Текст книги "Иллюзия любви"

– …

– Ага. И тебе – доброго здоровья. До свидания… Вообще-то, Даша, ты мне позвони сегодня, хорошо? После того как позавтракаешь.

– …

– Ну, ясно. Всего доброго. Пока.

Владимир Михайлович положил трубку и нахмурился еще больше. Закурил сигарету, заглянул в лежащий перед ним листок бумаги и снова погрузился в тягостные раздумья.

– Что-то здесь не так, – пробормотал он сквозь зубы через несколько минут, – что здесь точно не так. Надо бы мне заняться этим делом плотнее… А как? Ага, пошлю людей к Даше, пускай, они разберутся…

Владимир Михайлович поднял трубку, но тут же положил ее.

– Не то, – озабоченно проговорил он, потирая ладонью горячий лоб, – не нужно людей. Поеду-ка я сам. В гости к Даше. Поговорю с ней, чай попью. И все выясню – при прямом контакте с человеком всегда все более ясно, чем при телефонном общении.

Он поднялся с кресла и задумчиво прошелся по кабинету.

– Нет, – остановившись, произнес он, – и этого пока не нужно. Слава богу, что у меня развита интуиция, которая подсказывает, что сейчас к Даше ехать не нужно в гости. А что нужно так это!..

Владимир Михайлович улыбнулся пришедшей ему на ум удачной мысли и подошел к своему столу. Поднял с рычага телефонную трубку и набрал внутренний телефонный номер.

* * *

Даша – полностью одетая, в легком летней плаще и туфлях на высоком каблуке – сидела к кресле за журнальным столиком, тупо глядя на телефонный аппарат.

– Что это за козел мне звонил? – проговорила она. – Где-то я его голос слышала, только вот – где? И пришлось ведь из вежливости сказать, что я его узнала. То есть, не из вежливости, а чтобы он от меня отвязался. А то чехлил там что-то совсем непонятное. Типа – я к нему зачем-то заезжала, что-то у него просила… В упор не помню, что и зачем…

Даша пожала плечами.

– Как там его звали, он говорил?.. – напряженно нахмурилась она, припоминая. – Владимир… Михаил… Владимир Михайлович? Михаил Владимирович? Еще дядей себя моим называл почему-то…

Она махнула рукой. Потом посидела еще немного в кресле с закрытыми глазами и поднялась.

«Пойду – еще раз наведаюсь к Марианне Генриховне, – решила она, – и на этот раз буду ждать ее до последнего, если ее до сих пор нет дома. Да нет, скорее всего, она уже вернулась. Ведь не может же она отсутствовать столько времени? Конечно, не может! А вдруг она дома, но по каким-то причинам не открывает мне дверь? Тьфу, какая противная мысль… По каким это, интересно, причинам Марианна Генриховна не будет открывать мне дверь. Просто глупости! Марианна Генриховна – лучший на свете человек. Она – моя лучшая подруга – и не будет открывать мне дверь? Глупости, глупости и еще раз глупости!»

Даша даже усмехнулась. Она закрыла за собой дверь квартиры и, торопясь, застучала каблучками вниз по лестнице.

* * *

Минуя проходную, Нина вдруг подумала – куда ей пойти сейчас? Домой? Как только перед ее мысленным взором появилось это обрыдлое жилище, Нина поморщилась. Нет, слишком тяжело ей находиться в собственной квартире – слишком много ужасных воспоминаний связано с этой квартирой. Когда находишься там, никак не можешь избавиться от мысли, что вот сейчас, за тонкой перегородкой скрипнет кровать и хриплый голос, срываясь на крик, простонет:

– Ни-ина-а!.. Скорее!..

Нину передернуло.

«Вот странность, – пришла ей в голову неожиданная мысль, – я ведь любила этого человека – Бориса. И сейчас люблю. Кажется… Во всяком случае я не предала его, когда ему было тяжело и оставалась с ним до конца. А теперь… Теперь, когда при мне произносят имя Борис, мне всегда вспоминается не тот мальчик-музыкант с сияющими глазами, а получеловек-полуживотное, заросшее волосами, испражнявшееся на пол и дико орущее от постоянно грызущей его боли… Что это? Любовь или жалость? Или… что-то вроде самопожертвования? Не знаю…»

Тут сердце ее ударило звонко и радостно.

«Знаю только одно, – подумала она, глядя на солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь густые ветви деревьев больничного парка, – вот это новое… это тепло в груди, которое появляется каждый раз, когда я думаю о Васика – это наверняка любовь… А остальное мне не важно. Ничего больше мне не важно. Он сейчас болен. Но он жив! И, конечно, поправится. Если вот только…»

Мысли Нины потекли в другом русле. Она отвернулась от солнечных лучей и побрела по аллейке, ведущей вглубь парка.

«Если только этот полусумасшедший доктор не залечит Васика, – размышляла она, – как он ловко намекнул на то, что Васика содержат на дорогих препаратах только потому, что пораженный летаргическим сном Васик – предмет научного исследования доктора… У меня нет денег, чтобы оплатить лечение и содержание в больнице Васика, а его родственников я не нашла. Вот доктор мне и дал понять, что, если я буду поднимать шум, то Васика могут отключить от аппаратуры и необходимых препаратов он получать тоже не будет. И все правильно, все законно. Ни к чему придраться нельзя… Только вот большие у меня опасения, что лечение Васика идет правильно. Этот врач… Ведь препараты, которыми он Васика пичкает, только что разработаны, никем еще не опробованы и, уж конечно, никаким министерством не одобрены».

Нина присела на скамейку в тени раскидистого дуба, могучая крона которого была очень похожа на курчавую голову древнего греческого титана. Мысли Нины – тягучие и тяжелые – медленно текли в уставшей от своего пережитого за последние годы голове.

«Пойти к дяде Моне? – снова подумала Нина. – Из-за его проклятого зелья Васик едва не погиб. Конечно, это я поцеловала Васика, предварительно обработав губы мазью, но… но ведь я хотела как лучше. Я хотела, чтобы он никогда больше не виделся со мной и тогда бы опасность того, что он столкнется с дядей Моней тот погубит его – была бы практически нулевой… А теперь? А теперь Васик спит, словно заколдованный принц и… И доктор не остановится ни за что в своем варварском лечении. Ведь Васик уже приходил в себя один раз – то ли по воле случая, то ли на самом деле – из-за препаратов, введенных им доктором…»

Новая мысль, внезапно пришедшая голову Нины, заставила ее вздрогнуть.

«Теперь я поняла, почему я боялась лечения, навязанного бесчувственному Васику доктором, – подумала он, ежась от подступившего страха. – Ведь летаргия наступила вследствие воздействия на организм Васика зелья дяди Мони! Значит, обычное лечение может быть не только не перспективным, но и смертельно опасным! Нет! Нужно все-таки еще раз пойти к этому вурдалаку и упросить помочь Васику! Пусть дядя Моня запросит за это какие угодно деньги, я заработаю и отдам ему… Ведь это я виновата в случившемся!»

Нина поднялась со скамейки и, больше не колеблясь, направилась к открытым воротам, ведущим из больничного двора на улицу.

– К дяде Моне, к дяде Моне, – стучало у нее в висках.

* * *

Ивана все еще не было. Не было никаких вестей от него.

Через час после того, как я позвонила Даше, я уже ослабела от переживаний настолько, что у меня едва хватило сил добрести до кухни и взять оттуда оставленную мною на подоконнике пепельницу.

Сразу после звонка Даше, меня вдруг посетила мысль о том, что Иван может больше не прийти ко мне. Кто знает – может быть, его сбила машина, может быть, застрелил уличный псих-грабитель или не дай бог он повстречал какую-нибудь… девушку своей мечты.

Хотя, как я тотчас вспомнила, Иван говорил, что девушка его мечты – это я. Но что только мне не приходило в голову! Наконец я разрыдалась и проревела, наверное, полчаса. А что мне еще оставалось делать – ведь я всего-навсего слабая женщина.

Голова у меня разболелась ужасно после этих истерических рыданий, а когда я выкурила сигарету, мне стало так дурно, что меня вырвало несколько раз подряд.

Не в силах даже убрать за собой, я опустилась на диван и лежала, мыча от непереносимого тошнотворного дурмана, царившего в моей голове, пока тяжелый горячечный сон не сжалился надо мной.

* * *

Тук-тук по поверхности старой обшарпанной двери… Как только пальцы Нины коснулись дряхлой деревянной обшивки, ее сознание сразу же охватил привычный страх.

«А я думала, что никогда сюда больше не вернусь, – совсем беззвучно пробормотала она, – однако, снова я здесь. Но это уж точно в последний раз. Никогда-никогда я сюда больше не вернусь…»

Скрипнув, отворилась дверь.

– Дядю Моню, – окостеневшим языком выговорила Нина.

– Опять приперлась, шалашовка, – злобно заворчала бабка, открывшая Нине дверь, – иди-иди… Он как раз тебя поджидает, сучку мокрохвостую…

«Он поджидает меня? – с удивлением подумала Нина. – Но откуда он мог узнать, что приду? Я ведь приняла это решение только час с небольшим назад… И никому не говорила. Боже мой, как странно все это».

В несколько шагов преодолев угольно-темную прихожую, Нина коснулась костяшками пальцев невидимой в кромешной мгле двери.

Дверь открылась, словно кто-то изнутри потянул за ручку. Глубоко вдохнув смрадного воздуха, Нина перешагнула через порог.

Дядя Моня, улыбаясь, стоял посреди комнаты, сложив сухие ручки на животе.

– Здравствуй, родная, – елейно заговорил он, – вот ты и пришла ко мне. А я ждал тебя, ждал…

Нина хотела спросить, откуда дядя Моня мог узнать о ее возможном приходе, но не решилась. Крылатая тень черной молнией промелькнула в умильно полузакрытых глазках дяди Мони. Но в следующую секунду он уже тихо рассмеялся – словно рассыпал по полу крохотные, но смертельно острые иголки.

Нина опустила глаза в пол.

– Я… Мне нужна… твоя помощь, – кусая губы, выговорила Нина.

– Ну, конечно! – всплеснул руками дядя Моня. – Иначе и быть не может! Ах, молодые люди, молодые люди… – прищурившись, горько заговорил он. – Если б вы знали, как обидны для старика такие слова… Все вы приходите, когда вам нужна какая-нибудь помощь. А чтобы зайти просто так – попроведать старого человека – это нет… Ах, как мне обидно!

Нина от удивления подняла на дядю Моню глаза.

«Что это с ним? – подумала она. – Мне даже на секунду показалось, что его слова звучат искренне… Но никак не могут они искренне звучать, потому что произносит их – дядя Моня. Я давно знаю этого человека и только моя осторожность спасла меня от его когтей. Но Борис… Но Васик…»

Дядя Моня снова рассмеялся, закинув голову вверх. Лампочка метнулась в сторону и со скрипом закачалась на тонкой шее из перекрученных проводов. Дикие очертания теней заметались по стенам комнаты.

Нина задержала дыхание, стиснув зубы, чтобы не поддаваться испугу.

– Так что ты хотела спросить у меня? – отсмеявшись, проговорил дядя Моня.

– Ты дал мне мазь… чтобы я помазала губы и… А получилась так, что… – сбиваясь и путая слова, Нина рассказала улыбающемуся дядя Моне о том, как Васика ударил приступ, приведший в летаргии.

– Очень интересная история, – закивал головой дядя Моня, когда Нина закончила рассказывать. – Только причем же здесь я?

– Я… Ты дал мне эту мазь, – тихо, неожиданно твердо проговорила Нина. – Которая убила Василия… Васика.

– Мазь? – очень натурально удивился дядя Моня и снова всплеснул руками. – При чем здесь мазь? После того, как снадобье подействует, ты должна была сказать то, что твой друг должен был для тебя исполнить. Насколько я понял из твоего рассказа, ты ничего ему не сказала…

– Я просто не смогла!.. – срываясь на слезы, вскрикнула Нина.

– Значит, за тебя это сделал кто-то другой, – закончил свою мысль дядя Моня, – я не знаю, что там сказали твоему возлюбленному… э-э… бывшему возлюбленному, но результат налицо. И в случившемся виновата только ты.

Дядя Моня печально покачал лысой головой. Нина медленно подняла глаза и посмотрела прямо в лицо своему собеседнику. Внезапная мысль словно ударила ее, когда она увидела тлеющие огоньки издевательского смеха на дне глубоко запавших глазенок дяди Мони.

«Он знал, – холодея от догадки, мысленно проговорила Даша, – он точно знал, как это должно было случиться… Да, теперь я в этом уверена. Это не я – это он убил Васика».

Дядя Моня отрицательно покачал головой и снова тихо рассмеялся.

– Сама-а… – протянул он, указывая скрюченным пальцем на Нину, – сама-а-а…

«Он читает мои мысли? – у Нина закружилась голова. – Как это… Он… Он… Он – чудовище…»

Дядя Моня смеялся.

Неожиданно что-то лопнуло в голове Нины, душу ее наполнила обжигающая отвага.

– Сволочь! – закричала она, сжимая кулаки. – Зачем ты все это делаешь?! Зачем тебе нужно это?!

Уже не соображая ничего и не помня себя, Нина бросилась на стоящего перед ней старичка, но дядя Моня едва заметно шевельнул рукой – и Нина вдруг рухнула, как подкошенная, сраженная диким приступом боли в животе.

– Гадина… – хрипела она, корчась на полу от непрекращающейся муки, – зачем тебе все это? Зачем тебе все это?..

И тут в голове ее прозвучали слова. Неизвестно, возник ли ответ на заданный Ниной вопрос сам собой – огненным пузырем возбух в обожженном болью сознании – или долетел из каких-то никому неведомых сфер – или каким-то образом донесся от молча улыбавшегося дяди Мони…

– Мне нужны ваши души, мои маленькие друзья… – услышала Нина сквозь звон в ушах, – мне нужны ваши силы… Это естественно – чтобы жить, ты должен убивать других. Но ведь я никого не убиваю…

Нина затихла на полу. Боль постепенно успокаивалась, давая возможность девушке соображать и мыслить трезво. Она подняла голову и увидела, что дядя Моня, участливо склонившийся над ней, что-то ласково говорит:

– Я ведь никого не убиваю, – улыбаясь, говорил дядя Моня, – тебе уже не больно?.. Вот… У тебя был острый приступ какого-то заболевания, судя по всему. А отчего всего это? А это все от нервов. Хочешь, я принесу тебе сейчас замечательную микстурку?

Нина нашла в себе силы отрицательно покачать головой. Туман в сознании ее рассеивался.

«Что это? – подумала она. – „Мне нужны ваши души“… „Мне нужны ваши силы“… Это говорил дядя Моня или мне просто послышалось? Я где-то читала, что от сильной боли люди иногда галлюцинируют…»

– Ну вот все и прошло, – проговорил дядя Моня, выпрямляясь, – ведь не болит теперь?

– Нет, – едва слышно пробормотала Нина.

– Отлично! – воскликнул дядя Моня и легонько прихлопнул в ладоши. – Тогда иди себе с миром. Но не забывай старика. Если что-нибудь тебе понадобиться, приходи. Я всегда рад вам помочь… мои маленькие друзья.

Нина вздрогнула. Она с трудом поднялась на ноги и только тогда вспомнила, что не получила еще совета от дяди Мони – как быть со впавшим в летаргический сон Васиком. Нина оглянулась и с изумлением увидела, что она одна в тесной, заваленной различным хламом комнате.

– Дядя Моня, – позвала она, но никто ей не ответил. Чуть слышно, скрипнув, приоткрылась дверь, словно приглашая ее выйти из комнаты.

Нина вздохнула и вдруг снова – горячечный дурман окутал ее. И откуда-то издалека пронеслись слова:

– Я даю вам то, что вы хотите… Я ни к чему не принуждаю – я просто даю вам все желаемое… А дальше – ваше дело. Человек очень слаб. Поэтому и происходят такие неприятные вещи…

– Какие? – механически задала вопрос Нина, но тут же поняла, что не разобрала голоса, произносившего слова, которые она только что услышала. Ей даже показалось, что слова эти возникли в ее голове совсем не при помощи обычного для всех людей голосового озвучивания.

– Господи… – пробормотала Нина и тряхнула головой, чтобы избавиться от остатков тумана, клочьями блуждавшего по темной пустыне ее сознания.

Дверь снова призывно скрипнула и Нина поспешила выйти. Дверь захлопнулась за ней.

* * *

Даша постучала снова и снова. Тишина была за дверью квартиры Марианны Генриховны.

– Не может быть… – шептала холодеющими губами Даша, – не может быть… Куда она могла подеваться? Что случилось? Как мне быть? Позвонить в милицию? А что они мне скажут? Что мне лечиться пора…

Даша поежилась. Ее вдруг начала бить сильная дрожь. И снова – несмотря на свежий никотиновый пластырь – очень захотелось курить.

– Выйду в магазин, – решила Даша, – немного пройду, согреюсь и дрожь прекратиться… куплю сигарет и выкурю одну или две… Безумно курить хочется. Нет сил больше терпеть – нельзя же истязать себя так. А Марианну Генриховну я вряд ли пропущу – до магазина всего пару минут ходу. Туда и обратно… За пять минут вряд ли что-нибудь измениться… Но а вдруг – я вернусь из магазина – а Марианна Генриховна – уже дома…

Даша даже зажмурилась, ей стало хорошо, словно она только что проглотила ложку горячего вкусного супу. Но как только она открыла глаза, перед ней снова встали обшарпанные стены подъезда и громыхающая под ногами нечистая лестница. И безмолвная дверь.

Вздохнув, Даша направилась вниз по лестнице. Но когда она достигла первого этажа, звук внезапно отворившейся двери, гулко лязгнувшей в пустом подъезде, заставил ее вздрогнуть.

«Что это? – беззвучно прошелестела губами Даша. – Это дверь в квартиру Марианны Генриховны? Да-да! Я из тысячи звуков узнаю этот звук – такой родной и милый… Но как могло так случиться – я несколько часов подряд стучалась – мне никто не открыл. А сейчас – дверь открылась сама… Не может быть…»

Даша испуганно замолчала. По лестнице кто-то спускался. Кто-то – кто вышел из квартиры Марианны Генриховны. Дашу вдруг охватила паника. Она совершенно не знала, что ей делать. В голове ее мелькало множество различных образов – один другого ужаснее – грабители… зарезавшие Марианну Генриховну и ожидающие в забрызганной кровью квартире – когда уйдет нежданный и надоедливый посетитель… сама Марианна Генриховна, внезапно и тяжко заболевшая – только что очнувшись, выбралась на лестничную площадку, чтобы позвать на помощь – телефона-то нет…

Стук шагов приближался. Даша метнулась в самый темный угол скудно освещенного подъезда и затаила дыхание. Через несколько секунд мимо нее, пошатываясь и тяжело дыша, прошла девушка с удивительно бледным лицом.

Девушка была явно не в себе. Смотря вперед совершенно невидящими глазами, она бормотала под нос себе какую-то чепуху:

– Мне нужны ваши души… мои маленькие друзья… Мне нужны ваши силы… Теперь мне понятно… почему этот упырь дядя Моня делает…

Больше ничего Даша услышать не успела – девушка прошла мимо нее и исчезла. Хлопнула подъездная дверь – шаги девушки, раздающиеся уже во дворе, скоро стихли.

– А это что значит? – пробормотала почти доведенная до сумасшествия Даша. – Эта девушка… Какое знакомое лицо. Где-то я ее видела, но вот только не помню – где… Помню, что с ней было связано что-то очень важное… И это имя – дядя Моня – мне тоже откуда-то знакомо… Но… Нет, ничего не могу вспомнить.

Вдруг, спохватившись, Даша рванулась вверх по лестнице, за минуту – откуда только взялись силы? – достигла нужного ей этажа и громко забарабанила в дверь квартиры Марианны Генриховны кулаком.

Никакого ответа.

Еще несколько сильных ударов.

Тишина.

Всхлипнув, Даша бросилась вниз и, мгновенно пролетев несколько темных и вонючих лестничных пролетов, выбежала из подъезда с твердым намерением остановить бледную девушку и спросить у нее…

Никакой девушки во дворе не было.

– Значит, мне показалось… – вслух проговорила Даша, которая была уже не уверена в том, видела ли она ту самую девушку, которая выходила из квартиры Марианны Генриховны, слышала ли он то, что бормотала себе под нос эта девушка. А может быть, совсем из другой квартиры девушка вышла, а, может быть, и не было никакой девушки.

– Ничего не понимаю, – растеряно произнесла Даша и вдруг, не в силах больше выносить сомкнувшегося вокруг нее кошмарного змеиного кольца неприятностей, горько разрыдалась, опустившись на колени.

Глава 11

Темнело за окнами. Страшно и неотвратимо синие сумерки наваливались на город и стягивали в кольцо хрипящие дома. Монотонный заунывный звук похоронного оркестра натянувшейся нитью дрожал вот уже второй час под потолком моей гостиной. Кажется, я так и просидела эти два часа – свернувшись клубочком в кресле и зажав уши руками, чтобы не слышать этого отвратительного гудения – пока, наконец, не поняла, что просто забыла закрыть форточку и это – внезапно поднявшийся ночной ветер, врываясь в мою квартиру, завывая, кружит по гостиной.

На подгибающихся ногах я подошла к окну и захлопнула форточку. Потом заставила себя взглянуть на часы.

Половина десятого. Ночь. А Ивана все не было. Не было никаких вестей от него.

«Нужно пойти к Марианне Генриховне, – решила я, – он, наверное, уже там… Или, по крайней мере, оставил там какую-нибудь весточку о себе. Но почему он мне домой не позвонил?»

Я кинулась к телефону и набрала Дашин номер. Терпеливо выслушав с десяток длинных гудков, я положила трубку. Бесполезно. Нет Даши дома. А где она?

А где она может еще быть, как не у Марианны Генриховны. А Иван?

Конечно, и он там. Как обычно.

– Нужно идти туда, – повторила я, чувствуя, как силы возвращаются ко мне, – нужно идти туда…

Я подняла голову и заметила, что ни одна электрическая лампочка в моей квартире не горит, хотя за окнами уже совершенно темно – было почти десять часов ночи. Я прошлась по квартире, включила свет – зачем-то во всех комнатах сразу, даже на кухне, в ванной и в туалетной комнате – и начала собираться.

Оделась я быстро, прошла в прихожую, наклонилась, чтобы поднять свои туфли и замерла от какого-то очень странного чувства. Потом я медленно разогнула спину и огляделась. Залитая ровным электрическим светом квартира безмолвствовала.

– В чем дело? – шепотом спросила я сама у себя.

Я покрутила головой и подергала себя за волосы. Это мало помогло – странное чувство, которое я никак не могла объяснить – только усилилось. Я прислушалась к своим ощущениям и поняла, что могу идентифицировать мучавшее меня чувство.

Сделав несколько осторожных шагов по направлению к входной двери я поняла окончательно – в моей квартире кто-то есть. Причем, этот кто-то находится рядом со мной. Только вот заметить его я не могу.

Остановившись, я огляделась вокруг, тщательно приглядываясь к каждому предмету, попадавшемуся мне на глаза. В одном месте – как раз между зеркалом и ведущей в гостиную дверью – я заметила какое-то странное свечение – словно мерцал экран плохо настроенного телевизора – причем самого телевизора видно не было. Равно как и экрана – только слабое мерцание.

Внимательнее приглядевшись к непонятному мерцающему объекту, я вдруг поняла, что мерцание постепенно становится ярче и приобретает вполне определенные очертания. Через несколько секунд я с изумлением обнаружила, что между зеркалом и ведущей в прихожую дверью стоит высокий молодой человек с длинными нечесанными волосами.

Из одежды на этом странном молодом человеке были только обширные семейные трусы и белая майка сомнительной чистоты.

Я несколько раз сморгнула. Человек не исчезал. Теперь он выглядел совершенно реально – бледные колени, широкие стопы, худощавые костистые руки, совсем не могучие плечи, покрытые цветной татуировкой.

Мне вдруг показалось, что этого человека я где-то видела. Более того – мы даже были знакомы, причем довольно близко. Только, наверное, все это было очень-очень давно, потому что ни имени, ни фамилии этого молодого человека я не помнила совершенно.

Он, не мигая смотрел на меня.

– Как поживаете? – спросила я, отметив, что почему-то никакого страха не ощущаю.

Странный молодой человек пошевелился и вдруг физиономия его расплылась в улыбке.

– Слава богу, – проговорил он чуть глуховатым, надтреснутым голосом, – ты меня видишь и можешь со мной разговаривать. А то я уж думал, что ты – как все остальные… И куковать мне в этой сраной больнице до скончания века. А чертов доктор только и занимается целыми днями тем, что колет в меня всякую дрянь, от которой страшно трещит голова и пучит в животе. Идиот бородатый…

– Постой, постой, – остановила я его скороговорку. – А ты вообще-то кто такой?

– Что значит – кто я я такой? – вытаращил на меня глаза молодой человек. – Я Васик. Ты что, Оленька, совсем тут без меня с катушек съехала?

– Васик… – пробормотала я, – Васик… Где-то я это имя слышала… Или видела…

– Здравствуйте, я ваша тетя… твою мать! – рявкнул на меня соткавшийся из воздуха молодой человек. – Да ты чего, Оля, и вправду с ума сошла? Это же я! Твой друг Васик! Ты чего?! Але, гараж!

– Ага! – воскликнула я. – Васик! Теперь вспомнила, где я видела это имя…

– Наконец-то! – тот, кто называл себя именем «Васик», шумно выдохнул, но никакого движения воздуха я не ощутила.

Я направилась в гостиную, нашла свою старую записную книжку и открыла ее на заложенной странице.

– Вот, – сказала я, – Васик. И телефон твой.

– Что? – переспросил молодой человек, входя в гостиную – почему-то не в дверь, а сквозь стену.

От удивления и испуга я вскрикнула, но, очевидно, моя возможность удивляться уже исчерпала себя за сегодняшний день и очень скоро я успокоилась. Ну, проходит этот странный человек сквозь стены, ну и что? Дэвид Копперфильд тоже сквозь стены проходил – так его по телевизору миллионы человек видели… Ничего тут сверхъестественного нет. А вот то, что Ивана до сих пор нет, хотя он обещал прийти ко мне еще в полдень…

Воспоминание об Иване больно кольнуло мне сердце. Слезы снова навернулись на мои глаза и, наверное, я снова бы разрыдалась, если бы не громкий голос призрачного молодого человека Васика:

– Теперь вспомнила?

– Конечно, – смаргивая влагу с ресниц, проговорила я, – вот в записной книжке твой телефон записан. Васик… Василий значит, да?

Он некоторое время смотрел на меня совершенно обалдевшим взглядом, потом отошел на несколько шагов и устало опустился в кресло, погрузившись при этом туда почти с головой.

– Черт возьми, – пробормотал он, выкарабкиваясь, – так и не могу сосредоточиться… Не могу привыкнуть к тому, что я бесплотный… Как тень отца Гамлета.

– Слушай, – проговорила я, глядя на явно очень интересного представителя рода человеческого, – а почему ты такой? А когда мы с тобой познакомились, ты тоже был… как тень отца Гамлета? Что-то не могу припомнить, где и когда мы с тобой познакомились.

– Все! – решительно заявил молодой человек Васик и мотнул призрачной копной волос. – С меня хватит. Рассказывай, Ольга, что тут без меня произошло. А то я ни хрена не понимаю… Тащился к тебе из больницы, застал наконец дома, думал, что ты мне наверняка поможешь вернуться в родное тело, а ты… Ты даже не помнишь, кто я такой…

Я пожала плечами.

– А что я могу поделать, – сказала я, – если не помню…

– Та-ак… – как-то зловеще протянул молодой человек Васик и зашагал по гостиной, явно о чем-то глубоко задумавшись. Я с интересом наблюдала о том, как его голенастые ноги втыкались в кожаные подушки всякий раз, когда он проходил сквозь диван. Нет, странно все-таки, что я не запомнила, как познакомилась с таким выдающимся человеком.

«А вдруг я сошла с ума? – внезапно подумала я. – Вдруг этот призрачный… Васик – просто моя галлюцинация? Я ведь так переживаю сегодня из-за того, что Иван не пришел на свидание – у меня вполне мог бы быть нервный срыв… Он у меня и был, кстати – истерика и все такое. А на фоне нервного срыва – вполне могло бы быть временное помешательство. Пожалуйста – вот оно. В виде бесплотного парня с копной длинных черных волос на голове… Если сейчас выпить таблетку или сунуть голову под холодную воду, он исчезнет?»

– Так! – воскликнул Васик, останавливаясь посреди комнаты. – Я придумал, что мы с тобой должны сделать…

Он гордо подбоченился, оперся локтем о стену и немедленно провалился сквозь нее к соседям справа. Истошный женский визг и звон разбивающегося стекла заставили меня поморщиться, но уже через секунду Васик поспешно выбрался обратно.

– Идиотка, – проворчал он, адресуя высказывание, скорее всего, соседке, которую только что до смерти напугал, – швырнула в меня стаканом. Хорошо, что мое тело в больнице осталось. А то бы стаканом по лбу – убила бы совсем… А это намного хуже. Интересно, а почему они меня видят? Никто другой же меня не видит… А-а! Это, наверное, из-за того, что я общаюсь с Ольгой. Наверное, исходящее от нее паранормальное излучение образует своего рода поле, в котором всякие… такие как я, становятся видимыми… Летают же в присутствии экстрасенсов банки и ложки… Впрочем, я в этом ни хрена почти не понимаю… Эй, ты куда?!

Этот крик застал меня на полдороге к ванной, и, испытывая какое-то странное смущение, я вернулась. Все-таки, это была чертовски реальная галлюцинация и избавиться от нее сейчас – значило бы почти то же самое, как если бы – прогнать гостя.

Допустим, но крайне невежливо.

– Я придумал, как привести тебя в чувство, – сказал призрачный молодой человек, – не знаю, что с тобой, но мне кажется – это поможет…

– Со мной все в порядке. Чего нельзя о тебя сказать, – заметила я.

– Ладно, – перебил меня продукт галлюцинирования, – это херня все… Помнишь, ты мне говорила, что можно быстро привести в порядок мозги, если войдешь в транс и как бы… посмотришь на себя изнутри?

– Я говорила эту чушь? – удивилась я. – Войти… куда?

– В транс… – немного растеряно проговорил Васик, – и посмотреть на себя изнутри…

– Если бы я не считала себя сейчас немного сумасшедшей, а тебя – своей галлюцинацией, – задумчиво проговорила я, – то подумала бы, что сумасшедший ты. Но как сумасшедшим может быть продукт галлюцинирования?

Васик открыл рот.

– Ты помнишь хотя бы о том, что ты – исключительной силы экстрасенс? – тихо спросил он.

– Я? – изумилась я. – Я – экстрасенс? Я что – похожа на Кашпировского?.. Нет, все-таки мне стоило сунуть голову под холодную воду. Или выпить таблетку…

Васик от удивления стал прозрачным.

– Я бы сам сейчас кое-чего выпил, – признался он. – Но не могу… Что с тобой, Ольга? Такое ощущение, что у тебя стерли всю память… Ты хотя бы помнишь о том, как поселилась в Москве?

Несколько секунд я напряженно вспоминала, разглядывая сквозь прозрачный живот Васика блюдца и фужеры на полочке серванта. Потом выговорила:

– Н-нет… Должна помнить, но не помню.

На самом деле – я не помнила ничего из своей жизни, кроме последний событий. А на всем остальном зияла громадных размеров черная дыра.

– Наконец-то ты поняла, что с тобой что-то не в порядке, – сказал Васик, внимательно наблюдавший за тем, как изменялось выражение моего лица.

Вдруг он вскрикнул и вскинул вверх бесплотные руки, похожие на два продолговатых клочка тумана.

– Вспомнил! – округляя глаза, прошептал он. – Когда я лежал в больнице, ко мне приходила Нина… Она много мне рассказывала – бесчувственному – о своей жизни. О том, как дядя Моня, про которого мы мне с Дашей говорили, погубил ее мужа Бориса… и еще многих людей. Она думала, что я не слышу ее… Просто говорила, как напевают вслух – чтобы хоть перед кем-то выговориться. Теперь я понял – вы ходили к дяде Моне, а он уже успел запудрить вам мозги. Даже тебе – Ольга.

– Ничего не понимаю, – искренне проговорила я, – какая Нина… Какой Борис?