Текст книги "Прощай, Россия!"

Глава 7. Российские либералы

«Колыбелью Москвы было кровавое болото монгольского рабства, а современная Россия есть лишь метаморфоза этой Москвы… В такой страшной и презренной школе она обрела силу в мастерстве рабства. И освободившись, Москва продолжала исполнять свою традиционную роль раба, ставшего рабовладельцем»14. Боже мой! В Москве образца 1996 года нужно дойти до последней степени отчаяния, чтобы начать цитировать Карла Маркса. К тому же цитировать фразу, которая россиянам по понятным причинам никогда не нравилась, даже в коммунистические времена. Но этот тезис внезапно обрел популярность в кругах радикальных либералов, тех, кого люди уже окрестили «демократами». Кавычки мои. Для большинства россиян после 1992—1996 годов слово «демократ» стало просто ругательством, без всяких кавычек.

Что же произошло? Попробуем разобраться, проследив за анализом Александра Янова в «Дружбе народов»15. Почему мы выбрали именн,о его в качестве примера? Потому что он крупный историк, несомненный либерал, настроенный более чем прозападнически. Последние годы он живет в Америке и, следовательно, имеет абсолютно незапятнанную репутацию: ему не надо оправдывать собственные слова и действия, которых стыдится большая часть радикал-либералов и «творческой» интеллигенции. Янов интересней главным образом тем, что описывает кризис либеральной российской интеллигенции «изнутри». В качестве модели я мог бы использовать и кого-нибудь другого. Но маккартистам конца века было бы легко отвергнуть его анализ, даже не прочитав, навесив на него заранее заготовленные ярлыки – «коммунист», «ностальгик СССР», «национал-патриот» и т. д. Поэтому не будем в этой главе упоминать Александра Зиновьева и Станислава Говорухина, Михаила Горбачева и Григория Явлинского, Леонида Абалкина и Сергея Глазьева. Все они не без греха.

Янов же чист и честен. В один прекрасный день, прочитав эссе Геннадия Лисичкина16, он обнаруживает, что московская либеральная интеллигенция вновь увлеклась историей. И что особенно важно, сделала это, приняв на веру только что процитированное утверждение Маркса, присвоив («без всякой критики», замечает Янов) тезис правых, согласно которому авторитаризм заложен в российской национальной традиции, враждебной западной демократии, враждебной Западу как таковому и неспособной к какой бы то ни было интеграции с этой частью света. Единственное различие между Марксом и славянофильскими правыми состоит в том, что первый осуждал эту характерную российскую черту (или черту характера?), в то время как вторые считают ее отличительным достоинством, которым можно только гордиться.

Список появившихся в последнее время работ на эту тему настолько длинен, что заставляет предположить рождение новой проблемы. Кроме Лисичкина (напоминаю, что он был одним из подписантов письма к Ельцину в октябре 1993 г.), неожиданно ощутили непреодолимую потребность выступить с «критикой российского исторического опыта» экономист Виталий Найшуль17, другой известный экономист Егор Гайдар18, а также генерал Александр Лебедь19 и философ Леонид Куликов20, чье сочинение, «полное мрачного чаадаевского пафоса», особенно раздражает нашего Янова. Который – и это странно только на первый взгляд – не включает в свой список Александра Солженицына, неоднократно обращавшегося к исторической теме после своего возвращения на родину. Но очевидно, Янов не хочет принимать его в эту компанию. И здесь он снова ошибается.

И все же: откуда такое нетерпеливое желание свести счеты с российской историей и почему именно сейчас? Потому что, отвечает Янов, совершенно справедливо задаваясь вопросом, на который и я пытаюсь ответить этой книгой, «Россия стремительно приблизилась к роковому перепутью, когда ей снова, как в начале века, предстоит ответить на жестокий вопрос о самом смысле ее национального существования». Да, это в самом деле так. Было бы невредно, если бы Янов спросил себя, почему спустя пять лет ельцинского правления, когда коммунизм окончательно и бесповоротно скончался, Россия снова стоит на перепутье. Или скорее, у края пропасти, к которому Россия (точнее, ее интеллигенция) подошла неподготовленной, как будто бы она не поняла, что произошло с ней в предыдущее десятилетие, не ощутила размеров собственной трагедии. Непростительное легкомыслие. До Янова это тоже дошло с опозданием. Только сейчас он начинает осознавать, что «страна расстается не только с наследием трех поколений коммунистической „татарщины», но и со всеми четырьмя столетиями имперского существования, отбросившего ее на обочину мировой истории».

Это – очень тонкий момент, поскольку интеллигенты и политики «демократической татарщины» продолжают считать, что пяти-шести веков, предшествовавших коммунистической эпохе, просто не было. Они сводили счеты своей личной вендетты только с последними 70 годами, полагая, что до этого стоял «золотой век», что – несмотря на Распутина и войну – Николай II был просвещенным и прогрессивным деятелем, павшим жертвой варварства, почти святым. Как можно забыть фильм Станислава Говорухина «Россия, которую мы потеряли»? Казалось, что до 1917 года Москва стояла в авангарде цивилизации и прогресса, экономического, интеллектуального, государственного. На основе этих предпосылок нетрудно сделать вывод, что «возвращение в цивилизованный мир» – вполне легкое дело. Достаточно обратиться к собственным корням, возродить нечто, уже существовавшее. К тому же интеллигентам казалось, что страна отдалилась от цивилизованного мира так ненадолго! Перерыв был кровавым, жестоким, но коротким. Настолько, что можно было его немедленно предать забвению. Янов возмущается: «Никто не подумал, что цена за „присоединение к человечеству» после такого немыслимо долгого перерыва неминуемо будет жестокой».

Он запоздало возмущается, что слишком велик был вес экспертов, единодушно полагавших, «что преобразование в принципе сводится к корректировке экономических регуляторов». Разумеется, Янов имеет в виду Гайдара и его гарвардских советников. Именно с их подсказки Борис Ельцин предрекал в ноябре 1991 года, накануне либерализации цен: «Хуже будет всем примерно полгода, затем – снижение цен, наполнение потребительского рынка товарами, а к осени 1992 года – стабилизация экономики, постепенное улучшение жизни людей». Если он в самом деле в это верил, то это просто выходит за рамки приличий (что относится не только к Ельцину, но и к когорте российских и иностранных обозревателей, попавшихся на эту удочку). Если же он говорил так из любви к низкопробному популизму, то дело обстоит иначе. Впрочем, не лучше. Но Янову и радикальным демократам не пристало жаловаться, если впоследствии коммунисты, национал-патриоты, крайне правые и крайне левые начали кричать об «оккупационном режиме» и о «чужеземцах» у власти. Только чужие, только враги могли бы действовать подобным образом.

Это вопрос исторической перспективы. Одно дело похоронить воспоминания двух поколений, другое – залезть в хромосомы шестнадцати поколений, переживших крепостное право, самодержавие и империю. Можно возразить, что Янов ошибается, что кое-кто об этом задумывался. С 1985 по 1991 год многие, в том числе и в КПСС, постепенно (смутно, частично, не до конца, как вам больше нравится) осознали тяжесть бремени этих шестнадцати поколений. Но во главе этих людей стоял генеральный секретарь ЦК КПСС, которого надо было убрать уже за одно это. И его убрали. Руками – Янов это признает – альянса между сторонниками скорого, немедленно наступления светлого либерального будущего, боровшимися против имперского коммунизма, и пророками дореволюционного прошлого, бывшего – к несчастью для радикалов – имперски-самодержавным, то есть отнюдь не демократическим.

Янова следовало бы спросить, по какой причине Россия получила от этих шестнадцати поколений наследство, которого не было у остальных европейских народов. Я подчеркиваю это обстоятельство не для того, чтобы доказать, будто Россия шла навстречу своему року. Я просто призываю всех россиян, кто, как Янов, задумывается над этими вопросами, не прибегать вновь к упрощенным решениям. Например, не залезать в поисках «естественной склонности» русского народа к демократии в архивы XVI века; Бесполезно – да и смешно – отрицать то обстоятельство, что самые прочные корни российской исторической традиции питаются именно авторитаризмом. Что совершенно не означает, что нынешние поиски демократического развития необоснованны и нереалистичны. Просто нужно было отталкиваться от немыслимых трудностей, с которыми неизбежно столкнулась бы попытка реформирования страны. Только зная это, можно было их преодолеть. Однако «реформаторы» поступили наоборот, пренебрегая страной. А когда они обнаружили, что она не следовала за ними, то обманули и изнасиловали ее. Столкнувшись же с реакцией населения (то была реакция пассивного сопротивления, потому что россиянам неизвестны другие пути, разве когда они взрываются, приблизительно раз в два века), они только утвердились в своем мнении, что к этому народу применимы только авторитарные методы.

Вот они выходят на бой, один за другим. Янов применяет к ним авиационный термин – «перехватчики». Вроде Андраника Миграняна (но он фигурирует здесь просто в качестве парадигмы, он более заметен потому, что более болтлив и криклив), рассуждающего приблизительно так: поскольку самыми популярными в России всегда были идеи «державности, патриотизма, закона и порядка», то не остается ничего другого, кроме как присвоить их себе, «перехватить». По крайней мере, тогда «мы, демократы, мы, реформаторы», вырвем их из рук национал-патриотов. Вот почему Мигранян стал президентским советником и до сих пор им остается. Вот почему он подружился с Коржаковым и поддержал с «прагматической» точки зрения чеченскую войну. Вот так люди и оказываются по уши в крови и грязи. И разве он один такой? Другие прошли этот путь в молчании, Мигранян с криком. Разница не так уж велика.

Вот путь, пройденный российскими демократами первой волны, открывшими дорогу криминальному режиму. Их идеология состояла из нескольких простых аксиом, часто близких к тавтологии. Как, например, вот эта: «личная свобода неотделима от рынка». Или: «либеризм и либерализм – одно и то же». Они считали, что нашли Запад, и никто им не объяснил, что, к счастью, это только частичка Запада. Наоборот, им внушали, что Запад означает deregulation, глобализацию, рынок без границ и без правил, кончину государства социального, национального и просто государства как такового. Бедняги! Они не сообразили, что имеют дело с учениками антигосударственных фун-даменталистов, поклонниками Фон Хайека и Фрид-мана. Они не поняли, что в Россию пришли партизаны ультралиберализации, монетаризма в планетарном масштабе, сторонники финансовой и антипроизводственной перекройки всей мировой экономики.

Это те самые люди, которые имеют наглость выступать от имени Запада и претендуют на звание высших выразителей новой философии. Никто, разумеется, не представлял себе, что она давно не имеет ничего общего с либерализмом и правовым государством, которые некоторые искренне стремились построить в посткоммунистической России. Что не так уж и плохо, поскольку авторитарные тенденции американского нео-либеризма, «модернизаторская» склонность к президентским режимам, к технологиям манипулирования народом, к упрощенному порядку принятия решений, исключающему контрольные инстанции, полностью совпадают с идеями российских радикально-демократических реформаторов. В самом деле, зачем заново проходить путь, позволивший Западу «изобрести велосипед» правового государства, когда все уже давно пересели в лимузины нео-президентских режимов? Россия снова попыталась срезать путь, чтобы прийти к финишу первой. И снова оказалась – вполне заслуженно – на краю пропасти.

На самом деле, российские демократы увидели только маленький кусочек истории Запада и капитализма. Они узнали только течение, восторжествовавшее в те десять лет, что Россия стряхивала с себя коммунизм. Но никто не сказал, что оно будет продолжать доминировать и в будущем. Не этот Запад диктовал правила развития в первые послевоенные сорок лет. В каком-то смысле россиянам не повезло – они попали в самый разгар кризиса Запада и оказались не в состоянии осознать его, приняв как наивные неофиты за истину то, что в тот момент предлагал рынок.

Янов, следивший за дискуссией на Западе, пытается объяснить своим российским читателям, что «свобода рынка вполне возможна без свободы человека», что можно, не успев даже опомниться, оказаться в «автократическом рынке». И что либеральная западная идеология с самого своего зарождения прекрасно знает, что может оказаться в критической ситуации, когда приходится выбирать между рынком и личной свободой. Как выяснилось, российские демократы оказались неподготовлены к этой задаче и в большинстве своем – доказав тем самым, что в свою очередь являются продуктом российской традиции, – предпочли пожертвовать свободой личности. Разумеется, только в силу форс-мажорных обстоятельств. Это касается не только «перехватчиков». Отсюда (Найшуль, Лисичкин, Мигранян – только три примера, можно продолжить перечень Шумейко, Сатаровым, Шахраем и т. д.) оргия энтузиазма по отношению к Пиночету, справлявшаяся в основном в демократических кругах. Отсюда тезис Найшуля о том, что «в России невозможна представительная парламентская демократия». Отсюда, наконец, Конституция, породившая «президента-самодержца», вождя нации, фюрера, на которым лежит «вся тяжесть государственной ответственности и власти»21, созданная руками демократов.

Это не было невольной ошибкой, как, похоже, считает Янов. Они сами этого хотели. Вольно цитируя декабриста Поджио, можно сказать: вы приняли в свои объятия скромного батальонного командира, вы подняли его на трон и, кланяясь, дали ему возможность укрепиться и так долго давить на ваши спины. Вы создали Бориса своими руками.

Глава 8. Чечня

Бог мой, какую наглость надо иметь, чтобы всерьез рассуждать о свободных выборах в России! Чтобы назвать «свободной» эту симфонию подтасовок, эту карикатуру на народное волеизъявление, этот шедевр неравенства условий, которому могут позавидовать бонапарты всех времен и народов, изощрявшиеся в подобных выдумках, чтобы удержаться у власти. Самое замечательное, что остальной мир, который вроде бы должен быть уже знаком с некоторыми уловками, им самим придуманными и примененными на практике задолго до России, сделал вид, что ничего не заметил. Разумеется, его ведь устраивала победа Ельцина. А по схемке, приготовленной для дурачков, победа Ельцина становилась синонимом победы «реформаторов», то есть хорошего, хотя и не лучшего, в то время как его поражение означало бы победу «консерваторов», то есть коммунистов, то есть плохих, очень плохих.

Схема «реформаторы-консерваторы» сама по себе забавна. Придумали ее англосаксы, любящие простые понятия, легко объясняемые несколькими звуками. Со страниц «Нью-Йорк таймс» и «Вашингтон пост», где она была чем-то вроде ежедневной молитвы, она затем расползлась повсюду. Попробуйте спросить – а что такое реформа и консерватизм? И вы сразу обнаружите, что никто ничего толком ответить не в состоянии. Если кому-то что-то и приходит на ум, то нечто вроде «реформа – это демократия плюс свободный рынок, консерватизм – это коммунизм и диктатура». Не пытайтесь расспрашивать дальше, все равно ничего не добьетесь. А что, если выяснится, что Ельцин не демократ, а Зюганов – не коммунист?

По правде говоря, кое-какие сомнения относительно Ельцина уже возникали. Даже его обожатель Сандро Виола из итальянской газеты «Репубблика» признает, что это человек «вспыльчивый, авторитарный, неустойчивый в своих настроениях, к тому же алкоголик и его здоровье в отвратительном состоянии». Джеффе называет его «semi-good guy», полухороший парень. Худо-бедно, мы наблюдали его в самых разных ипостасях, и сказать о нем можно многое. Что он груб, циничен, склонен выжимать своих соратников до капли и затем жертвовать ими, сваливая на них всю ответственность, что он исчезает в самые деликатные моменты (болезнь была основной причиной только в нескольких случаях), чтобы спокойно отдать на растерзание кого-нибудь из своих верных людей, невежественен в экономике, неспособен критически воспринимать лесть и любит окружать себя царской роскошью (реконструкция Кремля достойна египетских фараонов), хотя начинал свою карьеру как обличитель привилегий номенклатуры. Но главная его черта другая. Он – лжец. До такой степени, что отрицал факт бомбардировок в Чечне, демонстрировавшихся в то же самое время телевидениями всего мира. До такой степени, что в присутствии Билла Клинтона утверждал на пресс-конференции в Москве, что в Чечне не ведутся военные действия.

Я-то всегда полагал, что для американцев врущий политик – конченый человек. По крайней мере, именно эту легенду изо дня в день преподносила нам англосаксонская печать. После эпизода на пресс-конференции – при которой я имел счастье присутствовать – пришлось убедиться, что американцы готовы переварить и политика-лжеца, лишь бы он был им полезен.

Мне возразят (и уже возражали), что это детали. Этакие мелочи, меркнущие перед его величием государственного деятеля и реформатора.

Что, и война в Чечне тоже? Нет, даже самые ярые сторонники Ельцина не считают ее «мелочью». Сандро Виола называет ее «провальной авантюрой» и «смертельным» грехом22. Однако же – единственным. Да, это пятно, да, кровавое, но по сути маргинальное по сравнению с его неоспоримыми заслугами. Главное, что он предотвратил «возвращение России к коммунизму (или неокоммунизму)». Перед лицом этого чудесного завоевания остальное меркнет. А что, если выяснилось бы, что Россия в любом случае не стала бы опять коммунистической? И что страх Запада не имел под собой никаких оснований? И что все жертвы чеченской войны, оправданные этим страхом, погибли напрасно? Кстати, это маленькое отступление с праведного пути (куда?) стоило, по разным оценкам, от 50 до 100 тысяч человеческих жизней, и подавляющее большинство жертв пришлось на мирное население. Но дело в том, что эта «ошибка» была задумана и хладнокровно разработана группой людей, выбранных самим Ельциным, а затем одобрена им на историческом заседании Совета Безопасности под его собственным председательством. Кремль начал готовиться к войне в Чечне с августа 1994 года. Были предусмотрены различные сценарии. Официально цель заключалась в «пресечении попытки отделения» и «восстановлении конституционного порядка». На самом деле один из вариантов должен был привести к отмене выборов в Думу. Как мы знаем, он не сработал, и на выборах победили коммунисты. Но теперь мы знаем и то, что в Кремле была партия отмены парламентских (а не только президентских) выборов. Я-то знал это уже тогда и даже писал об этом, вызвав гнев Сандро Виола и Карло Мария Санторо, бывшего заместителя министра обороны в одном из итальянских правительств. С последним мы имели небольшую стычку в ходе передачи «Италия-радио». Я как раз рассказывал, что в окружении Ельцина существует группа «ястребов», стремящихся сорвать выборы. Господин Санторо, очевидно, в прошлом имел дело с коммунизмом (уж не знаю, по какую сторону баррикад) и хорошо владел языком Третьего Интернационала, потому что прервал меня саркастической репликой: «Ну конечно, еще одна шайка врагов народа…» Он сам – типичный пример тех, кто балуется силлогизмами вроде «реформа хороша, Ельцин проводит реформу, следовательно, он хорош и, следовательно, все его друзья тоже хороши». Как я смел обвинить «преторианца» Коржакова в замысле устроить костер из избирательных бюллетеней?

Может быть, сейчас господин Санторо придерживается иного мнения. Ведь теперь все закулисные интриги, о которых я рассказывал на «Италия-радио», получили подтверждение из уст Анатолия Чубайса. А он – верный друг Ельцина и, следовательно, может быть только хорошим, просто отличным. Он подтвердил все дословно и даже добавил массу пикантных деталей. Остается только ждать, что прогонят самого Чубайса и кто-нибудь другой расскажет нам то, что мы уже знаем: что Чубайс посылал своих сотрудников забрать полмиллиона долларов из сейфа одного министерства, чтобы заплатить наличными певцам, выступавшим в поддержку президента.

Дело в том, что обличительные речи Чубайса против Коржакова и компании прозвучали в тот момент, когда партия «ястребов» стала неудобной, опасной и бесполезной. От нее надо было избавиться, чтобы положить последний мазок на картину «легитимного» переизбрания Бориса Ельцина. Мы уже говорили о том, что эта партия располагала достаточным количеством информации, чтобы понять – в условиях нормального, ничем не ограниченного народного волеизъявления коммунисты победят. «Ястребы» пытались предотвратить эту победу самым простым и грубым способом: отменив выборы. Каким образом? Через введение чрезвычайного положения. Война в Чечне должна была послужить именно этой цели (но не только).

Целых три года в Кремле терпели, никак не реагируя, провозглашенную Дудаевым независимость. Опустим то обстоятельство, что Дудаева привели к власти Геннадий Бурбулис и Сергей Шахрай, в то время главные политические советники Ельцина, пользовавшиеся его наибольшим доверием. Не будем упоминать и о том, что Дудаева вооружили с более или менее молчаливого согласия Кремля, чтобы свергнуть в ходе дворцового переворота тогдашнего председателя Верховного Совета Чечено-Ингушетии, коммуниста Доку Завгаева. А знаете, кто ненадолго стал чеченским президентом в 1996 году с благословения Ельцина? Доку Завгаев.

Вот вам и «сумятица» в России и в Кремле. Пытаясь поведать о том, что произошло, я начинаю понимать, что читатель может подумать, что все это слишком невероятно, просто какая-то дурная шутка, неприличная клоунада, не заслуживающая даже серьезного анализа, неуместная даже в самом низкопробном комиксе. Тем не менее дело обстояло именно так, и даже российские газеты засвидетельствовали это. Но западные послы не читают неприятные статьи, выходящие в российской печати. А если читают, то не теряют, как правило, времени на упоминание их в докладах. Так же поступают и иностранные корреспонденты, прежде всего американские. Те, будучи подлинными патриотами, хорошо знают, на какие кнопки нажимать, а какие лучше вообще не трогать. Разумеется, не обходится и без исключений. Но журналисты менее влиятельных стран знают, что если возникают какие-то сомнения, достаточно взглянуть на тон и ориентацию ведущих американских газет и журнала «Экономист» и подстраиваться под них. Тогда уж вы точно не ошибетесь, потому что американские СМИ никому не уступают в патриотизме, как мы видели во время Олимпиады в Атланте.

Но иногда случаются «утечки информации». В виртуальных потоках, по которым двигается мировая информация, открывается брешь. И крохотному меньшинству удается добыть истину. Но это – долгий разговор, требующий отдельного экскурса, чтобы заодно объяснить, почему итальянским газетам интереснее люд еды российской провинции, чем данные об экономическом кризисе, или о мафии у власти, или о фальсификации выборов. Но перелетим же в Чечню, оставив в стороне то обстоятельство, что три года подряд в аэропорту Грозного приземлялись один за другим загадочные самолеты. Некоторые из них принадлежали российским вооруженным силам, другие несли флаги различных зарубежных стран, а у иных вообще отсутствовали опознавательные знаки. Они взлетали в разных точках России и приземлялись на ничьей земле, которой стала Чечня с 1991 года, а потом исчезали в неизвестном направлении, поскольку с момента вылета из Грозного формально никто больше ничего не контролировал.

Не будем обсуждать и множество других секретов Полишинеля, существование которых ныне доказано. Но никуда не деться от того обстоятельства, что шайка, организовавшая вторжение в Чечню в декабре 1994 года, целиком состояла из доверенных людей Ельцина. Они считали, что быстрая победа поднимет падающую популярность Ельцина, покажет, что президент принимает близко к сердцу территориальную целостность России (повысив таким образом его рейтинг среди национал-патриотического электората), заодно приструнит сепаратистские настроения в других автономных республиках, прежде всего на Кавказе, и наконец, наведет порядок в регионе, вызывавшем все больший интерес крупных международных нефтяных компаний из-за колоссальных запасов нефти Каспийского моря.

Столько зайцев одним махом. Да еще практически бесплатно. И вот министр обороны генерал Павел Грачев, глава МВД Виктор Ерин, шеф ФСК Сергей Степашин получили поручение продумать секретную операцию против Дудаева. Таскать каштаны из огня должна была чеченская оппозиция при поддержке пары десятков российских танков и БТРов, чьи экипажи тайно рекрутировались ФСК23 среди элитных танковых дивизий. Это было в конце ноября 1994 года. Задумка провалилась. Российский контингент был уничтожен на улицах Грозного. Генерал Грачев с негодованием заявил журналистам, что если бы операцию доверили ему, то проблема была бы решена одним батальоном за несколько часов. И добавил, что план потерпел фиаско потому, что был задуман и реализован ни к чему не годными проходимцами. Наверное, ему не сообщили, что концепция операции (и почти все ее жертвы) родилась в России.

И вот здесь проявилось все величие, вся предусмотрительность, вся прозорливость президента Ельцина.

Он мог бы решить, что взять Грозный не так просто, как кажется, что надо действовать осторожно и что для поднятия своего рейтинга из головокружительной пропасти, в которой он оказался, лучше было бы подумать о какой-нибудь другой стратегии, по возможности менее кровавой. Но он решил продолжать в том же духе и смыть позор молниеносным ударом. Как мы знаем, у Ельцина отсутствует рычаг заднего хода. К тому же под рукой был генерал Грачев, «лучший министр обороны со времен Жукова» – слова Бориса Николаевича, – который гарантировал «победу за 24 часа». Это его собственные слова. Секретная операция провалилась? Ну что ж, отбросим приличия и будем действовать открыто. Разве американцы не послали войска завоевать Гренаду и Панаму? А мы пошлем в Чечню армию и внутренние войска. Некоторые чистые души воскликнули: но, господин президент, мы не можем этого сделать. По Конституции для применения армии внутри страны необходимо сначала ввести в зоне конфликта чрезвычайное положение. А оно, в свою очередь, должно быть утверждено Советом Федерации.

Ельцин, черт возьми, отлично знает, что такое правовое государство. По крайней мере, именно это он заявил депутатам Конгресса США. Поэтому он поручил Юрию Батурину, в то время его советнику по национальной безопасности, придумать, как обойти закон. С другой стороны, он всего лишь следовал примеру Никсона, Джонсона, Рейгана, Клинтона. Результатом стал один из самых крупных конфузов эпохи Ельцина. Армия отправилась в Чечню на основе секретных президентских указов (в нарушение Конституции), без объявления чрезвычайного положения (еще одно нарушение), с мандатом наведения общественного порядка, в котором игра слов – «разоружение незаконных формирований и восстановление конституционного порядка» – призвана была ввести в заблуждение законодателей. А как быть с торжественной клятвой в верности Конституции? Однако когда Дума обратилась в Конституционный Суд, то этот свободный и независимый орган постановил, что никаких нарушений при процедуре ввода войск не было. Бог с ним. Ельцин в любом случае заранее принял свои меры предосторожности.

Когда российские войска вторглись в Чечню 11 декабря 1994 года, он находился в больнице по поводу операции на носовой перегородке, о которой никто никогда до этого даже не упоминал.

Я далек от желания позлорадствовать. Пусть читатель сам выбирает из возможных вариантов. Вариант первый: Ельцин был здоров как бык (шутка) и просто перестраховался, поручив грязную работу Грачеву и компании. Вариант второй: неожиданно возникшая необходимость срочного хирургического вмешательства на носовой перегородке. Вариант третий: «асфальтовая болезнь». Вот в таких удручающих обстоятельствах начиналась война в Чечне, призванная принести Ельцину победу на выборах. Она продолжалась бы и по сей день, если бы в силу непредвиденного стечения обстоятельств в кремлевских коридорах не промелькнул как метеор Александр Лебедь. Он-то хотел покончить с этой войной (кстати, исполняя обещание, данное своим избирателям), но столкнулся с противодействием как раз президента Ельцина и его верных соратников. Если Лебедю удалось подписать соглашение о мире, то только потому (как он сам впоследствии рассказывал), что военная ситуация была для российских войск настолько катастрофичной, что выбирать уже приходилось попросту между поражением и разгромом, который обошелся бы еще в сотни погибших солдат.

Итак, Россия официально проиграла войну. Документально это было закреплено в Москве 26 ноября 1996 года. С одной стороны документ подписал Ельцин, к тому времени единственный виновник трагедии, сохранивший свою должность (вместе с новым министром внутренних дел Куликовым), с другой – командующий силами сопротивления Масхадов, один из тех, кого в начале войны Ельцин называл «бандитами». Дудаева убили, но это не помогло. Россия выкинула в форточку несколько миллиардов долларов, бросила погибать тысячи солдат, безжалостно разрушила одну из своих республик и убила десятки тысяч собственных мирных граждан. Это что касается цены. Взамен она не получила ничего. Чеченцы на поле битвы завоевали право самим решать свою судьбу. Россия обязалась потратить еще несколько триллионов рублей на реконструкцию, Чечни. Подразумевая, что через пять лет она сможет выдвигать новые претензии в адрес своей бывшей республики. Чеченцы же считают эти деньги военными репарациями.

По этой причине мир остается хрупким. Москва и Грозный видят будущее в совершенно противоположном свете. Разница только в том, что Кремль уже разыграл все свои карты. Территориальная целостность, которую он стремился защитить, в результате оказалась подорванной. Чечня – первая, но не последняя из республик, которые отделятся. Остальные, прежде всего Кавказ, вскоре осознают новые возможности, открывшиеся перед ними. Это только вопрос времени. Процесс будет сложнее и противоречивее, не все народы умеют воевать как чеченцы. Но это неизбежная тенденция. Предотвратить ее можно было бы, только если центр обзавелся бы наконец руководством, достойным называться таковым, способным изменить вектор развития, навести минимум порядка, дать минимум процветания. Все эти условия представляются сегодня мало выполнимыми.