Текст книги "Последний путь под венец. В костюме голой королевы"

– Ада, – кивнула я. – А после нее еще кто-нибудь выходил?

– Кто-то в белом халате, я не обратила внимания кто, – с сожалением сказала подруга. – По-моему, даже не один человек. Они, эти люди в белых халатах, бегают туда-сюда, туда-сюда…

– Идем!

Я круто повернулась и зашагала по коридору к лифту.

– У того, кто свистнул мои ключи, было максимум десять минут форы. Если поторопимся – может быть, застукаем гада или гадину на месте преступления!

– А где это место? – с трудом догнав меня, спросила подруга. – И какое там преступление?

– Соображать надо! – я постучала согнутым пальцем по лбу. – Зачем нужны ключи? Чтобы попасть в квартиру!

– А-а-а-а! Ты думаешь, к тебе снова явились незваные гости?

– Или уже явились, или явятся вскоре. – Я влетела в лифт и вонзила палец в кнопку с цифрой «1», едва не придавив замешкавшуюся подружку сдвигающимися дверцами. – Визит в больницу к нумизмату откладывается. Едем домой.

– Устроим засаду?

– Если там уже не засела та гадина.

– Тогда мы возьмем квартиру штурмом! – Моя могучая подруженька поиграла мускулами.

– Зачем – штурмом? У тебя же есть запасные ключи, – напомнила я, воздержавшись от демонстрации весьма скромных бицепсов.

Ключи пригодились, а мускульная сила – нет. Мы прибыли на место целого ряда преступлений первыми, опередив похитителя или похитительницу ключей, на что я вообще-то перестала надеяться еще в такси: мы потеряли почти двадцать минут, объезжая некстати возникшую гигантскую пробку в центре города.

«Авторадио», которое слушал наш водитель, объяснило неплановый коллапс реакцией правоохранительных структур на анонимное сообщение о том, что площадь Революции заминирована. Площадь немедленно оцепили, из расположенных на ней зданий мэрии, банка и Краевого Драматического театра выгнали людей, движение по центральной улице перекрыли – все, как обычно в таких ситуациях. Масса народу провела время нескучно, и мы с подругой тоже понервничали, но не из-за того, что страшились террористического акта, а потому что боялись не поспеть за похитителем ключей.

Ничего, успели! Ирка немедленно промчалась по квартире, стаскивая в прихожую предметы, наиболее пригодные, с ее точки зрения, для вооружения засадного полка. В ранг оружия ближнего боя были возведены деревянная скалка, все та же многофункциональная швабра и детская резиновая скакалка, которую подружка ловко свернула в подобие ямщицкого кнута. Чугунную сковородку она, подумав, отвергла, поскольку на нее произвело слишком большое впечатление то поистине смертоносное мастерство владения этим предметом, которое Рыжая Очковая Гадина проявила в квартире нумизмата Костина.

– Не будем фехтовать на сковородках, – согласилась я.

Меня почему-то больше заботила защита, чем нападение. Я не забыла, что нас уже однажды штурмовали с пистолетом, пусть всего лишь травматическим, и считала правильным противопоставить хоть что-нибудь стрелковому оружию.

– Нужны доспехи, – согласилась Ирка.

Доспехи себе мы подобрали на Масином складе игрушек. Там можно было найти буквально что угодно, хоть черта лысого. Я надела надувной жилет для плаванья, поверх него – подбитую плотным поролоном хоккейную фуфайку в цветах «Спартака», а Ирка приспособила как нагрудный панцирь круглый щит, сделанный из крышки от старого цинкового бака для кипячения белья.

Перед Новым годом я до глубины души поразила знакомого автомеханика, попросив его отрихтовать эту самую крышку под боевой щит. Над оригинальным заказом хохотала вся автомастерская, зато мой ребенок в роли доблестного рыцаря Айвенго имел на школьном карнавале феерический успех.

– Осталось придумать сигнальную систему, – сказала подруга, закрепив щит Айвенго на своем организме с помощью широкой бельевой резинки и прихватив вместо меча Айвенго деревянную скалку с расписной «семеновской» ручкой. – Что-то такое, что оповестит нас о приближении врага, но не заставит его насторожиться…

– То есть противопехотные мины и растяжки из рыболовной лески с бубенцами не годятся? – уточнила я. – А как насчет арахисовой скорлупы под ковриком? Она затрещит под пятой оккупанта – будь здоров!

– Отличная идея! – вскричала подруга и с первоклассным боевым задором лично слопала пригоршню орехов.

Потом мы щедро насыпали сигнальных скорлупок под коврик для вытирания ног, притащили в прихожую табуретки и сели на них по обе стороны входной двери – две очень странные фигуры, натуральные персонажи бредового сна.

Сначала мы сидели в тишине, нарушаемой только сдвоенным сопением. Потом нам сделалось скучно, я сбегала в кухню и включила там телевизор, развернув его на холодильнике экраном к двери.

Стало веселее. Телевизор негромко бубнил, создавая вполне умиротворяющий фоновый шум, вряд ли способный спугнуть решительного врага. Ирка с детским интересом созерцала дотоле неведомую ей программу «Третий глаз», я совмещала приятное с полезным – развлекалась и одновременно контролировала наш эфир.

На экране Настасья Круглова беседовала с дамой, подписанной в титрах простенько и со вкусом: «Черно-белая ведьма Роксолана». У черно-белой ведьмы были изумительные зеленые линзы с вертикальным кошачьим зрачком, длинные волосы гречишным веником и обернутое в домотканое полотно сухое жилистое тело, похожее на выбеленную солнцем речную корягу.

Черно-белая ведьма призывала телезрителей не стесняться использовать для коммуникаций с ней лично и далее по дистанции со всемогущими духами самые современные средства связи. На магические услуги по телефону, «аське» и скайпу продвинутая ведьма давала клиентам десятипроцентную скидку, а оплату принимала по безналичному расчету через платежную систему Яндекс. деньги в рублях и валюте по курсу.

– Ха! – сказала, не поддавшись на уговоры черно-белой ведьмы, пуленепробиваемая телезрительница Ирина Максимова. – Да за десять тысяч рублей можно снять венец безбрачия вообще без всяких обрядов. Достаточно сложить деньги веером, выйти вечерком к общежитию бедных студентов и покричать: «Хочу замуж, за штампик в паспорте плачу триста долларов наличными!»

– Хочешь замуж – спроси меня как! – захихикала я.

Настя Круглова с экрана подарила нам манящую русалочью улыбку и томно пообещала вернуться к увлекательному разговору сразу после рекламы. И вместо обернутой в неотбеленную холстину коряги в телевизоре показались дивной красоты и длины женские ножки, расположившиеся по диагонали – чтобы больше поместилось.

Ножки немножко побрыкались – диктор за кадром мягким вельветовым голосом похвалил колготки – и исчезли, уступив место любительской фотографии постбальзаковской девушки с лучистыми морщинками у глаз и длинными льняными волосами. Не эротичный вельветовый, а скучный посконно-домотканый голос все той же Настасьи Кругловой озвучил за кадром объявление о том, что крайне обеспокоенные родственники разыскивают пропавшую гражданку Ульянцеву Миладу Юрьевну.

Я встала с табуретки, подошла к телевизору, рассмотрела на экране моложавую ладушку-Миладушку, загулявшую красавицу пятидесяти двух лет, и сказала:

– Интересное кино! Это же Ада, моя соседка по палате! Я ее видела сегодня в клинике, никуда она не пропала!

И тут за дверью на площадке громко хрустнуло. Сработала тревожная арахисовая сигнализация!

Доблестная рыцарша Ирка сделала огромные глаза и завертела свободной от скалки Айвенго рукой, призывая меня срочно вернуться в засаду на табуретку.

Я на цыпочках проскакала на свое место, подхватила поставленную в угол швабру и замерла, напряженно косясь на дверь. По спине, укрытой двойной попоной надувного жилета и стеганой хоккейной фуфайки, побежали мурашки.

Старый – что малый.

Пострадавшая при встрече с Помидорным Киллером бабушка Хлопова Тамара Макаровна, вместо того, чтобы поостеречься и дополнительно повысить бдительность, с детской радостью привечала нежданых-незваных гостей.

Гости пришли в одиннадцатом часу утра. В это смутное время заслуженной пенсионерке с безупречным пролетарским происхождением обедать было рано, а повторно завтракать – совестно. Заранее жалея себя, Тамара Макаровна уже потянулась за газетой с наполовину разгаданным особо трудным кроссвордом, и тут в дверь позвонили.

Нога в высоком гипсовом валенке не позволяла обрадовавшейся развлечению старушке развить хорошую скорость, но она громко кричала по пути в прихожую:

– Иду, иду! Сейчас, сейчас!

Чтобы, значит, случайные гости не ушли, не дождавшись, пока им откроют.

На лестничной площадке примерно в метре от двери, стесняясь попирать ногами стопроцентный хенд-мейд пестрого коврика из ситцевых жгутиков, топтались двое: представительный мужчина средних лет и симпатичный юноша. Мужчина был толстый и розовый, как сарделька, а юноша – ясноглазый, скуластый и вихрастый, как образцово-показательный комсомолец с плаката эпохи расцвета социализма.

Нижнюю часть тела юноши укрывали брезентовые штаны на помочах, а верхнюю – бело-голубая клетчатая рубашечка, застегнутая почти под горло. На задорных вихрах лежала старомодная кепка, из-под мышки торчал потрепанный тубус.

При виде вихрасто-скуластого юноши бабушке Хлоповой вспомнились кинофильм «Весна на Заречной улице» и собственная молодость.

– Здрасьте, мамаша, мы к вам из ЖЭКа по поводу снижения квартплаты, – скороговоркой доложил представительный человек-сарделька.

И Тамаре Макаровне вдруг показалось, будто она вернулась в старые добрые времена, когда еще были правильные ЖЭКи, а не мутные ТСЖ и ТОСы, и квартплата за стандартную «двушку» в «хрущобе» не приближалась к сумме внешнего долга Республики Бурунди, и по срочному вызову – если, скажем, кран потек или батарею прорвало, – после долгого волнительного ожидания, беззлобно ругаясь и мощно дыша перегаром, являлся одинокий мужик в спецовке, а не целое бандформирование молодых парней в нарядных комбинезонах частной фирмы «Бригада Ух», и нехитрая услуга «замена лампочки» в прайсе электрика не стоила аж пятьдесят рублей, и вполне можно было договориться с плотником заменить просевшую половую доску за бутылку водки, и воду можно было лить, сколько хочешь, потому что платили за нее не по счетчику…

И много, много чего еще хорошего было в той жизни, где весна сверкала и бурлила не только на Заречной улице, но и в душе, и в крови, и в прекрасных добрых песнях, и в ясных глазах вихрастых комсомольцев обоего пола.

– Да проходите, сыночки! – растроганно сказала беспечная бабушка Хлопова и впустила гостей в квартиру.

Такие приятные с виду, гости к тому же оказались людьми с активной гражданской позицией. Они ходили по квартирам, агитируя жильцов отказаться от услуг управляющей компании, сплошь состоящей из махинаторов и рвачей, в пользу старой доброй жилищно-эксплуатационной конторы.

Человек-сарделька Сергей Иванович от имени ЖЭКа вкратце, но убедительно рассказал Тамаре Макаровне о реальной возможности добиться снижения квартирной платы путем повышения эффективности водоснабжения. А комсомолец-доброволец Юра показал слабые места этой самой системы водоснабжения и канализации на подробной схеме, извлеченной из тубуса.

Цветная схема, в деталях прорисованная на большом листе ватмана, произвела на бабушку Хлопову большое впечатление. Сразу стало понятно, что ЖЭКу с его огромным опытом ведомы все вековые тайны коммунальных дел, тогда как ТСЖ и ТОСы знают только одно: как отнимать у беззащитных жильцов немыслимые деньги.

Тамара Макаровна с радостью вступила в ряды борцов за возвращение власти ЖЭКу и поставила свою подпись на соответствующей бумажке.

– К соседям пойдем? – переступив через порог бабулиной квартиры и одновременно убрав с лица обаятельную «гагаринскую» улыбку, спросил старшего товарища типичный комсомолец Юра.

Посиделки с общительной Тамарой Макаровной затянулись сверх меры и утомили всех участников.

– Да, еще успеваем, – коротко взглянув на часы, ответил Сергей Иванович.

Это означало, что наиболее продуктивное для агитации утреннее время еще не закончилось. До полудня, когда пенсионерки, домохозяйки и молодые мамаши вплотную приступят к приготовлению обеда и кормлению детей с последующим их укладыванием в кроватки, оставалось еще полчаса.

В старых «сталинских» домах, населенных преимущественно заслуженными пенсионерами, Сергей Иванович и Юра работали примерно с десяти до двенадцати часов, когда в квартирах оставались только неработающие граждане и гражданки – наиболее податливая и благодарная публика.

– Сыночки, а я вот еще хотела спросить… – донеслось из глубины квартиры.

– Иди сам, я догоню, – досадливо прислушиваясь к приближающемуся грохоту гипсового ботфорта, Сергей Иванович подтолкнул Юру к двери соседней квартиры.

Одиночный выстрел раздавленной скорлупки превратился в сплошную пулеметную очередь. Враг топтался на рубеже, но почему-то не спешил его переступить.

Я не выдержала и бросилась в контратаку – сама открыла дверь!

– Ой! – пискнул враг.

Я захлопнула дверь и отшатнулась к стене.

– Что, что там? – сделав глаза огурцами, спросила Ирка. – Опять пистолет?!

– Похоже, гранатомет! Здоровенная такая труба!

Я развела руки, показав размер трубы. Ирка, спасаясь от случайного удара шваброй, отшатнулась, недоверчиво прищурилась и с ехидцей спросила:

– К нам пришел Шварценеггер?

– Чего стоим, кого ждем?

Закрыв за собой дверь квартиры бабушки Хлоповой, Сергей Иванович подошел к Юре, который застыл на придверном коврике в странной позе – слегка присев и обнимая тубус.

– Бабушка не открывает?

– Там не бабушка, – удивленно ответил Юра. – Там хоккеист!

– Какой еще хоккеист?

Сергей Иванович непроизвольно оглянулся на окно в пролете между этажами. К запыленному стеклу прижимались зеленые ладошки цветущей липы. На насквозь просвеченных майским солнцем листочках темнели четкие линии. Для зимних видов спорта сезон был явно не тот.

– «Спартаковский», – честно ответил Юра на риторический вопрос про хоккеиста.

– Довольно редкая галлюцинация – рыцарь шайбы и клюшки! – съязвил Сергей Иванович, поднося руку к звонку.

Звонок не работал, но дверь тем не менее распахнулась, явив взорам незваных гостей самого натурального рыцаря в тускло блестящей нагрудной броне. Украшенное чеканным узором подобие цинкового тазика, какие в коммунальных банях называли «шайками», выдвинулось из полумрака прихожей, как броневик из ангара. Сергей Иванович клюнул носом, поглядев вниз, а потом дернул шеей, посмотрев вверх.

Ниже цинковой кирасы виднелись слоновьи ноги в белоснежных штанах, выше – сизый пластмассовый велосипедный шлем, закрывающий не голову, а лицо. За вертикальными прорезями велосипедного забрала злобно поблескивали ясные голубые глаза.

– Чего надо?! – проревел рыцарь шайки.

– Мы из ЖЭКа… – сообщил Сергей Иванович, чувствуя себя беззащитным сарацином перед лицом вооруженного крестоносца.

Дверь с грохотом захлопнулась и завибрировала.

– В первый раз такое вижу, – пробормотал Юра.

– Дай бог, чтобы и в последний! – смахнув пот со лба, сказал Сергей Иванович и потянул младшего товарища за помочи. – Идем отсюда, хватит с нас на сегодня!

– Какого черта ты сама открыла дверь?! – вызверилась на меня подруга, прогнав откровенно перепуганных бедолаг из ЖЭКа. – Ведь у того, кого мы поджидаем, есть ключи!

– Я разволновалась, – призналась я. – Больше не буду!

– И никакой это был не гранатомет! – опускаясь на табуретку, проворчала Ирка. – Обыкновенный футляр для чертежей, я забыла, как он называется.

– Тубус, – вспомнила я и тоже села. – Ну, извини! У меня зрение нынче не очень, а они так похожи – тубус и гранатомет.

– Много ты видела гранатометов! – фыркнула еще Ирка и наконец затихла.

Я не стала ей говорить, что и тубусов-то никаких не видела, я же не инженер, я на филфаке училась! И университетский курс весьма неважно подготовил меня к жизни, похожей на детективную историю.

Я сидела, сокрушенно думая о том, что была ведь когда-то смирной домашней девочкой, не имеющей никакого представления о преступлениях более страшных, чем кража из бабушкиного буфета шоколадной конфеты с ликером, а теперь, только посмотрите, до чего докатилась?

И тут кто-то подкатился под нашу дверь. Бесценная арахисовая скорлупа не подкачала, сделав предупредительный выстрел.

– Готовсь! – почти беззвучно выдохнула Ирка.

За дверью еще пару раз страшно хрустнуло, затем вкрадчиво звякнуло и нагло брякнуло. В замке провернулся ключ. Зловеще скрипнула открывающаяся металлическая дверь. Обитая мягким внутренняя дверь пошла на меня – я остановила и придержала ее, освобождая пространство для маневра засадным полкам.

Ирка, успевшая встать на табуретку, подняла свою боевую скалку, как шлагбаум, но не успела опустить ее на вражескую голову. Из-под прикрытия внутренней двери я сделала ловкий выпад шваброй и резко, как клюшкой, подсекла вражеские ноги! Короткий испуганный вскрик, скрип линолеума под каблуками, глухой гул металлического порожка – и все закончилось.

– «Спартак» – чемпион! – коротко взглянув на меня, уважительно буркнула Ирка, и мы дружно склонились над поверженным врагом.

Вернее сказать, над врагиней, потому что это была женщина.

– Попалась, которая кусалась! – переврав детскую присказку, мстительно сказала моя подруга. – У-у-у, змея очковая!

– Ирка, она не очковая, – медленно проговорила я, зацепившись взглядом за каблук серебряных босоножек.

– Да ладно! Она просто сняла очки!

– Ирка, это бывшая жена Костина. Я видела ее в квартире бабки-соседки, она там хныкала и сердечные капли пила.

Я отвернулась от бревном лежащей поперек прихожей экс-мадам Костиной и пошарила взглядом по полу в поисках какой-нибудь сумки. Не с пустыми же руками пришла к нам эта вражья сила? Кокетливая сумочка из затканного узорами велюра – прямо крокодиловая замша какая-то! – нашлась под книжным шкафом. Я бесцеремонно залезла в нее и по именной карточке фитнесс-клуба удостоверилась, что данная конкретная ручная кладь действительно принадлежит Эльзе Альбертовне Костиной.

Кроме карточки, в сумочке нашлись пудреница, плоский мобильник, кошелек, незнакомые ключики и свернутые вчетверо бумажки. Их я отложила в сторону, но не успела изучить, потому что Ирка, караулящая индифферентную мадам врагиню, громко ахнула и позвала меня трагическим шепотом фарингитного короля Лира:

– О Боже, Лен, ссссмотри, ссссмотри, тут кровь!

Я посмотрела и тоже осипла от волнения:

– Все яссссно, она разбила голову о порожек!

– Насссмерть?!

Я снова цапнула чужую сумочку, выхватила из нее чужую пудреницу и поднесла зеркальце к чужим губам.

– Дышшшшит! – прошептала Ирка и зашарила ладошками по животу, прикрытому кастрюльными доспехами. – Надо ей «Сссскорую»…

Я поняла, что она пытается добраться до кармана с мобильником, живенько метнулась в комнату за телефоном, сама вызвала неотложку и вернулась в прихожую.

– А что мы скажем? – спросила подруга не то чтобы спокойно, но хотя бы без шипенья и свиста.

Я положила сумочку из крокодиловой замши под бок мадам, стянула через голову спартаковскую фуфайку, вытерла ею вспотевший лоб и расстегнула надувной жилет:

– Ф-у-у-ух… Предлагаю невинную ложь: Эльза Альбертовна пришла к нам в гости, споткнулась, упала и разбила голову.

– Если бы она споткнулась, то упала бы головой вперед и разбила лицо, а не затылок! – возразила Ирка.

– Молодец! – похвалила ее я. – Тогда по-другому: она вошла, поскользнулась, упала на спину и разбила голову.

– А почему она поскользнулась?

Я поднялась, взяла все ту же швабру, сходила в ванную за ведром и тряпкой, плеснула на пол воды и развезла образовавшуюся лужу по всей прихожей.

– Вот почему.

Подмоченная мадам Костина слабо шевельнулась.

– Эльза Альбертовна, лежите спокойно! – громко и строго, как тугоухой слабоумной, велела ей Ирка. – Сейчас за вами приедет «Скорая»!

– Что ссссо мной? – слабым голосом просвистела Эльза Альбертовна.

– Вы пришли к нам в гости, поскользнулись на мокром полу, упали и разбили голову! – объяснила Ирка, усилив эмоциональный нажим. – Вы запомнили?

– Так и быть, мы никому не скажем, что вы проникли в квартиру незаконно, украв ключи! – тихо, но тоже очень веско добавила я.

– Я не…

– Конечно, вы не! – с сарказмом сказала Ирка. – И мы тоже не! И мы все не: не будем привлекать к этому инциденту внимание правоохранительных органов! Пришла, поскользнулась, упала, разбилась. Цепь случайностей. Вам все понятно?

– Да…

«Скорая» приехала на удивление быстро и увезла от нас травмированную цепью случайностей Эльзу Альбертовну без возражений и вопросов. Закрыв дверь за санитарами с носилками, Ирка сама взяла в руки брошенную мною швабру и тщательно вымыла пол, уделив особое внимание порогу.

Пока она наводила чистоту, я сидела в кухне и рассматривала ключи, которые выпали из обмякшей ладошки Эльзы Костиной.

В связке было не восемь ключей, а только три: два от наружной двери, один от внутренней – все блестящие, как мечта Буратино, новенькие, со свежими спилами на подточенных бородках.

Это были не мои родные ключики.

Это были их дубликаты.

– И что это значит? – нахмурилась Ирка, когда я поделилась с ней этой любопытной информацией.

– Это значит, что моя связка из восьми ключей у кого-то другого, – неохотно признала я. – И, следовательно, нам надо ждать визита этого самого «кого-то».

– То есть мы поторопились снять доспехи?

Я вместо ответа застегнула надувной жилет и потянулась за скомканной фуфайкой. Подруга все поняла и тоже нацепила свои кастрюльные латы. Мы вернули на аванпост в прихожую табуретки, швабру и скалку и сели дожидаться очередного вторжения.

Время шло, ничего не происходило.

Через полчаса Ирка ворчливо сообщила, что она не завидует пограничникам. Еще через двадцать минут она объявила, что голодна, как пограничная собака, и покинула свой сторожевой пост.

Я некоторое время слушала, как многообещающе хлопает дверца холодильника, гремят кастрюльки и звенят тарелки, а потом тоже дезертировала с передовой.

– Война войной, а обед по расписанию! – сказала Ирка в наше с ней оправдание.

Мы пообедали и заодно посмотрели свежий выпуск телевизионных новостей. Сегодня в меню была сенсация! Недалеко от города в реке нашелся черный автомобиль «Лада Приора» – предположительно, тот самый, на котором скрылись преступники, ограбившие продовольственный рынок «Буренушка».

– Вот! Яркий пример того, что Настасья Круглова права, высшие силы не дремлют, и все тайное становится явным вне зависимости от человеческих действий или бездействия! – заявила Ирка, указав на экран надкушенной булкой. – Целая группа лучших сыщиков сбилась с ног, разыскивая эту самую «Ладу Приору» по какому-нибудь стратегическому плану с красивым названием «Перехват», «Сирена», «Полный абзац», «Ахтунг, ахтунг» или «Китлер Капут». А могли бы вообще никуда не бегать, сесть рядком на бережку, свесить ножки и курить бамбук. Уровень воды в реке понизился, и машинка нашлась сама собой!

На экране ветви плакучей ивы подметали высокий берег и торчащее из мутно-зеленой воды подобие выпуклой бегемотовой спины – крышу темной легковушки.

– Я знаю это местечко, – мечтательно сказала я. – Там под обрывом чудесный песчаный пляжик, мы с Колянами туда иногда ездим искупаться и пожарить шашлык. Очень удобное место, на машине можно забраться под самую иву. Только обязательно надо включать ручной тормоз, чтобы в реку не укатиться.

– То есть это очень удобное место, чтобы с легкостью утопить машину, от которой необходимо избавиться! – заключила Ирка.

А диктор за кадром развил ее мысль, сообщив, что в машине на водительском месте был найден труп одного из грабителей.

– Значит, надо полагать, второй грабитель избавился не только от машины, но и от сообщника! – резюмировала Ирка. – А деньги? Деньги не нашли?

А деньги, сказал диктор, нашли, но не все. Далеко, далеко не все! Спортивная сумка, в которой, по словам очевидцев, преступники вынесли с территории рынка тридцать миллионов рублей, оказалась открытой и практически пустой, если не считать грязи, ила и мелкого мусора. Незначительное количество денежных купюр было обнаружено в салоне, остальные, вероятно, унесло водой – окошко со стороны водителя было открыто.

В общем, были тридцать миллионов рублей – и сплыли! На радость деду Мазаю и зайцам, известным любителям капусты.

– Ты в это веришь? – спросила Ирка и скептически вздернула бровь.

– Не-а, – я помотала головой. – Понятно, что по телику излагают официальную версию, но я думаю, дело было примерно так. Грабители на «Ладе» закатились в укромный уголок под ивушкой, чтобы поделить добычу. Только один из них делиться не хотел и потому убил напарника, забрал из запомнившейся свидетелям спортивной сумки большую часть денег и столкнул машину с трупом в воду.

– Ну да, ну да. Вряд ли случилось такое удивительное совпадение, что один из грабителей внезапно умер за рулем от сердечного приступа или жутких угрызений совести.

Ирка немного помолчала и громко щелкнула пальцами:

– Надо Ларочку спросить, отчего он умер! Она небось уже вытянула информацию из своего любимого Лазарчука.

Я согласилась, что дружественную нам майоршу расспросить не помешает, но поленилась вылезать из-за стола.

А сразу после новостей – нам на десерт – в рекламном блоке снова показали незатейливый ролик – объявление о поисках пропавшей Милады Ульянцевой. В приступе гуманизма я пошла звонить ее родственникам и забыла про Ларочку.

Ушиб головы, поверхностная ссадина кожи, гематома, сотрясение мозга. Перелома черепа, к счастью, нет.

Голос врача доносился словно издалека, и она не все расслышала, но поняла сказанное так: ничего особо страшного, надо отлежаться, и все пройдет. Лежать Эльза Альбертовна была согласна, а вот сидеть – нет. Придя в сознание, она ужаснулась вполне реальной, как ей казалось, перспективе перекочевать с больничной койки на тюремные нары. Как она совершила такую глупость! Вломилась в чужую квартиру с отмычками! Как это называется? «Незаконное проникновение в чужое жилище»? И сколько за это дают?

Эльзе уже чудилось прикосновение к нежной коже грубой, вонючей, заскорузлой от грязи и пота тюремной робы. Она зримо видела ее – полосатую, вылинявшую, усеянную подозрительными пятнами, как видавший виды матрас. Она не просто влезла в чужую квартиру, она еще сделала это при свидетелях, попалась, как полная дура! И свидетели эти – две пугающе агрессивные тетки – надо думать, не спустят дело на тормозах.

Они сказали, что не будут заявлять в милицию, но Эльза Альбертовна им не поверила. Они заявят! Они заглянут в Петькины бумажки и так же, как сама Эльза, поймут, что это не тот случай, когда имеет смысл проявлять благородство и чтить Уголовный кодекс. И тогда незаконное проникновение переквалифицируется в попытку кражи. А за это сколько дают? Эльзу Альбертовну затошнило.

Врач что-то говорил ей о появлении рвоты, потере сознания, вялости и сонливости, но Эльза думала о другом: надо бежать! Уйти из больницы, скрыться, чтобы ее не нашли агрессивные тетки из той самой квартиры, милиция, судьи, прокуроры, тюремные надзиратели и расстрельная команда – в травмированной голове варилась дикая каша.

– Помните: после такой травмы, как у вас, пострадавший может на некоторое время прийти в сознание, а затем снова упасть в обморок! – ответив категорическим отказом на слезную просьбу отпустить ее домой, предупредил Эльзу врач.

В ее случае, к счастью, период между обмороками оказался достаточно продолжительным. Эльза успела убежать и спрятаться.

После обеда я в одностороннем порядке объявила тихий час, оставила Ирку в гостиной и улеглась в детской. Но отдохнуть мне не удалось.

Сначала в соседней комнате завопил телефон. Ирка сняла трубку. Я безрадостно прислушалась, ожидая более чем вероятного: «Ленка, подойди, это тебя!», но мое участие в процессе не потребовалось. Я просто лежала и слушала Ирку.

Голос у подруги был громкий, а беседа интересная.

– Да. Да. Да что вы?! Нет. Нет! Не знаю, – с повышением тона говорила она. – Да вот так просто, не знаю – и все! Ну, и что, что по этому адресу? По-вашему, если человек разбил голову в нашем доме, так он непременно тут и живет? По-вашему, человек не может разбить себе голову в чужом доме? Или мы не свободные люди в свободной стране?!

«Тварь ли я дрожащая или право имею?» – вспомнился мне вопрос студента, как раз разбивавшего головы.

Я встала и вышла в прихожую.

Подруга с телефоном возле уха притопывала у зеркала, корча злобные рожи своему отражению. И сама она, и ее отражение пребывали в бурном волнении и негодовании. Я отлично видела эти волны негодования, они зарождались мелкой рябью на лице, волнами пробегали по спине и затухали в колебании складок на боках.

Кряк! Ирка жестом альпиниста, безжалостно вонзающего флаг победы в седую голову покоренной вершины, воткнула телефонную трубку в гнездо зарядного устройства, повернулась ко мне – руки в бока – и спросила:

– Как тебе это нравится, а? Эта мымра Костина сбежала из больницы, а мы за нее отвечай!

– Ты вроде уже на все вопросы ответила, – я мягко похлопала подружку по вздрагивающему плечу. – Спокойствие, только спокойствие! Наша с тобой ответственность за жизнь и здоровье мымры Костиной уже исчерпана вызовом «Скорой». Не хочет она лечиться – пусть бежит куда угодно, нам-то что?

– А то, что я придумала интересный трюк, который теперь накрылся медным тазом!

– Ира, – мягко попросила я. – Давай уже закончим интересные трюки с тазами, сковородками, швабрами, вилками и блюдами?

– Про таз – это была фигура речи.

Ирка отодвинула меня от двери, прошла в детскую и вернулась с говорящей собакой.

– На самом деле я придумала трюк не с тазом, а с диктофоном. И не трюк даже, а следственный эксперимент!

– Ну-ка? – я склонила голову к плечу.

– Я придумала поехать к Костиной, сунуть ей под нос диктофон и заставить сказать те самые слова, которые произнесла баба, разгромившая детскую!

Она пожала собачью лапку, и игрушечный пес послушно озвучил ругательный монолог бабы-погромщицы.

– И что это даст?

– Как это – что? Мы сравним две записи и установим, не была ли той самой бабой эта самая Костина!

– Шерше ля фам, да?

Я прошла в гостиную, бухнулась на диван и закрыла глаза, концентрируясь на перспективной мысли.

Подруга права, надо искать женщину. Ведь поиски того, до сих пор не знаю чего, в Масиной комнате вела какая-то баба. И в убийстве рыжего юноши подозревается какая-то баба.

Я открыла глаза и вопросительно взглянула на Ирку:

– Ты можешь вспомнить, как выглядел Помидорный Киллер?

– Думаешь, не баба ли это? – смекнула подруга. – А что, запросто! Травматический пистолет – как раз подходящее оружие для женщины, мужик вряд ли пошел бы на дело с ненастоящей пушкой. А как он выглядел… Ну, как… Невысокий, нетолстый, весь в черном… Я, собственно, не успела разглядеть.