Текст книги "Враг моего сердца"

Глава 16

Раны, что остались от татьих стрел, заживали на сей раз очень скверно. Вроде, и не тревожили сильно, а на уроках тела мешали порой резкой режущей болью, что пробивала аж до кишок самых. Не первые это были шрамы на теле Ледена, но впервые рубцевались они так долго. Словно остались ещё наконечники внутри, хоть их и не было, конечно. Каждый раз он возвращался с ристалища, как побитый, держась за плечо и скособочившись – пока никто не видит. Слабости своим воинам, а особливо – чужим, показывать нельзя. Но как удержать всё внутри, когда аж слезу вышибает? Как будто отрок он неопытный, которого палкой по рёбрам неосторожно ударили в первой схватке с ровесником.

А уж нынче утром до того худо стало, что, прежде чем идти в терем, он посидел немного на скамье во дворе – отдышался, разминая мышцы, поводя плечами, чтобы не так тянуло.

– Что это с тобой, княжич? – вслед за наползшей на спину длинной тенью, раздался сзади насмешливый голос.

И тут сразу узнаешь, не оборачиваясь – Эрвар пожаловал. Никогда они с ним не разговаривали, не сталкивались даже нигде особо, а тут, как вернулся – варяг словно ворон над ним кружил. Ждал, что ли, как подохнет?

– Утро нынче хорошее, – Леден оглянулся через плечо и встал. – Вот, любуюсь сижу.

Оно и правда выдалось дивным: свежим, солнечным, росистым – травой хоть умывайся, очищая душу и тело от грязи. Но Эрвар не поверил, конечно: видно, потому что Леден никогда мужем чувствительным и склонным к размышлениям над красотами Матушки Земли не слыл.

– Эх, вызвал бы я тебя потягаться на топорах, да боюсь, не сдюжишь, – варяг прищурился самодовольно.

– А может, только так ты хоть равным мне станешь? – Леден остановился, когда тот преградил ему путь.

Явно осерчал Эрвар, желваками дёрнул – и в глазах его синих, что озеро горное, мелькнул холодный огонёк гнева. Варяги – народ вспыльчивый и обидчивый. О мести их кровной, что целые хутора выкашивала порой, сказания ходили далёко за пределами их земель. Одного слова неосторожного хватить могло, чтобы поселить в душе северянина лютую ненависть и желание отыграться. Но сейчас Эрвар молчал, раздувая хищные ноздри – и шрам его поперёк головы аж побагровел.

– Не стану с калечным рубиться. Вот очухаешься, там поговорим, – наконец совладал он с собой так, чтобы за оружие не схватиться вместо слов.

– Кто из нас двоих калечный, это ещё поспорить можно, – Леден усмехнулся криво. – У меня-то башка целая.

– Это пока, – осклабился варяг.

Он вскинул руку и схватил вдруг Ледена за раненое плечо, надавил пальцами прямо на едва затянувшийся рубец, что кровоточил так долго – и в глазах белые пятна вспыхнули, заплясали. Леден ударил его по широкому запястью, сбрасывая ладонь – и сам за черен меча взялся невольно. До того сильно захотелось его вынуть.

– Оставь Вышемилу, – прошипел Эрвар, приближая своё лицо. – Будешь с ней видеться дальше, станет в тебе дырок от стрел ещё больше.

– Твои люди, значит, меня в лесу ласково встретили? – Леден опустил руку, опасаясь всё ж, что не удержит клинка в ножнах. – А я-то думаю, что-то рожи больно на ваши, варяжские, смахивают.

– Варяги много где живут на ваших землях. И я не конунг, чтобы они мне служили, – уклончиво, но с явной угрозой в голосе ответил Эрвар.

Леден глянул поверх его плеча, заметив, что идёт кто-то к ристалищам. Оказалось – сама княгиня. И старалась она держать шаг, да видно было, что торопится, боясь, что мужи сейчас так и сцепятся тут. Намнут друг другу бока.

– А я за тобой, Эрвар, посылала, – ещё издалека окликнула она своего охранителя.

И по губам её скользнула тревожная улыбка.

– Нужно чего, княгиня? – ещё не сводя тяжёлого взгляда с Ледена, ответил тот, не поворачиваясь к ней.

– Нужно. В посад хочу съездить.

Зимава остановилась рядом с ними, поглядывая то на одного, то на другого, пытаясь, видно, разгадать их настроения. И успокоилась тут же, разумев, что драки так и не случится. Леден только поприветствовал её кивком – и пошёл в свою горницу, размышляя по дороге. Раз боялась княгиня, что могут они схлестнуться, значит, знает что-то, иначе зазря не тревожилась бы. Всё это только подтверждало, что без руки её и Эрвара то нападение в лесу не обошлось.

Не зря казалось ему, что княгиня – женщина опасная. Пусть и во всём поддалась: ворота открыла, на ложе с Чаяном легла и рассказала о Елице, хоть и могла смолчать. Да только в каждом поступке её, получается, крылась недобрая подоплёка. Но как теперь это другим доказать? Не поверят ведь.

На счастье, пока не было Чаяна, никаких скверных вестей не приходило. Затихли и косляки, получив в Лосиче последний раз неожиданно яростный отпор. Хоть и пострадал город, да всё ж удалось степняков на время остановить, остудить пыл, с которым они на земли княжества кинулись, словно оголодавшие по весне волки. И хотел Леден вслед за братом отправиться, да Буяр передал приказ, что тот оставил, не покидать теперь уж города. Да и хворь нежданная, правду сказать, не позволяла.

Судили о многом воеводы, оказавшись в детинце бок о бок надолго за всё то время, что войско остёрское здесь простояло. И кажется, свыкался уже даже Буяр с тем, что вражда их уступает место временному союзу, когда друг друга поддерживать надо, а не лаяться.

И всё бы неплохо, да Ледену с каждым днём всё хуже приходилось. Каждую ночь он видел тот сон проклятый, знакомый, кажется, до мелочей, а режущий сызнова, как впервые. Вот и нынче будил его Брашко настойчиво, бранился даже, а после уговаривал жалостливо. Леден слышал его, но стояло перед глазами лицо Мораны, и вкручивались в раны раскалённые клинки.

– Елица приехала. Брат твой, Чаян, её привёз! – так ясно вдруг прорвался голос отрока сквозь навязчивое журчание речной воды и треск льда. – Просыпайся, ну же!

И отрок его ударил. Первый раз – со злости и отчаяния. А может, от страха, что всё ж не проснётся больше. Хлестнула его увесистая, как у взрослого уже мужа, ладонь по скуле – и Леден открыл глаза, слушая, как бьются острыми осколками в мыслях последние слова его. Елица… Елица снова в Велеборске.

Брашко загородился рукой, ожидая ответной оплеухи, но опустил её, внимательно глядя на неподвижного пока княжича. Оказалось, Леден лежал среди разметавшихся простыней, скинув с себя покрывало. Подушка валялась на полу, а тело всё покрывал липкий холодный пот.

– Умыться мне принеси, – совладав с собственным голосом, просипел Леден.

Брашко подскочил тут же и умчался прочь, обрадовавшись, верно, что сегодня ему не прилетело. Леден медленно встал, морщась от привычной уже рези, согнул раненую руку в локте, прижимая ладонь к животу, и посидел так, оперевшись другой о колено. Как паршиво-то…

Скоро вернулся отрок с двумя вёдрами чуть подогретой воды. Поставил их на пол и загремел ушатами, что под лавкой у окна стояли.

– Я ж умыться попросил принесть, а не лошадей поить, – покачал головой Леден, наблюдая за его судорожной вознёй.

– Что, с княженкой видеться так пойдёшь? Когда несёт от тебя, как в дружинной избе да после сечи, – отрок покосился на него через плечо, опасаясь всё ж гнева.

Но Леден только хмыкнул устало.

– Дать бы тебе по шее…

Едва шевеля словно бы охваченной огнём рукой, он всё же собрался и первым делом пошёл к брату в горницу, что была почти по соседству с его, да на другой стороне терема. Оказалось, Чаян уж и уходить куда-то собрался. Может, и к нему как раз.

Он вскинул голову от пояса с бляшками серебряными, который застёгивал поверх свежей рубахи, откинул от лица встрёпанные слегка волосы.

– Здрав будь, братец! – разулыбался.

Подошёл в два широких шага и в объятия его сгрёб. Аж в глазах потемнело от того, как вспыхнули раны, словно пасти собачьи в них вцепились. Леден охнул тихо – не удержался – и похлопал его по спине ладонью здоровой руки.

– Что это с тобой? – сразу разгадал всё Чаян.

Окинул его пытливым взглядом, но как будто ничего не увидел необычного.

– Потом всё расскажу, – отмахнулся Леден. – Ты скажи лучше, что всё ж случилось? Как так Елица оказалась в Зуличе? И как ты её забрал?

Чаян покривил губами, словно не ожидал, что Леден про княженку спросит первым делом. Но молчать не стал: всё рассказал, как было. И о том, что Елицу похитили, против её воли удерживали в Зуличе. Как Мстивой и сын его даже свидеться с ней не позволили, когда он в детинце появился. Потому и пришлось угрожать, а после – и вовсе Гроздана на поединок вызвать.

– Жаль только, не убил его, – поиграв желваками, бросил напоследок братец.

Залегло в его взоре тяжкое сожаление. И вина даже как будто, а вот за что – Леден допытываться не стал. Главное, с княжной теперь стало всё в порядке. И до того сильно захотелось её увидеть, что готов был Леден уже идти прочь из горницы брата и разыскивать её. Остановила только мысль, что ей, верно, с дороги отдых нужен.

После собрались все в трапезной: пришла даже Зимава с Эрваром своим, который так и не переставал на Ледена зыркать с угрозой. Только Вышемиле, которая прибежала сразу вслед за сестрой, взгляды его колючие вовсе неинтересны были: она так сесть попыталась, чтобы к Ледену поближе. Рты ведь бабам здешним не заткнёшь, хоть и хочется иногда – а потому трепали они по-тихому, конечно, что сестрицы Чтимировны совсем уж остёрских княжичей окрутили. Теперь дело за малым: дождаться, когда о свадьбах всем скажут.

Вошёл в трапезную Чаян, такой бодрый, будто давно с дороги отдохнул. И только когда уж уселись за стол и воеводы, последней пришла Елица. И как ни рад был видеть её Леден, а омрачился тут же, едва посмотрев.

Княжна была всё такой же, кажется, и как будто что-то в ней поменялось. Словно потускнел внутренний её огонь, а она сама вдруг стала себе не мила: взор прятала, сжимала губы плотно, неохотно отвечая даже на приветствия других. Леден перевёл взгляд на Чаяна: уж не он ли в дороге начудил, обидел чем-то? Но брат на его пытливый взгляд не ответил.

Зато во время всей обедни Леден чувствовал, как Елица то и дело смотрит на него. Будто она как-то прознала о его недуге, хоть он старался ничем его не выдать. Может, только чуть неловко держал ложку да сильнее прижимал локоть к боку, когда там особенно сильно стреляло. Он перехватить пытался хоть один раз взгляд княжны, но не удавалось. Но её внимание невольно грело.

Никто не пытался даже спрашивать Елицу о том, что случилось, словно договорились заранее: да и так всё было понятно. Хотел Зуличский княжич к рукам прибрать не только Елицу, а княжество, которое ей в наследство осталось. Раньше-то, небось, о таком и не помышлял, потому как наследник был у Борилы. А после осмелел.

Обедня прошла напряжённо и нерадостно. Зыркала недобро Зимава на возвратившуюся княжну, да тут и скрывать уже нечего: радовалась, верно, как ту зуличане умыкнули. А Елица словно и не замечала её внимания. Начали расходиться все по своим хороминам; попыталась было Вышемила Ледена с собой увесть, но Чаян быстро то заметил и остановил порыв боярышни:

– Ты, братец, задержись, – бросил как бы невзначай, отпивая взвар из кружки. – И ты, Елица, тоже, – добавил, хоть княжна уходить и не торопилась.

Вышемила нахмурилась заметно, отчего на сестрицу свою стала гораздо больше похожа, склонилась к уху Ледена, мягко поглаживая его лежащую на колене ладонь:

– Приходи сегодня ко мне в горницу. Вечером, – шепнула. – О важном тоже поговорить хочу.

И голос её так проникновенно прозвучал и взволнованно тоже. Девушка сжала его руку пальцами и встала, оправляя понёву. Леден, размышляя над её словами, проводил боярышню взглядом. Подождал, как закроется за ней дверь – и лишь тогда словно очнулся, пытаясь как можно дальше отодвинуть понимание того, что она ему предложила. Он мог бы поклясться, что на лице его не отразилось сейчас ничего – но именно в этот миг Елица посмотрела на него так, что в очередной раз можно было удивиться тому, как остро она чувствует его настроение. Наконец они встретились взглядами – но лишь на мгновение Леден окунулся в ореховую топь её глаз – и княженка потупилась.

– Раз мы теперь все здесь, – прервал Чаян напряжённый момент. – Пора бы нам снова о Сердце поговорить. Что же сказала тебе Сновида?

Он с настойчивым ожиданием уставился на Елицу. Стало быть, в дороге не расспросил, а ведь терпеливостью особой никогда не отличался – и снова кольнуло подозрение, что такого стряслось с Елицей, что братец так её берёг и не тревожил?

– Возвращаться вам придётся на свои земли, – проговорила Елица ровно и бесцветно, будто ей вдруг стало всё равно. – То капище, откуда фигурки, в Остёрском княжестве стоит.

Леден переглянулся с Чаяном. Тут и рассмеяться бы оттого, как судьба решила с ними поиграть – запутать. Да что-то не весело. Покидали свои края с мыслями, что в чужих всё, что нужно, сыщется, а теперь за ответами вновь туда идти, где, казалось, уж нет ничего.

– А старуха твоя ничего не перепутала? Или потешиться, может, решила? – Чаян наклонился к Елице, смыкая перед собой пальцы в замок.

Но княжна посмотрела на него твёрдо – и снова стала такой же, какой была до того, как пришлось потерять её на столько дней.

– Она при смерти была, может, умерла уже. Не стала бы шутить только ради того, чтобы вам насолить мелко! – кажется, она и вскипела даже. – Коли сказала, что возвращаться нужно, значит, так и есть! Я бы осталась с ней, помогла бы чем, если бы не нужно было сюда бежать, перед вами держать ответ. Всю жизнь мне переворошили!

Елица поднялась резко – аж колты на ленте её качнулись и ударили по скулам. Окинула их взглядом, полным негодования и сызнова вспыхнувшей неприязни, словно всё стало так, как было при первой встрече: ничуть тепла между ними не прибавилось.

– Постой! – бросил вослед Чаян, когда княженка, перешагнула через скамью и быстро пошла вон из трапезной.

Но не удержишь. Сразу было понятно, как увидел её Леден в Звянице, что ничем её не заставишь покорной быть и у ноги сидеть, словно собачонке. Вот и сейчас она даже не обернулась, решив, что сказала достаточно. Братец проводил её взглядом и вздохнул тяжко, а в глазах его зажглось жаркое восхищение.

– Я женюсь на ней, – проговорил он, как стихли шаги Елицы за дверью. – Попомни моё слово: женюсь. Как только Сердце отыщем и проклятие меня отпустит. И как вдовство её закончится.

Леден проглотил отпитый только что из кружки квас, будто камень – едва в горле не застрял.

– А то пойдёт она за тебя… – хмыкнул, вовсе не уверенный, что подковырка эта уместна.

Кто знает, что в душе Елицы творится и что будет дальше. Может, и мил ей Чаян, да просто вида показать не хочет.

– Пойдёт, – братец улыбнулся слегка. – Вот увидишь.

И было на его лице что-то, отчего понятно становилось: не только ради забавы себе княжну в жёны заполучить желает. Засела она в его сердце крепко: потому как отличалась ото всех девиц и женщин, что раньше у него были.

Закрутил день в бесконечной череде забот – и голову поднять, оглядеться некогда. Чаян, как рассказ Елицы услышал, сразу начал снова в путь готовиться: теперь уж неведомо насколько уехать придётся. Сам решил с княжной ехать, и оттого подозрение разбирало, что разделить Ледена с ней хочет.

Только вечером тот сумел задержать брата рядом с собой достаточно долго, чтобы рассказать, что приключилось во время пути к Логосту. Как напали на его отряд, убили многих – да и откуда бы братцу то заметить? – и как ранили его. Чаян озадачился сильно, посмурнел, сбросив лихорадочную суетливость. Расспросил обо всём, что важным ему показалось. А подозрениям в том, что Эрвар то подстроить мог, вовсе не удивился.

– Чуял я, что Зимава начнёт злобствовать. Вряд ли без её слова обошлось, – проговорил задумчиво. – Но ведь нельзя без видоков, которые подтвердили бы, без доказательств, на неё с обвинениями набрасываться. Люди не поймут.

– Не поймут, – согласился Леден. – Я только хочу, чтобы ты поосторожнее с ней был.

И захотелось верить, что прекратит братец с княгиней играть, пользовать её лишь для своего удовольствия. А то ведь, чем дальше, тем хуже может сделаться.

Разошлись они по своим горницам уже как стемнело. Притихла челядь в тереме, нежно застрекотали сверчки во дворе. И их пение так и струилось в окно, заполняло всю хоромину. Леден с трудом разделся, вспомнив первый раз за весь день о своём недуге. Да так и лёг спать – в исподнем одном, потому как натягивать вновь рубаху оказалось выше его сил. И лишь перед тем, как заснул, вспыхнула в памяти просьба Вышемилы прийти к ней сегодня. Он только вяло подумал о том, что боярышня, верно, осерчает, да уже, признаться, всё равно было.

Нынче обошлось без скверных сновидений. А вот вставать оказалось тяжко. Леден, едва сумев сесть на лавке, понял вдруг так отчётливо, что аж перед глазами засияло: коли и дальше тянуть эту лямку будет, Эрвару всё ж придётся торжествовать над его смертью. Продирал по спине озноб, хоть Леден не мёрз почти никогда, ломило все мышцы, будто тяжести давеча таскал немеряные.

К счастью, скоро прибежал Брашко – и застал его на том же месте, где он и остался, размышляя, как бы с него сдвинуться.

– Может, лекарку позвать снова? – спросил он осторожно, проходя дальше в хоромину.

Леден молча покивал, крепко сомневаясь, что лекарка ему поможет. Даже самая умелая. Как понял он, что с его ранами неладное творится, так звал уже – от её припарок и примочек толку вовсе не было. Но пусть Брашко займётся делом – будет меньше перед глазами мелькать.

Отрок помог умыться, принёс из поварни поутренничать и быстро сбежал, даже ветер за собой поднял как будто. Леден есть не стал – не хотелось. Медленно он размял мышцы, ещё не покидая опочивальни, чтобы уж на глаза всем выйти, как ни в чём не бывало. Но не успел.

Тихо скрипнула дверь – надо бы смазать. Леден повернулся, ожидая посланного за лекаркой Брашко. Но так и вдохнуть забыл, как увидел Елицу. Она задержалась в проходе, словно задумалась на миг, не стоит ли тут же уйти, поправила просто накинутый на голову, схваченный на лбу лентой платок, нерешительно озираясь. Мелькнуло за её спиной любопытное лицо отрока – да и пропало. Ишь ты, хитрый какой: не хочет, чтобы влетело по горячему-то следу. Уж меньше всего хотелось, чтобы княжна прознала о том, что с ним творится.

– Совсем плохо тебе? – Елица всё же ступила внутрь, затворяя дверь. – Мне Брашко сказал…

– Переживу, – огрызнулся Леден, сам от себя не ожидая такой грубости.

– Так ты за лекаркой его посылал, кажется, – улыбнулась девушка вдруг. – Так просто её не зовут. А уж тем паче такие, как ты.

Леден встал с лавки, намереваясь княжну выпроводить. Ещё не хватало её жалость выслушивать. Но Елица вдруг за ворот рубахи его поймала, как подошёл. Развязала быстро и оттянула в сторону, оголяя плечо. Он дёрнулся прочь, но коснулись саднящего рубца тёплые пальцы девушки – и шевелиться сразу расхотелось – теперь век бы так стоять.

– Снимай, – велела княжна.

Совсем не тот отклик нашло столь короткое слово в мыслях. Леден усмехнулся даже невольно, но княженка того и не заметила. Он скинул рубаху и сел обратно на лавку, повинуясь твёрдому взмаху тонкой женской руки. Елица плавно опустилась рядом, пряча глаза, словно боясь даже посмотреть на него, и принялась разглядывать след от стрелы, осторожно на него надавливая. И хоть отдавались её прикосновения ощутимой болью, а по хребту будто мурашки побежали, и потеплело где-то под рёбрами.

– Странно, – пробормотала княжна, почти уже тыкаясь носом в его плечо. – Что же им мешает зажить? Заражения крови нет. И воспаления, кажется, тоже.

Он открыл было рот, чтобы ответить, но вдруг она вскрикнула тихо, отнимая руку, посмотрела на ладонь свою – а губы её вмиг побледнели едва не до синевы.

– Что случилось?

Леден схватил её запястье, заглядывая в лицо – и увидел в глазах то самое выражение, что было, когда душил её после сна скверного. И выглядела она сейчас такой беспомощной и растерянной. Такой открытой – хоть всю её забирай. Неведомо какому порыву повинуясь, он провёл другой ладонью по изгибу девичьей шеи, ощущая, как нагревается кожа от соприкосновения с ней. Сбилось дыхание, затуманило голову – словно хлынуло внутрь что-то давно забытое, но такое необходимое, без чего жизнь – не жизнь, а лишь текущие друг за другом дни.

Елица задышала часто, откинулась назад, упираясь рукой в лавку позади себя. А Леден обвёл большим пальцем плавную линию её подбородка, видя, как будто морозной мглой подёргиваются её всегда ясные, тёпло-зелёные, что листья осоки, глаза. Склонился к ней, почти содрогаясь от страшного желания коснуться её приоткрытых губ своими.

И казалось, застыло время, не двинется больше никуда, а прошло-то всего мгновение – и княжна отстранилась от его руки.

– Что это было?.. Почему так… – Леден сглотнул, шало моргая – будто морок с тела сошёл.

Он осёкся, когда Елица схватила его за локоть и вскинула вверх, открывая раненый бок. Словно ничего только что не случилось.

– Что было… То же, что и в тот день, когда сон тебе плохой приснился, а я разбудить тебя попыталась, – ответила она спокойно.

А у самой сердце так и колотится – он чувствовал его как в собственной груди. Даже приложил ладонь, сомневаясь – нет, его билось ровно и сильно. Бледность уже отступала с лица княжны, порозовели слегка скулы. Но спокойнее от её сосредоточенного и невозмутимого вида вовсе не становилось.

Вновь пробежались нежные пальчики по коже на боку. Елица склонилась, ощупывая теперь и второй, покрытый зыбкой коркой рубец, заставляя забыть о том, что случилось. Леден вдохнул медленно и выдохнул, стараясь не смотреть на неё. Что ж творится такое? Ничего ведь особенного не делает, но близость её, лёгкий цветочный запах, что струился от её одежды и рук, словно нутро обволакивали. Показалось вдруг, как сквозь туман, что княжна, выпрямляясь, провела ладонью по его животу. Совсем легонько – может, и правда померещилось, да тело отозвалось мгновенно и кабы теперь не выдало его с потрохами.

Елица замерла, задумавшись, поглядывая чуть исподлобья, будто забыла, что хотела сказать. Леден опустил руку – и случайно скользнул ладонью по её спине. А в следующий миг и сам засомневался, что вышло это невзначай. Княжна точно одеревенела, распахнула широко глаза, но быстро справилась с нахлынувшим на неё смятением.

– Ты к грани близко ступил последний раз, верно? – прервала она неловкое искрящееся молчание.

– Ступил, – он кивнул, не переставая оглядывать княжну и любуясь каждой чёрточкой её лица. – Но вернулся.

– Потому и заживает плохо – не очистился после, – рассудила она уверенно. – Впустил недобрую силу в своё тело. Так бывает у тебя, наверное, и после снов этих твоих. Будто преграда истончается, открывается ход в Навий мир, где часть тебя.

И так всё от её слов ладно в голове сложилось, словно она мысли его только озвучила. Но непонятно одно осталось: почему с Брашко так худо не делалось в те дни, когда ему доставалось от буйного после шального сна Ледена? Ведь и его, случалось, придушил пару раз. Да он быстро очухивался. Почему только Елица как будто таяла от касаний его?

– И что же делать мне? Так и не заживёт теперь?

Елица лишь плечом пожала, размышляя надо всем, что сама узнала – или почувствовала. Леден склонил голову, почти касаясь губами её темени. Бесшумно вдохнул запах выбивщихся из-под платка волос, точно зная, кто мог бы ему сейчас помочь. Чьё тепло сумело бы согреть чуть дольше, чем на миг. Да кто ж тогда ей после поможет?

– Обряд надо провести в святилище, – совсем уж осипла княжна. – Требы Макоши принесу. Попрошу за тебя.

Она взяла рубаху Ледена, что рядом с ней лежала, и швырнула ему на колени. А после просто встала и вышла, больше ничего не объяснив. А он как будто стал пустым в один миг. Вот была она рядом, наполняла его жизнью, теплом – но закрылась за ней дверь – и снова по коже побежала знакомая прохлада.

Но княжна не обманула. Уже следующим утром прислала к нему челядинку Миру, которую Леден, посчитай, с возвращения из Радоги и не видел почти. Но обида, кажется, уже совсем пропала из глаз девки – поняла всё. Да только не позвала она в святилище здешнее, что в глубине детинца за стеной сада пряталось, а передала лишь пучки каких-то трав: Леден не все узнал, не знахарка ведь.

– Вот, – сказала с почтением, – княжна велела тебе в бане попариться сходить. Да в кипятке травки эти замочить.

Сама же Елица, видно, и приближаться к нему больше не хотела. И понимание этого резало изнутри хуже засевшей в ранах боли.

Как и велела она, сходил он вечером в баню: Брашко приказал растопить её пожарче, видно, чтобы всё, что можно скверное, вышло из тела его от живительного пара. Кинул в ушат с горячей водой травы, что Елица передала – и подышал вдоволь ароматным влажным воздухом. И не заметил даже поначалу, как отпустила его наконец даже самая слабая боль. Обратил внимание лишь когда в предбанник тесный вышел да оделся. Замер на миг, а после пошевелил осторожно рукой и пощупал бок – и верно ведь, прошло всё.

Захотелось тут же к княженке сходить, поблагодарить – самому, глядя в лицо её, а не передавая пустые слова через отрока. Он даже пошёл через сад к женскому терему, оправляясь на ходу, подпоясываясь, приглаживая влажные волосы. Гнало его в спину нетерпение, острое, не затуманенное хворью, что маяла его столько дней. Даже думать принялся о том, что княженка ему ответит: может, и позволит рядом остаться хоть ненадолго и поговорить с ней о чём-то неважном. Так, как было, когда невольно оказались они вместе в той пещере подле Радоги.

Но ещё издалека заслышал он тихие голоса. Подумал, что девушки гуляют, но вывернул на другую тропинку – и встал, словно в земле застрял по колено: неподалёку от него Елица шла через сад вместе с Чаяном. Они разговаривали о чём-то спокойно, братец держал руки за спиной, словно удерживался от того, чтобы коснуться княжны, хоть и хотелось ему, верно, очень сильно. Девушка вдруг приостановилась, зацепившись подолом за ветку малины, что росла вдоль тропинки, а Чаян, склонившись, быстро освободил ткань из хватки шипов, а выпрямившись, приобнял Елицу за талию.

Что дальше было, Леден смотреть не стал: развернулся и пошёл назад. Что ж, решение его наведаться в горницу княжны было глупым. Хоть никогда раньше он опрометчивостью подобной не страдал. Он зашёл в свою хоромину и забрал оружие: раз уж боль отступила, так и размяться нынче будет нелишним. Давно он в полную силу уроков телу не давал: а там и спаться будет лучше.

И лишь дойдя до ристалища, Леден признался себе, что привела его сюда скорее злость невольная, чем необходимость. Но не метаться же теперь по двору туда-сюда. Здесь ещё заканчивали упражняться кмети и старшие отроки, но понемногу уж расходились. Гасло небо, бледнели на крышах навесов золотисто-красные отсветы вечерней зари. Становилось тихо. Кто-то предложил робко встать противником в поединке, но Леден отказался. Ему нужно было сейчас одиночество – наверное, больше всего.

Лишь тогда он очнулся, вынырнул из круговерти выпадов, ударов и отклонений от воображаемых клинков, когда вокруг совсем никого не стало, а небосклон наполнился зыбкой черничной синевой, что теперь уж до самой глубокой ночи не торопилась захватывать чертоги Богов.

Леден постоял ещё один, оперевшись локтями на ограду ристалища и опустив голову низко. Капал со лба пот. Приятной тяжестью лежал в ладони топор, который только что со свистом разрезал воздух – и попадись кто ему на пути – зарубил бы насмерть с одного удара. И так тяжко в груди было, муторно, словно туман какой перетекал. До сих пор видел он, как ложится рука Чаяна на талию Елицы, как скользит чуть вверх по спине, и как брат смотрит на княжну – как никогда ни на одну девицу не смотрел. Даже на жену свою, что после в родах умерла. Уж это Леден знал. Рукоять топора выскользнула из влажной ладони, и тот с глухим ударом упал в притоптанный песок.

– Устал? – раздался тихий голос в стороне, из чистой, словно ночное озеро, темноты двора.

Он поднял голову, смахивая со лба липкие пряди. Вышемила подошла, протянула ковш полный воды из колодца. На плече её висел белоснежный рушник, бросая бледные отражения в её глаза.

– Не устал, – Леден напился вдоволь, досадуя, что злого огня внутри не может унять даже родниковая вода.

После умылся под внимательным и ласковым взором Вышемилы. Боярышня уходить не торопилась, как и говорить о том, зачем пришла. Ведь не просто так на ристалищах появилась – не мимо проходила явно. Но обиды за то, что вчера он к ней так и не пришёл, девушка пока не выказывала, ни о чём не спрашивала. Стало чуть легче, будто вместе с потом вышла и часть муторных мыслей. Леден потянулся было за рубахой, что висела на ограде, да боярышня успела быстрее её схватить.

– Не чуди, – Леден улыбнулся сдержанно. – Дай.

Вознамерился забрать, да девушка одёжу за спину спрятала, плутовато улыбаясь. Конечно, можно и так дойти – дело невеликое – но Леден замер с поднятой рукой, глядя сверху вниз на Вышемилу. Она смотрела на него так смело, как ещё ни разу не доводилось видеть. И ждала, явственно, напряжённо. Он будто бы слышал, как бьются невысказанные слова в её груди, режут горло – да робость берёт большая. Хоть уже на многое решилась. Да только зря пришла в этот самый миг, как Ледена мучило столь явное смятение – до худого дойти может.

– Поцелуй меня, – шепнула девушка. – Поцелуй, Ледок.

Он обвёл взглядом её ладное личико, совсем юное, почти детское, но обещающее скоро расцвести полной женской красотой, что и Зимаву затмит. Очнулся только когда почувствовал, как под ладонью оказался её стан тонкий, как прижалась она к нему тут же, роняя рубаху на землю. Скользнуло её дыхание по шее. Дрогнули ресницы.

– Не нужно, Мила, – попытался вразумить её Леден, да больше, кажется, себя самого.

– Знаю, что другие говорят. Но всё равно мне. Знаю, что не такой ты, как в кривотолках людских. С тобой хочу быть, – тряхнула девушка головой упрямо. – Ты не понимаешь, каково мне. Как будто до сих пор в том лесу в траве лежу. Каждую ночь… Покажи мне, прошу. Как должно быть. Как…

Он не дал договорить ей: прижался к тёплым губам, раскрыл их неспешно. Словно две лозы, обвили руки Вышемилы его шею, пронизали волосы ласковые пальчики. Леден обхватил её талию руками, подтолкнул чуть – и прижал к толстой опоре навеса. Смял легонько небольшую острую грудь сквозь рубаху, огладил ладонью медленно, ощущая, как перекатывается по ней твёрдая бусина соска. Треснуло пламя единственного факела за спиной – да чуть притухло, словно скрыть хотело, что сейчас под взором Огня Сварожича деется.

Всё шире разрасталось внутри нетерпение, горячее, плавящее.