Текст книги "Театр Богов. Цветы для Персефоны"

Глава XIV

Богине любви пришлось потрудиться, чтобы найти Персефону. Хрупкая среброволосая фигурка на берегу темноводного ручья. Руки охватили колени, лицо спрятано, волосы неприбраны.

«Плачет, олененок», – мелькнуло у Анадиомены. – «Не смогла. Что ж, переживем. „Смерть желаний приближает к свету знаний“. Но нет пользы говорить об этом сейчас. Пусть лучше поплачет. Это очень важно плакать всегда, когда представляется шанс. Нельзя хранить смерть в себе. Нужно выпускать её наружу. Давать ей свободу».

Богиня любви присела рядом, на бережок, среди белых россыпей нарциссов и ирисов, погладила Персефону по голове, коснулась рук ласково, обняла.

– Не плачь, маленькая. Не надо.

– Она отказала. Придумала какую-то отговорку. И опять заговорила о замужестве.

Персефона возмущенно всплеснула руками.

– Иногда мне кажется, она готова на всё, только чтобы не отпускать меня от себя. А порой – что она держит меня при себе только потому, что это ещё одно доказательство её полной власти в мире Жизни. Она предлагает мне выйти замуж, но так неохотно, что я понимаю – она не хочет, чтобы я это делала. И я тоже не хочу.

– Почему?

– А что я от этого выиграю? Сменяю одну опеку на другую. Я освобожусь от матери, но попаду в иную зависимость.

– Ты – только обещание зрелости, а твоя мать – зрелый плод. Создать Сад – нужна сила глубинная, сила осознанная, и, прежде всего, своя. А у тебя она пока заемная. Не обижайся, девочка, но пока – это сила твоей матери. Да, она есть и в тебе, и ещё в тебе спит мощь отца, но тебе нужна твоя собственная, личная, да, родственная, но не сходная с ними, и разбудить её непросто – нужно её сначала осознать. Истинно, что у нас, Богов и Стихий, возможности почти безграничны, но тем жесточе правила их освоения. Равновесие, знаешь ли. Баланс. За всё надо платить.

– Я знаю, что у Природы и её детей знак зрелости – возраст. Но мы, боги, вечны – как нам понять, что мы готовы?

– Когда вы будете готовы – за вами придут.

– Прости, Анадиомена, я не понимаю тебя.

– Когда ты будешь готова – откроется путь. Он ляжет тебе под ноги и поведет тебя. Сам. Тебе будет дана возможность свернуть с него, но будет дано и мужество не воспользоваться этим.

– Я..

– Не задавай мне вопросов. Я не смогу на них ответить. Тем более, я уже сказала тебе всё, что следовало знать, могу лишь повторить – в виде исключения. Зрелость силы обретается в осознании, осознание обретается в воссоединении.

– В союзе с утраченным? Я вспомнила, ты говорила! Но ты говорила, что есть и другой путь.

– Да, но он ущербен, и об этом я тоже говорила. Великая сила требует великого мужества.

– За всё надо платить, не так ли?

– Именно, девочка, именно так.

– Значит, мне всё-таки придется вступить в брак? Хотя бы для обретения истинной себя?

Афродита почувствовала облегчение – почти безмерное. Что ж, теперь понятно, почему старый греховодник хотел найти мужа Персефоне! Он хотел завладеть её силой – пока она не поняла, чем обладает. Вот хитрец!

Анадиомена вновь ощутила презрение к Громовержцу. Это было хитро, но подло. Союзы между родственниками, тем более столь близкими по крови, давно вышли из моды. Когда-то, на заре мира, они были необходимы, но после надобность отпала, и они стали даже опасны. Множество заключенных союзов и созданных – из нужды или прихоти – тел запутали отношения между бессмертными так, что малейший конфликт грозил серьезными раздорами и противостоянием. А появление людей, для которых они, боги, были образцами для поклонения и подражания, вынудило к ужесточению правил игры. Не очень логично предписывать смертным нравственные законы, карать их по всей строгости за нарушения, обосновывать всё происходящее нашей волей и при этом самим всласть попирать вышесказанное при малейшем божественном капризе, постучавшемся в божественную пятку. Так что теперь и богам приходилось соблюдать – если не сами законы, то хотя бы видимость приличий. И это в дополнение к необходимости платить за прихоти, которые и всегда-то стоили дороже обычного.

И ещё – понятно, чем это стремление Громовержца зацепило её, Афродиту. Все просто. Она должна найти девочке мужа раньше, чем это сделает Зевс. Это было в интересах самой Персефоны, и (она это чувствовала!) в интересах её собственных. Почему? Это ускользало от неё. Держалось где-то далеко, особняком, темной, неразличимой тучей, и беспокоило, ибо вот-вот должно было открыться во всей полноте. Этакий глухой час перед самым рассветом. Следовало подождать, а она нервничала. Время шло, а её задача была не решена.

– Ты на правильном пути, девочка. Теперь нужно определиться с избранником.

– Я бы желала в избранники кого-то похожего на отца. Но я не вижу никого, кто мог бы с ним сравниться. Он – сама мощь, само достоинство и разум. Он – олицетворение Силы. Он – властелин Мира и Неба, Молния Мира, Гром Небес, все – о, да! – все служат ему, он – истинный властитель Трех Царств!

У Персефоны горели глаза, она вскочила на ноги, щеки раскраснелись. Афродита поморщилась. Внешне – восхищение, почитание, поклонение. Такое пылкое и такое невинное. Но в действительности….

Тихий шепот возник в сознании Пенорожденной, он плыл прозрачной вуалью, на грани беззвучия. Он был неотличим от её собственных мыслей, но она знала, что это не так. Она знала, кто это. Знала, и боялась пошевелить даже пальцем, только бы не спугнуть эту нежданную помощь и подсказку.

«Гордость дочери и богини», – шептал голос, – «вполне понятна, но в данном случае, Прекраснейшая, взгляни попристальней: здесь ещё и любопытство. И подогрето оно противостоянием, неосознанным, силы – силе. Влечение Персефоны окрашено в любовные тона потому, что это интерес силы равной, или почти равной. А возможно даже и превосходящей. И сопротивляясь, она жаждет покорять».

Афродита во все глаза смотрела на Персефону. А та, увлекшись, чертила руками в воздухе, выкрикивала слова преклонения и восторга. Её словно гнала какая-то сила, тащила за собой, не разбирая дороги. Её сжигало то же искушение, что и Зевса, разница была в том, что он знал, с чем имеет дело, а она – нет. Но она хотела это знать. Сила в ней жаждала обнаружить себя, начать действовать немедленно. Этой силе сужден был долгий путь, но её следовало приручить и обуздать.

«Разве ты не видишь, Прекраснейшая», – уже не скрываясь, шептал голос, – «сила подстрекает её обжечься, чтобы понять, с чем она имеет дело. Дерни за веревочку, крышка лаза в чердаке откроется – и содержимое высыплется тебе на голову. Тогда и узнаешь, что там было. Разве ты не видишь – Персефоне нужны наставники на этом пути?»

Надо было ответить. Мысленно, так чтобы Персефона не заметила. Богиня провела ладонями крест-накрест перед лицом, поймала взгляд Персефоны и удержала его, приложив палец к губам. Мир замер, время остановилось. Пока она держала руку у рта, в её распоряжении была вечность. Но только для неё.

Боги не могли менять событий. В их власти было только время. Нельзя было поменять «что» и «кто», но можно было изменить «когда».

– Голос, милый Голос, спасибо, что ты здесь!

– Прекраснейшая, я всегда к твоим услугам, ты знаешь. Мы в одной лодке.

– Голос, всё ещё хуже, чем я думала! Я вижу, в чем интерес Зевса! Но Деметра – её мать, а Гера – его жена. И они – сестры. И обе не стерпят. Бедняжка Гера, она будет унижена бесконечно! Как жена, как властительница, как богиня. Богиня, получившая по воле супруга часть обязанностей сестры, почетных, но ничего не значащих, по сути. Впервые мне жаль её, Голос!

– Ты права, Прекраснейшая. Дочь той, что в действительности много выше Геры, окажется вознесена. И, обласканная любовью и предпочтением отца, ведомая своей силой и красотой, она….

– .. может решиться бросить вызов Гере! И её поддержит Деметра. Она непременно вступится за дочь. Этого нельзя допустить. Стычка Геры и Деметры разнесет мир в клочья!

– Увы, это вполне может случиться, Прекраснейшая. Зевс слишком долго будет думать, кого ему предпочесть, но кого бы он ни предпочел – драка будет насмерть. А исход непредсказуем, ибо в противостоянии не две, а целых четыре фигуры. Никто не знает, чем кончится схватка.

– Даже ты?!

– Даже я, Прекраснейшая.

– Как бы то ни было, Голос, Гера победить не сможет. Нужно что-то сделать!

– Думай, богиня, думай!

Безмерное облегчение охватило Афродиту. Вот он – момент истины! Сошлось. Снова сошлось. И мир бы вспыхнул праздничным огнем, если б не был остановлен недавно жестом её руки. Ничего, сейчас не до фейерверков. Ещё успеем.

Её догадки и предчувствия были справедливы. Теперь она знала, что нужно делать и почему.

– Ты проверишь мои рассуждения, Голос?

– Я не сомневаюсь в тебе, богиня.

– И всё же, послушай, прошу тебя! Вот, смотри…

Она осеклась. Наступила пауза, потом прозвучал смех. Тихий, мелодичный.

– Вы и впрямь схожи, Прекраснейшая! Но… продолжай!

– Вот как? И с кем?

– Это не важно. Потом. Я слушаю тебя.

Последняя фраза прозвучала почти приказом. Расспросы следовало отложить. Вечность была в её распоряжении – но, увы, ненадолго. Она откашлялась.

– Итак. Зевс хочет выдать Персефону замуж. Ему это необходимо, чтоб можно было «законно» её соблазнить. Этакая завеса благопристойности, тень на плетень. Персефона об этом не знает, но чувствует его интерес, который принимает за отцовскую любовь, и, конечно, льнет к нему в ответ, и далее по нарастающей. Замуж она не хочет, утверждая, что не видит достойных, но втайне от самой себя она жаждет получить в мужья собственного отца. Это не её требование, во всяком случае, пока что; это требование силы, растущей в ней, и это то, что ты назвал противостоянием и стремлением покорять. Правильно?

– Пока правильно, богиня.

– Отлично. Дальше. Как только Зевс догадается о причине, по которой она не хочет выходить замуж – а он обязательно догадается, если начнет видеться с ней чаще, – он моментально воспользуется этим в своих целях. И предлогов найдется уйма: так мы сможем чаще видеться, ой, да и мамы рядом не будет, и опеки не будет, и ты будешь сама себе хозяйка, и вообще, это только формальность, мол, у всех должны быть мужья. Приведет в пример меня с Гефестом – он всегда так делает. Типа, ну что у них общего? Общего-то много, но до этого ещё додуматься надо, а внешне – да, ничего общего и впрямь нет, и любовников у меня, опять же, не считано. Да, собственно, у нас у всех так, кого ни возьми. В итоге, он получит то, чего хочет.

– Не в полной мере, к счастью.

– Да, Голос. Но даже в таком виде этого нельзя допустить. Значит…

– Значит что, Прекраснейшая?

Афродита лихорадочно облизнула губы, зажмурилась. Ну, вперед, головой в омут, как обычно.

– Значит, нужно выдать её замуж раньше него. Или спрятать.

– «Или»?

Она подумала мгновение.

– «И». Выдать и спрятать.

– Только её?

– То есть?

– Я подсказал тебе все, что мог, богиня. Дальше ты сама, хорошо?

Легкий ветерок пронесся через застывший мир. Афродита отняла палец от губ, и всё вокруг сорвалось в привычный бег. Персефона продолжила начатый ею взмах ладонью, пряди волос, наконец, опустились ей на плечи, бабочка поймала равновесие на чашечке цветке, солнечный луч перескочил на другой лист. Пенорожденная прикрыла глаза, под веками вспыхнул зеленый с золотом огонь.

«Какое-то наваждение. Всех надо спрятать. Гекату от Геры, Дары – от Геры и всех прочих, а Сад с Дарами – вообще ото всех. И вдобавок Персефону – от Геры, Зевса, и от неё самой. Собрать всех в один мешок и закинуть его подальше. Или поглубже. Стоп. А что, если?… А что, если всё это спрятать именно поглубже?

Её мысли перебил голос Персефоны:

– Я хочу, чтобы мой возлюбленный был достоин и меня, и моего отца!

«Ох, ну сколько можно?!»

– Ты многого просишь, девочка.

– Я не могу и не хочу мириться с меньшим.

Афродита решила слегка подтолкнуть весы. Ей очень хотелось ещё раз убедиться в том, что она вправе будет сделать то, что пришло ей в голову несколько мгновений назад.

– Такая страсть дочери к отцу запретна.

– Но ведь в прошлом бывали такие союзы, разве нет? И потом, даже взять мою мать – они ведь с отцом единокровные брат и сестра. И он с Герой тоже.

Да, девочка не промах. Жестко и ясно.

– Малышка, ты идеализируешь образ отца.

– Возможно. Но разве это не право дочери? И потом, повторюсь, я не вижу достойных. Не вижу равных ему силой, умом, сердцем.

Афродита наклонила голову.

– Может, ты и права, девочка. Может быть, ты действительно права.

– Ты сердишься, богиня?

– Ну, что ты! Но мне пора покинуть тебя, надеюсь, ты не в обиде?

– Нет, богиня, я счастлива честью, оказанной мне. Благодарю тебя за ласку и беседу!

– Я буду навещать тебя, девочка. Только не рассказывай никому о наших встречах.

– Да, богиня. Но об одной из них я должна буду рассказать матери.

– Ты предусмотрительна. Это правильно.

Афродита направилась к колеснице. Персефона шла за ней по пятам.

– Что мне сказать ей? Как ты приняла мой рассказ о провале миссии, порученной мне?

– Скажи, что я расстроилась. Что мне было «очень жаль». Скажи, что я была раздосадована. Нет! Лучше – рассержена. Очень рассержена.

– Но ведь это не так, богиня?

– Нет, Персефона. Это не так.

– Прими мои поклоны, великая богиня.

Афродита взошла на колесницу, набросила на золотые локоны край кипенно-белой вуали и вскинула узкую ладонь в знак прощания.

– Не печалься, малышка. Всё к лучшему. Хорошего тебе дня.

Персефона склонила голову, прижала сложенные руки к губам. Бело-золотая молния прянула вверх и мгновенно растаяла в синеве.

И вновь небесные пути под ноги, маленький остров внизу, в ожерелье из белой пены, и снова любимый пляж, усыпанный темной, обкатанной галькой. Снова бриз, снова закат, рассвет, и вновь закат. Волны, неутомимо выбрасывающие свои длинные, узкие тела на берег, снова соль на губах и россыпи ракушечника у ног.

Об этом «поглубже» они с Голосом уже говорили. Причем как раз здесь, на этом берегу, если ей не изменяет память. Возможно, поэтому он исчез, отмахнувшись на прощанье, мол, «сама, сама». Получается и впрямь всё определено уже. Итак, Дары – вниз, в Тартар, к Гадесу, как и подсказывал тогда Голос. Что до идеи поместить Дары в некий тайный Сад, чтобы все составляющие для эликсиров были под рукой, и Гекате было легче исполнять свои обязанности – так, может быть, тогда и Сад обустроить именно там? Это надежно укроет его от любопытных глаз. Да, эликсиры делать будет намного сложней, а лучше сказать – почти невозможно, но у неё, как у любой рачительной хозяйки, многое отложено впрок, и можно ещё подкопить, не завтра же мы их туда переместим, все равно какое-то время пройдет. Пока нам хватит, а там – посмотрим. Дары надо убрать с Олимпа, вот это сейчас главное.

И тогда ей не придется искать ещё одну Гекату, достаточно будет уговорить уже имеющуюся, отправиться вниз вместе с ними. Но она и без того частый гость в Мире Мертвых, она дружна с Гадесом и в фаворе у Зевса. Черной Жрицей зовут её трусы и завистники – что ж, теперь им всерьез придется поволноваться, ибо исконная сила Тартара велика безмерно, это место пропитано мощью собственной, незаемной, и способно делиться ею с тем, кто принимает его своим укрывищем и жилищем. Тем же, кто открывает Тартару сердце, он дарит великую власть. Он способен подарить новый путь и новую жизнь в неведомых мирах.

Ох! О чем это я? Откуда эти мысли? Я ничего не знаю ни о каких путях, в первый раз слышу.

Опять не одна, видимо. Ха! Сейчас мне скажут: не отвлекайся, Прекраснейшая, думай дальше, время идет.

Афродита вздернула голову, огляделась. Пусто. Никого.

Ладно. Не хочет обнаруживать себя – не надо. Пойдем дальше.

Если Геката уйдет с Дарами вниз – она станет и проводником, и стражем. Не нужно будет обременять Гадеса лишними знаниями и просьбами, он безмерно уважает Пропилею и поможет с охотой, я уверена. За Гекатой останется возможность покидать Тартар по своему усмотрению и возвращаться, когда вздумается. И вот ещё – это укроет её от гнева и преследований Геры. И тут не придерешься – Гера ведь сама хотела упечь богиню дорог куда подальше, ну вот, пожалуйста, всё как просили. А наверху Геката появляться будет всё равно, тут её Зевс прикроет, да и она, Афродита, случись что – попросит нежным голосом. Баночка крема лишняя, пояс опять же.

И потом, с чего, собственно, Гере возражать? Она же этого хотела, разве нет? Ей же это все на руку, или я что-то путаю? Нет, конечно, она и здесь способна заподозрить козни и происки, она это любит! Ей без них скучно, ей мнится, будто время проходит зря. Ну, скажите, ну из чего она всё время нервничает? Только создает себе проблемы! Поговорить с ней, что ли? Нет, серьезно! Сесть вот так, вдвоем, и поговорить по душам.

По душам, ага! Можно подумать, она способна на это. С другой стороны, а почему нет?

Ладно, я опять отвлеклась. Будет случай – попробую.

А пока осталась только одна проблема: как же нам все-таки быть с ритуалами? Эликсиры – ладно, но ведь здесь есть и другие моменты, не менее важные. И Геката не справится одна. Я сильнее её, намного, и, тем не менее, у меня целых две подручных – она и Геба. А тут она останется в одиночестве, меня-то рядом не будет. Нет, ей нужна помощница, она ей позарез нужна.

Это как раз та тонкость, которую мы с Голосом тогда обговаривали. Тема стража и посредника. И она напрямую связана с ритуалами. Без них эликсиры станут другими, даже если удастся сохранить в неизменности сами составляющие и способы изготовления, что пока, кстати, под большим вопросом. Изменение свойств эликсиров может смутить посвященных, начнутся сомнения, подозрения, тайные расспросы. Зевс будет знать новое местоположение Даров, его поставить в известность все равно придется, без этого никак. От Зевса – до Геры рукой подать. Сколь ни была бы мала роль Гадеса в этой истории – он неминуемо окажется в центре её внимания, а его репутация сладострастника и его вынужденное одиночество… Стоп. «Вынужденное одиночество». А ведь Гадес – не женат. Один, и не женат. Зевс ищет мужа дочери, а мне, кажется, имеет смысл найти жену племяннику…

Погодите, погодите, … а что, если?

Великие Силы, как же это просто! Ну конечно! Вот она, разгадка, вот оно, решение!

Афродита вскочила на ноги, вскинула руки, согнутые в локтях, на уровень груди, тонкие пальцы согнулись, словно у ястреба, когтя добычу. Всё тело напряглось, в потемневшей синеве глаз вспыхнуло белое пламя. Молнии ударили в скалы, волны взметнули пенные гребни, от прибрежной гальки до горизонта все потонуло в угольно-серой тьме. Истошные крики чаек перекрыло ревом ветра.

Но ни одна складка платья богини не смялась, ни один волосок не выбился из прически. Мир вокруг летел в бешеной круговерти, но она сама была воплощением совершенного покоя.

Сошлось.

Женой Гадеса будет Персефона. Идеальный расклад, на мой взгляд. Она вся словно создана для этого – и сила её, спящая до поры, и доброта её, и нежность. Это её стремление всем помочь, её любовь к цветам – все как по заказу, будто подобрано специально….

Зевс хочет выдать ее замуж? Отлично! Поможем ему! Выдадим её замуж раньше. И не будем спорить с совпадениями – вниз, так вниз. С Гекатой, с Дарами, садами…. И с Персефоной…

Она любит цветы, Гадес любит цветы. Она любопытна, а внизу много загадок и тайн. Она добра, а он несчастен. Она, кстати, уже жалеет его. Знает только по рассказам моим, да и то обрывочно, в паре слов – и уже жалеет. Нарциссы свои любимые захотела ему показать, вдруг его это обрадует?! А ведь это как раз то, что так необходимо в семейной жизни – помочь, поддержать, утешить. И как раз то, что так необходимо затворнику Гадесу. В этой девочке спит великая сила – ей нужно время для пробуждения, знание для осознания, и поддержка для становления. Что ж, мир Мертвых вечен, он подарит ей время без границ, он даст ей доступ к Книгам Памяти, где хранится Знание Ушедших, а наставницей ей станет Пропилея, чья участь – помогать другим. Как красиво сошлось! Пусть так и будет. И пусть ему расскажет о ней Геката. Мне внизу не с руки появляться, а наверху наша с ним беседа и вовсе вызовет переполох. Решено. В крайнем случае – пошлю Эрота. Но это – в самом крайнем случае!

Там, внизу, у неё будет муж, и не будет Зевса. Там не будет Геры, не будет властной опеки Деметры. Прекрасно!

Теперь – дальше. Разрешение на брак Гадес попросит сам, а уговорить его укрыть Дары сможет и Геката. Здесь я тоже вмешиваться не хочу. Тем более, что уход Гекаты вниз, как того требовала Гера, предполагает, что и Дары должны быть перемещены. И не нужно, чтобы Гадес знал о моей роли в их истории, пусть думает, что главная в ней – Геката. К тому же, есть один нюанс, из-за которого он ей точно не откажет.

Но только сначала – Дары и Сад, а потом уже замуж. Надо дать Гекате время освоиться внизу, да и владыка Аида – не поклонник резких перемен. Тут нельзя давить. Нежно нужно. Потихонечку. Сейчас главное – уговорить Гекату. И это действительно – задача! Ведь все переговоры лягут на её плечи! Я смогу открыто разве что поплакать с ней вместе – в случае неудачи.