берзину между 8 и 10 августа. – Только внешняя сила в виде союзников может освободить страну от немецкого ига… Каждый честный гражданин должен помогать союзникам… и чехословакам». Хотя Берзина предупреждали, что от его напарника можно этого ожидать, он все равно доложил на него в ЧК, доказав так Дзержинскому и Петерсу, что те могут ему доверять²⁰.

Спрогис доложил Петерсу и Дзержинскому, что держит Берзина под контролем. Берзин сообщил Петерсу и Дзержинскому, что держит под контролем молодого Шмидхена (Спрогиса). 14 августа два латыша: агент ЧК, который имел при себе рекомендательное письмо Брюсу Локкарту от капитана Кроми и делал вид, что он латышский националист, и офицер латышской армии, который представлялся антибольшевиком, но работал на ЧК, каждый из которых не понимал другого и считал его предателем, – постучали в дверь британского спецагента в России.