Текст книги "Саламандра"

– Саламандра, давай вести себя как нормальные взрослые люди, – неожиданно спокойным голосом предложил Полоз. Вот, что я говорила!

– Что ты имеешь в виду? – сразу насторожилась я. – И потом, не забывай, мы не люди. Особенно я.

– Да? – Полоз наклонился к камину так близко, что мне показалось, еще чуть-чуть, и он прыгнет ко мне в огонь. Я-то тут, в пламени, себя очень комфортно чувствую, а вот ему, боюсь, не поздоровится. Но моим злорадным мыслям не суждено было осуществиться, муженек неплохо соблюдал дистанцию. – Ты думаешь, что я поверю в сказочку, что ты привязала ведро над дверью, будучи вертлявой козявкой? Не смеши меня.

– Сам ты вертлявая козявка, – в который уже раз за день разобиделась я.

– Ты его небось даже в человеческом облике еле подняла, – невозмутимо продолжил мой благоверный. – И я даже догадываюсь, что долго ящерицей ты быть не можешь, как и я – полозом.

– И что из того? – Нехорошее чувство зашевелилось в груди, но я решила сначала дослушать.

– Ничего, – многозначительно улыбнулся он. – Есть кое-какие догадки.

– Это какие же?

– А то, что теперь ты будешь всегда находиться рядом со мной. Везде.

– Так уж прям и везде? – скептически поинтересовалась я. – А если мне в туалет захочется, ты тоже будешь рядом караулить?

– Если надо будет, то и покараулю.

Вот вляпалась-то!

– И что ты сделаешь, когда я соизволю стать человеком? – продолжала я допрос с плохо скрываемым любопытством.

– В первую очередь отшлепаю за вылитое на меня ведро воды, и за каждый листочек, повисший на мне, отдельно.

– А потом?

– А потом… – Полоз мечтательно поднял глаза к потолку и медленно растянул губы в хищной улыбке.

Угу, сомневаюсь я, что он в этом самом «потом» жутко раскается, падет передо мной на колени в экстазе безмерного самобичевания и начнет с упоением целовать мои желтенькие пятнышки на спинке и лапках. Хорошо еще, если голову не открутит (или не откусит), вон как плотоядно на меня через язычки пламени пялится.

Превращаться при нем в человека мне окончательно расхотелось. Чувствую, радужных перспектив передо мной все равно не раскроется, так какой смысл напрягаться? Тут ноги делать надо, а не ждать у моря апельсинов. И чем быстрей, тем лучше.

Полоз оказался человеком слова, как это ни прискорбно. Первый день после нашего многообещающего разговора он добросовестно и безвылазно провел со мной в комнате, выползая (а заодно выгуливая и меня) только на время завтрака, обеда и ужина, которые теперь уже проходили в узком «семейном» кругу, то есть мы соображали на троих. Владыку не особо радовал мной пятнистый вид, но он молчал, выказывая свое неодобрение нахмуриванием бровей и плотным сжиманием губ, не больше.

Сам же Полоз откровенно маялся от безделья, что не прибавляло ему хорошего настроения и умиротворения. Видимо, подобное затворничество было ему несвойственно ранее, и он совершенно не знал, чем заняться. Я развлекать моего муженька особо не собиралась, полностью игнорируя его навязчивое присутствие, а потому выпросила книжку и погрузилась в чтение. Читать было не очень удобно, приходилось буквально ползать по страницам, уткнувшись носом в буквы, но книга попалась довольно интересная, про дальние страны и разные народности, что меня всегда очень интересовало, поэтому некоторые неудобства, связанные с моим вынужденно-добровольным внешним видом, я не особо замечала.

Полоз тоже попробовал что-то читать, но это ему быстро наскучило, и он просто прослонялся весь день из угла в угол, искоса поглядывая на меня. Как он косоглазие себе не заработал, до сих пор удивляюсь. Наверное, ждал, когда у меня терпение кончится. Зря он так, мне пока было относительно комфортно. Насколько вообще может быть комфортно в его присутствии. Но безделье – занятие очень утомительное, и уже к вечеру на моего вредного муженька было жалко смотреть, выглядел он, мягко говоря, не ахти… Помятый какой-то, измученный. Понимаю, от безделья больше устаешь, легче телеги с мешками овса разгружать.

Следующие несколько дней он таскал меня с собой в неизменном кармане везде, где только можно было. А можно было как раз везде. Я, естественно, была жутко против (книжку не дали дочитать!), но кто ж меня, подневольную, спрашивал? Пришлось принимать меры.

Сначала мой муженек усиленно делал вид, что я всего лишь досадное шумное приложение к его драгоценной персоне, но на меня ведь сложно не обращать внимания, особенно когда я начинаю говорить. А говорила я в эти дни очень много.

Начала я изводить своего змееглазого муженька с самой обычной женской болтовни совершенно ни о чем: о нарядах, о погоде, о цветочках, в которых сама не очень разбиралась, о ночных кошмарах и прочей ерунде. Обычно это мало кто выдерживает, сбегает, но Полоз добросовестно терпел такое вопиющее издевательство (видимо, считал, что его цель стоила того, чтобы за нее так пострадать), хотя ему сильно мешало шумовое оформление в моем лице (или мордочке?).

Мы вот уже несколько часов сидели в его кабинете, в котором было столько золота, сколько не сыщется во всем Царстве Долины. Папашка бы удавился от зависти, увидев такое вопиюще бездарное отношение к благородному металлу. Здесь даже дверные петли и гвозди были из золота сделаны. Полоз пытался углубиться в какие-то бумаги, что-то пересчитывал, бубня себе под нос цифры, переписывал из одной тетрадки в другую, в общем, усиленно делал вид, что жутко занят, и я ему совершенно не мешаю. Гора скомканных листов бумаги со следами ошибок и клякс, наверное, была чем-то само собой разумеющимся?

Но вскоре мне самой надоело произносить монологи, и я начала задавать вопросы. Не то чтобы мне было очень интересно, чем же занимается мой муженек, а просто для того, чтобы не выглядеть сумасшедшей, разговаривающей сама с собой. Не помогло. На то, что меня все-таки слышат, указывала лишь очень быстро увеличивающаяся кучка испорченной бумаги.

Когда же я поняла, что это бесчувственное бревно просто так не проймешь, в ход пошла более тяжелая артиллерия в виде пения песен и оранья частушек, отчасти не совсем приличного содержания. Мне было плевать с высокой колокольни, что обо мне подумают окружающие, но на нервы мое пение действовало не только тому, на кого и было изначально рассчитано. Разномастный народ выбегал изо всех щелей посмотреть, кто и за что так сильно мучает умирающую в страшных муках кошку или водит ржавой пилой по стеклу. Ну что я могу поделать, если у меня с детства ни голоса, ни слуха нет? Никогда не думала, что неумение что-либо делать может оказаться так кстати.

Как же Полоза все это бесило! Но он продолжал стойко держаться, терпеливо объясняя всем подряд (но чаще игнорируя), что я – существо, не привычное к горному воздуху, и просто обязана развивать легкие по рекомендации лучших светил современного лекарского дела. Ему если и не верили, то тщательно это скрывали. Правильно, кто же против сына самого Владыки слово скажет? А когда я однажды выводила верхнюю «ля» в очень жалобной и слезоточивой народной песне про несчастную любовь прекрасной царевны к ужасному троллю, нас отловил сам Владыка и пригрозил обоих выставить вон из дворца, если Полоз не примет никаких мер по устранению этих мерзких звуков, очень громко называемых мною сольным вокалом.

– Я смотрю, у вас тут никто не любит народное творчество, – обиженно заявила я, внимательно дослушав гневную отповедь свекра, адресованную не столько мне, сколько моему муженьку.

– Эти вопли, от которых даже алмазы тускнеют, ты называешь народным творчеством? – полыхнул на меня зеленым взором Владыка и снова поднял глаза на сына. – Полоз, избавь меня от этого кошмара!

– Может, ты сам это сделаешь? – нагло предложил отцу мой муженек, скрестив руки на груди и слегка придавив меня в кармане. Специально ведь это сделал, гад!

– Это твоя жена, вот сам и разбирайся с ней, – рыкнул Владыка. – Но чтобы я больше этого показательного выступления не слышал! До сих пор в голове звон какой-то посторонний стоит.

И быстренько ретировался, оставив нас в гордом брачном одиночестве. Мы на пару проводили его удаляющуюся спину долгими взглядами: я – ехидным, Полоз – хмурым.

– Да-а, – задумчиво протянула я. – Не везет тебе в последнее время, дорогой.

– Не везет, – в кои-то веки согласился со мной мой благоверный и глянул так, что купание в сливном бачке показалось мне пляжным отдыхом по сравнению с теми карами, которые могли грянуть в ближайшем будущем.

Ура! Вот уже второй день подряд я праздновала свою первую победу. Правда, молча и в компании только с самой собой, но меня подобное обстоятельство не очень огорчало. Я наконец-то спокойно дочитала книжку, меня никто никуда не таскал в неудобном и тесном кармане, и самое главное – я была одна. Моя основная проблема пока что была решена. Еще раз ура!

Полоз, во избежание неприятностей с отцом, остерегался моей милой компании за пределами нашей комнаты, и потому в течение дня наведывался крайне редко, но, как правило, всегда в самые неожиданные и не совсем подходящие моменты. Видимо, хотел застать меня врасплох и наконец узнать, как же я выгляжу на самом деле (цель женитьбы он еще не забыл, к сожалению), но не тут-то было. Со слухом у меня все в порядке, а он топал по коридору так, что только безнадежно мертвый не услышал бы, поэтому его план внезапности был изначально обречен на провал. Все наши немногочисленные разговоры сводились в основном к одному: кто из нас больше похож на человека как в прямом, так и в переносном смысле, но компромисса пока еще не было найдено ни разу, а последнее слово чаще всего оставалось за мной.

Думаю, не надо говорить, что из комнаты меня тоже никуда не выпускали. Гады, конечно, но мне пока это было на руку. Вот интересно, если бы папашка знал, как меня тут «любить» будут, он согласился бы на этот брак? Хотя ему-то что, не его же замуж выдали.

Но такая моя безмятежная и славная замужняя идиллия длилась недолго. Я еще насладиться ею в полной мере не успела, только-только привыкать начала, когда однажды посреди белого дня вернулся мой благоверный. А с утра говорил, что дел по горло… Обманщик!

– Саламандра, идем! – коротко приказал он, застывая холодным памятником в дверях.

– Это куда же? – лениво полюбопытствовала я, нежась в камине и совершенно не собираясь даже лапкой шевелить ему в угоду. – Я занята, у меня огненные процедуры. Не видишь?

– Заканчивай плавиться и пошли! – не отставал он.

Угу! Вот сейчас все брошу и рвану сломя голову неизвестно куда!

– Не хочу! – продолжала капризничать я.

– Саламандра!

– Да, дорогой?

Люблю его доводить, он так забавно пытается справиться с раздражением. Хорошо, что через пламя не видно, насколько сильно я довольна.

– Салли, мне некогда с тобой препираться, нас ждут, – сквозь зубы процедил Полоз.

– И кто же? Вальсия, что ли? – не смогла удержаться от колкости я. – Иди один, не хочу вам мешать…

Выплеснутый прямо в камин таз воды заставил меня выскочить наружу в клубах белого пара как ошпаренной.

– Обалдел совсем?! – отплевываясь, фыркая и чихая одновременно, взвизгнула я. – Предупреждать надо! Пожарник высокогорный!

– С тобой все предупреждения – только пустое сотрясание воздуха, – исчерпывающе пояснил мой ящерицененавистный муженек, подцепив меня с пола.

– Эй! Что это еще за фамильярности? Куда ты меня тащишь? У меня совсем другие планы на вечер! Отпусти сейчас же, а то опять петь начну!

Последняя угроза осталась без должного внимания. Меня вынесли из комнаты и потащили куда-то по длинному, хорошо освещенному факелами коридору.

– Придется их немного изменить, – равнодушно вклинился в мои вопли Полоз. – Есть вещи, с которыми тебе теперь придется считаться, несмотря на все твои выходки.

– Вот еще! – громогласно возмущалась я на радость прислуге, тут же появившейся неизвестно откуда. Понимаю, кто же такое представление пропустит? Но меня наличие публики нисколько не смущало, и я продолжила: – Со мной никто не считается, а я, значит, должна? Не слишком ли много на себя берете? И ничего я тебе не должна, с папашки моего требуй.

– Слушай, давай ты потом повозмущаешься. – Мой муженек поморщился как от зубной боли. – У нас сейчас очень важное дело. Помолчи хотя бы несколько минут. Ладно?

– И не подумаю! Вот ты…

Продолжение фразы само собой оборвалось, потому что Полоз толкнул одну из тяжелых дверей с золотой (кто бы сомневался!) ручкой в виде головы змеи (тут тоже без комментариев), и мы оказались в большом просторном кабинете. То, что это именно кабинет, а не спальня и не столовая, было понятно даже полоумному ежику. Полки с книгами и документами вдоль левой стены, секретный ящик в углу для хранения ценных всякостей (у моего папашки трехголового тоже такой есть, он туда заначку прячет, я видела), горящий камин, широкие окна, задрапированные тяжелыми портьерами. За зеленым малахитовым столом сидел сам Владыка, углубившийся в какие-то бумаги.

Мимо нас из кабинета выскользнули в коридор несколько мужчин среднего возраста с пухлыми папками под мышками. Нормальные люди, самые обыкновенные, и глаза очень даже человеческие. В смысле зрачки. Что-то я в последнее время стала слишком много внимания обращать на такую незначительную часть внешности. Так и паранойю нажить недолго. Мужчины вежливо раскланялись с Полозом, с интересом посмотрели на меня, так и сидящую в кармане с приоткрытым от удивления ртом, и куда-то ретировались. Это что еще за кадры такие? Местная знать, что ли?

– Почему ты опоздал, Полоз? – не поднимая головы от бумаг, строго спросил Владыка, едва закрылась дверь и мы остались втроем. От его тона даже у меня в желудке холодно стало.

– Потому что кое-кто заставил меня жениться неизвестно на ком, – невозмутимо поддел отца мой муженек, усаживаясь в кресло по другую сторону стола. – Так что ты уж не обессудь… – Он картинно развел руками. – Пока отловишь эту хвостатую.

Владыка оторвался наконец от своего интересного чтива и недоуменно уставился на нас.

– Это я-то неизвестно кто?! – вполне резонно возмутилась я. – Это тебя-то заставили? Тоже мне жертва несправедливой женитьбы нашлась! Если уж среди нас и есть кто пострадавший от ваших политических махинаций, так это я! Вот угораздило-то царевной родиться…

– Скажи спасибо, что не лягушкой, – проворчал Полоз.

– Уж лучше бы лягушкой, – не осталась в долгу я. – Квакала бы себе спокойно и в ус не дула, а не сидела бы в кармане у всяких сомнительных личностей. К тому же царевен-лягушек принцы всякие целуют. – Я мечтательно закатила глаза и мстительно добавила: – А от тебя разве дождешься?

– Саламандра, ты, кажется, заговариваешься, – вполголоса осадил меня муженек сквозь зубы. Подобный разговор при лишних свидетелях его, похоже, не вдохновлял, но мне было наплевать.

– Разве?

– Я тебя придушу…

– Попробуй.

Полоз пожал плечами, как бы показывая отцу: «Ну вот, что я говорил?» – и быстренько перевел разговор на другую тему:

– Царь Долины выполняет условия договора?

Я благоразумно прислушалась, все-таки про отца моего речь толкуют.

– Да, – кивнул Владыка, продолжая буравить меня взглядом, очень далеким от восхищенного. – Пока все в порядке, мы уже заключили несколько выгодных договоров по поставке драгоценных камней с дальними землями. Где твои отчеты по новым месторождениям золота?

– Тьфу, забыл, – с досадой признался мой муженек и скосил на меня глаза, будто я была источником его склероза. Можно подумать, он воздушно-капельным путем передается! Мне ничего не оставалось, как только презрительно фыркнуть. Сам виноват.

– Ладно, попозже занесешь, – тяжело вздохнул отец. – Расчеты провел?

– Да.

Они помолчали. Причем очень содержательно помолчали. Не для меня, конечно. Владыка вопросительно приподнял правую бровь, глядя на сына, на что Полоз равнодушно пожал плечами, а Владыка опять нахмурился. Ну и что они против меня опять затеяли? Женить… тьфу, замуж выдать (всегда путала эти понятия) – выдали, с самим Вельзевулом и его несравненной женушкой познакомили, в комнате взаперти держат. Что следующее на очереди?

– Полоз, оставь нас наедине, я хочу поговорить с Саламандрой, – неожиданно приказал (именно приказал!) мой свекор, и я поняла, что мое дело – труба. Если с муженьком я еще могу позубоскалить, то с этим не особо разболтаешься. Посадит в террариум под колпак и искусственное освещение, и дело с концом.

Полоз водрузил меня на стол перед отцом, посмотрел, как мне показалось, несколько сочувственно и вышел, осторожно прикрыв за собой дверь. Вот так, значит? Бросил, да? Ну и ладно. Хотя чего от него ждать-то можно, они тут все заодно. И против меня.

Я проводила его тоскливым взглядом и на всякий случай перебежала на другой конец стола, спрятавшись за кипой каких-то бумаг. Все, попала ты, бедная Салли, как кур в ощип. Сейчас тебя стращать не по-детски будут. Почему-то в присутствии свекра я сильно робела.

Владыка выдержал эффектную паузу, наверное рассчитанную на то, что я проникнусь серьезностью и ответственностью момента. Я честно прониклась, но виду не подала.

– Долго еще ты будешь устраивать этот балаган? – Голос Владыки прозвучал слишком резко и неожиданно, я даже вздрогнула.

– Балаган? – выглянув из-за своего убежища, осторожно переспросила я. – Какой еще балаган?

Лучше вызнать, о чем со мной разговаривать собираются, а там посмотрим.

– Со своей незабываемой внешностью.

– А чем она вам не нравится? По-моему, очень даже ничего, симпатичненько. Правда, все дело вкуса…

Я даже покрутилась, погладила свой пятнистый хвостик, в общем, демонстрировала себя как могла.

– Не прикидывайся глупее, чем ты есть на самом деле, – продолжал сохранять видимое спокойствие мой новый родственничек, наклоняясь ко мне. – Сейчас ты выслушаешь меня…

– А надо? – не удержалась я.

– Надо!

Я решила пока не спорить и сделала вид, что вся внимание. Владыка сцепил пальцы за спиной и, расхаживая перед столом, принялся вещать:

– Этот ваш брак действительно очень важный и нужный политический ход как для твоего отца, так и для меня. С помощью него урегулированы многие вопросы, которые раньше казались неразрешимыми и приводили к многочисленным и изматывающим войнам. Твой отец, прекрасно зная, что Царство Гор практически отрезано от всего остального мира границами вашего царства, беззастенчиво этим пользовался, стараясь обогатиться за счет поднятия въездной и выездной пошлины на товары. Бороться с этим бесполезно, он по-своему прав. Но нас такое положение не устраивало. Работать себе в убыток никому не хочется, а продавать горные разработки по завышенным ценам нецелесообразно, их просто никто не будет брать. Ко всему прочему, залежи все тех же драгоценных металлов и камней не оставляли твоего отца равнодушным, его казна не бездонна, а расходов слишком много. Особенно если учесть его слабость к некоторым видам напитков.

При упоминании об этом мне почему-то стало обидно за своего родителя. Пусть он сбагрил меня этим змееглазым, но не такой уж он и плохой, есть и в нем что-то хорошее, хоть он и Змей Горыныч. Только все почему-то предпочитают видеть одни недостатки, так удобнее.

– Не перебивай, – пресек мои искренние возмущения Владыка, заметив, что я открыла рот и собираюсь что-то сказать. – Постоянные набеги вашей армии на наши земли приводили к стычкам и распрям. Нежелание платить слишком большие пошлины с нашей стороны тоже вызывало бурные скандалы и перекрытие границ. Все это не могло долго служить мирному соседскому сосуществованию и нормальному развитию взаимоотношений. Думаю, ты это и так понимаешь.

Допустим, понимаю, и что с того? Я-то какое отношение имею ко всей этой денежной ерунде? Два взрослых мужика договориться никак не могут, а расплачиваются за это почему-то их любимые чада. В данном случае я говорю только о себе, естественно. Вот прелесть-то!

– Я бы, наверное, ни за что не согласился на брак моего сына с дочерью Царя Долины, если бы ты не была саламандрой, – неожиданно сказал Владыка, посчитав мое молчание знаком наивысшего внимания. – Он, конечно, выгоден для нас, но не так уж и оправдан, чтобы идти на этот шаг.

– Вот и нечего было, – раздраженно вклинилась я в его монолог. – Верните меня обратно, и я обещаю не мстить.

Значит, мои предположения, что я являюсь лакомым кусочком для этих хладнокровных змеюк только по причине наличия редкой второй ипостаси, оказались верными.

– Это невозможно, – отнял у меня вспыхнувшую было надежду Владыка.

– Почему же? – не отставала я, от волнения забыв про осторожность и полностью вылезая из-за бумаг. – У вас такие милые и шустрые летающие зверушки есть. Они мигом доставят меня домой…

– Нет!

– Почему «нет»? На мне что, свет клином сошелся?

– Сошелся! – Мой зеленоглазый свекор резко остановился и вперил в меня гневный взгляд. – Моему сыну нужна только саламандра, и никто другой.

– У него такая узконаправленная форма личных предпочтений? Сложновато ему с этим жить. Насколько мне известно, сейчас во всем мире саламандра только я одна. И давно вы сами-то узнали о сыновних предпочтениях? – не удержалась от ехидного вопроса я.

– Я знаю об этом всю жизнь. Вот только о тебе стало известно совсем недавно. Твой отец слишком тщательно скрывал сам факт твоего существования. Думаю, он тоже не хотел выдавать тебя замуж за моего сына.

– Но все-таки выдал. – Я от злости топнула лапкой по столу, умолчав, конечно, о том, что и для папашки не так давно оказалось новостью мое саламандрство. – За что ему отдельное спасибо.

– А личные предпочтения Полоза тут совершенно ни при чем. Это политика и высшие законы мира, против которых еще никому не удавалось выступить, – резко оборвал меня Владыка.

– Значит, я буду первой!

– Не будешь! – Мой свекор так саданул кулаком по столу, что на нем подпрыгнуло все, включая меня. Даже баночка с красными чернилами опрокинулась. Алое пятно тут же расплылось по зеленому малахиту, я еле отскочить успела, чтобы не перепачкаться.

– И нечего на меня тут кулаками стучать! – возмутилась я. – Мне ваша политика бестолковая никуда не уперлась. Прибегают с утра пораньше, женят… тьфу, замуж выдают в срочном порядке без права на развод, даже дня с подружками попрощаться не дали. А потом еще требуют чего-то. Вот и получите – за что боролись, на то и напоролись. – Я хлюпнула носом и пошлепала себя по бокам в поисках кармана с носовым платком, но, вспомнив, что у меня нет не только носового платка, но и карманов, утерла нос лапкой.

– Что значит, и дня тебе не оставили? – не понял меня Владыка. – Наши сваты за месяц до свадьбы приезжали, все вопросы были решены к обоюдному согласию. Истинная цель этого брака ни для кого не являлась секретом – Полозу нужен наследник, Царству Гор – свободный проезд через ваши земли, твоему отцу – золото, и никто слова против не сказал. А что ты в итоге нам устроила?

– За какой месяц?.. – опешила я, и тут странная догадка пришла мне в голову. Неужели отец специально ничего не говорил мне, потому что заранее знал, что я не соглашусь и сделаю все, чтобы этой свадьбы не было? Ну и кто он после всего этого? Вот свинья-то! Вот предатель! И эти тоже хороши, устроили тут племзавод. А не дождутся!

– Саламандра, давай прекратим этот пустой разговор и поговорим как взрослые… люди. – Владыка сделал упор на последнем слове.

– Не получится, – злорадно сообщила я, сделав вывод, что против меня ополчился весь мир, а значит, виноваты все подряд.

– Почему?

– Потому что я человеком становиться не собираюсь.

– В любом случае, ты не сможешь долго оставаться в животной ипостаси, она истощит тебя или перестанет быть подконтрольной. – В голосе Владыки зазвучали металлические нотки.

– А как же любовь и все такое? – привела я очередной, как мне показалось, очень серьезный довод.

– Политика и любовь – вещи несовместимые, запомни это, – раздраженно ответил свекор. – Полоз тоже тебя не любит, но прекрасно понимает всю возложенную на него ответственность. У тебя нет выбора.

– А это мы еще посмотрим!

За дверью раздались шаги. По характерному топоту я безошибочно определила их обладателя. Вот он, кого не ждали, – явился, не запылился.

Владыка на мгновение отвлекся от меня на открывающуюся дверь и поднял глаза. Откуда пришла в мою дурную голову очередная безумная идея, сказать уже сложно (не от большого ума, это точно, на то она и безумная), но осуществила я ее незамедлительно, брыкнувшись в кроваво-красную чернильную лужу кверху лапками и застыв в очень живописной позе невинно убиенного. Не люблю пачкаться, зато какой был эффект! Оно того стоило!

Вошедший Полоз сначала спокойно посмотрел на отца, потом опустил взгляд на стол, да так и застыл в дверях, уставившись на распластанную меня все больше и больше округляющимися глазами по мере осознания увиденного.

– Отец, что ты наделал? – неожиданно севшим голосом прохрипел он, заметно бледнея. – Зачем?!

– Давно надо было это сделать, – не понимая пока еще такой странной реакции сына, надменно ответил Владыка. – Слишком много воли, похоже, Змей ей давал, пришлось немного вразумить.

– Ты уверен, что не переборщил? – Полоз, как мне показалось, уже был близок к настоящей панике. Ну еще бы! Оставил жену вполне живую и здоровую, а пришел к хладному трупику, утопающему в луже крови. Есть отчего инфаркту случиться. Или это он так своеобразно радуется и никак не может поверить своему счастью?

Мой благоверный, не глядя, швырнул папку, с которой пришел, куда-то за пределы моей видимости и подскочил к столу. Я еле удержалась, чтобы не расхохотаться от такой удивительной прыти. Он ведь так скоро и меня ловить научится.

– Отец, как ты мог?!

– Ничего, пусть подум… – И тут Владыка наконец опустил глаза.

Я притворилась еще более мертвой, чем это вообще возможно, но продолжала наблюдать за застывшими узкоглазыми родственничками сквозь неплотно прикрытые веки. Какая прелесть! Вот он, момент, которого я так долго ждала! Вот она, наивысшая награда за все мои страдания! Стоят два столба в чистом поле и не знают, что делать – то ли стоять дальше, то ли падать. Так им и надо! Будут теперь знать, что со мной связываться себе дороже, а то напали тут, понимаешь ли, на бедную ящерку, пугают.

– Саламандра, прекрати притворяться, – на удивление быстро пришел в себя Владыка, хотя руки у него еще заметно потрясывались. Чернила чернилами, но сначала и он обалдел от моей убийственной выходки, зрелище было чересчур уж натуральным.

– Не ожидал от тебя такой жестокости, – зло сказал Полоз, вперив в отца свирепый взгляд. Уж он-то точно купился, и еще как! – В конце концов, она моя жена, и я уже даже начал привыкать к ней, как – маленькому говорящему попугайчику… А ты… Как ты мог?!

– Ах, привыкать начал, говоришь?! Как к попугайчику говорящему?! – Мне пришлось в срочном порядке воскреснуть, потому что такое оскорбление снести я просто не могла и резко вскочила. – Нет, вы только на него посмотрите! И этот любитель домашней птицы – мой муж! Сам ты какаду чешуйчатый!

Я забегала по столу, оставляя за собой длинные «кровавые» следы и громко возмущенно ругаясь. Мне не мешали и не прерывали, потому что теперь оба были в шоке по причине моего неожиданного, но вряд ли желанного воскрешения.

Когда же я через некоторое время выдохлась и пару раз поймала себя на том, что начинаю повторяться в связи с резко поскудневшим словарным запасом, пришлось остановиться, чтобы собраться с мыслями и немного передохнуть. В том, что я не обратила чуть раньше внимания на двух товарищей, застывших по обе стороны стола, нет ничего необычного – я была сильно занята своей обличительной речью, но уж лучше бы я не смотрела на них и дальше. Оба пялились на меня так, словно я была вселенским злом, мировым катаклизмом и всенародным кошмаром в одной симпатичной мордочке. И молчали. Нехорошо так молчали.

Я не смогла выдержать их осуждающих взглядов – опустила глаза и только сейчас заметила, что стол просто безнадежно испорчен залихватскими красными узорами, очень сильно напоминающими следы моих лапок. Сами лапки тоже не блистали чистотой, а больше напоминали перчатки палача. Мне стало сильно не по себе.

Я снова подняла теперь уже несколько затравленный взгляд на Владыку и Полоза. Их сумрачные лица очень ясно давали понять, что одной головомойкой (как в прямом, так и в переносном смысле) мне не обойтись, поэтому первая перешла в наступление, пока моя бредовая затея с умиранием не воплотилась в реальность при их непосредственном участии.

– Интересно, а чернила хорошо отмываются? – стараясь сохранять невозмутимый вид, спросила я. – Я, конечно, люблю красный цвет, но мой мне идет все-таки больше…

Они молчали.

– Хорошо еще, что у меня аллергии нет на всякие красители, – продолжила я. – Не во всех местах удобно чесаться…

Тишина.

– И не надо сердиться. – Мой голос стал немного заискивающим. – Я же воскресла, все в порядке, никто не умер. А стол… А что стол? Его помыл – и порядок.

– Вот ты этим и займешься, – мстительно прошипел Полоз, медленно поднимая с пола брошенную папку и брезгливо ее отряхивая.

– Чем? – тупо переспросила я.

– Мытьем стола.

– Почему это я? Мне заняться больше нечем, что ли?

Тоже мне, нашли уборщицу!

– Вот именно для того, чтобы тебе больше нечем было заниматься, – заявил мой «добрый» муженек. – Отец, распорядись, чтобы этой липовой умершей выдали тряпку и мисочку воды, пусть свою «кровушку» сама за собой убирает, все при деле будет. Приколистка!

С этими словами он резко развернулся и вышел. Отец последовал за ним, не забыв глянуть на меня как на врага народа.

– Эй! А мне тоже помыться надо, между прочим, – крикнула я им вслед.

– Сначала стол! – припечатал свекор. – И не дай бог, хоть одно красное пятнышко останется… – и захлопнул за собой дверь. Что со мной будет, если оно все-таки останется, было даже страшно подумать.

Я осталась возмущенно сопеть на столе в луже чернил и ждать поднесения уборочного инвентаря.

Следующие несколько дней мы с Полозом не разговаривали. Я дулась на него за чрезмерно строгие воспитательные методы (чернила, как показала практика, отмываются с о-о-очень большим трудом, причем ото всего, и от меня в том числе), а он злился на меня на правах несправедливо напуганного. Ну кто же мог знать, что муженек так близко к сердцу воспримет мою «кончину»? Извиниться, что ли, все-таки шутка была не очень удачной. А вот и не буду! Нечего его баловать, не заслужил еще! В общем, семейная жизнь била ключом, и все по голове.

Ближе к вечеру пятого дня Полоз заскочил в спальню на пару минут (как всегда неожиданно, но я успела шмыгнуть в камин), что-то схватил из комода и так же резво убежал, не удостоив меня даже коротким взглядом. Ишь гордый какой! Обидели, бедненького! Мне тоже не сладко, между прочим, только никого это почему-то не волнует.