Текст книги "Понять хищника"

Следующее поколение

Аскольд

Дочки немного по-детски сейчас все воспринимают. И в то же время они во многих номерах уже профессионально работают, ведь в цирке провели всю свою жизнь – сознательную и несознательную. И когда они уже стали чуть повзрослее, почувствовали интерес к популярности, стали говорить, мол, мы тоже хотим с гордостью рассказывать, что мы, как папа с дядей, работаем с хищниками. Хотя когда младшую, Эльзу, за руку зацепили, она мне сказала: «Что-то я передумала». Оно и понятно, ребенок есть ребенок. Я сказал ей, что бывает и не такое, в этой работе халявы не существует. Это сложная профессия, опасная, она сопряжена с постоянными рисками. Я сказал: «Ты ведь уже в воздух поднимаешься и на лошадях работаешь, это тоже серьезный риск для ребенка».

Пока что они ничего слишком серьезного и взрослого не делают. Занимаются воздушной гимнастикой, немного работают с собачкой, учатся жонглированию и джигитовке. Тем не менее девочки уже понемногу готовятся к большому шоу. Мы ведь анонсировали «Шоу сестер Запашных» в «Лужниках» в 2030 году. На этой площадке они уже работали в качестве главных героинь, а сейчас все четыре сестры, Ева, Эльза, Стефания и Глория, набираются опыта. Они были на второстепенных ролях в шоу «Раз, два, …, четыре, пять», отработали полноценный воздушный номер в спектакле «Ангел „Ы“». Стефания и Глория обе ходят по канату на высоте, занимаются с попугаями, одна работает на лошадях, второй еще пока нельзя, но она репетирует, и они в том числе принимают участие в разных сценах. Кроме того, были проекты, когда они играли главные роли: например, Стефания и Глория были Снегурочками. Практически все так или иначе были задействованы в проекте «Стойкий оловянный солдатик».

Конечно, девочкам бывает тяжело совмещать это все с учебой и обычными делами, не так давно мы даже столкнулись со своеобразной легкой деградацией. Они начали оценки плохие приносить. Поэтому пришлось немного простимулировать и дополнительно мотивировать. Самый главный и мощный стимул был тот же, что и у нас с братом в детстве. Мы много раз рассказывали им историю, что нас папа наказывал тем, что не пускал в цирк. Мало кто верил. И вот я, к своей радости, обнаружил, что для них это тоже самое страшное наказание. Поплакали, так как правда испугались. Как же так? Просто заберите все, что угодно, только пустите в цирк! Абсолютно все, все материальные блага заберите, только в цирк пустите! Вот такая любовь.

И мне от этого очень радостно, потому что я действительно мечтал о том, чтобы это случилось. Я с ужасом думал, что в некоторых семьях бывает такое, когда дети не идут по стопам родителей в творческих профессиях или вообще не становятся никем, им просто не до этого. Я имею в виду, когда они теряют тот мощный фундамент, который мог бы обеспечить им хорошее будущее и доказать, что они не стали практическим воплощением поговорки о том, что на детях талантливых родителей природа отдыхает. Я часто вижу в таком поведении протест. То есть люди просто отказываются идти по стопам, чтобы не быть тенью своих родителей. Они якобы говорят: «Я сам все смогу!», а по-настоящему слишком часто у них вообще ничего и нигде не получается.

При этом, конечно, я говорю об известных примерах. Безусловно, бывает наоборот – есть неизвестная семья, без серьезных достижений в какой-то сфере, и талантливый ребенок вдруг достигает больших высот. Но очень редко бывает так, чтобы какой-нибудь родитель был очень известен, и дети его превзошли. Поэтому я всегда с уважением отношусь к наследию и понимаю, что нельзя бояться следовать за родителями. Мы так устроены. То есть мы – продолжатели дела своих предков, родителей, которые в нас что-то вложили. Почему нужно либо воспринимать это как соревнование, либо и вовсе отвергать? По сути это ведь означает не принимать такое наследие, боясь, что оно как-то будет тебя преследовать. Мне кажется, это слабость. Почему бы не воспринимать это как норму? Вот мне многократно в жизни предъявляли: «Кем бы вы с братом были, если бы не ваш папа?» Я каждый раз отвечал: «А в чем, собственно, претензия? Она ведь сама по себе абсурдна». В такие моменты люди теряются. Потому что они думают, что это уже аргумент, который их защищает в их неудачах. Это примерно то же самое, что сказать: вот есть королева красоты, победительница различных конкурсов, кем бы она была, если бы не ее родители? Это же странно. Вот один из родителей что-то накопил и передает своим детям. Я делаю это для того, чтобы они не испытывали трудностей, чтобы они сразу были обеспечены жильем, машинами, еще чем-то материальным. Собственно, почему нет? Ведь для этого я и существую. Значит, я хороший родитель. А им дай бог здоровья и мудрости, чтобы это все не растерять и приумножить. Вот так работает семья. И здесь я приношу свои искренние благодарности нашим родителям за то, что они всю свою жизнь посвятили тому, чтобы нам создать фундамент, а мы им благополучно воспользовались и приумножили наследие.

Для меня это всегда было своеобразным вызовом. Мне всегда было интересно порассуждать, что будет, когда у меня самого появятся дети, как я справлюсь как родитель. И когда я вижу своих детей, которые несутся в цирк, я понимаю, что как минимум одна миссия выполнена, притом очень серьезная, очень важная. Наверное, я бы очень сожалел, если бы было по-другому. И когда мне будет суждено умирать, я, наверное, буду думать о том, что я после себя оставляю. Я бы, наверное, очень переживал, если бы знал, что мои дети просто «в никуда» ушли и стали, например, адвокатами, менеджерами или еще кем-то, не продолжили мое дело. Получилось бы, что все, что я строил, именно с точки зрения такой искренней любви к своему родному делу, было зря. Я считаю себя счастливым человеком, потому что мне удалось добиться такого результата со своими детьми. И в целом я рад, что родился в семье, где работа по-настоящему любимая. И я получаю от нее искреннее удовольствие.

Нам с братом удалось передать это своим детям. К тому же им сейчас здорово помогает то, что их уже пятеро – четыре сестры и брат. Они держатся друг за друга, по-хорошему соревнуются. Это система, которую нам передали родители. Они постоянно устраивали состязания между нами, но при этом всегда выравнивали нас с точки зрения стартовых позиций: никогда не было такого, что Эдгарду как старшему возраст позволял сразу как-то выделяться. А дальше уже достижения нас все время стимулировали: если у кого-то из нас что-то лучше получалось, то второй за ним тянулся. Здоровая конкуренция – двигатель прогресса. И с нашими детьми мы то же самое практикуем. Я вижу, что, если у одной что-то получается, вторая начинает еще больше стараться: где-то ревнует, где-то завидует, злится, но тянется. Получается свое-образная «лесенка» для их развития.

Конечно, они иногда ругаются. Чаще даже не на репетициях, а дома – исключительно по-сестрински. Выясняют отношения, пытаются защитить свою зону комфорта, где-то закрепить свое лидерство. И это правильно. Все-таки характеры разные, разные вкусы и интересы. Тем не менее нам иногда приходится наводить порядок, потому что начинают ругаться уже серьезно, входят в раж. А такого допускать нельзя.

При этом они у нас очень работоспособные и трудолюбивые девчонки. Слава богу, пока все получается, но если вдруг какие-то мелочи не идут сразу, то упираются, работают. Я ни разу не слышал, чтобы они сказали: «Всё, не хочу репетировать, не пойду». Ева и Эльза скорее заругаются на маму, если та начнет медлить. «Не дай бог, на репетицию ведь опоздаем, давай быстрее!» Сразу слезы и разборки. Сами встают рано утром и рвутся в цирк. Ни разу не передумали, не ленились. Настоящая идиллия.

Эдгард

Я по-настоящему рад тому, что и я, и мой брат наладили отношения внутри своих семей. Это очень важно. Во-первых, мы с Аскольдом сами по себе не скандальные, не пытаемся как-то возвыситься один над другим. Понятно, что в любой семье могут быть моменты недопонимания, но ведь чаще всего для создания конфронтации необходимо, чтобы появилась группа единомышленников – которые начинают дружить против кого-то. Мы с братом давно определились: если что-то в семье такое начинается, наша позиция – разбирайтесь сами, нас не втягивайте и за нашими спинами не прячьтесь. Слава богу, со всеми подобными моментами разобрались, пресекая на корню. Мама, тетя, жена брата, моя девушка, наши бывшие девушки, все между собой очень хорошо общаются.

Конечно, тут играет роль и то, что практически все в том или ином статусе постоянно в цирке. Вот я и жену брата, Элен, наконец взял на работу в пресс-службу. Десять лет я был директором, а она у нас никем не работала. Поэтому все те, кто говорит, что Запашные сразу привели всех родственников в Большой Московский цирк на работу, не правы.

Тут получилось так, что с началом специальной военной операции на Украине трое из PR-отдела не явились на работу. Сразу трое, включая начальника отдела, представляете? И что делать? Кто завтра с прессой общаться будет? Элен – человек коммуникабельный, она разговаривает на английском, свободно говорит на иврите, что, как оказалось, очень важно. У нас сейчас евреев много – теперь у нас все еврейские паспорта получают. Так что я обдумал ситуацию, позвал ее и спросил, хочет ли она на это место. У Элен аж глаза загорелись, сказала: «Пойду куда скажешь!» Так мы быстро заменили по крайней мере одного из «выбывших» сотрудников. Уже на следующий день жена брата вышла на работу. При этом за небольшую зарплату – никакой коррупции! Это, мягко говоря, не самая высокооплачиваемая должность. Элен мотивирует сам факт работы в цирке, а не деньги.

Жена брата в принципе активная, интересующаяся, может по-хорошему загореться чем-то. Например, в шоу «Раз, два, …, четыре, пять» брат сделал меня главным вампиром, и у меня было три невесты: одна – Ярославна, вторая – наша актриса Александра Блинова, и третья – Элен. И вдруг жена брата так прониклась, завелась. Ей это настолько понравилось, что она пошла к стоматологу, нарастила себе вампирские клыки и недели три с ними проходила. Мы, конечно, удивились – все же это неудобно, тем более постоянно так ходить. Но Элен – молодец, все выдержала, отработала всю программу, погрузилась в артистическую среду по полной. Наверное, это ей от Аскольда еще передалось – брат очень любит менять образы в разных спектаклях. Мы с ним столько раз перекрашивались! Например, в шоу «SиSтема» у меня были зеленые волосы, а у Аскольда – розовые. В «Садко» мы бороды отрастили. В 2022 году я был платиновым блондином – перекрасился для циркового фестиваля. В этом ведь и заключается правильный подход к работе, как мне кажется. Наша деятельность дисциплинирует, ты максимально ответственно относишься к продукту, который показываешь зрителю. Кстати, я долго думал над вопросом курения. Что бы могло меня сподвигнуть закурить? Я ведь ни разу в жизни не пробовал сигареты, даже не пью принципиально. Так вот, я понял, что нужна очень хорошая роль в кино. Вот если передо мной будет отличный сценарий, меня пригласят на перспективную роль в фильме, и моему персонажу нужно будет курить, то тогда я соглашусь. В обычной жизни не тянет совсем, я отвергаю эту вредную привычку, как нездоровый образ жизни. Однако для кино я как артист смогу переступить через себя, это будет моя жертва.

Возвращаясь к семье и нашей общей цирковой «инфекции», должен сказать, что в конечном счете в цирке оказались и Элен, и Ярославна. Но со Славой все было совсем по-другому. Когда мы с ней познакомились, она была танцовщицей и очень много работала. Я в нее влюбился, перевез ее в Москву и, получается, забрал из ее круга. Она работала в ночных клубах, выступала как ринг-герл на боях. И вот из мира Санкт-Петербурга я перевез ее в мир Москвы, где она никого не знает: нет ни связей, ничего. И на тот момент мне просто хотелось, чтобы со мной была красивая, хорошая девушка, мы много времени проводили вместе, и я не пытался ее куда-нибудь трудоустроить. А потом через какое-то время, через год или два, у нас начались разговоры, и я ей стал говорить: «Слав, я бы очень хотел, чтобы ты все-таки окунулась в мой мир, чтобы ты стала в нем своей. Потому что я прихожу домой, рассказываю тебе все это искренне, а ты не понимаешь. И у меня мир делится на дом и цирк из-за этого недопонимания, из-за него мне некомфортно возвращаться домой. Я разговариваю с тобой на цирковом языке, который ты совершенно не знаешь».

При этом я осознавал, что она для цирка уже немолодая девушка, хоть и танцевала всю жизнь. Не может подтянуться даже один раз. Получается, нужно начинать серьезную работу практически с нуля. Так прошло несколько лет нашей совместной жизни, и дело уже даже шло к тому, что я бросил бы ее, скорее всего. Все же когда я жил с Леной Петриковой, тоже цирковой девушкой, мне было с ней гораздо комфортнее и интереснее общаться – мы говорили на одном языке, она интересовалась тем, что у меня происходило. А здесь было так, что Слава, вроде, спрашивала что-то, но ответ ей был неинтересен – где-то подыгрывала, наверное, но в глазах была пустота. Задавала вопросы, что называется, для проформы.

Так что я правда уже начал думать, что всё, в ближайшее время будем расставаться. И вдруг она то ли почувствовала, то ли сама пришла к такому решению независимо от меня, начала втягиваться, пошла в частные цирковые школы, стала заниматься гимнастикой. Не пошла в Большой Московский цирк сразу, к нашим учителям, а решила тренироваться подальше от всех. Начала пробовать все в одиночку, чего-то стеснялась, видимо. Я подумал: ну ладно, сейчас немного поиграет, получит пару ссадин и вернется домой. А она все продолжала – занималась, реально пахала. Я смотрел на это все месяц, два, полгода, год. И видел, что там все непросто – ей сложно, ей больно. Настолько, что уже начала спрашивать: «Эдгард, а какую мазь лучше брать от этой болячки? Чем обрабатывать? Как правильно заматываться? Где вы такие бинты взяли?» Вот тут мы и стали больше говорить на одном языке. И главное – она по-хорошему завелась сама.

Раньше у нее были абсолютно девичьи, женские руки. Я их называл ручки-палочки. Тонкая кисть просто плавно переходила в такое же тонкое предплечье, потом в плечо. Мышц в ее руках не было от слова «совсем», я на смотрел на них и не понимал, как это вообще шевелится! Когда впервые попросил ее подтянуться, она просто повисла на перекладине и в ужасе смотрела на меня: я правда пытаюсь! А сейчас она свободно подтягивается двенадцать-шестнадцать раз. Начала серьезно работать, и пахала, пахала, пахала. Я ее в какой-то момент даже начал останавливать, стал говорить: «Слава, я вижу, что ты завелась, вижу, что тебе это нравится. Но сама посмотри и подумай: мы ведь травмы получаем очень быстро и легко. А ты уже мать, ты взрослый человек. Давай ты не будешь сейчас пытаться стать номером один, все слишком серьезно». Начал ей приводить примеры, хотя какие-то она сама уже сама воочию увидела – в цирке ведь всякое бывает. Так что стал ее несколько сдерживать, потому что увидел, что она шла рисковать, начала наглости набираться. Стала подниматься в воздух все выше и выше.

Дальше – больше. Когда я купил себе слониху, Николь, Аскольд как-то не воодушевился идеей дрессировать ее. Сказал, мол, ты же ее себе купил, вот ты и занимайся. А мне нужны были помощники. Все же уход за слоном – это очень серьезно. Если меня не будет в цирке, кто с ним будет заниматься? Кто сможет покормить, витамины дать, просто пообщаться? Да мало ли со слоном забот! Так что я подошел к Славе и предложил попробовать себя в дрессуре, серьезно с ней обсудил, что это не менее опасно, чем воздушная гимнастика, которой она тогда уже занималась. Слоны ведь реально калечат и убивают людей, это серьезный риск! Она все взвесила и ответила: «А давай!» Начали репетировать все чаще и чаще, и она в лучшем смысле этого слова углубилась в процесс.

Теперь Ярославна тоже постоянно в цирке, получается, у Даниэля оба родителя тут пропадают. Но с этим, слава богу, тоже разобрались. Рано утром он идет в детский сад, и до шести вечера там занимается – у него есть дополнительные занятия, футбол, теннис, английский язык. При этом садик прямо в нашем поселке, все очень удобно. К шести часам мы его уже забираем: либо я, либо Слава к этому времени уже освобождаемся. Очень редко бывает так, что все-таки не получается у нас, но тогда выручает бабушка Даниэля – моя мама. Выходные сын обычно проводит в цирке – у нас проходят два шоу, и параллельно мы с ним занимаемся, я и Слава, а Стефания его растягивает. Конечно, пока это скорее в форме баловства, потому что ему шесть лет, но уже скоро настанет пора тренироваться чуть-чуть пожестче.

Стефания с большим удовольствием занимается с Даниэлем сама – ее никто об этом не просил никогда! Я прихожу на репетиционный манеж, а она уже работает с ним: «Давай сядем, носочки потянем, давай попробуем наклониться!» И он ее слушает, тянется за ней. Глория пока все же больше ребенок, чем Стефания, – у них разница в два года.

Конечно, я сравнивал их жизнь с той, что была у нас с братом в детстве. И понятно, что жизнь советского ребенка, наверное, в принципе отличается от той, что у детей сейчас. У нас ведь было ограниченное количество всего, начиная с одежды. Сколько всего Аскольд за мной донашивал! И это во всех советских семьях было нормой. И это не было формой унижения, это не нанесло нам моральный травмы – это просто было. Развлекательного контента на выбор, конечно, стало в разы больше. Мы себе из бумаги вырезали солдатиков и играли в них годами, а у наших детей сейчас всякие конструкторы, компьютеры.

Я в своей семье и девочек, и Даниэля очень сильно отдалил от компьютеров. У меня он дома есть, конечно, но я лично в него годами не играю. Стоит подключенный, и всё. Даниэль играет в компьютер Аскольда, но один раз в неделю – в субботу или в воскресенье, когда он в цирке, часа два сидит в каком-то шутере. Он прекрасно знает, что после этого он придет домой, и даже если будет очень просить поиграть, ему никто не даст – ни я, ни Слава. Наверное, поэтому его и не затянули компьютерные игры – так как все же у нас нет режима свободного использования компьютера. Зато он с удовольствием играет в тактильные игрушки – например, конструкторы собирает. С дочками аналогично – я им подарил планшеты, но Оля их серьезно ограничивает во времени использования гаджетов. Уверен, это хорошо. Все же виртуальный мир, наверное, в дальнейшем принесет больше негативного эффекта, если ребенок будет в него слишком погружаться.

Если возвращаться к вопросу сравнения нас с братом и наших детей, то, конечно, у них многое по-другому. Мы постоянно были на гастролях, разъезжали с родителями. Поэтому основной проблемой была частая смена школ. Это ведь тоже наносит определенную моральную травму. Я очень не любил заходить в новые классы и знакомиться со всеми снова – каждый раз чувствуешь себя гадким утенком или белой вороной. Там ведь уже свои кланы, группы, и тут вдруг мы с Аскольдом. Чего мы там только не насмотрелись! А тут мы в преддверии нового, 2023 года поехали на гастроли в Нижний Новгород с середины декабря до середины января. Я перед этим у дочерей спросил: «Вы хотите остаться в Москве или поедете в Нижний Новгород?» Они мне ответили, что однозначно очень хотят тоже поехать. Я даже удивился – оказалось, они мечтали поехать на гастроли, увидеть воочию, каково это. До этого они, конечно, были в других городах, путешествовали с нами, но на гастроли полноценно не ездили.

Все же ничто не сравнится с цирковыми гастролями. Когда ты приезжаешь в сам цирк, заселяешься в цирковую гостиницу, привозишь туда свою плитку, свое белье. Раньше мы приезжали в новый город и всё сразу узнавали: где ближайшая школа, как добираться до цирка – на общественном транспорте или пешком, всякими дворами? Это настоящее погружение в другой мир! А через месяц все повторяется, и ты уже погружаешься в очередной мир. Это ведь приключения! А приключения детям нравятся. Родителям – да, тяжело все это грузить, таскать, перевозить, а дети просто нереально радуются.

Эдгард

В ноябре 2022 года на репетиции меня зацепил тигр Рой, отмахнулся лапой и попал мне по лицу. Я пытался посчитать – до этого у меня десять лет не было травм от хищников. И то последняя травма на ноге была легкая – небольшая точка буквально. Тогда еще молодой тигр, который сейчас с нами работает, шел мимо меня, внезапно ударил меня по икре и пошел дальше как ни в чем не бывало. Правда, не помню, кто именно это был – но один из наших белых тигров, родных братьев, – то ли Барпет, то ли Томас. И вот что это было? Всего мгновение прошло, я ничего не успел сделать. И некого винить или ругать.

После этого на протяжении десяти лет хоть и возникали какие-то сложные ситуации, в которые я был вовлечен – случайно или специально, – я все время избегал травм. Не могу сказать, что сильно этим гордился, не делал на этом акцент – ну вот жил, и всё. А тут такое странное стечение обстоятельств, в котором все соединилось в одну секунду.

Это был конец репетиции, когда все животные уже готовятся к уходу с манежа. Мы тогда кладем их на манеж – создаем такой тигрино-львиный ковер, когда животные просто ложатся рядышком. Мы с братом делаем финальный комплимент, и они убегают все по очереди – домой, за кулисы. Надо положить животных так, чтобы они между собой не конфликтовали, чтобы просто лежали спокойно. Но не все могут лежать рядом друг с другом, мы с братом точно знаем, что, например, этот тигр не ладит с тем львом – или, наоборот, этих лучше рядом положить, потому что они хорошо друг к другу относятся. К тому моменту у нас уже полгода проходили репетиции с молодыми тиграми – Роем, Рианной и Стивеном. Стивену было около десяти месяцев, а Рою и Рианне (они родные брат и сестра) примерно по году. В таком возрасте тигры уже вырастают в серьезных хищников – массой около ста килограммов, с большим когтями и клыками. Роя я называю «мешок», потому что он хороший, спокойный парень, но такой, не очень любит прыгать, в принципе не любит что-то динамичное. Ему нравятся спокойные трюки.

За одну репетицию до той самой, кроме молодежи, мы взяли на манеж братьев-тигров постарше – Эрика и Курта. И эти здоровые самцы начали Рою угрожать – прямо на ковре. Не нападали, просто рычали на него, и Рой убежал. В день моей травмы я уже понимал, что он будет нервничать, мы будем его успокаивать. Я повторил репетицию с тем же составом животных и знал, что будет некий напряг в самом конце. Но нужно было, чтобы Рой в какой-то момент все же пересилил себя, потому что физического-то контакта у них не было. Чисто эмоциональный момент: Рой боялся, а чего – непонятно, на него просто рыкнули, и я его стал намеренно укладывать именно в ту точку, поближе к Курту и Эрику. Между животными было метра полтора, то есть Роя физически не достали бы, но он все равно упирался, не хотел. Видно, что животное напряглось. Как только я попытался в очередной раз уложить его на это место, он напрягся еще серьезнее. Эрик с Куртом лежали спокойно, смотрели, еще не рычали. В тот момент по правую руку от меня стоял мой помощник Илья, он мне что-то сказал, и я посмотрел на него – обернулся буквально на мгновение, повернул голову и сразу обратно. Даже половины секунды не прошло, но именно тогда все и произошло. Один из братьев, то ли Эрик, то ли Курт, рыкнул на Роя, и тот – эмоциональный, напряженный – резко подорвался, как кошки с места подпрыгивают. И он прыгнул в мою сторону – не бросился с целью напасть, а просто прыгнул, чтобы убраться подальше от опасности. А я увидел уже летящего в мою сторону тигра. Если бы успел поймать момент, когда он оторвался от пола, то я бы, конечно, среагировал – увернулся бы, сделал шаг назад. Но тигр уже летел, времени просто не было. А потом Рой оттолкнулся от меня лапой – как от предмета. Левой лапой просто убрал меня с пути, потому что я ему мешал оказаться подальше от источника предполагаемой опасности.

Это не был акт агрессии, у Роя не было желания убить меня или просто начать драку. Он ударил меня, приземлился рядом и спокойно мимо меня пошел. То есть он решил вопрос, убежал оттуда и спокойно, без агрессии пошел дальше. А я почувствовал конкретный удар в лицо. Смотрю: метрах в трех от меня стоит брат, и по его лицу я не могу понять, что у меня за травма. Он просто сказал: «… лицо». Почему-то я эту фразу запомнил, так она у меня отложилась. Мне показалось, что у меня лицо разорвано в хлам, даже, возможно, глубоко рассечено. Я мысленно представил несколько громадных и уродливых шрамов на своем лице.

Я тут же вышел из клетки и отправился решать самую первую в таких ситуациях задачу. Это дезинфекция – ведь меня зацепили грязными когтями, тигры ими рвут мясо, поэтому под когтями гниль, трупный яд. Когти – одно из самых грязных мест на их теле. Поэтому я пошел к доктору и там уже снял видео для своего канала, чтобы сразу всем объяснить, что произошло, и заодно самому все оценить. Увидел, что у меня под носом и на щеке несколько ран, на скуле порез, но ничего серьезного. Обидно все же, что вот такое стечение обстоятельств случилось, и особенно обидно, что это произошло по моей вине. Тут винить больше некого – я не должен был оборачиваться, отвлекаться даже на мгновение в такой напряженный момент. А тут всё один к одному.

С другой стороны, конечно, мне повезло во многом. Повезло, что глаз на месте. Повезло, что лицевой нерв не задет. Повезло, что коготь неглубоко зашел – около сантиметра там была глубина. Повезло, что не горло. Последнее – самое большое везение. Потому что я уже знаю как минимум два случая, когда тигр ударил своего дрессировщика в горло. Не так давно во французском цирке работал уже взрослый, опытный дрессировщик, ему было лет за пятьдесят. Репетировал он как-то вечером с тиграми, и вдруг один из них когтем попал ему точно по сонной артерии. Его не успели спасти.

А в 2003 году в Одесском цирке примерно так же погибла молодая дрессировщица Снежана Даутова. Я ее знал. И тогда тоже тигр по горлу зацепил ее когтем. И всё. Очевидцы говорят, что там вокруг была лужа крови диаметром метров пять. Поэтому говорить, что мне не повезло, я не имею права. Вот и всё.

Аскольд

Буквально за неделю или две до того, как Рой ударил брата по лицу, я вспоминал тот самый случай в Будапеште. Только в этот раз все произошло при других обстоятельствах – мы репетировали с нашими учениками. Мы с братом, по странному стечению обстоятельств, стали наставниками для вот уже троих ребят. Илья, Никита и Наташа, наши молодые воспитанники, с которыми мы вместе работаем в Большом Московском цирке, изъявили желание научиться дрессировать хищных животных.

При этом мы с Эдгардом никогда не планировали наставничеством заниматься. И вдруг так сложилось, причем за достаточно короткий период времени. Потом Илья стал работать с хищниками вместе со мной, а затем и с нами в клетке. Впервые ему пришлось выйти в манеж на представление, когда у Эдгарда случились проблемы со здоровьем прямо в Новый год. 31-го числа 2021 года он позвонил мне и сказал, что у него камни в почках и его положили в больницу. Естественно, вся семья на ушах. А у нас на следующий день три спектакля – мы тогда показывали шоу «Стойкий оловянный солдатик», где мы с братом вдвоем работали в клетке и оба – герои, которых нельзя исключить. Если, например, в программе «И100рия» я работал в образе некоего абстрактного советского дрессировщика, и там замена была возможна, и физически мы справлялись, то в «Солдатике» – нет. И вот Илья вошел в клетку, потому что он до этого репетировал с нами. Но он ни разу не работал полноценно в качестве моего партнера. Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. Он хорошо справился, оперативно заменил брата и отработал со мной сколько было нужно. Потом был еще случай – Эдгард поехал в Санкт-Петербург работать в качестве ведущего на международный фестиваль, и мы с Ильей опять остались вдвоем.

И вдруг на одной репетиции в самый неожиданный момент Илью за руку поймал лев. Я увидел, как неожиданно для него это было – вот все нормально, а в следующую секунду животное уже бьет тебя. Конечно, с одной стороны, как дрессировщик ты должен ожидать таких моментов, предугадывать такие события, не попадать в такие ситуации. Но это психологическая сторона вопроса, физический урон – совсем другая история. Как бы хорошо ты ни был готов морально, травма от хищника все равно немного шокирует. Илья хорошо среагировал, все сделал грамотно. Я подскочил к нему и сказал выходить из клетки. Увидел, как у него бежала кровь – мало ли сознание потеряет или еще что-то случится. И когда он вышел, я вдруг понял, что эта ситуация – один в один как со мной в Будапеште. Только с рукой, а не с лицом. Тогда во время выступления Эдгард точно так же ко мне подскочил и сказал: «Выходи!», а сам остался один в клетке. Поэтому я это буквально пережил вслед за братом.

И вдруг спустя совсем короткий промежуток времени такое случается с Эдгардом, Рой бьет его по лицу. Правда тут уже была ситуация более напряженная, и народу побольше было в клетке. Однако различий довольно много – что с тем случаем в Будапеште, что с ситуацией с Ильей. Во-первых, с Эдгардом это случилось на репетиции. Во-вторых, нас было больше. В-третьих, тогда тигр оказался в окружении и фактически испугался взрослого самца. У нас был процесс сведения животных друг с другом, взрослый самец угрожал молодому уже не первую репетицию. И мы специально их сближали – это такой подконтрольный процесс, своеобразная провокация, ведь их в любом случае нужно сводить. Потому что потом при каких-то более серьезных и неконтролируемых обстоятельствах может случиться настоящая драма. А когда ты контролируешь ситуацию, ты ждешь все что угодно. Тогда на репетиции мы, естественно, переживали за молодого Роя, как бы ему ничего не сделали, и из-за этого потеряли бдительность в отношении него самого.

Все случилось совершенно неожиданно – как со мной в Будапеште и с Ильей в Москве. На Роя рыкнули, и он попытался просто убежать от потенциальной опасности. Его держали на поводке в этот момент, поэтому тигр не придумал ничего лучше, как сквозь нас прыгнуть. Точнее, конечно, сквозь брата – я тогда стоял чуть в стороне. Так Рой и поступил, и фактически лапой оттолкнулся от человека. То есть он ударил лапой по лицу брата, чтобы оттолкнуть его, чтобы тот ему просто не мешал. Если учитывать то, что вред нанесен именно лицу, то можно провести аналогию с Будапештом, но в остальном – нет, все по-другому. Просто травма.