Текст книги "Странствия по мирам"

Ну а те, кто привык жить грабежами, так грабежами и жили – для них ничего особо и не поменялось, только теперь украсть можно было побольше.

И тут один из самых ловких приказных, дослужившийся при новом князе из начальников охраны до первого княжеского помощника, стал внушать правителю:

«У нас в Арконе, князь, недовольство зреет. Гнать тебя, батюшка, взашей хотят. Вспомни, как с прежним-то управились… Ты бы, князь, лучше своей волей ушел, по-доброму – поди пожил уже всласть, всего достигнул, чего желалось. А то ведь чего не бывает, сам, поди, знаешь. Не доводи народ до греха. Ты уйдешь, батюшка, народишко злобствовать перестанет, покой наступит, благолепие… А уж я заместо тебя тут на престоле посижу покуда, чтобы княжеская власть не прервалась. И недовольных окорочу, мне-то оно не впервой».

Не то со страху, не то с перепою, но князь согласился… Вышел на соборную площадь, повелел ударить в вечевой колокол и, как только народ сбежался, объявил:

«Вот вам, граждане Арконы, новый князь. Можете его выбирать. Он вообще-то хороший, он вас не обидит».

Народ почесал в затылке. Старого князя любили далеко не все. И слушаться его распоряжений многие не желали даже в лучшие времена. Но не только покорные, но и оппозиционеры подумали: а может, новый князь и впрямь получше будет? Старый-то уж больно надоел. Ладно, новый так новый! И вроде того что выбрали…

Одной из первых акций нового князя, как только он пришел к власти, была легализация воровских шаек, и это считалось величайшим вкладом в функционирование громоздкой машины государственного управления. Принимая такое решение, князь рассуждал довольно логично: раз преступность является неизбежным злом, искоренить которое никому еще не удавалось, так пусть она будет организованной. Ворам было предложено выйти из подполья, перевести свою работу в цивилизованное русло и не превышать установленный лимит преступлений.

При такой постановке вопроса князь рассчитывал, что сможет прогнозировать ситуацию, а главное – значительно пополнит свою казну, обложив преступный элемент данью. Чтобы никому из воровского сообщества и в голову не пришло увиливать от новых правил, парочка известных воровских воротил, неуважительно отозвавшихся о начинаниях князя, подверглась гонениям, а остальные стали значительно более сговорчивыми.

В итоге все остались довольны. Главарям воровских шаек понадобилось на удивление мало времени, чтобы понастроить себе теремов, нашить красных кафтанов с гербами и научиться проводить время в роскошных трапезных вместо темных и душных вертепов, собираться в которых никто особо и не любил. К тому же очевидная реальность заключалась в том, что воровское сообщество контролировало преступность лучше, чем это получалось у городской стражи и Сыскного приказа. Так что в итоге даже зажиточные горожане не стали роптать, хотя каждый из них по-прежнему рисковал быть ограбленным.

– Князь наш – идеалист. Народ его обожает. Став правителем Арконы, он с головой ушел в самообразование, – гордо объявил боярин Вышата. – Никто никогда не объяснял ему, как править, поэтому он вынужден был доходить до всего своим умом. Ко всему прочему он подумал, что подданные должны относиться к правителю с большим уважением, и повелел титуловать себя великим князем…

– Что ж, некоторые рождаются великими князьями, другие этого добиваются, – заметила Маргарита. – Но самому объявлять себя великим – это, знаете ли, заявка… Невольно задумаешься, что князю не чуждо тщеславие, вот он и назвался великим. Причем звание генералиссимуса или отца родного, к примеру, звучит ничуть не хуже.

– Про генералиссимуса мне, госпожа, неведомо. А вот про отца родного подумать бы надо! Эй, писец, ну-кася, запиши предложение – именовать великого князя отцом родным для народа нашего. В четверток на заседании боярской думы как раз и оглашу. Мысль плодотворная. Князю надо отдать должное, а то он так или иначе возьмет это должное сам.

ГЛАВА 22

Слушая рассказ старого боярина, Маргарита невольно ловила себя на мысли, что история Арконы ей что-то смутно напоминает. И даже легко догадаться, что именно. И даже не совсем смутно. Как говорилось в одном старом анекдоте – хоть и непохоже, а одно и то же.

Что попишешь, путешествия и вправду развивают кругозор. Прежде Маргоше даже представить было сложно, что существует альтернативный мир, самостоятельно ищущий свой путь и при этом повторяющий метания ее далекой родины…

– Нам без князя нельзя, – говорил между тем Вышата. – Нам надо быть начеку. И чтобы вождь был сильный. Ты, поди, уже слышала, что неподалеку отсюда, в горах, обитают медведи. Очень необычные медведи… Они живут семьями.

– Ну в этом, наверное, ничего необычного нет, – рассеянно сказала Маргоша, отвлекшись на собственные мысли.

– Но они живут в домах…

– В домах?

Вот это уже и вправду было необычно.

– Да. Причем дома добротные, крепкие и чистые. Но и этого мало – медведи занимаются… домашним хозяйством. Представь, как трудно живущим по соседству людям!

Только тут Маргарита поняла, что болтливый боярин говорит о беоритах – ее ведь предупреждали, что между арконцами и беоритами существует вечная вражда. Но чтобы не выдать Беорфа, пришлось делать вид, что ей совсем ничего не известно:

– А что за трудности у этих людей? Разве медведи отказывают соседям, когда те приходят одолжить чашку сахара?

– Кому может прийти в голову дурная мысль отправиться к медведям и по-соседски что-то одалживать? – поразился Вышата. – Тем более медведи предпочитают мед, а не сахар… Сахар у нас, госпожа, больно уж дорог: его доставляют с дальних островов, где произрастает сахарный тростник.

– А вы не пробовали выращивать сахарную свеклу? Впрочем, об этом потом. Что касается медведей, я полагаю, с ними можно найти общий язык и подружиться, если они разумные существа… Арконцы производят впечатление людей с высоким духовным уровнем, способных установить мирный контакт с другими племенами.

– Подружиться?! – вскричал Вышата таким тоном, словно ему предложили продать в рабство его любимого сына. – Да что ты, госпожа! Медведи же с костями всех сожрут. И ничего не останется, кроме духовного уровня.

«Как все запущено!» – припомнилась Маргарите популярная в ее мире фразочка, пущенная в оборот экс-кавээнщиками, подвизающимися на телевидении.

Тут распахнулись высокие двустворчатые двери, и княжеский тиун в красном кафтане важно произнес:

– Великий князь Путята!

Князь вошел со всей возможной величественностью, которую правитель Арконы должен был демонстрировать иностранцам для поддержания престижа княжеской власти.

Но на его лице мелькало своеобразное выражение. Такое бывает у сотрудников спецслужб во время выполнения особо важного задания. Но раз уж он начинал свою карьеру в Тайном приказе, то понятно, почему старые въевшиеся привычки так и не ушли из его обихода. Как говорили в России в прежние времена, жандарм бывшим не бывает…

Князь мгновенно оценил, что свита новоявленной Царевны Лебеди представляет значительно меньший интерес, чем сама Царевна, хотя для сбора оперативной информации не помешает позже заняться разработкой каждого из прибывших в Аркону – сравнительный анализ полученных сведений может дать неожиданный и интересный эффект. Конечно, князь облекал свои мысли в иные слова, но суть от этого не менялась.

Перекинувшись с Маргаритой несколькими невинными фразами, князь решил, что пора устроить колдунье небольшую проверочку – надо же убедиться, что не самозванка залетела на его благословенный остров. Сверля гостью взглядом матерого контрразведчика, князь вкрадчиво сказал:

– Царевна, мы хотим попросить тебя совершить какое-нибудь чудо. Хотя бы небольшое. Пойми, это не от недоверия к твоим силам, просто было бы желательно подивиться твоему мастерству.

Маргарита решила, что в такой просьбе нет ничего противоестественного. Даже если князь ей и не доверяет, это его право. В конце концов, правитель должен быть осмотрительным. Хотя нельзя сказать, что оказаться в роли испытуемой было приятно.

Что ж, если князь желает устроить ей проверку, она ему не откажет. Здесь, в Арконе, она чувствовала такой прилив магических сил, какого не испытывала ни в хваленом Камелоте, ни тем более в Москве. Что ни говори, а славянские земли обладают особой энергетикой, как бы порой ни раздражали нравы их обитателей.

Она сняла со своего ожерелья маленькую продолговатую подвеску, и в ее руках оказалась волшебная палочка. В отличие от красивых и изящных палочек, используемых чародеями и феями в фильмах (особенно в голливудских), эта палочка, завещанная Маргоше бабушкой, была грубой и чисто функциональной. Но работала безотказно.

Взмахнув палочкой, Маргоша превратила четыре бесформенные тумбы, стоявшие в углах зала, в большие вазы, полные свежих роз.

– Чудо! Диво! – приглушенно зашептались в толпе гостей. Но князь, похоже, остался недоволен.

– Этакие штуки у нас и скоморохи выкидывают, – сказал он. – То цветочки из рукава достанут, а то яичко в шапку положат, посля чего вытащат курицу… Не во гнев тебе будь сказано, Царевна Лебедь, но чудо твое не больно-то чудесное. Балаган, прощенья прошу…

Маргарита провела палочкой по простому оловянному блюду, стоявшему на столе, и оно превратилось в золотое.

Судя по огонькам, блеснувшим в глазах князя, он понял, что стоит на правильном пути и сеанс публичной магии, который дает заезжая чародейка, можно использовать для обогащения княжеской казны. Стараясь казаться равнодушным, он вновь затянул жалобы о желательности чего-нибудь этакого, поубедительнее.

Маргарита тут же почувствовала, что она все-таки стала ведьмой. Именно ведьмой, а не кем-нибудь еще, не скатертью-самобранкой, не Сивкой-Буркой и не золотой рыбкой, готовой исполнять все желания (хотя, как известно, и у рыбки есть предел терпения, но ведьмы приходят к нему быстрее).

– Ну уж не знаю, чем вас еще и убедить! – ласково сказала она князю. – Разве что вот этим!

И направила палочку в его сторону.

Тут же раздался треск, словно кто-то ломал сухое дерево, и на голове князя выросли и развернулись рога. Самые настоящие. Сперва это были маленькие, еле заметные рожки, потом они вытянулись до размера коровьих и стали ветвиться.

– Что же это? Что?! – закричал князь, хватаясь за голову и нервно ощупывая то, что там произросло.

А рога, уже и без того похожие на оленьи, продолжали расти, крепнуть, куститься и в конце концов обратились в нечто, что составило бы предмет гордости матерого лося. Тяжестью своей они совершенно вдавили в плечи голову князя, непривычного к таким украшениям.

Зал терема мгновенно опустел. Гости и слуги кинулись бежать в двери и окна, торопясь исчезнуть со сцены, где разыгрывалась эта странная драма.

С одной стороны, было неясно, что там на уме у осерчавшей залетной чародейки – сейчас отделает князя да, глядишь, и за других примется. А с другой – даже если и не примется, князь как истый великий правитель, поди, не захочет позже терпеть свидетелей своего позора. Куда ни кинь, всюду клин обнаруживается.

На месте остался только воевода Крут, ноги которого словно приросли к иолу. На лице его отражалась крайняя степень изумления. Наверное, если бы кто-нибудь из витязей в момент построения дружины ни с того ни с сего плюнул ему в лицо, вряд ли это удивило бы воеводу больше, чем такое непотребство, совершенное с его князем залетной волхвовательницей. Мир, который казался ему незыблемым, вдруг рухнул, вот так – мгновенно и без всякого предупреждения.

И как прикажете воспринимать это нарушение всех извечных законов мироздания? Если у человека, облеченного высшей властью, можно вырастить рога на голове, то остается только испустить дух и покинуть столь несовершенную вселенную… Ужас, смешанный с нежеланием поверить своим глазам, полностью парализовал его мыслительные способности. Катилось, он вот-вот впадет в состояние глубокой каталепсии.

Князь же со стоном опустился на колени и уперся рогами в стену – так было легче держать эту невыносимую тяжесть.

– Пощади, матушка!

– Ну так что, князь Путята, по вкусу тебе мое чудо? – зловеще поинтересовалась Маргарита, соблюдая стиль колдуньи из классических русских сказок. – Али еще маленько добавить?

Вообще-то у нее в памяти закрутилась совсем иная литературная ассоциация, что-то из Ильфа и Петрова: «Я вам не матушка! И попрошу не становиться ни на какие колени!» – но было сомнительно, что Путята в данный момент способен понимать чуждый его ментальности юмор.

– Матушка, Царевна Лебедь, смилуйся, прости неразумного! – завывал князь, пытаясь простереться ниц, но из-за цеплявшихся за все огромных рогов не преуспевший в своих попытках. – Признаю великую силу твоего чародейства! Признаю! Каюсь в неверии! Избавь от рогов, не губи, сделай милость!

– Не убивайся так, князь! Чары мои недолгие, в полночь рассеются. А пока потерпи и подумай.

С этими словами Маргарита гордо вышла из княжеских покоев, а ее свита поплелась за ней.

Теперь на гостеприимство в княжеских чертогах рассчитывать не приходилось и надо было подумать о ночлеге и ужине для всей команды, раз уж на ее плечи легли обязанности неформального лидера.

Что ж, город портовый, какие-нибудь постоялые дворы для приезжих здесь найдутся. Хорошо бы только узнать, какая валюта имеет хождение в здешних местах. Но с помощью волшебного кольца проблему кредитоспособности, наверное, можно будет как-нибудь разрешить.

Как только Лебедь со свитой покинула княжеские хоромы, Путята к вящему ужасу осознал, что мерзкая чародейка неописуемым образом ухитрилась поставить его на колени. В прямом смысле. И в переносном тоже. И не было никакой надежды, что она не соврала, обещая, что в полночь рога исчезнут сами собой. А ну как останутся?

– Волхвы! – завопил князь не своим голосом. – Где арконские волхвы? Ко мне их сей же миг!

Поскольку воевода Крут, оправлявшийся от потрясения, так и оставался рядом с князем, а из-под лавок начали выглядывать бледные лица рынд, стоявших в момент появления чародейки в почетном карауле, приказ правителя был быстро принят к исполнению. Через пару минут рынды уже неслись по городу, а еще через пару – возвращались, толкая перед собой упиравшихся чародеев и волхвов.

Это были не лучшие колдовские силы Арконы (с лучшими среди местных уроженцев дело вообще обстояло сложно), а те, кто первым попался стражникам под руку. Но к качеству магических услуг князь ведь никаких претензий и не предъявлял. Велел доставить волхвов – волхвы тут как тут, изволь, князь-батюшка, делай с ними что хочешь! Хоть с кашей ешь!

Увидев, что произошло с умом, честью и совестью Арконы, волхвы онемели. Но рынды недвусмысленно подталкивали их в спину топориками и шипели:

– А ну, творите чары, песьи дети! На дыбу захотели, чернокнижники поганые? Сейчас мы вам дыбу-то и спроворим!

Один из волхвов, посмелее остальных и уж во всяком случае самый бесшабашный, вглядевшись в выражение лиц окружавших его княжих слуг, понял, что терять практически нечего, и послал в сторону князя наспех сотворенное заклинание. Что-то шипя понеслось по воздуху в сторону мощных рогов Путяты и врезалось в них, осыпав все вокруг белыми искрами.

Это послужило сигналом для остальных чародеев, волхвов и чаротворителей. Под пристальными, полными ужаса взглядами всех присутствующих они воздели руки и принялись творить первые попавшиеся заклинания.

В воздухе заколебалось ощутимое облако взаимовоздействующих магических посылов, которые пересекались, извивались и сплетались, вызывая искажение пространства. Из шипящих и гремящих разрядов вырывались языки пламени и молнии всех семи цветов радуги. Даже воздух дрожал и искрился.

Князь и воевода, снова впавшие в невменяемое состояние, под воздействием магии не заметили, как волхвы перестали творить чары и поспешно бежали.

Когда толпа растрепанных, дико вращающих глазами волшебников в развевающихся балахонах вырвалась из дверей княжего терема, на улицах города не было ни единой души: жители давно попрятались, прознав, что в Арконе происходит нечто ужасное. И вроде бы разбегающихся волшебников, спотыкающихся друг о друга, теряющих туфли и толкающихся в страстном желании не оказаться последними, никто не видел, однако об их колдовском провале и позорном бегстве очень скоро все узнали и даже принялись шепотом обсуждать…

А окутанные магическими парами Путята и Крут ощущали себя пребывающими в каком-то ином мире, а может быть, даже на небесах. Вот только рога как были, так и остались на княжеской макушке.

ГЛАВА 23

Мессир Реми радостно потирал руки. Честно говоря, способность чему-то радоваться проявлялась у него с годами все реже и реже. Все возможные виды радости он давно проверил на себе и счел их совершенно пустым делом, отвлекающим от более важных занятий.

Но сейчас он ощущал радость, именно радость, как удачливый игрок, придумавший хитрую комбинацию, чтобы обойти своих противников. Надо было просто помочь их жалким умишкам преодолеть запретную черту, и весь мир оказался у него на ладони. К радости добавлялись еще и азарт борьбы, и желание показать всем свою силу, и… вмешаться в ювелирную работу судьбы! Короче, Николя Реми вновь пробудился для эмоций, окрасивших его однообразное существование яркими тонами.

Ему удалось невероятно много – не только приблизить своего человека к чертовой ведьме Маргарите, но и заставить ее поступать так, как мессиру было бы желательно.

Итак, ведьма прибыла в Аркону и уже успела вступить в конфликт с местным князем. Скоро у нее будет там много, очень много врагов, готовых свести с ней счеты, и настанет момент для появления на сцене самого мессира Реми.

Аркона, на счастье, для Реми открыта, и он может разыграть там славное действо. Этакое в старинном эпическом вкусе.

Правда, путь туда, на остров Буян, в обход королевства Мерлина получается долгим. Зато Реми может застать ведьму врасплох. Пора собираться в дорогу…

Еще один человек, вернее не совсем человек, а волшебное существо, проявлял признаки беспокойства о судьбе Маргариты. Это был старый цверг…

Считать ли гномов и цвергов людьми или не считать – каждый решал для себя сам. С одной стороны, они так давно жили плечом к плечу с человеческими особями, что успели перенять людские нравы и привычки и почти перестали отличаться от заурядных хомо саниенсов. С другой стороны, и люди тоже всегда считали гномов своими – вампиров или оборотней принято было бояться, и не без оснований. Но для кого из людей старый добрый садовый гном воплощал бы ужас, летящий на крыльях ночи?

Вот и Эрик, как существо совершенно очеловечившееся, испытывал эмоции, сходные с эмоциями любого дедушки, тревожившегося за любимую внучку.

Ему наконец удалось при помощи своего прибора обнаружить место пребывания Маргариты – она оказалась в Арконе (по мнению Эрика Витольдовича, далеко не лучшее место среди сопредельных миров), а то, что там происходило и что удалось ему разглядеть в хрустальном шаре, не понравилось старику еще больше.

Связи с Маргаритой не было, и передать ей настоятельный совет немедленно вернуться в Москву или хотя бы в Камелот оказалось невозможно.

Побродив по дому в глубоком раздумье, цверг кинулся к клавиатуре своего магическо-технического гибрида и быстро настучал сообщение:

«Надеюсь, наша договоренность остается в силе и вы следите, чтобы девочке не угрожала опасность?»

Электронное послание снова ушло куда-то без всякого адреса, но ответа старик так и не дождался…

Маргарита с тремя московскими ведьмами и тремя рыцарями – Гарольдом, Персивалем и замаскированным иод рыцаря беоритом – отправилась искать пристанище. Чары личины, напущенные на Беорфа, пора было подправить, они уже стали слабеть. А это лучше было бы сделать в уединении.

По дороге гости рассматривали Аркону. Город был красивым и, как многие приморские города, каким-то приветливым, если так можно сказать о городе. Если бы не развешанные там и сям дацзыбао с призывами любить и слушаться князя, он казался бы просто очаровательным.

Горожане были веселыми и нарядными, но вот что настораживало – вокруг расхаживало множество военных патрулей, которые бесцеремонно прочесывали толпу и проверяли каждого, кто казался им подозрительным.

А подозрительными, как поняла Маргарита, стражникам казались беориты и люди, на них похожие. Какое-то количество спустившихся с гор беоритов проживало в Арконе, и им было на это дано официальное разрешение княжескими тиунами, хотя славянское население города и племя человеко-медведей пребывали в состоянии перманентной войны. Что толкнуло беоритов поселиться в стане врага – то ли это шпионы, то ли люди, уставшие от боев и решившие обосноваться в тылу, то ли они считали себя парламентариями, через которых князь и его приближенные могли в случае необходимости вести переговоры с их племенем, – было неясно. Что толкнуло тиунов выдать им разрешение, также оставалось загадкой: денежная мзда или политические расчеты? Но в Арконе имелась крупная беоритская колония. Причем проживали человеко-медведи по всему городу, хотя им удобнее и практичнее было бы обосноваться где-нибудь в одном месте и устроить там свой Беорито-таун.

В настоящих зверей они превращались только в момент опасности, когда вступали в драку, а в спокойном состоянии походили на обычных людей, неуклюжих и наделенных грубоватой внешностью. И арконские стражники весьма тщательно просеивали всех проходящих по улицам, выхватывая взглядом неуклюжих, мешковато одетых, косолапых, волосатых людей и требуя, чтобы те предъявили доказательство, не медведи ли они. А если уж обнаруживались беориты, разговор становился еще более серьезным.

У легально проживающих в Арконе человеко-медведей должны были иметься княжеские ярлыки, удостоверяющие их личность. Если же по каким-то причинам ярлыка не окалывалось, на несчастного беорита сразу кидались несколько стражников (один на одни совладать с ним было трудно, уж очень человеко-медведи были сильны) и волокли в темницу.

Впрочем, у пойманного беорита был шанс избежать проблем, если он сразу же совал стражникам кошель с деньгами. Видимо, поэтому на дежурство по охране порядка в городе дружина выходила практически в полном составе и патрулировала улицы от темпа до темна, а го и ночью, боясь оторваться даже на сон и еду, ведь никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь, – вдруг самый толстый кошелек пройдет в этот миг мимо тебя?

Служба в городе считалась настолько хлебной, что больше месяца ни одну дружину тут не держали – выводили на богатырские заставы, то есть в горы, меняя на свежую, призванную из лагерей. Там до предела вымотанные городской охотой дружинники отсыпались, а обитавшие в горах беориты тем временем спускались в долины и, проходя мимо почивавших дружинников, расползались по Арконе, где их ловили новые патрули, поправляя собственные денежные дела.

Когда же у беоритов случался кризис наличности, они прокрадывались на богатырскую заставу и воровали кого-нибудь из княжеской дружины, чтобы запросить выкуп. Дружинники, ругаясь на чем свет стоит, ссыпали в общий мешок деньги, которые настреляли у беоритов, и выкупали своего товарища. Беориты раскладывали монеты по кожаным кошелям, чтобы снова откупаться в Арконе от стражников, а дружинники мечтали, как опять пойдут в стражу и от души пощиплют наглых, разжиревших медведей, позволяющих себе грабить честных витязей.

Видимо, этим круговоротом наличных денег и достигалось гармоническое равновесие, не допускавшее открытой конфронтации и развязывания крупномасштабных военных действий, рассчитанных на полное истребление.

Пока Маргарита со спутниками разыскивала приличный постоялый двор, ей па глаза постоянно попадались живописные группы стражников, хищно бросавшихся па очередного человеко-медведя.

– Вы видите, как тут унижают мой народ? – тихо спросил ее Беорф. – II они еще хотят, чтобы мы платили им покорностью! Беориты не продаются и не терпят продажных тварей. Нам нужна настоящая война…

– Послушайте, сейчас вам трудно в это поверить, но вам нужна не война, а мир. Все вопросы лучше решать за столом переговоров, – попыталась переубедить его Маргарита. – Я из страны, где всегда очень много воевали и теряли бесчисленное множество жизней, и я знаю, о чем говорю.

– Я беорит, а беориты не отступают! – гордо ответствовал Беорф. – Мы слишком храбры, чтобы просить о мире прежде, чем отомстим арконцам.

– Вся проблема с вамп, беоритами, в том, что ваша храбрость вас же и ослепляет. Вы слишком безмозглы, чтобы выжить, – бросил ему Гарольд.

Беорф в ответ издал нечто, больше похожее на рык зверя, чем на звуки человеческой речи. Затихшая было вражда между молодыми людьми обещала вновь вспыхнуть ярким пламенем.

Ведьмам пришлось выступить в качестве миротворцев. Первой взяла слово Анна:

– Полагаю, кое у кого с великими идеями, волшебными палочками и магическими кольцами, не будем уточнять имен, найдется что сказать по этому поводу – какие-нибудь избитые идеи про мир во всем мире. Но я как педагог со стажем скажу просто – прекратите ссориться, мальчики. Это не идет на пользу делу.

– Что кое-кому не помешало бы, так это иметь побольше сердца, – отозвалась Жанна.

– А еще кое-кому не помешало бы иметь побольше мозгов, – внесла свою лепту Зоя.

– А вот что мне не помешало бы, так это пара глотков спиртного, – прозаично отозвался юный сэр Персиваль, устав от бесконечных иносказаний. – Мне сдается, что вон тот постоялый двор нам подойдет. И там наверняка могут налить приезжему человеку стаканчик-другой…

Вскоре разнородная компания расположилась в просторном зале трактира, откуда словно ветром выдуло всех посетителей. Хозяин порхал вокруг стола с отчаянным выражением человека, который догадывается, что от нынешних гостей ничего хорошего ждать не приходится. Уже весь город знал о прибывшей издалека чародейке, имевшей странную привычку выращивать на головах у мужчин рога, причем не в переносном, а в самом прямом смысле слова. Она успела поэкспериментировать даже с головой арконского великого князя, показав народу, что неприкасаемых для нее нет.

И теперь у хозяина постоялого двора положение было просто безвыходным – и принимать у себя чародейку страшно, и разгневать отказом невозможно…

А в княжеских покоях после полуночи, когда согласно обещанию Царевны Лебеди рога у князя отпали, были собраны особо доверенные лица.

Княжеское окружение втайне было уверено, что Путята еще легко отделался, ведь в общем и целом он сохранил прежнюю форму тела – слава богам, ни в козла, ни в осла, ни в лягушку его не обратили. А рога, что ж, как выросли, так и отпали. Да они князя не так уж и портили, напротив, придавали ему значительность.

Однако сам князь был после происшествия по-прежнему слегка не в себе и все время ощупывал голову, словно желал убедиться, не растут ли у него новые рога вместо предыдущих.

Вроде бы рога уже не росли, но голова болела невыносимо. Хотя еще сильнее болела душа: князю никогда не доводилось переживать такое горькое унижение, да еще на глазах лучших людей Арконы. И теперь его сжигали обида и ненависть…

В коротком вступительном слове Путята обрисовал приближенным ситуацию – в Арконе появилась могущественная ведьма, которая отличается злобным правом и совершенно непредсказуемыми настроениями. Что ей придет в голову в следующий момент: превратить всех арконцев в свиней или забросить город в неведомые миры, – угадать невозможно.

В любом случае эта особа несет угрозу порядку, благоденствию и твердости княжеской власти. Ситуация в княжестве становится критической… Хотелось бы предпринять какие-нибудь упреждающие меры (и лучше всего было бы утопить проклятую ведьму в нужнике), но вряд ли она это позволит.

Так что, исходя' из вышеизложенного, князю было бы желательно выслушать предложения советников и сподвижников.

Советники и сподвижники почесали в затылках и погрузились в задумчивость. Хорошенькое дельце – князь опять норовит снять с себя ответственность и ждет инициативы снизу. Инициатива – она всегда наказуема… Но князю-то что? Он стратег, а не тактик…

Положение осложнялось тем, что в Арконе из поколения в поколение передавалось древнее пророчество о том, что рано или поздно верховная правительница Царевна Лебедь вернется в свой город и вся власть вновь будет сосредоточена в ее руках. На базаре народ так и шептался: было, дескать, древнее пророчество, дед, дескать, рассказывал. Явится к нам Царевна Лебедь и принесет с собой Закон, Порядок и Справедливость, и не будет знать ничего, кроме Истины…

В окружении князя никто об этом не говорил, но и здесь не было человека, который бы не знал об этом… Ведь в каждом мифе есть доля правды. Некогда Царевна Лебедь явилась в Арконе и привела ее к невероятному процветанию. Разумеется, это случилось много веков назад. Но люди верили, что она явится вновь и опять все наладит. Надо было только ждать и готовиться.

Арконские князья считались лишь наместниками Лебеди, даже те, что правили в прежние времена и были умерщвлены во время бунта. А нынешние, самозваные, и вовсе перед Лебедью были практически никем, пустым местом… Если бы Лебедь сочла необходимым вернуться, княжеской власти пришел бы конец: у правительницы, скорее всего, были бы собственные взгляды на устройство арконской жизни.

Но ведь пророчества далеко не всегда сбываются! Почему надо им безусловно верить?

Однако, как бы то ни было, и князь, и правящая верхушка Арконы отчетливо ощущали, что их власть заколебалась и становится все более призрачной.

В конце концов предложения были высказаны следующие: глава Тайного приказа намеревался собрать секретную дружину из местных колдунов и волхвователей, дабы лишить ведьму магической силы и по возможности уничтожить. Дескать, нет человека – нет проблемы…

И князь, и воевода восприняли предложение скептически: действия арконских волхвов они совсем недавно наблюдали воочию. Но глава Тайного приказа клялся, что на этот раз подберет кандидатуры сам, согласно особым секретным спискам, составленным в его ведомстве, поэтому никаких неумех, обманщиков и бездарей к княжескому двору и близко не подпустят…

Воевода (как многие военные, мужчина вольных нравов и большой любитель женского пола) предложил более легкий и приятный способ – князю следует обольстить пришлую ведьму и жениться на ней, после чего полностью подчинить своей воле, что с влюбленной женщиной сделать не так уж сложно. Этот путь сулил, помимо всего прочего, определенные приятности для князя, так как ведьма была очень и очень недурна собой, просто красавица, хотя и рыжая…

Княжеский казначеи считал такой способ слишком неоднозначным (попробуй-ка поживи с настоящей ведьмой; нельзя же требовать от князя столь безграничного самопожертвования, он тоже живой человек!). Он предложил еще один выход – для видимости покориться ведьме, как бы признать ее власть и как бы предложить ей принять участие в управлении Арконой, чего она, вероятно, и жаждет. Обладание большой властью – это очень серьезно. Такой шанс введет в искушение даже святую, а казначей всерьез сомневался в святости пришлой особы.