Текст книги "Плейлист «Долго и счастливо»"

Глава 43
Джейсон

♪ SOMEBODY ELSE | THE 1975

Мне не составило труда определить работы Слоан. Я просто искал картины, нарисованные с фотографической точностью.

В галерее их было три, и на всех – таблички «Продано» с красными точками. Я стоял и разглядывал их, изучая каждый дюйм, выискивая едва заметные мазки кистью.

Она касалась этих картин. Эти картины создали ее руки, ее глаза смотрели на эти холсты, эти сюжеты родились в ее красивой голове.

Меня переполняла гордость. Я глубоко вздохнул. Как же я скучал. Скучал каждую секунду.

Цоканье каблуков по деревянному полу заставило меня обернуться навстречу администратору галереи, элегантной седовласой женщине в очках и с красной помадой на губах.

– Наверное, вы тот джентльмен, что мне звонил?

Я оглянулся на картины.

– Да. Вы говорили, у вас есть картины Слоан Монро.

– Да, пойдемте в подсобку. Вы как раз вовремя. Их только что доставили. Ее картины у нас долго не задерживаются.

Сердце неистово колотилось. Я не мог оторвать глаз от стены.

– Она очень талантлива, – выдохнул я.

Надеюсь, Слоан воспользовалась моим подарком и купила себе кисти и краски. Я очень хотел быть частью ее успеха. Частью ее жизни.

Еще ничего не закончилось. Не закончится никогда. По крайней мере, для меня.

Я не видел ее девяносто четыре дня, и за это время от меня не осталось ничего, кроме шелухи. Мой мир потускнел. Поблек. И чем дальше, тем темнее он становился. Жизнь без нее лишила мою душу всяких эмоций.

Гастроли привели меня в Калифорнию. Я знал, как тяжело будет дышать тем же воздухом, что и она. Смотреть в то же небо. Но тяжело было везде, разве нет?

Я никому не сказал, куда пошел. Мне пришлось выходить через служебный вход у мусорных баков, в шляпе и темных очках, прячась от Зейн, словно зверь, сбегающий от смотрителя зоопарка. Они с Эрни не одобрили бы мой замысел. Но я должен был сходить в галерею.

Я говорил Эрни: если в первую неделю картину не купят, купи ее для меня – естественно, чтобы Слоан не знала. Но все раскупали. У нее талант. И не нужен ей никакой ангел-хранитель.

Все это время я тоже не сидел без дела. Не считая гастролей, я наконец-то начал писать. За три недели в Или, пока заживала рука, вышло шесть песен. Шесть хороших песен.

Потому что все они были про нее.

Но никто и никогда их не услышит. Если включить их в альбом, Слоан сразу же все поймет, а я не могу признаться ей в своей немощности. Эти песни только для меня.

Правда, теперь придется записывать полную попсятину – студия наняла специального человека, который сочиняет для них песни. А я не могу отказаться – настолько пал духом.

Цокающие каблучки повели меня в подсобку, и когда женщина принялась разворачивать холст, чтобы показать мне картину, я поднял руку в знак протеста.

– Не надо. Беру не глядя.

У меня не было лишнего времени, чтобы упаковывать все обратно. Каждая секунда, что я здесь находился, была игрой с огнем.

Слоан жила в лофте наверху. Эрни рассказывал. От него же я узнал, где можно увидеть ее работы. Я попросил Эрни присмотреть за ней, когда она вернется в Лос-Анджелес, и он прилежно выполнял мой наказ.

Эрни сказал, что она меня ненавидит. Даже моего имени слышать не хочет.

Все шло по плану. Она сожалела о том дне, когда меня встретила, – как я и хотел. Но мой успех стал для меня самым большим разочарованием.

Я оплатил покупку. Если повезет, мне удастся незаметно проскользнуть в свой номер, и Зейн даже не заметит моего отсутствия. Я взял картину и пошел к двери, но тут же замер.

В черной «хонде» у дверей галереи сидели Кристен и Джош.

Я успел юркнуть за статую.

Она появилась из ниоткуда, словно солнце, выглянувшее из-за туч. Выйди я на две секунды раньше, мы бы столкнулись на тротуаре.

Слоан.

Все замедлилось.

Она была всего в двадцати футах от меня. Нас разделяла только стеклянная перегородка.

В груди бешено заколотилось сердце.

Я смотрел на нее из своего укрытия. Она казалась даже красивее, чем я ее помнил. Красное платье и ярко-красная помада. Волосы распущены, приятный загар. Выглядит здоровой, значит, заботится о себе, как я и надеялся.

Она улыбалась кому-то позади нее, но я не видел, кому. Светлая, лучезарная улыбка, какой когда-то она одаривала и меня.

Каждую секунду, что я смотрел на нее, мое сердце разрывалось на тысячи кусочков.

Я должен выйти.

Меня тянуло к ней. Это был непроизвольный рефлекс в ответ на ее внезапное появление. Я не мог себя контролировать. Желание было настолько сильным, что все мое существо потянулось к ней. Я шагнул…

И вдруг какой-то придурок открыл перед ней дверь машины и, придерживая ее за спину, помог сесть.

Глава 44
Джейсон

♪ IF I GET HIGH | NOTHING BUT THIEVES

Не знаю, как мне удалось в целости и сохранности вернуться в гостиницу.

Решив пойти в галерею, я бросил вызов судьбе, но судьба не позволила себя обмануть. Черт, я был окончательно разбит.

Когда я увидел ее с другим, мне будто пронзили сердце. Словно выпустили весь воздух из легких.

Мужчины всегда на нее заглядывались, даже когда я держал ее за руку. Меня сводила с ума мысль о том, что к ней прикасается кто-то другой. Что она смеется его шуткам и готовит ему ужин.

Я следил за обновлениями «Жены охотника». Проверял каждый день. Это была единственная ниточка к ней. Она начала регулярно публиковать посты, пока жила в Или и готовила из папиных запасов. Но несколько недель назад на сайте появилось блюдо из кабана.

Отец не охотился на кабана.

В тот момент я не придал этому особого значения. Подумал, может, старый рецепт, когда Брэндон был жив. Но теперь я знал, что она встречается с другим, и сходил с ума от мысли, что он тоже охотник, она для него готовит и они проводят вместе время.

Когда мы с ней встретились, Слоан не была готова к отношениям, поэтому я эгоистично надеялся, что она и дальше будет жить в одиночестве, а то, что произошло между нами, – особенный случай. Все эти месяцы я жил лишь этой мыслью. Но Слоан меня не ждала. У нее появился другой.

Никто и никогда не будет любить ее так, как я. Никто и никогда не будет предан ей так, как я. Об этом знала каждая клетка моего существа. Слоан никогда об этом не узнает, но это так. Когда она выйдет замуж, заведет детей, состарится, я все еще буду любить ее и оберегать. Я сделаю все, чтобы она ни в чем не нуждалась. Но только так, чтобы никто не догадался, – и этот крест я буду нести всю оставшуюся жизнь.

Через три часа после посещения галереи я сидел в гримерке, обхватив голову руками, – в таком положении я провел не меньше часа. Джесса уже была на сцене, и до моего выхода оставалось еще минут тридцать. Я просто выйду и отработаю свой номер. Наконец-то у студии появилась марионетка. Во мне не осталось ничего живого. Я буду просто делать свою работу. Потому что радоваться в этой жизни больше нечему.

Кто-то постучал в дверь. Я не пошевелился. Я даже не поднял глаза.

– Кто?

– М-м-м, это Кортни. Можно войти?

Я устало вздохнул, заставил себя встать и открыть дверь.

Она стояла на пороге, покусывая губу.

– Лола приехала.

Мое лицо озарила улыбка, что теперь случалось нечасто.

– Правда? Где она?

– У Джессы, – Кортни показала пальцем себе за спину. – Она приехала к тебе. Я не стала показывать ей, где твоя гримерка, во избежание…

– Нет, все в порядке. Можешь привести ее сюда?

Она кивнула.

Я по-настоящему обрадовался, что увижу Лолу. Мне хотелось узнать, как у нее дела. Несколько раз я звонил ей в центр, но она не подходила к телефону и не перезванивала.

Через минуту в дверь снова постучали. Я открыл и остолбенел от удивления.

Передо мной стояла совершенно незнакомая женщина. Хоть я ее и узнал, она все равно была незнакомой. Преображение настолько меня шокировало, что я потерял дар речи.

– Привет, – улыбнулась она.

Волосы уже немного отросли и превратились из рыжих в каштановые. На лице никакого макияжа, а по носу рассыпались веснушки, о которых я даже не подозревал. Мешковатая футболка, легинсы и шлепки, а через плечо перекинута большая хозяйственная сумка.

Она помолодела лет на пять. Язык не поворачивался назвать ее рок-звездой, которая три месяца провела в реабилитационном центре. Лола, скорее, напоминала студентку перед выпускными экзаменами. Или няню, которая уложила детей спать и теперь ждала возвращения родителей.

– Привет, – выдохнул я. – Вот это да, как ты… ты изменилась.

Лола засмеялась и сжала губы.

– Можем поговорить? Ты не против?

– Да, да. Конечно. – Я впустил ее и закрыл дверь. Она села на диван, я устроился на стуле напротив. Я не мог оторвать от нее глаз. И даже не моргал. Разве это может быть тот же самый человек, что и раньше? Та же женщина, которая заявилась ко мне в трейлер и едва держалась на ногах на том проклятом газоне?

Скулы стали круглее, пропала угловатость, как исчезла и смерть, глядевшая на меня из ее глаз в нашу последнюю встречу.

Теперь на меня смотрели ясные зеленые радужки.

– Спасибо, что впустил. Но я бы не обиделась, если бы ты не захотел меня видеть.

– Что ты, я рад, что ты пришла, – возразил я. – Как у тебя дела? Ты прекрасно выглядишь.

Она смущенно отмахнулась от меня и нервно рассмеялась.

– Просто отдохнула. На самом деле мне и самой нравится, что меня никто не узнает.

Лола положила руки на колени и долго смотрела на них.

– Я хотела извиниться перед тобой. И перед Слоан. Я очень долго была стервой. Была не в себе, и мне стыдно за все, что я сделала.

Не услышав моего ответа, она подняла глаза.

– Я не знала, что она твоя девушка. Я же никогда ее не видела, да и Джесса говорила, что Слоан в Миннесоте. Я подумала, она твоя помощница или, может, просто собаку выгуливает. – Она сглотнула. – Я первый раз за три года абсолютна трезва и стабильна. Знаю, плохое оправдание, но…

– Все нормально, – вскинул я руку. – Извинения приняты. Но и ты прими мои.

Ее лицо смягчилось. Она медленно выдохнула, будто задерживала дыхание.

– Я попросила Эрни представлять мои интересы. Мне нужен честный человек, понимаешь?

– Он хороший, – улыбнулся я.

Она кивнула.

– Таких мало. Тебе очень повезло.

Пока Лола собиралась с мыслями, я внимательно ее разглядывал.

– Я, м-м-м… Я хотела спросить: не позволишь ли ты мне выступать с тобой? Не все время, конечно, нет, – поспешно добавила она. – Только на больших площадках или по праздникам.

Я подался вперед и уперся локтями в колени.

– Только если будешь соблюдать правила. Ты должна вести трезвый образ жизни.

В ее глазах заискрилась надежда. Она кивнула.

– Продолжай принимать лекарства. Но если сорвешься, уйдешь сама. Не заставляй прогонять тебя.

Она снова кивнула, а я все смотрел на нее и никак не мог разглядеть в ней прежнюю Лолу.

Ее не было.

Я протянул руку.

Увидев мою оливковую ветвь, у нее задрожал подбородок. Лола скрепила наш мир рукопожатием.

Я взял с кофейного столика несколько салфеток и протянул ей. Она взяла их, опустила глаза и заулыбалась сквозь слезы.

Я сидел и молча смотрел на нее. Мне хотелось сказать, что я очень ею горжусь. Я знал, как тяжело бороться с самим собой. Каждый божий день подавлять свои желания и поступать правильно. Но у меня не было сил на такой разговор.

Может, уже никогда не будет.

Порой сложнее всего жить где-то посередине. Но бывает и так, что другого выбора просто нет.

Лола высморкалась.

– Мне пора, – сказала она через секунду и начала вставать. – Не хочу, чтобы у тебя были из-за меня проблемы со Слоан.

Я засмеялся и снова сел на стул.

– Мы расстались. В ту самую ночь, когда ты уехала.

Она уставилась на меня, задержавшись на краю дивана.

– Из-за… из-за меня?

– Нет, – замотал я головой. – Не совсем. Просто я не могу дать ей жизнь, которую она заслуживает.

Лола нервно смяла салфетки.

– Прости меня, Джексон. Но, может, это и к лучшему, так ведь?

– Может, – тихо согласился я.

– Наша работа не подходит для отношений. – Она на мгновение отвела взгляд. – Я никогда тебе не рассказывала, но… – Наши глаза снова встретились. – Когда я впервые тебя увидела, ты мне кое-кого напомнил. – Она покачала головой. – Одного знакомого. Танцора…

Лола замолчала и долго ничего не говорила, потом продолжила:

– Наверное, поэтому меня так к тебе тянуло, понимаешь?

Я улыбнулся.

– Понимаю. Если бы я встретил женщину, похожую на Слоан…

Но это вряд ли.

Я не такой счастливчик.

Лола снова вытерла нос салфеткой. Потом огляделась, будто что-то вспомнила. Нагнулась и подняла свою сумку.

– Чуть не забыла. У меня для тебя кое-что есть. Эрни как-то говорил, что у тебя творческий кризис, и я подумала… – Она глубоко вздохнула. – Вот, – и протянула мне папку.

– Что это? – спросил я, забирая у нее подарок.

Лола пожала плечом.

– Я кое-что писала, пока была в центре, – она засмеялась. – Много писала. Ты вдохновил меня, Миннесота.

Я хмыкнул в ответ на не очень удачную шутку.

Открыл папку и стал перебирать сложенные в нее листы.

– Если будешь их петь, я возьму себе роялти, – вставила она. – Мне нужны деньги. Я написала их специально для тебя, Эрни понравилось… – Она замолчала, не дождавшись моего ответа.

Я пробежался глазами по куплетам. В голове, словно светлячки, тут же запрыгали ноты. Я листал страницы и слышал музыку.

Песни были чудесные. Требовали, конечно, кое-какой доработки под меня, некоторые были не закончены, но… это было потрясающе.

Я посмотрел на нее.

– Сколько здесь?

– Двадцать две.

Я чуть не подавился своим смехом.

– Двадцать две песни, – вырвалось у меня. Я даже прикрыл рот ладонью. Почти на три альбома.

Свобода. Она только что подарила мне свободу.

– Спасибо, – прошептал я.

– Возьмешь?

Я кивнул, едва сдерживая слезы.

– Да. Конечно.

– Просто я знаю, ты пишешь свое, и ты…

– Лола, для меня будет честью спеть твои песни. – Я посмотрел ей в глаза, и она застенчиво отвела взгляд.

– Меня зовут Никки.

– Что? – не понял я.

– Мое имя. Никки. Не Лола. Будешь теперь называть меня так?

Я с трудом проглотил вдруг вставший в горле комок.

– Да. Да, буду звать тебя так. А ты зови меня Джейсон, – я помолчал и добавил: – Приятно наконец-то с тобой познакомиться.

Она улыбнулась.

– И мне.

Я снова посмотрел на папку у себя на коленях, и мне стало грустно. Вот он, выход. Не хватает всего пары песен, но это ерунда. Возможно, Лола поможет. Студия будет выпускать диски. Может, по одному в год и по туру на каждый альбом. Три года – все-таки не десять.

Но нам со Слоан это уже не поможет.

Лола разглядывала гримерку, будто понимала, что я разбит, и не хотела смотреть на трещины.

– А что это? – она кивнула на завернутую картину, которую я поставил у стены.

– Да так, купил кое-что, – прокашлявшись, ответил я.

– Можно посмотреть?

Я кивнул, и она встала. Содрав всю оберточную бумагу, Лола ахнула:

– Ого. Как ты здорово вышел на этой фотографии.

Я дернулся, прижав от неожиданности руку к груди, чтобы унять заколотившееся сердце.

Это был я.

Слоан нарисовала меня.

Я стоял в озере, в болотных сапогах. Это был тот самый день в Или, когда мы ставили док. За мгновение до того, как я ее поцеловал.

Я едва не заплакал, зажимая рот рукой.

Она нарисовала меня по памяти. Я будто смотрел на себя ее глазами. Значит, таким она видела меня в тот день – улыбающимся и счастливым.

Я был счастлив потому, что рядом была она.

И уже больше никогда не испытаю этого чувства вновь.

Она решила избавиться от картины. Выставила ее на продажу и ушла на свидание.

Слезы покатились по щекам, но я их не замечал.

– Что такое? – испугалась Лола.

Я помотал головой.

– Жизнь – дерьмо, – ответил я, глядя на холст.

Она засмеялась.

– Однажды умный человек посоветовал мне начать все сначала. Начинай прямо сейчас.

Но начинать заново было слишком поздно. Я все равно не мог защитить Слоан. Если бы только люди вдруг захотели видеть в журналах мои фотографии со Слоан, а не с Лолой. К тому же я неплохо справился со своей задачей. Эрни сказал, что она меня ненавидит и сердится при каждом упоминании моего имени. У нее другой. Она продолжает жить.

Ничего уже не исправить.

Глава 45
Слоан

♪ PROOF | JAXON WATERS

Адриан спрятал руки за спину.

– Выбирай, – заулыбался он, и в уголках его зеленых глаз появились морщинки. Мы сидели в стейк-хаусе и ждали закуски.

Адриан открывал передо мной двери. Выдвинул для меня стул и заказал бокал вина, о котором, казалось, знает все. Веселый, обаятельный, компанейский. Умный, успешный, привлекательный. Он очень старался меня развлечь.

Но ничего не получалось. Я думала лишь о письме Зейн.

Адриан ждал, когда я выберу руку. Я уныло показала на левую. Он поставил передо мной целую бутылку ванильных сливок. Я выдавила из себя улыбку. По дороге сюда мы останавливались заправить машину, и он заметил, как я положила в сумку несколько порционных сливок.

– Умно, – бросила Кристен с другого конца стола. – Но она предпочитает маленькие.

– Ну, ничего не поделаешь, – улыбнулся он.

Кристен незаметно пнула меня по ноге.

Адриан флиртовал со мной.

А я. Ничего. Не чувствовала.

Я была настолько удручена, что мне было совершенно не до бабочек в животе. Я только и делала, что поглядывала на часы. До концерта Джейсона оставался час. Мне казалось, я вот-вот расплачусь. Время, которое он будет в городе, утекало прямо на глазах. Иссякало, словно песок в песочных часах. И, вместо того чтобы быть там, я проводила вечер с потрясающим человеком, который не в силах был привлечь мое внимание, потому что я была разбита и слишком влюблена в другого.

– Простите, – поднялась я из-за стола. – Мне нужно в дамскую комнату.

Стул Кристен тоже скрипнул ножками по полу, и она пошла за мной. Не успела за нами закрыться дверь, как подруга накинулась на меня.

– Черт возьми, да он готов тебя целиком съесть. Мне кажется, не стоит ему отказывать.

– А я думаю, тебе стоит посмотреть на это, – возразила я и вытащила из сумочки письмо. Я разложила листок, вручила ей и, скрестив руки на груди, смотрела, как она читает.

Чем дольше она читала, тем сильнее хмурила брови.

– Боже мой… – Кристен подняла на меня глаза. – Ты ей веришь?

Я фыркнула и кивнула.

– Она не станет врать. Да и вся эта история с Лолой всегда вызывала сомнения. Вот почему в тот день я вернулась к нему в гостиницу. С самого начала было что-то не так. Хотя смысл ему наговаривать на себя?

Подруга поджала губы.

– Не знаю, Слоан. Может, он соврал, чтобы порвать с тобой. Ну ты же знаешь, какая ты.

– Какая я? – сощурилась я.

Она пожала плечами.

– Не любишь избавляться от того, что причиняет тебе боль. Понимаешь? Вещи Брэндона, старая машина, полуразвалившийся дом. Ни разу в жизни не принимала разумного, взвешенного решения. До крайности сентиментальна. Ты всегда была такой, и бьюсь об заклад, Джейсон об этом знал.

У меня задрожал подбородок.

– Может, он знал, что ты никогда не примешь его суждений, поэтому вынужден был предпринять что-то неординарное. Давай будем честны: это было чертовски неординарно с его стороны.

Я склонилась над раковиной и вытянула из диспенсера бумажное полотенце.

– Ну и какая у тебя теория? – Я высморкалась.

– Не знаю. Но что-то мне подсказывает, что он добровольно взял на себя вину. Если Зейн говорит, что ему совсем хреново и ты должна с ним встретиться… Не знаю. Даже Джош сомневается в его виновности, а ты знаешь Джоша.

– Правда? – Я шмыгнула носом.

– Да. Знаешь, какие его слова больше всего запали мне в душу? – Она скрестила руки. – Когда я вернулась из Или и рассказала ему, как сильно любят друг друга родители Джейсона, он сказал, что, зная Джейсона, совершенно этому не удивлен. Что Джейсон – такой же парень, как и он сам, родился в маленьком городке и вырос в любви родителей. Такие мужчины, как Джош и Джейсон, никогда бы так не поступили. Они не так воспитаны. Порядочность у них в ДНК. Они выбирают спутницу раз и на всю жизнь. Они влюбляются и готовы целовать землю, по которой ходит их избранница. Они не изменяют и, черт возьми, не уходят. Если Джейсон ушел, значит, у него были на то причины.

Я снова вытерла нос.

– Может, это слава на него так повлияла?

Кристен фыркнула.

– Ты правда в это веришь? Не говори ерунды.

Нет, я в это не верила. Я не знала, чему верить.

– Так что будем делать? – спросила она. – Поедем к нему? Разобьем к чертям нашу пиньяту? Продолжим двойное свидание? Что?

Джейсон не хотел быть со мной. Он не хотел меня видеть.

Я разрывалась пополам и злилась за это на себя, а не на него. Но я хотела. Хотела его увидеть.

Не близко. Не лицом к лицу. А в толпе, где он бы меня не узнал.

Когда мы виделись в последний раз, я еще не знала, что он последний. Все случилось так быстро и неожиданно.

Может, если я увижу его еще разок, на своих условиях, то успокоюсь – хотя я, конечно, понимала, что обманываю себя. Скорее всего, я снова вернусь к состоянию первой недели после расставания: буду лить слезы у Кристен на плече и бить пиньяту баскетбольной битой.

Но я должна пойти. Все было бы сегодня хорошо, не завари Зейн кашу с этим письмом. Я бы была молодцом и старалась веселиться с Адрианом, мы с Кристен напились бы – я бы продержалась этот вечер. Но теперь я хотела одного: быть там, где Джейсон. Даже будь я сейчас далеко, все равно бы приехала. Я знала это уже тогда, когда читала письмо Зейн.

– Я хочу его увидеть. – Я шмыгнула носом.

Кристен пожала плечами.

– Ладно. Сердцу не прикажешь. Поехали. – И она торжественно вышла из туалета.

– А как же Адриан? – прошептала я, последовав за ней.

– За него не волнуйся. Попрошу Джоша, пусть сводит его в стриптиз-клуб или еще куда. – Она подошла к столику и похлопала мужа по плечу. – Дай мне ключи.

Он выудил ключи из кармана и протянул Кристен.

– Что случилось?

– Слоан себя неважно чувствует. Свожу ее на концерт Джексона Вотерса. Закажите себе такси. Я люблю тебя. – Она чмокнула его в щеку, взяла меня под руку и направилась к выходу.

Кристен потянула меня между столиками, и я смущенно помахала Адриану.

– Я хорошо провела время, – крикнула я. – Приятно было познакомиться.

Адриан удивленно подмигнул мне в ответ.

Мы запрыгнули в машину.

– Если мы не хотим показываться ему на глаза, надо замаскироваться, – сказала Кристен, включая заднюю скорость и выруливая с парковки. – В квартале отсюда есть магазинчик костюмов. Заедем сначала туда.

Через пять минут подруга протягивала мне очки а-ля 1980-е, которые откопала на полке с товарами для Хеллоуина.

– Я это не надену, – замотала я головой.

– Вся его группа тебя знает, так ведь? – с деловитым видом сказала она. – Хочешь, чтобы тебя узнали и доложили ему?

– Нет… – Я скрестила на груди руки.

– Тогда надевай. Либо тебя узнают, либо нам нужно хорошее прикрытие. И, кстати, в первом ряду сидеть нельзя. Поменяемся с кем-нибудь местами.

Я глубоко вздохнула и позволила ей водрузить мне на нос огромные очки.

– Еще надо спрятать волосы и татуировки. Возьми мой свитер, – она стянула его с себя и сунула мне.

Я уставилась на кофту.

– Я не буду выглядеть дурочкой?

Подруга взяла с полки каштановый парик.

– Возможно. Но моя задача – помочь тебе в этом. Сделать из тебя лучшую, самую блистательную дурочку из всех.

Я хмыкнула.

Кристен готовила меня к концерту как жертву, которую я собственноручно собиралась принести. Она суетилась вокруг, наряжая меня.

В итоге мы остановились на уродских очках и лыжной шапочке, потому что спрятать волосы под парик так и не получилось, не говоря уже о том, что в парике я походила на пациента психушки.

Кристен вырядилась как настоящая маразматичка.

Кроме Джейсона, ее бы точно никто не узнал, но это ее не остановило. Она натянула на себя парик со стрижкой «маллет» и купила бутафорские брекеты. Я хохотала до слез и успокоилась, только когда мы подъехали к «Форуму».

Я была сама не своя. Меня всю трясло. Глаза неистово чесались. Мне понадобилось десять минут, чтобы собраться с духом и выйти из машины.

Внутри «Форума» я чувствовала себя не в своей тарелке. Я уже давно не приходила на концерты вот так. Обычно мы заходили со служебного входа вместе со всей группой. Я болталась по залу, пока они настраивали звук. И смотрела выступление из-за кулис.

Сейчас же я оказалась одной из толпы. Мне пришлось пройти через металлоискатель и отсканировать билеты. Я была зрителем. Фанаткой. Одной из миллионов его фанатов. Такой же, как все. И это, наверное, правильно. В конце концов, я пришла посмотреть на Джексона, а не на Джейсона.

В существовании Джейсона я уже сомневалась.

Кристен уговаривала меня перекусить, но я не могла. Я согласилась только на бутылку воды и, пока она бегала за водой, ждала ее у витрины с сувенирами. За прилавком висели постеры.

– Я была с ним, когда он делал эти фотографии, – сказала я Кристен, когда та вернулась. – Я стояла там, прямо за камерой.

Но были и другие постеры, на съемках которых я уже не присутствовала. Он не хотел меня видеть. Он вычеркнул меня из своей жизни.

Меня вновь обожгло его предательство, и я чуть было не спасовала.

Поменять дорогие билеты, подаренные Зейн, оказалось проще простого. Мы нашли пару в десятом ряду, которые с радостью обменялись с нами на места впереди. Теперь мы сидели достаточно близко, чтобы хорошо его видеть, но слишком далеко, чтобы он мог заметить меня со сцены.

На протяжении всего разогрева меня бросало то в жар, то в холод. Когда Grayscale исполнили последнюю песню и Джесса произнесла: «А теперь встречайте Джексона Вотерса!», я запаниковала и чуть не убежала еще до его выхода.

Возможно, это было чистой воды самоубийство. Возможно, мне станет только хуже, ведь теперь я знаю, что он мне не изменял. И мне будет труднее принять тот факт, что мы больше не вместе, ведь у меня нет повода его ненавидеть.

– Господи, не верю, что я на это решилась.

Кристен наклонилась вперед и заглянула мне в глаза.

– Мы можем уйти в любой момент. Помнишь?

Я кивнула. Но мы не уйдем. Я досижу до конца. Я должна.

Мы смотрели на два огромных экрана, по одному с каждой стороны сцены: над изображением гагары вращались слова «Джексон Вотерс».

Я знала, что сейчас происходит за сценой. Я представляла каждый шаг, приближающий его к зрителям. Вот он выходит из гримерки. Зейн подает ему бутылку воды. Впереди семенит организатор концерта, наступая на толстые черные электрические провода, и просит по гарнитуре остальных участников группы собраться за кулисами. Джейсон вставляет в ухо наушник и отдает воду Зейн. Он сжимает и разжимает кисти рук, чтобы размять их, – Джейсон всегда так делает перед выходом. Он не нервничает. Он спокоен, и чем ближе к выходу, тем его настроение лучше, будто толпа заряжает его своей энергией.

И вот его являние.

Из дыма, под искрами фейерверков, в белой футболке и синем вельветовом пиджаке на сцену врывается Джейсон. Волосы стали длиннее, но ему идет. Я почти могла разглядеть голубизну его глаз.

Левой рукой я сжала руку Кристен. У него был такой красивый и сильный голос, что мое сердце не выдержало.

Я любила его.

Даже сейчас, после всего, что он со мной сделал, я любила его. Даже несмотря на то что он стал Джексоном.

Зейн права. Ему действительно плохо.

Он вышел с таким же запалом, как и раньше. Но я-то его знала. Больше всего на свете он любил выступать. И, несмотря на усталость, на сцене глаза у него всегда горели. Он всегда заводил своих фанатов. Но сегодня Джейсон казался мрачным. Потухшим.

Тенью самого себя.

Все вокруг кричали, все пульсировало в такт музыке. Его голос заполнял все мое тело. Он проникал в меня через глаза, уши, вибрацию пола. Я вспомнила вкус его пота у себя на языке, его запах после выступления, когда он снимал футболку и ложился на меня, и его сердце все еще бешено стучало от выброса адреналина.

Как после этого я могла поехать домой?

Как после полутора часов с ним я могла уйти вместе с остальными зрителями? Мир снова его проглотит, и он опять исчезнет.

Возможно, я больше никогда его не увижу. Так близко. Мое желание исполнилось, но расплачиваться приходится сердцу. Все это было не менее пагубно для меня, чем целыми днями сидеть на кладбище. Это была холодная, односторонняя любовь – проходить через это еще раз я не хотела.

Кристен положила руку на мою. Я вспомнила, как мы сидели в палате Брэндона. Вот он, любимый мужчина, передо мной. Он здесь, но его для меня нет.

Тяжелое чувство – беспомощность. Никому не пожелаю его испытать.

А я пережила его дважды.

Кристен достала из сумочки салфетки и сунула мне в руки.

– Спасибо, – просопела я, прикладывая салфетку к глазам.

– Я бы никогда от него не ушла, – я постаралась перекричать музыку. – Ни за что. Я бы всю жизнь ездила за ним по всему миру как группи.

Кристен помолчала, потом наклонилась к моему уху, чтобы я ее услышала.

– А ты не думала, что он хотел для тебя большего?

– Я знаю, что он хотел для меня большего, – подтвердила я так тихо, чтобы она не расслышала.

Песня закончилась, и сейчас Джейсон сделает то, что делает после каждой первой песни. Поприветствует и поблагодарит зрителей. Скажет что-нибудь личное о городе.

Значило ли что-нибудь для него это место? Интересно, он вообще в курсе, где находится, или ему пришлось смотреть на руку перед выходом на сцену?

Он поднес микрофон к губам.

– Спасибо, спасибо. Я очень рад вернуться в Лос-Анджелес.

Толпа заликовала. Я ждала, что сейчас он заведет разговор о пляже и Диснейленде или о пробках на 405-м шоссе.

Но он повел себя странно. Он замолчал.

Потом медленно – чуть опустились уголки губ, исчез задор в глазах – начал меняться. И внезапно стал совершенно другим, будто с лица слетела маска и обнажила всю его грусть.

Он молчал. Молчал так долго, что зрители начали перешептываться.

– Вообще-то, нет, – неожиданно серьезным тоном произнес он. – Мне было нелегко возвращаться в Лос-Анджелес. Простите. Просто… сегодня кое-что произошло, кое-что неприятное. – Он посмотрел себе под ноги и покачал головой. Потом снова поднял глаза и обвел взглядом весь зал. – Вы, ребята, еще ничего не знаете, но в Лос-Анджелесе я встретил любовь всей своей жизни.

Я судорожно вздохнула, сердце в груди замерло.

Зрители засвистели и заухали, но Джейсон поднял руку.

– Нет, нет. Это не то, что вы подумали. Таблоиды врут. С Лолой Симон мы просто коллеги и хорошие друзья. Эта женщина… – Казалось, он с трудом подбирает слова. – Она невероятная. Вообще-то, она приютила у себя моего пса. Так мы с ней и познакомились. А потом не хотела его отдавать. Сказала, я сначала должен доказать, что люблю его. – Он засмеялся, и толпа засмеялась в ответ.

– Мы очень быстро влюбились друг в друга, – продолжил он. – Я знаю, что говорят о любви с первого взгляда, – но это правда. Да я, черт возьми, влюбился в нее еще до того, как впервые увидел. Она поехала со мной на гастроли. Она талантливая художница и не смогла рисовать в дороге. – Джейсон обеими руками вцепился в стойку микрофона. – Гастроли – это всегда тяжело. Они выматывают. Но она решила поехать, потому что любила меня, хоть ей и пришлось многим пожертвовать. Но произошло кое-что ужасное, о чем я не мог ей сказать. И однажды я понял, что со мной ей будет плохо. Я не мог предложить ей нормальную жизнь и не мог защитить ее. Поэтому я сделал так, чтобы она меня возненавидела, и мы расстались.