Текст книги "Что снится вампирам?"

В спокойной и уютной обстановке Евгений позволил себе наконец расслабиться. Теперь его уже не волновали неизбежные, хотя и ненавязчивые расспросы графа – легенда была составлена и отрепетирована заранее. Он представил себя и Юлю женихом и невестой накануне свадьбы – недалеко от истины и красиво звучит! Профессию свою Евгений предпочел скрыть, назвавшись – тоже близко к истине! – программистом-математиком. Ему показалось, что Горвич был разочарован столь прозаическим ремеслом – вероятно, он предпочел бы увидеть у себя в гостях профессионального пилота, а не любителя.

– Профессионалы не допускают таких ошибок! – мрачно проворчал Евгений, не заботясь, поймет ли его Горвич. – Особенно, когда летают не одни…

«Даже это смущение и сознание своей вины будет тебе к лицу», – тут же вспомнились слова Юли. Возможно… И не исключено, что Горвич будет потом с удовольствием вспоминать об этой мимолетной встрече – но им-то надо совсем не это!

Юля по-прежнему почти не участвовала в беседе. «Какого черта, – раздраженно подумал Евгений, – ведь Горвич говорит на нашем языке! Могла бы помочь…» Однако Юля игнорировала все попытки вовлечь ее в разговор, и Евгению поневоле пришлось изображать светскую любезность, не зная, как реагирует Горвич, не понимая, толком, как вести себя… и надеясь на везение и разумность составленного плана!

…Приглашение прозвучало, когда Евгений уже перестал надеяться услышать его. Уже приехали пограничники, требовалось выйти к вертолету, и граф – изумительная любезность! – сам пошел провожать гостей и предложил помочь «с выяснением отношений». Евгений, не в силах удержаться, снова разглядывал во все глаза непривычную обстановку замка: вряд ли он увидит это еще когда-нибудь! И тут же как бы между прочим Горвич заметил:

– Я вижу, вам понравилось здесь. Что же, если у вас скоро медовый месяц… почему бы вам не провести его у меня в гостях? Честное слово, я буду рад снова видеть вас…

* * *

…По правде говоря, Евгению очень не хотелось везти Юлю в страну замшелого католицизма! Пусть совсем ненадолго, пусть в гости к приятному человеку – все равно… Тем более, что Юля слегка развеяла иллюзии о «приятности» графа:

– Я понимаю, что граф тебе понравился… Но вот интересная деталь: семья Горвич – одна из самых богатых в стране, а наследник титула экскурсантов в замок пускает. Разве не странно?

– Ну-у… может быть, страсть к истории? Или просто маленькая блажь…

– Угу. Или бедность и скромный гостиничный бизнес. Кстати, ты обратил внимание, что замок выглядит далеко не роскошно?

Евгений не только не заметил, но и не представлял, как это можно заметить – если замок, конечно, не разваливается на глазах! Однако ясно было, что Юля имела в виду не столько состояние заброшенного северного крыла, сколько какие-то детали вскользь замеченной обстановки…

– Видимо, Горвич хочет быть независимым от родных, – продолжала Юля. – Но люди с хорошим характером не поступают столь резко! Они обычно находят компромиссы. Вот тебе одна неприятная черта…

– Их еще и не одна? – усмехнулся Евгений, начиная ощущать беспокойство: что еще сумела увидеть Юля?

– Да, не одна. Самое главное: увлечение Тонечки и Горвича было искренним. Другими словами, они были равны. Но не забывай, что у Горвича многое было от рождения, а Тонечка добивалась всего сама. То есть – это же совершенно ясно! – она сильнее и умнее Горвича, и вскоре после свадьбы это должно было выясниться. Социальные параметры сравнялись, остались только личные качества… и тут очевидное превосходство жены! Как по твоему будет себя чувствовать муж в этой ситуации? А? Вот то-то же!

– И это все ты увидела в его эманации во время нашего разговора?! – воскликнул Евгений. – Тогда понятно, почему ты все время молчала… Но что же, получается, он все время думает о Тонечке? Но тогда…

– Стоп! – решительным жестом перебила его Юля. – Ни о чем таком он не думает и о Тонечке каждую минуту отнюдь не вспоминает. Это просто логические выводы – и странно, что с твоим знанием психологии ты не подумал об этом раньше!

Евгений вздохнул, мысленно обозвав себя идиотом. Да, действительно, «этическую раскладку» можно было сделать еще до визита в замок – материалов имелось достаточно. И уж конечно ее следовало сделать теперь… Но нет, он легкомысленно предпочел полагаться на впечатления – причем именно в тех вопросах, где обладал очень слабой интуицией! Хорошо, хоть Юля предостерегла его…

Да, Горвич вполне может оказаться не таким уж приятным человеком и повести себя совершенно непредсказуемо – скажем, случайно узнав об истинной цели их визита! Но если так… Не слишком ли велик риск?

– Не вздумай только струсить и отказаться от приглашения! – то ли в шутку, то ли всерьез пригрозила Юля. – А то я поеду одна и скажу, что ты меня соблазнил и бросил! У чувствительного католика такая история должна вызвать просто пламенное сочувствие…

Евгений взглянул на Юлю и понял, что она действительно способна на такое. Да и вообще, можно ли останавливаться на полдороге из-за каких-то туманных опасений?! Нет, Евгений не собирался отказываться от приглашения Горвича, об этом он сказал Юле совершенно искренне, не боясь, что она уловит страх или неуверенность в его эманации…

И все же эмоции Юли по поводу предстоящей поездки раздражали Евгения: она радовалась так, будто это действительно было свадебное путешествие, а не расследование, которое неизвестно куда могло завести! Но надо отдать ей должное, она вспоминала о таких подробностях, о которых Евгений и не подумал бы никогда…

Например, свадебные фотографии, которые долженствовало показать Горвичу – Евгению такая мысль просто не пришла бы в голову, даже если бы эти фотографии действительно существовали! А так их пришлось делать в столичном ателье – в Сент-Меллоне о таком три года бы потом вспоминали! – придумав какую-то глупую историю о суровых родителях, моральном облике и прочей ерунде. Молодой фотограф, слушал юлин треп с таким выражением лица, что Евгению стало стыдно: человек всерьез сочувствовал выдуманным проблемам…

Потом она заставила Евгения заказать себе «послесвадебный костюм». Оказывается, к этой одежде предъявлялись какие-то особенные требования… ладно, пусть так, но Юля-то откуда их знала? Можно подумать, она всю жизнь общалась с аристократами!

– Во всяком порядочном романе герой шьет себе костюм, чтобы надеть на другой день после свадьбы. Ты просто не обращаешь внимания на такие мелочи… а зря: жизнь вообще состоит из мелочей!

– А тебе тоже понадобится специальное платье? – спросил Евгений, игнорируя философское замечание. – Или это касается только героев, а не героинь?

– Понадобится.

– Надеюсь, в обязательный комплект к нему не входят бриллианты или накидка из норки?

– Нет, это должно быть скромное вечернее платье. Как и полагается юной жене, еще не полностью осознавшей себя женщиной…

Нет, в этих тонкостях можно напрочь запутаться! Чем она все это видит, это уже даже не игра, это настоящая жизнь в чужом образе. Но будет ли Евгений достойным партнером в такой жизни?

– Слушай, – без особого энтузиазма поинтересовался он как-то, – может, ты меня еще манерам обучишь?

Быть другим он не сможет, но хотя бы казаться… Однако юлин ответ неожиданно обрадовал его:

– Абсолютно незачем: ты хорош «as is». У тебя же порядочность в глазах светится!

– Это у меня-то? – с сомнением протянул Евгений.

– Я же сказала: в глазах. В душу тебе заглядывать никто не будет… кроме меня, – подумав, уточнила Юля.

* * *

После суматохи сборов и нудных таможенных формальностей Евгений радовался возможности отдохнуть. Тем более, что комфортабельный лайнер позволял полностью расслабиться, полета в нем совсем не ощущалось – даже Юля через несколько минут отвернулась от окна.

Они не разговаривали: все, что можно, было продумано и обсуждено заранее – теперь оставалось только «растормозить интуицию», а в разговорах с графом ловить малейшие намеки и надеяться на везение…

Впрочем, одна маленькая зацепка у них была: магический перстень Тонечки по-прежнему хранился у Юли. Кристалл так и не перестал светиться, хотя после исследований в институте перстень никто больше не надевал. Наваждение, да и только! Причем объяснение, которое предложил Юрген, Евгения совершенно не удовлетворило.

– Я не знаю, можно ли быстро перестроить кристаллы усиленной эманацией, и не уверен, что фоновое «ощущение знания» настолько сильно, чтобы перстень мог светиться постоянно, – заметил он, когда Юля пересказала ему эту подозрительно простую версию. – Но даже если такое возможно, я все равно не верю твоему приятелю…

– Но почему? – радостно воскликнула Юля (она тоже не поверила Юргену!)

– Потому что Сэм должен был держать перстень в руках, когда услышал сообщение о твоей «гибели» – иначе кристалл не засветился бы, ведь так?

– Ну, так.

– А теперь представь себе: Сэм увидел, как ожил мертвый перстень Тонечки. Увидел своим глазами… Соображаешь?! Что бы он по-твоему сделал? Неужели оставил бы его, не взял с собой? А если бы даже и оставил – неужели никому ничего не сказал бы?!

– Ты со мной говоришь или с Юргеном? – поддразнила Юля.

Евгений смутился: он и сам не осознавал, что старая обида не забыта, а Юля видела его насквозь. Но дело было не только в обиде: таинственный перстень казался ему все-таки более серьезным, чем неправдоподобно простое объяснение Юргена…

В общем, беря перстень с собой в поездку, Евгений почти не сомневался: этот талисман еще преподнесет им сюрпризы! И как оказалось, не ошибся…

В аэропорту, пока они ждали посланную графом машину, Юле понадобилось достать кое-что из вещей. Она открыла чемодан, долго шарила в нем… и вдруг, приглушенно вскрикнув, стремительно выпрямилась, держа в руке перстень. Кристалл погас, снова стал мертвым и холодным – и это было еще более непонятно, чем его прежнее свечение!

– Я ничего не понимаю, – с отчаянием выдохнула Юля. – Только знаю, что не зря мы сюда приехали! – добавила она уже другим тоном.

Последний раз Евгений заглядывал в чемодан всего пару часов назад, но тогда они были еще в Сент-Меллоне. Что же случилось за время перелета, что так не понравилось перстню?

Впрочем, долго раздумывать было некогда – подошла обещанная машина. Правда, до конца путешествия было еще далеко: северная провинция, в которой находился замок Горвича не зря считалась глухоманью, ехать пришлось очень долго. Поначалу Юля и Евгений с интересом оглядывали окрестности, но вскоре устали. Евгений с тоской подумал, что в прошлый раз на вертолете они достигли цели в несколько раз быстрее, да и расстояние, которое пришлось преодолеть, было просто несоизмеримым! Увы, законные пути всегда длиннее прямых, тут уж ничего не поделаешь…

…В замок они попали только к вечеру. Граф уже ждал гостей, приветливо поздоровался с ними, поинтересовался, как они добрались.

– Благодарю вас, прекрасно, – не совсем искренне отозвался Евгений. – Хотя, честно говоря, я как-то уже отвык путешествовать по земле…

– Полезно изредка менять обстановку! – улыбнулся Горвич. – Хотя боюсь, сейчас, после такой дороги, вас даже замок не очень интересует… Ну, ничего, отдохните пока!

Он сам проводил гостей в приготовленные комнаты, показал внутренний телефон и звонок для прислуги и сообщил, что ужин будет через час.

Оставшись одни, Евгений и Юля без сил повалились на кровати. Впрочем, скоро Евгений сообразил, что если поддастся усталости и дреме, то проспит до утра, и безжалостно растолкал разомлевшую Юлю:

– Хватит спать! У нас еще будет время, а сейчас надо привести себя в порядок и вообще… соответствовать образу!

Юля недовольно поднялась, с отвращением раскрыла чемодан, чтобы достать костюмы к ужину и вообще разобрать вещи – и замерла: перстень Тонечки снова светился, и казалось, даже ярче, чем раньше!

Потрясенный Евгений только покачал головой:

– Да, если бы в аэропорту тебе не понадобилось заглянуть в чемодан…

– Ты что-нибудь понимаешь? – вздохнула Юля.

– Пока только одно, – Евгений развернул карту. – Вот, смотри: столица, Сент-Меллон, «Лотос», замок Горвича… все это находится на одной прямой. А вот аэропорт заметно в стороне от этой линии. Теперь же мы снова на нее вернулись… По-моему, это что-то значит! И еще… Помнишь, как странно вел себя вертолет, когда мы летели над горами? Его словно разворачивало, чтобы направить вдоль той же самой линии! Мне только хочется теперь узнать, прямая это или отрезок… надеюсь, у нас будет возможность попутешествовать по окрестностям!

* * *

Замок действительно выглядел неблестяще. Но, возможно, именно это делало его настоящим – не пародией на прошлое, а дверью в него. Юля сразу почувствовала мощнейшую ауру этого места. «Как же тут можно жить? – подумалось ей. – Как будто в двух временах сразу…»

Впрочем, сам Горвич явно гордился этим смешением. Утром, сразу после завтрака он предложил гостям осмотреть самую старую часть замка – галерею южной стены и сторожевую башню. Это оказалось маленьким спектаклем: они не пошли обычными коридорами, где быт мог вытеснить тайну. Горвич вывел их во двор, подвел к северному нежилому крылу, открыл вход в подвал – Юля испуганно отшатнулась, и граф, заметивший это движение, удовлетворенно заметил, что «там нет ничего страшного. «

Страшного там действительно ничего не было. Подвал был чисто прибран и явно использовался как склад – что именно там хранилось, сказать быть трудно: карманный фонарь в руке Горвича освещал только дорогу.

Потом подвал сменился самым настоящим подземным ходом – узкий сводчатый коридор со скрипучим деревянным полом уходил куда-то в темноту. Чувствовался сильный ток воздуха в спину – словно что-то специально подгоняло идущих…

Притих даже Евгений – не признаваясь самому себе, что испугался. Следовало представить себе заранее, сколько мрачных закоулков может быть в настоящем замке! Потеряться там может что угодно или кто угодно – последнее особенно настораживало. И при этом не исчезало ощущение какой-то нереальности происходящего…

Потом неожиданно из темноты вынырнули ведущие вверх каменные ступени, идущий впереди Горвич загремел ключами, распахнулась тяжелая кованая дверь – и перед ошеломленными гостями открылось уходящее вверх пространство. И узкая винтовая лестница…

– Что это? – воскликнула Юля, уже не в силах больше сдерживаться. – Что это?

– Сторожевая башня, – ответил вместо Горвича Евгений, и повернулся к нему: – Так ведь, да?

– Да, – кивнул тот. – С нее начинался этот замок. И не только замок…

Он имел в виду, что история страны в каком-то смысле тоже начиналась именно здесь – но Юлю как-то не приводила в восторг ни страна, ни ее история! И вообще, что хорошего в войнах… а для чего еще нужны сторожевые башни?! Но сила, даже уже ненужная, подчиняет, и Юля с невольной робостью поднималась по кованым ступеням (интересно, тоже тех времен или реставрированные?), словно боясь, что древние стены услышат ее непочтительные мысли…

С верхней площадки отлично просматривался весь замок, и Юля подумала вдруг: как хорошо, что многое здесь – уже только декорация! Подъемный мост никогда больше не отгородит это место от остального мира, и старинные орудия, украшавшие стену, тоже не способны быть грозными. Да, но ведь было здесь что-то такое, от чего убежала Тонечка… И Юле было искренне жаль подругу, которой приходилось жить в таком мрачном месте!

…Наконец они вернулись на средний ярус. Здесь все внутреннее пространство башни перекрывал крепкий деревянный настил, образовывая широкую площадку с двумя выходящими на нее дверьми. Евгений сообразил, что одна из них вела в южное крыло замка – его тянущиеся вдоль стены пристройки доходили до самой башни, и смотровое окно было расширено и превращено в дверной проем.

– Сюда можно было пройти прямо из замка, – улыбнулся граф, проследив взгляд Евгения. – Обычно мы так и делаем. Но подозреваю, что мой вариант вам понравился больше!

– А вторая дверь? – полюбопытствовал Евгений. – Судя по направлению, за ней должен быть проход к подъемному мосту…

– Да, – кивнул граф, – вдоль стены идет галерея, причем она ровесница сторожевой башни. Сейчас там висят фамильные портреты, а когда-то стояли котлы с кипящей смолой и прочие оборонительные «приспособления». Ничего не поделаешь: средневековье! – пожал он плечами, заметив, что Юля невольно поежилась…

…Они вошли в портретную галерею. Юля подумала, что где бы портреты ни висели раньше, сейчас место для них было выбрано идеально. Недостаток естественного освещения компенсировали искусно замаскированные лампы, создававшие «эффект закатного солнца». Ну, конечно, именно на закате в мистических романах начинали твориться всякие безобразия! Впечатляющий прием, ничего не скажешь…

Граф, подчинившись настойчивой просьбе Евгения, стал рассказывать о изображенных на портретах предках. Надо сказать, что делал он это мастерски – коротко, но с выразительными деталями, как будто сам был свидетелем того, о чем рассказывает. «Быть бы этому графу историком или писателем, цены бы ему не было! – рассеянно подумала Юля. – Впрочем, в университете он изучал именно историю… нереализованное дарование, так получается? Ох, не очень-то, похоже, счастливый человек Матиуш Горвич!» Юля опасалась несчастливых людей – они увеличивают количество зла в мире, иногда даже сознательно…

И тем не менее она внимательно прислушивалась к эманации Горвича, ожидая, как он прореагирует на вопросы о Тонечке – а что в галерее есть ее портрет, Юля не сомневалась. Да и Евгений явно не просто так завел разговор о предках графа! И вот все трое, медленно двигаясь вдоль стены от картины к картине, оказались наконец…

«Тонечка!» – едва не вскрикнула Юля: оказывается, она совсем не была готова вот так встретиться с ней глазами. Она вдруг ощутила внезапную смесь испуга, радости и какого-то странного успокоения – словно что-то в мире раз и навсегда заняло свое место…

Портрет был замечательный. Художнику – кто он, этот художник? – удалось уловить тот самый «взгляд в будущее», который так потряс когда-то Юлю. Тонечка сидела на низком диване, глядя прямо перед собой. Всегда бледное лицо казалось еще бледнее из-за лилового шелка платья.

Фон картины был темным, в духе старых голландцев, но сумерки были не коричневыми, а – опять же! – лиловыми. О художественных достоинствах картины Юля судить не могла, но психологом автор был отменным: окружавший Тонечку цвет удивительно гармонировал с ней, оттенял ее «потусторонний» взгляд, и вообще… Если бы не строгие каноны, существующие для фамильных портретов, то, наверное, на спинке дивана возле Тонечки сидел бы грустный гремлин. Юля готова была поклясться, что художник так или иначе знал о его существовании!

Она вспомнила, как сама впервые познакомилась с грустными гремлинами, игрушками тонечкиной магии… Тогда тоже была полутемная гостиная, тоже казались лиловыми сгущавшиеся сумерки – но только выглядела Тонечка неторжественно и неизящно. Теперь же, на портрете, таинственный и странный образ подруги обрел наконец завершенность и гармонию. Здесь Тонечка выглядела не просто красивой – прекрасной…

Юля ожидала услышать вопросы Евгения, но он молчал – видимо, боялся выдать себя. Но Горвич оказался тверже их обоих.

– Моя жена, – отчетливо сказал он, показывая на портрет. – Ее звали Антонина.

– Звали? – невольно переспросил Евгений.

– Она умерла, – еще более сухо пояснил Горвич. – Извините, я не хотел бы говорить об этом!

При этих словах Юля уловила в его эманации отчаянный, просто беспредельный страх… и обиду? Он обижался на Тонечку?! Ну, знаете ли! Или обида была все-таки не на нее?..

* * *

После устроенной в первый день «встречи с прошлым» Горвич больше не утомлял гостей древностью. Общения и разговоров было много – но разговоры эти не были серьезными. Граф беседовал с Евгением в основном о политике и автомобилях, а в отсутствие Юли – о любовницах. Кроме того, он с удовольствием расспрашивал о полетах на «Алуэтте», интересовался, легко ли научиться им управлять…

В общем, Горвич казался тривиальным до отвращения – и именно это выглядело странным. Юля не знала почему – выглядело, и все тут! Евгений был согласен с ней:

– Он как будто играет в «обыкновенного человека». Только вот зачем? Демократизм показывает?

– Ну, вот еще! – фыркнула Юля. – Демократизма ему и так хватает, зачем еще что-то демонстрировать? Нет, это другое…

– Мне показалось, – осторожно начал Евгений, – что он… завидует мне.

– ???

– Ну, ты обратила внимание, как он слушает рассказы о полетах? Между прочим, он же поначалу принял меня за профессионального пилота, помнишь? И даже огорчился, узнав, что я любитель…

– Возможно, – со странной интонацией сказала Юля. – Возможно, что и завидует. Не исключено, что он с детства мечтал стать пилотом, но что-то помешало… И вообще, для зависти порой находятся такие потрясающие поводы, никакой фантазии не хватит! Но я тебя вот в чем хотела предостеречь…

– Опять предостеречь?

– Именно. Очень уж ты стал симпатизировать этому графу! Смотри, Тонечка тоже вначале ему симпатизировала…

– Ну, знаешь ли, – Евгений не знал, смеяться ему или сердиться на такое заявление, – не могу же я общаться с ним, совсем ему не симпатизируя?..

Юля не ответила, но ее постоянные напоминания о возможной опасности и без того настораживали Евгения, не позволяли ему расслабиться. Да, но есть ли смысл в непрерывном ожидании неизвестно чего?!

– Пойдем займемся делом, – меняя тон, сказал Евгений. – Горвич уехал, любезно оставив мне план своих владений. Мы можем сами побродить по замку.

– Да, побродить… А прислуга?

– А что прислуга? Куда от нее денешься? Старайся только не очень демонстрировать им перстень!

Юля проворчала что-то насчет умных советов, которые трудно выполнить. Попробуй сделать что-то незаметно, когда в доме присутствуют три десятка человек с неизвестным тебе распорядком дня! А перстень внушал тревогу всем, видевшим его, и не стоило понапрасну тревожить людей. К тому же, кто знает – верят или не верят они в нечистую силу?!

Несмотря на осторожность, Юля часто ловила на себе не просто любопытные, но и откровенно подозрительные взгляды. Это беспокоило ее… и Евгений понимал, что месяц, предложенный Горвичем, им здесь не выдержать – надо будет придумать предлог и уехать раньше, пока не произошло чего-нибудь неожиданного.

А пока следовало узнать все, что можно. Например, почему свечение перстня заметно менялось – то усиливалось, то ослабевало, а несколько раз исчезло совсем! – когда они гуляли по замку? Юле казалось, что это происходит бессистемно, но Евгений так не считал. Он сделал копию плана, и нанес на нее некое подобие изолиний, соответствующих разной яркости свечения.

Получился продольный срез конуса, в вершине которого находился… ну, об этом следовало догадаться сразу: портрет в галерее. Ось конуса соответствовала направлению взгляда Тонечки, и дальше по этому направлению были горы, а за ними – «Лотос», Сент-Меллон и столица. Не прямая, не отрезок – расходящийся луч. И действительно, с самого начала было заметно, что в столице перстень светился слабее. Этот эффект приписали естественной зашумленности: большой город, масса электромагнитных излучений – а дело-то, оказывается, было не в этом…

– М-да, – сказал Евгений, закончив, наконец расчеты и убрав компас и карту, – это все, конечно, мистика, но какая-то до умиления логичная. Нам как будто хотят что-то сказать, но мы не понимаем…

– Ты веришь в бессмертие души? – спросила Юля.

– Верю. В это все верят, так или иначе. Даже самые ярые материалисты. Я много раз с этим сталкивался.

– С бессмертием души? – невинно спросила Юля.

– Ну что ж ты за вредное создание!

– Извини. Но если не смеяться, то станет совсем грустно: поводов достаточно. Кстати, тебе не становилось плохо, когда перстень гас? Я едва не падала: такое жуткое ощущение пустоты сразу появляется…

Евгений тщательно проанализировал свои ощущения: нет, ничего подобного. Конечно, эту реакцию Юли можно было отнести на счет ее впечатлительности, но с тем же успехом могло быть наоборот: Евгений ничего не почувствовал, потому что был слишком увлечен замерами.

Принцип Оккама говорит, что не следует привлекать новые сущности для объяснения фактов, пусть даже самых непонятных, и следование ему защищает от пустого фантазирования. Но когда ты точно знаешь, что новые сущности есть, этот принцип только сбивает с толку, никак не помогая выяснить, какая же именно новая сущность портит кровь экспериментатору.

В замке было нечто. В результате него возникли связи между вещами, никак помимо этого друг от друга не зависящими.

Сбивался с курса вертолет. Изменялось свечение перстня. Без видимой причины возникали эмоции у Юли. И все это происходило в явной зависимости от изолиний, расходящихся пучком от места, где висел портрет. Но интенсивность ЧЕГО обозначали они? Ведь перстень был только индикатором! Евгению казалось, что еще минута, и он все поймет, все встанет на свои места, еще чуть-чуть, и… Он взглянул на перстень, лежащий на столе совсем близко: тот светился так, что казалось, сейчас загорится.

– Что за черт?! – невольно воскликнул Евгений.

Вопрос был адресован в пространство, но ответила на него Юля:

– Тебе казалось, что ты «вот-вот все поймешь». Ощущение знания.

– То есть это моя эманация его зажгла?

– Ну, думаю, да… – Помедлив, ответила Юля. – Смотри, ты отвлекся, и свечение ослабевает. А ты действительно что-нибудь понял?

– Да нет, – вздохнул Евгений, – так, уяснил для себя кое-что, не больше…

– Вообще, согласно некоторым положениям буддизма, самоубийцы – если самоубийство было совершено не вовремя – на некоторое время становятся призраками.

– А как буддисты представляют себе призраки?

– Ну, как обычно, – пожала плечами Юля, – сознание без тела.

– То есть эти призраки невидимы?

– Как все астрально-эфирное, они исчезают при прямом взгляде. – Юля удивленно посмотрела на Евгения. – Ты же должен это знать, ауры так смотрят…

– Да, конечно… – Евгений ненадолго задумался. – А если оно астральное, то должно хорошо разбираться в снах, так?

– Разбираться в снах? – У Юли даже глаза заблестели. – Ты хочешь сказать, мы можем получить какую-то информацию через сны? Я правильно понимаю?

– Не знаю, – отозвался Евгений и неожиданно добавил: – Но если эта мистика хоть как-то одушевлена, то сейчас она должна взять на себя активную роль. Понимаешь? Стать инициатором нашего с ней общения, а не ждать неизвестно чего.

– Может, она ждет, пока мы поумнеем, – усмехнулась Юля.

– Это трудно сделать без встречных шагов. Мы и так сделали все, что могли, приблизились на минимально доступное расстояние, причем и фигурально и буквально.

– То есть ты готов с ней говорить?

– Это ты спросила? – Евгений быстро повернулся к Юле.

– Да… а что?

– Да так, ничего…

* * *

Думая о Тонечке, Евгений не мог не вспоминать Сэма. Не могли ли они встретиться еще здесь, до «Лотоса»? Маловероятно, конечно: слишком большая получалась нестыковка по времени. И хотя община, где жил Сэм, находилась недалеко от имения Горвича, возникла она уже после бегства Тонечки… Однако узнать хоть что-нибудь о погибших друзьях Сэма все же стоило!

Конечно, осторожность не позволяла Евгению завести прямой разговор об интересующем его предмете, но можно было сделать по-другому: он ведь знал, где находилась разгромленная община, и задал какой-то невинный вопрос о владельцах тамошних мест.

Увы, безрезультатно. Горвич рассказал, как показалось Евгению, решительно обо всем, кроме того, что нужно. Вообще, это было логично: постыдный эпизод, если разобраться! К тому же, для местной аристократии хорошим тоном стало полное непризнание любой мистики, и тому был резон: жить рядом с мистикой, не понимать ее, но при этом обращать на нее внимание – это же с ума сойдешь рано или поздно! Недаром ведь штат прислуги, как можно было понять из оговорок Горвича, обновлялся в среднем раз в несколько лет!

Что же заставляет графа жить в этом проклятом месте? Гордость? От такой гордости с ума можно сойти!

– Я его не понимаю, – сказала как-то Юля. – Провести всю жизнь в этой дыре с привидениями! Да я бы на его месте наняла управляющего и носа бы сюда не показывала чаще двух раз в год!

– Большинство так и делает. Но отнюдь не все, надо сказать…

– А как бы ты вел себя на его месте?

– Мне трудно представить себя графом и землевладельцем… но, пожалуй, я вел бы себя так же, как Горвич!

– То-то ты ему понравился! Он поэтому с тобой так и разговорился…

– Не сказав при этом ни слова о том, что нас интересует.

– У нас, согласись, специфические интересы! – усмехнулась Юля и неожиданно спросила: – А как ты думаешь, здесь действительно есть привидения?

Евгений удивился: что за вопрос!

– У нас даже начерчены изолинии их интенсивности! – ответил он.

– Интенсивность привидений, – с издевательской важностью произнесла Юля, – измеряется… вероятно, в привидунах. Или в привидиллах. – Она вздохнула и сказала уже нормальным тоном: – Я не об этом! Кто-то кроме нас это замечает?

– Да, – твердо ответил Евгений. – Еще как замечают. Но похоже, здесь строгое табу на подобные разговоры. И это даже странно…

– Действительно странно, – заметила Юля. – Ведь в каждом приличном замке, должны водиться привидения. Или вампиры. Ты читал «Вампиров» Олшеври?

– Да.

Юля отскочила к двери, замерла, входя в образ. Евгений неотрывно смотрел на нее: он понял, кого она собирается играть.

– Вот представь себе, – заговорила она, и даже голос ее неуловимо изменился. – К тебе входит молодая женщина, лицо ее прекрасно, правда, зубы чуть острей, чем нужно, но ты не замечаешь этого… – теперь Юля сделала несколько медленных шагов; казалось, лицо ее стало чужим, а зубы действительно заострились… – Она смотрит тебе в глаза, ты замечаешь, что лицо у нее очень бледное, тебе становится жаль ее… Ты хочешь сказать ей что-то ласковое, но не находишь слов, а только смотришь в глаза, ища что-то в ее взгляде… – Глаза Юли потемнели, стали почти фиолетовыми и манящими, как спираль бесконечности. – Там ничего нет, там только пустота и холод, но поняв это, ты уже не можешь вернуться… – Евгений не мог отвести взгляд от лица Юли, действительно, не мог вернуться. – А она подходит ближе, кладет руки тебе на плечи… – Евгений вскрикнул от прикосновения ее рук, казалось, сердце остановилось… что это? игра? или уже не игра? – Ты нравишься мне, – шептала Юля (или уже не Юля?). – Я хочу поцеловать тебя. – Ее губы вначале нежно, потом все сильней и сильней прижимались к шее. Что-то почти неосязаемое обволакивало Евгения, голова кружилась, но несмотря на подступающую слабость, возбуждение нарастало. Он сам обнял Юлю, почти вцепился в нее, опрокидывая на постель… Она оторвалась на секунду от его шеи, и тут же приливом горячей крови вернулись силы, но только на секунду. Ведьма властным жестом подняла руки, толкнула ладонями что-то невидимое, словно смыкая вокруг Евгения кольцо… – Ты не уйдешь от меня! – она произнесла это, как заклинание и Евгений снова упал в ее объятия, будучи не в силах сопротивляться, да и не желая этого… И снова губы на шее, высасывающие силы, но дарящие наслаждение…