Текст книги "Без оглядки на богов. Взлет современной Индии"

За завтраком в клубе «Мадрас» мы с Панчу сошлись на том, что Индия сохранила некоторые черты традиционной британской культуры куда полнее, чем сама Британия. Одной из таких черт является свойственная индийским англоязычным элитам мания членства в закрытых клубах. Другая черта такого рода – стиль жизни индийских судей. «Большинство индийских судей ведут образ жизни, свойственный джентльменам прежних времен», – объясняет Панчу. Рабочий день судьи начинается в десять утра и заканчивается в четверть пятого, причем с перерывом на ланч продолжительностью по меньшей мере час. У судей довольно продолжительный отпуск, и к тому же большинство индийских судов соблюдают все существующие в Индии религиозные праздники. Религиозных праздников в Индии больше, чем в любой другой стране мира. Помимо праздничных дней двух основных религий страны – индуизма и ислама – есть общенациональные светские праздники в память важнейших событий борьбы за свободу, а кроме того праздничные дни сикхов, христиан, буддистов, джайнов и парсов. Отнюдь не все религиозные праздники обязательны. Но индийские судьи, похоже, страстно привержены экуменизму. «Некоторые судьи отмечают все праздники, какие только есть», – заметил Панчу.

Неспешный стиль жизни индийской судебной системы усугубляется и тем, что в любой данный момент времени многие судейские должности остаются вакантными. В Индии число судей на 100000 населения и без того меньше, чем в большинстве стран мира, но руководители судебной системы вдобавок не спешат заполнить огромное число вакансий. В некоторых частях Индии не заполнены четверть мест в судах. Панчу винит в этом культуру лоббирования, или maska, что в вольном переводе означает «умасливание». «Претенденты на пост судьи так активно обхаживают, задаривают и ублажают судейскую коллегию [принимающую решения о заполнении вакансий], что просто грех не затянуть процесс принятия решения, – объясняет он. – К тому же коллегия боится, что ее обвинят в коррупции, предвзятости или неспособности разбираться в людях. Оставляя вакансию незаполненной, судьи ничем не рискуют. А принятие любого решения о заполнении вакантного места сопряжено с риском».

Важно подчеркнуть, что как в административном аппарате много самоотверженных чиновников, так и среди судей немало людей, известных своей честностью. Особенно в апелляционных судах работает немало судей, которые принимают решения своевременные и смелые, регулярно обуздывая рвение администраторов, потерявших представление о рамках допустимого. У Индии есть причины быть благодарной своей правовой системе, привлекающей достойных людей.

Китай имеет все основания завидовать независимости судебной системы Индии.

Но подобно тому, как Индийской административной службе с начала 1990-х годов все труднее привлекать квалифицированных людей, потому что в частном секторе можно заработать куда больше, так и лучшие (и лучше оплачиваемые) индийские юристы все менее охотно выбирают карьеру судьи. В Индии судья получает от государства автомобиль «амбассадор» с водителем и спецсигналами, резиденцию с садовниками и поварами, бесплатные коммунальные услуги и всевозможные почести. Но с каждым годом денежное содержание судьи становится все скромнее. Получая 30 000 рупий (около 700 долл.), судья суда первой инстанции в апогее карьеры имеет не больше, чем двадцатипятилетний программист или молодой выпускник университета, работающий в рекламе или в средствах массовой информации. «Такая жизнь просто великолепна. Но если вы хотите отдать своих детей в хороший университет за границей или даже в Индии, то судейское жалование вам этого не позволит, – объяснил Панчу. – Пенсия привязана к жалованью. Так что по выходе на пенсию, лишившись бесплатного жилья и водителя, приходится искать другие источники дохода».

Понятно, что многие судьи продажны. Панчу оглашает длинный и ошарашивающий список коррумпированных судей Ченная, имена которых я не могу здесь привести. Позднее в разговорах с другими людьми я обнаружил, что эти судьи известны своей готовностью «договариваться» и за пределами сообщества юристов. Многие из этих судей берут деньги за то или иное решение практически открыто, зная, что лишить их должности почти невозможно. Защищенность и безнаказанность индийских судей аналогична защищенности и безнаказанности чиновников. Чтобы вывести судью из состава Верховного суда страны, нужно собрать две трети голосов в парламенте, как если бы речь шла об изменении конституции. Таких случаев еще не было. Панчу упомянул одного судью, имеющего прейскурант с фиксированными ценами на услуги. Выпустить под залог обвиняемого в торговле наркотиками стоит X тысяч рупий, обвиняемого в убийстве – F тысяч рупий и т. д. Он также рассказал о множестве судей, которые превратили это в семейный бизнес. «Многие продажные судьи используют своих сыновей или зятьев в качестве посредников, – сказал Панчу. – Это распространенное явление». И это очень о многом говорит: ведь если вы делаете что-то дурное или постыдное, то прежде всего постараетесь скрыть это от своей семьи.

Но, вероятно, самой большой проблемой является гигантская гора исков, ждущих рассмотрения, в которой к 2006 г. скопилось до 27 млн дел. При нынешней скорости судебной машины на ликвидацию этого завала потребуется более трехсот лет[74]74
  McKinsey Report on India, 2001.


[Закрыть]. «Девизом нашей судебной системы по праву могла бы считаться фраза: „Отложенное правосудие есть отказ в правосудии”», – говорит Панчу. Для Индии эта проблема не нова. Жалобы на медлительность правосудия раздавались и в британский период, а ведь многие британские законы действуют в стране до сих пор. Но такого рода жалобы намного древнее британского владычества. Один из древних индийских текстов[75]75
  Смрити-сутра (комментарий к законам), которую цитирует A. L. Basham, The Wonder That Was India, p. 115.


[Закрыть] повествует о легендарном царе Нгра, который в очередном рождении стал ящерицей, потому что заставил двух людей, тяжущихся из-за коровы, слишком долго ждать решения. Если бы царь Нгра правил сегодня, в индийских судах председательствовало бы множество ящериц.

Склеротичность судебной системы очень дорого обходится Индии. Суды высшей инстанции, особенно Верховный суд, иногда рассматривают важнейшие дела вне очереди, но некоторые дела об убийствах ждут разбирательства по пятнадцать лет. Доля преступников, получающих заслуженное наказание, очень мала. Медлительность судов ведет и к экономическим потерям. В судебных спорах связан капитал на сумму около 75 млрд долл.[76]76
  По оценке банка ICICI, крупнейшего частного банка страны.


[Закрыть] В 2006 г. это составляло почти 10 % ВВП Индии. А ведь связанный капитал – это деньги, которые могли быть вложены в новые рабочие места и экономический рост.

Пожалуй, неудивительно, что среди 27 млн судебных дел, ожидающих своего решения, очень много тяжб между разными ветвями власти или между ведомствами – индийское государство любит совать самому себе палки в колеса. Но больше всего в очереди на рассмотрение находится семейных исков – дел о наследстве, о семейной собственности, о разводах и опеке. Здесь реформа нужнее всего и ее проще всего осуществить.

Вдохновленный примером США, Панчу недавно создал первый в Индии центр посредничества и примирения, который, как он надеется, избавит судебную систему Индии от сотен тысяч гражданских исков.

Еще одним важным новшеством в судебной системе Индии стало то, что теперь суды принимают у каждого гражданина прошения о рассмотрении дел, имеющих общественное значение, так называемых PIL (Public Interest Litigation). Верховный суд объявил, что примет к рассмотрению дело, если даже прошение придет из тюрьмы на почтовой открытке. Подобные дела будут рассматриваться вне очереди. Это важное корректирующее дополнение к административной и политической системам, которые слишком часто глухи к вопросам, имеющим общественное значение. Роль судов в рассмотрении дел, имеющих общественное значение, начала расти в 1980-х годах, когда однопартийное большинство осталось в прошлом, а постоянной приметой политического ландшафта стали коалиционные правительства. Фрагментация законодательной власти позволила судам вторгаться на территорию исполнительной власти. Решения Верховного суда по делам, имеющим общественное значение, охватывают широкий круг вопросов от права на чистую питьевую воду и обвинений в адрес органов государственной власти в причастности к массовым беспорядкам и до сноса незаконных построек в городах. При всех недостатках индийской судебной системы рассмотрение судами дел, имеющих общественное значение, может помочь гражданам в борьбе за свои права.

Но растущая популярность дел, имеющих общественное значение, приводит к новому затору в судебной системе. Чтобы сделать правосудие быстрым и эффективным, Индия нуждается в большом числе посреднических и примирительных структур. «Мы пытаемся убедить людей, что они сэкономят деньги и время, если обратятся к помощи посредников, а не в суд, – говорит Панчу. – Гражданские дела составляют пятую часть всех дел. Так что если удастся убедить людей в преимуществах частного арбитража, это очень поможет». Я мог только пожелать ему удачи. К этому времени солнце стояло уже высоко и начало ощутимо припекать[77]77
  В большинстве мест Индии летом бывает настолько жарко, что однажды хозяйка, приглашая гостей к столу, совершенно серьезно сказала: «Пожалуйте, садитесь за стол, не то суп перегреется».


[Закрыть]. Мы разъехались.

Через пару недель на встрече совсем иного рода мне пришлось вспомнить о том, какую цену, по словам Панчу, Индия платит за чрезвычайную медлительность системы правосудия. В не поддающемся описанию районе Мумбаи под названием Дадар я пил кофе в обшарпанном отеле со старшим офицером полиции. Этот полицейский, руководитель отдела уголовных преступлений, отвечающего за четверть огромного города с населением 16 млн человек, незадолго до того был временно отстранен от дел на время расследования его роли в убийстве человека, подозревавшегося в терроризме. Мой собеседник, имя которого я, по понятным причинам, обещал не предавать огласке, носил типичные для индийского полицейского усы; набриолиненные, гладко зачесанные назад редкие волосы прикрывали лысеющую макушку. Ему хотелось выговориться. «Меня отправили в полугодовой оплаченный отпуск. Времени у меня теперь сколько угодно», – сказал он. Вместе с еще несколькими старшими офицерами полиции Мумбаи он специализировался в решении деликатных проблем – убивал преступников якобы «при стычке». Индийские газеты часто пишут о том, как преступник «пытался сбежать». Иногда происходит «ожесточенная перестрелка». Обычный результат – мертвый преступник и невредимый полицейский. Входные отверстия от пуль зачастую обнаруживают на спинах убитых.

Мой собеседник был рад возможности объяснить, как действуют специалисты по «внесудебному решению проблем». Он откровенно рассказал о своей роли в убийстве подозреваемых, которых, по его глубокому убеждению, оправдали бы суды, однако твердо заявил о своей непричастности к убийству предполагаемого террориста, которого задержали для допроса после кровавого инцидента в 2003 г., когда на набережной Мумбаи взорвались два начиненных взрывчаткой автомобиля, в результате чего погибли 57 случайных прохожих. Правительство Индии тогда заявило, что к этому преступлению причастна Межведомственная разведывательная служба Пакистана (Inter-Services Intelligence Agency, ISI), тамошний эквивалент ЦРУ. Но дело остается нераскрытым.

«Парадокс в том, что меня отстранили от дел в связи с убийством, которого я не совершал, – объясняет полицейский. – Зачем мне убивать свидетеля, который мог вывести нас на сеть, организовавшую теракт?» Ответа у меня не было, но чувствовалось, что нужно соглашаться со всем, что он скажет. Я спросил, сколько человек он убил при попытке к бегству. «Человек пятьдесят, – ответил он. – Не слишком много, если сравнить с Х [он назвал имя другого руководителя отдела уголовных преступлений из Мумбаи]. На нем висит человек восемьдесят». – «Господи, – ответил я, – это же намного больше, чем на вас». – «Прежде чем согласиться на что-то подобное, я всегда должен быть уверен на сто процентов», – пояснил он. Нужно ли получать разрешение на ликвидацию? Он снисходительно посмотрел на меня. «Убивать по собственному усмотрению разрешают очень редко, – рассудительно сказал он. – Я ни разу не убил человека без одобрения или приказа вышестоящих начальников. Мы не нарушаем субординацию».

Все это показалось мне тревожным, но подтвердило прежние догадки. В прессе полно историй о бессудных убийствах, да и с другими полицейскими мне случалось говорить об этом, но прежде я не понимал, насколько слаженно и организованно работает эта машина. Потом мой собеседник объяснил, что убийство подозреваемого в терроризме – из-за которого его отстранили от работы – организовал старший офицер антитеррористического подразделения, которому заплатили за устранение свидетеля. Полицейский заявил, что его подставили, и это, по его словам, тоже было частью сделки, на которую пошел подкупленный офицер. «Он [офицер антитеррористического подразделения] заплатил уйму денег, чтобы его перевели в группу по борьбе с терроризмом, потому что это очень престижное подразделение и туда многие хотят попасть. Понятно, что ему нужно найти способ расплатиться с долгами». Что-то в поведении этого полицейского и в том, как он рассказывал, заставило меня поверить ему. Впрочем, это была интуитивная догадка, ни на чем не основанная. Организовавший нашу встречу ветеран журналистики Днянеш Джатхар, который живет в Мумбаи, сказал, что расследование против моего собеседника, скорее всего, закончится пшиком.

А каковы основные правила при принятии решения о внесудебной расправе? Временно отставленный от дел полицейский привел мне пример ситуации, которая могла завершиться приказом об убийстве подозреваемого. Речь шла об отвратительном убийстве, совершенном тринадцать лет назад, в 1992 г., следствие по которому он возглавлял. Он рассказал, что собрал исчерпывающие доказательства вины подозреваемого. Но процесс затянулся на несколько лет, затем обвиняемого выпустили под залог, а потом начали происходить «чудеса». Ключевые свидетели отказались от показаний или дали другие показания. Один из ключевых свидетелей погиб в автокатастрофе. После этого дело наконец поступило в суд, но смысла в этом уже не было. «Это пустая трата времени и только подрывает наш боевой дух, – сообщил он. – Обвиняемому достаточно найти продажного судью и заплатить за отсрочку слушаний и освобождение под залог. Когда понимаешь природу некоторых из этих убийств, когда видишь, как эти головорезы терроризируют обитателей трущоб, поневоле захочешь действовать таким же образом. Даже если судья неподкупен, суда, как правило, приходится ждать слишком долго. И все заканчивается тем, что свидетели уже не могут вспомнить ничего стоящего».

Полицейским Мумбаи приходится изо дня в день иметь дело с мафиозными бандами. Наиболее известен в городе разыскиваемый Интерполом мафиозный «дон» Дауд Ибрагим, который, по данным Дели, проживает в Пакистане, в Карачи. Есть еще некий Чхота Раджан, соперник Ибрагима, которого, как и других знаменитых главарей преступных группировок, часто видят в Объединенных Арабских Эмиратах, но вряд ли до него доберутся индийские правоохранительные органы. Большинству самых влиятельных главарей пришлось бежать из Мумбаи, но они ведут дела через своих заместителей. Впрочем, их власть слабеет. Они разбогатели в 1970—1980-х годах на контрабанде товаров, которые в самой Индии трудно было достать из-за всевозможных ограничений импорта. «Предводители мафии получали основной доход от контрабанды золота и электроники, – объяснил полицейский. – В 1990-х годах ограничения отменили и на контрабанде теперь денег не сделаешь. Сейчас они зарабатывают на рэкете и проституции, но это не так доходно».

В последние несколько лет индийское правительство смягчило правила, регулирующие финансирование кинопромышленности, а это значит, что болливудские продюсеры все чаще используют легальные источники финансирования и все реже полагаются на поддержку преступного мира. Как говорили в 1930-х годах американцы, борющиеся за отмену «сухого закона», самый простой способ избавиться от преступности – избавиться от запретов на то, что людям нравится. «Десять лет назад у нас было по два-три убийства за день, – рассказывает полицейский. – А теперь убивают всего по нескольку человек в месяц. По крайней мере стало полегче». По его словам, сейчас полиция Мумбаи все больше тратит сил на борьбу с двумя новым сферами деятельности организованной преступности, каковыми являются выполнение заказов исламистских террористических групп (о которых речь пойдет в следующей главе) и война за контроль над наиболее дорогими объектами недвижимости. Хотя Индия ликвидировала множество экономических ограничений, в больших городах действует чрезвычайно мелочная система регулирования рынка недвижимости, в особенности в Мумбаи, где земля одна из самых дорогих в мире. Здесь прежде говорили о «болливудской мафии», а сегодня – о «земельной».

За время нашего разговора полицейский лишь однажды утратил добродушие, дав волю гневу, – когда я спросил его о проникновении мафиозных лидеров и гунда (бандитов) в большую политику. Выставляя свои кандидатуры на выборах, преступники стремятся обрести респектабельность и защититься от возможной внесудебной расправы со стороны полиции. Однако эти главари вдобавок ко всему занимают то место, которое не удосужилось занять государство Обитатели трущоб, составляющие большинство населения Мумбаи, не получают от государства почти ничего. Поэтому они обращаются к главарям банд. Мы говорили об одном таком человеке, Аруне Гаули, которого считают мафиозным «доном». Он заседает в законодательном собрании штата Махараштра (столицей которого является Мумбаи) и с ним я, кстати говоря, провел целый вечер накануне. Гаули, чьи избиратели живут в районе, граничащем с центром Мумбаи, отрицал, что замешан в убийствах. Я пересказал все это полицейскому. Он и сопровождавший его на встрече молодой помощник, который до этого момента помалкивал, громко расхохотались. Отсмеявшись, они начали перечислять «висящие» на Гаули составы преступления и большей частью это были убийства. Я спросил, отчего они не расправились с Гаули безо всякого суда, будучи абсолютно убеждены в его виновности. Полицейские переглянулись. «Пока не подвернулось удобного случая», – ответил старший.

В последующие дни я обдумывал эту необычную беседу и делился новыми познаниями с теми, кто информирован лучше меня. Хотя в Индии утвердилась «вестминстерская система», в которой государственные служащие обязаны воздерживаться от участия в политике, здесь немало политически активных чиновников, небеспристрастных судей и сговорчивых полицейских. Когда полицейский пересекает черту и начинает творить то, что по существу является самосудом, он может войти во вкус. Нужно обладать сильным характером, чтобы не злоупотреблять своей властью над жизнью и смертью других людей. Нижея расскажу об инциденте в штате Гуджарат в 2002 г., когда толпа воинствующих индусов убила около двух тысяч ни в чем неповинных мусульман, а местные полицейские стояли и наблюдали за происходящим, как считается, следуя указаниям своих политических хозяев. Такое случалось и прежде, даже в Мумбаи. Сколько же нужно лет все более беспринципных компромиссов и накопленного цинизма, чтобы наблюдать, не вмешиваясь, как живьем сжигают детей вместе с матерями.

Если оставить в стороне подобные ужасы, в повседневной жизни индийских городов и деревень обычна ситуация, когда начальник полиции выполняет приказы одной из местных политических группировок или набирающего политический вес лидера одной из каст. Ниже элитной Индийской полицейской службы (Indian Police Service), некого аналога Индийской административной службы, в иерархии индийской полиции стоят сотни тысяч полицейских констеблей с минимальной подготовкой, низким уровнем образования и слабым чувством сопричастности к своему учреждению. В отличие от индийских военных, которые воспитывают в рекрутах куда более сильное чувство солидарности, лояльность индийских полицейских зачастую может быть предметом переговоров. «Организация процедур [взяточничества] осуществляется в окружении ключевых фигур», – говорится в одном описании сельской жизни в штате Уттар-Прадеш[78]78
  Craig Jeffrey and Jens Lerche, in Fuller and Benei, The Everyday State and Society in Modern India, p. 100.


[Закрыть].

Вступая в общение с государством, все, независимо от социального положения и происхождения, ориентируются на «ключевую фигуру», а не на ключевой институт. В Индии люди до сих пор зачастую сильнее законов. Невозможно отрицать, что в современной Индии бедняк очень редко может рассчитывать хотя бы на уважительное отношение государства, и не мечтает о том, чтобы с ним обходились так же, как с человеком, занимающим более высокое социальное и экономическое положение. Индию описывают как «богатый бедный народ» с «слабым сильным» государством[79]79
  Rudolph and Rudolph, In Pursuit of Lakshmi, p. 1.


[Закрыть]. Указующий перст государства в Индии виден на каждом шагу, но сплоченная группа или отдельный человек легко поставит власть этого государства на службу своей частной выгоде. И порой, если вспомнить метафору Сена о «дружественном огне», утверждается, что все это делается для блага бедных. Бедные не всегда понимают это буквально. Зачастую они отдают свою лояльность независимым бандитам, управляющим своими владениями как частными мини-государствами. Таким как Гаули.

* * *

«Нет подушки мягче, чем чистая совесть», – гласил плакат с изображением Мекки, священного центра ислама. Картинка висела на стене зала ожидания в пятиэтажной штаб-квартире Аруна Гаули в центре мумбайского текстильного района. Среди сторонников Гаули, преимущественно выходцев из рабочего класса, многие видят в нем своего рода героя. В чолах, многоквартирных дешевых домах для трудящихся, среди его избирателей, прежде занятых на обанкротившихся ныне швейных фабриках, Гаули воспринимают как благодетеля. Его называют «папашей» (Daddy). На задах штаб-квартиры располагается гигантский чол на сотни квартирок размером три на четыре метра. Семьи численностью до десяти человек спят вповалку в пространстве, уступающем среднему американскому обувному чулану.

Молодые люди из чола занимаются в тренажерном зале, построенном на деньги Гаули. Перед штаб-квартирой, служащей ему и резиденцией, он устроил бесплатную амбулаторию, в которой каждый может бесплатно получить антибиотики и другие медикаменты. Перед входом в амбулаторию располагается храм Шивы, и его колокола звонят через каждый час или два, призывая верующих к молитве. Гаули содержит также небольшой gatt shala, или приют для коров. Чол снизу доверху пропитан запахами коровьего навоза, храмового ладана, свежесрезанных цветов, автомобильных выхлопных газов и аппетитным ароматом только что испеченного хлеба.

Нас проводили на верхний этаж, где Гаули спит и молится. На открытой террасе был искусно разбит садик с цветочными клумбами вокруг миниатюрной горы Кайлаш, гималайского дома бога Шивы. С горы срывался небольшой водопад, падавший в расположенный внизу пруд. Стены террасы были покрыты изображениями Кришны, Шивы, Лакшми и других богов. Здесь же располагались и изображения больших мечетей. Если бы кто-то не хлопнул меня по плечу и не указал на появившегося Гаули, я бы принял его за официанта или уборщика. Невысокий мужчина лет пятидесяти, одетый в белую тунику, абсолютно невзрачный.

«Это все в прошлом», – сказал Гаули, когда я задал вопрос о его роли в мафии. – «Так откуда же у вас столько денег?», – спросил я его. «Мой отец держал большой загон для скота. Потом в Бомбее запретили держать скот, и он хорошо заработал на продаже земли. На части этой земли мы построили все это», – ответил он. Даже его свита, рассевшаяся рядом с нами, как мне показалось, была слегка удивлена столь эксцентричным объяснением источника богатства Гаули. Затем он рассказал, что его дважды сажали в тюрьму по ложному обвинению, и дважды апелляционный суд его оправдывал. Потом Гаули очень долго объяснял, какой «дон» когда и в чем участвовал, а какой – нет, кто и кого убил, когда и почему, и т. д. Я быстро потерял нить повествования. Слишком много имен. Но смысл рассказа был достаточно прост.

Мафиозные дельцы вроде Гаули стали заметными фигурами в 1980—1990-х годах, когда начала рушиться бомбейская текстильная промышленность. Владельцы фабрик, которых загнало в угол фатальное сочетание жесткого государственного регулирования и воинственных профсоюзов, обратились к помощи людей вроде Гаули, чтобы бороться с забастовщиками и нанимать вместо них случайных работников badli. На Западе их назвали бы «штрейкбрехерами». В Индии рядом с привилегированными рабочими, которым посчастливилось получить работу в легальном секторе, существует огромная резервная армия безработных, готовых выполнять любую работу безо всяких предварительных условий. Индийское общество раздроблено, и это помогает крупным работодателям раскалывать профсоюзы. Но это обоюдоострое оружие. Профсоюзы и сами охотно раскалываются, что порождает неразбериху и отрицательно сказывается на производственной дисциплине. В Индии немного предприятий, на которых существует настоящая рабочая солидарность. Лидер общины неприкасаемых Баласахеб Амбедкар, бывало, жаловался, что левые профсоюзы, которые задавали тон на текстильных фабриках в 1930-х годах, отказывались работать с неприкасаемыми. Дело в том, что рабочим приходилось смачивать связываемые нити слюной, а другие касты считали слюну неприкасаемых нечистой.

Политическое пространство, освобожденное лишенным внутренней сплоченности рабочим классом, быстро заняла правая индуистская шовинистическая партия Шив Сена, что в переводе означает «армия Шиваджи»[80]80
  Шиваджи был военачальником маратхов и создателем Маратхской империи – крупного индуистского государства, созданного в 1674 г. на территории современного штата Махараштра и прилегающих к нему землях. Имя совпадает с именем популярного бога Шивы.


[Закрыть], главный лозунг которой «Мумбаи для мумбайцев». В том же пространстве расположились люди вроде Гаули: темные дельцы из подпольного мира, говорившие на языке рабочих кварталов, но стремившиеся только к деньгам и власти. После краха текстильной промышленности владельцы фабрик захотели продать стоившую огромных денег землю, расположенную в центре Мумбаи. Для обхода законов, регулирующих операции с недвижимостью, влиятельным городским застройщикам тоже понадобились люди вроде Гаули, чтобы «убедить» обитателей трущоб освободить место и открыть землю для более доходной застройки. При этом в чолах Гаули до сих пор считают героем. «Это мои люди. Я дал им бесплатное электричество, воду и лекарства, потому что государство им ничего не дает, – сказал он. – Я друг индуистов, мусульман и всех трудящихся». Но разве в политику он пошел не для того, чтобы защитить себя от закона? «Бедные невежественны, но они ужасно страдают, – сообщил Гаули. – Им нужен тот, кто будет говорить с политиками от их имени. Всем этим бюрократам нужно только побыстрее набить себе карманы».

Внизу на улицах зазвонили храмовые колокола, возвещая о заходе солнца. Гаули вежливо попросил его извинить – его ждут на вечерней молитве arti. Он исчез, и на несколько минут на террасе воцарился аромат сандалового дыма, традиционного элемента индуистских церемоний. Я смотрел с террасы, как солнце медленно сваливается за горизонт плотной городской застройки. Передо мной было скопище трущоб и блистающих небоскребов, придающих этому городу такой тревожный ритм. К звону колоколов внезапно присоединились крики муэдзинов, которые с десятков расположенных вокруг минаретов призвали правоверных к вечерней молитве. На фоне багрового заката вся эта какофония производила поразительное впечатление. Такая мешанина возможна только в Индии.

«Своей жизнью и успехом я обязан благословению Шивы», – сообщил Гаули, вернувшись с молитвы. Поразительно, в Индии я не встречал политика или гангстера, который не сослался бы на благословение свыше. Гаули не забывает напомнить о Боге и своим избирателям, для чего рассылает щедрые дары местным мечетям в конце Рамадана, месяца поста и молитвы, и дает деньги на организацию процессии Ганапати, когда по улицам проносят слоноголового бога Ганеши. «Это нужно людям, – сообщил он. – Религия для них важна». Тут к Гаули явились двое одетых в строгие костюмы мужчин с папками. Он представил их мне как своих юристов. Они помогают ему держать государство на безопасной дистанции. «При моем бизнесе нужна куча юристов, – сказал он. – На все нужны бумаги».

Застоявшийся аромат тлеющих сандаловых палочек внезапно сменился отрезвляющей вонью репеллента, щедро разбрызганного проехавшими по улице маленькими поливалками. Как раз перед этим прошел сильнейший ливень – 92 см осадков за день (рекордный уровень за несколько десятилетий) буквально затопили Мумбаи. Власти, годами ничего не делавшие для улучшения системы городской ливневой канализации, теперь испугались эпидемий и энергично взялись за дело. Государство, как и всегда, с большим опозданием вспомнило о проблеме, об опасности которой давно предупреждали активисты и средства массовой информации. Нас окутало облако вонючих паров, и мы поскорее ушли в закрытые помещения. Когда воздух очистился, Гаули проводил меня к лифту и сложил перед собой руки в традиционном прощальном жесте. «Общение с вами было честью и удовольствием. Да благословит вас Шива», – произнес он, и автоматические двери лифта закрылись. Не исключено, что боги действительно благоволят этому Гаули. Но мумбайская полиция относится к нему иначе.