Текст книги "Последний путь под венец. В костюме голой королевы"

«Панцирная сетка кровати», – проинформировал ее внутренний голос относительно того, на чем ее закрепили.

В ответ она хотела выругаться, но это было невозможно сделать из-за кляпа во рту.

«Вот и хорошо, не надо шуметь, – одобрил ее вынужденную немоту рассудительный внутренний голос. – Подожди, пока глаза привыкнут к сумраку, и осмотрись».

Оля перестала дергаться и, пока лежала тихо, вспомнила: она пришла на пирс, и ее столкнули в воду, а потом затащили в лодку и – все, дальше темнота.

Закономерно возник вопрос: кто это сделал?

Вместо ответа запоздало накатило воспоминание о другом хлопке по спине, полете сквозь чужой автомобиль и не очень мягком приземлении на кота, тоже, кстати, чужого.

Примечательно, что перед этим ей также явился маломерный кудрявый блондин.

Вспомнились Димкины крики «Мамоля, мамоля!» – их она слышала дважды: в первый раз детский голос доносился из пустой машины, во второй – из телефонной трубки, на другом конце которой никого не оказалось.

Вернее, по словам охранника, там оказались хулиганы, напавшие на девушку-администратора…

О! Так, значит, администраторша пострадала совершенно случайно – вместо нее!

Теперь стало ясно, что за ней, Ольгой Палной Романчиковой-Громовой, уже несколько дней охотились (и наконец преуспели) какие-то темные личности. Фигурально выражась, темные, потому что один из злодеев был светленьким и кудрявым, как ангелок. Второго Оля рассмотрела плохо, запомнив только внушающие уважение габариты и соответствующую им физическую мощь.

«Думай дальше, – посоветовал похвально хладнокровный внутренний голос. – Чего они хотят?»

«Денег», – виновато подумала Оля.

До сих пор она считала, что Громов сильно перебарщивает с мерами безопасности, и уверяла мужа, что возить ребенка в школу на танке с эскортом мотоциклистов – это натуральная паранойя.

А Громов утверждал, что всегда найдутся жадные придурки, желающие поправить свое финансовое положение знатным выкупом за родную кровиночку олигарха, и оказался огорчительно прав.

«В таком случае, ничего страшного с тобой не случится, – рассудил внутренний голос. – Громов заплатит какой угодно выкуп, можно не сомневаться, он тебя любит».

В любви и щедрости супруга Ольга Пална нисколько не сомневалась. Однако у нее также не было сомнений по поводу того, что при таком раскладе далее по жизни она не пойдет, а поедет – в танке, с эскортом мотоциклистов. Напуганный Громов наверняка изымет любимую супругу из обращения, завернет ее в вату и запрет от греха подальше в роскошном бронированном сейфе.

«Да лучше уж сразу в гроб лечь!» – оценил такую перспективу внутренний голос и замолчал, явно придумывая новый план.

Воцарившаяся тишина подтвердила предположение Ольги Палны о том, что сейчас рядом с ней похитителей нет.

Пленница, как могла, огляделась и никого не увидела.

Не будь она конкретно отягощена кроватной сеткой весом в три пуда, Ольга Пална непременно попыталась бы удрать. Но как это сделаешь в связке с металлоломом?

Олино воображение живо состряпало боевой фантастический мультик, в котором распятая на железной раме супергероиня могучим рывком переворачивалась на живот и уползала «к своим», бодро дребезжа пружинами на спине, как металлизированная черепашка-ниндзя – разновидность портативной бронетехники.

Здравый смысл подсказал, что при попытке поменять местами верх и низ супергероиня Романчикова будет больше похожа на придавленного грузом цыпленка табака.

Оля подергала руками и ногами, оценила крепость своих пут по пятибалльной шкале на «четыре с плюсом», стиснула зубы и потянула руку, поворачивая кисть вправо-влево в попытке немного растянуть проволоку.

И вот тут ей пригодился мирный навык, приобретенный благодаря родной маме – большой охотнице делать домашние заготовки.

Любящая мама Галина Викторовна была бесконечно заботлива и даже в годы тотального дефицита надежно обеспечивала продовольственную безопасность семьи Романчиковых. Припасы на зиму она готовила в таких количествах, словно ожидала, что очередная зима будет ядерной и продлится не менее четверти века.

К чести мамы, долгие годы она справлялась с массированным консервированием в одиночку и лишь в последнее время стала привлекать к процессу Олю. Обычно дочь помогала родительнице аккуратно укладывать в банки огурчики и помидорчики и на поточном домашнем производстве наловчилась запихивать руку даже в сосуды с неформатно узкими горлышками.

Хитрость заключалась в том, чтобы сложить кисть руки таким образом, чтобы в самой широкой части она не намного превышала по объему запястье.

На Олино счастье, проволочные браслеты на ее руках не были тесными и легко меняли форму.

Попыхтев и ободрав костяшки, она вытянула из захвата правую руку, избавилась наконец от кляпа и затем размотала, ломая ногти, путы на левой. С ногами пришлось повозиться – там была не проволока, а полосы плотного полиэтилена. Оля проявила смекалку и использовала для разрезания обмоток мужний подарок – разнообразно полезное кольцо с бриллиантом.

Вся операция по освобождению заложницы руками самой заложницы заняла не более пятнадцати минут.

– Вы не видели на пирсе девушку в голубом?

Люсинда с надеждой уставилась на бармена кафе «Лагуна». У него был самый лучший вид на нужный пирс, потому как тот упирался прямо в барную стойку.

– У нас полно голубых, – не дослышав, неприветливо ответил бармен и энергично потряс шейкер.

– Мы ищем девушку в голубом платье! Девушка высокая, стройная, с длинными русыми волосами! Платье голубое, с такими, знаете, дурацкими финтифлюшками, – подключившийся к опросу Бобров изобразил дурацкие финтифлюшки мелким шевелением пальцев на уровне колена.

– С воланами! – рявкнула Люсинда. – А ткань платья из натуральной конопли!

– Наркотой не торгуем, – заявил глуховатый бармен и разлил по бокалам пенящуюся жидкость цвета неразведенной синьки. – Коктейль «Море зовет», следующий!

Следующей в очереди за напитками была Карина, отказавшаяся от первоначального намерения преследовать серую мымру, Сашу-зама и пару быдловатых джентльменов по причине несоответствия собственной обуви насыщенной программе вечера. Семидюймовые шпильки от Лабутена не подходили ни для забега по пересеченной местности, ни для заплыва в ночном море.

– Мне «Секс на пляже», – сообщила она бармену и повернулась к Люсинде: – Я видела мы…

Она чуть не ляпнула «мымру», но вовремя прикусила язык и поправилась:

– Мы-илую девушку в голубом. Рукав три четверти, длина до середины икры, защипы у выреза и сборки под грудью?

– И мережка по подолу! – обрадовалась Люсинда. – Точно, это Оля! Где вы ее видели?

– И с кем? – добавил Бобров.

Кариночка прищурилась:

– Скажу, если вы объясните, какой у вас интерес к этой мы… милой девушке.

Люсинда открыла и закрыла рот. Бобров, осторожно подбирая слова, ответил:

– Эта девушка связалась с очень неподходящими людьми, а мы должны найти ее и вернуть в семью.

– А где ее семья?

– За триста километров отсюда.

– Было бы лучше, если бы за три тысячи, – пробормотала Карина. – Но и так неплохо.

Оказывается, серая мымра была приезжей и принадлежала к семье, считающей Серго Мамиконяна неподходящей компанией!

Кариночка почувствовала, что готова всеми силами содействовать возвращению милой мымрочки к родному очагу.

– Отлично, я расскажу вам. Когда я сюда пришла, она уже была там! – Карина широким взмахом руки указала на морские просторы. – Плыла на лодке.

– Одна?

– Нет, – с удовольствием ответила Карочка, которой было приятно подпортить репутацию соперницы. – Не одна, а сразу с двумя мужиками! Они уплыли во-о-о-он туда!

Карина указала направление.

– Бежим! – немедленно стартовала порывистая Люсинда.

– Плывем! – поправил ее Бобров и хищно оглядел пустой пляж.

Метрах в пяти от воды стояли два педальных катамарана, соединенные между собой простейшим противоугонным средством – велосипедным замком.

– А? – подняв брови, спросил Люсинду Бобров.

– Ага! – кивнула она.

Они уже понимали друг друга с полуслова.

Бултыхаясь в воде, Оля потеряла босоножки, и это была большая утрата. Без обуви не стоило и пытаться бежать из плена по бездорожью, хоронясь в чернильной темени под деревьями, потому как значительно раньше там успели спрятаться любимые экологами древние колючки.

Сообразив, что ей придется держаться утоптанной тропы и, стало быть, она рискует встретиться на узкой дорожке со своими похитителями, Оля решила вооружиться.

На этот раз ее без боя не возьмут!

Спотыкаясь о неразличимые в потемках кроватные сетки, отзывающиеся на удары страдальческими стонами, она обошла хибару и обнаружила на имитирующем стол фанерном ящике настоящий клад. Он состоял из поцарапанной разделочной доски, обломанной скалки, дырявой эмалированной кастрюли и мятой крышки к ней.

Путем конверсии кухонные принадлежности можно было быстро и без дополнительных затрат превратить в воинское снаряжение – настоящую мечту бедного средневекового рыцаря.

Оля прикинула: кастрюлю на голову – будет шлем, половинку скалки в правую руку – получится булава, крышку в левую – сойдет за щит. И даже для разделочной доски, если проявить фантазию, тоже можно сочинить новую жизнь! Например, можно раненых с поля боя на ней выносить.

Оля определенно чувствовала, что раненые будут, потому что очень разозлилась.

Список ее претензий к похитителям не заканчивался потерянными босоножками. Мерзавцы еще и испортили ее прекрасное летнее платье, оторвав от подола широкую полосу на кляп. За такое можно было не только ранить, но и насмерть убить!

Еще раз осмотрев ниспосланный ей судьбой малый набор «Дон Кихот Ламанчский», Ольга решила ограничиться скалкой и крышкой. Кастрюля, на стенках которой внутри обнаружились какие-то окаменелости, показалась ей слишком грязной, чтобы надевать ее на голову. На обломанной скалке тоже присутствовали подозрительные аппликации, но эти неровности потенциально увеличивали убойную силу оружия, так что против них возражений у рыцарши не было.

С дубиной народной войны в одной руке и помятой кастрюльной крышкой – в другой она тронулась в путь.

Ночь была тихой, но в буйных зарослях время от времени слышались таинственные шорохи. Заслышав их, Оля всякий раз останавливалась и замирала в героической позе гладиатора, ожидающего выхода на арену голодного дикого льва. Сама она никаких шумов не производила, за что отчасти следовало благодарить похитителей, укоротивших путавшийся в ногах шуршащий подол.

Внезапно из запущенной банановой рощицы справа по курсу ее движения донесся в высшей степени неожиданный шум – тоскливо дребезжащий голос Лемешева:

– Ах, Ольга, я тебя любил, тебе единой посвятил рассвет печальный жизни бурной!

Бумс! – подыграла певцу ах-Ольга, случайно стукнув себя по коленке кастрюльной крышкой.

Фрагмент арии Ленского в исполнении народного артиста СССР Сергея Лемешева стоял в мобильном телефоне Ольги Романчиковой как позывной для звонков Андрея Громова.

Оля уже успела выяснить, что мобильника при ней нет, и ей хватило ума сообразить, куда он делся: наверняка был конфискован похитителями.

Таким образом, знакомый напев сигнализировал о присутствии поблизости вражьей силы.

Оля заколебалась.

Разумнее было бы тихо обойти банановую рощицу стороной и с ускорением припустить куда подальше, но ей хотелось досконально разобраться в ситуации, увидеть врага в лицо и при благоприятном стечении обстоятельств настучать по этому лицу верной скалкой.

В конце концов, разве она уже не вырвалась на свободу без всякой помощи и огневой поддержки? Вырвалась. Значит, и в дальнейшем сможет за себя постоять.

Осторожно ступая по шуршащим вьюнкам, воительница подкралась поближе.

Банан, как известно, всего лишь трава, и среди могучих пятиметровых стеблей она чувствовала себя Дюймовочкой.

С поправкой на военное снаряжение и боевой задор – гибридом Дюймовочки и Бибигона.

– Ах, Ольга, я тебя любил! – снова запел Лемешев, заметно прибавив громкости.

– Это у него в кармане, – произнес незнакомый мужской голос. – Заткни вопилку.

– Алле, – настороженно произнес другой незнакомый голос.

– Придурок! – зашептал первый. – Я сказал – заткни, а не ответь!

– А хер его знает, где тут…

Второй выругался, и внезапно послышался голос, который Ольга Пална не только знала, но и любила.

– Это Громов. Ваше требование выполнено, – холодно сообщил без-пяти-минут-олигарх.

– Придурок, ты не выключил его, это громкая связь! – зашипел первый неизвестный.

Оля осторожно выглянула в просвет между могучими листьями и беззвучно ахнула.

На травке рядком, как пойманные рыбины, вытянулись три неподвижных тела, судя по нижним конечностям – все мужские: Оле видны были только кривоватые волосатые ноги в шортах и летней обуви.

Рядом с поверженными в позах усталых портовых грузчиков сидели еще двое граждан крайне странного вида.

Относительно них было сложно с уверенностью заключить, мужчины они или кто, потому что на головах подозрительных типов белели просторные полотняные головные уборы, похожие разом и на небрежную чалму, и на косынку сестры милосердия, и на фату невесты или мантилью испанской сеньоры. Хотя редкая Дульсинея стала бы щеголять в помятых «трениках» с китайского рынка.

Один из белоголовых с видимым отвращением держал двумя пальцами Олин мобильник, говорящий человеческим голосом Громова:

– Деньги доставлены.

– Какие деньги?

– Какие заказывали – миллион долларов.

Белоголовые переглянулись и сдвинулись ближе.

– Вот стерва, – восхищенно прошептал в сторону тот, кто держал телефон. – Она успела все продать!

– Отлично! – громко, чтобы слышно было Громову в трубке, сказал второй белоголовый. – Мы возьмем деньгами!

– Еще бы вы не взяли, – сухо хмыкнул Громов. – Назовите место встречи.

– А вы где сейчас? – спросил держатель телефона.

– Уже в Сочи. А вы где?

– И мы в Сочи! – бандит простодушно обрадовался. – Встретимся на площади у морвокзала через час!

– А теперь дайте трубку моей жене, – потребовал Громов. – Я должен услышать Ольгу.

Это был напряженный момент. Белоголовые бандиты заволновались, а самоосвобожденная пленница напряглась.

Ради собственной безопасности ей следовало бы помалкивать, но Ольга Пална Романчикова никогда не была эгоисткой. Хотя Громов сдерживался, она по голосу чувствовала, что он натянут, как канат катапульты. Не успокоить любимого мужа в такой ситуации было бы антигуманно.

Кроме того, раз уж она вырвалась на волю совершенно бесплатно, имело смысл попытаться сохранить семейному бюджету миллион долларов! Чай, не лишний!

– Андрюша, ничего им не плати, я убежала! – закричала отважная и экономная жена олигарха разве что чуточку тише, чем это сделал бы легендарный д’ивуарский кот.

Выпав из бандитской руки, завалился в траву ультратонкий мобильник.

Не дожидаясь аплодисментов, голосистая девушка повернулась и со всей возможной скоростью понеслась в темноте в противоположном направлении – не в гору, а к морю.

Оглушенный внезапным акустическим ударом враг замешкался, но ненадолго. Вскоре беглянка услышала за спиной топот ног, обутых, судя по характерным шлепкам по пяткам, в резиновые тапочки.

Разумеется, даже такая дегенеративная обувь давала преследователям преимущество перед босоногой беглянкой. Зато у Оли была небольшая фора, которой она очень грамотно распорядилась, потратив лишние полминуты на то, чтобы выволочь из хибары на тропу войны ближайшую к выходу кроватную сетку.

Миновать ее без потерь во мраке ночи смог бы разве что крылатый сокол!

Первый же набежавший на сетку бандит потерял равновесие и под хоровой стон пружин с подскоком полетел в колючки.

Второму повезло еще меньше: он с разгону споткнулся о железную раму и сначала разбил ногу, а потом нос.

– Так вам и надо! – злорадно выкрикнула Оля, поскольку хранить режим молчания уже не имело смысла.

Ближе к морю лесок поредел, спрятаться было негде, и в свете некстати вынырнувшей из облака луны фигура беглянки виднелась отчетливо.

«Лезь в воду! – возбужденно посоветовал внутренний голос. – Кому суждено быть повешенным, тот не утонет!»

– Я и вешаться не хочу, – возразила Оля, со щитом и мечом на изготовку пятясь к морю.

В конце концов, ее платье и волосы до сих пор не просохли, босоножки она уже утопила во время предыдущего заплыва, так что дополнительного вреда ночное купанье причинить не могло.

Если, конечно, не принимать во внимание реальный риск утонуть.

Медлила она напрасно – один из преследователей успел добраться до пляжа.

– Стой! – людоедским голосом гаркнул он и еще некультурно назвал Ольгу Палну гадким словом.

– Сам такой! – огрызнулась она, отступая в море.

Мелководье у берега не позволяло нырнуть, и быстро бежать в воде никак не получалось. Бандит, без раздумий ворвавшийся в воду с разгону, беглянку настигал.

«Скалки к бою!» – оценив ситуацию, скомандовал Олин внутренний голос.

Она решительно вскинула руку с дубинкой и увидела, как блеснуло стекло бутылки, которую аналогичным жестом вздернул приближающийся враг.

Тем временем на пляж, отчаянно хромая, выскочил второй преследователь.

«С двумя сразу ты не справишься, бей сейчас!» – потребовал внутренний голос.

И добрая, милая, кроткая Ольга Пална, в жизни не поднимавшая руку ни на кого крупнее таракана, зажмурилась и со свистом разрубила скалкой богатый йодом и целебный для легких морской воздух.

Дзинь! – жалобно зазвенело стекло, не выдержавшее столкновения с деревом.

Завершая дугу, победоносная скалка с силой опустилась на плечо обезоруженного бандита и вбила его в воду с головой.

Оля выронила дубинку и сумасшедшим кролем поплыла по лунной дорожке, но почти сразу свернула с нее в сторону, потому что забытая в руке кастрюльная крышка работала как одинокое весло.

«Брось жестянку и ныряй!» – скомандовал внутренний голос так уверенно, что не послушаться было просто невозможно.

Оля выронила крышку, сделала глубокий вдох и надолго ушла под воду, лишив погоню видимой цели.

А когда вынырнула – увидела подоспевшую кавалерию.

Отчаянно грохоча и взбивая морскую воду в пышную пену, прямо к ней мчалась небольшая флотилия из двух прогулочных катамаранов.

– Скованные одной цепью! Связанные одной целью! – бешено крутя педали, дурными голосами орали знаменитую песню группы «Наутилус Помпилиус» Люсинда Пинчикова и Макс Бобров.

– Надо же – спелись! – хрюкнул Олин внутренний голос.

И неудержимый приступ истерического смеха едва ее не утопил.

– Господи святый! – ахнул важный швейцар Григорий Митрофанович, с трудом остановив на полпути руку, рефлекторно взметнувшуюся для крестного знамения.

Особа, решительно ворвавшаяся в приличный отель, походила на героиню сказки «Принцесса на горошине», какой Ганс Христиан Андерсен живописал ее в первых строках своего бессмертного произведения – это если ей польстить. А если сказать прямо и честно, то отсыревшая босоногая оборванка выглядела как натуральная мокрая курица.

– Добрый вечер, – влажно прошлепав мимо потрясенного швейцара, невозмутимо поздоровалась мокрая, но вежливая курица.

– А…

– Это мы, – предупредила вопрос вторая гражданочка – мокрая только по пояс снизу.

Вслед за ней вошел мужчина – тоже до половины подмоченный.

– Это с нами, – обернувшись, сказала полумокрая курица.

– Кто бы сомневался, – пробормотал Григорий Митрофанович.

За сорок лет работы в гостиничном бизнесе он повидал много разных богатых чудиков, но даже самые некультурные из них не делали луж в подъезде, холле и лифтах.

– Все в порядке, девушки из пентхауса, а молодой человек из одноместного стандарта на шестом этаже, – взяв себя в руки, нарочито спокойно объяснил величественный швейцар подскочившей на месте дежурной администраторше.

– Офигеть, – коротко выдохнула она.

– Выбирайте выражения, Верочка, не годится так говорить о наших дорогих гостях, – лицемерно посетовал Григорий Митрофанович.

Мокрые дорогие гости разделились по половому признаку у лифтов: курицы вызвали себе приватный, петух поехал на общем, предупредив своих спутниц:

– Я подойду через минуту, только брюки сменю.

– Ты вообще как? – в десятый раз спросила подружку Люсинда, оставшись с ней вдвоем в кабине лифта.

– Как никогда, – неясно, но честно ответила Оля.

– Тебе нужно принять ванну, – посоветовала Люсинда.

Оля посмотрела на нее с иронией. Обе захохотали.

Если бы в этот момент их услышал и увидел Григорий Митрофанович, даже его профессиональной выдержки не хватило бы, чтобы удержаться от вызова спецбригады «Скорой помощи» из городской психушки.

– Я имею в виду, просто погреться, расслабиться и все такое, – отсмеявшись, объяснила Люсинда.

– Не время расслабляться, Громов уже привез выкуп, – возразила Оля таким тоном, каким могла бы сказать «Не время медлить, Родина в опасности». – Хотя я решительно не понимаю, каким образом он добрался так быстро. На машине до Сочи минимум семь часов, на поезде шесть, а самолет будет только утром…

– Прилетел к нам волшебник в голубом вертолете! – многозначительно напела Люсинда, открывая дверь. – Ты недооцениваешь возможности родного олигарха.

Они разбежались, чтобы скоренько привести себя в порядок, и через несколько минут встретились в гостиной. Обе были в нехитром наряде, который лучше всего подходил в качестве сменки для костюма мокрой курицы – в толстых махровых халатах, а Оля еще и с тюрбаном из полотенца на голове.

– Принцесса Гита! – пошутила Люсинда.

– Вот, кстати! – Оля щелкнула пальцами. – По поводу Риты-Гиты, горничной, которая картавила: ты не думаешь, что в бельевой каморке при бассейне рызговаривала именно она?

– Женщина, которая повторяла: «Я не бегу, я никогда не бегала»? – Люсинда прищурилась и тоже щелкнула пальцами.

– Выглядит так, будто вы готовитесь сплясать хабанеру! – хихикнул вошедший без стука Бобров.

Люсинда подчеркнуто внимательно осмотрела его ниже пояса.

С учетом высокой скорости переодевания можно было ожидать, что Макс тоже появится в облегченном домашнем одеянии, но вместо саронга из полотенца на нем были вполне приличные джинсы.

– Людмила, вы меня смущаете, – насмешник принял позу футбольного полузащитника.

– Он совершенно невыносим, – пожаловалась покрасневшая Люсинда подружке.

– Надеюсь, вперед ногами меня вынесут не скоро, – согласился Бобров, без приглашения занимая место на диване.

– В отличие от горничной Гиты, – напомнила Оля, возвращаясь к теме прерванного разговора. – Люд, я вот думаю – не убили ли ее те же самые бандиты, которые похитили меня? Ведь однажды они уже ошиблись, напав на девушку-администратора в бассейне, куда пытались выманить меня голосом Димки.

– То есть, вы уже имели дело с похитителями раньше? – посерьезнел Бобров.

– Видимо, да.

Оля вкратце рассказала о двух провалившихся попытках «поймать» ее на детский голос.

– Ох, шеф меня убьет! – сокрушенно пробормотал Бобров.

– Оказывается, Макс работает на Громова, – объяснила Люсинда. – Я только не поняла, в каком качестве – охранником, да?

– Э-э-э… – подозрительно замялся Бобров.

– Громов! – спохватилась Оля, помешав продолжению расспросов. – Он ведь наверняка пойдет на встречу с вымогателями, даже если услышал мое предупреждение. Андрюша не станет рисковать и не успокоится, пока не получит меня живой и невредимой.

– Да, шеф такой, – охотно подтвердил Бобров.

– Но будет очень обидно, если вымогатели получат миллион долларов вообще ни за что! – закончила Оля свою мысль. – Вы не думаете, что мне нужно успеть встретиться с Андрюшей до того, как он расплатится с похитителями?

– Мы не только так думаем, мы еще и так делаем! – солнечно улыбнулся Бобров и приставил ладонь к уху. – Чу! Что за шум? Это ваша лягушонка в коробчонке едет!

Устало выдохнул подъехавший лифт, стукнула о стену широко распахнутая дверь.

– Ольга! – в номер ворвался Громов, похожий не на лягушонку, а на грозный смерч.

За ним нервно вился хвост наэлектризованных сопровождающих: пара штатных телохранителей в темных футболках и джинсах, гостиничный охранник в душном костюме и заспанный старший администратор в криво застегнутой рубашке.

– Я Ольга! – браво козырнула боевая подруга олигарха.

– Цела? Невредима? – любящий муж сгреб ее в охапку и яростно чмокнул в макушку. – Ну, слава богу! Вечно во что-нибудь вляпаешься, пороть тебя некому!

– Меня-то за что пороть? – возмутилась Оля. – Это не я краду мирных граждан и требую выкуп!

– Вот именно! – Громов обернулся к своему эскорту. – Найдите тех людей, и пусть они за все ответят!

– Минуточку! – крикнула Оля.

– Да, милая?

– Я хочу это видеть! – зубасто оскалясь, сказала кровожадная милая.

Саша-зам очнулся раньше, чем его товарищи по несчастью.

Незнакомые парни – хилый блондин и здоровенный брюнет – ровно, бревнышками, лежали правее Саши, неподвижные, но живые: слышно было, как они сопят и постанывают.

Что его ограбили, Саша-зам понял сразу же: карманы джинсов были вывернуты и свисали понурыми ушками.

Что его вырубили ударом по голове, тоже было понятно: место приложения «вырубателя» пульсировало болью, а в черепной коробке жалко звякали разбитые вдребезги мысли. Собирать их пришлось по кусочкам, как пазлы, и Саша не был уверен, что в результате не сложил кошмарного Франкенштейна.

Во всяком случае, Сергей Акопович, выслушав сбивчивый доклад своего заместителя, непритворно ужаснулся.

– Ты говоришь, Громов? – приобретя нетипичную для потомка армянских князей синеватую бледность, переспросил он и схватился за сердце.

– Я так услышал: «Это Громов», – подтвердил Саша, прижимая к темечку холодный компресс. – И что-то про миллион долларов. А потом еще: «Дайте мне жену мою, Ольгу». Понимаете, я тогда еще не совсем очухался и очень плохо соображал. Но я совершенно уверен, что женщина, которая заорала, как безумная: «Андрюша, я тут!» – та самая Ольга, которая испортила сиденье вашего автомобиля. Кстати, знаете, как она это сделала? Не ногтями, нет. Кольцом с огромным бриллиантом.

– Очень, очень плохо, – повторил Мамиконян и щедро накапал себе в бокал бургундского «Пино Нуар», которое настоятельно рекондуют своим пациентам французские кардиологи. – Миллион долларов, кольцо с огромным бриллиантом, Андрей Громов и жена его Ольга. Ты хоть понимаешь, что все это значит?

– Хотел бы понять, – честно признался Саша.

– Это значит, что никто ничего не портил! Все хорошо, да, и у меня нет никаких претензий к уважаемому Андрею Петровичу Громову и его уважаемой супруге Ольге, к сожалению, не знаю, как звали ее уважаемого папу! – заявил Мамиконян и стукнул бокалом по столу, как будто поставил печать на документ.

– Так это что, тот самый Громов? – Саша нервно сглотнул. – Владелец торговой сети, в которой мы… Ой, мама!

– Бедная женщина твоя мама, да, – кивнул Сергей Акопович. – Такой у нее глупый сын! Иди, вай ме, и думать забудь об этой достойной девушке Ольге, пусть ее жизнь будет долгой и счастливой!

– Я уже все забыл, – заверил шефа Саша-зам и, выйдя за дверь, энергично протер холодным компрессом раскрасневшееся лицо.

– Черные глаза! Вспоминаю – умираю! Че-о-о-рные глаза! – страстно запел в кабинете мобильный телефон Сергея Акоповича.

Узнав позывные, которые шеф когда-то присвоил входящим звонкам тогдашней его любовницы Карины, Саша развернул ухо и плотно прижал его к двери.

Разумеется, он слышал только голос Мамиконяна, но и по его репликам можно было понять, о чем идет речь.

Пылкая Карочка, по всей видимости, упрекала Сергея Акоповича за аморальную связь с замужней дамой. Мамиконян испуганно отпирался:

– Из какой семьи увел, какую Ольгу?! Кара, солнце, ты в своем уме? Это все твои фантазии, Карочка, и чистое недоразумение, да, ты же знаешь, я…

Голос шефа сделался густым и сладким, как тосканское «Вин Санто», которое сами итальянцы называют «вином для медитации».

– Нет, ну что ты, я только тебя! Да! Мамой клянусь, это правда! Ну, конечно, давай встретимся, красавица, я просто счастлив буду…

– А я – нет, – вздохнул, отклеиваясь от филенки, Саша.

Не нужно быть ясновидящим, чтобы догадаться: в личной жизни Серго Мамиконяна грядет второе пришествие Карочки.

– Ты живой?

Держась за голову правой рукой, левой Лелик потряс Бориса.

– Уммммм, – промычал тот, не открывая глаз.

– Ум, честь и совесть нашей эпохи! – злобно сказал блондин. – Толку от тебя, Боря, как от бронепоезда на запасном пути! Ладно, меня завалили, я-то мелкий, но ты же лось здоровый, почему лежишь в отрубе?

– Меня бутылкой по башке…

– Меня тоже бутылкой!

– А у меня башка уже и раньше была разбитая!

– Вот я и говорю: толку-то с тебя! – Лелик выругался.

– А кто это нас? – Борис с трудом приподнялся.

– А фиг его знает! Карманы проверь, ничего не пропало?

Приятели дружно охлопали карманы.

Выяснилось, что пропало все: деньги, мобильные телефоны, ключи от съемной квартиры, сигареты, жевательная резинка и даже помятая листовка с портретом толстого кота и контактами супруги олигарха.

Еще через четверть часа, затраченных на возвращение к хижине, выяснилось, что и сама жена олигарха пропала тоже.

– Ну и что теперь делать? – гневно потопав ножкой, вопросил Лелик.

– В больничку бы, – промямлил опасно бледный Борис, осторожно коснувшись огромной шишки на голове слева.

– Да и мне тоже, – остывая, проворчал Лелик, пощупав такое же украшение на собственном черепе.

– Никогда не любила дворцово-парковые ансамбли, – сообщила подружке Оля, наблюдая за мужем в зеркало пудреницы, которую Люсинда держала над головой. – Все эти подстриженные газоны, лужайки, клумбы, статуи…

– Да-да, совершенно негде уединиться, – поддакнул Макс Бобров, под предлогом необходимости не упускать из виду перископическую пудреницу неприлично прижимающийся к Люсинде с другой стороны.

– Просто спрятаться негде, – Люсинда ткнула Макса локтем в бок. – Отодвиньтесь, я задыхаюсь…

– Без мужского внимания? – с надеждой предположил Бобров.

– Спасибо, хоть фонтан тут есть, – не обращая внимания на возню рядом, договорила Оля.

Они сидели на асфальте, прижимаясь спинами к каменному борту чаши, в центре которой на плоском блюдечке помещалась желтого цвета мадам с одной голой грудью – не то китайская активистка движения «Фемен», не то жертва гепатита и тропической лихорадки одновременно.

Блюдечко стояло на вырастающих из бетонного основания чешуйчатых хвостах, принадлежащих, судя по пышным гладким попам, морским русалкам. Верхние половины хвостатых дев безвозвратно канули в бетон.

– Это памятник погибшим синхронисткам? – предположила любознательная Люсинда.

– Нет, это скульптура богини мореплавания, – ответила эрудированная Ольга Пална. – Видишь, в левой подмышке у нее корабль, а правой рукой она указывает ему дорогу.

– Сидя к морю спиной? – простодушно удивилась Люсинда. – Куда же ему плыть?

– Куда, куда… На кудыкину гору, – рассеянно ответила Оля, не отводя взгляда от зеркальца.