Текст книги "Практика логотерапии. Материалы 5-дневного семинара 2015 года"

– когда что-то происходит не так, как ей бы хотелось, и она сразу гневается, после этого ей стыдно, она ругает себя, но ничего сделать не может.

И дальше она о себе рассказывала: «По сути я спокойный человек и не люблю быть скандальной». Но вот «сейчас живу в таком состоянии», и это стало ей мешать в работе еще больше, потому что у нее каша в голове, путаница. Она не удовлетворена тем, как выстраивает сейчас свою жизнь, не удовлетворена своей профессией. Вот со всем этим она обратилась.

Ей 30 лет. Она не замужем. Детей нет. И немножко о внешнем впечатлении – это женщина яркая. Она сразу видна, но очень хочет спрятаться. Хорошо сложена, очень аккуратна. На сессии внешне спокойна, способна к открытому контакту. Она хорошо выдерживает паузу. У нее два образования: одно медицинское, второе – гостиничный бизнес. Любит путешествовать. Время от времени пробует сейчас искать другую работу, например в туризме, но у нее ничего не получается. И она так и говорит, что ей трудно довести дело до конца. Она начинает – бросает. Загорается и бросает. При этом она вспомнила, когда ей было десять лет, она очень хотела учиться рисовать. Она сама нашла какой-то кружок (ей было десять лет), поступила туда. Мама была против, потому что нужно было покупать специальное оборудование. Она целый год ходила к соседям, друзьям, занималась, но вынуждена была бросить, потому что невозможно было купить то, что нужно для рисования. И она как-то связывает с этим то, что сейчас у нее опускаются руки перед проблемой. Она ничего не может достичь из того, что она хочет. И при этом у нее может быть лучше другое, «а не то, что я выбрала». Эта мысль у нее постоянно.

Лукас: Это вся информация из первой беседы о ней?

Супервизируемый: Почти вся. Вторая беседа была про пустоту, которую она переживает.

Лукас: Попеременную диагностику на первом сеансе не проводили?

Супервизируемый: Проводила.

Лукас: Каков был результат попеременной диагностики?

Супервизируемый: Первое, что я считаю результатом, с ее слов, – что у нее изменилось состояние, во-первых, и она ушла с надеждой. Она пришла полностью… как она сказала…

Лукас: Нет. В чем суть была, содержание этой попеременной диагностики? О чем речь шла?

Супервизируемый: Я выясняла, какие у нее сильные и слабые стороны. И вот этот случай, который я сейчас рассказала, – с рисованием – мы его использовали как сильную сторону, что она все-таки может добиваться цели. Мы вышли на то, что при некотором условии она все-таки слушает себя. Но она все равно звонит маме и спрашивает: мам, это правильно или неправильно?

С переменной диагностикой был второй момент: насколько она реально осознает, в какой зоне риска находится, насколько она рискует, оставаясь в этом чувстве, позволяя ему охватить себя. Она часто произносила эту фразу: чувство – это часть тебя, ты больше этого.

Лукас: Это не совсем попеременная диагностика, это вы уже двигались к терапии. Больше похоже на терапию. Мы имеем перечисление большого количества негативных сторон этой женщины, негативных проявлений: что ей не нравится, как она раздражается по поводу других, как она недовольна той профессией, которую она выбрала и в которой работает. Думаю, что здесь переизбыток негатива. Он поднимает гиперрефлексию на слишком уж высокий уровень.

Хотелось бы объяснить вам сейчас кое-что.

Первая беседа, первая встреча… Когда пациент приходит, гиперрефлексия всегда довольно высока. Это означает, что человек уже долго занимается своей проблемой, он уже пытался как-то от нее избавиться. И это не удалось – все проблемное в его жизни заняло центр его внимания. Человек много занимался своей проблемой, пытался найти решение и не нашел. И в результате этого он пришел к терапевту.

У нас есть три фазы: диагностическая, терапевтическая и фаза сопровождения после того, как мы его отпускаем.

В диагностической фазе мы должны задавать вопросы, имеющие отношение к проблеме, чтобы понять эту проблему. Если вы не будете останавливать и спрашивать, пациент может очень много рассказывать. Рассказывать обо всем, что ему мешает. Получается, что гиперрефлексия развивается дальше уже во время первой сессии. И вот когда вы с диагностической фазы переходите уже в фазу лечения, вы эту гиперрефлексию несколько снижаете.

Но пациент ведь должен работать над своей проблемой, чтобы справиться с ней. И в его сознании закреплено понимание, что он должен справиться с этой проблемой. В лучшем случае в результате терапии вы решите проблему. Потом наступит фаза, когда вы его сопровождаете. И это снижение должно продолжиться. Но поскольку в вашем случае первоначальный уровень был достаточно высок и он не был снижен в диагностической фазе, то даже в фазе после лечения не удается снизить его до номинального уровня. Даже если проблема решена, остаточная гиперрефлексия есть.

В чем эта гиперрефлексия? В том, что пациент постоянно помнит о проблеме, которая заняла у него много времени, и опасается, что она может вернуться. Он не уверен, что справится с проблемой в очередной раз, когда она появится вновь.

Пациент находится уже в фазе сопровождения, и здесь и возникает угроза рецидива. А вероятность рецидива в психотерапии всегда бывает очень высокой. В данном случае она очень высока. Именно поэтому мы поступаем иначе. Мы начинаем уже в фазе диагностики применять попеременную диагностику. Она хотя и длится дольше, чем обычно, но приносит нам определенные преимущества. Мы говорим о проблеме и в то же время говорим о том, что не является проблематичным. Мы говорим о сильных сторонах – о таланте – и о слабостях. Мы спрашиваем о проблеме, а потом задаем вопрос, который никоим образом с проблемой не связан. Таким образом мы выясняем, какие действия пациент может совершать успешно. Мы хотим знать достижения этого пациента.

Потом мы приступаем к фазе терапии. А в фазе сопровождения уже после окончания лечения мы снижаем этот уровень гиперрефлексии до минимума. Все, что относится к разряду удач, талантов, позволяет снизить гиперрефлексию. Потому что, когда есть фаза сопровождения после лечения, мы о проблемах не говорим. Наша-то задача – «заполнить бутылку», создать параллельную систему. Мы хотим создать определенную основу – гарантированно смыслонаполненную жизнь. И в этот момент мы говорим как раз о том, что человек может, а не о том, что не может или ему не удается.

Мы должны использовать все наши сильные стороны – и вы, и я. Но у нас у всех есть и слабые стороны. И эти слабости могут быть, имеют право быть. Самое главное – они не должны преграждать нам путь. Они могут где-то сбоку лежать, но не на нашем пути. Мы должны чувствовать поддержку благодаря своим сильным качествам. Когда мы проводим эту попеременную диагностику в самом начале терапии, мы говорим о тех вещах, которые делают человека счастливым. Говорим о его талантах и способностях. Времени, прежде чем мы подойдем к проблеме, уходит больше, но применение попеременной диагностики стократно оправдано.

Кроме того, вы ведь после первой беседы отпускаете пациента домой. Идя домой, он несет в себе мысль, что кое-что удачное в его жизни все-таки есть, что его жизнь состоит не из одних проблем. Да, есть маленькая проблема или, может быть, большая, но с помощью своего терапевта он решит ее. Одним словом, человек должен уйти с уверенностью, что он что-то может.

А если у вас мало остается времени из-за того, что пациент занимает его своими разговорами, вы в каком-то экстренном случае можете и отпустить его после того, как он выговорился. Но вы не можете отпускать его в том состоянии, когда эта гиперрефлексия повысилась до более высокого уровня. Допустим, в самом начале он рассказал вам о проблемах со сном. И если вы его целый час будете спрашивать о бессоннице – как долго она длится, что происходит перед обострением, какие проблемы с засыпанием, какое самочувствие утром – а потом отправите домой, он вообще не будет больше спать. Потому что повысилась гиперрефлексия.

Вот почему в самом начале нужна интенсивная попеременная диагностика. Вот это и есть типичный логотерапевтический подход.

Теперь об этой пациентке. Хотелось бы узнать, где ее сильные стороны. Какие у нее были периоды жизни, которые она могла назвать успешными?

Супервизируемый: Один из периодов – это учеба в школе. Почему я его упоминаю? Потому что для нее это была сильная вещь в тот момент. Потом мы обсуждали то, что она приезжая. Она десять лет живет в Москве. Снимает квартиру и сама себя содержит. У нее есть друзья, потому что она говорила о том, что работа мешает встречаться с друзьями. Но эти встречи ей помогают.

Лукас: Художественно она одарена? Если мы берем попытки в десять лет освоить рисование? Ведь если она рассказала о своем желании в десять лет серьезно освоить рисование, тогда она все-таки одарена. И даже ходила по соседям и по знакомым, потому что ее мама не покупала необходимое оборудование. Было у нее такое сильное намерение, большая такая цель – научиться хорошо рисовать?

Можно было бы здесь спросить – возможно, ей и сейчас нравится искусство? И в попеременной диагностике можно 10 или даже 15 минут поговорить об этом. Потому что она же ведь к вам пришла жаловаться на агрессивность по отношению к клиентам, посетителям аптеки? А вы вдруг начинаете говорить с ней о рисовании.

И вопросы. Да, вы можете также спросить, смотрит ли она картины, посещает ли музеи, что ее привлекает. Или, может быть, она сама иногда рисует? Какие направления, стили ей нравятся – классика или современное искусство? Может быть, она любит каких-то определенных художников, любит пейзажи, портреты или гравюры?

А может быть, она потом все-таки купила что-то для рисования, раз вы говорите, что она зарабатывает самостоятельно? Может быть, мольберт купила или краски?

Супервизируемый: Вот это хорошая идея.

Лукас: Вот это и есть попеременная диагностика. Не говорите какое-то время об агрессивности. Нет, об агрессивности надо говорить, но не сразу, не все время ей посвящать. А что касается агрессии, то надо поговорить о том, что она работает с людьми. И другая профессия, о которой она мечтает, – все это работа с людьми. При этом она говорит, что люди ей не нравятся.

Если мы все-таки заговорили о рисовании, поговорим еще какое-то время о нем.

А вы использовали этот случай, когда она сказала, что в десять лет, несмотря на то что мать не купила ей все необходимое для рисования, она все-таки рисовала у соседей и знакомых?

Супервизируемый: Да, как вариант того, что она может обойтись и без совета и поддержки матери. Мать, например, не хотела, чтобы она рисовала, а она тем не менее все равно пыталась научиться.

Лукас: Это уже хорошо, но если акцентировать, что она сделала это вопреки желанию матери, это опять нас наталкивает на конфликт. Поэтому важно тему рисования вычленить из конфликтного поля. Может быть, рисование станет для нее источником расслабления или отдыха. Может быть, как раз рисование будет тем фактором или обстоятельством, которое повысит уровень радости от жизни. Человек с высоким уровнем радости автоматически становится менее агрессивным.

Мы пока многого не знаем – это первая беседа. Но что-то ценное, как в данном случае рисование, уже нельзя упускать из виду.

Мы узнали от нее про любовь к путешествиям. Даже более того, она получила высшее образование по гостиничному бизнесу. Минут десять можно посвятить поездкам, путешествиям. Интерес к другим странам, интерес к другим культурам – можно поговорить об этом. Любит ли она необычные ландшафты? Куда она ездит с большим удовольствием: к морю, в горы или куда-то еще? Или, может быть, путешествует по лесам? Или любит все-таки посещение городов? Или ее тянет на природу?

Супервизируемый: Как отдых. Она составляет маршруты, куда бы она хотела отправиться. Она рассказала мне, что составила такой маршрут для своих друзей. И это действительно был момент, когда она с удовольствием и радостью рассказывала, как она это делает.

Лукас: Вот видите, даже несмотря на то, что она сама еще мало путешествовала, потому что у нее мало свободного времени, у нее все же сохраняется интерес к поездкам. Во всяком случае, тяга и такое стремление, мечта. Путешествия – это тоже широкое поле. Можно обсуждать, на чем путешествовать, чтобы ей было интересно, – на теплоходах, на каких-то судах, на поездах или автомобилях. Если она путешествует, то что ее в первую очередь интересует. Немножко дать ей возможность помечтать, спросив, что для нее означает хорошее путешествие, поездка. В попеременной диагностике можно поставить вопрос так: представьте, что у вас полугодовой оплачиваемый отпуск, что бы вы сделали? Вы упаковываете свои вещи, собираете чемодан – и куда же Вы отправляетесь? Помечтать.

Супервизируемый: Не знаю… То, что сейчас говорит госпожа Лукас, у меня в голове теоретически есть. Но когда я вижу перед собой эту клиентку, которая за три встречи рассказала свою историю жизни, я понимаю, что она точно в гиперрефлексии. У меня идея была такая на этих трех встречах, чем я, собственно, и занималась, – дать ей возможность выплакаться, выговориться. Но сейчас я вижу, что это, возможно, ошибка.

Лукас: Сейчас мы не говорим о том, ошибка это или нет. Мы говорим о том, какие у нас есть возможности улучшить ее состояние. Что касается катарсиса, будьте очень осторожны. Будьте осторожны! У нас есть духовный уровень личности. Смысл катарсиса: вы заблокированы эмоционально с одной стороны, заряжены и при этом напряжены с другой стороны. Теперь из этого блока нам нужно выйти, или блок должен исчезнуть. Это может произойти благодаря тому, что человек выговорится или выплачется, с тем чтобы это духовное измерение открылось. Когда мы непосредственно приступаем к работе, должна быть открытость. Чтобы это воспринималось не просто на эмоциональном уровне, а человек мог бы услышать рационально. Если вы не угадаете точку во времени, где нужно начинать, перед вами встанет следующая блокировка. Если кто-то слишком долго плачет и рассказывает о своей проблеме, то проблема усиливается. Идет так называемый эмоциональный подогрев. В особенности когда мы говорим о феномене агрессивности. Чем больше человек говорит о своем раздражении или злобе, тем более злобным и раздражительным он в этот момент становится.

Есть опасность, что уровень агрессии еще повысится. Вы заметите это по тому, как человек начнет повторяться. Если вдруг вы отметите для себя, что он вам это уже рассказывал и вдруг по второму, а потом и по третьему еще кругу начинает об одном и том же говорить…

Помните виниловые пластинки? Когда звуковые дорожки повреждены, игла перескакивает и возвращается обратно – заезженная пластинка.

Поэтому, с одной стороны, катарсис позволит одну опасность устранить. Но в этот момент подкрадывается другая. Вам нужно вмешаться и не допустить этой бесстыковочной атаки.

Поэтому мы даем возможность пациенту пожаловаться, но жаловаться он должен не бесконечно. Всегда очень важен момент, когда вы вмешиваетесь, когда прекращаете эту ламентацию. Должна быть такая точка в беседе, когда терапевт вторгается. Получается, что он, можно так сказать, придает этому определенную весомость. Как будто бы маркером отмечает эту проблему.

Кстати, у пациента антенны чутко настроены, очень чувствительны. Пациент очень внимательно наблюдает за тем, что делает терапевт. Если вы будете даже просто кивать, вы уже, можно так сказать, придавать весомость. Есть эксперименты, которые это подтверждают. Например: студентов просят перечислить различные предметы. И если вдруг случайно в перечисляемых предметах упоминается предмет мебели – стол, кресло, кровать – в этом случае тот, кто проводит этот эксперимент, кивает. Только при перечислении предметов мебели. И частотность упоминания предметов мебели чрезвычайно возрастает – всего лишь ободрительным кивком преподаватель стимулирует неконтролируемый рост упоминаемых объектов.

Предположим, наша пациентка говорит о своих нарушениях, но при этом упоминает, что она в десять лет очень хотела научиться рисовать. И вы вдруг говорите: «Ого! У вас талант к рисованию?» Это больше, чем просто кивок. Она вдруг сама себе задаст вопрос: у меня действительно есть этот талант?

Или, например, она говорит о том, что получила второе высшее образование. Она рассказывает, что хотела стать адвокатом, но мать была против. А вы ей скажете: «У вас правда два образования? И одно из них высшее? Наверное, вы умная женщина!» Так действительно может быть. Это уже, видите, нечто другое. Так же и с ее любовью к путешествиям.

Поэтому очень важно уже в первой беседе снизить гиперрефлексию. Там, где в ее жизни есть место для того, чтобы признать ее заслуги и умения, мы можем благодаря такому вторжению придать другое направление нашей беседе. Тогда не нужно будет выслушивать эти длительные жалобы, потому что мы видим, что с ее стороны есть не только жалобы, но и какие-то радостные моменты жизни. Поэтому никогда не позволяйте человеку у вас на сеансе только говорить, это не логотерапевтический подход, не логотерапевтический принцип работы. Попробуйте строить диалог.

Я часто серьезно разговаривала с моими пациентами. Если у них были только одни и те же жалобы, например по поводу сына, который чего-то не делает, я говорила им: «Знаете, то, что вы сейчас мне рассказываете, – рассказывайте торшеру, потому что торшер вас выслушает терпеливо и будет молчать. Но мне это не надо, потому что мое время стоит денег. Я с вами хочу поговорить о том, что может вас изменить. Или что вы можете сделать, чтобы сын стал лучше. То, что сын делает для вас, его поступки – это уже предопределено судьбой. Я не могу изменить сына. И вы не сможете его изменить. Можете хоть целый час на него жаловаться, но, когда придете домой, вы увидите того же самого сына. Будет жаль времени и денег. У меня мы будем работать вместе для того, чтобы улучшить жизнь». И они всегда хорошо понимали меня. Это что касается жалобы пациента.

Как у вас прошла вторая сессия?

Супервизируемый: Вторая сессия была по поводу ее слов, что дело не в ее ненависти. Она пришла, и первое что сказала, что у нее стало лучше состояние, неплохое. Я прицепилась к слову «неплохое». Мы крутились вокруг этого слова: что такое «неплохое», двойное какое-то там было отрицание. И потом вышла тема пустоты. Внешне у нее есть друзья – маленькие точки этой радости, но она не чувствует эту связь. Близкие друзья – отдельно, она – отдельно. Она говорит, что живет так, как будто бы знает, что сейчас надо смеяться – и она смеется. Знает, что сейчас надо плакать – и плачет. В этой пустоте, которую она описывает, ничего нет… Я обращала внимание на то, что эта пустота заполнена, она заполнена слезами. Потом стали говорить о том, что вообще-то она может заполнять эту пустоту тем, чем захочет. И вот в этот момент возникла тема друзей, путешествий.

Лукас: А можно я все-таки задам промежуточные вопросы? Вначале она говорила о своем внутреннем состоянии, и имеется в виду то, что состояние было агрессивным (или состояние агрессивности), минимальная толерантность, отвержение фрустрации. Кто-то ей что-то не так сказал – злится, прикоснулся – тоже повод для выплеска агрессии?

Супервизируемый: Да, именно так.

Лукас: Может быть, это пограничное расстройство? Неконтролируемая агрессия – частое проявление пограничного расстройства. Но пограничное расстройство – это уже диагноз серьезный. Но пока это только на уровне предположения: пограничное расстройство.

Можно было бы ее спросить, что изменилось у нее, или что она изменила. Что теперь иначе проходит? Почему теперь она почувствовала себя лучше? Что же было все-таки решающим для того, чтобы ее ситуация вот так существенно изменилась?

Супервизируемый: Я ее спросила об этом. И она сказала, что она делала, – она дышала.

Лукас: Вы технику расслабления применяли?

Супервизируемый: Я еще тогда не знала, что это как задание. Просто я сказала ей, что она может это делать. Я это ей не давала как задание.

Лукас: И в аптеке в момент обслуживания клиента она тоже может так дышать?

Супервизируемый: Да. Я не знаю, где и как она дышала, но она сказала, что делала это и ей помогало.

Лукас: То есть замедленный ритм или частое и более глубокое дыхание…

Супервизируемый: Фокусирование на дыхание. Отвлечение, дерефлексия. Только не легкими я дышу в этот момент, а это медленный вдох порами, всей кожей, телом и медленный выдох.

Лукас: И это ей помогло настолько, что она почувствовала это улучшение?

Супервизируемый: Не знаю насколько, но она сказала, что делала, помогало.

Лукас: Только это было причиной того, что наступило улучшение, или были еще какие-то другие причины? То есть вы начали на телесном уровне с ней работать? Слушаем дальше.

Супервизируемый: Третья встреча наша была посвящена…

Лукас: Стоп-стоп! Вторая-то чем закончилась? Ведь терапевтическая фаза должна быть? Начали уже терапию?

Супервизируемый: В моем представлении – начали, но я начала ее, не очень осознавая.

Лукас: Хорошо, из чего тогда состояла вторая встреча? В чем заключалась? Она пришла, ей стало лучше, помогли ей эти дыхательные упражнения на расслабление. Но она говорит, что она смеется тогда, когда нужно смеяться. Что-то же все равно не в порядке с ней. Что дальше было?

Супервизируемый: Это возникло, когда мы говорили про пустоту, тогда она сама сделала такой вывод, что это связано с тем, что она не испытывает чувств. Сейчас, действительно, она хочет смеяться. Она смеется, потому что она знает, что нужно смеяться. А хочет она это или не хочет, она не понимает.

Лукас: Что за пустота у нее – со смехом? Пустота какая у нее, какой вид? Пустота в связи с тем, что она недовольна выбранной профессией? Пустота от того, что у нее нет хороших контактов? В чем пустота? Или пустота связана с тем, что она нелюбима всеми, поскольку она – агрессивная личность.

Супервизируемый: Она не чувствует себя. Пустота как нечувствование самой себя. Она себя не чувствует: какая она? кто она? зачем она? почему? Эти вопросы не имеют ответов. Она как будто наполнена…

Лукас: Проблема идентичности у нее, или что?

Супервизируемый: Я психологически на это посмотрела как на то, что она проживает процесс… вернее она все время живет в процессе интроекции, то есть она интроецированно-идентифицированная.

Лукас: Во время второй сессии, второго сеанса получается некая деперсонализация, да? В какой-то степени. Опять мы наталкиваемся на мысль о пограничных расстройствах. Все-таки есть какой-то базисный синдром психотического характера. Это не проявляется как настоящий психоз, но тенденция есть. Но мы пока этого не знаем.

Я бы все-таки логотерапевтический образ человека ввела. Когда вы стартовали, то начали работу с телесного уровня. Но и на духовном уровне наступает время работы. Если она спросит «кто я?», можно ей сказать, что она здоровая духовная личность. Это то, кем она является. Чувствует она себя таковой – здоровой духовной личностью – или нет, это неважно, но она абсолютно здоровая духовная личность. И у нее есть психофизическое состояние, то есть ее организм. И вот в этом организме есть какая-то психологическая путаница или заблуждение. Это заблуждение как раз и приводит к этим вспышкам агрессии, вызывает их. Но будучи духовной здоровой личностью она может справляться с этими заблуждениями. Она может по-разному реагировать на то, что происходит. Она не идентична с тем, что у нее в психике что-то не в порядке. Она не должна олицетворять себя с агрессивностью. У нее просто присутствует эта агрессивность, но она не равна ей.

Так мы движемся к самодистанцированию. Мы отделяем от всего психофизиологического, что с ней происходит, ее духовную личность. Нам нужен ноопсихический антагонизм. И здесь нужно… вопреки… Хорошо, что вы улыбаетесь, вы, кажется, понимаете меня?

Супервизируемый: Да. Вообще у меня такое удивительное чувство сейчас, я слышу твой голос, твой текст (обращается к переводчику), но чувствую, что все-таки разговариваю с доктором Лукас. И даже понимаю, о чем она говорит. Потому что вот здесь еще написано (показывает свои записи), это все на нашем языке. Удивительно прямо (Лукас хлопает в ладоши).

Лукас: Это все нужно во время второго сеанса, потому что она задается вопросом своей идентичности. Она неуверенна, она чувствует, что с ней что-то не в порядке. И мы пока не знаем, что конкретно, или мы знаем слишком мало. Мы не знаем, то ли это схождение с пути невротического характера у нее произошло, то ли, может быть, в каком-то смысле все-таки расстройство личности. Если это расстройство личности, то пока в безобидной форме. Или все-таки здесь психотического характера история? Тогда будет серьезная тема.

В любом случае, нам нужна картина человека, картина личности. И здесь нужно очень четко разграничивать: с одной стороны, есть здоровая духовная личность, с другой стороны, где-то там есть ее организм – ее психофизиологическое, что-то там не в порядке, что-то там нарушено. Личность может каким-то образом входить в контакт с физиологическим и управлять им. Если нам повезет, можно даже применить и метод парадоксальной интенции. Это не обязательно, но его применение возможно.

Например, она назовет свою агрессивность простым русским именем. Есть какие-то простые русские имена? Это может быть имя клоуна. Имеется в виду имя гнома, чего-то такого.

Из аудитории: Бармалей отлично! Или барабашка.

Лукас: Нам надо неположительное имя. Бармалей – он все-таки…

Из аудитории: Шельма какая-нибудь.

Лукас: Мы даем возможность самой пациентке выбрать имя для ее агрессивности. В качестве примера давайте Шельма возьмем. Если ей повезет, она от этой Шельмы может отшельмоваться, удалиться от Шельмы…

Она, работая фармацевтом, обслуживает клиентов, и вдруг случайно, по ошибке посетитель аптеки касается ее. Она чувствует, как эта агрессивность возрастает, и тогда начинает разговаривать со своей Шельмой: «Дорогая Шельма, где угодно можешь прыгать, но не на меня тут. Найди кого-нибудь на улице, запрыгни ему на плечи, можешь бить и злить кого угодно там, на улице, но не меня. Меня сейчас ты оставишь в покое. Я сейчас хочу спокойно обслужить клиента». В следующий раз Шельма опять появится. И она эту Шельму просто ногой, можно так сказать, пнет слегка и выдворит ее (Лукас показывает, как ногами отпихивает ее от себя, смех в аудитории).

«Здесь зона, свободная от Шельм, – скажет она. – Ты у меня будешь на заднем дворе, Шельма!» Не знаю, получится ли у нее, но, может быть, она поймет бессмысленность, поймет, как играючи устранить эту бессмысленную агрессию. В самом начале, когда агрессия только подкрадывается к ней. Потому что в тот момент, когда эта женщина уже охвачена злобой и отчаянием, Шельму уже не прогнать.

Мы не знаем, получится ли это сразу, потому что в первую очередь необходимо самодистанцирование. И присвоение этих имен имеет смысл только в том случае, если она осознает, что она сама – не Шельма, она сама не является агрессивностью. Она – здоровая личность. То, что ей мешает, находится напротив, но не является ею. После попеременной диагностики мы очень быстро приступаем к терапии и реализуем логотерапевтическую картину человека.

Супервизируемый: Я хочу ответить по поводу либо личностного расстройства, пограничного и… реактивность какая-то, связанная с одним этапом ее жизни.

Лукас: Если диагностика в этом случае сложна, мы не можем быстро подойти к результату, не можем быстро подобрать ей диагноз. Но невротический элемент здесь наверняка присутствует. Пограничные расстройства потому пограничные, что это граница между неврозом и психозом. Это пограничные случаи. А вот для того чтобы определить, есть ли здесь элементы психотического характера или есть психотическая составляющая, нужно лучше знать, лучше видеть эти проявления, эти признаки. А то обстоятельство, что она недовольна профессией и не любит людей, – этого нам еще не достаточно. Есть ли что-то в ее образе мыслей, что не в порядке? Вы могли бы прочитать то, что касается ее мыслей, из первого сеанса работы с ней? Какие мысли?

Супервизируемый: (ищет в записях) Сейчас скажу, какой у нее был текст: «Мыслей нет, но чувство сильное, как бы все путается в голове», – но это в тот момент, когда у нее все сильно, а так обычно нормально.

Лукас: Но это как раз граница. Каша или путаница в голове – это такое странное и захватывающее человека чувство, не имеющее причины. Человек в этот момент не уверен, кто он. Ощущение, что будто бы стоишь рядом с собой, некоторое отделение личности. Человек смеется и наблюдает за собой, удивляется, почему он смеется, или думает, что смеется лишь потому, что в этот момент нужно смеяться. Вот такое «стояние рядом» и позволяет предположить психоз.

Но это мы, так сказать, задним умом понимаем и имеем в виду. В течение беседы это будет более четко проявлено, если это есть. Чем сильнее человек выступает, чем сильнее он представляет себя, тем меньше необходимость применения парадоксальной интенции, если он сильно проявляет это. Может быть, здесь нужно будет своевременно предложить какие-то препараты. Если нет такого четкого проявления, тогда мы решим, что это просто базисный синдром. Это то, что «невирулентно». Такое есть, такое нередко бывает у 5–6 % всего населения. Но в большинстве случаев этим 5–6 процентам удается хорошо справляться с жизненными проблемами.

У этой части населения бывают какие-то странные сверхидеи. Человек фиксируется на них. Он не может о них никому рассказать и никак не может избавиться от них. Это, так сказать, предтеча или предварительная ступень психоза. Нужно быть очень осторожным, если вы движетесь к тому, чтобы поставить диагноз «психоз», здесь вы должны проявлять определенную медлительность. Не нужно торопиться.

Переходим теперь к третьей сессии.

Супервизируемый: Да. Вот это ее замужество – я на него посмотрела как на травматическое событие в ее жизни. Может быть, это и дает ей такую симптоматику, что похоже на психоз? Потому что она говорит, что эти агрессивные выплески у нее начались как раз после замужества. Она была замужем три года – в 20 лет вышла, в 23 – развелась. После развода это усилилось – эти выплески я имею в виду. Почему я посмотрела на замужество как на травматическую ситуацию – потому что она вышла замуж за человека, который говорил, что у них ничего не может быть серьезного, что ему нужна только прописка.

Лукас: Но она же добровольно вышла замуж?

Супервизируемый: Да, она любила его.

Лукас: Ну, она его любила, а он хотел прописку.