Текст книги "Без оглядки на богов. Взлет современной Индии"

* * *

В СССР ходила шутка о работниках государственных предприятий: «Они делают вид, что нам платят, а мы делаем вид, что работаем». В Индии та же шутка могла бы звучать слегка иначе: «Вы сделайте вид, что работаете, а мы вам щедро заплатим». С одной стороны, высокопоставленные чиновники ИАС получают в меньше, чем равные им по положению сотрудники частного сектора. Но, в отличие от последних, они имеют право на такие блага в натуральной форме, как бесплатные жилье, телефон, электричество, билеты в первом классе и прочие прибавки. Из 21 млн государственных служащих более 90 % принадлежат к III и IV категориям – это чиновники невысокого ранга, учителя, водители, посыльные и т. д. Они получают почти втрое больше, чем платят за тот же труд в частном секторе.

Разрыв с частным сектором составляет большую величину только в двух африканских странах – в Гане и Кот-д'Ивуаре[57]57
  World Bank Report, State Fiscal Reforms in India, 2004, p. 21.


[Закрыть]. И это только жалованье. Помимо всех благ, государственные служащие имеют железобетонные гарантии занятости. В соответствии с хитроумно сформулированной ст. 311 Конституции Индии, коррумпированного служащего невозможно даже понизить в должности, не говоря уже об увольнении[58]58
  Bimaljalan, The Future of India (New Delhi: Viking Penguin, 2005), p.27.


[Закрыть].

Но самая ценная неденежная льгота для многих государственных служащих состоит в возможности побочных заработков. Раджив Ганди, в 1984 г. сменивший свою мать Индиру на посту премьер-министра после ее убийства, был среди самых активных критиков коррупции (пока его самого не убили в 1991 г.). Он говорил, что бюрократы расхищают 85 % всех расходов на экономическое развитие Индии. Некоторые обвиняли Раджива в преувеличении, другие – в том, что кажущаяся точность его оценок прикрывает то, что они ни на чем не основаны. Но его диагноз не оспаривают те, кто лучше всех на свете знает систему, – сами госслужащие. «Коррупция в Индии достигла таких масштабов, что я порой задумываюсь, сколько еще это все может продолжаться», – сказал мне в ходе интервью Нареш Чандра, бывший секретарь кабинета министров (высшая должность в табели о рангах государственной службы Индии). Другой бывший секретарь кабинета министров, Т. С. Р. Субраманиам, сказал мне: «Многие, особенно иностранцы, не в состоянии представить себе размах коррупции в Индии. Они думают, что это одна из помех в работе системы. Они не понимают, что во многих отношениях и во многих частях Индии это и есть система». Не исключено, что он при этом повторил мысль Пратара Бхану Мехты, одного из самых авторитетных политологов Индии, возглавляющего известный исследовательский центр в Дели: «Почти при любом акте взаимодействия наших граждан с государством, когда их учитывают, регистрируют, облагают налогом, ставят печать, выдают лицензию, заверяют полномочия или оценивают, чиновники дают понять, что возможна договоренность»[59]59
  Pratap Bhanu Mehta, The Burden of Democracy (New Delhi: Penguin Books, 2003), p. 115.


[Закрыть].

Терпимое отношение к коррупции объясняется тем, что бо́льшая часть среднего класса Индии и крупный бизнес страны избавлены от наихудших форм вмешательства государства, после ликвидации в 1991 г. всеобъемлющей системы лицензирования. Меньше всех от нее страдает та часть элиты, которая контролирует средства массовой информации и формируют общественное мнение. Поэтому многим кажется, что коррупция потихоньку сдает позиции. При этом не привлекает должного внимания то, в какой мере система лицензирования, квот, разрешений и мелочного регулирования продолжает действовать вне «организованной» экономики. За пределами тщательно подстриженных лужаек среднего класса щупальца царства лицензий по-прежнему опутывают жизнь подавляющего большинства индийцев. Большинство из них бедны. И все это происходит под носом у индийской элиты.

Например, в Дели около 500 000 человек работают велорикшами, но на право легально заниматься этим промыслом выдано всего 90 000 лицензий. Велорикши – беднейшие из обитателей трущоб. Но вместо того, чтобы увеличить количество лицензий или вовсе отменить лицензирование этого промысла, государство гарантирует, что более 400 000 человек продолжат заниматься им незаконно. Чтобы жить спокойно, нелегальным рикшам приходится ежемесячно платить взятки полиции[60]60
  Parth J. Shah and Naveen Mandava, in Law, Liberty and Livelihood, Making a Living on the Street (New Delhi: academic Foundation in association with the Centre for Civil Society, 2005), p. 28. По их оценке, средняя величина взятки составляет 200 рупий в месяц.


[Закрыть]. Еще хуже то, в Дели действует постановление городских властей, согласно которому велорикша должен быть владельцем своего транспорта. Это означает, что потенциальным предпринимателям закрыт выход из трущоб, потому что им фактически запрещено покупать более одного экипажа и сдавать их в аренду. Разумеется, владельцы нескольких экипажей щедро платят полиции за покровительство.

По той же причине 600 000 уличных торговцев, которые трудятся в Дели, целенаправленно удерживаются «в тени». Благополучные жители Дели любят сетовать, что уличные торговцы загромождают улицы и ничего за это не платят. На самом деле они выплачивают полиции от 800 до 1000 рупий в месяц каждый[61]61
  Ibid., p. 25.


[Закрыть]. Хотя им и приходится отдавать полиции до трети своего скудного дохода, это не избавляет их от рейдов той же полиции или налоговиков. Их товары – фруктовые соки, солнцезащитные очки, горячая самса, импортные сигареты и майки, т. е. все то, что регулярно покупают и местные и приезжие, – подвергаются «конфискации». Товар почти никогда не возвращают владельцам. Это часть подножного корма полицейских и налоговых инспекторов. С бедными в Индии порой обращаются очень жестоко.

Как продемонстрировал экономист Амартия Сен, после получения независимости Индии удалось избежать массового голода только благодаря демократии. Когда случался неурожай и острая нехватка продовольствия, давление избирателей и средств массовой информации заставляло государство позаботиться о быстром распределении экстренной помощи. Последний раз страна пережила массовый голод в начале 1940-х годов, еще при британцах, когда в Индии еще не было демократии, и в тот раз от голода умерли миллионы людей. Отсутствие случаев голода в Индии после обретения независимости резко контрастирует с событиями в Китае: в результате инициированной Мао Цзедуном политики «большого скачка» в конце 1950-х годов от голода умерло до 30 млн человек. Но в защите своих бедняков от таких бедствий, как неграмотность, туберкулез и плохое питание, индийская демократия оказалась гораздо менее эффективной по сравнению с китайским авторитаризмом. Одна из основных функций индийского государства, записанная в Конституции 1950 г., состоит в ликвидации голода и предоставлении всем доступа к чистой питьевой воде. В последние 20–30 лет неспособность Дели выполнить эту задачу стала выглядеть менее вопиющей. Повышение темпов экономического роста сопровождалось постепенным уменьшением бедности: доля индийцев, живущих за чертой бедности, снизилась с более чем 40 % в 1980-х годах до чуть менее 26 % в 2001 г. Но в абсолютных цифрах это выглядит так: в 2006 г. почти 300 млн индийцев не знали, когда и как они смогут поесть в следующий раз. Недоступность чистой питьевой воды является причиной очень высокой детской смертности: из-за желудочно-кишечных инфекций ежегодно умирает почти 1 млн маленьких индийцев.

Эти провалы экономической политики не связаны с недостатком ресурсов. Такие беднейшие страны, как Бангладеш и Ботсвана, превосходят Индию по индексам развития человеческого потенциала[62]62
  См. ежегодник ООН за 2005 г. Human Development Report. (Индексы развития человеческого потенциала разработаны для сравнительной интегральной оценки уровней бедности, грамотности, продолжительности жизни и других показателей в разных странах. – Ред.)


[Закрыть]. Правительству страны хватает финансовых ресурсов не только для создания и поддержания ядерного арсенала, но и для соперничества с Китаем в лунной гонке – обе страны надеются послать на Луну автоматические аппараты к 2010 г.

При этом правительство Индии не может обеспечить множеству бедняков таких насущных вещей, как общественные туалеты в городских трущобах, мел для учителей начальных школ в деревнях или одноразовые шприцы для врачей сельских медицинских пунктов. В свете растущей угрозы пандемии СПИДа в Индии, о которой мы поговорим подробнее в последней главе, особенную тревогу вызывает низкое качество сельской медицины. Индия расходует на первичную медико-санитарную помощь меньшую долю ВВП, чем почти любая другая развивающаяся страна[63]63
  Ibid. Индия расходует на здравоохранение 0,9 % ВВП, тогда как Китай 2 %.


[Закрыть].

Главный среди разнообразных провалов индийского государства – это система продовольственных пособий лицам, живущим за чертой бедности. Как и предсказывал Сен, правительство очень эффективно распределяет продовольствие, когда есть угроза массового голода. Но при этом, по критериям ООН, в Индии 47 % детей в возрасте до пяти лет «хронически недоедают»[64]64
  United Nations, Human Development Report, 2005.


[Закрыть]. Чаще всего результатом недоедания в детстве становится пожизненная отсталость в физическом и умственном развитии, а ведь большинство недоедающих детей – девочки. Став взрослыми, они передадут множество пороков развития своим детям.

Как же получается, что государство, умеющее столь доблестно решать самые сложные технологические задачи, терпит неудачу в решении базовых проблем? К ответу можно приблизиться, присмотревшись к работе индийской системы распределения продовольственной помощи. Дело не в недостатке продовольствия. С момента получения независимости производство зерна в Индии выросло в четыре раза, тогда как численность населения только утроилась. Правительство Индии обладает немалыми запасами продовольственных ресурсов. Например, в 2003 г. на государственных элеваторах хранилось более 60 млн тонн зерна, чего достаточно, чтобы выделить по тонне зерна каждой семье, живущей за чертой бедности. Тогда это составляло более пятой части всех зерновых запасов мира. И не в финансовых ресурсах дело. Индия тратит на оборону почти столько же, сколько на все программы борьбы с бедностью, вместе взятые. К сожалению, ответ, скорее всего, следует искать в менталитете индийских чиновников и в невозможности для большей части населения транслировать посредством избирательной урны свое недовольство бюрократией в подлинную реформу системы. Это сложная проблема. Но способность Индии решить ее окажет серьезное влияние – положительное или отрицательное – и за пределами ее национальных границ.

Одним из самых болезненных переживаний в моей жизни было посещение в Дели трущобного района Сандер Нагри, что по иронии означает в переводе «красивый город». В Сандер Нагри, расположенном всего в нескольких милях от действительно красивых и основательных домов столичного Дели, построенного в 1920-е годы по проекту британского архитектора Эдвина Лаченса, обитают десятки тысяч людей, живущих в условиях, казалось бы, давно канувших в Лету. Меня сопровождал член группы Паривартан, что означает «обновление», которая досаждает чиновникам индийской столицы не меньше, чем группа Аруны Рой – бюрократам Раджастана. Меня привезли познакомиться с группой местных женщин в небольшой зал, выходящий на одну из узких, но веселенько украшенных боковых улочек этого трущобного района. На одной из стен зала висела большая надпись на хинди: молчание – смерть.

Каждая из собравшихся там женщин пережила немыслимые ужасы. Одна пришла в полицию, чтобы зафиксировать факт изнасилования. Ее затащили в камеру и изнасиловали те, к кому она пришла за помощью. У другой погиб ребенок – он играл на улице, свалился в дренажную канаву и захлебнулся в нечистотах. Местный член городского законодательного собрания Дели обещал провести расследование, но после этого она о нем больше не слышала. Третья – вдова, которая несколько лет пыталась получить свидетельство о смерти мужа, что позволило бы ей получать небольшую пенсию, но так и не добилась успеха, так как у нее не было денег на взятку. Все это отдельные ужасные случаи. И я не хочу создать впечатления, что жизнь индийских бедняков вся состоит только из непрерывных мучений. Как и многих других приезжих, меня всегда поражает нередкий в индийских трущобах дух общности и веселья. И покоряет щедрость их обитателей к чужакам и друг к другу.

Многие женщины, с которыми я говорил, и индийцы-бедняки, которых я встречал в деревнях и городских трущобах, не могли реализовать свое право на получение субсидируемых продуктов питания. Административный аппарат в Индии бывает нерадивым и безответственным. И армия правительственных статистиков, а также независимые исследователи убедительно доказывают, что вина лежит именно на государственном аппарате[65]65
  См., например, доклады Индийской плановой комиссии, правительственного Центра изучения коррупции, работы известного экономиста Жана Дрезе или отчеты Центра изучения развивающихся обществ, расположенного в Дели.


[Закрыть]. Все документы с небольшими вариациями неизменно указывают на то, что государственное зерно не доходит до тех, кому оно предназначено. Размах воровства разнится от штата к штату, но в лучших из них, таких как Керала или Тамилнад, до бедняков доходит не более 80 % субсидируемого продовольствия. Для сравнения, во втором по уровню бедности штате Бехар на севере страны с населением 75 млн человек разворовывается более 80 % продовольственной помощи. В среднем по Индии расхищается от четверти до половины продовольствия. Факты свидетельствуют, что воровство стало рутинным обычаем на всех уровнях государственного аппарата.

Одна из женщин в Сандер Нагри рассказала о том, как она пыталась, но долго не могла получить карту BPL (below poverty line — «за чертой бедности») на получение субсидируемых зерна, керосина и сахара, положенных ей и ее семье. При этом правительственные доклады показывают, что до 40 % тех, кто имеет карты BPL, отнюдь не бедны. Они достали эти карты за взятку. Таким образом, от четверти до половины субсидируемых продуктов питания в Индии расхищается, а почти половина оставшегося уходит не по назначению – мошенникам. «Они даже не давали мне бланк заявления, пока не получили от меня взятку, – рассказала женщина, перебравшаяся в Дели из штата Бехар. – А когда я им заплатила, они дали мне бланк на английском, которого я не знаю. Так что мне пришлось еще заплатить какому-то человеку на улице, чтобы он заполнил для меня заявление». Получив, наконец, заветную карту, женщина отправилась в местную лавку «Справедливая цена». Оказалось, что та почти всегда закрыта. А когда открыта, там нет ничего, кроме заплесневелой пшеницы. Она показала мне мешочек с этим зерном, кишащим насекомыми. Понятно, что лавочник продал хорошее государственное зерно на черном рынке. Но ведь он не смог бы провернуть это без помощи целой сети продажных государственных чиновников.

Тогда я забыл спросить, какой работы она хотела бы для своих детей, когда те станут взрослыми. Но у меня нет сомнений, что большинство таких, как она, мечтают о том, чтобы их дети работали на государство. Это практичная мечта, так что с ними не поспоришь, хотя это мечта об увековечении той самой коррупции, жертвой которой они являются. Пратар Бхану Мехта, изучающий поэзию, пишет о двойственности отношения индийцев к государству как о «гражданской войне, идущей в наших душах». И далее: «В обществе, которое нечасто признает ценность и достоинство индивидов, и где лишь немногим дается возможность доказать свою значимость с помощью выдающихся свершений, коррупция – это способ заявить, что ты чего-то стоишь»[66]66
  Mehta, The Burden of Democracy, p. 104.


[Закрыть]. Работа на государство дает статус, деньги и возможности. Для жителей трущоб работа на государство – самый очевидный путь к лучшей жизни. Для бедняков государство и враг, и друг. Оно терзает их воображение перспективой выбраться с его помощью из нищеты, но тех, кто обращается к нему за помощью, обычно награждает зуботычиной. Оно внушает им страх и надежду. Для бедных индийцев государство как жестокий отец, от которого никуда не уйдешь. И через них его грехи получают дальнейшую жизнь.

* * *

Мы мирно обедали с высокопоставленным работником Индийской административной службы южноиндийского города Бангалора Санджоем Дасгуптой, когда произошло нечто необычное: Дасгупта разрыдался и несколько минут не мог успокоиться. Мы сидели в клубе «Бангалор», очень традиционном заведении, куда имеют доступ только члены клуба. Одна из реликвий клуба – вставленный в рамку неоплаченный счет на имя Уинстона Черчилля, который служил в этих краях армейским офицером в 1890-х годах. Вероятно, в силу традиций клуба, никто, казалось, не обратил внимания на необычное поведение Дасгупты. Перед этим государственный чиновник рассказывал мне о британском окружном коллекторе капитане Томасе Муне, который в конце XIX в. сумел преобразить жизнь сотен страдавших от засухи деревень в окрестностях Бангалора. Не вылезая из седла, он годами ездил по просторам индийского юга в поисках подходящих мест для устройства колодцев. Даже сегодня, спустя сто с лишним лет, местные крестьяне чтят память этого колониального чиновника, оставляя скромные приношения у обустроенных по его приказу колодцев. В конце 1990-х годов Дасгупта стал преемником капитана Муна в качестве окружного коллектора в округе Колар, расположенном в южном штате Карнатака. Дасгупта был растроган тем, что крестьяне до сих пор хранят память о давным-давно умершем колониальном чиновнике, и принялся за поиски его заброшенной могилы. Найдя ее и приведя в порядок, он пригласил потомков капитана Муна и представителей его полка, давным-давно переведенного назад в Британию, чтобы почтить его память. «Все мы должны вдохновляться тем, с какой любовью и преданностью этот офицер служил бесправным крестьянам, – сказал мне Дасгупта. – Он отдал им всю свою жизнь». И тут он разрыдался.

Вполне возможно, что спустя несколько десятилетий обитатели Колара, поражающего суровой красотой природы, но обнищавшего края, страдающего от недостатка дождей, будут точно так же лелеять память Дасгупты. Побуждаемый чувством общественного долга, Дасгупта привлек самые современные технологии, чтобы улучшить водоснабжение. Если капитан Мун использовал для поиска мест с близкими подпочвенными водами свои любительские (и при этом достаточные) знания геологии, то Дасгупта заказал в расположенном в Бангалоре Индийском агентстве по исследованию космического пространства (Indian Space Research Organization, ISRO) спутниковые фотографии местности. С помощью этих фотографий удалось найти более 4000 древних, давно заброшенных и заилившихся «резервуаров», или небольших водохранилищ. Так была выявлена основа действовавшей когда-то в этих краях эффективной системы орошения. Дасгупта взялся за ее восстановление.

Я побывал в одной из деревень, пожинающих плоды его усилий. Там мне поведали, что до того, как Дасгупта приступил к своему проекту восстановления заброшенных резервуаров, только богатые крестьяне могли рассчитывать на регулярное орошение своих посевов, потому что только у них были средства подсоединиться к электросети, купить электронасосы и пробурить скважины до водоносного горизонта. Но в результате усиленного выкачивания уровень подземных вод понизился с 40 футов в 1960-х годах до более 600 футов к началу XXI в. Старые колодцы пересохли, а копать новые на такую глубину крестьянам не под силу. К этому времени древняя техноогия сбережения дождевой воды в резервуарах, в которые вода отводилась с помощью сотен дренажных каналов, оказалась прочно забытой. Забота о состоянии резервуаров и дренажной сети в каждой деревне была наследственным занятием одной семьи. После получения независимости в 1947 г. правительство заявило, что заботу об оросительных системах берет на себя, дабы обеспечить развитие экономики. Все это происходило по всей Индии. Однако такие инициативные люди, как Дасгупта с его проектом, очень редки. Заботясь о бедных, штат предоставляет крестьянам даровое электричество, чтобы они могли орошать посевы водой из подземных источников. Но воспользоваться бесплатной электроэнергией могут только богатые крестьяне. Их мощные насосы выкачивают из-под земли воду, которая когда-то была доступна всем, и уровень подземных вод постоянно понижается. А раз богатые ничего не платят за электричество, их насосы работают непрерывно. «Когда что-нибудь раздают бесплатно, потребление всегда становится чрезмерным», – сказал Дасгупта. Как это зачастую и бывает, разрыв между словами и делами индийского государства чрезвычайно велик. Во имя заботы о бедных их лишили доступа к воде.

Тем не менее, обратившись к помощи ISRO, Дасгупта обнаружил, что некоторые учреждения индийского государства работают практически не хуже, чем в аналогичные структуры в развитых странах. ISRO, созданное в 1960-х годах Викрамом Сарабхаем, выходцем из старой семьи промышленников из западноиндийского штата Гуджарат, отвечает за запуск и эксплуатацию спутников, делая это достаточно эффективно. Такие страны, как Малайзия и Таиланд, покупают у индийцев спутниковую информацию для своей метеослужбы. То же самое делают специалисты ООН, изучающие процессы глобального потепления. Так же поступил и Дасгупта[67]67
  Я был очень опечален, узнав, что в конце 2005 г. Дасгупта внезапно умер от сердечного приступа.


[Закрыть].

Некоторые страны, и в том числе США, давно подозревают, что разработки ISRO, используемые для производства спутниковых ракет – носителей, сразу передаются индийским военным в рамках программы создания баллистических ракет с ядерными боеголовками. Агентство отвергает обвинения, настаивая, что никак не связано с военными. «Это как если бы вас спросили: вы перестали наконец-то бить свою жену? – говорит С. К. Дас, высокопоставленный служащий ISRO. – Как бы вы ни ответили, вы не докажете, что вы ее никогда не били». Но ISRO убедительно доказывает, что индийское государство способно действовать эффективно и ответственно, когда действительно хочет этого. Например, Избирательная комиссия Индии, отвечающая за организацию и проведение полностью компьютеризованных национальных выборов, в которых принимает участие более 600 млн избирателей, ведет свои дела честно и прозрачно, так что западные наблюдатели говорят, что выборы в Индии «могут выдержать сравнение с выборами в любой стране третьего мира и даже в большинстве стран первого мира»[68]68
  Rudolph and Rudolph, In Pursuit of Lakshmi, p. 89.


[Закрыть]. Каждые общенациональные выборы в Индии – это, по определению, крупнейший в истории акт демократического волеизъявления. И никто еще не обвинял Индию в подтасовке результатов выборов. Точно так же беспримерны по масштабу индуистские праздники омовения, проводящиеся каждые двенадцать лет у слияния вод Ганга и Джамны. В дни праздников на берегах этих рек собирается десять миллионов паломников, и государство каким-то образом справляется с задачей поддержания чистоты и порядка. Все это примеры весьма впечатляющих достижений государственной логистики.

Для Индии очевидной проблемой является не столько дееспособность государства, сколько избранные им приоритеты. Дас убежден, что ISRO эффективно только потому, что может действовать независимо. «ISRO напрямую подотчетно премьер-министру, поэтому мы избавлены от вмешательства всевозможных министерств в нашу повседневную деятельность. А поскольку к нам относятся с доверием и позволяют действовать автономно, от нас очень редко уходят специалисты», – объясняет он. Точно так же Избирательная комиссия по закону независима, и ее служащих нельзя перевести на другую должность, если они вызовут недовольство политиков. Совсем иное положение у чиновников, работающих в обычных министерствах и ведомствах. Защищенность дает служащим Избирательной комиссии уверенность, необходимую для принятия жестких решений и игнорирования давления со стороны тех, кто хотел бы подтасовывать результаты выборов. В случае ISRO есть дополнительный аргумент: «Запуск спутников – настолько сложная и точная технология, здесь так трудно избежать ошибок, что даже при минимальном уровне коррупции спутники падали бы на землю, – говорит Дас. – У нас коррупция недопустима. Это национальный приоритет». Точно так же, как свободные и честные выборы.

Сравните это с печально известной неэффективностью Управления дорожного строительства штата Уттар-Прадеш, самого населенного в Индии. В Уттар-Прадеше состояние дорог чуть ли не самое плохое в стране. Дороги разбиты настолько, что жители большинства деревень не могут доставить на рынок излишки своих продуктов. Плохие дороги – одна из главных причин того, что глубокой переработке в Индии подвергается лишь 2 % сельскохозяйственной продукции. Более трети урожая овощей и фруктов сгнивает, не дойдя до рынка. И дело не в нехватке трудовых ресурсов. Численность работающих в Управлении дорожного строительства такова, что на каждые 1,25 мили дорог приходится один человек – одно из самых высоких значений этого показателя в мире[69]69
  Bimaljalan, The Future of India, pp. 107–108.


[Закрыть]. Но многие из служащих управления даже не прикасаются к работе, поскольку не опасаются увольнения. Любое предложение ввести практику увольнения работников госсектора вызывает бурные протесты как наступление на права трудящихся. Однако никого не возмущает то, что ежедневно происходит с продукцией намного менее обеспеченных и куда более многочисленных крестьян штата Уттар-Прадеш. Но если бы даже и удалось добиться регулярного появления дорожников на работе, правительство в Лакхнау, исторической столице штата, не смогло бы обеспечить их необходимыми машинами и материалами, такими, скажем, как асфальтовые катки и битум, потому что весь бюджет Управления дорожного строительства уже истрачен на заработную плату. Заработная плата служащих и рабочих управления в три с лишним раза выше, чем у их коллег из частного сектора.

И так везде в бесчисленных департаментах госсектора по всей Индии. Такого рода абсурдная неэффективность особенно заметна в самых бедных северных штатах, что вряд ли случайно. В программах развития[70]70
  World Bank, State Fiscal Reforms in India, 2005, p. 11.


[Закрыть] беднейших штатов Индии на каждый доллар расходов на заработную плату приходится лишь 0,70 доллара материальных затрат. И это без учета того, что на языке эвфемизмов именуется потерями на «утечки», или, на обычном языке, на коррупцию. Попросту говоря, на жалованье нескольких миллионов служащих тратится намного больше, чем на все меры борьбы с бедностью сотен миллионов человек.

В расходах индийского государства есть еще более мошенническая статья: государственные субсидии. Мы уже познакомились с тем, что происходит с субсидированными продуктами питания. То же самое относится к субсидиям на удобрения, которые являются второй по величине статьей субсидирования в государственном бюджете. Если взять все предназначенные «бедным» субсидии, две трети расходов приходится на субсидии «незаслуженные»[71]71
  По оценке Национального института государственных финансов, финансируемой правительством исследовательской организации.


[Закрыть], если воспользоваться удачным выражением самого правительства. Это означает, что субсидии достаются людям совсем небедным, а зачастую и просто богатым.

Остальная часть годового бюджета Индии состоит из расходов на обслуживание государственного долга, на жалованье и пенсии государственным служащим и на оборону. В результате совокупный дефицит центрального правительства и правительств штатов составляет почти 10 % валового внутреннего продукта. Из-за того государство финансирует бюджетные расходы, которые большей частью идут на содержание госаппарата, путем заимствований, для всего остального постоянно не хватает капитала. Это ведет к удорожанию кредита, что резко понижает уровень инвестиций в индийскую экономику и обходится стране в несколько миллионов потенциальных, т. е. не созданных рабочих мест. Более того, расходуя столько денег на себя, государство почти ничего не оставляет на улучшение инфраструктуры, а ведь эти расходы прямо и косвенно создали бы много рабочих мест. Улучшение дорог, электроснабжения, железных дорог и портов стало бы стимулом к увеличению частных инвестиций, что привело бы к увеличению занятости. Если разорвать этот порочный круг, то за одно поколение удалось бы избавить от нищеты сотни миллионов человек, которые в противном случае так и будут наблюдать за тем, как гниет их урожай, и надеяться, что их детям, быть может, повезет больше.

На определенном этапе каждого, кто пытается писать о пропасти, отделяющей слова индийского государства от его дел, охватывает желание перейти на ненормативную лексику. Лицемерие – слишком мягкое слово для тех, кто защищает эту систему, прикрываясь заботой о бедных. Дипломатичный Амартия Сен уподобил политику индийского государства «дружественному огню»[72]72
  Amartya Sen, The Argumentative Indian, p. 206.


[Закрыть], когда солдаты случайно открывают огонь по своим. В качестве иллюстрации этой «смертельной ошибки» Сен рассматривает действующую в Индии систему поддержания сельскохозяйственных цен, задуманную как инструмент уменьшения бедности. С целью повышения доходов крестьян государство покупает у них рис и пшеницу по цене выше рыночной. В теории система «поддержки минимальных цен» кажется вполне разумной[73]73
  Это напоминает мне один анекдот: пытаясь убедить бюрократа в достоинствах неких мер экономической политики, некто завершает свою аргументацию восклицанием: «И на практике это работает!» А бюрократ отвечает: «Это ладно, а вот работает ли это в теории?»


[Закрыть]. Но на деле эта система работает как способ поддержания максимальной цены. Почти вся сумма субсидий достается небольшой группе богатых фермеров в хорошо орошаемых штатах Пенджаб и Харияна, потому что они производят намного больше излишков зерна, чем остальные штаты, и потому что на них работает безжалостно эффективная система лоббирования в Дели. Государственное вмешательство ведет к резкому росту закупочных цен на зерно, вызывая повышение рыночных цен на продовольствие. Рост цен на продукты питания затрагивает всех и прежде всего беднейшие слои населения, потому что практически все свои доходы они тратят на еду. В теории магазины «Справедливая цена» должны защищать бедных от высоких цен, снабжая их дешевыми продуктами. Но мы уже знаем, как эти магазины работают на практике. Как следует из саркастической метафоры «дружественного огня», продовольственная политика Индии нацелена на врага по имени бедность, но попадает она не в бедность, а в бедняков. Точно так же обстоит дело с судебной системой страны – считается, что Фемида слепа. Но, как мы далее увидим, она зачастую прекрасно различает богатых и влиятельных.

* * *

Начинался один из тех прекрасных индийских рассветов, когда пытаешься впитать каждую каплю утренней свежести, пока удушающая дневная жара не загонит тебя в дом. Я завтракал в клубе «Мадрас» в южноиндийском городе Ченнай (бывший Мадрас) в компании Шрирама Панчу, главного адвоката Высокого суда (т. е. апелляционной инстанции), излагавшего мне свои взгляды на правовую систему Индии. Мы сидели на открытой веранде, окруженной неоклассическими каменными колоннами, а под потолком лениво вращался гигантский вентилятор. На реке перед клубом виднелась лодка с гребцами, и их весла ярко вспыхивали на утреннем солнце, когда все гребцы одновременно нагибались, занося их для очередного гребка.

Меня представили Панчу в предыдущий уикэнд в Нилгири (Голубые горы), в окруженном чайными плантациями маленьком городке Кунур, популярном летнем курорте колониальных времен. Там же отдыхали наш общий друг, один из самых известных индийских историков Рамачандра Гуха и его талантливая жена Суджата, владелица дизайнерской компании. Мы встретились на ланче в клубе в Ути, еще одном горноклиматическом курорте колониальных времен, который, как и Кунур, стал популярным местом воскресного отдыха семей среднего класса из Ченная и Бангалора. Наше внимание привлекли красовавшиеся на пожелтевших от времени стенах клуба портреты одетых в красное колониальных охотников на лис с гончими псами. Именно в клубе Ути ошалевавшие от скуки британские офицеры изобрели снукер. «Не навевает ли все это на вас ностальгию по дому?» – учтиво спросил Панчу. «Нет», – честно ответил я с полным ртом отварного горошка с морковью.