Текст книги "Клятва воина"

– Темар, послушай меня, я тебя умоляю. Я не собираюсь выходить замуж ни за тебя, ни за кого другого!

Эсквайр моргнул и помотал головой, дабы прогнать растерянность.

– Что ты такое говоришь?

– Я не намерена выходить замуж еще много лет, если вообще когда-нибудь выйду.

Гуиналь попыталась вернуть Темару алмаз, но он не взял его.

– Халкарион, спаси нас, почему?

– У меня здесь слишком много дел, слишком много обязанностей, слишком много людей зависят от меня. Я не могу все бросить, чтобы поддерживать огонь в твоем очаге. Мой дядя нуждается во мне…

– Он не может помешать мне жениться на тебе, я этого не допущу! Ты можешь по-прежнему практиковать свое Высшее Искусство, если тебя это беспокоит. Разве я не вбирал в себя то, чему ты меня учила в плавании, разве не приобрел сноровку?

– Высшее Искусство намного сложнее, чем ты думаешь, – возразила Гуиналь. Потом глубоко вдохнула и заговорила спокойнее: – Да не в этом дело! Пожалуйста, постарайся меня понять. Ты говоришь, что хочешь на мне жениться. Ты хочешь, чтобы я рожала тебе детей?

– Я тебя люблю, – запротестовал Темар. – Я хочу создать с тобой семью. Что тут плохого?

– Значит, ты будешь сидеть у очага и качать колыбель, когда мои обязанности отзовут меня из дома? А что, если я умру при родах? – Гуиналь отодвинулась от него и скрестила руки. В тени ее лицо было невозможно разглядеть. – Здесь не Тормейл, где на каждой праздничной ярмарке можно нанять служанок и нянек. Ты много занимался с маленькими детьми? Ты знаешь, сколько забот они требуют? У трех моих сестер есть семьи, и я не собираюсь взваливать на себя такую обузу, пока не буду к этому готова, тем более не в то время, когда у всех по эту сторону океана сразу по три дела на руках и по четыре в рыночный день!

– Я помогу. – Темар начинал злиться. – И ты сама сказала летом, будто можешь использовать Высшее Искусство, чтобы предохраниться от зачатия. Мы все равно можем пожениться; я подожду детей, если ты настаиваешь.

– А все будут считать сезоны и ждать, когда я раздамся в талии. И шушукаться по углам, когда этого не произойдет. Нет уж, спасибо! К твоему сведению, я могу найти лучшее применение своему мастерству. О Темар, пожалуйста, попробуй встать на мое место. Как я понимаю, ты собираешься и дальше вести разведку для моего дяди и мессира Ден Ренниона.

– Конечно, это моя обязанность.

– А что прикажешь делать мне, если ты погибнешь в одной из этих экспедиций? Темар, я была там, когда пришло известие об обвале, в котором погибли Фринн и Юсель; я знаю, какому риску ты подвергаешься. Сэдрин, спаси меня, здесь хватает опасностей даже для тех, кто остается на берегу. – Ее дыхание участилось, но тон оставался спокойным. – Эта колония не может поддерживать больше вдов и сирот, и будь я проклята, если меня отошлют обратно к доверенному браку с твоим дедом, как твоим единственным родственником по мужской линии. Я не могу попусту тратить год, выдерживая траур, дабы убедиться, что не ношу твоего ребенка, прежде чем снова буду свободна.

– Никто бы не заставил тебя делать это. – Юноша невольно повысил голос и с трудом успокоился. – Просто смешно подобное слышать.

– Я так не думаю. Ты последний из своего рода. В любом случае, как бы ты ни старался, моя семья будет настаивать на традиционных обрядах.

– Значит, дело в семье, да? – Темар не мог скрыть негодования. – Мое имя недостаточно хорошо для тебя? Ты прекрасно знаешь, что Д'Алсеннены – старинный Дом и…

– Если б я хотела выйти замуж за какого-то холеного жеребца с впечатляющей родословной, я бы десять раз могла это сделать там, в Тормейле, – язвительно перебила его Гуиналь. – У меня имелось немало охотников за деньгами и положением моего отца, с тех пор как Дрианон пустила мне кровь. Как ты думаешь, почему я изучаю Высшее Искусство? Почему напросилась сюда, к моему дяде?

Мерзкое подозрение зашевелилось в душе Темара и овладело его языком прежде, чем он успел прихлопнуть его.

– Ты опять киваешь на дядю? Вы не связаны кровным родством, не так ли? Он не планирует спасать род Ден Феллэмионов благоразумным браком, да? Это было бы очень традиционно!

Гуиналь влепила Темару жгучую пощечину.

– Не будь отвратительным. Ты просто не можешь смириться с этим! Ты так поглощен собой, что не можешь представить себе девушку, которая не лезет вон из кожи, чтобы выйти за тебя замуж!

– Ты довольно быстро легла со мной этим летом! – От боли, вызванной собственными словами, Темар чуть не заплакал и внезапно обрадовался темноте, скрывшей его лицо.

– То другое дело. То было развлечение, восхитительное развлечение. – Гнев ее смягчился раскаянием. – Но я б никогда этого не сделала, если бы знала, что ты так серьезно это воспримешь. Прости.

Изумление выгнало все прочие мысли из головы Темара.

– Ты хочешь сказать, я у тебя не первый?

– О Темар, я самая младшая дочь в огромной семье. Это мои старшие сестры должны были себя блюсти, дабы убедительно запятнать свадебные простыни. – Тихий смешок слетел с ее губ, и проблеск луны осветил ее улыбку. – Видно, ты не часто имел дело с девственницами.

– Я бы никогда о тебе такого не подумал, – огрызнулся юноша. – Как ты могла!

– О, неужели? – Гуиналь шагнула к нему. – Да какое право ты имеешь меня судить, Темар Д'Алсеннен, эсквайр, от которого все компаньонки предостерегают своих девушек, наказывают им, чтобы не позволяли отводить себя за занавеску? Ты обвинил Вахила в охоте за подвязкой? А каков был твой счет в то Зимнее Солнцестояние? Не ты ли убеждал девушек биться об заклад, что попадешь кинжалом в руну-кость с двадцати шагов? По словам моих братьев, у тебя была лучшая коллекция в когортах, и немало девушек позволили тебе срывать их лепестки, когда ты требовал свой приз, не так ли? Твоя репутация опережает тебя, Темар, ты этого не знал? Я по крайней мере осторожна!

Темар стоял среди обломков своих надежд, злой на Гуиналь, на себя, на весь мир. Он открыл рот, но прежде чем успел заговорить, госпожа Ден Реннион вышла из-за угла и резко остановилась, увидев их.

– Простите, госпожа, я как раз собиралась… – Гуиналь подняла руку ко рту, и только тогда вспомнила, что цепочка все еще обвивает ее пальцы.

– Дорогая моя, что это? – Госпожа Ден Реннион потянулась к руке девушки и подняла ее к фонарю.

– Ах, Темар, как великолепно! – Любопытство вспыхнуло в ее глазах. – Вы отмечаете праздник Дрианон чем-то важным?

– Темар рассказывал мне об открытиях его экспедиции. – Гуиналь попыталась отдать юноше камень, но эсквайр упрямо засунул руки за пояс.

– Это подарок Гуиналь на праздник рождения. – Он выдавил подобие улыбки. – Ведь вы – постлетний ребенок, не так ли, барышня?

Госпожа Ден Реннион повернулась к нему с открытым ртом.

– Ну, не типично ли это! Я ведь спрашивала мессира Ден Феллэмиона, не празднует ли кто-нибудь из его семьи свой год в этот праздник, и он сказал, что Гуиналь родилась в предзиму! Ну-ка, моя дорогая, позволь я возьму твое кружево, ты должна всем показать такую красоту! – Она отколола кружево, прежде чем девушка успела найти подходящее возражение, и застегнула цепочку. Алмаз засверкал, сочный и яркий, на мягкой впадинке ее шеи. – Какой восхитительный подарок, Темар!

– Кажется, мессир ищет вас, госпожа. – Темар указал на Ден Ренниона в арке окна; вертя головой, он стоял у очага.

– О да, думаю, ты прав. – Госпожа Ден Реннион быстро подоткнула кружево Гуиналь вокруг своего выреза. – Пойду узнаю, что ему понадобилось.

– А я найду Вахила.

Гуиналь поспешила уйти, но Темар последовал за ней.

– Пока вы его будете искать, сударыня, я уведу Эльсир от тех глупых девиц. Музыка уже играет, и если я весь вечер протанцую с ней, это вызовет массу сплетен, не так ли? Это должно защитить твою репутацию, Гуиналь. Не беспокойся, я никому не скажу, какая она на самом деле пустая!

Обогнав девушку, Темар схватил Эльсир за талию, отвесил ей экстравагантный поклон и, решительно повернувшись спиной к Гуиналь, увлек Эльсир в более тесное объятие, чем этого требовал танец.

Дворец Шек Кула, Алдабрешский Архипелаг, 6-е предлета

Я проснулся под впечатлением образов из моих ночных видений. Они были столь яркими и отчетливыми, что я мог вспомнить каждую подробность. Молодой человек с черными волосами, стянутыми сзади заколкой из серебряных листьев, и в старинной одежде, как на фамильных портретах мессира. Итак, это был Темар Д'Алсеннен, последний отпрыск исчезнувшего рода, человек, чьим мечом я теперь владею. Но это был больше, чем образ, больше, чем сон. Я покачал головой, вспоминая о его противоречивых надеждах и опасениях, его планах на будущее, рожденных из непреодолимой потребности создать семью взамен той, которую он потерял в детстве. Я чувствовал его боль, вызванную непреклонностью Гуиналь, его смятение, я сочувствовал его показному флирту с Эльсир: мол, смотри, Гуиналь, ты не единственная голубка в голубятне. Во многих отношениях он напоминал мне меня самого двенадцать лет назад. Я узнал ту импульсивность, ту самоуверенность, которая привела меня в сети тассина, а более всего – мощь юношеских чувств, не притупленных еще зрелым опытом.

Я покачал головой и добродушно посмеялся над трудностями Темара с Гуиналь. По крайней мере мы с Ливак сошлись на том, что будем просто получать удовольствие, пока не решим, чего хотим друг от друга и от будущего, если вообще когда-нибудь решим. А интересно, что Ливак делает в эту минуту?

Но мои мысли вновь вернулись к ночным видениям. Странный это был сон… Я как бы видел все глазами Темара, но в то же время чувствовал себя отдельно от него. Я был сторонним наблюдателем, но смотрел прямо в его мечты и страхи любопытнейшим образом. Больше всего меня поразила одна вещь: если б я встретился с Темаром на дороге, то поклялся бы, что он и есть тот самый человек, который разбудил меня, когда на нас напали бандиты в Прозайнской Пуще. Что все это значило? Очевидно, тогда это тоже был сон, не так ли? Я также узнал и пряжку, ту самую, вокруг которой эльетиммский жрец, или как он там себя называет, плел для Каески свои заклинания. Пряжка принадлежала Темару. Это тоже должно что-то значить? И не страсть ли Темара, прорывающаяся в мой ум, лишила меня сознания в Релшазе? Логика не согласовывалась с моими мыслями, и тем не менее я был в этом уверен.

Я сел на тюфяк и прислонился к стене. Ранним утром воздух был еще прохладен, сквозь легкие ставни проникали звуки птичьих трелей в садах, и никакие насекомые не донимали меня. Я наслаждался покоем и тишиной, царящей во дворце. Только где-то далеко внизу домашние рабы бесшумно выполняли свою работу. Было это воспоминание о давно прошедшем празднике, того рода воспоминание, на которое рассчитывал Верховный маг Планир? Если да, то я, хоть убей, не мог понять, что в нем такого важного. По мне, это лишь наглядное доказательство того, какие невероятные причины находят люди, чтобы ссориться с любимыми. Я посмотрел на меч. Если это эфирная магия, то она представляется не более чем диковинкой, не идущей ни в какое сравнение со злым колдовством эльетиммов.

Я давно пришел к выводу, что одним из самых досадных обстоятельств в жизни раба было то, что у меня не находилось ни минутки для себя – на мои собственные размышления. Действительно, только я собрался обмозговать эти тайны, как дверь сзади отворилась и вышел Шек Кул – с голой грудью, в свободно завязанных шароварах, с небрежно переброшенной через плечо туникой. Даже без драгоценных камней и украшений воевода вселял страх – слишком мускулистый для своих лет, весь исполненный самообладания. С довольной улыбкой Шек Кул кивнул мне и, тихо насвистывая, легко зашагал по коридору. Я проводил его взглядом, немного завидуя его счастью, немного гневаясь на него и ему подобных с их неоспоримой властью над такими, как я.

Я заглянул в приоткрытую дверь. Ляо крепко спала, лежа на животе, нагая, в ворохе шелковых одеял. Лицо – как у ребенка, волосы упали на глаза; солнечный луч проник сквозь жалюзи, чтобы ласкать ее гладкое бедро. Утренний ветерок зашевелил воздух в комнате, насыщенный от запаха духов и страсти.

Подавив злобное желание с шумом втащить свой тюфяк и начать доскональную уборку, предпочтительно щеткой, скребущей пол, я прикрыл дверь и полез в свой мешок за чистой туникой. В дальнем конце коридора раздались тяжелые шаги. Я испуганно поднял глаза: эльетиммский жрец смотрел на меня с мерзким ожиданием в глазах. Он выглядел довольно миролюбиво в простой, неприметной одежде – тунике и шароварах черного цвета, аккуратно выстиранных и немного линялых, – обычный проситель в честной торговле. Только глаза выдавали его, опасного, как собака, приученная понимать лишь плетку и жестокость.

– Дай мне посмотреть меч! – внезапно приказал он.

Я тупо уставился на него с видом вежливого непонимания, который я совершенствовал на Гар.

– Я знаю, кто ты, тормалинец. – Жрец остановился и, подбоченясь, смерил меня презрительным взглядом. – Ты ничто. Все, что мне надо, – это меч. Отдай его мне, и я позволю тебе жить.

Я встал, сжимая ножны в руке. Жрец был не дурак и держался вне досягаемости клинка. Я взялся за рукоять и увидел странную смесь опасения и ожидания в его светло-голубых глазах, холодных как зимнее небо.

– Я все равно получу и этот клинок, и тебя в придачу, – усмехнулся он, уязвленный моим упорным молчанием. – Ты будешь в моей власти. И прежде чем я покончу с тобой, ты будешь рыдать как высеченный ребенок.

– Думаю, это мне решать, когда и как наказывать мою собственность. – Ляо быстрым движением распахнула дверь и надменно уставилась на эльетимма. Ее царственная манера нисколько не пострадала от того, что из всей одежды на Ляо была одна лишь прозрачная нижняя туника. – Твое поведение едва ли почтительно… для гостя Шек Кула, – добавила она с недвусмысленным ударением.

В мгновение ока с лица эльетимма исчезло всякое выражение. Он низко поклонился Ляо, круто повернулся и быстро ушел обратно по коридору.

– Каков наглец! – Ляо озадаченно покачала головой. – О чем Каеска думала, привозя его сюда?

Я воспользовался моментом.

– Я могу рассказать тебе, что она замышляет. Я подслушал, о чем они говорили прошлой ночью.

У Ляо заблестели глаза.

– Отлично. Я знала, что в конце концов ты научишься быть хорошим рабом. Принеси нам что-нибудь поесть и тогда все расскажешь.

Она открыла балконные створки и выбрала из кучи одежды, лежащей на скамье, простое, свободное платье. То, что Ляо сама все это делала, – лучшее доказательство ее серьезного интереса к моим сведениям. Я молниеносно сходил вниз, на кухню, и вернулся с огромным подносом пресного хлеба, сыра, фруктов и сока. Я оголодал со вчерашнего дня, к тому же приучил себя при всякой возможности обильно завтракать, так как это была самая безобидная еда для моего желудка.

– Итак, что ты слышал? – Ляо села на подушку и потянулась к ягодам. – Рассказывай все.

Я помолчал в нерешительности, не зная, с чего начать. Вряд ли все это дело с мечом вызовет у нее любопытство. Нужно рассказать что-то, непосредственно касающееся ее амбиций.

– Ну, во-первых, я знаю, откуда родом этот человек. Он с островов далеко на северо-востоке, в сердце огромного океана. Это очень бедные земли, там нет ни металлов, ни дерева, ни животных, годных для выделки хорошей кожи. Он лжет Каеске насчет торговли, которую может предложить.

Ляо пожала плечами, но в глазах ее я увидел удовлетворение.

– Тогда она будет выглядеть ужасно глупо, если ничего не достигнет, и совсем утратит свое положение. Продолжай и поешь чего-нибудь. У меня есть дела на утро.

– Торговля – это только предлог. – Я поспешно налил себе сока. – Он говорит Каеске, что поможет ей родить ребенка и вернуть место Первой жены.

К моему удивлению, Ляо искренне засмеялась.

– Тогда он так же глуп, как она. Каеска бесплодна, мы все это знаем.

Следующие слова я выбирал с крайней осторожностью.

– Возможно, она была бесплодна с Шек Кулом, но что, если она хочет взять этого человека в любовники и выдать его ребенка за дитя воеводы?

Ляо призадумалась.

– Шек Кул не имеет трудностей с потомством – женщины в нескольких владениях могут это подтвердить. Мали особо позаботилась, чтобы ее первенец тоже был его крови. Во всяком случае, если б дело заключалось только в подходящем мужчине, Каеска давным-давно бы родила.

Теперь пришла моя очередь недоумевать.

– И Шек Кул не стал бы возражать?

– Я все время забываю, какой ты невежественный! Пойми же, в чем тут смысл: ветер разносит семена, но урожай снимает фермер. – Ляо вздохнула и покачала головой. – Долг жены – рожать детей для мужа, а от кого – ее личное дело. В конце концов, некоторые жены – близкие родственницы своим мужьям, некоторые мужчины не могут заставить женщину забеременеть, иные предпочитают ходить гладко выбритыми. К тому же мы – островитяне; вливание новой крови во владение всегда благотворно. Понятно, что хорошая жена сделает это, по крайней мере с одним из своих детей. Если б мы всегда рожали только друг от друга, то были бы уже все шестипалые и ростом с три меры.

Она бросила на пол оторванный хвостик ягоды и подцепила ложкой темно-зеленый стручок с зернами молочной спелости. Я капнул меда на кусок жесткой лепешки, сверху положил ломтик белого сыра и, свернув все это, запихнул в рот, пока Ляо продолжала говорить.

– Каеска бесплодна, – твердо повторила она. – Они с Шек Кулом женаты почти двадцать лет, и за все это время она ни разу не забеременела. Если б она только признала этот факт, то легко могла бы вернуть себе статус Первой жены; например, выменяла бы ребенка у островитянина и сама его воспитала. Не стыдно быть бесплодной среди цивилизованных людей. Беда в том, что Каеска не признает этого. Она почти все время проводит вдали от владения и распускает слухи, что именно поэтому и не зачала; она двадцать лет выставляла себя и Шек Кула на посмешище, но он вынужден был ей потакать ради договора с ее братьями, которые души в ней не чают, а заодно извлекают выгоду из ее ранга. Еще она делает все возможное, дабы спровоцировать Шек Кула на какой-то оплошный шаг, что даст ей право развестись с ним, но он слишком умен, чтобы позволить ей выйти сухой из воды. Однако теперь, когда ее братья изгнаны из владений Данака, Шек Кулу больше не нужно защищать ее статус Первой жены. Тот союз мертв, как вчерашняя рыба. Теперь наш муж может наконец заиметь себе наследников.

Ляо весело хихикнула.

– Они с Мали были заняты прежде, чем кровь Данака Нила высохла на песке. Я буду следующей, и когда Гар оправится от понижения Каески, я думаю, она тоже захочет ребенка. Наш муж еще не решил, как долго он будет воздерживаться от ее постели, дабы она поняла, что он знает об их с Каеской интригах, но думаю, Сезарр сможет выполнить свою обязанность.

Награждать свою хозяйку дитем – одна из обязанностей личного раба? Я не хотел толкать эту корзину крабов!

– Что будет с Каеской?

– Она закончит Четвертой женой, если не совершит какую-нибудь глупость, которая даст Шек Кулу повод развестись с ней. – Ляо наклонилась вперед и внезапно перешла на шепот. – Что именно обещает ей этот чужеземец? Думаешь, она могла бы просчитаться?

– Не уверен, – опасливо ответил я. – Он точно обещает ей ребенка, и я знаю, он использует наркотики, чтобы задурить ей голову.

– Наркотики? – Ляо наморщила лоб. – Я могу здорово дискредитировать Каеску, если дам знать, что она предается грязным порокам жителей материка. Ее переговоры скоро тоже пострадают. А как насчет спиртного? Ничего такого не видел?

Я покачал головой.

– Это было бы хуже?

Ляо раздраженно открыла рот и вдруг улыбнулась.

– Вы – жители материка! Конечно, это было бы хуже. Наркотики и спирт притупляют ум и гноят тело. Любое владение, допустившее их употребление, вскоре окажется с чужими войсками на своих пляжах. – Она нахмурилась. – Однако для развода с Каеской этого мало. Есть еще что-нибудь, что я могла бы использовать против нее?

– Она дает Ириту ягоды тахна, – вспомнил я.

– Что это?

– Это такое растение. Из его листьев целители делают настой, который притупляет боль, но ягоды – очень сильный, даже смертельный наркотик.

Ляо пожала плечами.

– Если Каеска хочет отравить своего раба, это ее дело. Если это войдет у нее в привычку, Шек Кул сможет лишь упрекнуть ее за напрасно растраченный обмен, но больше у него никаких прав в этом вопросе нет.

– Она приказала отрезать бедняге язык! – с жаром возразил я.

Ляо подняла тонко выщипанные брови.

– Как странно! Немые вышли из моды еще до моего рождения. Однако мы уходим от сути. Как этот чужеземец предполагает наградить Каеску ребенком?

Я вынудил себя игнорировать эти новые и малоприятные сведения, проливающие свет на алдабрешскую жизнь.

– Думаю, с помощью магии. По всем признакам он – колдун.

– Магии! – выдохнула Ляо, прижимая ладони к лицу, у нее заблестели глаза от ликования.

– Шек Кул может развестись за это с Каеской?

– Он может ее казнить! – Ляо выглядела как ребенок, который проснулся и обнаружил, что Солнцестояние наступило сезоном раньше. – Ты получишь щедрую награду, а мы навсегда избавимся от нее за такое преступление!

– Магия карается смертью? – Я чуть не подавился, но Ляо была слишком довольна, чтобы сердиться на меня за невежество.

– О да, она абсолютно запрещена. Стихии священны, они дают нам жизнь и лелеют всех нас. Вмешательство в равновесие – это осквернение, которое можно искупить только жизнью тех, кто к этому причастен.

Я молча возблагодарил Дастеннина за то, что не успел проговориться о моей собственной связи с магами.

– Этот человек давал Каеске дышать дымом тассина, – напомнил я Ляо. – Колдун туманит ее сознание, пока оно не изменит ей, и использует ее отчаяние, чтобы обмануть.

Моя госпожа снова пожала плечами – ее излюбленный жест.

– Ну и дура она! Неведение – вовсе не оправдание для суда Шек Кула.

– И что будет?

– Я обвиню ее, а Шек Кул станет судить и взвешивать твое свидетельство против ее отрицаний. – Ляо откусила сочный красный фрукт и облизнула липкие пальцы. – Затем их обоих казнят.

Слишком уж все просто, подумал я, но постарался скрыть недоверие.

– Воевода примет слово раба с материка против своей собственной Первой жены?

– Теперь ты островитянин, не забывай, – строго напомнила Ляо. – Твое слово так же надежно, как слово Каески.

– Когда ты обвинишь ее? – Я вспомнил, что у меня есть и свои причины для форсирования этого дела, особенно теперь, когда я не хотел объяснять интерес эльетимма к моему мечу.

– Я должна тщательно выбрать время. – Прищурив глаза, Ляо уставилась в пространство. – Думаю, прежде всего нам следует изолировать Каеску. Если мы дадим знать Гар и Мали, что она затевает, Гар сразу захочет устраниться от ее интриг, так как сама рискует быть казненной. Это должно принести нам какие-то ценные сведения.

– Когда ты скажешь Гар?

Ляо обратила на меня раздраженный взгляд.

– Я не скажу Гар. Ты расскажешь Сезарру, а он расскажет ей. Тогда она сможет прийти к нам по собственной воле, показать, что действует, исходя из собственных подозрений, и ведет себя как хорошая жена.

Этого следовало ожидать.

– Ладно. Но этот человек, эльетиммский жрец, требует, чтобы Каеска совершила обмен и я стал ее личным рабом. Он опасен, и если ты хочешь, чтобы я мог давать показания, тебе лучше не тянуть слишком долго.

– Что ему от тебя нужно? – надула губки Ляо, а потом вдруг расхохоталась. – Уж не хочет ли Каеска, чтобы ты стал отцом ее ребенка?

Я опешил: а может, это видение – и в самом деле ребенок Каески? Но нет. Я твердо покачал головой. Эльетимму нужен меч, он ясно это сказал.

Ляо вытерла слезы умиления.

– Так что же нужно от тебя этому чужеземцу?

Я впился зубами в сочный фрукт, чтобы потянуть время и придумать ответ. Не говорить же Ляо, что он хочет завладеть заколдованным мечом, каким-то таинственным образом связанным со мной, и расстроить планы магов Хадрумала.

– Думаю, он знает, что я могу его разоблачить, рассказать всем, как бедны его острова и что ему нечем торговать.

К счастью, идея избавиться от Каески настолько поглотила Ляо, что она приняла как должное это довольно жалкое объяснение. Вероятно, алдабрешская одержимость торговлей заставила его звучать весьма убедительно для Ляо, как будто все, чего добивался Ледяной островитянин, – это вступление в торговлю с Архипелагом.

Стук в дверь испугал нас обоих, но это был всего лишь Гривал. Он стоял на пороге, взбудораженный, как никогда.

– Ребенок, он вот-вот родится, – с дрожащей улыбкой выдавил раб. – Мали хочет, чтобы ты пришла, моя госпожа.

– Уже иду.

Схватив первый попавшийся шарф, Ляо завязала волосы и уже в дверях повернулась ко мне.

– Будь осторожен. И поговори с Сезарром прямо сегодня.

Я низко поклонился и, стоя у двери, смотрел, как Ляо легко бежит по коридору, а Гривал деловито шагает рядом.