Текст книги "Укрощение строптивых"

Но Иден отказывалась понять очевидное:

– Но ведь можно же что-то сделать! Занять денег в другом банке или у кого-нибудь лично...

– Сожалею, Иден, – спокойно ответил Хью. – Я не Крез и, даже если бы был им, не смог бы вложить такую наличную сумму в явно несостоятельное предприятие.

– Несостоятельное предприятие? – недоверчиво переспросила Иден. – Мой дедушка для тебя – несостоятельное предприятие? Мы же говорим не о бизнесе, прибылях и инвестициях! Это же Тор-Элш, дедушкин дом, его жизнь! Ты не можешь просто так отвернуться от него. Это несправедливо!

«Несправедливо?» – подумал Хью со злостью. Что Иден знает о справедливости, если просит у него то, что он не может ей дать, и сама прекрасно понимает это.

– Прости, – проговорил он сквозь зубы, – но я ничего не могу поделать, только разве поговорить с банковскими директорами, но, уверяю тебя, это будет пустой потерей времени.

– Спасибо, – процедила в ответ Иден, – думаю, в этом нет необходимости. Извини за беспокойство.

– Подожди, Иден, – начал было Хью, но она уже ушла, шурша накрахмаленными юбками. Какое-то время Хью сердито смотрел ей вслед. День сменялся вечером. – Проклятие! – с жаром выругался он, залпом осушил стакан и со стуком поставил его на стол. Потом опустился на стул и долго неподвижно сидел, закрыв лицо руками.

Глава 16

– Его отношение к этому трудно объяснить, – с чувством заявил сэр Хэмиш. – Он же знает Ангуса Фрезера почти всю жизнь, а теперь и вообще породнился с ним, он не может отказать ему в помощи. Кровь не та, я всегда это говорил. Гордонов кровь, они всегда со всеми враждовали.

– Ваш ход, дядя Хэмиш, – тихо напомнила Иден.

– Что? Да-да, чувствую, тебе сегодня не до шахмат.

– Да нет, все в порядке, – отозвалась Иден.

– В такой вечер все равно делать нечего, – решил сэр Хэмиш. Он поплотнее закутался в плед и поежился, глядя, как сквозняк колышет тяжелые портьеры. Ледяной ветер бился в окна, градины стучали в стекло, старик радовался огню в камине. Последнее время ему казалось, что холод пронизывает его до самых костей, он боялся, что до весны уже не согреется.

Дверь в кабинет тихо открылась, и, хотя сэр Хэмиш и Иден, казалось, ничего не замечали вокруг, увлекшись игрой, они оба сразу обернулись. Но это всего лишь дворецкий пришел подложить полено в камин. Когда он вышел, в комнате опять наступило тяжелое молчание.

Тиканье часов и стук града в стекло действовали на нервы Иден, как игра на слишком туго натянутой скрипичной струне, она с трудом сдерживала желание запустить шахматной доской во что-нибудь. День выдался не из легких, и Иден не могла дождаться его конца. Ее беспокоило, что с каждым часом дороги заносило все сильнее, и это могло помешать Хью вернуться домой.

У Иден болезненно перехватило дыхание, она совсем не хотела думать о Хью, но последние несколько дней, которые тянулись мучительно медленно, не могла думать ни о чем другом. Когда Хью уезжал, он простился с ней подчеркнуто вежливо, объяснил, что какое-то время будет в отъезде и что ей не надо волноваться... Но он не сказал, куда едет, и Иден снедало беспокойство. Она не могла уснуть, не могла ничем заняться, с утра до вечера ходила из комнаты в комнату по огромному дому, не находя себе места.

– Не представляю, где он, – сказала она однажды Изабел во время короткого визита в Тор-Элш. – Он не сказал, куда едет, а я не спросила.

Она не решилась признаться Изабел, что уже не осмеливается ни о чем расспрашивать мужа, потому что совсем не уверена, что он вообще ей ответит. Охлаждение в их отношениях, начавшееся после неприятного столкновения в кабинете, в последние дни еще более углубилось. Иден была в полном отчаянии, она не знала, как исправить положение. Она не понимала, чем вызвано полнейшее равнодушие Хью к делам ее деда. Опять ей пришло в голову, что, может быть, она ошибается, думая, что Хью ее сильно любит. Ведь если бы он любил, то не отмахнулся бы с такой черствостью от ее просьбы спасти Тор-Элш от разорения.

– Иден, я просто не верю, что он такой бессердечный, – горячо вступилась за Хью Изабел, когда Иден рассказала ей о разговоре с мужем. Слова Изабел словно эхо отразили собственные невеселые мысли Иден.

Последние дни Изабел и сама была не в своей тарелке, Иден не нужно было даже спрашивать почему. Дейви Андерсон уехал в Глазго, и нежная радость, светившаяся на хорошеньком личике, когда она говорила о нем, погасла. Изабел вообще боялась упоминать его имя, но это молчание вобрало в себя всю боль, которую она не хотела выражать словами.

«Как больно любить», – думала Иден, возвращаясь домой через болото чуть позже. Раньше ей никогда не приходило в голову, что любить не обязательно означает быть счастливым и защищенным от боли. Странно, потому что она всегда считала, когда задумывалась об этом, что влюбленный человек не может испытывать сердечной боли и мук, которым подвержены остальные смертные.

– Наверное, это зависит от того, кого любишь, – сказала она вслух, – возможно, некоторых любить труднее.

Но думала она не о Дейви Андерсоне и не об Изабел...

– Твой ход, детка, – неожиданно произнес сэр Хэмиш, прервав размышления Иден и вернув ее к действительности. Глядя на шахматную доску, она нахмурилась и закусила губу, потом покачала головой и встала из-за стола.

– Простите, дядя, я забыла, как собиралась ходить. Вы не обидитесь, если я пойду спать? Я так устала...

– Конечно, дорогая, – отозвался сэр Хэмиш. – Спокойной ночи.

Иден с любовью поцеловала его в щеку и остановилась в дверях, когда сэр Хэмиш спросил ее в спину:

– Ты не знаешь, Хью вернется сегодня?

– Нет, – ответила Иден, помолчав, – понятия не имею.

В спальне было холодно, хотя в камине горел огонь. Пустая кровать только усиливала ощущение холода и одиночества. Иден уселась поближе к огню и смотрела на него невидящим взглядом, сейчас она жалела, что не согласилась остаться на ночь в Тор-Элше. В обществе Изабел было бы не так одиноко, как в этой холодной, пустой спальне. Если бы только Хью...

Но Иден не разрешила себе думать о нем. Она выбросила из головы его загорелое, улыбающееся лицо, хотя это было и очень больно. Нет, она не будет думать о нем, не будет вспоминать, когда он последний раз улыбался ей, когда они последний раз смеялись вместе или разговаривали, отдыхая на широкой кровати после того, как предавались любви.

Она сомневалась, что он будет искать ее общества, потому что дверь, разделяющая их спальни, уже много ночей оставалась запертой, и была во всем этом какая-то безнадежность.

Наконец Иден уснула, сидя в кресле у камина. Она была настолько измучена, что даже не услышала тяжелых шагов в передней несколько часов спустя, не услышала скрипа двери, когда кто-то вошел в соседнюю комнату. Огонь в камине вспыхнул последний раз и погас. Иден не знала, что Хью, вернувшийся домой насквозь продрогшим после сорока миль под дождем и снегом, долго стоял у двери, разделяющей их комнаты, впервые в жизни не решаясь открыть ее, потом отошел, снял промокшую одежду и лег спать.

Только когда рассвет сменился серым, пасмурным утром со свинцовыми тучами и порывистым ветром, Иден спустилась вниз и узнала от Дандху, что Хазрат-саиб вернулся ночью домой и еще до рассвета уехал вместе с Маккензи-саибом. И хотя она настроилась принять эту новость спокойно и по возможности равнодушно, ее против воли охватила надежда. Конечно же, теперь, когда Хью вернулся, все будет хорошо, они обязательно помирятся.

Но Иден смогла увидеть мужа только вечером, когда короткие зимние сумерки сменились кромешной тьмой и со стола убрали ужин. Иден почти не притронулась к пище, несмотря на уговоры сэра Хэмиша, а потом весь вечер делала вид, что читает книгу.

Часы на камине пробили девять, громко стрельнуло полено, внутри у Иден будто что-то щелкнуло, она отложила книгу и быстро встала. В это самое мгновение дверь отворилась и в комнату вошел Хью. Было видно, что он не ожидал найти ее здесь, потому что, увидев Иден, замер от неожиданности. Они долго молча смотрели друг на друга, потом Хью подошел к буфету и налил себе бренди. Осушив залпом стакан, он повернулся к Иден и спокойно посмотрел на нее.

– У тебя усталый вид, – вырвалось у Иден, хотя она совсем не собиралась говорить этого. Голос у нее предательски дрожал, хотя она старалась говорить твердо. – Все в порядке?

– В полном. Вот отосплюсь, и будет совсем хорошо, – безразличным тоном ответил Хью, и Иден, у которой уже радостно зазвенело внутри, вновь поникла.

– Может быть, лучше подать в отставку?

– Я так и собираюсь сделать. – Хью посмотрел жене в лицо и вдруг быстро заговорил: – Ты плохо себя чувствуешь? Ты очень бледная, Дандху говорит, ты почти ничего не ешь.

– Нет, я просто волновалась. – Иден покачала головой.

– Волновалась? – перебил Хью нахмурившись. – Почему? Не обо мне, надеюсь? Я-то думал, ты уже достаточно хорошо меня знаешь и поняла, что я могу постоять за себя.

– Тебя не было несколько дней, ты не сказал м... не сказал никому, куда едешь.

Хью по-своему истолковал слова жены, и радостный огонек, вспыхнувший было в его глазах, погас.

– Так тебе не терпится узнать, где я был? – заметил он с холодной улыбкой. Хью отвернулся от нее и поставил пустой стакан на стол. – Уверяю тебя, беспокоиться было не о чем. Я ездил в Инвернесс поговорить с директорами Северо-Западного горного банка, как и обещал тебе.

Иден промолчала, с трудом сдерживая внезапно подступившие слезы и зная, что не переживет унижения, если вдруг расплачется перед ним. Господи, ну почему он смеется над ней?! Она так беспокоилась, так ждала его, а теперь... теперь только хочет, чтобы он уехал и оставил ее одну.

– Ты не хочешь узнать, что они сказали? – спросил наконец Хью.

– Если ты сам расскажешь, – прошептала Иден.

– Вообще-то они ничего не сказали, я с ними не разговаривал, – пожал плечами Хью. Увидев расстроенное лицо Иден, он неприятно рассмеялся. – Не было необходимости, к сожалению. Сэр Фицрой Росс, один из директоров, показал мне счета Тор-Элша. Было достаточно одного взгляда, чтобы понять, что положение совершенно безнадежно.

– Не верю! – упрямо проговорила Иден. – Ты все это придумал только потому, что...

– Придумал? – не веря своим ушам, переспросил Хью. Он вплотную подошел к Иден, посмотрел на нее, прищурившись и сжав губы. – По-моему, тебе изменяет чувство реальности, – наконец проговорил он. – Любое дело, даже такое давнее и прибыльное, как конеферма в Тор-Элше, может прийти в упадок, если увязает в долгах. Твой дедушка слишком долго злоупотреблял кредитами. Если бы он занялся еще чем-нибудь или вложил деньги в другое... Проклятие! Зачем я все это тебе объясняю? Ты же веришь только своим глазам. Если твой дедушка не в обносках, стол ломится от яств, а для Изабел и Анны шкаф полон обнов, это еще не значит...

– Дело не в этом, – холодно возразила Иден. – Изабел рассказала мне, что тетя Джанет уже продала кое-что из своих украшений, а она не стала бы этого делать, если бы положение не было столь безнадежным. Дело в том, что ты вообще отказываешься им помочь, потому что уже решил для себя, что дело безнадежное. Это трусость с твоей стороны, Хью. Оказывается, ты совсем не тот человек, которого я встретила в Индии.

После этих слов воцарилось тяжелое молчание. Иден подняла голову и, увидев лицо Хью, ужаснулась. Она совсем не собиралась говорить ничего подобного, не хотела переводить разговор с дедушкиной беды на характер Хью, тем более несправедливо обвинять его в чем-либо. Но слова вырвались против ее воли, и ничего уже нельзя было изменить или исправить.

Хью смотрел на нее, угрюмо сжав губы. Иден вдруг почувствовала комок в горле: как бы они ни ссорились раньше, он никогда так на нее не смотрел. Лицо ее непроизвольно смягчилось, она протянула к нему руки, но он наклонил голову и жестко и окончательно произнес:

– Полагаю, ты права, Иден. Кажется, мы оба ошиблись друг в друге.

Он шагнул к двери, рывком открыл ее и вышел. Порыв холодного ветра в трубе раздул яркое пламя, сквозняк прошелся по комнате, всколыхнув портьеры, и захлопнул дверь.

– Иден, детка, ты не спишь?

Только-только начинало светать. Иден забыла вечером закрыть портьерами окна и, когда открыла глаза, на мгновение забыла, где она. Потом в голове прояснилось, и она быстро встала с постели. В комнате было страшно холодно. Иден поежилась, подошла к двери и открыла ее.

– Ничего не говори, детка, – предупредил ее сэр Хэмиш, когда она посторонилась, пропуская его в комнату. Он посмотрел ей через плечо и прошептал: – Хью здесь?

– Нет, – отозвалась Иден, настолько удивленная его неожиданным визитом, что не смутилась его вопросом.

– Отлично. Одевайся. Карета ждет. Быстрей!

– А куда мы едем? – нахмурилась Иден.

– В Инвернесс, разумеется. Хью не один в семье, чье слово имеет вес. Если бы все было наоборот, я уверен, Ангус сделал бы все, чтобы вытащить Эрран-Мхор. Нам надо поговорить с банкиром Россом. Он не откажет мне так, как отказал моему племяннику.

– Дядя Хэмиш, вы уверены, что это разумно? Хью ведь говорит...

– Детка, мы теряем время, – властно прервал ее генерал. – Ты едешь или нет?

– До Инвернесса путь неблизкий, – с сомнением напомнила Иден, – и так холодно.

– Я уже приготовил запас виски и одеял. Оденься потеплее, все будет в порядке. – Он посмотрел на Иден печальными глазами. – Ну так что, я еду один или с тобой?

– Я поеду, – решительно ответила Иден и, дрожа всем телом от холода, быстро оделась, обдумывая, стоит ли разбудить Хью, он-то сумеет убедить своего дядю отказаться от этого отчаянного плана. Но ей не хотелось оказаться лицом к лицу с Хью так быстро после вчерашнего столкновения. Несколькими минутами позже она уже выходила через боковую дверь, и сразу же порывы ледяного ветра пронзили ее насквозь. Иден поглубже натянула капюшон.

Она сразу же поняла, что сэр Хэмиш подготовился к поездке очень тщательно, как к хорошо продуманной военной кампании. Внутри карету обогревали горячие кирпичи, завернутые в одеяло, на свободном сиденье стояла корзинка со всяческой снедью и обязательная ежедневная порция шотландского виски для старика. Дандху совершенно не одобрял намерения хозяина пуститься в такое путешествие и не вышел из дома. Закутайный в шерстяной шарф кучер помог Иден подняться в карету и закрыл за ней дверцу.

Серый рассвет постепенно переходил в такое же серое утро, и к тому времени, когда карета гремела по древним феодальным владениям Мензисов и Макферсонов, небо затянули тяжелые снеговые тучи. Несмотря на одеяла и теплую накидку, в карете было холодно. Когда выехали на открытое пространство, сильные порывы ветра стали швырять карету из стороны в сторону, и лошадям стоило больших усилий держаться тракта.

– Скоро станет легче, – успокоил сэр Хэмиш. – Как только проедем болото Рэннок, дорога станет лучше, лошади пойдут быстрее.

Но он просчитался с погодой: они не проехали еще и половины пустынной открытой местности, когда повалил густой снег. Метель разыгралась не на шутку, и лошади уже с трудом тащили карету сквозь заносы.

– Может быть, нам лучше вернуться? – спросила Иден, с тревогой глядя в окошко. Дорога быстро исчезала под толстым слоем снега. Вокруг, сколько хватало взгляда, не было видно человеческого жилья. Они уже давно проехали последнюю деревню, и навстречу им не попадались даже отдельные хижины. Иден никак не могла избавиться от ощущения, что они на самом краю земли.

Сэр Хэмиш усмехнулся в ответ на это и уверил ее, что причин для беспокойства нет, совершенно никаких! Снег в это время года – обычное дело, лошади и кучер привычны к такой непогоде. Однако либо буран оказался сильнее, чем он ожидал, либо снег ослепил лошадей, и они сбились с дороги. Вдобавок не прошло и получаса, как одно из колес наткнулось на камень и отвалилось.

Иден, дремавшую на мягком сиденье, подбросило, и она ударилась о дверной косяк с такой силой, что на мгновение потеряла сознание. Но от холода и встревоженного голоса Макнила, кучера, быстро пришла в себя. Открыв глаза, она увидела, что карета стоит, сильно накренившись, а Макнил изо всех сил старается открыть дверцу.

– Я не могу открыть ее, ваше сиятельство! – наконец крикнул он ей. – Придется вам вылезать через окно. Сэр Хэмиш не пострадал?

– Я в порядке, – раздался обескураженный голос генерала откуда-то из-под груды одеял и перевернутой корзины с провиантом.

С помощью кучера они по очереди вылезли наружу и в ужасе, молча, дрожа от холода, уставились на разбитую карету. Ни один из них не знал, что делать дальше, и не хотел выдавать свои худшие опасения. Наконец кучер предложил выпрячь одну из лошадей и отправиться за помощью в ближайшую деревню.

– Ближайшая деревня – Керкалди, – задумчиво проговорил сэр Хэмиш, – миль шесть отсюда, не больше. Езжай, а мы подождем здесь. Кажется, это самое разумное.

Они уселись поудобнее, прижавшись спиной к боковой стенке кареты, а кучер вскочил на лошадь, с места взял в галоп и скоро исчез в снежной метели. Иден радовалась, что предусмотрительно надела свое самое теплое платье из серой шерсти. Она очень удобно устроилась, завернувшись в одеяла и засунув руки глубоко в меховую муфту. Только шишка на виске неприятно ныла. На какое-то время приключение развлекло их, они весело болтали. Но утро плавно перетекло в день, заносы становились все глубже, а Макнил все не возвращался, и они постепенно умолкли.

– Почему он так долго? – наконец спросила Иден, выражая вслух опасение, которое больше всего тревожило обоих. – Пора бы уже вернуться.

– Из-за снега, наверное, – предположил сэр Хэмиш, – да еще пока кузнеца найдет.

Он не стал говорить вслух о том, что кучер скорее всего сбился с пути и заблудился, в такую пургу это совсем не удивительно. Горы почти сливались с небом. В такую погоду даже местный житель запросто сбился бы с пути. Сэр Хэмиш не стал говорить всего этого вслух, но Иден и сама с ужасом подумала о том же.

– Может, мне стоит поехать за ним? – предложила она, но генерал сразу же отверг эту мысль и подкрепил свое мнение неопровержимыми доводами:

– Ты только заблудишься, детка. Ты, конечно, хорошо держишься в седле, но даже тебе я бы не советовал связываться с этими двумя бестиями, которых оставил Макнил. И потом, ты без теплых перчаток, у тебя сразу же закоченеют руки, ты не сможешь держать поводья.

Иден была вынуждена признать, что он прав. Муфта уже не спасала, ее пальцы ломило от холода, они почти потеряли чувствительность. Она плотнее закуталась в одеяло, отвернулась и промолчала. Возможно, они напрасно волнуются и кучер отсутствует не так уж долго. Сэр Хэмиш забыл захватить карманные часы, они не знали, сколько времени прошло. Определить время по солнцу тоже не было возможности – его попросту не было видно. В этом бушующем сумраке могло быть и одиннадцать утра, и три часа дня.

Прислонившись головой к дверце кареты, Иден закрыла глаза и пожалела, что не может уснуть. Вот если бы уснуть, тогда удалось бы не думать о жутком, пронизывающем холоде и о Хью, к которому она против воли все время возвращалась мыслями. Она трезво обдумала положение и пришла к выводу, что надо было разбудить Хью, вместо того чтобы бездумно соглашаться на эту поездку. Но что толку теперь об этом думать? «Что сделано, то сделано. Человеку не дано изменить то, что суждено Богом», – любила повторять старшая кормилица в зенане. «Лучше смириться с тем, что не можешь изменить, – решила Иден, – чем злиться на себя и сокрушаться из-за того, что не было сделано в свое время. А еще лучше закрыть глаза и не думать о пронизывающем холоде и завывании ветра и помечтать о теплой постели, которая осталась позади...»

Иден выросла в Раджастане и привыкла к нещадной жаре, но стужа и метели северных широт ей были внове, она ничего не знала об опасности переохлаждения, о том, что можно уснуть и умереть, смерть подкрадется незаметно. Сэр Хэмиш знал об этом или, во всяком случае, знал раньше, ему были привычны зимние холода на северо-западной границе Индии, но он то ли забыл о них, то ли усталость и стужа уже сделали свое дело – он уронил подбородок на грудь и сразу же впал в неглубокий старческий сон.

Тишина опустилась на стоящую посреди дороги карету, тишина, которую лишь усиливали безмолвно падающие снежинки, плотным слоем засыпавшие все вокруг: карету, сломанное колесо, людей... Иден показалось, что ей не холодно, она все глубже погружалась в сон и переносилась на выжженные солнцем равнины Маяра, в приятное тепло и покой садов зенаны. Она слышала шуршание занавесок на легком ветерке, нежный смех во дворе, видела женщин, разодетых в сари и дорогие украшения. Она бросилась к ним навстречу со словами радости на устах и в это мгновение почувствовала, как ее обхватили чьи-то крепкие руки. Иден старалась освободиться от их объятий, но не могла. Она сопротивлялась, но кто-то резко произнес над самым ее ухом:

– Бога ради, Иден, прекрати!

Иден не сразу собразила, что этот сердитый голос ей не снится, что он говорит на английском, а не на хиндустани. Она часто слышала этот голос в прошлом, но никогда раньше он не звучал так яростно, и, когда голос раздался снова, она вдруг с изумлением поняла, что он принадлежит Хью.

– Глупая девчонка! Просыпайся, пока не замерзла до смерти!

Иден с трудом открыла глаза и увидела над собой лицо мужа, лицо, которое изменилось почти до неузнаваемости от ярости, нетерпения и чего-то еще, похоже, страха, хотя Иден не понимала, чего Хью боится. Она чувствовала, как крепко держат ее его руки, и с изумлением поняла, что ей уже не холодно, а удивительно тепло.

– Какого черта ты задумала? – грубо спросил Хью, увидев, что она наконец открыла глаза. Но Иден только улыбнулась ему.

Она не помнила ни как они возвращались в Эрран-Мхор, ни тревожного шепота горничных, укладывающих ее в постель, ни доктора, за которым срочно послал Хью. Продрогшая, изможденная до крайней степени, Иден проспала до следующего вечера, когда небо в окне уже окрасилось пурпурным заревом заката и первые звезды бледно мерцали над сверкающими горными вершинами.

За исключением небольшого шрама на виске, ничто не говорило о том, что она едва не замерзла до смерти вдали от человеческого жилья. Иден не стала придавать особого значения причитаниям горничной, которая принесла ей чай. Случилось просто досадное происшествие, все закончилось благополучно, и она уже была готова забыть о нем.

Возможно, именно поэтому для нее оказалась совершенно неожиданной взбучка, которую устроил ей внизу Хью, когда она спустилась, и которая стала причиной многих серьезных перемен в их жизни, хотя они сами об этом еще не подозревали.

– Просто не могу поверить в твою бесконечную способность совершать глупости! – начал Хью, как только ее увидел. Казалось, он все так же зол, как и накануне, когда привез ее в усадьбу. – Из всех твоих идиотских выходок эта, несомненно, самая дурацкая! Чем ты только думала? Неужели тебе не пришло в голову, что пускаться в дальнюю поездку в буран в сопровождении кучера и старика опасно?

Гнев его был понятен: ведь ни Иден, ни сэр Хэмиш так и не осознали, какой опасности подвергались. Кучер Макнил заблудился в буране, а графиню Роксбери со стариком вовремя нашли и вытащили из снега Хью с полудюжиной слуг из Эрран-Мхора. Сэр Хэмиш сильно обморозился, и Хью стоило немалых усилий вернуть старика к жизни из беспамятства, в которое он впал. Но даже себе Хью не хотел признаваться, до какой степени это его расстроило. Мысль о том, что то же самое могло произойти с его женой, и ссадина на виске, которую он увидел, когда она вошла в кабинет и повернула к нему лицо, только подлили масла в огонь.

Наверное, со стороны Хью было не очень мудро наброситься на нее так неожиданно, потому что Иден, не догадывающаяся о том, какой поворот приняли мысли Хью, совершенно не ожидала подобной встречи и растерялась. Она втайне надеялась уладить отношения между ними, считая, что гнев Хью, с которым он тряс ее, когда нашел, был вызван любовью. Иден совсем не ожидала таких несправедливых обвинений с его стороны и, обиженная до глубины души, замкнулась, спряталась под маской гордого достоинства, после чего искренний разговор между ними стал невозможен.

– Мне очень жаль, – произнесла Иден будто издалека. – Ни я, ни дядя Хэмиш не хотели причинять тебе неудобства. Мы ехали в Инвернесс...

– Мне отлично известно, что вы задумали! – гневно перебил ее Хью. – Надеюсь, ты понимаешь, что твое бездумное поведение чуть не стоило вам обоим жизни! Доктор Кэтеон не обещает дяде быстрого выздоровления, учитывая его возраст и сердце... – Он замолчал, увидев, какое лицо стало у Иден, и, отвернувшись, постарался взять себя в руки. – Он поправится, конечно, – скороговоркой прибавил Хью, – хотя на это потребуется немало времени. Руки и ноги у него сильно обморожены, доктор боится, что пальцы у него останутся неподвижными.

– Я не знала, – в ужасе прошептала Иден, – я не думала...

– Разумеется, ты никогда не думаешь, – быстро вставил Хью. – Ты никогда не довольствуешься тем, что есть! Во все вмешиваешься, пускаешься в самые дикие авантюры, которые, Бог знает, сколько хлопот всем доставляют. Если бы я знал, что, женившись на тебе, не буду знать ни минуты покоя...

Ледяной взгляд Иден сменился выражением раненой ярости.

– Не смейте говорить, что женились на мне с закрытыми глазами, Хью Гордон! Это несправедливо. От вас я такого не ожидала!

Хью стоял, глядя на нее. Зловещее молчание повисло в комнате. Хью не знал, что сказать, чтобы разрядить обстановку и усмирить собственный гнев. Ему вдруг захотелось, совершенно необъяснимо почему, чтобы Иден не выглядела сейчас так божественно прекрасно, чтобы она не пробуждала в нем такое острое желание, чтобы он не понимал, насколько близок к тому, что может ее потерять. Но все было бесполезно, он уже не мог сдержать себя после вчерашнего, не мог.

– Да, вы правы, – холодно признал он. – Я не могу сказать, что не знал, на что иду. А жаль, потому что это означает, что мне нечем оправдать свою непроходимую глупость.

И, опять повторяя кошмар предыдущей стычки, он повернулся и, не сказав ни слова, вышел.