Текст книги "Голос крови (сборник)"

– Заплати ты.

– Оплачивать твою нездоровую тягу к роскоши я желаю еще меньше!

– Тогда не упрямься. Из двух зол положено выбирать меньшее.

* * *

Элитный ресторан – самый дорогой в городе. Неповторимое меню, французский повар, шампанское «Кристалл». Она безразлично ковыряет вилкой в своей тарелке, он ест с отменным аппетитом. Вокруг красиво, как в сказке. Живая музыка, живые цветы и… живой вампир. За столом напротив…

– Тебя возможно поймать?

– Никто не ловил.

– Почему?

– У меня много лиц. Но никто никогда не вспомнит ни одного из них.

– Ты бессмертен?

– Все бессмертны – в широком смысле этого слова. Но тела наши бренны, увы, – вздыхает он безразлично. – Другое дело, сколько мы способны в них прожить.

– И сколько же ты способен прожить в своем теле?

– Вопросы возраста для меня столь же интимны, как и для всякой уважающей себя женщины. Но позволю себе заметить, что я уже значительно старше тебя.

Он ухмыляется и кладет себе в тарелку очередной кусок осетрины.

– Намного?

– Что есть «много» или «мало» перед ликом вечности? – разводит он руками, усмехаясь.

Он снова играет с ее интересом, водит за нос, разжигает любопытство и, похоже, не спешит погасить его своими ответами. Одно слово – вампир!

– Значит, так ты живешь? Банальный потребитель чужого труда. Праздно и легко, пока другие надрываются? – замечает она.

– А кто же тебя вынуждает надрываться, Олюшка? – елейно улыбается он.

– Необходимость.

– Необходимость, говоришь? Она ли? Или это делает страх? Что без твоих трудов праведных ты вообще никому не нужна? В тридцать лет ты впервые подумала об этом. И вот уже шесть лет эта мысль не оставляет тебя, не правда ли?

Он неспешно растягивает губы в циничной усмешке. Он доволен собой, его глаза холодны. Наивно ждать от кровососущего жалости, но он сделал ей по-настоящему больно, и она не сумела остаться равнодушной хотя бы внешне.

– А тебя подобные мысли не терзают, – констатирует она холодно.

– Нет. Я свободен от предрассудков и человеческих страхов. Поэтому я живу, как хочу.

– Вампир – потребитель чужого…

Волак откладывает вилку и откидывается на спинку стула.

– Я слишком стар, чтобы мне читали нотации и учили нравственности. Наведи порядок в своей жизни, а уже потом веди других в светлое будущее. Это ваша всеобщая людская проблема. Идеализм и тяга к сказке. А в реальности вокруг – дерьмо. Ни дня, ни часа вы не бываете честны даже сами с собой. Вы, создавая массу условностей, не даете себе жить, а когда становитесь так несчастны, что уже не в силах это выносить, пытаетесь сделать такими и всех вокруг. Не я лицемер, а ты! Вы все! А я живу свободно и никогда не беру больше того, что мне могут отдать.

– Добрый и справедливый, прям Робин Гуд! Если каждый так станет делать, что останется?

– В том-то и дело. Я счастлив, поэтому и другим не мешаю быть таковыми.

Ольга смолкает, разбитая наголову его сокрушительной логикой закоренелого эгоиста.

Он спокоен, даже безразличен. Вновь вооружается вилкой и неторопливо ест. Уверенный, безупречно красивый, опрятный и шикарно одетый – он вызывает в ней чувство отвращения.

– Десерт ешь сам, – она поднимается.

– Ужин можешь не готовить. Я буду не голоден, – он отрывает взгляд от тарелки и направляет его куда-то за спину Ольги.

Она резко разворачивается и обнаруживает за столиком неподалеку весьма привлекательную особу, явно ожидающую того мига, когда волак подойдет к ней. Ольга горько вздыхает. Она проиграла этот бой.

* * *

Он переменчив. То щепетилен и аккуратен, педантичен во всем вплоть до мелочей, то вдруг превращается в безалаберного неряху. Так же переменчиво и его настроение. Смех легко сменяется гневом или слезами, а затем стенаниями, что «ему ужасно везет с плаксами». Что он имеет в виду, ей непонятно, но ее посещают догадки. Его настроение как-то связано с кровью, которую он потребляет. Она видит, как он приходит под утро на ночлег к ней домой – злой или умиротворенный. Но неизменно сытый. Она предполагает, что кровь не только сообщает ему настроение жертвы, но и частично передает ее характер.

* * *

В этот вечер он непривычно благодушен. Ходит по квартире в одних спортивных штанах с ее гитарой и тревожит гибкими пальцами струны, что-то негромко напевая себе под нос. Ольга следит за ним. Его не было дома всю ночь. Уже третью на этой неделе. Он частит.

Как-то в момент откровения он признался: чтобы выжить, волаку нужна самая малость – пара глотков каждое новолуние… Но для того чтобы создать и поддержать иллюзию, требуется намного больше сил… и крови. И он вынужден пить еще и еще…

– Переверни страницу. Вся конспирация насмарку. Читать один и тот же разворот тридцать минут кряду – неправдоподобно! – смеется он.

– Ты весел сегодня. Хорошая жертва попалась? – она придает голосу безразличную уверенность и с замершим сердцем ждет ответа.

Волак на миг останавливается для того, чтобы весело и задорно посмеяться.

– Ты долго готовила этот вопрос. Полагаю, имеешь право узнать правду. Хорошая.

– Значит, твое настроение напрямую зависит он жертвы?

– Почему жертвы? – обиженно морщится он. – Некрасивое слово. Ей понравилось.

– Сомневаюсь…

– А ты проверь! – усмехается он и вновь дразнит ее недвусмысленным взглядом. – Будешь знать наверняка.

– Предпочитаю неизвестность.

– Что еще? – оборачиваясь на ходу, хмурится он.

Ольга молчит. В ее сознании проносится множество вопросов, но она не знает, с какого начать.

– Остановись хоть на миг! – морщится он. – Даже я не способен разобраться в безумном ворохе твоих вопросов. Почему я снова пью? Ты это хотела спросить? Потому что ваша кровь не одинаково насыщает. Все напрямую зависит от личности. Яблоки тоже различны на вкус, как и вода. Одна – чистая и сладкая, как мед. Живая. А другая – стоячая. Мертвая.

– Почему ты ее пьешь?

– Кровь несет не только питательные вещества. Она таит информацию – чистую энергию жизни. Вампиры неспособны воспроизводить энергию, но она нам нужна, так же как и всем остальным. Поэтому мы ее пьем.

– Это сложно понять…

– Легче, чем кажется. Это как влить бензин в бак своего авто.

– А кто же тогда заправляет другие авто?

– Они изначально устроены так, чтобы производить для себя бензин. Вернее, из капли изначально пришедшего извне топлива вырабатывать многие литры бензина долгие годы подряд. Приумножать дарованное.

– А вы почему не приумножаете?

– Приумножатель не работает. Нет его у нас, – он хмурится, откладывает гитару и опускается в удобное кресло напротив нее.

– Выходит, вы просто не можете по-другому?

– Выходит что так, – усмехается он.

– Но это не оправдывает злоупотребления. Можно обойтись и меньшим. Тебе нравится такая жизнь! И меня ты выбрал умышленно, чтобы жить в роскоши. Ведь это так удобно – ничего не делать и ни за что не платить. Спать до обеда в шикарной квартире женщины, у которой нет ни семьи, ни родни. Где тебя никто не потревожит.

Он изучает ее спокойным взглядом, слегка касаясь указательным пальцем своих идеально очерченных губ.

– Очень сильная личность. Но слишком самодостаточная для женщины. Это пугает мужчин и делает тебя несчастной.

Ольга хмурится, но он продолжает сверлить ее пронизывающим взглядом безбрежных, бездонных, невыносимо лазурных глаз.

– Наша встреча была неслучайна. Ты искала меня. Ждала того, кто облегчит твои муки.

Ольга вздрагивает. Она не может ни встать, ни вскрикнуть, хотя испытывает невыразимый ужас, когда он, поднявшись, плавно скользит через разделяющее их пространство, заглядывая своими невозможными глазами прямо ей в душу.

– Не нужно меня бояться. Это совершенно не больно, – любовно поет его голос, разрушая стену ее страха, – а после тебе будет очень легко…

Всё, что Ольга чувствует – это как деревенеет от испуга ее тело и пересыхает во рту. А затем становится тепло от прикосновения его рук. И, кажется, время замирает, легкие навеки перестают дышать, а на землю спускается вечная мгла. Бесконечная лазурь его глаз неторопливо растекается перед ее взором, застилая собой все пространство вокруг и даже внутри нее…

* * *

Холодно. Кончики пальцев слегка онемели и покалывают. Во рту царит пустыня. Кружится голова.

Кажется, все это ей описывала Анна.

Ольга с трудом приподнимается на постели. Сознание мутится, картинка перед глазами нечеткая. Дрожащая рука ощупывает горло. Слева на шее отчетливо чувствуются небольшие ранки с подсохшей кровавой корочкой.

Она жалобно всхлипывает. Ей страшно. Слегка тошнит, и от волнения голова кружится еще сильнее. Сильно дрожат руки. Это слабость от потери крови. Утешает только одно – она все еще жива.

Все эти дни, что Оно жило под ее крышей, страха не было. Он прошел, испарился, растаял… Был лишь интерес к неведомому, необъяснимому. А теперь страх вернулся. Закрался в самые потайные уголки сознания и пугает ее оттуда, усталую и обессиленную…

Водоворот мыслей кружит в ее сознании. Святая вода… Церковь… Крест.

Может ли что-то из этого ей помочь? Если бежать, то куда, к кому?

Ольга, пошатываясь, поднимается. Она в спальне. Как она тут оказалась, догадаться несложно. А чем он тут с ней занимался – еще легче. В душе – отвращение к самой себе и… гнев! Безудержный. Обжигающий. Дарующий силы.

На шатких, неустойчивых ногах она движется к двери, кутаясь на ходу в покрывало.

Коридор. Дверь ванны, туалет, поворот, холл. Гостиная…

Он сидит на подоконнике и смотрит в окно. Его тело расслаблено, лицо безмятежно. Он всецело умиротворен.

– Очень красивое небо, – тихо шепчет его голос. – Неужели оно всегда было таким красивым? Почему я раньше этого не видел…

Ольга опирается о диван. Она молчит. На гнев уже не хватает сил, они все ушли на то, чтобы добраться до гостиной.

Алекс ведет себя странно. То же безупречное лицо и тело, но совершенно иное выражение лица и глаз, тот же голос, но в нем слышится совсем другая мелодия. Словно не тот человек…

Ольга спохватывается, напоминая себе, что это волак, вампир, и если в нем и произошли перемены, то лишь благодаря воздействию ее крови.

– Прости, – шепчет он, оборачиваясь. – Задумался. Ты, верно, голодна. Присядь.

Он вскакивает. Осторожно, как заботливейшая из сиделок, усаживает ее на диван и подкладывает ей за спину подушку. Ольга хмурится. Происходящее ей непривычно.

– Ты укусил меня, – она старается вложить в эти слова весь свой гнев и обиду. Выходит плохо. Голос сиплый и слабый.

– Да. Прости. Я знаю, что виноват. Слишком увлекся. Головокружение пройдет. Тебе нужно поесть. Я приготовил обед. Все, как ты любишь…

– Ты знаешь все только о своих собственных нуждах! Откуда тебе знать, что и как люблю я? Не помню, чтобы ты меня спрашивал, хоть и живешь здесь уже несколько недель.

– Теперь я знаю.

Он смотрит ей в глаза. В его взгляде – вина, а может, мастерская маска раскаяния.

– Кровь переносит энергию, которая таит в себе информацию. Я пью кровь и непроизвольно получаю всю информацию о человеке. Его прошлое, настоящее, мечты, горести, надежды и страхи. Я знаю о тебе все.

Ольга смотрит изумленно, с трудом пытаясь осознать то, что услышала. Волак молчит. Он ждет каких-то слов или действий с ее стороны. Любых. Но, не дождавшись, уходит на кухню.

Пока она ест, он старательно обрабатывает укус на ее шее. Ольга хмурится и морщится, капризничая, как дитя, но его забота немного ее успокаивает.

– Много жидкости и сна. Лечение универсальное, как при простуде, – несмело улыбается он. – Тебе лучше?

Она игнорирует его вопрос и строго цедит:

– Ты должен уйти. У тебя не было права меня кусать. Это было против правил.

Она не особенно рассчитывает на результат. Тех самых упомянутых правил никто из них не обозначил. Ей нечем на него повлиять. Она беззащитна. Но Алекс снова удивляет ее.

– Ты правда этого хочешь?

– Да.

Шорох, тихий звук шагов, приглушенных ковром, и скрип петель новой двери. Тишина. Волак ушел.

* * *

Она спит весь день, а когда пробуждается, силится забыть последние недели, как кошмарный сон. У нее плохо выходит. Он все время перед глазами. Странно. Слышать в голове его мысли, ощущать его кожей. Чувствовать, что сейчас ему холодно и грустно, как потерявшемуся котенку.

Она ругает себя за глупую сентиментальность и неуместное сострадание к тому, кто пьет людскую кровь. Но странные ощущения не покидают ее. Она злится. Размышляет. Приходит догадка, что это реакция, как после укуса комара. Только ранка от комариного укуса зудит, а в случае с волаком возникает навязчивое чувство близости.

От этих мыслей ее отвлекает звонок в дверь.

– Не могу прогнать. Весь день тут жмется. Выкинуть жаль, хорошенький. Не твой?

Ольга смотрит на соседку недоуменно, та кивает за дверь. На полу у стены сидит собачонок.

– Мой, – врет Ольга.

У нее необъяснимая слабость к собакам, но ритм жизни, частые командировки не дают возможности завести щенка. Она решает, что это знак свыше.

Собачонок попался прожорливый. Вылакал тарелку молока, умял пять сосисок и наглейшим образом разлегся на ее коленях, вылизывая при этом хозяйскую руку с какой-то непередаваемой нежностью и сытой благодарностью.

– Стоило одного нахала вон выставить, как тут же другой образовался…

* * *

Поздний вечер. Усталость.

Дом встречает шумом музыки и грохотом кастрюль на кухне. Пряный аромат любимого соуса растекается квартирой.

– Пришла наконец! Мои нервные клетки тоже, знаешь ли, плохо восстанавливаются!

Ольга изумленно хлопает глазами. Волак в переднике и со сковородкой хлопочет на кухне, как ни в чем не бывало.

– Рано тебе на работу, – ворчит он себе под нос.

– А где пес?

Ольга приходит в себя и кидается к заветной коробке, где она устроила комфортное жилье драгоценному заморышу.

– Пройдоха, ты где?

– Что за имя такое?! Пройдоха! Мне совсем не нравится, – бурчит он. – Нет его, не кричи.

– Ты его вышвырнул? Как ты посмел! Я всегда мечтала о такой ласковой собаке.

– Я знаю.

– Как ты попал сюда?

– Ты сама меня впустила.

– Не понимаю… – шепчет она.

Ольга кривит душой. Она понимает. Догадывается. Еще утром у нее мелькнула мысль, что у щенка слишком знакомые, необычно лазурные для собаки глаза. Таких совпадений не бывает. Снова иллюзия…

– Зачем? – спрашивает она.

– Я не могу теперь уйти, – горько усмехаясь, шепчет он.

– Потому что я знаю твою тайну?

– Потому что я попробовал твою кровь…

* * *

Ночь. Дверь закрыта на замок, ее подпирает массивная тумбочка. Но она не спит. Прислушивается.

Тихо. Ни звука. Она знает, что и он не спит, и это тревожит ее, не дает расслабиться. Ей в равной степени страшно и интересно. Выгнать его она не может. Какой смысл? Он снова придет. Проберется в дом, просочится в ее жизнь. Ведь он сам сказал, что теперь она ему нужна. Он познал тайну ее крови, и она пришлась ему по вкусу.

От этих мыслей тревожно и жутко, особенно по ночам. Но днем еще тяжелей. Днем перед ней постоянно эти глаза. Теперь они смотрят иначе. Ждут и просят…

Ее кровь как-то по-особенному подействовала на него. Он сам признает это. Она открыла перед ним новый мир. А может, он увидел старый ее глазами.

Волак стал ласков, как котенок, но она не верит ему. Нельзя верить тому, кто пил твою кровь и знает все тайны твоей души.

Он много говорит. Удивляется всему, что видит, и она непроизвольно верит, что этот мир стал для него открытием.

– Как же так?! – дивится он. – Почему на Земле так много людей, и все они так по-разному воспринимают жизнь? Никто под этой Луной не смотрит на небо такими, как ты, глазами…

Она становится для него наркотиком, и это ее пугает. Из нежного зверя он превращается в опасного хищника, ловца, который умело расставляет свои сети. Он снова жаждет ее поймать. Это страшно: каждую ночь ложиться в свою постель и не знать – наступит ли завтра?..

Но пока оно наступает. Он говорит, что она – драгоценнейшее из сокровищ мира, редкий человек. В ее жизни было много горя, но она все еще умеет любить.

– При чем здесь любовь, не понимаю, – возражает она устало.

– Чем больше в крови информации о жизни, о любви, тем сильней ее заряд, – поясняет он. Теперь он все время что-то ей поясняет. Он открывается, и это пугает еще больше. Он и Ольгу заставляет смотреть на мир иначе. Теперь в ее жизни все меньше тишины и все больше неспешных ночных разговоров обо всем на свете.

– Значит, я всего лишь долгоиграющая батарейка?

Он несогласно мотает головой. Лазурные глаза задумчивы и грустны. Только подумать, и это – глаза вампира! Как странно…

– Ты моя живая вода, – мелодично возражает его голос.

И от этого признания ей становится еще страшнее.

* * *

– У нас праздник? – интересуется она, едва переступает порог своей квартиры.

– Прости, что не встретил. Не успевал все закончить, – извиняется он откуда-то из недр ее кухни.

Вечерние прогулки стали традицией. Он встречает, провожает. Обеспечивает безопасность. Настаивает на том, что свежий воздух ей полезен. Она всякий раз усмехается, едко замечая, что от «свежего воздуха» кровь, вероятно, сытнее. Он не спорит, не доказывает и не опровергает. Он поразительно терпелив. Определенно, это качество он позаимствовал не у нее. Однако раньше он им не отличался.

Ольга боится. Он слишком обходителен. Волак, познавший все тайны ее души, – грозный враг. Ей тяжело ему противиться. Он двигается и смотрит так, что у нее переворачивается все внутри. Затрагивает нужные темы и говорит только тогда, когда она желает его слышать. А когда ей нужна тишина, он молчит. Он идеален, но разум напоминает ей, что это всего лишь иллюзия…

– Первый юбилей, – он возникает в дверном проеме, улыбаясь.

– Неужели?! Пятнадцать дней, как ты меня укусил? – она традиционно защищается сарказмом.

– Четырнадцать, как я живу без чужой крови.

– И долго ты еще продержишься? – насмехается она.

– Посмотрим, – он улыбается.

Ей не нравится эта улыбка.

* * *

Ужин съеден, и вина осталось на донышке. Они разговаривают. Вернее, он говорит, а она слушает. Странный вечер. Все слишком гладко и легко.

– Я хочу начать новую жизнь, – задумчиво признается он.

– Новую?

– Не брать больше того, что мне необходимо. Ты права во всем от первой до последней буквы. Я благодарен судьбе, что она подарила нам встречу. Я многому научился у тебя. Завтра я уйду…

– Уйдешь?

– Я не могу больше сидеть у тебя на шее. Вернее, не хочу. Для каждого наступает момент, когда нужно очнуться от иллюзий прошлой жизни. Кажется, для меня он уже наступил.

Он задумчив. Смотрит на дно своего бокала и о чем-то грустит. Это трогает ее сердце.

– У тебя получится. Я верю.

Она касается его руки. Милый жест поддержки. В ответ он смотрит благодарно и накрывает ее кисть своей ладонью. Мгновение в тишине слышен лишь тихий перестук сердец. Дыхание. Волнение, что незримо нарастает. Как тяжело устоять, когда мужчина не просто красив, а еще и говорит то, что ты хочешь услышать…

Какая глупость… ей очень хочется, чтобы сейчас он ее поцеловал. Просто нет сил, чтобы удержаться от этой мысли, а он так хорошо читает в ее глазах…

* * *

Во рту пересохло от выпитого вечером вина. Уже рассвело, а голова еще кружится. Необычно после одной бутылки.

Рука дрожит от волнения, но тянется к горлу. Вздох облегчения. Слева все чисто. Отчего же волосы слиплись и присохли к правой стороне?!

Горько в тридцать шесть осознавать свою наивность. Злость вперемешку с невыплаканными слезами. Он снова это сделал. Укусил. На этот раз – обманом. И от этого как-то особенно горько. Она не терпит, когда ее дурачат. Слишком уважает свой ум. Обидно. Очень старый трюк, а сработал.

Любовь с вампиром – как отвратительно, как гадко… но отчего-то ночью она так не думала. В самый заветный миг, когда в разуме уже не осталось никаких сомнений, когда впереди ярким заревом загорелось желанное, обжигающее тело облегчение, укол сладкой боли ворвался в мир ее блаженства, и она замерла, паря в невесомости на грани жизни и смерти. Страх отступил, и яркий свет неизвестности ослепил глаза, а в душе воцарились безмятежность и тишь… Он не соврал. Это облегчение… Она увидела смерть, и смерть оказалась прекрасна. И ей стало легче. Не было больше боли и душевных мук, сознание обрело покой и беспредельную свободу пред лицом бесконечности. А затем пришел сон. И ей захотелось, чтобы он длился вечно…

* * *

– Есть такая легенда, про живую воду. О вампире, который нашел ее и вновь стал человеком.

Он шепчет еле слышно и нежно гладит ее по волосам.

– Я думал, это сказки. Вымысел. Но я ошибся.

Она бесконечно устала от потери крови. Нет сил даже для того, чтобы сказать ему «уходи». Но он слышит ее мысли и нежно возражает:

– Не уйду. Спи. Тебе нужен отдых. И не бойся. Волак никогда полностью не обескровит жертву.

Эти слова для нее слабое утешение. Но она моргает сонно. Она слишком слаба.

– Я не уйду, Оля. Теперь, когда я нашел тебя, моя живая вода…

* * *

Огни в городе погасли. Ночь сгустила свой мрак над городом. Его голос едва слышен за дверью спальни, которой она от него отгородилась.

Ей очень страшно. Она понимает, что это не прекратится. Что он вновь и вновь будет ее пить. Но многим хуже то, что уже и она сама этого хочет. Это блаженство незабываемо. Оно породило странную связь. И теперь она чувствует, как бьется сердце волака. Словно кто-то соединил их незримой нитью и пропустил сок ее жизни через его тело, а потом, чтобы замкнуть круг, все вернул ей.

– Я боюсь тебя. Уходи.

– Не могу… не в силах, – шепчет он. – Я шел за тобой по запаху. И знал… Чувствовал, что в твоих венах течет клад. Ты думала, я польстился на твой быт? Деньги, возможности… Я хотел лишь ее… А теперь я погибаю. Я не в силах этого выносить. Смотреть на мир твоими глазами – это больно. Но еще больнее этого не знать. Не чувствовать, не ощущать… Любить! Я думал, это для нас невозможно. Но я люблю. Мир. Это небо над головой. Это палящее, обжигающее солнце, которого раньше даже не замечал. Птиц, что летают в вышине. Зверей, что живут на этой планете. Вчера я случайно убил паука. Я похоронил его в вазоне с орхидеями…

Тихий грустный смех.

– Раньше я бы его даже не заметил. Я стал другим.

– Ты вампир! – шипит она, рыдая. – Ты пьешь людскую кровь! Ты пьешь мою кровь. Это ужасно! И я боюсь… Я так тебя боюсь…

Она долго не утихает, а он нежно гладит рукой дверь со стороны спальни.

– Что же мне делать, если я такой? Как мне жить теперь без тебя?

– Без моей крови! – кричит она, рыдая. – Это ее ты любишь. Не меня!

– Ты делаешь меня лучше, чище, добрей, – возражает он. – Пробуждаешь в моей душе свет.

– Да что во мне такого особенного? Я даже мужика путевого себе найти не могу. Одни кровососы попадаются! – возмущается она.

– Ты – дивный человек, – не соглашается он. – Добрый и ранимый. Вся твоя желчь – показное. Защита от людского зла, нежелание сближаться и верить. Боязнь новых обид. А я знаю тебя такой, какая ты есть. Знаю изнутри. Ведь я пил твою кровь.

– Уходи, умоляю! – выкрикивает она сквозь слезы. – Если правда любишь – уходи!

– Возможно, ты права, – устало соглашается он. – Я пил кровь и стал вампиром. Пить кровь, чтобы стать человеком, – это слишком… так не бывает. Не должно быть.

За дверью замирает тишина. Ничего. Ни скрипа деревянных половиц, ни шевеления, ни вздоха…

Он ушел.

* * *

Идут дни. Недели зеленого лета быстро сменяет желтоглазая осень. Связь ослабевает. Гул сердца волака стихает у нее внутри. Но желанный покой не приходит, волнение нарастает. Ругая себя за наивность, она приказывает себе все забыть.

В ее жизни все по-прежнему. Разве что теперь она решилась и завела щенка. Глаза этого Пройдохи не голубые, но они чем-то напоминают того, другого, и это успокаивает сердце и слегка волнует ее.

Она натыкается на него в дни первых холодов. Он выглядывает из проулка и следит за ней своими лазурными глазами. Именно по ним она его узнает. И дело даже не в том, что он исхудал и утратил былой лоск. Его черты изменились, и она понимает, что это иллюзия утратила свою силу. Заметно, что он давно не пил кровь.

Так вот он какой, истинный лик волака? Не урод, не красавец, ничем не приметное лицо. Только необыкновенные лазурные глаза остались прежними.

Он еще не стал оборванцем, но уже близок к этому. Одежда изрядно потрепана, но еще не грязна и не в лохмотьях. Очевидно, что ему негде жить, он ночует, где попало, и работает, кем придется.

Волак пятится, осознав, что она его узнала. Торопится уйти, но она нагоняет его в проулке и окликает.

– Что с тобой?

– Не желаю больше быть паразитом.

– Ты худой, как щепка. Когда ты последний раз ел?

– Я ем. Каждый день. Честно! – поспешно заверят он.

– Но тебе, чтобы жить, нужна кровь. Без нее ты умрешь. Ведь так? – она теребит его поношенный свитер, который плохо защищает от холода.

– Я не пью ее больше…

Они смотрят друг другу в глаза. В ее голове тысяча вопросов, но она не знает, какой из них задать.

– Ты пришел ко мне?

Он крутит головой, не соглашаясь, и отводит глаза.

– Неправдоподобно. Мы стоим в двух шагах от моего дома. Скажи, что ты хотел?

Теперь он решается взглянуть на нее. И по его глазам она понимает, как сильно он стыдится своего истинного вида.

– Увидеть… в последний раз. Зиму мне не пережить.

– Тебе нужен дом, тепло, еда. Все будет хорошо. Ведь есть же кровь животных. Я могу ее тебе купить!

Она волнуется. Руки дрожат. Но он упрямится.

– Поэтому я и не хотел, что бы ты меня видела. Знал, что пожалеешь. Но я не хочу начинать опять. Кого ты жалеешь, Оленька?

Он нежно касается ее щеки рукой, сплошь покрытой мозолями. Несложно понять, что эти месяцы он много работал. Возможно, больше, чем за всю свою прошлую жизнь.

– Я лгал тебе. И снова буду лгать. Ради крови. Только теперь я с тобой честен. Вампирам нельзя доверять. Нам не стать людьми снова.

– Но ты говорил…

– Я врал! – вспыхивает он. – Уходи. Я тебя увидел…

Она утирает рукой слезы и мотает головой, не соглашаясь.

– Ты уже им стал. Только человек способен на самопожертвование.

Он устало молчит, опустив голову. Она кожей чувствует, что ему холодно.

– Но я тоже человек. И не позволю тебе умереть по моей вине. Это же я тебя пробудила к свету.

Она всхлипывает и смеется сквозь слезы.

– В конце концов, это такая малость – два глотка каждое новолуние. Будем считать это моим донорским взносом в дело спасения умирающих.