Текст книги "Прощай, Россия!"

Глава 19. Распутиниана

Когда Александр Коржаков сильно, профессионально врезал мне локтем в солнечное сплетение, я искренне удивился. Я даже не заметил его появления. Я вообще не знал, кто это такой.

Дело было на последнем этаже Кремлевского дворца съездов, в перерыве между заседаниями Съезда народных депутатов СССР. Нас было трое: я, он и Борис Ельцин. Депутаты ходили наверх обедать, а я, как и многие журналисты, следовал их примеру, чтобы на лету проинтервьюировать какого-нибудь нового героя перестройки или перекинуться парой слов с друзьями-депутатами из интеллигенции, заброшенными в самый центр истории и все еще пребывающими в растерянности перед лицом ответственности, к которой они не были готовы.

В то время Ельцин был отщепенцем. Совсем недавно его сняли с поста первого секретаря Московского горкома и отправили руководить второстепенным Госкомитетом. Он никогда не показывался в перерывах, но однажды я совершенно случайно наткнулся на него. В тот день я задержался в столовой за чтением какого-то документа. Вокруг меня уже никого не осталось, кроме официантов, убиравших столы, по которым прошлись 2249 депутатов, 2250-й появился, когда все уже разошлись и прозвенел звонок, призывавший на заседание. Я наблюдал за ним, пока он ел, погруженный в свои мысли, и колебался, нарушать или нет его уединение. Может быть, он нарочно запоздал, чтобы ни с кем не встречаться и избежать нескромных вопросов иностранных журналистов.

В конце концов профессиональное любопытство взяло верх над воспитанием. Я приблизился и немедленно получил в солнечное сплетение. Коржаков материализовался в тот же миг. Может быть, он прятался под столом. Я прекрасно помню до сих пор его советский галстук цвета блевотины в полоску, завязанный под стареньким, вытертым воротником (тоже типично советским), с которым он явно никак не мог справиться. Не было никаких сомнений – это телохранитель. Настаивать было бесполезно. Он даже ничего не ответил, молча отталкивая меня в сторону от Бориса Николаевича. Ельцин же спокойно продолжал поедать грибной жульен и даже не повернулся на шум, хотя мы были в каких-нибудь трех метрах. Он продолжал смотреть в пустоту остекленевшими глазами.

Дело было летом 1989 года. Кто бы тогда мог представить, что однажды Александр Коржаков наденет фрак с черной бабочкой на шелковую сорочку, чтобы встретиться с Майклом Джексоном? Что он стянет одним из самых могущественных и грозных людей России рядом с Ельциным, всемогущим ее руководителем? Что после свободного падения из кремлевских эмпирей, откуда его выбросит его большой друг и поверенный, он станет депутатом Думы? Однажды кто-нибудь напишет историю этого персонажа, ставшего героем последних лет. Сам он уже обещал опубликовать мемуары. К сожалению, придется их прочесть, хотя они вряд ли будут намного откровеннее «Записок» его бывшего друга-президента. Но Коржаков заслуживает почетного места. Без него Борис Ельцин не стал бы Борисом Ельциным, как Николай II не стал бы тем, чем он стал, и не пал бы так, как он пал, без Распутина.

Не только и не столько из-за прямого влияния на важнейшие события последних лет, сколько в косвенном, метафорическом смысле. Да и в прямом тоже. Его удар локтем был по-настоящему профессиональным. Помимо многочисленных качеств, достойных порицания, Ельцин должен признать за «Сашей» огромную заслугу: обошедший весь мир кадр с президентом на танке. Даже сейчас, спустя годы, Билл Клинтон в письме с пожеланиями скорейшего выздоровления российскому президенту вспоминает этот жест гражданского мужества, этого безоружного завоевателя, взобравшегося на танк коммунистических путчистов. Куда бы ни отправился Ельцин, за границей его везде встречает эта фотография. А рядом с ним на танке стоит Коржаков.

Забавно наблюдать, как изобретатели современных СМИ, которые вроде бы должны знать все уловки ремесла и сами ежедневно к ним прибегают, потом на них же и ловятся, влюбляясь в образ, забыв, насколько он может быть обманчив. Биллу Клинтону, простодушному, как и его друг Строуб, надо было бы в подробностях рассказать, как получилось, что Ельцин оказался на танке, и какие длительные переговоры предшествовали этому восхождению.

Если посмотреть на историческую фотографию, то можно заметить еще одно действующее лицо, с обеспокоенным видом сидящее на башне танка. Именно с этим сержантом, командиром экипажа бронемашины, и вел переговоры Александр Коржаков. К тому времени танк уже добрых полчаса неподвижно стоял посреди ликующей толпы, сообразившей, что путчисты не отдавали приказа стрелять. Молодой танкист тоже наверняка уже понял, что путч слишком смахивал на оперетту, чтобы быть настоящим.

Не то чтобы ему это не нравилось. Но он упрямо продолжал следовать уставу. Никому нельзя взбираться на танк, выполняющий задание. Сержант ждал приказа сверху, хотя бы по радио, чтобы освободить поле действия, то есть саму машину. Он хотел получить гарантии, никогда ведь не знаешь, как дело обернется. В конце концов он согласился вылезти, но сначала заблокировал все доступы к оружию и задраил люк. На это ушло бесценное время, за которое журналисты и операторы успели столпиться кругом (смотри историческую фотографию), чтобы запечатлеть «неожиданное» событие. Только получив от Коржакова «добро», Борис Ельцин совершил поступок, навеки вписавший его в историю как бесстрашного героя.

Так вот, если бы не Коржаков, то этой фотографии никогда не было бы и никто не пролил бы реки чернил, описывая Ельцина на танке. Быть может, Борис Николаевич подарил ему столько власти из благодарности? Не исключено. Алексей Казанник уже доказал, что Ельцин иногда склонен к сантиментам. В любом случае, на протяжении нескольких лет Кремлем управлял, сторожил, командовал бывший средний агент КГБ, с его специфическим пониманием международных и дипломатических отношений и очень специфическим знанием рынка. Разумеется, именно во имя этих высоких целей Борис Ельцин дал ему карт-бланш на организацию собственной жизни, безопасности и – почему бы и нет? – немалой доли государственных дел. Вскоре мы расскажем о некоторых последствиях такого решения. А пока что приходит на ум воспоминание об одном из самых наивных героев этой саги, заслуживающим отдельного упоминания вместе со своим работодателем и главным редактором Игорем Голембиовским.

Я имею в виду Отто Лациса, одного из основных обозревателей «Известий». Знал ли он, во что превратился Кремль в 1992—1995 годах? Есть основания полагать, что да, знал. Тем не менее он неустанно воспевал торжество реформ в России, хотя рулевым этих реформ, вместе с Черномырдиным, был и Александр Коржаков. По правде говоря, «Известия» играли в команде с иными группировками внутри президентского окружения и не упускали случая поддеть банду Коржакова. Но полностью правды они так и не сказали. Во имя чего? Это нам объяснил сам Отто Лацис, уже после победы, в передовой статье с горьковатым заголовком «Демократия победила. Что теперь?». «Что говорить? – писал он. – Мы ничего не скрывали: в этой схватке мы старались быть честными, но не обещали быть беспристрастными. Остановить партию реванша – вот что было самой главной задачей нашей жизни«126.

Бедная чистая душа, он и в самом деле в это поверил. И именно поэтому старался быть честным. Разве мы будем упрекать его за то, что у него ничего не вышло? Он же не обещал, что будет беспристрастным. Правда, он не сказал своим читателям, что к тому же систематически будет умалчивать о весьма важных обстоятельствах. И пока в Кремле и вокруг него создавалось маленькое полицейское государство (это в центре страны, стремившейся к демократизации), он ставил во главу угла высшую цель – «остановить партию реванша». Которая проиграла еще до начала соревнования и в любом случае не питала серьезных амбиций на выигрыш. В то же время центурионы, получившие (вместе с Отто Лацисом) то же задание, развязывали в Чечне чудовищную вакханалию крови и темных дел (вопреки Отто Лацису). Вот что такое терять время, естественно, вместе с лицом.

Впрочем, он недалеко ушел от многих других оркестрантов этой «трехгрошовой оперы», непрерывно шедшей на московских подмостках с 1991 года. Даже неукротимая Валерия Новодворская, свободная мыслительница, наконец-то слившаяся с бесчисленными рядами журналистов партии Власти, в какой-то момент испытала что-то вроде отвращения: «Мы за уши вытаскивали эту власть из беды в августе, в апреле, в марте, в октябре, в июле…» Похоже, что эта власть ничего не умеет, кроме как попадать в неприятные положения, из которых «они», «демократическая» интеллигенция, вынуждена ее «вытаскивать за уши». Хороший образ. Те месяцы, что упоминает Новодворская, не просто даты. Это годы, тяжелые, как свинец. Август (1991) – путч недоумков из ГКЧП. Апрель (1993) – референдум против Верховного Совета. Октябрь (1993) – бойня в Белом доме. Июль (1996) – президентские выборы.

Вот наконец человек, не боящийся признать свою ответственность. Уши Власти, наверное, уже покраснели от бесконечных щипков Новодворской. А она теперь встревоженно восклицает: «Мы глотали обиды, прощали мелкие грубости и большие подлости (мягко сказано. – Дж. К.), вроде Чечни. Все – во имя движения вперед. Но теперь что-то иссякло. Бензин, масло, солярка. Воля, надежда. Власть наслаждается позолотой (быть может, имеется в виду реконструированный Кремль. – Дж. К.) в бездействии, увлеченная византийской казуистикой. Это не вопрос недостаточности сердечных сосудов, ни воспаления легких, ни простуды (намек, в лучшем духе гласности, на различные версии о болезни Ельцина. – Дж. К.). Это анемия, полная атрофия политической воли и мысли. Еще находящийся в стадии построения капитализм все больше «огосударствляется», валится на куски, вязнет в болоте и гниет, как и все незавершенные стройки. Беда не столько в олигархии (намек на определение, данное ельцинской власти Солженицыным. – Дж. К.). Дело в том, что мы имеем олигархию политических и моральных мертвецов«127.

Так считает Новодворская семь месяцев спустя после поражения «партии реванша», славного дела, которому Отто Лацис посвятил свою жизнь. В том же номере авторитетного «демократического» журнала Александра Пумпянского мы обнаружим комментарий другого «демократа» – Андрея Черкизова, политического обозревателя радио «Эхо Москвы», тоже перешедшего под крыло Владимира Гусинского. Черкизов возмущается в эфире и письменно «мастерами культуры, относящими себя к демократам и испытывавшими (когда-то, но не теперь) брезгливость по отношению к руководителям охранных ведомств, тем более – по отношению к фаворитам и холуям. Такого в России еще не было! Неужели вас купили, господа?»

Итак, «демократ» высшей пробы тоже начинает сомневаться в демократических качествах тех, кто минуту назад были его попутчиками. Которые, в свою очередь, сомневаются в его демократических достоинствах. А ведь речь идет о тех самых знаменитых Льве Лещенко, Владимире Винокуре, Геннадии Хазанове, Надежде Бабкиной, Александре Абдулове, многие из которых принимали участие в знаменитых гастролях «Голосуй или проиграешь», призванных напугать избирателей и заставить их проголосовать за Ельцина. Неужели вас и в самом деле купили, господа? Еще бы! В 1996 году им платил Чубайс (разве не для этого Евстафьев и Лисовский взяли из государственной казны 500 тысяч долларов?), а в 1997 году им платил Коржаков, может быть, деньгами, полученными благодаря льготам, подаренным Ельциным. Деньги есть деньги. Эти ужасные предатели на самом деле просто профессионалы, живущие своим трудом. Который в данном случае сводится к облизыванию ботинок того или иного представителя власти. Точно так же, как поступил Эльдар Рязанов в своем знаменитом телеинтервью с Ельциным и его семьей.

А потом, чья это корова замычала? Разве Андрей Черкизов в свое время не вступил в эту армию? Он, конечно, скажет, что записался добровольцем и трудился даром. Но нам-то интересна суть его логики, а не размеры возможного вознаграждения (на этот счет мы не располагаем данными) за оказанные услуги. Итак, воспроизведем его обвинительную речь, сопроводив ее краткими комментариями: «С кем вы, мастера культуры? Вы – с генералом охранки. Вы – с создателем новой монструозной спецслужбы, которая по своему проникновению в общество затмила, заткнула за пояс прежнюю, совковую «девятку». Вы – с создателем такой изощренной системы слежки и прослушки, которой не на шутку боялись сами обитатели и постояльцы Кремля.

Мало того, вы поддерживаете человека, пытавшегося использовать свои громадные полномочия и свое почти абсолютное влияние на президента в столь расширенных целях, что по праву можно говорить о должностных злоупотреблениях. Достаточно вспомнить известное письмо Коржакова Черномырдину с требованием расширить полномочия господина Сосковца128: передать ему курирование таких «денежных» отраслей экономики, как, например, ТЭК, в которых, как мы теперь знаем, наверное хватало места и криминальным методам управления«129.

Стоп, давайте поразмышляем. Андрей Черкизов утверждает, что в непосредственной близости к президенту были преступники. Что их надо обвинить в злоупотреблении властью и многом другом. Но лицензии, льготы и другие привилегии, которыми они пользовались, были установлены президентским указом. Коржаков мог бы сказать в свое оправдание, что его «громадные полномочия» были ему предоставлены официально и что иметь «неограниченное влияние» на президента – не преступление. Скорее наоборот, если президент позволяет какому-нибудь негодяю обрести «абсолютное» влияние над собой, то следует спросить – что за президента мы себе выбрали?

Но продолжим следовать за Андреем Черкизовым: «Мало и этого. Вы поддерживаете человека, который, оказавшись в отставке, не сумел остаться мужиком, а начал направо и налево «сливать» компромат – не только на президента, но и на его близких (имеются в виду ядовитые намеки Коржакова на политическую роль дочери Ельцина Татьяны. – Дж. К.). Попросту говоря – начал сводить счеты. Вам не может быть неизвестно, что Коржаковым наговорены десятки магнитофонных кассет, которые переправлены за границу, где и ищут теперь своего издателя (в настоящее время книга издана за рубежом. – Прим. ред.). У вас, видимо, скверно с моралью, если вы примирились с этим. Существуют профессии, носители которых не имеют права публиковать свои воспоминания по «горячим следами». Личный телохранитель президента относится именно к таким профессиям».

Все правильно. Действующие президенты тоже, как правило, воздерживаются от мемуаров, поскольку «следы» их деяний еще не простыли. И у вас тоже, наверное, скверно с совестью, если знали все это и молчали. Тем более, что ваша профессия, господин Черкизов, в отличие от ремесла телохранителя, состоит как раз в том, чтобы информировать немедленно, по свежим следам, своих слушателей и читателей. Но послушаем последнее обвинение Андрея Черкизова: «Господа, вы призываете избирателей голосовать за человека, в отношении которого существуют серьезные подозрения по поводу использования им и возглавлявшейся им спецслужбой незаконных, не правовых методов работы. Господа, вы призываете голосовать за человека, потворствовавшего развязыванию постыдной войны в Чечне; на совести которого – слезы матерей по убиенным сынам; на совести которого – слезы русских в Чечне, чьи жизни были унесены российской военщиной, чьи дома были разграблены российскими мародерами; на совести которого слезы чеченских матерей. Господа, вы призываете голосовать за человека, призывавшего нарушить Конституцию и отменить президентские выборы, господа, вы призываете голосовать за современного Распутина».

Пафос достиг высшей точки. Теперь мы знаем, что в чеченской войне виноват Коржаков. Президент ни при чем. Слезы всех матерей, российских и чеченских, на совести других. Одна беда: что-то я не припоминаю, чтобы Андрей Черкизов так же гневно обличал Коржакова в декабре 1994 года, когда началась война. И раньше, когда, быть может, ее можно было еще предотвратить, если бы журналисты написали, кто и почему ее готовит. Понадобилось сокрушительное падение Коржакова-Распутина, чтобы кое-кто из этих защитников безутешных матерей заговорил в полный голос. Они открывают рот только после того, как президент произнесет свой приговор и растопчет виновных независимо от их заслуг и грехов. Решающим обстоятельством становится сам факт поражения. Они всегда с теми, кто командует, несмотря ни на что.

Так что теперь придется ждать второго падения Чубайса, чтобы еще один кусочек правды о тайнах Власти достиг глаз и ушей читателей и избирателей. А ведь кое-что уже просочилось, пусть и не случайно, пусть и, как говорят, с помощью самого Распутина, кое-какие кассеты, о которых с такой страстью говорит Андрей Черкизов, выплыли на свет Божий. Этот эпизод также заслуживает подробного рассказа, с тем, чтобы читатели не только узнали о ходе событий, но и ощутили общую атмосферу эпохи «коллективного Распутина», которому посвящена эта книга. Я имею в виду ставшую уже знаменитой беседу от 22 июня 1996 года между Чубайсом, Виктором Ильюшиным и неким третьим собеседником (которого, скорее всего ошибочно, сочли Сергеем Красавченко), опубликованную «Московским комсомольцем«130.

Но обо всем по порядку. Подлинность записи пока что не подтверждена и не опровергнута, хотя с момента публикации прошло уже больше семи месяцев. По-прежнему ничего неизвестно о расследовании дела, которое – как мы вскоре увидим – Генеральная прокуратура непременно должна была бы открыть. Кстати, сам нынешний Генеральный прокурор напрямую замешан в него. Неизвестно, были ли допрошены главные герои. Полная тишина. Интересно заметить, что важнейшие электронные СМИ сразу после публикации были озабочены главным образом происхождением (предполагаемым) и незаконностью (очевидной) этой записи. На этот счет никаких сомнений нет. Кто-то воспользовался сложной аппаратурой, чтобы совать нос в конфиденциальные разговоры в помещении (все том же «Президент-отеле»), где микрофонов по идее не должно было быть. Но помимо этих подозрений, существовало еще и само содержание беседы трех выдающихся представителей президентского окружения. А это содержание было взрывоопасным и в свою очередь взывало к уголовному расследованию.

Но этим аспектом почти все крупнейшие проправительственные СМИ предпочли не заниматься. Уже цитировавшаяся статья-обвинение Андрея Черкизова – всего лишь скромный пример того, как внимание читателей переключается на произвол (в данном случае только предполагаемый, поскольку до сих пор никто не смог или не захотел доказать, что подслушивание было организовано Коржаковым) бывшего шефа президентской охраны, в то время как о подпадающих под действие уголовного кодекса моментах беседы деликатно умалчивается. Стоит напомнить, что на день беседы Чубайс был главой избирательного штаба президента и не имел государственных постов, Виктор Ильюшин также входил в штаб и занимал должность первого помощника президента, будучи одним из наиболее приближенных к нему лиц еще со времен Свердловска. Личность третьего, кто бы он ни был, в данном случае уже не так важна.

Но прежде, чем вернуться в 22 июня 1996 года, давайте сделаем еще шаг назад, всего на три дня, в ночь 19 июня, в свою очередь всего три дня спустя после 16 июня, «победы» Ельцина в первом туре. В ту ночь Аркадий Евстафьев131 и Сергей Лисовский132 были арестованы на выходе из Белого дома с картонной коробкой, в которой лежали полмиллиона долларов наличными. Выяснилось, что деньги вынули из сейфа некоего Дмитриева, заместителя начальника департамента (по иностранным кредитам и внешнему долгу) министерства финансов, с согласия (данного тем же утром) тогдашнего замминистра финансов Германа Кузнецова. Все это зафиксировано черным по белому в протоколе допроса Бориса Лаврова, чиновника Национального резервного банка, – получившего за несколько месяцев до того от Кузнецова предложение войти в избирательный штаб президента в качестве члена группы административного контроля. Согласно тому же протоколу (допрос был проведен около 23 часов 30 минут 19 июня 1996 года лейтенантом московского ФСБ Анатолием Михалевым), Лавров передал коробку с 500 тысячами долларов в руки Аркадия Евстафьева, которого сопровождал Лисовский.

Люди ФСБ, то есть агенты Михаила Барсукова, из предосторожности записали все на видеокамеру: и арест парочки, и допросы, и доллары, и коробку с надписью «Xerox paper». Все это, включая тексты протоколов, поступило в несколько московских редакций сразу после «телевизионного путча», организованного Чубайсом против Коржакова и компании133. В те три захватывающих дня клан Чубайса и компании перешел в наступление. Именно они поставили все на победу Ельцина и организовывали ее теми элегантными методами, о которых мы уже упоминали. Теперь они хотели сорвать банк. Теперь они могли выписать Ельцину счет и потребовать головы конкурентов, поставивших на отмену выборов. Коржаков и компания попытались сыграть на опережение, но на этом и попались. Именно в этом контексте и нужно интерпретировать публикацию «Московского комсомольца» и ее «достоверность». Которая в свете вышесказанного представляется достаточно высокой.

Коржаков и компания расставили ловушку Чубайсу и компании. Последние немедленно отреагировали, в ту же ночь, «телевизионным путчем», разыгравшимся на двух подконтрольным им каналах, НТВ и ОРТ. На следующее утро Чубайс явился в «Славянскую» и заявил, что команда противников уволена президентом, что именно они – настоящие путчисты и что от них до последнего исходила угроза отмены выборов. Все так, кроме одной маленькой, но важной детали: коробку с 500 тысячами долларов придумал не Барсуков, она реально существовала и могла стать предметом разбирательства. Но на следующее утро Анатолий Чубайс решительно отрицал, что его сотрудники вообще когда-либо держали в руках доллары.

Прежде чем продолжить рассказ, нужно выяснить еще одно обстоятельство: как поживает расследование о делах ночи 19 июня?134 Этот экскурс сам по себе заслуживает отдельной главы, настолько ярко он свидетельствуете «независимости» российских следственных органов.

По материалам допросов и публикаций в печати Генеральная прокуратура открыла уголовное дело по статье о «незаконных валютных операциях«135. Любопытно. Ведь из протоколов выяснились многочисленные факты нарушения закона, среди которых – нарушение закона о выборах, кража, злоупотребление властью, использование служебного положения в личных целях, нанесение ущерба государству. Перечень можно продолжить. Однако Генеральная прокуратура расследует только незаконную валютную операцию. Кто же ее совершил? Неизвестно. Но мы получили подтверждение, что Чубайс солгал. Полмиллиона долларов существовали на самом деле. Послушаем объяснения Юрия Скуратова: «В ходе предварительного следствия были получены данные о возможном перемещении валюты. В связи с этим 19 февраля 1996 года было открыто новое дело по обвинению в мошенничестве». Против кого? Опять же неизвестно. Пока что «учитывая произошедшие изменения в законодательстве, дело о нарушении правил валютных операций закрыто 5 января 1997 года за отсутствием состава преступления». Расследование продолжается, но ограничено банальным мошенничеством. Вот вам российское правосудие.

А теперь закончим отступление и вернемся к беседе 22 июня, опубликованной «Московским комсомольцем» 15 ноября 1996 года. Из нее выясняется, что Коржаков и компания, уже выброшенные из Кремля, отказываются вести себя спокойно. Из контекста можно сделать вывод, что они угрожают возмездием. Вот что говорит голос, очень похожий на чубайсовский, в комнате «Президент-отеля» 22 июня: «Я же говорю, что тут язык совершенно однозначный. Только в лоб ему сказать, что либо заткнетесь, ребята, либо посадим. Все. У нас материалов столько с документами, что хватит лет на 15 каждому. Про все воровство, про все убийства, про всю кровь, которая за ними стоит. В полном объеме. И лежит в достаточно надежных местах. И во многих местах это лежит. Если с любым из нас что-то происходит, мгновенно эти материалы публикуются. Схему я лично проработал до мельчайших деталей, сделал два месяца назад, потому, что я знал, с кем имею дело. А сейчас картина такая: либо они затыкаются, либо посажу совершенно однозначно. Можете от меня лично им передать в качестве привета«136.

Никто пока что не подтвердил и не опроверг подлинность этой записи. Сказанного уже с лихвой хватило бы на десяток обвинений. Если этот портрет и ненастоящий, то хорошо придуманный. Значит, существуют документы, тянущие на 15 лет тюрьмы. А он, Чубайс, вернее, его голос, знал о них уже «два месяца назад», поскольку ему было ясно, с кем он имеет дело – с ворами, убийцами, организующими и распространяющими компромат. Но ведь и говорящий поступает точно так же. Он знает систему, он ее «проработал до мельчайших деталей». Но не обнародуем, если только не… если «ребята» не успокоятся. Он позаботился о том, чтобы поместить документы в различные места, чтобы оставить инструкции, если «что-то происходит». Классический мафиозный лексикон.

Вариантов может быть два. Первый: запись подделана, разговора никогда не было, а «Московский комсомолец» стал жертвой отлично организованной операции по дезинформации. Тогда суд должен нам сказать, что Чубайс невиновен. Во втором варианте давать объяснения придется самому Анатолию Борисовичу, и отдельное расследование должно будет определить, кто заказал и организовал незаконное подслушивание. В ожидании всех этих событий продолжим цитировать газету Павла Гусева.

«Ильюшин: – Я шефу сказал, когда вчера с ним разговаривал. Я говорю: – Борис Николаевич, вот сейчас, если захотеть, то около «Президент-отеля» можно поймать как минимум пятнадцать—двадцать человек, которые выносят спортивные сумки из нашего здания с деньгам». «Он ответил: – Понятно».

Думаю, не надо пояснять, кого имеет в виду под «шефом» голос, приписываемый Ильюшину. Как и о чем речь. Кому какое дело до того, что выносили Евстафьев и Лисовский? Даже сегодня, 21 июня, стоит отдать приказ, и можно арестовать пятнадцать-двадцать человек со спортивными сумками, набитыми долларами, рублями, марками, чем угодно. Если запись – не фальшивка, то мы имеем дело с неплохой компанией воров.

В любой случае создатель пленки очень много знает. В его распоряжении не только целая команда профессиональных имитаторов, но и отлично разбирающиеся в кремлевских тайнах консультанты. Но продолжим цитирование.

«Ильюшин: – Но мы не сможем воспрепятствовать передаче дела в прокуратуру, если прокуратура их затребует.

Чубайс: – А почему? Одна просьба Бориса Николаевича к Скуратову, и второе: указание Ковалеву (директору ФСБ) затянуть. И все.

Ильюшин: – То, что будет затянуто, – это без вопросов. А передача уже состоится сегодня.

Чубайс: – В прокуратуре же Илюхин (коммунист, председатель думского комитета по безопасности. – Дж. К.) как у себя дома.

Ильюшин: – А если я попрошу Скуратова держать у себя документы?

Чубайс: – Начните с того, что попросите его перенести передачу материалов.

Ильюшин (говорит по телефону со Скуратовым): – Юрий Ильич, вот какой вопрос возник: можно было бы сделать таким образом, чтобы документы, которые вам придут от Трофимова (шефа московского ФСБ), ни к кому, кроме вас, в ближайшее время не попали? И чтобы они у вас некоторое время полежали до совета с Борисом Николаевичем, после того, как вы с ними познакомитесь лично?»

В расшифровке записи ответа Скуратова нет, очевидно, микрофоны были установлены только в комнате.

«Ильюшин: – Надо именно так и сделать, потому что у нас есть сведения опасаться того, что это очень быстро перетечет, если кто-то у вас будет заниматься другой, в стан наших противников».

Новая пауза, Скуратов что-то отвечает.

«Ильюшин: – Да, пусть это лучше полежит у вас лично, и никому не передавайте в производство. А потом подумаем, ладно? Спасибо.

Чубайс: – Что, если вторым шагом попросим Бориса Николаевича…

Ильюшин: – Вообще похоронить?

Чубайс: – Нет, затребовать у Скуратова документы себе на анализ. Затребовать полный комплект документов.

Ильюшин: – Хорошая идея (смеется)".

Если запись настоящая, то получается потрясающий семейный портрет. Но мы не можем ничего утверждать, хотя никуда не деться от странного поведения Генерального прокурора в деле Евстафьева и Лисовского. Слишком уж оно напоминает откровения «Московского комсомольца». Не иначе как совпадение.

Дальнейшее же никак не может быть совпадением. Это факты, последний мазок к картине, делающий менее невероятным большую часть вышеизложенной неумолимой истины. В Гарварде существует Институт международного развития (IID), которым – смотри, кого мы видим! – руководит один ваш старый знакомый. По крайней мере тех из вас, кто дочитал до сих пор. Это Джеффри Сакс. Еще несколько строк, и читатели, наконец поймут, почему я посвятил столько внимания этому молодому человеку. Кстати, я не единственный. Уильям Пфаф, авторитетный обозреватель «Лос-Анджелес таймс», рассказывает, что «однажды Джеффри Сакс, гарвардский экономист, бывший одним из первых и наиболее влиятельных советников Гайдара, признал, что чувствовал себя как хирург, обнаруживший, что в организме пациента все органы перепутались местами. Что означает две вещи: хирург ошибся не только в диагнозе, но и в биологическом виде больного». Статья была озаглавлена с традиционной американской краткостью: «Неумелые западные советы способствовали превращению России в пороховую бочку«137.

Сегодня мы уже знаем гонорар хирурга Сакса и того, кто оплачивал его консультации по операции над Россией. Информация эта пришла из настоящего «коммунистического гнезда» – Счетной палаты США, органа, контролирующего расходование правительственными ведомствами бюджетных средств. Ее доклад был подготовлен по запросу Комиссии по иностранным делам Палаты Представителей Конгресса США138. Из него выяснилось, что Джеффри Сакс получил ни больше ни меньше 60,4 миллиона долларов за «помощь» России. 40,4 миллиона пошли на программу приватизации, а 20 миллионов – на «поддержку законодательной деятельности» российского правительства реформаторов.

Неплохо. Посмотрим теперь, как и с кем работал Сакс. С 1994 по 1996 год. IID подготовил, написал и передал Ельцину «сотни указов». Вот, наконец, и раскрыта тайна: кто же конкретно проводил реформу в России. Россияне должны знать, кому они обязаны важнейшими решениями правительства Черномырдина, по крайней мере за эти два года.