Текст книги "Городищенский дневник. Записки деревенского обывателя"

Все мы люди, но не все человеки.

Весь последний год, живя в деревне и имея достаточно времени, чтобы читать сетевые журналы и смотреть телевизор, невольно следила за полемикой, которая развернулась между так называемой «оппозицией» и «сторонниками Путина» (названия более чем условны). Последние как-то особенно яростно нападали в своих статьях на «правозащитников» и других представителей международных организаций, обвиняя их в некой ангажированности, предвзятости в отношении к «режиму», разжигании социальной розни и других неблаговидных деяниях. Вместе с тем, наблюдая по телевидению людей, представлявших эти организации, у меня складывалось вполне благоприятное впечатление. Да и идея международного мониторинга такой деликатной вещи как права человека в стране, где люди очень долго рассматривались властью как расходный материал истории, казалась вполне разумной. Зная отношение к обычным людям в тюрьмах, детям в детских домах, старикам в домах престарелых и больницах; прекрасно помня то, что в стране обычной практикой было объявление сумасшедшими любых чуть-чуть по-другому мыслящих (а чаще просто мыслящих) людей; не говоря уж о том, что такие понятия как свобода творчества в России – вещь в принципе не существующая, если не считать за проявление таковой матерных частушек и похабных песен на радио «Шансон», одним словом, принимая все это во внимание, я была уверена, что как раз появление в нашей стране «защитников прав человека», не связанных с властью, было главной победой для всех нас и единственным условием для того, чтобы кто-то из тех, кого в России испокон веку называли «человек», останется здесь и не уедет после падения «железного занавеса». Для меня лично это было единственным условием, при котором я вернулась из-за границы в 2001 году. Я прекрасно понимала, что интеллектуальный уровень власти крайне низок, страна держится за счет старых, наработанных веками связей и тех людей, которые еще помнили, что такое война и которые не за страх, а за совесть боролись за то, чтобы государство сохранилось хотя бы и в «урезанном» виде. Когда я приехала, для меня было вполне очевидно, что центробежные силы нарастают, так как все меньше среди управляющей «элиты» оставалось людей, которых интересовала судьба страны, и которые не относились к ее разрушению как к неизбежности. Вряд ли кого-то из власть предержащих особо волновали права человека в такой ситуации. Но особенно ясно это стало, когда я пришла на работу в архивную службу, особо пояснять не буду, скажу кратко: такого мародерства я в своей жизни не видела никогда. Если люди, обязанные отвечать за сохранность такой!!! государственной собственности, были первыми, кто ее продавал и вывозил за границу, способствовал всем безобразиям, которые там творились, то судьба государства их уж точно не волновала.

Здесь хотела бы дать краткое пояснение, чтобы было понятно, что такое нарушение прав обычного человека в архивном деле. Для получения пенсии гражданин приходит в архив, или сам пенсионный фонд работает непосредственно в архиве с документами предприятий, с одной целью – подтвердить рабочий стаж. Если директор архива не проследит за тем, чтобы любое закрывающееся предприятие сдавало свои документы на хранение в полном порядке, то люди, работавшие на нем, впоследствии не смогут получить подтверждение о своем трудовом стаже. На Урале в 90-е годы шло массовое закрытие крупнейших заводов – секретных военных, между прочим – и многочисленных мелких организаций (торговых, бытового обслуживания, детских садов и т.д.). Если документы не были сданы в должном виде, люди оставались без пенсий. Надеюсь, не надо объяснять, что это такое…. Да, для людей во власти, тех, кто приватизировал эти заводы и производственные помещения, проблемы так сказать плебса мало волновали: подумаешь, какие-то старые тетки не получат свои жалкие копейки. Начальники архивных служб стали выезжать за границу, получали ученые степени и на день рождения заказывали подчиненным в качестве подарка аппарат для приготовления фондю. Архивы из сугубо подведомственных учреждений стали превращаться в доходные частные и семейные предприятия, которые приносили такие дивиденды, которые и не снились многим миллионерам.

Когда я разговаривала во время социологического опроса с мужчиной в одном из рабочих районов Челябинска, и он в буквальном смысле слова плакал, потому что ему, проработавшему всю жизнь на заводе, не присвоили звание «Ветерана труда» (завод не сдал документы в архив в надлежащем виде, что-то утерялось), и теперь он не мог получить причитающихся ему льгот на оплату жилья, транспорта. Когда каждый день наша Верочка приходила в кабинет после приемных часов в справочном столе архива буквально серого цвета, потому что 3 часа ее донимали озлобленные посетители, а именно рядовые архивные работники отвечали на все претензии граждан – почему нет документов о подтверждении их стажа («Вон посмотрите в компьютере, что он у вас зря стоит, там все должно быть, Путин-Медведев нам обещали…»). Когда историки, защищавшие диссертации для директоров архивов, занимались массовым сканированием секретных архивов оборонных заводов и с санкции всех соответствующих инстанций благополучно вывозили их в США – я отчетливо начала осознавать, что эту страну планомерно и методично готовят к продаже, причем по демпинговым ценам. Какие там права человека, когда люди вот-вот станут рабами?

Особенно забавным – как это ни странно прозвучит в данном контексте – выглядел закон о запрете НКО, о которых с благородным негодованием нам поведал глава государства. Он, так сказать, об этом не знал все эти годы, а сейчас вдруг выяснилось… Они тут у нас, оказывается, и все беспорядки организовывали, и людей к бунту подстрекали: у нас ведь все так здо́рово, только заграница что-то мутит, да и вообще – «это все придумал Черчилль в 18 году». К слову, зачем нам у власти люди из спецслужб, если в стране такой беспорядок. Тут есть только два логических ответа: либо они плохо исполняют свою работу, либо сами эти беспорядки организуют. Вряд ли это может способствовать соблюдению прав человека в нашей стране, так что будем внимательно следить за тем, чтобы эти милые и интеллигентные люди из международных организации нас не бросили здесь на произвол судьбы.

Очень тронула статья молодой девушки, прочитанная мною на днях в «Московских новостях», в которой та немного сокрушалась, что жизнь ее в таком юном возрасте проходит немного рутинно и запрограммированно. Она хорошо закончила школу, потом университет, есть высокооплачиваемая работа, но нет элемента непредсказуемости, романтики и даже легкого авантюризма (пересказываю только общую суть, не дословно). И она совершенно справедливо подчеркивает разницу между собой и своими европейскими сверстниками, которые в этом возрасте совсем другие. И все эти размышления мне так напомнили свои собственные мысли лет 20 назад, когда я первый раз на длительное время выехала в Западную Европу, что я решила об этом немного написать.

Так же как и автор статьи, я очень усердно и надо сказать с большим удовольствием училась в школе. Школа была с углубленным преподаванием английского языка, занимала все мое время. Причем, если в самом начале мои родители были рады, что я хорошо учусь, то в старших классах они уже переживали по этому поводу, потому что мои прогулки во дворе с ровесниками закончились где-то в классе третьем. Больше «на улицу погулять» я никогда не выходила…. В 10-м классе я прекращала делать уроки где-то в районе 24.00—24.30, ровно тогда, когда на радиостанции «Маяк» начинали играть мелодии и ритмы зарубежной эстрады (оркестр Поля Мориа) и передавали погоду в столицах мира (вы не поверите, но так было). Только дождавшись сообщения диктора – всегда с придыханием – что в Париже +18, а в Лондоне опять идет дождь, я спокойно ложилась спать. И самое главное, все свое детство и юность я читала «запоем» – была, что называется, «reading addicted». Летом я уезжала в Севастополь к бабушке и теткам, целый день с утра до вечера проводила на достаточно пустынном пляже, опять-таки с книжкой руках, практически ни с кем не общаясь. Все это выработало у меня такую привычку к автономному существованию и склонность к одиночеству, что впоследствии оказало на мою жизнь и судьбу существенное влияние. В университете я так же успешно продолжила свое обучение, правда здесь уже жизнь была более насыщена событиями. У меня было несколько близких подруг, времени на учебу я много не тратила: сказался огромный школьный «багаж» – да и учеба на филологическом факультете для меня была сродни работе мартышки на банановой фабрике. Много путешествовали, ходили в кино и в пару любимых кафе-баров и ресторанчиков. Все, кто жил в Челябинске в те времена, наверняка помнят эти места: «ЦБ», «Доллар» и «Цыплята-табака», где собиралась вполне пристойная публика. Выйдя вполне благополучно замуж за три дня до госэкзамена по научному коммунизму и за две недели до защиты диплома – за молодого человека из своей же школы (это было традиционно для наших выпускников), я очень мало изменила стиль жизни. Диплом с отличием давал мне возможность попасть на работу в одну из лучших школ города – в 15-ти минутах ходьбы от дома, где я спокойно проработала целый год и радостно ушла в декрет. На дворе стоял 1988 год… Мало кто в тот момент еще предполагал, какие необратимые перемены наступают в государстве, носившем тогда название Советский Союз. И сейчас, спустя четверть века, я знаю только одно: выживает и счастливо проживает свою жизнь тот, кто умен, трезв, настоящий профессионал (то есть что-то умеет делать лучше всех его окружающих!), не верит ни единому слову современных политиков и имеет дом в деревне. Так что излишняя серьезность и профессиональное отношение к своему делу в молодости еще никому не повредили.

А теперь несколько слов о причине такой разницы между молодежью в России и их ровесниками за рубежом. Очень кратко. Несмотря на внешнюю однородность западноевропейского юношества (одежда, музыка, субкультура), оно – абсолютно структурировано. Ни у кого ни на минуту не возникает сомнения в наличии непреодолимых социальных барьеров, существующих в Европе. Каждая «страта» имеет свой полный кодовый набор, который невозможно знать, не живя в отдельно взятой стране на протяжении столетий, то есть это знание передается из поколения в поколение. Поэтому абстрактные сравнения: мы и они – не работают, все зависит от того, кто «мы» и кто «они» конкретно в каждом индивидуальном случае. Более того, имеет место обратная зависимость: чем выше «социальная» ступенька, на которой стоит молодой человек или девушка, например, в Англии, тем спокойнее и увереннее они себя чувствуют. Они чаще всего берут так называемый transitional year, то есть время между окончанием школы и поступлением в университет, используя его по своему усмотрению. Как правило, просто путешествуют по миру, подрабатывают в английских пабах, разбросанных по всем континентам, знакомятся с различными культурами и теми людьми, с которыми они никогда больше не пересекутся в жизни, но знания о которых они обязаны иметь, чтобы впоследствии лучше ориентироваться в политике, которой они обязательно начнут заниматься лет с 50-ти. Как раз молодежь из рабочего класса стремится начать профессиональную карьеру пораньше, потому что конкуренция здесь намного выше: если чуть-чуть зазеваться, можно будет бо́льшую часть своей жизни провести на бирже труда, особенно сейчас в кризис. Надо сказать, что и в Европе последние 20 лет было открыто очень много высших учебных заведений для молодежи из небогатых семей, работало много программ по международному обмену, но последствия этого, к сожалению, оказались больше печальными, чем радостными, так как именно выпускники всех этих факультетов «дизайна и менеджмента» оказались сейчас без работы. В России все с точностью наоборот. Дети из семей преподавателей и инженеров, то есть тех, кого называли в советские времена служащими, учились (как и описывает девушка в статье) хорошо, закончили успешно университеты, постарались максимально быстро начать работать, чтобы самостоятельно зарабатывать. У них выше потребности, которые родители уже часто не в состоянии в полной мере удовлетворить: хороший велосипед или машина, путешествия с друзьями по миру, отдельное жилье – все это очень важно и возможно только благодаря собственным усилиям. Более того, побывав за границей, эти дети уже поняли, что такое социальный статус. В любой гостинице на «ресепшене» с тобой будут разговаривать разным тоном, в зависимости от того, какую профессию ты укажешь в регистрационной карточке. (Да, и будьте уверены, вам никогда не удастся никого обмануть!). На другом «полюсе» российской молодежи удивительным образом сомкнулись выходцы из семей так называемой «элиты» (не поясняю, всем все понятно) и люмпенизированные по разным причинам социальные слои. И те, и другие никогда не учились в полном смысле этого слова. Выполнять домашние задания, в 22.30 учить стихотворение А. С. Пушкина «Я помню чудное мгновение» наизусть, выращивать по заданию учительницы биологии фасоль на подоконнике и везти в метро лыжи на уроки физкультуры – вы можете себе представить в этой роли хоть кого-нибудь из вышеуказанных «персонажей»? Они действительно не будут озабочены и сосредоточены на работе в 22 года, почему – комментировать не буду, это даже не интересно. Удивителен тот факт, а может и закономерен, что и дальнейшие жизненные судьбы этих двух диаметрально противоположных групп молодежи будут очень похожи, хотя двигаться они к своим финалам будут с разных концов.

Так что волнения милой девушки совершенно напрасны. В чем я ни на минуту не сомневаюсь, так это в том, что у нее еще все впереди: и мимолетные увлечения, и неожиданные путешествия, и сумасбродные поступки. Все приходит вовремя к тому, кто умеет ждать!

На каждый роток не накинешь платок.

Если бы меня спросили (как спросили вчера у доброй и умной женщины в одной из телепередач), что бы я сказала своему ребенку, если бы выяснилось, что он гей, это было бы приблизительно следующее.

В мире начинается настоящая война всех против всех. И ты должен хорошо усвоить тот факт, что отсидеться в окопе не придется никому: ни королям, ни президентам и премьер-министрам, ни школьникам, ни пенсионерам. Все – участники этой трагедии. Абсолютно не важно, какая твоя черта и особенность может стать причиной травли, насмешки, шантажа и угроз. Это может быть: форма носа, цвет волос, национальность; работа твоих родителей, твои любимые увлечения: если ты любишь вышивать или выращивать цветы – это тоже странно; если ты не ругаешься матом, болеешь (или не болеешь) за «Спартак»; ты говоришь с акцентом или слишком правильно; ты трудолюбив и ответственен, а для огромного числа людей в России – это большой недостаток, они же ничего не делают на работе, на которую их «посадили» только для того, чтобы они получали деньги – для них ты просто «гад!». Ты можешь быть слишком красива, а для твоей соседки по площадке – это грех, ведь нормально быть уродливой, злой и завистливой, как она…. Ты могла бы быть инвалидом, каждый день, преодолевая боль, одиночество, сидя в четырех стенах в памперсах и смотря на мир только из окна. И еще бы кое-что сказала я своему ребенку, если бы выяснила, что он гей, но это личное.… А в конце я обязательно бы спросила: что бы ты предпочел (а) из вышеуказанного вместо того, за что кто-то дал приказ тебя травить сейчас. Сейчас – когда за это не сажают в тюрьму, когда есть Интернет и всегда можно найти себе компанию в любой точке города, а если ты живешь в деревне, можно уехать и начать жизнь в другом месте, опираясь на помощь своих друзей; когда можно при большом желании вообще уехать из одной страны и переселиться в другую, хотя лучше не уезжать, потому что это – трусость, а бояться ничего не надо, это – глупо, да и зомби местные как-то привычнее – ты же знаешь, что зомби есть везде…. Но главное, что постаралась бы я донести до ребенка (о взрослых – другой разговор), что я его люблю и всегда буду любить такого, какой он есть, каким его создал Бог и каким этот ребенок был «вручен» мне небесами на воспитание.

Но это слова для подростка, чтобы его успокоить и поддержать в трудную минуту. А для взрослого человека я нашла бы другие слова.

Когда правитель и его приближенные в любой стране понимают, что они не справляются со своими обязанностями и страна летит «под откос», но они хотят задержаться у власти как можно дольше – они начинают войну. Это единственный способ в таком случае усидеть в своих креслах еще какое-то время, а главное – списать впоследствии все на военные условия. Это классика. Для этого в многонациональном, многоконфессиональном и социально не структурированном обществе достаточно предпринять следующие шаги: начать натравливать одну народность на другую – путей много, они известны; незаметно поощрять антисемитизм и антиисламские настроения – так же используя традиционные «методики»; принимать безумные законы, которые: а) не могут применяться на практике, б) опять-таки противопоставляют людей по каким-то признакам: курящие – некурящие, автомобилист – пешеход, православный – атеист, рабочий – интеллигент, городской – деревенский, кошатник – собачник и внимание: гей – не гей (или как шутил один знакомый про второго – неопределившийся). Я – не священник, не работник судебных органов и не депутат Государственной Думы, и это дает мне гражданское право высказаться по этому поводу со всей откровенностью.

Понятие «сексуальной ориентации» появляется в воспаленном мозгу тех людей, которые в силу неких объективных причин были вынесены волной истории на поверхность информационного пространства нашего многострадального государства на рубеже тысячелетий. Причем столкнувшиеся на этой теме – гомофобии – прогрессивно-либеральная общественность и спотыкающиеся на непривычной для них терминологии женщины-депутаты, для меня – специалиста по генеалогии – как-то удивительно «на одно лицо». Всю жизнь во всем цивилизованном мире существовало понятие «частная жизнь», в нецивилизованном – в каждом племени свои обычаи и табу, и чужой туда не лезь: могут и на костре зажарить. На мой взгляд, в этом и состоит тот принципиальный водораздел, который проходит между цивилизацией и остальным миром. Как только люди, любой национальности и религиозной принадлежности, сняли онучи и набедренные повязки и надели костюм и галстук – они подписали коллективный договор: не лезть в чужую личную жизнь. Мне трудно представить, как это протекало на Западе, но в России этот процесс особенно ярко «высветился» в таком уникальном явлении как коммунальные квартиры. Именно там, поселенные вместе, цивилизованный человек и люди, «стоящие на самой низшей ступени человеческого развития», столкнулись лицом к лицу. Подсматривать в замочную скважину соседской комнаты и туалета, злобно шипеть вслед гостям, приходящим к интеллигентным людям, ну и, конечно, доносить куда следует – вот это лицо языческих народов, с которыми столкнулись ни в чем не повинные цивилизованные люди, чудом уцелевшие в стране «победившего хама» с самого начала построения социализма в одной, отдельно взятой стране. Конечно, со временем, по абсолютно верному пророчеству одного из братьев Карамазовых одна гадина постепенно съедала другую гадину, но процесс все-таки занял несколько десятилетий и наложил существенный отпечаток на судьбу и жизнь многих очень хороших людей. Самое страшное, что примирить эти два мира невозможно, даже Русской православной церкви это не удалось сделать за много веков попыток обращения язычников в христианство и проповеди любви к ближнему. В стране, где «одна половина сидела, а другая – охраняла», все попытки рассказывать о дружбе советских народов и гармоничном развитии общества в СССР – это разговор для «лохов». Единственное, но важнейшее преимущество, которое было у цивилизованной части населения, это – мозги и невосприимчивость к алкоголю. Именно эти два фактора позволили им, хотя и с огромными потерями, но переиграть языческую деревню в XX веке, и как-то сохранить и свою культуру, основанную на религиозной принадлежности в первую очередь, и вырастить вполне благополучных детей, а многим и осуществить свою заветную мечту – при первой возможности навсегда покинуть Россию.

Если бы мне было позволено дать несколько советов тем людям, которые хотят жить в России и желают сохранить свою «сексуальную ориентацию» в том виде, в каком они считают это для себя единственно возможным, я бы порекомендовала следующее. Во-первых, крепко держаться друг за друга, ни в коем случае не вести никаких дискуссий со своими оппонентами – это бесполезно. В случае попыток шантажа, запугивания со стороны спецслужб и правоохранительных органов, а гомосексуалисты – это один из главных объектов для такого рода поведения многих работников данных организаций, которые начинали свою трудовую деятельность при развитом социализме, – немедленно обращаться в международные правозащитные организации, у них всегда есть хорошие адвокаты, работающие по таким случаям. Стараться не зацикливаться на проблемах своей сексуальности, больше заниматься развитием своих профессиональных навыков. В данный момент в России такой реальный дефицит людей, которые хоть что-то умеют делать, что любой специалист в своем деле будет востребован при любой «сексуальной» ориентации и даже совсем без нее. Молодежи я бы посоветовала больше обращать внимания на тех, кому намного хуже, чем им: на сирот, инвалидов, обитателей хосписов. Благотворительность – лучший способ найти общий язык даже с самыми враждебно к вам настроенными людьми.

И последнее – о морали. Вы должны усвоить одну вещь очень хорошо: ни один из тех, кто управляет сегодня вами в нашей стране, не имеет никакого права рассуждать о морали по одной очень простой причине. Моральных норм в нашей стране не существует в принципе, так как они просто не выработаны и не сформулированы. Более того, все современные спецслужбы в мире (а у власти сегодня в России находятся именно они) используют в своей работе не допустимые с точки зрения христианской морали, да и других конфессий, приемы сбора информации об обществе и его гражданах. Это лишает их в принципе каких-либо прав даже на обсуждение этических и моральных норм поведения обычных людей и в общественной, и в частной жизни. Так что, когда вы слышите разговоры из их уст о «духовных скрепах», фильтруйте…