Текст книги "Причеши меня. Твой текст. Редактура художественной прозы: от стиля до сюжета"

Еще один момент – замена «выматывала» на «вымотала», то есть процесса на результат. Согласитесь, его мы уже видим: сотрудники нахохлились, как воробьи, да и, судя по контексту, близятся каникулы. Так что осень всех, в принципе, «вымотала», и они уже пожинают последствия. Но поскольку дальше героиня описывает каждодневную картинку, где используются глаголы несовершенного вида («не поднимали», «приближался», «доделывать»), предложения оказалось вернее разбить. Как правило, привязанным к одному подлежащему сказуемым комфортно иметь одинаковый вид: либо совершенный, либо несовершенный. «Мыши плакали, кололись, но продолжали есть кактус». Если же вам захочется привести бедных животных к результату, желательно указание на «Господи, слава тебе, это кончилось!».

«Мы строили, строили и наконец построили!»

«Мыши плакали, кололись, но в итоге съели кактус».

Последний совет по синтаксису связан с причастными и деепричастными оборотами. Бесконечно нанизывать друг на друга или на тонкую смысловую ниточку можно не только придаточные предложения, но и эти симпатичные конструкции.

Я призываю уделять им больше внимания, а вот Горького – слушать умеренно. Иногда – например, в борьбе все с той же синтаксической монотонностью – они могут здорово вас выручить.

Я открыл дверь и вошел. Люда сидела у окна и вышивала. Вечер пах сиренью и веял ветерком.

Три подряд, казалось бы, почти безгрешных предложения. Ключевое слово – «подряд». Если мы вернемся в школу и проведем разбор, за который когда-то зарабатывали пятерки у доски, то сразу увидим: наши предложения – тройняшки. Простые, двусоставные, повествовательные, невосклицательные, распространенные да вдобавок украшенные однородными сказуемыми. Аккуратные, короткие. Придираться необязательно, можно оставить как есть, но я бы сделала так:

Открыв дверь, я вошел. Люда вышивала у окна. Вечер пах сиренью, с улицы веяло ветерком.

Правка минимальная, но получилось живее. В первом предложении мы потеряли лишний глагол благодаря деепричастному обороту, во втором – за счет очевидности (если вы хоть раз вышивали, то понимаете ведь, что это сложно делать стоя, да?), ну а третьему пришлось вырасти до сложного, потому что «вечер веял» все же конструкция спорная. Максимум можно написать «вечер дышал».

Возвращаемся к нанизыванию. Самые чудесные вещи, и конструкции в том числе, легко испортить перебором. Когда к одному причастному обороту в жарком объятии льнет другой, да еще и с причастием того же типа, я встаю на сторону Горького. Это змеиное шипение. И оно очень сложно читается.

Монгольфьер, поднявшийся в вышину, дышащую заоблачным холодом, медленно летел сквозь сгущающийся туман.

Смотрите, сколько шипящих. Субъективное восприятие может шепнуть нам, что для передачи атмосферы в корзине воздушного шара – тишина, промозглость, шум горячего воздуха – недурно. Что ж, может быть. А так?

Монгольфьер, поднявшийся в вышину, дышащую заоблачным холодом, оседающим на волосах изморозью, медленно летел сквозь туман, все сгущающийся и сгущающийся.

Ну признайтесь же, что есть проблемы. Лично мне было физически дискомфортно даже придумывать это предложение. Попробуем поправить?

Монгольфьер уже поднялся в заоблачную вышину. Медленно и тихо он летел сквозь туман, все сгущающийся и сгущающийся. Холод оседал на волосах изморозью.

Возможны и более щадящие варианты и даже варианты без разбивки. Но я предоставлю их поиск вам, а сама только призову быть осторожными. Змеи и гуси нравятся не всем, но если они нравятся вам, ищите к ним свой подход.

Деепричастных оборотов касается то же, но в их случае я сталкиваюсь с другим нанизыванием. Его я называю шашлыком: когда к бедному глаголу деепричастный оборот или голенькое деепричастие крепится и справа и слева. Получается целый шампур действий, причем не всегда понятно, какое и за каким идет.

Устав от бесполезной драмы, я отвернулся, подумав о том, какой же он все-таки душный, этот Киса.

Он сначала устал, а потом отвернулся? А подумал он в какой момент? Одновременно с тем, как отворачивался, или перед этим? Такие конструкции в редактуре часто остаются без внимания, а зря. Можно сделать еще неоднозначнее:

Устав от бесполезной драмы, я отвернулся, думая о том, какой же он все-таки душный, этот Киса.

Здесь бонусом к шашлычку мы (не всегда, но часто) получаем нарушение видо-временной связи. Повторюсь, к этой ошибке относятся щадяще, а еще она страшно приставучая, иногда я ловлю ее и у себя. Но давайте попробуем ее победить?

Устав от бесполезной драмы, я отвернулся и подумал: «Какой же он все-таки душный, этот Киса».

Это, скажем так, лайт-вариант. Но если мы хотим дополнительного спецэффекта – окончательно «растворить» стенку между читателем и персонажем, – можно написать:

Устав от бесполезной драмы, я отвернулся. Какой же он все-таки душный, этот Киса.

Не каждую мысль персонажа можно подать этим приемом, но некоторые – очень даже. Ведь, если предыдущий диалог вы покажете интересно и ярко, читатель и сам подумает про загадочного Кису: «Боже, ну и душнила!»

В заключение согрешу самоповтором: синтаксис – это лес. Сломать в нем ноги даже проще, чем разбираясь с коннотациями и словесным мусором. Но на самом деле допустимого в синтаксических конструкциях куда больше, чем в лексических; серьезные ошибки можно посчитать играючи, а ключевое правило одно.

Старайтесь, чтобы вас понимали. И чтобы для этого не приходилось прилагать титанические усилия. А красота придет с опытом.

Приложение 1. Филологическая анатомия. Пять общих законов, по которым живут язык, речь и стиль

Из-за своей могучести русский язык многим (даже среди его носителей!) представляется каким-то чудовищным диплодоком с зашкаливающим количеством костей и мышц. Ну правда, это же сколько в нем «но», «если», «а еще»… вы-учить можно, а понять? Да еще что-то новое вечно вылезает! Но пришло время филологической правды. Хаоса в русском языке – да и любом другом – куда меньше, чем порядка. В конце концов, это тоже организм, просто очень большой.

И функционирует, и развивается он по ограниченному количеству законов. Более того, эти законы просты и подсознательно ясны нам всем, они помогают с языком работать, пополнять речевой и писательский арсенал. Они же источник наших ошибок. Об этих законах мы и поговорим. И если вы осмыслите их, запомните и начнете применять осознанно, они проложат вам путь к чудным открытиям.

Базовый закон развития языка – закон системности. Мы никогда не знаем, как наше слово отзовется, но еще меньше знаем, что с ним станется, допустим, десять лет спустя. Если оно, например, приобретет новое значение, за этим последует целый комплекс изменений на иных уровнях. Слово может перестать или, наоборот, начать образовывать другие части речи, расстаться с нейтральной коннотацией, потерять или обрести множественное число. Например, компьютерные технологии похитили «мышь», но выражений вроде «мышиная клавиша» или «мышиный шнур» не появилось. Мышиными могут быть только помет, писк и так далее. Зато «мышка» в значении гаджета, а не милого зверька приобрело нейтральную коннотацию, расставшись с ласкательностью. Слово «токсичный», перейдя в сферу популярной психологии, получило отчетливую негативную коннотацию, хотя как термин из естественных наук нейтрально.

Закон работает и на более глобальных уровнях. Позволив существовать таким двусмысленным конструкциям с инфинитивами, как «казнить нельзя помиловать», человечество щедро отсыпало им знаков препинания; запутавшись в склонении некоторых существительных в винительном падеже, задействовало жесткую фиксацию порядка слов (в предложении «Ночь несет смерть» понятно, кто и кого несет, исключительно благодаря ему). Человечество любит понятность. Закон помогает нам трансформировать язык по принципу домино. «Если где-то что-то поменялось, то где-то что-то поменяется еще».

Какими ошибками нас это одаривает? Мы не всегда понимаем, что одно изменение влечет другое. Просто взять слово и начать его употреблять в несвойственном значении нельзя, равно как нельзя и перенести новые функции слова, изменившего значение, на его «предка». В современном мире «пираты» – уже не только морские разбойники, но и любители бесплатных книг, фильмов и компьютерных программ. По мере того как это значение укоренилось в языке, от него родился разговорный, но навязчивый глагол «пиратить». В контексте ИТ-статьи слово чудо как хорошо, а вот «Джек Воробей спиратил сокровища» сказать все же нельзя.

Какие возможности этот закон нам дает? Во-первых, ясность и поле для экспериментов. Понимание, что любые изменения в языке затрагивают разные его стороны, помогает нам как избегать путаницы, так и образовывать яркие языковые мутации. Мы обогащаем словарный запас (например, получили прилагательное «сетевой», которое было не в чести, пока сеть оставалась только рыболовной) и не путаем теплое с мягким (например, зная, что «пекарня» и «булочная» – синонимы только в смысле места, где можно купить хлеб, но не в жаргоне хакеров, у которых «пекарня», и только она, – это «персональный компьютер»).

Наконец – это главное! – именно закон системности помогает нам делать грамотную литературную правку. Его всеохватность заметна в большинстве примеров редактуры, которые я приводила выше. Там практически нет предложений, где я бы просто заменила одно слово другим или удалила. Почти везде что-то перестроено, разбито, поменяно местами. Прилагательные становятся существительными, глаголы – причастиями и так далее; приходят и уходят предлоги и местоимения. Примерно так выглядит правка большинства опытных редакторов. И это не потому, что нам нравится жестоко кромсать текст (хотя кому-то нравится). Просто закон системности работает не только на уровне развития языка, но и там, где мы уже им пользуемся.

Нередко, поправив одно слово, мы понимаем, что потеряли важный смысловой оттенок, и пытаемся вернуть его другими способами; породили повтор – и надеемся его убрать, сменив формулировку; что-то сделали непонятнее – и должны прояснить. Неопытный или невнимательный редактор и автор, не отслеживающий таких взаимосвязей, порой сталкиваются с тем, что правка плодится бесконечно, а лучше текст не становится. Но стоит увидеть в языке систему, поняв, например, что не каждое существительное можно просто заменить местоимением, – и философский камень ваш.

Закон экономии (языковых и речевых усилий) – наш прагматик, который читал Адама Смита. Именно благодаря ему во фразе «Все сидят в тиктоке, и Сережа тоже» нет второго глагола. Закон напоминает: «Повторы не нужны, если все и так понятно». Он же закатывает глаза: «В XXI веке говорить предложениями по пять-шесть строк могут в лучшем случае пожилые преподаватели, в худшем – нудные душнилы, в крайнем – кто угодно, но под водку. Больше пауз, приятель. И диалог вот этот длинный подсократи». Он же предлагает нам придумывать аббревиатуры, забавные короткие клички для друзей и максимально резать все, что может быть порезано, превращая «Сбербанк» в «Сбер». Какими ошибками он нас снабжает? Попытки сказать все как можно короче приводят и к избыточной парцелляции, и к тяге максимально урезать описания и красивости, упростить речь героев (без учета возраста, статуса, культурного бэкграунда), скорее «передать смысл». Такой вот интересный товарищ, примерно как диета: если не перебарщивать, прекрасно, а вот если увлечься, останется один скелет.

Закон аналогии – самый плодовитый и веселый, он вызывает сердитые споры в двух лагерях: «строгие нормы, ясность и благозвучие» vs «гибкость, живость, широкая репрезентация и отклик на повестку». Если коротко, закон аналогии – убежденность носителей языка, что если что-то можно одному слову, то, значит, можно и второму, особенно если оно созвучно и обладает похожими морфологическими характеристиками. Или что слово это имеет совсем не то значение, какое на самом деле, потому что… да потому что видно же!

Мой любимый пример второго варианта – ребенок, который искренне уверен, что левша – это самка льва, а баранка – овца. Первый же сценарий мы наблюдаем в больших масштабах прямо сейчас, пока право на жизнь отвоевывают феминитивы. Такие слова, как «редакторка», «детективка», «фотографиня», родились и продолжают рождаться именно по закону аналогии, уже хотя бы потому, что это наиболее простой способ словообразования: дать «автору» суффикс – к-, ведь его уже дали «журналисту». У слов одно склонение, один род, и оканчиваются оба на согласный. Хорошее поле для трансформаций, учитывая разнообразие в языке «женских» суффиксов.

Какие ошибки провоцирует этот закон? О, огромнейший спектр, от этических до стилистических. Мы можем образовать глупое или отвратительное слово и кого-то обидеть, хотя вроде собирались проявить уважение (представьте себе «следовательку» или «критичку»). Мы можем делать нелепые ошибки, ведь похожее слово пишется иначе (я обожаю ляпать «светопреДставление», за что мои корректоры справедливо побивают меня каменьями). Или мы получаем странных монстров типа «скрипя сердцем» (хотя скрипим мы зубами, а сердце вынуждены скрепить) и спорные выражения вроде «целовать в кончик рта» (хотя более традиционно – «край» или «уголок»). В обоих случаях мы строим аналогию, смешивая два похожих выражения или задействуя синонимы.

Что этот закон нам дает? В паре с другим законом, традиции, – мощные возможности для словотворчества. Используя свежие корни и старые суффиксы, мы нарекаем новые профессии и явления. Приумножаем мемы, уцепившись за прикольную конструкцию. И выходим на совершенно иной уровень, сочиняя, например, ругательства и молитвы для фэнтези-миров, где нет чертей и богов и правильнее сказать: «Раздери тебя Бармаглот!» или «Храни вас озерный дух!». Закон аналогии развязывает нам руки. Ведь, зная, что он есть и надежно зафиксирован в учебниках, творить еще приятнее.

Что такое закон традиции, кажется, уже понятно из контекста: это мрачный консерватор, придерживающий предыдущего товарища за шкирку и периодически возмущенно рыкающий ему «Нельзя!». Упрощая предельно, это языковая фиксация, любая, от намертво прилипших к тем или иным гласным ударений (все-таки звонит!) до идиоматики (хотя, казалось бы, какая разница, чем мы скрипим, зубами или сердцем?) и порядка слов («собака бывает кусачей» – норма русского языка, «кусачей бывает собака» – норма мастера Йоды). Закон традиции также отвечает за многие коннотации: например, за четкое понимание, что «авторша» – это оскорбительно, а «генеральша» и «аптекарша» – просто жены генерала и аптекаря соответственно, и, так или иначе, этот суффикс не сварит каши именно с профессиональными феминитивами, да и вообще какой-то он неблагородный, фу.

Зачем закон вообще нужен? Чтобы хоть что-то на свете считалось ошибкой и изменения языка не направлялись кто в лес, кто по дрова. Это тормоз, предохранитель и фильтр. Закон традиции, пожалуй, основательнее собратьев поселился в нашем подсознании. Именно он подсказывает нам, что мы родили абсолютно неблагозвучную или инородную конструкцию, он напоминает, что в словотворчестве тоже есть предел. Власть его, кстати, хрупка – особенно там, где книжная речь, подкрепленная многовековым литературным наследием, сменяется разговорной. В ней языку все труднее регулировать новые явления, они появляются каждый день, и каждое просит терминов. Эти два потока стоит четко различать: что хорошо в диалоге тиктокеров, вряд ли подойдет для темной академии в антураже Бестужевских курсов. Закон традиции вам о том напомнит.

Бодаясь, книжная и разговорная речи образуют последний закон – антиномии. Тема глубокая, лежит – страшно сказать – на стыке философии и филологии, и вдобавок у антиномий есть классификация. Мы в нее углубляться не будем, это разговор на целую книгу. Просто для примера:

– Хочу пожелать боссу «сбычи мечт», раз могу сказать «сдача карт», почему мне нельзя?

– Да нет таких слов, умник, нет, и все, желай: «пусть мечты сбудутся».

(Антиномия узуса, то есть системы как таковой, и норм употребления: они диктуют, что у некоторых слов есть не все формы.)

И в том числе то самое:

– Эти феминитивы фу, они же уродуют язык!

– Прогрессивная общественность считает иначе.

(Антиномия личного и общественного.)

Запоминайте анатомию нашего диплодока, и работать с ним будет намного проще!

Приложение 2. Визуально красивый текст

Хорошее причесывание стилем не ограничивается. И сюжетом (о нем мы начнем говорить совсем скоро) тоже. Есть еще одна вещь, которую мы можем сделать лучше до того, как текст попадет к редактору или читателям в Сети, – это его оформление.

Конечно, если ваша история станет бумажной книгой, издательство – в частности, корректор – позаботится о том, чтобы текст выглядел надлежащим образом. Да и некоторые интернет-площадки предоставляют базовые опции форматирования. И все же лучше, если о таких вещах вы позаботитесь лично, заранее. Тем более что в оформлении художественной прозы есть кое-что, чего искусственный интеллект, даже самый продвинутый, за вас не исправит. Пойдем от простого (того, в чем вам поможет умная машина) к сложному (тому, для чего придется выучить несколько правил). Но обещаю: даже самое сложное не будет по-настоящему суровым.

Общий вид страницы. Технические опции

Текст в книжках, как правило, выровнен по ширине, а каждый абзац начинается красной строкой. И первое и второе делается через меню «Абзац» редактора Word; для тех же целей там есть линейка (прямо над листом) и кнопки выравнивания. В других программах все устроено похожим образом.

Для сетевых публикаций возможен чуть иной вариант оформления: когда красных строк нет, но каждый абзац отделен от предыдущего небольшим отступом.

Как делать точно не надо?

• Выравнивать текст по правому краю или по центру.

• Ставить между словами больше (или меньше) чем один пробел.

• Отбивать пробелами красную строку.

• Забывать пробелы после знаков препинания.

• Ставить пробелы перед знаками препинания, любыми, кроме тире.

Интервалы между частями. Флешбэки

Ничего нового, но в книгах большие (или даже не очень) части глав отделяются астерисками, или, говоря проще, звездочками.

* * *

Вот так. Звездочки выравниваются по центру. Они помогут вам обозначить:

• временной интервал между частями и смену локации (год, месяц, час, да даже время, за которое персонажи покинули бар и вывалились на улицу);

• переход повествования от одного персонажа к другому, от автора – к персонажу и так далее. Такие вещи ни в коем случае не стоит оставлять монолитом;

• флешбэки, то есть экскурсы в прошлое героя. До недавнего времени хорошим тоном считалось просто отбивать их пустой строкой и выделять курсивом. Это тоже решение, особенно если ваш флешбэк разрывает главу посередине. Но размер имеет значение: большое количество курсивного текста на две, три, четыре страницы читать некомфортно. И здесь звездочки нас спасают.

Они ставятся комбинацией Shift + 8.

Последнее о флешбэках: еще один вариант их отбивки – пустая строка и фраза вроде «Двадцать лет назад». Но он не подойдет, когда жесткая дата не имеет значения или когда ее важно от читателя скрыть. Еще можно сочинить для флешбэков яркие подзаголовки типа: «Когда деревья были большими», «За секунду до взрыва», «Шепот прошлого» или «Пока я была юна и хороша собой». Фантазии и терпения на такое хватает не у всех, но порой решения получаются интересными.

Длинные тире, короткие тире и дефисы

Длинные тире в русскоязычном тексте ставятся:

• В оформлении диалогов: в начале реплики и при переходе к словам автора.

– Ну и что это за фигня? – строго спросил он.

– Колбаса ожила, шеф!

• Между подлежащим и сказуемым, а также между любыми словами в предложении или его частях.

– Ожившая колбаса – это какая-то ересь!

– Нет-нет, шеф, не поверите нам – колбаса вас сожрет!

Длинное тире можно найти в меню спецсимволов программы Word («Вставка» – «Символ»). А можно набрать код длинного тире 2014, а затем нажать комбинацию Alt + X (Х латинская!). Как только вы им разживетесь, советую настроить в специальном меню автозамену: например, пусть два набранных дефиса сами превращаются в длинное тире.

Короткое тире в русскоязычном тексте ставится между числами и не отбивается пробелами. Оно тоже есть в специальных символах, а его волшебный код для комбинации Alt + X – 2013.

Дефис доступен вам на клавиатуре. Ставится он между частями слов.

О боже, колбаса-убийца!

Как делать не надо? Использовать короткие тире вместо длинных и наоборот.

Как исправить все быстро и в один клик? Воспользуйтесь функцией программы Word «Найти» – «Заменить», только не забудьте в строке «Найти» отбить ваши многострадальные неправильные тире пробелами. Иначе замена сожрет ваши дефисы. Ей все равно, она вечно голодна и всеядна.

Диалоги, мысли, прямая речь

Каждая реплика диалога начинается с новой строки, с заглавной буквы, а перед ней ставятся длинное тире и пробел. Тире между репликой и словами автора отбивается пробелами уже с обеих сторон. Слова автора после реплики пишутся со строчной буквы, если начинаются каким-нибудь «говорильным» глаголом: сказал, спросил, удивился, рассмеялся и т. д.

– А что же нам с ней делать? – встревоженно поинтересовался шеф.

Если слова автора стоят перед репликой, то после них ставится двоеточие, а далее – диалог с новой строки.

Я подошел, критически оглядел бегающую по комнате колбасу и вынес вердикт:

– Резать к чертовой матери. И возможно, есть.

Если слова автора стоят в середине реплики, то они с двух сторон выделяются тире и пробелами. Продолжение реплики пишем с заглавной буквы, если оно является самостоятельным предложением.

– Как же резать? – задумался шеф. – Она ведь… живая.

Слова автора, не подразумевающие «говорение», тоже могут начинаться со строчной буквы, но только если разрывают цельную реплику. Вот так:

– Шеф, вы подумайте, что, если, – колбаса, рыча, попыталась впиться зубами в мою ногу, и я отпрыгнул, – она какая-нибудь инопланетная или одержимая?

Но все же в большинстве случаев, если после реплики персонаж что-то делает, его действие мы пишем уже с заглавной буквы. И следующую реплику лучше тоже начать с заглавной. Впрочем, это не строгое правило, просто вопрос необходимости.

– Не смей ее обижать. – Шеф любовно прижал брыкающуюся колбасу к себе. – А то я тебя сам обижу.

Колбаса довольно заурчала.

(А это уже о том, что лучше не перегружать диалоговую реплику и как можно скорее перепрыгивать на новую строку.)

Конец истории. Ну и в заключение – совсем немного о прямой речи вне диалогов и о мелькающих в голове персонажа мыслях. Они оформляются одинаково: кавычками-елочками. А система длинных тире используется там примерно так же, как в диалогах, за исключением начала реплики или мысли. Именно там вместо тире с пробелом мы видим первую кавычку.

«Шеф свихнулся, – подумал я опасливо. – Лечиться надо».

Кавычки

Доминантные в русском языке кавычки, необходимые для мыслей, прямой речи, названий кораблей, издевательских замечаний и прочих бесценных сокровищ, называются «елочки». Ставятся они комбинацией Shift + 2. Если же внутри них вам нужно закавычить что-то еще, на помощь придут «лапки», которые выглядят вот так: “…”. Открывающая «лапка» ставится набором кода 201e и последующим нажатием Alt + X, а закрывающая – так же, но кодом 201c.

«Ну точно псих, – продолжил думать я. – Отдохнуть бы ему в какой-нибудь “Башне дураков”».