Текст книги "Понять хищника"

Потом Эдгард предложил разослать всем членам жюри письма с «благодарностями». Я его отговорил, объяснил, что это глупо, по-детски, таким образом он бы показал, что они его ущемили, серьезно задели. Надо быть выше этого. Пусть они обдумывают, как они это сделали, почему они это сделали, мучаются. И всё.

Эдгард

У нас есть две награды, которые хочется отметить. Причем у меня к ним разное отношение: к одной хорошее, к другой – негативное. Первая – это Книга рекордов Гиннесса. Я понимаю, что вот это – уже неотъемлемая часть и моей истории, и общемировой истории. И понимаю, что это мой рекорд на много лет вперед, и даже если он будет побит, все равно рекордсменом своего времени я останусь. Три рекорда Запашных записаны в Книгу Гиннесса – притом не только в дрессуре, но и в работе на лошадях, и в жонглировании.

А вторая награда – это злополучный «Серебряный клоун». Мы с братом всю жизнь стремились попасть на международный цирковой фестиваль в Монте-Карло. У него была репутация фестиваля № 1, хотя сегодня я уже могу поспорить – наш «Идол» стал гораздо лучше. И я об этом уже несколько лет открыто заявляю, это амбициозное заявление, такого никто и никогда себе не позволял, ведь фестивалей много по всему миру.

А я начал, и самое главное, что коллеги меня стали в этом поддерживать, иностранцы в том числе стали говорить, что мы сделали фестиваль лучше, чем в Монте-Карло.

Тем не менее это престижный фестиваль, и мы много лет туда пытались попасть, отработать и получить главную награду – «Золотого клоуна». И так получилось, что после сложных переговоров мы с братом все же не смогли поехать тогда, когда хотели. Чуть ранее организаторы пригласили Якова Экка, артиста нашего цирка, у которого номер с джигитовкой. И я как директор цирка осознавал, что там надо работать за победу, подошел к нему и сказал: «Слушайте, я хочу принять участие в этом номере, и не лицом торговать, мне это не надо, а я бы хотел быть полезным, и готов делать несколько трюков вместе с ребятами, чтобы побороться за золото, за главную награду». Мы начали репетировать, где-то год репетировали, все трюки отработали, а потом приехали в Монте-Карло, и после одного или двух конкурсных дней, когда я увидел состав программы, я понял, что мы сюда не за золотом приехали, потому что есть номера гораздо сильнее нашего. Мне никогда не хотелось оказаться в ситуации, когда после того, как я отработаю великолепно с тиграми, выходит шестилетний китайский мальчик, становится своей лысой головой на свободную проволоку и жонглирует мячиками, стоя на голове. Вот как с ним соревноваться? Кого выберет жюри: дрессировщика тигров или вот этого шестилетнего вундеркинда? Конечно, вундеркинда! Да я бы и сам выбрал его, потому что я не знаю, что я еще должен сделать, чтобы мне похлопали так же, как заслужил этот пацан. Поэтому я всегда понимал, что можно оказаться в ситуации, но будет, по крайней мере, не стыдно самому себе сказать: ну что ж, все справедливо, мой соперник – реально классный парень. И когда мы с лошадьми отработали, я, понимая всю сложность нашего жанра, сказал: «Ребята, у нас серебро, сто процентов, на золото даже не рассчитывайте». И даже угадал победителей, притом обоих.

Так и получилось: я вышел на церемонию награждения, стоял рядом с ребятами с этим «Серебряным клоуном», и все было в порядке. А потом, через год, нас с братом пригласили уже с тиграми. Мы тогда уже были готовы, усилили номер, добавили новых животных. Я снова ехал в Монте-Карло – держа в голове мысль, что можно проиграть, у меня с Аскольдом еще в Москве на эту тему случился разговор. Он сказал, что мы едем за золотом, потому что мы ведь Запашные, нас все знают, мы уже так или иначе едем в ранге фаворита. Кроме того, по его словам, даже если будут номера сильнее нашего, нам не осмелятся дать серебро. Я ответил: Аскольд, ты перегибаешь, мне кажется, это еще не факт. Мы с ним даже поспорили на эту тему, без лишнего пафоса.

Все же, когда человек уверен в своих силах, почему нет? Вот Олег Попов – безусловная величина, и когда он едет на конкурс, то чувствует, что он ОЛЕГ ПОПОВ. Уважение, имя, авторитет вперед тебя выходит. Есть люди, которые могут себе это позволить. Но я эту мысль не отпускал. А когда мы уже отработали в Монте-Карло два дня, я подошел к Аскольду и сказал: «У нас точно будет золото». Я посмотрел две программы, оценил наших конкурентов и понял, что просто нет больше номеров нашего уровня. Кроме одного, который взял в результате золото, номер российских артистов с подкидными досками из Большого Московского цирка. Акробатам под руководством Сергея Трушина я активно помогал готовиться, деньги выделял, партнеров им нашел – ситуация была очень сложная, буквально за два месяца до выезда они даже не были уверены, что смогут туда поехать. Я делал это даже понимая, что это наши ближайшие конкуренты и мы выступаем от одного цирка. Но в Монте-Карло можно давать два, иногда даже три «Золотых клоуна». Поэтому я для себя четко определил, что одно золото уйдет Трушиным, а второе нам. А дальше будь что будет, как говорится.

И вот начинается церемония награждения, принцесса Монако Стефания выходит, и, прежде чем объявить победителя, говорит, что специальный приз за большой вклад в развитие циркового дела в России вручается братьям Запашным. И вот тут я понял, что они подготовили для нас какую-то «подлянку», потому и задабривают: вынесли нам с Аскольдом какую-то награду, вручили. Далее принцесса объявляет бронзу, потом серебро, и… Четыре серебра, и пятое – наше. Представляете, пятое серебро! Я повернулся к брату и сказал, что, наверное, пойду. Подошел сам основатель фестиваля Доктор Алан Фрер, сказал, что жюри неправильно себя повело, что это непрофессионально, развернулся и демонстративно тоже вышел. Я вышел вслед за ним.

Наверное, мы с Аскольдом на сегодняшний день единственные цирковые артисты, которые на своей странице в «Википедии» указали, что не признают результаты конкурса. Ведь я уже был в Монте-Карло с номером на лошадях, брал серебро, и никакого скандала при этом не было. У меня нормальная самооценка, нет четкой ассоциации: «Эдгард Запашный равно золото». Если есть ребята лучше меня, я им поаплодирую с большим удовольствием, еще и помогать им буду. То есть к результату честного голосования я абсолютно готов. А до этого на протяжении месяца нам звонили коллеги со всего мира, говорили: ребята, вы молодцы, едете в Монте-Карло за золотом! Я, конечно, отнекивался, говорил, что нужно подождать. А потом, на фестивале, у меня случился разговор с одним из организаторов: потому что второе золото они дали номеру из Узбекистана, воздушным гимнастам, которые за полгода до этого выступали на юношеском фестивале в цирке Никулина. Тогда благодаря мне и еще двум русскоговорящим членам жюри эти ребята с трудом взяли серебро – мы их просто «дотянули». Всё же узбеки – наши братья, нужно помогать, вот и завысили им баллы. И вот этот организатор спрашивает, мол, Эдгард, почему ты недоволен, с кислой миной ходишь тут? Конечно, я тут же аргументировал свою позицию.

Для начала, если уж это цирковой фестиваль № 1, как может номер, который у Никулина взял серебро, через два месяца, не изменившись, в Монте-Карло взять золото? Он ответил, что так решило жюри. Допустим, но жюри должно четко расставлять приоритеты. Я сказал: «Вот вы любите эксклюзив, а мой брат совершает прыжок верхом на льве – трюк, занесенный в Книгу рекордов Гиннесса, этот трюк в мире не делает больше никто. К тому же вы любите трюки, которые никогда никто не делал, а мы подготовили летающие качели, на которых качаются лев, тигр и мой брат – на высоте. Такого в Монте-Карло еще не было, это новинка».

Сказал и о животных, мол, на вас ведь постоянно оказывают давление, люди с табличками ходят, что цирк с животными – это ужасно. Однако сами организаторы всегда пропагандируют, что номера с животными нужны, потому что если животным вдруг запретят выступать на манеже, то этот фестиваль закроется на фиг: на одних лишь акробатов никто не пойдет. А мы с братом – единственные дрессировщики, которые взяли тигра на поводок и вышли с ним в зрительный зал. Помимо того что мы сделали этот трюк, мы еще и этим дуракам доказали, что хорошо воспитанный тигр – это не забитый тигр. Вот же он, среди зрителей, не ненавидит зал, не кидается на людей, не боится их, он идет спокойно, даже вальяжно, вместе с нами, и мы втроем собираем аплодисменты всего стоящего зала.

И наконец: каждый раз, когда мы с Аскольдом работали, зрительный зал вставал, а на узбеков встал ровно один раз, и то на их четвертом шоу. Вот я и спросил, неужели организаторам зрительская оценка тоже ни о чем не говорит? Он мне снова старую пластинку: так решило жюри. Окей, но претензии не к ним, а к организаторам. Он даже опешил. А я продолжил: вы же привезли сюда жюри из шестерых человек, среди которых нет ни одного артиста! Вы посадили в жюри шестерых менеджеров, один – директор какого-то немецкого казино, вторая – руководитель собственного цирка в Италии, третий – артистический директор в Китае, режиссер какой-то… Они ведь ничего не понимают, они не отличают зебру от носорога, они не отличают гимнаста от акробата! У них свой взгляд, но в жюри такого конкурса, как Международный цирковой фестиваль в Монте-Карло, хотя бы половина людей должна быть из цирка, чтобы они могли сказать: «Ребята, вы не понимаете, он сделал сильнейший трюк, может быть, даже зрители не очень его оценили, но такое делается раз в жизни!» или «Он только что рисковал жизнью!» или «Он только что сделал то, что годами никто не повторит». Такие люди, профессионалы, должны объяснять этим менеджерам цирковые «темы». А вы просто привезли сюда шесть менеджеров, которые не пользуются авторитетом у артистов! Да я половину даже не знаю, как зовут, я – человек, погруженный в цирк, не знаю, кто эти люди, я их в первый раз в своей жизни вижу. Так на каком основании они могут меня оценивать? Я бы понял, будь тут, например, Николай Павленко, Мартин Лейси. Вот с их мнением я даже спорить не буду: я могу с ними не согласиться, но не соглашусь внутренне, а спорить не буду – всё же это авторитетные люди, и это их оценки. А в Монте-Карло жюри собрали непрофессионально, поэтому я с результатами конкурса не соглашусь никогда.

Кстати, тот самый «Серебряный клоун» не стоит у меня в кабинете или у служебного входа в цирк. Мама его себе забрала, чтобы я его не распилил, потому что у меня было такое желание. Когда мы вернулись, я предложил Аскольду распилить эту статуэтку на шесть частей и отправить тем членам жюри. Брат парировал, что тогда будет международный скандал, не поддержал меня. А мама поняла, что я даже без согласования с Аскольдом это сделаю, схватила этого клоуна, унесла к себе в кабинет, поставила его там в дальний угол и всё.

Я просто считаю, что это несправедливо, меня не обидел сам факт серебра. Обидело, что это было сделано так непрофессионально: дать поощрительный приз, чтобы потешить свое же самолюбие. Это для зрителя звучит громко и серьезно: за серьезный вклад. Мол, какие Запашные молодцы. Но мы прекрасно понимали, что нас просто пытаются задобрить.

Аскольд

Учитывая опыт других международных фестивалей, мы поняли, что на «Идоле» нужно разграничить профессиональное и зрительское отношение к цирку. Ведь когда зрители оценивают номера, им что-то бывает непонятно. Поэтому, собирая жюри, мы решили охватить весь диапазон – профессионалы, зрители и СМИ, чтобы призы были ото всех них. А насчет важности: пусть артист сам определяет, какой для него приз важнее. Конечно, все артисты больше всего ценят приз от профессионалов. В нашем случае это «Идол» – присуждается профессиональным жюри, «Манеж» – это приз от СМИ, а «Зрительская трибуна» – награда от зрителей, и если ты собираешь все три, значит, ты безоговорочно понравился всем, и объявляется Гран-при.

При этом «Идолов» больше, чем других наград, потому что профессионалы судят в большей степени людей, и есть критерии, которые очень трудно определить. То есть они оценивают четко по достижениям в определенном жанре. Как, например, можно выбрать между клоуном и артистом, который рисковал жизнью? Если он рисковал жизнью, значит, он априори победитель? Конечно, нет, поэтому мы регулируем количество золотых, серебряных и бронзовых «Идолов». Остальных же наград по одной: золотой, серебряный и бронзовый «Манежи», золотой, серебряный и бронзовый «Зрительные залы».

Получается, что зрители, не понимая в основном уровень мастерства артистов, воспринимают картинку в целом. СМИ находятся посередине – это те люди, которые могут быть близки к цирку, к каким-то зрелищам, знают изнутри больше вещей, во многом разбираются, потому что делают репортажи, ездят по миру, немало видели. Поэтому у них кругозор гораздо шире и есть углубленное понимание, но при этом они остаются еще и зрителями, то есть они профессионалы в цирковом искусстве не до конца, не на сто процентов. Поэтому на «Идоле» три формата жюри, которые, по нашему мнению, дают максимально объективную оценку деятельности артистов. За все время только два номера получили Гран-при.

При этом, конечно, бывали случаи, когда я с решениями различных жюри был абсолютно не согласен. Когда явные фавориты вдруг оказывались полными аутсайдерами, или наоборот.

Для меня мнение зрителей – всегда загадка, потому что они по-своему оценивают происходящее, так что этот критерий массового восприятия невозможно просчитать. Есть вещи, которые ты чувствуешь по реакции зала: артист работает, и зал воспринимает. Притом зрители могут быть в любом состоянии: когда этот номер ни покажи, им очень нравится. И ты понимаешь, что номер у них в числе фаворитов. В остальном последовательность их выбора мне не ясна, поскольку зрители выбирают три номера. СМИ, то есть коллегия из селебрити, журналистов, – тоже непонятное для меня жюри, их решения я также не берусь прогнозировать. Могут выдать: мол, нам понравился вот этот номер. И хоть убей, непонятно – почему.

Эдгард

Нам, дрессировщикам, очень важно осознавать, что мы каждый день находимся в большой опасности, можем серьезно пострадать. Как бы ты ни был готов физически, как бы ты ни порхал по манежу, слово Мохаммед Али по рингу, эти ребята сильнее и быстрее тебя – все равно поймают. Понимание того, что ты можешь стать жертвой, намеренно или случайно, причем в любой момент работы, – фундаментальное знание.

Когда думаешь о таком, начинаешь размышлять о том, что нужно для себя принять разные страшные мысли и варианты. Например, что ты готов оставить детей без отца – у меня трое маленьких детей, две дочки и сын, и я понимаю, что, если вдруг меня сегодня порвут, сын будет помнить меня только по фотографиям. Это очень тяжелые мысли, но такова жизнь, такова наша профессия! Я всегда говорил своим девушкам, что возможно и такое развитие событий: я останусь в состоянии растения после нападения. Примеры сплошь и рядом – английскому дрессировщику Ричарду Чипперфильду хирурги удалили часть мозга, потому что тигр во время атаки вогнал клык ему в череп. Парень чуть старше меня – остался жив, но стал сильно другим. Мои родственники к такому готовы, всё же мы – цирковая династия, а вот готова ли девушка? Я хотел бы, чтобы она понимала, с кем связывает свою жизнь. При этом, например, с Леной Петриковой это не нужно было обсуждать – она же цирковая, все понимала и понимает, сама работает без страховки под куполом. А вот с другими девушками приходилось объясняться – например, с Ольгой, мамой наших замечательных дочек. Реагировала она, конечно, как все девочки – мол, что ты такое говоришь, глупости. Я стоял на своем: это очень серьезно. При этом я сразу брал быка за рога, прямо во время конфетно-букетного периода серьезно говорил: «Если я превращусь в овощ, ты от меня уходишь, за мной ухаживать будут родные – это их крест, ты себе жизнь не порти».

Опасность связана с тем, что я в принципе – артист цирка, ведь рискуют не только дрессировщики хищников. В цирке всякое бывает, все же это – особо опасное предприятие, а цирковой артист – особо опасная профессия. Выступаешь на лошади – она понесла, а у тебя нога застряла в стремени, и тебя тащат по полу. Стоишь в помещении, а тут на тебя выбегает испуганный слон, и три тонны живого веса просто вжимают тебя в стену.

Однако я убежден в том, что большинство зрителей идут в цирк не потому, что тут опасности, не нервы пощекотать. Да, конечно, понимают, что воздушная гимнастика или дрессура – это риск. Но цирк – это прежде всего искусство, это грация и особая эстетика. Хотя есть и маньяки, который идут в цирк за адреналином, за тем, чтобы посмотреть, как мы рискуем здоровьем и жизнью. Но в массе своей люди приходят за качеством, которое обещает шоу: качественный звук, крутое освещение, мощная подача, профессиональная актерская игра, великолепно выглядящие животные, сильные трюки, красивые люди.

Елена Петрикова, заслуженная артистка России, главный режиссер Росгосцирка

До нашего знакомства с Эдгардом я однажды видела его на лошади, это было еще в детстве, мне было лет восемь. Эдгард репетировал номер «Высшая школа верховой езды», мальчик мне тогда очень понравился. Потом, как-то раз, когда мы уже жили вместе, он по дороге с работы увидел девушек, которые катали всех желающих на белой лошади. Эдгард выцыганил эту прекрасную лошадь, подъехал к дому и кричал, что он – мой принц на белом коне, всё как в сказке!

По-настоящему познакомились мы в 1996 году, в цирке, как это обычно и бывает у цирковых. Мне было 18 лет, и я приехала в Саратов на замену артистке, которая не могла выступить. Первое впечатление было забавное – Эдгард участвовал в погрузке вещей артистов и очень удивился, когда увидел три больших контейнера с моей фамилией на них. Рассказывал потом, что подумал, будто приехал целый большой номер, а это я, девочка с одной веревкой.

В цирке у нас были специальные вечера, когда мы все собирались и общались. Сейчас их, кстати, очень не хватает, есть ностальгия, но тогда и время было другое – Россия, 90-е. Кстати, время было и правда очень опасное. Помню, мы гуляли в Нижнем Тагиле – Вальтер Михайлович, Татьяна Васильевна, Эдгард с Аскольдом и мы с Леной Бараненко, – и на нас напали. Спасло только то, что у Вальтера Михайловича была трость с шашкой внутри – когда он ее достал, от нас отстали.

Коллектив был небольшой и молодежный: человек тридцать всего, много юных. Обязательно выбирались куда-то на выходные: мальчики ходили на рыбалку, девочки – на рынок. Лепили потом все вместе вареники с вишней, которые очень любил Вальтер Михайлович.

Когда Аскольду подарили одну из первых игровых приставок, мы вечерами собирались смотреть и играть: в футбол, в драки и Tomb Raider, как сейчас помню. В один из таких вечеров и познакомились с Эдгардом. Мне он очень понравился тем, что был красивый и умный, для меня это важно.

За тринадцать лет совместной жизни мы никогда не отдыхали друг от друга. Жили и работали вместе, но не уставали от этого так, чтобы отдыхать, – это нонсенс. У нас до сих пор соблюдается важное правило: разделяй рабочее и личное, вышел с манежа – переключайся. У нас всегда было это четкое разделение, что бы ни происходило в цирке, дома – только личное.

При этом я не помню, чтобы мы ссорились и ругались хотя бы раз за эти годы, хотя оба – люди с характером. Эдгард всегда говорил, что любит меня за то, что я ему все говорю прямо: плохое и хорошее. Бывает, укажешь на его ошибку – походит, побубнит немного, но потом придет и признает, что был неправ.

Многие сейчас не понимают наших отношений, вроде расстались больше десяти лет назад, а до сих пор работаем и практически живем вместе. В доме Запашных у нас с Леной Бараненко есть свои комнаты, мы постоянно общаемся и с Татьяной Васильевной, и с Ольгой Васильевной (тетей братьев), мы остаемся семьей.

Для меня это – нормально! Люди сходятся и расходятся, всякое случается. Мы в определенный момент просто поняли, что перестали интересовать друг друга как мужчина и женщина, сели и поговорили. При этом остались бесконечное уважение и огромная любовь, как между родными людьми: я точно знаю, что могу ему все рассказать, с любым вопросом подойти. В другую сторону это так же работает: никогда не откажу в по-мощи.

Мне нравится, что Эдгард умеет быстро разобраться в ситуации и постоять за себя и других. Вальтер Михайлович все же хорошо обучил сыновей – в драке бей первым. С Эдгардом чувствуешь себя как за каменной стеной, с ним не страшно. К тому же он дрессировщик – он видит все на триста шестьдесят градусов вокруг, замечает потенциальную опасность сразу же.

И рука у него тяжелая. Был у нас, например, инцидент в поезде, когда Татьяна Васильевна сделала вежливое замечание каким-то пьяным мужикам из соседнего купе, а они ее очень сильно оскорбили. Эдгард услышал это и пошел разбираться, в итоге уложил всех четверых прямо в проходе.

Была еще забавная история с ручкой. Мы пошли всем коллективом поиграть в боулинг, когда были в Волгограде. Отошли к бару, и к Эдгарду прицепился какой-то пьяный мужичок. Взял его за грудки, признавался в бесконечном уважении и любви, умолял дать автограф. Эдгард ответил, что с радостью бы дал, но нечем. Тогда мужичок повернулся ко мне и приказным тоном крикнул: «Ручку принеси!» Эдгард попытался его успокоить, сказал, что я – его жена, нужно вести себя воспитанно. Тот понимающе кивнул и повторил свою команду мне тем же тоном! Мы смеялись до слез, буквально согнулись пополам.

Самая страшная ситуация за все время – это ужасный вечер, когда Эдгард порезал руки и чуть не умер. Притом ситуация в общем-то простая: он облокотился на раковину, а она не выдержала его веса и треснула, – но в нее никто не верит. Журналисты придумали, что это они с братом подрались и порезали друг друга, была даже версия, что он упал и порезался под действием наркотиков. Однако это была обычная раковина. Эдгард – человек большой и тяжелый, а раковина была какая-то новомодная, дизайнерская, не рассчитанная на вес такого крупного мужчины. При этом меня не было дома, в тот вечер у меня был концерт. И вот мне звонит тетя Оля в слезах, я бросаю все, бегу к Эдгарду. Попала под машину – был несильный удар, я упала и успела только обругать водителя, не стала разбираться. Приехала домой – Эдгард лежит весь в крови и просит говорить с ним, чтобы не потерять сознание. Это было, конечно, очень страшно.

Страшно было и потом – когда летели в Германию, а там делали операцию, длившуюся пятнадцать часов. Пока его готовили, оперировали и потом, когда он отходил от наркоза, я вообще не спала – слишком сильно переживала и не могла уснуть. Но, слава богу, все обошлось. При этом во время пребывания на лечении у нашего доктора нашлось и над чем посмеяться – оказалось, в России Эдгарду неправильно сшили сухожилия, он пытался пошевелить одним пальцем, а двигался другой. Наш немецкий врач очень долго смеялся и удивлялся тому, в каком состоянии поступают пациенты. Не хочу обобщать, может, просто нам так не везет, но почему-то у нас в стране сложная медицинская помощь обычно ничем хорошим не заканчивается. Недавно был случай: мальчик из нашего коллектива неудачно приземлился, раздробил одну пятку и ушиб вторую. Врачи провели все манипуляции и ругали его за то, что он якобы придуривается, корчась от боли при каждом шаге. Стали проверять – оказалось, они наложили ему гипс на здоровую ногу! Пришлось отправлять в Германию, там вернули в строй.

Мне нравится, что у Эдгарда прекрасное чувство юмора, он не лишен самоиронии и абсолютно нормально реагирует на шутки в свой адрес. Сейчас так происходит в КВН – наша команда здорово его стебет, а он спокойно на это реагирует. Однако у Эдгарда есть и минус, это черта, за которую еще Татьяна Васильевна выговаривала Вальтеру Михайловичу. Он порой выпускает сыроватый продукт – такое случается, когда Эдгард делает новый трюк, он говорит выпускать животное, а оно еще не готово, нет стабильности. Бывает у него такая реакция: «Выпускайте Кракена!»

Есть еще история, которую я порой припоминаю Эдгарду, а он ужасно злится. В рейтинге самых нелепых подарков всех времен первое место прочно занимает именно его подарок. Я – большой поклонник «Звездных войн», и когда у нас в магазинах впервые появилась маска Дарта Вейдера, я начала мечтать о ней днем и ночью. Совершенный восторг – надеть ее и говорить его измененным голосом! Перед Новым годом я поделилась этим с Эдгардом. И вот новогодняя ночь, мы дарим другу подарки, момент истины настает! Я пищу от восторга, разворачиваю обертку, открываю коробку, а там… лапы Кинг-Конга. Эдгард начал с улыбкой показывать, что их можно надеть на руки, а еще они рычат, когда в них ходишь. Я, отходя от шока, спросила, почему именно такой подарок. Он ответил: «Ну ты же хотела экшн!» А я хотела маску Дарта Вейдера, Кинг-Конга с детства не люблю. Оказалось, что маски закончились, и Эдгард решил поступить максимально логично.

Однако не могу не рассказать, что Эдгард – человек очень щедрый и внимательный. Он всегда слушает, подмечает, всегда дарит то, что ты хочешь, находит возможность поразить в самое сердце. Руки Кинг-Конга – это, скорее, исключение, подтверждающее общее правило. Как-то раз мы работали в Твери, а Эдгард вечером уехал в Москву по делам. На следующее утро звонок: «Быстро собирайся и приезжай – Джеки Чан в Москве, я достал билеты». Я спросонья посмеялась над его приколом и легла спать дальше. Эдгард тут же перезвонил: «Дура, быстро одевайся! Я серьезно!» Тут я поняла, что это не шутка, и пулей вылетела в Москву – нашла какой-то автобус, переодевалась и красилась прямо в Главке Росгосцирка, пока Эдгард был на какой-то встрече. Было очень волнительно: Джеки Чан – единственный мой кумир, с которым я смогла встретиться, потому что, к сожалению, Майкл Джексон и Алан Рикман уже покинули наш мир. В итоге нам повезло, что Джеки Чан немного задержался, ведь Эдгард сам опоздал на этот закрытый показ. В итоге он смог даже пропихнуть меня в партер, хотя билеты достал только в самый конец зала. И получилось, что я стала единственной женщиной, которую пустили к Джеки на сцену. Эдгард обучил меня паре слов по-китайски, и я, неся огромный букет, стала искать подход к своему кумиру. Пускали только детей, но я прорвалась через охрану, предъявив им на обозрение попавшего под руку мальчика и сказав, что я с ним.

При этом Эдгард – еще и большой фанат Майкла Джексона. Он даже достал билеты на финальное шоу этого великого артиста в Англии, у нас до сих пор сохранилась программка и те самые билеты – никто их не сдал несмотря на то, что само шоу не состоялось.

Если с Эдгардом мы фанатеем от Джеки Чана и Майкла Джексона, то с Аскольдом зачитываемся книгами, очень любим фэнтези и историю. Эдгард читать не любит. Хотя вкусы все же разнятся – Аскольду, например, очень нравится «Оно» Стивена Кинга, а я не могу читать его произведения.

Эдгард – очень подвижный, ему не нравится подолгу сидеть с книгой, ему больше по вкусу футбол и бокс, занимается постоянно. Мы за глаза его называем «король Джулиан» (как в «Мадагаскаре»), он всегда такой – заводной, подвижный, человек-праздник. Из малоподвижных занятий у него была всего одна бешеная страсть в компьютерных играх – «Казаки», больше ни во что серьезно не играл. Когда мы жили вместе, он резался в нее буквально сутками. Как-то раз я зашла в комнату, принесла еду, и в этот момент прямо внутри дисковода взорвался диск – Эдгард заиграл его до того, что тот просто самоуничтожился! Долго смеялись над этим.

Когда он победил в проекте «Король ринга», начал интересоваться: «Какая машина тебе нравится?» Я сказала, и через некоторое время он сделал мне такой подарок: ключи от нового автомобиля, именно того, какой я хотела. Как-то мы ходили на одну телеигру, и он пообещал, что в случае победы все деньги отдаст мне и мы купим лошадь. Эдгард слово сдержал, я съездила в Голландию и выбрала лошадку, правда потом мы всё обсудили и поняли, что не сможем себе позволить лошадь, – у нас просто нет времени столько, сколько ей нужно уделять.

Главным качеством Эдгарда я бы назвала чувство справедливости, порядочность. Он всегда разбирается в ситуации, вникает в вопросы, никогда не делает чего-то исподтишка. При этом он такой и как человек, и как руководитель.

Когда его назначили директором Большого Московского цирка, мы не почувствовали особого напряжения – все же много здесь работали, считали этот цирк родным, большинство членов коллектива были нашими друзьями. Однако у меня появилась безумная идея – когда Эдгард первый раз входил в цирк в должности директора, я включила на своем телефоне «Имперский марш» из «Звездных войн». Под эту музыку он и зашел – было смешно.

У нас сложилась настоящая цирковая семья. Мы подружились с Леной Бараненко, а потом я еще и предложила ей работать вместе. Получилось так, что мы жили с Эдгардом, Аскольд – с Леной, братья работали вместе как дрессировщики, а мы, девочки, запустили наш номер с воздушными полотнами. При этом у братьев Запашных есть подопечный, названный в нашу честь. Обычно они называют тигров и львов в честь известных певцов, а тут появился Барпет. Все спрашивают, что это за странное имя, а это просто сокращение наших с Леной фамилий: Бараненко и Петрикова. Сейчас, когда он чудит, Запашные в шутку говорят нам: «Ваш дурачок снова отличился, весь в вас!»

Нас с Леной хорошо приняли в семье Запашных – что у них, что в моей семье было принято, чтобы женщина была трудолюбивой и умной, была личностью. Так получилось, что изначально меня в коллектив позвал Вальтер Михайлович, хотя до этого я четыре года работала у его брата, Мстислава Михайловича. Мы шутили, что я перешла по наследству от одного Запашного другим.

Елена Бараненко, главный администратор Большого Московского цирка, Заслуженная артистка Российской Федерации

Я познакомилась с братьями Запашными в 1996 году, когда они вернулись из Китая. Мы вместе работали в Ростовском цирке. Честно говоря, тогда они для меня были практически такие же, как и сейчас, хотя были еще не такие известные. Их папа был звездой, работал с тиграми, а они сами – жонглировали на лошадях и выступали с обезьянами. Однако по характеру с тех пор совсем не изменились, просто теперь это уже взрослые мужчины.

Они стремились получить эту известность, не скрывали, что хотели стать как Майкл Джексон, и целенаправленно шли к этому. У них внутри был стержень – он и сейчас остался. Поэтому для меня они не изменились абсолютно. Они не кичатся своей популярностью. Не говорят, мол, я звезда, дайте мне персональный самолет или что-то еще, – в жизни это совершенно нормальные люди, которые всегда помогут. Братья как были очень строги к себе в работе, даже когда еще не были популярны, так и остались. Как стремились идти вперед, так и идут. Только сейчас они уже добились каких-то целей, определенной известности, но все равно не перестают идти вперед. Они проходят различные рубежи на этом пути, но их стремления и жизненные принципы остались прежними. Это, прежде всего, уважение к друзьям и близким, готовность прийти на помощь, обратить внимание. При этом они всегда отругают, если ты что-то сделала не так, но делают так только по работе, а по жизни они предоставляют тебе полное право поступать, как считаешь нужным. Они ценят профессионализм и работяг, не любят бездельников. Поэтому, наверное, до сих пор и продолжают свой путь.