Текст книги "Нет худа без добра"

– Ты мне веришь, правда? Я хочу это услышать, прежде чем покажу тебе…

Она замолчала, прикусив губу.

– Что ты мне хочешь показать?

– Ты только скажи, что я не выдумываю все это.

Грейс заставила себя посмотреть Ноле в глаза, которые казались ей уже не зелеными озерцами на берегу, оставшимися после прилива, а черными и бездонными, как сам океан. Она почувствовала, как ее начало трясти, почти конвульсивно. Даже когда она стиснула зубы и обхватила себя руками, то не смогла сдержать дрожь.

Папа и Маргарет! Как могла такая чудовищная ложь оставаться тайной? Разве мать не знала, или, по крайней мере, не подозревала? Мать задалась целью знать обо всем, что делал папа, ничто не ускользало от ее внимания, кроме тех вещей, о которых она не хотела…

Грейс почувствовала, как что-то внутри нее щелкнуло, вроде того, как становится на место последний кусочек мозаичной загадки. Как раз это и постаралась бы скрыть ее мать, похоронить глубоко, чтобы в конечном счете заставить себя поверить, что этого не было.

– Я верю тебе, – сказала она Ноле смертельно-холодным голосом человека, у которого нет выбора и он вынужден верить.

– Хорошо, – с облегчением вздохнула Нола. – Сейчас вернусь. Подожди меня.

Глядя вслед выходившей из кухни Ноле, Грейс подавила ироничный смешок. «Подожди»! Я не то что уйти, даже встать не могу.

В то же время внутренний голос подсказывал ей, что нужно убежать… уползти, если придется. Убраться как можно скорее от этой женщины, которая заявляет, что она ее сестра, от любых доказательств – фотографий, дневника – которые Нола в этот момент выкапывает из ящиков какого-нибудь стола.

Грейс, признав в этих словах голос своей матери, откинулась на спинку стула.

Она останется.

Она выслушает все до конца.

Час спустя, покинув дом Нолы, Грейс шла словно во сне, едва понимая, где она находится. Она не заметила полоску льда, и тротуар ускользнул у нее из-под ног. Она неуклюже упала, разбив колено.

Это должно было быть больно, но она ничего не почувствовала.

Несколько долгих секунд она просто смотрела на колено, глядя, как кровь капает в ботинок.

Но перед глазами стояла другая картина: Нед Эмори, распростертый на постели, темнеющей от крови.

Ей пришлось усилием воли вырваться из оцепенения, иначе следующий шаг мог привести ее под колеса пролетающих мимо машин.

Она думала о Джеке. Его руки и голос всегда успокаивают ее и возвращают на землю. Он подвез ее домой в начале вечера и сказал, что намеревается вернуться в офис, чтобы разобрать почту, которая наверняка скопилась за время его отсутствия. Может быть, он все еще там?

Если бы она сохраняла ясность мысли, то наверняка остановилась бы у ближайшего телефона-автомата, но в своем нынешнем состоянии она обнаружила, что идет в направлении к зданию Флэтирон, словно робот по заданной программе. Двери приемной были еще открыты, но за стойкой никого не было. Она уже собиралась уйти, но вдруг дверь офиса в холл открылась и появился Бенджамин.

Пока он стоял, изумленно разглядывая ее, она обратила внимание на свое отражение в стеклянной стене конференц-зала и поняла, в какое изумление и шок она его, должно быть, повергла, – белое лицо, растрепанные волосы, запачканная кровью юбка.

Бен быстро увел ее в ближайший кабинет. Усадив на диванчик между двумя в беспорядке сваленными стопками книг и рукописей, он наклонился, чтобы осмотреть ее колено.

– Фью-ю! Такое впечатление, что рассадила довольно глубоко. Наверное, придется наложить пару швов.

– Все на так уж плохо, – сказала она, прижимая свернутый шариком «клинекс» к ране, чтобы остановить кровь.

– Чем я могу тебе помочь? – спросил Бен. – Бинт? Или, быть может, бренди, если здесь найдется? Ты выглядишь потрясенной.

– Честно говоря, со стороны я, наверное, кажусь хуже, чем чувствую себя на самом деле.

– Если хочешь знать правду, то ты выглядишь ребенком, который свалился с велосипеда и хочет казаться более смелым, чем есть на самом деле.

Бен, подняв глаза, встретился с ее взглядом и одарил Грейс такой ласковой улыбкой, что ей стало вдруг тепло на душе.

Ей снова подумалось: как странно, что у Бена до сих пор нет подружки. От Джека она знала, что здесь, в издательстве есть много женщин, которые проявляют к нему интерес. Но ни одну, с которой он встречался, он не приводил домой, чтобы познакомить с Джеком или с Натали.

– Отец частенько говорил, что я такая тощая из-за того, что стоило мне набрать полкило веса, как я тут же его сдирала ссадинами, – сообщила она Бену. Ей понадобилось приложить неимоверные усилия, чтобы поддержать добродушный и шутливый тон разговора. Неожиданно горестно она добавила: – Он говорил много всякой всячины и… далеко не все оказалось правдой.

– Грейс, что случилось? – услышала она голос Бена словно издалека. – Забудь о том, что я сказал про падение с велосипеда, – ты выглядишь так, будто тебя сбила машина.

– В некотором смысле я так себя и чувствую.

– Скажи же ради Бога, в чем дело? Грейс колебалась.

– Твоего отца, случайно, нигде нет поблизости? – спросила она.

Бен отрицательно покачал головой.

– Вы с ним разминулись. Он только что поехал в центр встретиться с одним автором, который позвонил не так давно. Но я тоже неплохо умею слушать.

Хлопнула дверь одного из кабинетов в холле. Грейс смотрела на чередование горизонтальных полосок света и теней, пробивающихся сквозь жалюзи и падающих на лицо Бена. Мерцающие пылинки сверкали в полосках пульсирующего света, а его глаза, остававшиеся в тени, были устремлены на нее – прохладные, зеленые и в каком-то смысле далекие. Внутренний голос сказал: "Ты пожалеешь, если посвятишь его в эти дела".

Словно почувствовав нерешительность Грейс, Бен отошел от стола и сдвинул в сторону стопку книг, чтобы сесть рядом с ней.

– Грейс, что бы это ни было, ты можешь мне вполне довериться.

Бен – сын Джека, сказала она себе, и всегда вел себя порядочно по отношению ко мне. И ведь я дала Ноле слово, что не сделаю ее рассказ достоянием широкой публики.

– Дело в Ноле! – Слова вырвались неожиданно для самой Грейс. – Нола Эмори, помнишь?

– Ну как я мог забыть? – улыбнулся Бен.

– Я только что узнала, что мы… она и я… – Она набрала воздуха в легкие и закончила на быстром выдохе: – Мы сестры.

С паузами и остановками она рассказала ему все. Как Нола рассеяла ее сомнения, показав ей письмо ее отца к Маргарет. В памяти Грейс, словно эпитафия на надгробном камне, запечатлелись слова: "Эта двойная жизнь меня убивает, Маргарет. И есть ли способ, чтобы положить всему этому конец, не причиняя боли тем, кого я люблю?"

Бен слушал не двигаясь и не сводя взгляда с ее лица. Когда Грейс закончила, он наклонился к ней, и его глаза засветились чем-то более значительным, чем просто сочувствием.

– А что, если уговорить ее передать тебе эти письма? – Голос Бенджамина стал тихим и настойчивым. – Твоя книга… Боже мой, Грейс, да ты понимаешь, что это такое с точки зрения рекламы?

– О книге я не думала, – ответила она.

Грейс пожалела, что рассказала об этом Бену. Джек не свел бы все к деньгам.

Ее сознание мгновенно просветлело, и она села прямее.

– Бен, ты не обмолвишься ни словом, правда? Даже своему отцу, если случится так, что ты сможешь поговорить с ним раньше, чем я?

– Ни одной живой душе, – пообещал он. – Но, Грейс, тебе непременно надо добыть эти письма!

– Я поговорю с ней…

Бен задумался, опустив голову и зажав подбородок в руке. Наконец он резко поднял голову.

– Ты успела рассказать об этом кому-нибудь, кроме меня?

– Я пришла прямо сюда.

– Отлично, – сказал он словно про себя. – Это дает нам время.

– Для чего? Он улыбнулся.

– Для меня – есть время до того, как рукопись пойдет в набор. Для тебя – сделать вставки или переписать кое-какие главы целиком.

– Может быть… Но вдруг Нола откажется?

Он ухмыльнулся, и что-то вдруг насторожило ее, заставив почувствовать легкое беспокойство. Но не такое беспокойство, которое вызвали его следующие слова:

– Что же, ты знаешь, люди говорят, что есть много способов снять шкуру с кошки.

Джек прижимал ее к себе, пока она не перестала дрожать.

– Может быть, тебе лучше присесть? – спросил он. – Хочешь чего-нибудь? Мне кажется, есть бутылка "шерри".

Он повернулся и стал рыться на полке для глажения белья, превращенной в подобие бара и в хранилище непрочитанных рукописей.

– За этот вечер ты второй мужчина, который усиленно потчует меня спиртным, – сказала она с дрожащим смешком, садясь и утопая в мягких подушках дивана.

К счастью, Джек оказался дома, когда она позвонила незадолго до этого. Он предложил приехать за ней, но она взяла с него слово, что он не двинется с места. Ей не хотелось, чтобы Крис узнал обо всем. До поры до времени.

– И кто был первым?

– Я заглянула в ваш офис, прежде чем приехать сюда, и столкнулась с Беном.

Она взглянула на часы – половина десятого. Как могло получиться, что уже так поздно? Ей казалось, что она рассталась с Беном не больше часа тому назад.

Джек наполнил бокал «шерри» и поставил его на столик возле дивана. В просторной гостиной его квартиры, которая казалась еще больше из-за почти полного отсутствия мебели, кроме нескольких необходимых предметов, она бы чувствовала себя человеком, попавшим на необитаемый остров, если бы рядом не было Джека.

– Итак, – начал он, усаживаясь рядом и обнимая ее за плечи, – поговорим?

Она рассказала ему все – с начала до конца, включая и то, что доверилась Бену.

Джек откинулся на подушки дивана, и было ясно видно, насколько он поражен неожиданной новостью. Она чувствовала прилив благодарности за то, что он не проявил бестактного ликования по этому поводу, свойственного любому издателю, как совсем недавно повел себя Бен… Но почему он так долго молчит?

Наконец Джек повернулся к ней и мрачным тоном сказал:

– Плевать на эту книгу: для меня главное, как ты это переживешь.

Эти слова были тем, в чем она так нуждалась.

– Ох, Джек… – она сглотнула, пытаясь снять спазм в горле, – со мной все будет в порядке. Я только так…

Она уткнулась ему в руку.

– Сердита?

Грейс взглянула на него и поняла, что он прав. Она и в самом деле злилась, черт возьми. На отца за то, что он обманывал ее. На Нолу за то, что та ждала до сих пор, не говоря ни слова. Это не изменило бы того, что случилось с Недом Эмори, – Грейс точно знала, что его смерть произошла в результате несчастного случая. Но все же, не был ли отец косвенной причиной? Нед не знал, кто был отцом Нолы, но знал наверняка, что не он. Не это ли заставило его направить оружие на Маргарет?

– Как он смог так поступить с нами?! – крикнула она.

– Почему ты думаешь, что он сделал это, чтобы причинить вам боль? – спросил Джек.

– Джек, разве ты не понимаешь? Он лгал нам! У них с Маргарет был ребенок!

– Которого он, может быть, любил больше, чем тебя? В это мгновение Грейс ненавидела Джека. Но ее тут же осенило, что он лишь старается помочь ей разобраться в своих чувствах. Она глубоко вздохнула.

– Может быть. – Что-то в ней повернулось, вызвав горячий прилив боли. – Ох, Джек, а что, если так и было?

– Вполне возможно, – начал он медленно, – что он любил тебя еще сильнее, чем мог бы при обычных обстоятельствах. Я представляю, что когда он смотрел на тебя, то думал не о Ноле, а о том, как ужасно будет, если ты отвернешься от него.

Слезы Грейс потекли потоком, обжигая ей щеки.

– Да, он любил меня – в этом я уверена.

– Вот чего ты действительно не знаешь, так это роли, которую во всех этом играла твоя мать.

Грейс, внезапно вспомнив о предстоящем визите матери, прижала ладонь к губам.

– О, Боже, она же приезжает через две недели!

– Ты хочешь ей обо всем рассказать? Грейс на момент задумалась, потом сказала:

– Придется. Но у меня такое ощущение, что она обо всем этом уже знает, даже если и запрятала глубоко в душе.

– Значит ли это, что ты станешь пересматривать свою книгу?

Выражение лица Джека выдавало лишь намек на чувство надежды, которая в нем тлела.

Грейс положила руку ему на колено, чувствуя себя гораздо более уверенной, чем за протяжении нескольких последних часов.

– Да. И не потому, что это поможет издательству «Кэдогэн», – не пойми меня превратно, поскольку я на самом деле желаю тебе добра, – но ради себя самой. Мне кажется, чего-то всегда недоставало в нашем образцовом семейном портрете. Может быть, именно это в первую очередь и заставило меня приняться за эту книгу.

Грейс встала.

– Пожалуй, мне пора идти. Я сказала Крису, что не задержусь.

– Я тебя подвезу.

– Джек, не стоит…

Он не дал ей договорить, закрыв ее рот поцелуем.

– В жизни должны быть вещи, на которые ты можешь положиться. Я – одна из них.

Могу ли я в самом деле рассчитывать на него? – задумалась Грейс. Если оба – Уин и ее отец, на которых она полагалась и в которых верила, как в апостольские послания, ее предали, то можно ли верить, что Джек не окажется таким же?

Спустя час, когда Грейс готовилась ко сну, она вдруг замерла, не дочистив зубы, захваченная неожиданной мыслью: у меня с Нолой больше общего, чем с Сисси.

Она с удивлением разглядывала свое отражение в зеркале, равнодушно отмечая бледность кожи и темные круги под глазами. В ушах эхом отдавалось одно слово: сестра. Теперь, когда ощущение шока начало притупляться, ее стала занимать мысль о том, каково иметь такую сестру, как Нола.

Станут ли они друзьями? Наступит ли такой день, когда она сможет поверять Ноле свои тайны и мысли, как ей всегда хотелось открыться Сисси?

"Не знаю, зачем тебе растрачивать свое время с человеком, который намного старше тебя, когда ты смогла бы вернуть Уина одним щелчком пальцев". Грейс почти наяву слышала высокомерный ответ Сисси. Да, так и только так и ответила бы Сисси, случись Грейс рассказать ей о Джеке.

С другой стороны, она могла представить себе, как Нола на это улыбнулась бы своей усталой улыбкой и сказала бы что-то вроде: "Любовь не всегда входит в распахнутую дверь с улыбкой на лице – иногда ее приходится брать там, где сможешь".

В отличие от Сисси, Нола – а Грейс это чувствовала наверняка – не стала бы критиковать сестру, чтобы почувствовать себя лучше. Какими бы ни были причины ее нервозности или ревности, Нола разбиралась с ними прямо и раз и навсегда. А как мать-одиночка она должна была привыкнуть все делать сама и по-своему. "Как и я".

Она подумала, что неплохо бы поближе узнать девочек Нолы, и обнаружила, что от этой мысли на душе потеплело. Она, пожалуй, никогда толком и не знала сыновей Сисси, а еще меньше чувствовала с ними родственную близость. Единственный раз, когда Сисси с семьей приехала в Нью-Йорк повидать ее, еще в ту пору, когда она была замужем за Уином, Бо и Билли чуть не разнесли ее квартиру. А когда она их отругала, то Сисси возмутилась, будто Грейс высекла их ремнем (что, кстати, как позже решила Грейс, было совсем неплохо).

Дэни и Таша, с другой стороны, казались такими милыми девочками. Как было бы хорошо поводить их по тем местам, куда они, бывало, ездили вместе с Крисом, – до того, как он объявил мораторий на все эти "детские затеи" – в Детский музей, в зоопарк. А как отнесутся дочери Нолы к тете, упавшей с небес?

А Крис? Как он станет реагировать на знакомство с новой ветвью семьи? Неужели отстранится от Нолы так же, как и от Джека?

Слишком много вопросов. Мысли Грейс кружились. Ей было ясно одно: рассказ Нолы не просто эпилог к отношениям их родителей, это начало новых отношений между Нолой и Грейс.

12

– Мне бы страшно не хотелось потерять эту книгу. Отец, она могла бы стать событием. Вначале я думал, что это просто слухи, но сейчас подтверждается, что продюсеры из «Парамаунт» и "Фокс"[25]25
  "Парамаунт пикчерс" и "XX Сенчури фокс" – крупнейшие киноконцерны США.


[Закрыть] делают свои предложения. Все агенты только и говорят об этой книге.

Сидя напротив отца у его письменного стола, беспорядочно заставленного фотографиями в рамках, в числе которых был и его собственный портрет – круглолицый мальчик, – который он ненавидел, Бен вертелся как на угольях. Приготовленный им перечень книг отчаянно нуждался в поддержке – на случай, если все его победы и обеды не смогут удержать Роджера Янга. Однако, видя задумчивое выражение лица Джека, сидящего откинувшись назад в своем похожем на трон качающемся кресле викторианской эпохи, Бен понял, что отец, как обычно, хочет заставить его попотеть… А в конечном итоге может сказать и «нет». Ну и черт с ним!

Бен чувствовал, как тело начинает гореть. Он знал, что стоит стащить пиджак и закатать рукава рубашки, как он увидит сыпь на внутренней стороне предплечий.

– Двести тысяч – слишком большая сумма за книгу, над которой еще предстоит много поработать, – тихо и спокойно ответил отец.

– "Рэндом"[26]26
  "Рэндом" – одно из крупнейших издательств США.


[Закрыть] предлагает сто семьдесят, а за двести – я почти уверен – мы ее перехватим. Эта книга может стать новым «Аэропортом». Фил Хардинг не только хорошо пишет, он к тому же связан с крупнейшей лос-анджелесской юридической компанией, – атмосфера книги настолько реальна, что просто чувствуешь себя там.

– Ну а как насчет сюжета? Джерри говорит, в нем есть большие прорехи.

Бен был на грани того, чтобы взорваться, но только сжал кулаки покрепче. Шиллер, старый вонючка, что он понимает в коммерческой литературе?!

– Для него любой плох, если только он не Уильям Фолкнер или, на худой конец, Сол Беллоу,[27]27
  Беллоу Сол (Саул) – американский писатель (родился в Канаде), лауреат Пулитцеровской и Нобелевской премий (обе в 1976 г.).


[Закрыть] – ответил Бен, как он надеялся, убедительным тоном. – Мы говорим не о Национальной премии в области литературы, отец. Если ее подредактировать и дать ей приличную рекламу, эта книга может попасть в бестселлеры "Нью-Йорк Таймс".

Бен чувствовал, как кожа на руках и под воротником зачесалась сильней, и вспомнил: когда он был маленьким, отец был вынужден надевать ему на руки носки, чтобы он не расчесывал высыпания крапивницы. Сейчас он чувствовал себя так же, словно его руки были связаны. Господи, ну что стоит старику один раз, всего только один раз прислушаться к тому, что он говорит?

– Мне нравится твой энтузиазм, Бен. – Отец говорил своим "я-самый-благоразумный-человек-в-мире" голосом. – Но давай будем реалистами. Что я вижу, так это начинающего автора, его первый роман и проблемы, которые могут быть, а могут и не быть разрешены. За двадцать тысяч, даже за пятьдесят, мы еще можем рискнуть. Но чтобы протолкнуть эту работу, нам придется идти на расходы на маркетинг и рекламу, которые выльются в шестизначную сумму.

– Лу Сильверстайн у Уильяма Морриса намекает, что вместе мы могли бы кое-что выработать. Например получить проценты от продаж за рубежом.

Незачем было объяснять отцу, что чем больше сумма аванса автору, тем больше заинтересуется книгой Голливуд.

– Это несколько меняет дело.

Джек откинулся в кресле, закинув руки за голову и соединив пальцы в замок. Однако его лицо по-прежнему выражало сомнение.

С седеющей головой и ясными синими глазами, отец вполне мог бы стать моделью для рекламы какой-нибудь страховой компании, подумал Бен. "Доверьтесь мне, друзья, и я вас не подведу!" Почти таким и считали его сотрудники «Кэдогэна» – редакторы и их помощники, армия всех занятых маркетингом и сбытом и многочисленные «барышни» из отдела оформления и иллюстраций. Его секретарша – долговязая, с лошадиным лицом, пожилая Люси Тэггерт – была влюблена в него многие годы. Он вспомнил, как отец однажды похвалил ее шарф, так Бен готов был поклясться, что она потом не снимала его целый месяц. Рейнгольд, пожалуй, был единственным, кто перед ним не заискивал.

– Послушай, отец, я знаю, что сейчас дела обстоят не самым лучшим образом. – "Черт возьми, почему я должен чувствовать себя шестнадцатилетним парнем, который просит разрешить покататься на папином автомобиле?" – Но я уверен, что это дело выгорит.

"Ты передо мной в долгу, отец. Мое положение в компании, моя карьера, все мое будущее, все связано с Роджером Янгом. А ты сделал все от тебя зависящее, чтобы послать его к черту. Да, он – подонок, но разве ты не мог отправить эту женщину в приятное путешествие на Гавайи вместо того, чтобы бить Роджера по рукам?"

Теперь отец снисходительно улыбался и, подавшись вперед, положил локти на стол. Лучи утреннего солнца вливались в кабинет сквозь вертикальные жалюзи, ярко сверкая на фотографии улыбающейся Ханны, оправленной в массивную серебряную рамку. Бену хотелось разбить ее, швырнуть в стену.

Восемь лет назад, когда отец предложил ему работу в «Кэдогэне», Бен рассчитывал, самое меньшее, на место помощника редактора, а может быть и младшего редактора. Кроме того, что он – сын босса, ведь он выпускник Йельского университета. Но на его пути, черт возьми, стоял отец, не забывший о безалаберной жизни, которую Бен вел в первый год обучения в университете, и не только в первый, а потому затолкал его в отдел писем на полгода. Для себя Бен решил: он докажет старику, на что способен, если тому так хочется. Хотя мог бы, конечно, уйти и в другое издательство.

И во многих отношениях он действительно проявил себя. Даже если забыть о Роджере Янге, то разве не его была идея взять их заурядную книгу по диетическому питанию "Санта-Фе дайет", перекомпоновать ее, добавить фотографий? В результате она попала в список бестселлеров.

Но главный редактор – это кое-что значит. Бен мысленно представил – хотя и находящийся пока за пределами его досягаемости – угловой кабинет Джерри Шиллера, в глубине холла, размером чуть ли не вдвое больше, чем его нынешний. Все, что нужно, – легкий толчок в правильном направлении, и Рейнгольд выпроводит Джерри. Еще немного усилий – и на медной табличке нынешнего кабинета Джерри появится надпись: "Бенджамин Гоулд".

Но для успешной конкуренции с редакторами, которые работают здесь дольше, чем он, и ждут случая получить эту должность, понадобится что-то еще, что подняло бы его на первую строку короткого списка претендентов, – удачный ход, более блестящий, чем его успех с книгой Хардинга. А разве Грейс, сама того не желая, накануне не предоставила ему такую блестящую возможность?

Для начала надо попытаться выманить письма у Нолы Эмори. Ему вспомнилось первое впечатление о ней – высокая, худощавая, по-своему красивая. За короткое время ему удалось заставить ее приоткрыться и даже рассмеяться. А ее сексуальные глаза, так не соответствующие ее прохладной уравновешенности…

Она чувствует себя одиноко без мужчины, но не хочет признаться в этом.

Правда была в том, что он и в самом деле надеялся на возможность узнать ее поближе. Женщины, с которыми он встречался, были слишком банальны. Одно или два приглашения пообедать вместе, выход в театр или на концерт – и они уже мечтают о свадьбе. Нола совсем не такая, он чувствовал это. Ему придется преследовать ее, бороться за нее.

Такая перспектива захватывала и волновала.

– Дела на самом деле обстоят неважно, Бен, – донеслись до его слуха слова Джека. – Рейнгольд даже думает урезать расходы на рекламу книги Грейс.

Бен насторожился.

– Но в этом нет никакого смысла. Боже мой, да это же одна из наших ведущих заявок на весну!

Джек кивнул, тоже обеспокоенный новым поворотом.

– По всей видимости, до него дошли слухи, что от миссис Траскотт можно ожидать каких-то юридических действий. Ее адвокат уже сделал несколько заявлений на этот счет. И Рейнгольд теперь обеспокоен, что нас заставят сильно сократить текст, прежде чем книга увидит свет. А если не будет ничего сенсационного… Не мне тебе объяснять.

Бен понял все. Без хорошей порции «жареного» книга Грейс станет лишь еще одной сноской к истории с единственным отличием, что ее написала дочь героя.

– Послушай, отец, и ты, и я – мы оба знаем, что поставлено на карту. Даже Рейнгольд не знает, – сказал Бен, понижая голос. – Ты вчера вечером разговаривал с Грейс?

– Она рассказала мне обо всем. – Джек казался внутренне напряженным, его обычно строгое лицо выглядело измученным и как-то постаревшим. – Но сейчас руки у нас связаны. – Он поднял ладонь, как бы предупреждая возможное возражение Бена. – И еще, Бен, до тех пор, пока мы не возьмем ситуацию под контроль, я хочу, чтобы ты помалкивал. Теперь, когда миссис Траскотт вступила на тропу войны, нам ни к чему, чтобы пресса раскопала новые, неподкрепленные документами подробности.

Бен изо всех сил старался побороть досаду. Неужели отец все еще считает его ребенком, который не способен хранить секреты?

– А если мы сможем достать эти письма? Тогда у нас в руках будут доказательства.

– Это, безусловно, изменило бы положение вещей. Но я бы не стал возлагать на это большие надежды. Грейс считает, что Нола твердо стоит на своем.

– Может, Грейс просто не знает, как ее убедить? – спросил Бен, улыбаясь.

– Бен, я надеюсь, ты не собираешься предложить что-либо… непорядочное.

– Я просто подумал, что Нола могла бы передумать, если бы увидела в этом свой интерес, – сказал Бен мягко, понимая, что было бы ошибкой выложить все планы своему прямолинейному отцу. – Грейс могла бы предложить ей что-нибудь, например один-два процента от своей доли.

– Твой дед, когда приехал сюда, ходил по улицам с ручной тележкой и продавал кастрюли и сковороды, – сказал отец, улыбаясь. – Ты мне его сейчас напомнил – всегда смотришь, как бы побыстрее заключить сделку.

– Это позволило ему в конце концов открыть свой магазин, ведь так?

И когда только отец отделается от этой идеи эпохи Эйзенхауэра, что для продвижения достаточно честно трудиться?

– Да, именно! – расхохотался Джек.

– Отец, вернемся к книге Хардинга. – Бен почувствовал, что наступил удачный момент. – Позволь мне дойти до двухсот двадцати пяти тысяч, если понадобится. Обещаю, что ты не пожалеешь.

Отец нахмурился и сложил руки перед собой, задумавшись.

– Двести, – сказал Джек наконец. – И все. Я и так подставляю свою шею.

– Ты об этом не пожалеешь, отец. Бен встал.

– Будем надеяться.

Бен стиснул зубы, чтобы не вскрикнуть: черт побери, да почему ты мне никогда не веришь?!

Но он и так получил почти все, что хотел. Теперь оставалось вернуться в кабинет и сделать предложение автору. А потом он разыщет Нолу Эмори. Он уже успел позвонить ей на работу и узнал, что Нола почти весь день будет находиться на строящемся объекте – в здании, которое возводится на Восточной сорок девятой улице.

Эти письма Траскотта – он должен их раздобыть.

"У каждой собаки есть свой счастливый день". Разве не слышал он много раз в жизни эту пословицу? Что ж, этот день будет моим…

Бен наблюдал, как Нола Эмори шла через строительную площадку – высокая женщина в раздувающемся защитного цвета пальто, похожая на ель Дугласа, растущую среди привезенных на стройку бетонных плит, штабелей стальных балок и кранов. Под мышкой она несла рулон чертежей и на ходу беседовала с мастером в защитной каске, который эмоционально жестикулировал. Она казалась удрученной. Хотя по выражению мрачнеющего лица мастера можно было понять, что она излагает мысль четко и своего добьется.

Потом он показал куда-то вверх, и Нола вдруг сделала шаг назад, не обращая внимания или, что более вероятно, не заметив, что стоит на краю лужи. С запрокинутой назад головой и прогнувшейся спиной она наблюдала за огнем горелки сварщика, работавшего на стальной платформе высоко над ней, на фоне темно-серого неба Манхэттена.

Бенджамин резко выдохнул, оставив следок пара в неприятно холодном воздухе. Он был полон тревожного предчувствия и в то же время ожидания начала захватывающего приключения. Она выглядела недоступной и… аппетитной.

Вот она взглянула в его сторону. Узнала ли? Поднятый подбородок, расширившиеся глаза… – да, как будто бы узнала и направилась к нему по доске, брошенной на засыпавшие грязь камни… Заколебалась, а потом, словно решившись посмотреть, что выйдет, пошла к нему.

Бен почувствовал себя чрезвычайно довольным, хотя и не понимал почему.

– Я думал, что архитекторы приходят на строительную площадку, только чтобы убедиться в том, что их замысел воплощается в соответствии с проектом, – сказал Бен.

Она смотрела прямо на него и улыбалась.

– Мне всегда нравилось крутиться на стройке. Знаете, проектирование зданий вроде этого похоже на вождение автомашины – не обязательно быть автомехаником, но если вы когда-нибудь застрянете в глухомани с заглохшим двигателем, знание техники могло бы вас спасти.

– Примерно так же, как в издательском деле, – парировал он. – Проблема у редакторов состоит в том, что мы можем сказать автору, что не так, но не всегда можем подсказать, как сделать лучше.

– Но из-за не очень хорошей книги никто не может лишиться пальца или ног. Или даже жизни. – Нола повернулась и взглянула вверх, на башню из бетона и железных балок, наброском прочерчивающую небо. – Вы – Бен, я не ошиблась? Будущий пасынок Грейс Траскотт?

Ее тон был небрежен, но глаза и легкий румянец на резкой линии острых скул говорили, что она его помнила.

– Не совсем так! – рассмеялся он. – Я могу им стать, если мой отец когда-нибудь решится.

Он вспомнил день, когда отец покинул их. Лицо матери, несмотря на многочисленные косметические операции и подтяжки у глаз, вдруг превратилось в маску старухи.

Нола смотрела ему в глаза слегка прищурившись, будто пыталась составить мнение о нем как о возможном деловом партнере…

– Вы случайно оказались здесь или же есть какой-то повод, из-за чего вам захотелось со мной встретиться? – спросила она.

– Это может показаться глупым, – он изо всех сил пытался казаться искренним, – но я надеялся, что смогу пригласить вас разделить со мной ленч. – Он глянул на свой «ролекс». – У меня есть час-другой.

– Не могу, – ответила она быстро. Бен с облегчением почувствовал, что сказала она это не для того, чтобы просто отделаться от него. – Я буду занята здесь до вечера и хотела просто перехватить сэндвич в закусочной за углом.

– Не будете возражать против моей компании?

– Да у вас наверняка есть дела и поинтереснее. Иначе говоря, "пошел вон".

– Нет, никаких.

Она метнула на него взгляд прищуренных глаз:

– Дайте мне передохнуть.

– Что правда, то правда. После такого утра вам и Белфаст покажется курортом.

Наконец, пожав плечами, она сказала:

– Ладно, но место, куда я собралась идти… Белфаст может показаться раем – там придется сидеть на открытом воздухе в такую погоду.

Взгляд, которым она окинула его тонкое кашемировое пальто, подсказал ей, что он был одет в большей степени для того, чтобы произвести впечатление, чем для тепла.

Спустя пятнадцать минут он сидел на скамейке на Рокфеллер плаза, чуть ли не примерзая к ней и жалея, что не настоял на том, чтобы посидеть где-нибудь в тепле, на удобных стульях и за бутылкой вина. К его удивлению, Нола будто бы и не чувствовала холода совсем. Она заглатывала сэндвич с индюшатиной, словно они были на пикнике по случаю празднования Дня Независимости.

Он заметил, что ей трудно справиться с крышкой стаканчика с горячим чаем, и бережно взял его у нее из рук.