Текст книги "Не делись со мной секретами"

Глава 14

Они пошли смотреть фильм «Касабланка» несмотря на то, что видели его уже несколько раз по телевизору. По настоянию Джесс они сели в заднем ряду возле прохода. По дороге в кинотеатр они ничего не говорили, молчали во время просмотра фильма и перекинулись всего несколькими словами, когда после сеанса шли в ресторан. Ни разу не притронулись друг к другу.

Ресторан, расположенный на проспекте Северный Линкольн, оказался маленьким полутемным шумным заведением, которое специализировалось на ростбифах. Они сели за крохотный столик на двоих в глубине зала и только после того, как сделали заказ официанту, у которого в носу болталась золотая сережка, попытались заговорить.

– Я где-то читала, – сказала Джесс, – что когда начали снимать фильм «Касабланка», то сценарий еще не был готов, и актеры толком не знали, какую роль они исполняют и что должны делать. Бедняжка Ингрид Бергман, видно, без конца спрашивала режиссера, в кого же она должна влюбиться.

Адам засмеялся.

– В это трудно поверить.

Воцарилось молчание. Взгляд Адама заскользил по темно-вишневым стенам. Джесс взяла теплую булочку из хлебной корзиночки на столе, разломила пополам и стала есть.

– У вас отличный аппетит, – заметил он, продолжая рассматривать зал.

– Я всегда отличалась прожорством.

– Ваша мама учила вас доедать все, что лежит на тарелке?

– В этом не было нужды. – Она быстро проглотила одну половину булочки и принялась за вторую.

– У вас, наверное, отличный обмен веществ?

– Я заметила, что частая истерика не позволяет толстеть, – поведала ему Джесс, отправляя в рот очередной кусок, одновременно думая, почему им как-то неловко вдвоем. Им было легче общаться, когда они едва знали друг друга. Вместо того, чтобы чувствовать себя непринужденно, каждая новая встреча приводила к еще большей напряженности, как будто они впадали в эмоциональное оцепенение. Возможно, вызванное ими самими.

– Мне не нравится слово «истерика», – произнес он после продолжительной паузы.

– Что в нем вам может не нравиться?

– Оно несет в себе некий негативный подтекст – объяснил он. – Я предпочитаю выражение «высокая энергия».

– Вы думаете, что это одно и то же?

– Две части одного уравнения.

Джесс задумалась.

– Не знаю. Но я знаю одно: с детских лет разные люди предлагают мне расслабиться.

– Что только укрепило негативный образ, который вы оставили о себе как об истерическом человеке. – Наконец он посмотрел ей прямо в глаза. Джесс даже вздрогнула от напряженности его взгляда. – Когда люди советуют вам расслабиться, то это означает, что именно они страдают от вашей высокой энергии, а не вы. Но делают так, что виновной чувствуете себя вы. Ловко, правда?

– Еще одна из ваших интересных теорий.

– Разве вы не помните, что я интересный малый? – Он взял хлебную палочку и откусил от нее кончик.

– Чем вы, собственно, занимаетесь, продавая обувь?

Он рассмеялся.

– Разве вас задевает то, что я продаю обувь?

– Почему это меня должно задевать?

– Дело в том, что мне нравится продавать обувь, – сказал он, отодвигая стул и вытягивая под столом ноги на их полную длину. – Каждый день я прихожу на работу в десять часов утра, ухожу домой в шесть вечера. За исключением четвергов. По четвергам я являюсь в магазин в час дня и ухожу в девять вечера. И отключаюсь, дома магазинные дела меня не занимают. Не надо готовиться к очередному трудовому дню. Никаких забот, никакой ответственности. Прихожу на работу и продаю обувь. Потом иду домой. Пришел, увидел, победил, или как там говорится?

– Но, должно быть, на вас действует удручающе, когда кто-нибудь займет у вас массу времени, а купит всего одну пару обуви или, того хуже, вообще ничего не купит.

– Это меня не волнует.

– Вы получаете комиссионные?

– Да, оплата включает зарплату и комиссионные.

– Значит, комиссионные сказываются на уровне вашей жизни.

Он пожал плечами, сел поровнее на стуле.

– Я – хороший продавец.

Ногам Джесс было тепло в новых зимних сапожках.

– Что ж, я могу подтвердить это. – Его улыбка порадовала ее. – А как относительно интеллектуальной стороны?

Казалось, вопрос поставил его в тупик.

– Что вы имеете в виду?

– Вы, несомненно, очень умный человек, мистер Стон. А в интеллектуальном плане вы получаете немного, когда целыми днями занимаетесь таким делом.

– Напротив, я встречаю самых разнообразных людей, людей ярких и интересных. На данном этапе своей жизни я получаю от них весь необходимый мне интеллектуальный заряд.

– В чем же, собственно, состоит смысл вашей жизни?

Он пожал плечами.

– Я еще не подобрал к этому ключ.

– Где вы учились в школе?

– В Спрингфилде.

– А в колледже?

– Откуда вы взяли, что я учился в колледже?

– Сама так решила.

Он натянуто улыбнулся.

– В университете Лойолы.

– Вы закончили университет Лойолы, а теперь продаете обувь?

– Разве это считается преступлением в округе Кук?

Джесс почувствовала, что покраснела.

– Простите. Я, наверное, зарываюсь. Это звучит довольно высокомерно.

– Вы говорите, как государственный обвинитель.

– Вы находите?

– Расскажите мне об убийце из самострела, – попросил он, неожиданно изменив тему разговора.

– Что?

– Всю минувшую неделю я следил по газетам за вашими успехами.

– И что вы обо всем этом думаете?

– Думаю, что вы выиграете дело.

Она расхохоталась веселым легким смехом, испытывая странную признательность за выражение такого доверия.

– Будете ли вы требовать высшей меры наказания?

– Если мне представится такая возможность, – ответила она просто.

– А каким образом казнят людей в этом штате в настоящее время?

Подошел официант с двумя бокалами бургундского красного вина.

– Смертельный укол. – Джесс быстро поднесла к губам бокал.

– Я бы рекомендовал дать вину постоять несколько минут, – посоветовал официант.

Джесс послушно поставила бокал на стол. Она невольно подметила иронию в сочетании своих слов с одновременным желанием выпить вино.

– Стало быть, смертельный укол, так ведь? Одноразовые шприцы для больше не нужных людей. Думаю, в этом есть определенная справедливость.

– Я бы не стала ронять слезы из-за таких, как Терри Вейлс, – сказала Джесс.

– Вы совсем не сочувствуете уголовникам из низшего класса?

– Совершенно.

– Попробую отгадать: ваши родители – традиционные республиканцы.

– Вы – противник смертной казни? – спросила Джесс, хотя была не уверена, что у нее достанет сил, чтобы вступить в длительную дискуссию о преимуществах и недостатках высшей меры наказания.

Наступило молчание.

– Думаю, что некоторые люди заслуживают смерти, – наконец произнес он.

– Вы сказали это так, как будто имеете в виду кого-то конкретно.

Он засмеялся, хотя и невесело.

– Нет, никого не имею в виду.

– На самом деле мой отец зарегистрирован как демократ, – сообщила Джесс после очередной длинной паузы.

Адам поднял свой бокал к носу, вздохнул аромат вина, но пить не стал.

– Понятно. Вы сказали, что ваша мама умерла.

– Тут недалеко находится парк, – продолжала Джесс, обращаясь как бы к себе. – Парк Оз. Мама обычно катала меня там в детской коляске, когда я была грудным ребенком.

– Как умерла ваша мама? – спросил он.

– От рака, – выпалила Джесс и глотнула из бокала с вином.

Адам посмотрел на нее с удивлением, потом с тревогой.

– Вы говорите неправду. Почему?

Рука Джесс, державшая бокал, затряслась, несколько капель вина, похожие на капли крови, упали на толстую белую скатерть.

– Откуда вы взяли, что я говорю неправду?

– Это написано на вашем лице. Если бы вас подключили к детектору лжи, то стрелка бы моталась по всей странице.

– Никогда не следует соглашаться проверять себя на детекторе лжи, – сказала Джесс, ставя бокал на стол, обхватив его обеими руками, чтобы унять дрожь, признательная ему за то, что он несколько отвлекся.

– Не следует соглашаться?

– Их показания слишком ненадежные. Виноватый может проскочить через такую проверку, а невиновный завалиться на ней. Если вы не виновны, но не сумели пройти через эту проверку, то считается, что вы виновны. Если вы не виновны и успешно прошли через такую проверку, то все равно с вас подозрения не снимаются. Поэтому вы ничего не выигрываете, но все можете проиграть, соглашаясь на такую проверку, то есть в тех случаях, когда вы невиновны.

– А если я виновен? – спросил он.

– Тогда вы можете рискнуть. – Джесс вытерла салфеткой губы, хотя они и так были сухими. – Конечно, в Управлении прокурора штата придают большое значение этим проверкам, поэтому считайте, что я вам ничего не говорила на эту тему.

– Ничего не говорили о чем? – поинтересовался Адам, а Джесс лишь улыбнулась. – Почему вы не хотите сказать мне, что случилось с вашей мамой?

Улыбка тут же слетела с ее лица.

– Я думала, у нас с вами уговор.

– Уговор?

– Разве вы не помните? Не рассказывать секретов и не лгать.

– Разве есть что-то таинственное в том, как умерла ваша мама?

– Это длинная история. Мне бы не хотелось вдаваться в ее подробности.

– Тогда оставим эту тему.

Официант принес заказанные блюда.

– Осторожнее, тарелки очень горячие, – предупредил он.

– Выглядит отлично, – произнесла Джесс, глядя на в меру зажаренный кусок говяжьей вырезки, лежащий в собственном соку темного цвета.

– Положить вам сливочное масло в запеченную картофелину?

– И масло, и сметану, – сказала ему Джесс, – и побольше.

– Мне тоже, – поддержал ее Адам, наблюдая, как Джесс полоснула ножом кусок жареной говядины, – мне нравится женщины с хорошим аппетитом, – заметил он со смехом.

Несколько минут они были поглощены едой и молчали.

– Что за человек была ваша жена? – спросила Джесс, отковыривая часть запеченной картофелины.

– Постоянно сидела на диете.

– Слишком полная?

– Мне так не казалось. – Он отрезал порядочный кусок мяса и отправил его в рот. – Конечно, с тем, что я думал, не очень-то считалась.

– Похоже, что вы с ней не на дружеской ноге.

– Это и явилось одной из причин нашего развода.

– А я со своим бывшем мужем в дружеских отношениях.

Адам скептически посмотрел на нее.

– Если хотите знать, мы действительно хорошие друзья.

– Это тот знаменитый Грег? Которому вы сказали: «Отправляйтесь домой, Грег?»

Джесс засмеялась.

– Нет, не он. Грег Оливер – коллега по работе в ведомстве прокурора. Он подвез меня до дома.

– А вы сами не водите машину?

– Моя машина попала в небольшую аварию.

В глазах Адама сверкнула искра беспокойства.

– Но в тот момент в машине меня не было.

Его взгляд выразил облегчение.

– О, это замечательно! Что за авария?

Джесс покачала головой.

– Я бы предпочла не говорить об этом.

– У нас быстро иссякают все темы для разговора, – отметил он.

– Что вы хотите этим сказать?

– Ну, вы не желаете говорить о своей машине или о своей матери, о сестре или свояке, и я не помню, отец тоже исключается из тем для разговора?

– Понятно, что вы имеете в виду.

– Значит, так. Тема о бывшем муже вроде бы не закрыта. Может быть, нам и не отходить от этой темы. Как его зовут?

– Дон. Дон Шоу.

– И он адвокат и вы с ним хорошие друзья.

– Да, мы друзья.

– Зачем же тогда разводиться?

– Это трудно объяснить.

– И вы бы предпочли не говорить об этом?

– А почему развелись вы? – задала Джесс встречный вопрос.

– Объяснить тоже очень сложно.

– Как ее зовут?

– Сьюзен.

– И она опять вышла замуж, работает декоратором и живет в Спрингфилде.

– Мы начинаем уже повторяться. – Он помолчал. – Верно? Мы не углубились дальше поверхности, правда?

– Вы имеете что-нибудь против поверхностного взгляда? Я решила, что вам нравится продавать обувь из-за любви к внешнему виду.

– Пусть будет так. Скажите мне, Джесс Костэр, какой ваш счастливый номер?

Джесс рассмеялась, положила в рот еще кусочек жареной говядины, тщательно начала его жевать.

– Я спрашиваю серьезно, – продолжал Адам, – если мы хотим скользить по поверхности, то мне бы хотелось, чтобы она была размечена. Назовите счастливый номер.

– Не думаю, что у меня первый номер.

– Выберите любой от одного до десяти.

– Хорошо... Четыре, – импульсивно произнесла она.

– Почему четыре?

Джесс рассмеялась, почувствовала себя маленькой девочкой.

– Думаю, потому, что это любимая цифра моего племянника. А она ему нравится потому, что это любимая цифра Большой Птицы – героя телевизионной передачи «Улица Сисейм».

– О Большой Птице я знаю.

– Неужели продавец обуви смотрит передачу «Улица Сисейм»?

– Торговцы – непредсказуемые люди. Ваш любимый цвет?

– Если честно, то я никогда много об этом не думала.

– Подумайте об этом сейчас.

Джесс опустила вилку на тарелку, оглядела полутемный зал, ища каких-то намеков на ответ. – Не уверена. Может быть, серый.

– Серый? – Он казался ошеломленным.

– Что, серый не подходит?

– Джесс, серый ни для кого не является любимым цветом!

– Ах вот что? Ну что же, а у меня серый. А у вас?

– Красный.

– Меня это не удивляет.

– Почему же? Почему это вас не удивляет?

– Ну, красный – это сильный цвет. Веский. Динамичный. Основательный.

– И вы думаете, что все это характеризует меня как личность?

– А разве нет?

– Вы думаете, что серый характеризует вас?

– Этот вопрос становится более сложным, чем вопрос о моем разводе, – заметила Джесс, и оба рассмеялись.

– Есть ли у вас любимая песня?

– У меня такой нет. Честно.

– Ничего такого, при звуках чего вам хочется увеличить громкость?

– Ну, мне нравится ария из оперы «Турандот». Знаете, которую исполняет тенор в саду, когда он остается там один...

– Боюсь, в оперном искусстве я большой невежда.

– Вам знакома передача «Улица Сисейм», но вы не знаете оперы, – задумчиво произнесла вслух Джесс.

– А что еще вам нравится?

– Мне нравится моя работа, – ответила она, отмечая, как умело он уходит от разговора о себе. – И мне нравится читать, когда есть свободное время.

– А что вы любите читать?

– Романы.

– Какие романы?

– Преимущественно детективные романы. Агату Кристи, Эда Макбейна, писателей в этом роде.

– Что еще вам нравится делать?

– Распутывать запутанные картинки-загадки. И мне нравится долго гулять по набережной озера. И покупать обувь.

– За что я вам навеки признателен, – признался он с веселым блеском в глазах. – И вам нравится кино.

– И мне нравится кино.

– И вы любите садиться возле прохода.

– Точно.

– Почему?

– Почему? – повторила Джесс, пытаясь скрыть неожиданно охватившую ее неловкость. – Почему люди любят места возле прохода? Потому что на них свободно, наверное.

– Стрелка опять соскочила со страницы, – заметил Адам.

– Что?

– Детектор лжи. Вы не прошли проверку.

– Зачем же мне лгать в отношении места возле прохода?

– Вы не солгали относительно того, что вам нравятся места возле прохода. Но вы сказали неправду о том, почему они вам нравятся. И я не знаю, почему вы это сделали. Вы сами объясните мне это.

– Какая глупость!

– Вопрос о местах возле прохода тоже попадает под запрещенные темы.

– Тут и говорить-то не о чем.

– Скажите мне, почему вы настаивали на том, чтобы сесть возле прохода.

– Я не настаивала.

Он надул губы, как мальчишка.

– Нет, настаивали.

– Нет, не настаивала.

Они оба рассмеялись, но некоторая напряженность все равно сохранилась.

– Не думаю, чтобы мне понравилось, если бы меня называли лгунишкой, – проронила Джесс, трогая салфетку на коленях, которая в результате полетела на пол.

– Я совсем не собирался оскорблять вас.

– В конечном счете честное слово адвоката – это единственная ценность, которой он обладает, – Джесс нагнулась, чтобы поднять упавшую салфетку.

– Но, Джесс, сейчас вы не в суде, – резонно заметил Адам. – Вас не судят. Простите, если я переступил черту приличий.

– Если я вам скажу правду, – вдруг, к удивлению обоих, заявила Джесс, – то вы подумаете, что я совсем спятила.

– Я и так уже считаю, что вы абсолютно чокнутая, – подхватил Адам. – Я хочу сказать... Да что там, Джесс, любой человек, любимый цвет которого серый...

– Я боялась, что мне станет дурно, – объяснила Джесс.

– Дурно? Например, начнет тошнить?

– Знаю, что это звучит глупо.

– Что, вас подташнивало?

– Нет, я чувствовала себя прекрасно.

– Но вы опасались, что вас вырвет, если вы не сядете возле прохода?

– Не спрашивайте меня почему.

– Случалось ли, что вас рвало, когда вы сидели не возле прохода? – задал он вполне логичный вопрос.

– Нет, – ответила она.

– Тогда почему вы решили, что с вами это может произойти?

Он ждал ее ответа, но она молчала.

– Не действую ли я вам на нервы?

– Совершенно не действуете, – солгала она, но тут же поправилась: – Ну, честно говоря, вы немного действуете мне на нервы, но вы не имеете никакого отношения к моим опасениям.

– Не понимаю.

– Я тоже. Может быть, мы поговорим о чем-нибудь другом. – Она виновато опустила голову, закрывалась еще одна тема для разговора. – Думаю, сейчас за едой не самое подходящее время обсуждать это.

– Разрешите мне спросить, правильно ли я все это понимаю, – продолжал он, не обращая внимания на ее просьбу. – Вам нравится место возле прохода, потому что вы думаете, что если, скажем, вы сядете в середине ряда, то вас может вытошнить, хотя раньше этого в кинотеатрах никогда не случалось. Правильно?

– Правильно.

– Давно ли у вас появился такой невроз страха?

– Почему вы решили, что у меня невроз страха?

– А как вы можете назвать это?

– Дайте определение невроза страха, – потребовала Джесс.

– Безрассудный страх, – сымпровизировал он. – Страх, для которого в действительности нет оснований.

Джесс слушала, впитывала его слова, как губка влагу.

– У меня невроз страха.

– Какими другими неврозами вы страдаете – боязнь больших пространств, замкнутых помещений, страх запутаться в паутине неприятностей?..

Она покачала головой.

– Ничего похожего.

– Другие люди боятся высоты или змей. Вы же боитесь, что вас вырвет в кинотеатре, если вы не сядете возле прохода.

– Знаю, что это нелепо.

– Почему нелепо? Отнюдь нет.

– Разве?

– Просто многое мне неизвестно.

– Вы все еще думаете, что я что-то от вас утаиваю? – спросила Джесс, почувствовав, как голос ее дрогнул.

– Чего вы боитесь на самом деле, Джесс?

Джесс отодвинула от себя тарелку, борясь с порывом бежать из ресторана, окончательно потеряв аппетит. Она заставила себя остаться на месте.

– У меня случаются приступы паники, – сказала она спокойно после долгой паузы. – Несколько лет назад я часто страдала от таких приступов. Но постепенно они прошли. А некоторое время назад начались опять.

– Для этого есть какая-нибудь причина?

– Это может вызываться целым рядом вещей, – ответила Джесс, раздумывая, не отклонит ли эта полуправда в сторону стрелку воображаемого детектора, с орбитой действия которого она связана, – У меня начинается в этих случаях сильное сердцебиение, не хватает воздуха, я не могу пошевелиться. Начинает мутить в желудке. Я пытаюсь бороться с этим...

– Почему?

– Что почему? Что вы имеете в виду?

– Почему вы боретесь с этим? Что это вам дает?

Джесс должна была признаться, что не дает ничего.

– Что же я должна в таком случае делать?

– А почему просто не примириться с приступом?

– Примириться с приступом? Я не понимаю.

– Очень просто. Вместо того чтобы зря расходовать свою энергию на противодействие чувству беспокойства, почему просто не погрузиться в него? Как говорится, поплыть по течению. Представим, например, что вы находитесь в кинотеатре, – продолжал он, – и вы чувствуете, что приближается один из этих приступов. Вместо того чтобы сдерживать дыхание, считать до десяти или срываться со своего места, или бросать любое другое занятие, не противодействуйте чувству паники, пусть оно овладеет вами. Что наихудшего можно ждать в этом случае?

– Я заболею.

– Ну и что? Вы будете больны.

– Что?

– Вас, например, вытошнит. Ну и что?

– Я не терплю этого.

– Вы опасаетесь не этого.

– Вы так думаете?

– Да.

Джесс нетерпеливо посмотрела по сторонам.

– Вы правы. Я действительно опасаюсь не того, что не выполню работу соответствующего дня, если это со мной случится. Я боюсь, что как следует не высплюсь, что меня свалит простуда, которой я хочу избежать, и я провалюсь на следующий день в суде. Мне страшно, что я проиграю дело, и хладнокровный убийца отделается легким испугом, получив меньше пяти лет тюремного заключения. Пожалуй, мне действительно пора отправляться домой. – Чтобы подчеркнуть свои слова, она взглянула на часы и приподнялась. Ее салфетка опять полетела на пол.

– Думаю, что вы боитесь смерти, – сказал Адам.

Джесс остолбенела.

– Что?

– Думаю, что вы боитесь смерти, – повторил он, глядя, как она опять медленно опускается на свое место. – К этому в конечном итоге приводят все неврозы. К страху смерти. – Он помолчал. – А в вашем случае этот страх, возможно, оправдан.

– Что вы хотите этим сказать? – Сколько раз уже за этот вечер она задавала себе подобный вопрос?

– Ну, могу себе представить, что вы получаете обычную долю угроз со стороны людей, которых вы засадили. Возможно, вам присылают письма, исполненные ненависти, вам говорят похабные вещи по телефону, обычный набор хамства. Вы каждый день имеете дело со смертью. С жестокостью, убийствами и с бесчеловечным отношением к людям.

– Чаще с бесчеловечным отношением мужчин к женщинам, – уточнила Джесс, задавая себе вопрос о том, откуда ему известно обо всем этом «стандартном наборе хамства».

– Вполне естественно, что вас охватывает чувство страха.

Джесс нагнулась и подобрала салфетку, затем аккуратно набросила ее на тарелку, как будто накрыла простыней труп.

Она наблюдала, как коричневый сок просачивается через белый материал.

– Возможно, вы правы. Возможно, все сводится именно к этому.

– Значит, я действую вам на нервы, не так ли? – улыбнулся Адам.

– Немного, – не отрицала она. – А если честно, то здорово действуете.

– Почему?

– Потому что я не знаю, что вы думаете об этом, – призналась она откровенно.

Теперь он улыбался осторожно и осмотрительно.

– Разве так не интереснее?

На это Джесс не ответила.

– Мне, правда, пора домой, – опять повторила она. – Мне надо многое сделать, чтобы подготовиться к завтрашнему дню. Возможно, сегодня мне вообще не стоило выходить в город. – Зачем она затеяла это нытье?

– Я отвезу вас домой, – предложил он. Но Джесс не слышала ничего другого, кроме его предыдущих слов: «Думаю, что вы боитесь смерти».