Текст книги "Укрощение строптивых"

– Можно, я еще приду?

Довольный Рам Дасс кивнул седой головой, глядя, как она ловко взобралась на коня и отъехала под мелким моросящим дождем.

«Он совсем как Авал Банну», – подумала Иден, поднимая воротник и прикрываясь от порывистого ветра. Мысль эта, как ни странно, придала ей бодрости духа, какой она уже давно не испытывала. Вспомнить Индию, услышать рассказы, описания звуков и картин Индии, которую она всегда считала своим домом, – все это подействовало как бальзам на истерзанную душу, как лекарство от боли и одиночества, которые мучили ее с тех пор, как Хью в первый раз покинул Эрран-Мхор. Она даже не подозревала, сколь глубоко ее одиночество, пока не почувствовала облегчения, обретя такого замечательного друга. Рам Дассу удалось не только заставить ее ощутить себя молодой, веселой и беззаботной, – он напомнил ей многое, о чем она уже забыла. В том числе и то, что она была любимицей могущественного индийского правителя, который обучил ее храбрости и ясности мышления, свойственным раджпутским воинам.

«Я почти забыла эту часть себя», – подумала Иден и удивилась, почему позволила Чото Баю так отдалиться от себя. Ей пришло в голову, что Чото Бай не упустил бы такой возможности, очутись он в доме Уинтонов в отсутствие хозяев. Иден исполнилась решимости не проявлять подобной трусости в будущем. Если она еще и сомневалась в справедливости возвращения драгоценностей, сейчас она решительно отбросила всякие колебания.

Неспешная беседа с Рам Дассом напомнила ей, что в ней в большой степени течет индийская кровь, что она не чопорная викторианская дева, которая приходит в трепет примысли о том, чтобы силой вернуть то, что по праву принадлежит ей. Иден еще не знала точно, что предпринять, но в одном была уверена – она добьется успеха, обязательно добьется! Она вернет драгоценности!

Глава 21

Хью с Иден прибыли в Прайори-Парк в закрытом экипаже, который, впрочем, плохо защищал от холодного пронизывающего ветра. Дождь, шедший с раннего утра, сменился снегом, он ложился на ветви деревьев, собирался в огромные сугробы на болотах. Теплое покрывало лежало на коленях у Иден, меховая накидка укрывала ее плечи, но все равно она ежилась, когда порывы ледяного ветра сотрясали экипаж ибились в кожаные шторы.

– Замерзла? – спросил Хью, он сидел напротив.

– Немного, – призналась Иден. Она чувствовала на себе его взгляд с того самого времени, как они отъехали от парадного крыльца. Это тревожило ее, она хотела знать, о чем он думает, но угадать не могла: его чисто выбритое лицо оставалось непроницаемым в тусклом свете. Однако когда Иден присоединилась к нему в передней, одевшись к ужину у Уинтонов, она чутко уловила, что отношение Хью к ней изменилось. До боли в сердце ей хотелось надеяться, что эта перемена вызвана ее красотой.

Она действительно была прекрасна и соблазнительна, как редко бывает соблазнительна даже очень красивая женщина, и уж совсем никогда – заурядная, что-что, а это слово к Иден неприменимо. Даже горничные, одевавшие ее, не могли оторвать глаз. На ней было белое платье, что само по себе было необычно, а простые атласные юбки великолепно подчеркивали расшитый шелковыми цветами верх платья, делая ее необычайно привлекательной.

Хью молча оглядел ее, лицо его было печально. Он сам помог ей подняться в карету, его сильная рука задержалась у нее на талии. Иден заметила это и затрепетала от ее прикосновения.

– Скоро приедем, – неожиданно тепло произнес Хью.

У Иден сжалось горло, от волнения она ничего не ответила. Она уже не помнила, когда он говорил с ней без раздражения или нетерпения, будто она ему безмерно надоела.

В сияющей огнями гостиной Прайори-Парка Хью не отходил от нее, хотя Иден ожидала, что он сразу присоединится к мужчинам, которые оживленно обсуждали политику за портвейном и сигарами. Она знала, что Хью может очаровать кого угодно, если захочет, и с трудом скрывала удивление, что он все время с ней. Он, который всего два дня назад заявил, что она может не возвращаться, если уедет в Индию. Он рассказывал ей о людях, которых она не знала, шутил, и Иден, привыкшая к тому, что он обычно скучает в обществе, была в изумлении.

– Я так рада, что вы отложили свою поездку на Восток, ваше сиятельство, – с притворной любезностью приветствовала Иден леди Кэролайн чуть позже.

Иден вежливо улыбнулась, она не сводила глаз с драгоценностей, которые украшали леди Уинтон. Необыкновенной красоты изумруды сверкали у нее в ушах и на пальцах. Они, несомненно, были очень дорогими, но Иден точно знала, что эти камни не принадлежат Изабел.

– Так вы решили остаться на зиму в Роксбери? – с плохо скрываемой неприязнью продолжила леди Кэролайн.

Иден с усилием оторвала взгляд от ее драгоценностей.

– Я совсем не уверена. Это зависит от моего мужа.

Удивленный взгляд Хью был ответом на ее слова. Он вопросительно посмотрел на Иден, потом повернулся к леди Кэролайн и серьезно сказал:

– Вообще-то это зависит от ее сиятельства. Если она захочет, разумеется, мы останемся.

Иден смело посмотрела в его пронизывающие глаза, что-то похожее на надежду забилось у нее в груди. Неужели Хью намекает на возможность примирения?

– Бог мой! Кажется, это Эндрю Карстерз! – вдруг радостно произнес Хью. – Я давно хочу тебя с ним познакомить, Иден. Он мой давний друг, еще по Индии, кавалерийский полковник и, насколько мне известно, единственный директор Компании, который открыто выступил против аннексии Оудха. Знаешь, вполне возможно, что ему в одиночку удалось бы предотвратить восстание, если бы его голос услышал кто-нибудь помимо бестолковых болванов, которые правили Калькуттой. Пойдем, думаю, он тебе понравится.

Вне себя от счастья, что Хью занят только ею и совсем не обращает внимания на ослепительную леди Кэролайн, Иден шла рядом с ним.

Полковник Карстерз оказался обворожительным собеседником. Он и Хью не отходили от Иден до самого ужина. Когда двери столовой распахнулись, полковник любезно попросил разрешения – и получил его – сопровождать Иден к столу.

Стол был накрыт на двадцать пять человек. Иден увидела, как Хью усаживают между почтенной матроной с одной стороны и мышиного вида созданием, залившимся пунцовым румянцем, когда Хью обратился к ней. Иден не сдержалась и улыбнулась, представив себе, как Хью будет страдать в течение всего ужина в компании этих двух женщин, от которых он наверняка полезет на стену. Она поймала страдальческий взгляд Хью и ответила ему понимающим взглядом, полным любви.

Боже, какая же она дура, если позволила такой мелочи, как деньги, встать между ними, неожиданно подумала Иден. Разве можно назвать цену безмерного счастья, которое принесла ей любовь Хью, а она умудрилась едва не разрушить его. И все из-за ничего не стоящего и нежизнеспособного, по словам Хью, предприятия – Тор-Элша. Если бы она немного подумала и не уперлась как баран, не вела себя как слепец, как обиженный ребенок, она бы не стала требовать, чтобы Хью бросил все свои дела ради помощи ее семье и тем самым поставил под удар благополучие их брака. Конечно, она была не права, она обязательно скажет Хью сегодня вечером, расскажет ему все, даже историю драгоценностей Изабел...

За ужином шла оживленная, интересная беседа, но Иден не принимала в ней участия. Она понимала, что ведет себя совершенно неподобающим образом, но ничего не могла с собой поделать – взгляд ее снова и снова возвращался к Хью. Блики света играли на его худощавом загорелом лице, ей безумно хотелось коснуться рукой непослушного завитка, который выбился и упал ему на лоб. Она любила в нем все, ей казалось, что терзающая ее тревога и беспокойство последних недель рассеялись сейчас будто нарочно, чтобы вернуть ей ясность мышления. Она желала только одного – чтобы они оказались в эту минуту вдвоем в Роксбери и чтобы Хью Любил ее.

– Полагаю, что так! А вы не согласны, ваше сиятельство?

– Прошу прощения, – Иден залилась румянцем, – я невнимательно слушала.

– Мы говорили о Реде Рори, ваше сиятельство, – ничуть не обидевшись, любезно объяснил сэр Чарльз Уинтон. – Известная личность, разбойничал в этих краях лет сто назад или больше, грабил кареты, убивал местных дворян за несколько жалких безделушек.

– Сегодня годовщина его смерти, – испуганным шепотом сообщила миссис Софи Александер, дама с богатым воображением и весьма неуравновешенная. Было видно, что одна лишь мысль о давно умершем разбойнике наводит на нее жуткий страх. – Говорят, его привидение каждый год появляется в доме одной из жертв, а здесь он совершил свое самое дерзкое ограбление.

– Он должен появиться в полночь? – с интересом спросила Иден. Ни давно почивший в бозе разбойник, ни возможное появление не ведающего покоя привидения не волновали Иден. Она выросла в стране, которая кишела убийцами и разбойниками, и даже куда более зловещими тайными бандами phansigers, грабителями могил. Привидения, решила Иден, настоящие или вымышленные, не способны на чудовищные жестокости, которые совершали кровожадные поклонники убийств и ограблений.

– Ред Рори был тяжело ранен в этой самой комнате, – театрально произнесла леди Кэролайн.

Софи Александер ахнула и сразу же обратилась к хозяину:

– Этого не может быть! Так ведь, Чарльз?

– Это правда, – утомленно отозвался сэр Чарльз. – Жаль только, что мой прадед не убил его на месте и тот улизнул с семейными сокровищами.

У бедняжки Софи глаза чуть не вылезли из орбит, что придало ей неприятное сходство с загнанным в угол кроликом.

– Так он вполне может появиться здесь?

– Какая чепуха! – решительно отозвался один из гостей. – Реда Рори повесили у Вуки-Хоул, и, если его привидение действительно не знает покоя, оно не станет бродить наобум, а придет туда, где его бренное тело рассталось с жизнью.

– Вы точно знаете, Сесил, или это ваши домыслы? – поинтересовался сэр Чарльз.

Мистер Сесил Феллон принял оскорбленный вид, а все остальные гости рассмеялись. Разговор перешел на привычки ночных привидений и вызвал большое оживление. Иден повернулась к соседу по столу и поинтересовалась:

– Вуки-Хоул? Что это?

– В горах Мендип много пещер, ваше сиятельство, – любезно отозвался сидящий рядом джентльмен. – Самая большая называется Вуки-Хоул, правда, я не знаю, почему ее так назвали. Там много пустот, они образовались в известняковых породах из-за реки Экс, которая во многих местах уходит под землю. Говорят, Ред Рори спрятал там награбленные сокровища, местечко для этого и в самом деле отличное. Местные жители боялись даже заглядывать туда.

– Они считали, что там живет привидение? – улыбнулась Иден.

– Да, именно так. Согласно легенде, ведьма Вуки превратилась в камень у входа в пещеру за то, что оскорбила могущественного волшебника, да так и продолжает ревностно охранять вход. А еще говорят, что там жили древние люди вместе с гиенами.

– По-моему, даже предполагать, что по нашим лесам и паркам когда-то бродили гиены, варварство! – воскликнула миссис Александер, поеживаясь от услышанного. При этих словах все дружно рассмеялись, хотя джентльмен, который упомянул гиен, выглядел растерянно, пока сэр Чарльз не объяснил, что шесть тысяч лет назад Сомерсет мало чем напоминал сегодняшний прелестный пейзаж. Миссис Александер с достоинством вышла из неловкого положения, заявив, что ей все равно, когда здесь водились гиены, одна лишь мысль об этих хищных созданиях приводит ее в ужас. Несомненно, они были намного опаснее волков и куда противнее, с вечно ухмыляющимся оскалом и страшными тощими туловищами. Это высказывание потянуло за собой рассказы тех, кто бывал в Индии и хорошо помнил этих тщедушных неуловимых животных, питающихся падалью.

– Да вы, несомненно, и сами их часто встречали, ваше сиятельство, – заметил Сесил Феллон.

– Не говоря уже о тиграх, – добавил кто-то.

– Совершенно верно, мы с женой впервые встретились во время королевской охоты на тигра, которую устроил раджа Маяра, – сказал Хью.

Все глаза устремились на Иден, ее сразу же стали умолять подробно рассказать об этом событии. Присутствующие дамы недоверчиво охали, ахали. Делать было нечего, Иден пришлось удовлетворить всеобщее любопытство и рассказать о годах, проведенных в Маяре. Но тут леди Кэролайн решила, что ее юная гостья уже достаточно насладилась вниманием общества. Она поднялась, шурша шелками, и подала знак дамам оставить мужчин, чтобы они могли насладиться вином и сигарами, а как только дамы вошли в гостиную, повернула разговор в более общее русло.

Иден поняла, что леди Кэролайн сознательно делает все, чтобы привлечь к себе всеобщее внимание, и не обиделась. Любовь к Хью переполняла ее, трудно было рассказывать о Маяре и не вспомнить их первую встречу в садах марданы или первый поцелуй, после которого она сбежала из дворца. Она точно знала, хотя и не понимала, каким образом, что Хью вспоминает то же самое. Его взгляд, пока она рассказывала о Маяре, и мешал ей, и отвлекал, и возбуждал одновременно.

Иден обрадовалась, что дамы оставили ее в покое и перешли к более земным темам – дом, хозяйство, бестолковая прислуга, непослушные дети – и, воспользовавшись моментом, незаметно вышла на балкон. Небо очистилось, ночь была ясная и холодная, и Иден наслаждалась уединением, наблюдая, как мерцают снежинки в голубом лунном свете.

Ветер всколыхнул голые ветки вязов, мягкий свет струился из окон конюшни через укрытый снегом двор.

Иден заметила, что кто-то идет вдоль конюшни, и узнала садовника-индуса Рам Дасса.

– Добрый вечер, отец! – крикнула она, когда он подошел поближе. – Надеюсь, у вас все в порядке?

Старик обрадовался встрече. Он объяснил, что провел вечер с конюхами и кучерами, которые привезли гостей Уинтонов. Среди них был и кучер из Роксбери, и Рам Дасс сгорал теперь от нетерпения рассказать Иден что-то очень важное, что он узнал из его случайных слов.

– Когда мы встретились первый раз, я не знал, что вы – дочь Гамильтон-саиба из гарнизона в Лакнау.

Иден не спускала глаз с поднятого к ней смуглого лица индуса.

– Да, это правда. Вам об этом сказал Коулфилд?

– Он упомянул, что вы – дочь некоего полковника Гамильтона из армии Компании. Это имя мне знакомо.

– Не может быть! Неужели вы знали моего отца, Рам Дасс?

– Очень сожалею, что не знал. Но мой двоюродный брат, унтер-офицер Четырнадцатого Бенгальского полка, служил ему верой и правдой не один год. Из его писем я много узнал о вашем отце, в конце восстания брат писал очень часто. Он остался с Гамильтон-саибом защищать его дом в Лакнау от своих же, он и еще много риссальдеров. Они до конца хранили верность Гамильтон-саибу. Я знаю, что индусы называли вашего отца burra-sahib, великий человек.

– Я не знала этого, – отозвалась Иден. – Знаю только, что он погиб, защищая военный городок, раненых англичан, женщин и детей, оказавшихся там как в капкане.

– Да, это правда. Осада длилась чуть больше года, вашего отца убили в самом начале. Мой брат и многие другие держались до последнего, пока Кэмпбелл-саиб не ворвался и не освободил Лакнау. Думаю, это Божий знак, что мы оказались здесь вместе. Теперь я могу лично поблагодарить вас за брата, ведь ваш отец спас ему жизнь. Мы вместе росли, были ближе чем родные братья.

– Для меня это честь, – тихо произнесла Иден. – Я никогда раньше этого не слышала. Из вашего рассказа я узнала новое о моем отце, и если бы не вы, я бы никогда не узнала об этом.

Они понимающе улыбнулись друг другу. Рам Дасс помахал ей рукой и исчез. Иден задумчиво посмотрела в темноту, которая поглотила его, и вдруг почувствовала, что дрожит от холода.

Она вернулась в гостиную, которая показалась ей душной, яркой и тесной. К ней сразу подошли две чопорные матроны. По их виду Иден поняла, что они о чем-то поспорили и хотели, чтобы Иден рассудила, кто из них прав.

– Будьте любезны, расскажите нам, как одеваются знатные индийские вельможи, ваше сиятельство, – начала внушительная особа, сидевшая за ужином рядом с Хью. – Миссис Челлонер и я поспорили, насколько глубоко наш западный образ жизни проник в восточные гаремы. Я придерживаюсь твердого убеждения...

– Ты опять со своими убеждениями, Абегайль! – перебила миссис Челлонер с усмешкой. – Где это ты слышала о даме-магометанке в нижних юбках и кринолинах? Ты считаешь себя знатоком Востока только потому, что у Альберта когда-то было несколько акций Ост-Индской компании!

– В самом деле, Шарлотта! – возразила другая ледяным тоном. – Я не...

– И потом, меня совсем не интересуют ни цветные женщины, ни их гардероб. Я всегда считала их непростительно провинциальными!

Абегайль Челлонер (дамы приходились друг другу свояченицами и постоянно пререкались, чем немало досаждали своим незадачливым мужьям) вопрошающе смотрела на Иден:

– Тогда о чем же мы спорим, глупая гусыня? Ты сказала, что хочешь поговорить с ее сиятельством о том, как одеваются знатные люди в Индии, и, естественно, я подумала...

– Вот опять! Видишь, – не на шутку рассердилась Шарлотта, – ты всегда думаешь Бог знает что и делаешь неверные выводы только потому, что у тебя не хватает терпения дослушать меня! Я хотела спросить вас, ваше сиятельство, – продолжала она, обращаясь уже к Иден, – об украшениях, которые они носят. Насколько я понимаю, по их украшениям можно понять, какое место в обществе они занимают. И еще, это правда, что индийский махараджа может заплатить за наложницу количеством брильянтов, равным ее весу?

– По-моему, так когда-то и было, – вежливо ответила Иден. – Хотя у большинства индийских раджей и принцев мало что осталось от прежних сокровищ. Все их богатства отняли англичане в обмен на постоянно вмешивающихся в дела страны чиновников, оккупационные войска и несправедливые налоги. А после восстания у них отняли последние земли и богатства, чтобы полностью подорвать их власть.

– Боже мой! – вырвалось у более молодой миссис Челлонер, которая не ожидала такого страстного ответа.

Иден поняла, что, возможно, несколько сгустила краски, и с готовностью самым подробным образом описала, как одевался принц Малрадж для участия в праздничных религиозных шествиях: шелковые шаровары из золотой парчи, украшенный драгоценными камнями кафтан, на поясе которого висят тяжелые золотые кинжалы. А во время государственных приемов, продолжала она, он часто надевал ожерелье из девяти драгоценных камней размером с птичье яйцо, которые символизировали девять планет, в добавление к пышному головному убору, украшенному перьями, и парадной сабле, отделанной рубинами, изумрудами, жемчугом и филигранным золотом. Что касается знатных женщин – они очень любят дорогие украшения, хотя носить их почти некуда, поскольку большую часть жизни проводят взаперти. Только старшая жена, Рани, по положению имеет право на участие в некоторых церемониях, да и то она всегда скрыта за ширмой, но все равно одевается для таких случаев очень богато.

– Какая безвкусица, – сказала Абегайль Челлонер брезгливо. – Неудивительно, что Компания взялась за приобщение этих вульгарных людей к цивилизации!

– Не думаю, что мы сильно от них отличаемся, – неожиданно отозвалась Шарлотта.

От подобного выпада у Абегайль гневно раздулись ноздри.

– Что ты этим хочешь сказать?

– Только то, что мы и сами иногда выставляем себя напоказ точно так же. Посмотри, например, какие сережки у Миллисенты Феллон. Ты не находишь, что они не очень подходят для простого ужина? Они такие большие и тяжелые. Смотри, они раскачиваются как маятники, когда она вертит головой.

– Никак не согласна с тобой! – с жаром возразила ее свояченица. – Сесил Феллон очень любит ее, уверяю тебя! Если бы Альберт подарил мне такие сережки, я бы не раздумывая надевала их куда угодно!

Шарлотта с трудом удержалась от колкости. Она хорошо знала прижимистость Альберта Челлонера в денежных делах. Ее свояченица оценила эту тактичность и, помолчав немного, задумчиво добавила:

– Вполне возможно, ты все-таки права. Мне иногда приходит в голову, что Кэролайн, например, тратит деньги Чарльза на драгоценности слишком свободно. Да, сегодня она просто обворожительна, – добавила она, когда Шарлотта и Иден дружно посмотрели на хозяйку. – Но иногда она появлялась в обществе, обвешанная побрякушками совсем как жена индийского раджи, о которой вы нам рассказали. Помнишь ее рубиновое колье? На ее месте я бы разрезала большие камни на несколько частей и сделала брошь или браслет. А так это колье ужасно вульгарно.

Иден, до этого слушавшая исключительно из вежливости, насторожилась и с кажущимся безразличием спросила:

– Вы говорите о рубинах, в которых леди Уинтон изображена на портрете?

– Кисти Бэрримора? – уточнила Абегайль. – Это не лучшая его работа, должна сказать, но он совершенно непредсказуем. Настроение у него меняется мгновенно, это сказывается на его работах. Но позировать ему – большая честь, и, разумеется, Кэролайн...

– Скажите, пожалуйста, – перебила ее Иден, едва дыша, – что вам известно об этих рубинах?

– Да вообще ничего, кроме того, что сэр Чарльз подарил их ей на день рождения.

– Она как-то сказала мне, что они из Индии, – добавила Шарлотта.

– Да-да, ты права. Вам, наверное, было бы очень интересно на них посмотреть, ваше сиятельство, вы ведь сами долго жили на Востоке. Давайте спросим у нее об этих камнях.

– Нет, – задумчиво отозвалась Иден. – Нет, думаю, в этом нет нужды.

Два часа спустя, когда Иден входила в уютно освещенную переднюю своего дома, она взяла Хью за рукав и, заглянув ему в лицо, сказала:

– По-моему, нам пора поговорить, Хью.

– Думаю, ты права, – отозвался он сразу же.

Он проводил Иден к себе в кабинет, где на невысоком столике горела лампа, а догорающий в камине огонь отбрасывал тусклые желтые отблески на картины и книги. Хью закрыл дверь и повернулся к Иден, отметив про себя, что у нее необычно усталый и задумчивый вид. Она стояла спиной к нему, положив сомкнутые ладони на складки атласной юбки, потом повернулась и очень серьезно посмотрела на него.

Хью знал, что торопить ее бесполезно. Он всегда чутко улавливал ее настроение и безошибочно угадывал, о чем она думает. Когда они еще только познакомились, он часто испытывал от этого беспомощность и досаду, чуть ли не гнев. В то время он не хотел, чтобы женщины, особенно Иден Гамильтон, действовали на него таким образом. В его планы не входило влюбляться в нее. Но влюбился. Они стали частью друг друга, и теперь Хью наверняка понял, что Иден расскажет ему все, что до сих пор скрывала.

Хью смотрел на жену с бесконечной нежностью и тревогой. Он никогда не отличался терпением, но сейчас молча ждал. Сдержанность Иден прежде доводила его до бешенства, он приходил в отчаяние оттого, что часть ее остается для него закрытой и он не знает, что беспокоит ее. Трудно было заставить Иден сделать что-либо против ее воли, и, хотя временами ему хотелось накричать на нее, встряхнуть как следует, он всегда сдерживал себя. Когда он увидел потемневшие и встревоженные глаза, то понял, что поступает правильно, и не торопил ее.

Но когда она наконец заговорила, выдержка изменила Хью.

– Я хочу поговорить с тобой о Кэролайн Уинтон.

Последовало долгое молчание. Хью чувствовал, как его охватывают необъяснимое, непонятное разочарование и гнев. Не удержавшись, он резко и обвиняюще воскликнул:

– Боже правый, Иден, неужели ты не можешь оставить это?! Я же сказал тебе, между нами ничего нет. Но тебе этого мало, ты по-прежнему ведешь себя как ревнивая собственница!

Иден вздрогнула.

– Это несправедливо, Хью! – вырвалось у нее.

– Несправедливо? – Он пробуравил ее холодным взглядом. – Что ты знаешь о справедливости? Сначала приставала ко мне с долгами деда, теперь готова разрушить наш брак из-за глупой сцены, которую случайно увидела в гостиной!

– И которую ты так и не потрудился объяснить, – защищаясь, отметила Иден.

– А что, собственно, объяснять? – мрачно спросил Хью. – Я же тебе сказал, что она мне безразлична. Полагаю, ты уже поняла, я не привык лгать.

– Знаю, что не привык, – хмуро подтвердила Иден. Опять последовало бесконечное молчание. Для Иден все это стало повторением бесконечного кошмара из прошлого. Нельзя допустить, чтобы эта сцена закончилась так же, как предыдущие, – обидным молчанием и болью. Этого она не вынесет, твердила она себе как заклинание.

Наверное, Хью подумал о том же. Иден увидела, как взгляд его неуловимо смягчился, когда по ее выражению он понял, что она чувствует.

– Бог мой, Иден! – вырвалось у него неожиданно. – Как ты могла подумать, что я смогу смотреть на других женщин после тебя? Ты же знаешь, для меня никого не существует, кроме тебя, даже если тебе в это трудно поверить! – Иден посмотрела на него, дыхание ее выровнялось, глаза наполнились недоверчивым изумлением. – Боже, женщина... – начал было Хью ворчливо и замолчал. – Иди сюда.

Иден подошла, он обхватил ее и крепко прижал к себе, прильнул к ее губам, лаская мягкие волосы, потом отвел ее голову назад, чтобы поцеловать еще крепче. Она вздохнула, обмякла в его объятиях и поняла, что они испытывают одно и то же чувство – жгучее желание близости.

– Дорогая моя, любовь моя... – ласково шептал Хью, крепко обнимая ее. – Не понимаю, почему мы только и ссоримся, вместо того чтобы любить друг друга?

– Но не каждый же раз, – пробормотала Иден.

– Нет, конечно, – согласился Хью, и, хотя его лица Иден не видела, она знала, что он улыбается. Руки его продолжали ласкать ей волосы, он наклонился к ее лицу, чтобы поцеловать, но в это мгновение послышался какой-то посторонний звук, слабый, но вполне определенный – отдаленный звук колокольчика.

– Это еще кто? – раздраженно проговорил Хью.

– Прошу прощения, ваше сиятельство, – пробормотал пожилой лакей, шаркающей походкой входящий в кабинет. – Прибыл посыльный со срочным известием из Лондона.

– В такой-то час?

– Он говорит, что потерял дорогу, когда стемнело, и только сейчас отыскал наш дом.

– Хорошо. Проводите его сюда.

Известие было заключено в потрепанном дорогой конверте, который передал Хью в руки насквозь продрогший и явно обессиленный юноша, с радостью принявший предложение остаться на ночь в доме, а не отправляться тотчас назад.

– Распорядитесь, чтобы его хорошенько накормили, – попросил Хью лакея, затем покрутил конверт в руках, дождался, пока закроется дверь, и только потом сломал печать. Иден не спускала с него глаз и видела, как напряглось у мужа лицо.

– Что случилось? – с беспокойством спросила она.

– Боюсь, мне придется уехать на некоторое время, – коротко ответил Хью и потянулся за колокольчиком.

– Прямо сейчас? – удивилась Иден.

– Да, дело очень срочное, не терпит отлагательства.

– Скажи мне, что случилось, – предложила Иден, – быть может, я смогу помочь?

– В этом я не сомневаюсь, – хмуро усмехнулся Хью. – Нет, прости, но это касается только меня. Я все должен сделать сам. Я уеду всего на три-четыре дня.

– Три-четыре дня?! – Иден не смогла скрыть ужаса. – Куда ты едешь?

– В Лондон.

Иден видела, как он скомкал письмо и бросил его в огонь, и поняла, что он больше ничего не скажет. Гнев охватил ее. Она все так же молчала, когда Хью послал лакея разбудить Гилкрайста, своего камердинера, и велел проследить, чтобы уложили вещи, оседлали коня и подвели его к парадному крыльцу через десять минут. Только когда они наконец остались одни, Хью отсутствующим взглядом окинул кабинет, заметил в сумраке притихшую Иден и вспомнил о ее присутствии.

– Прости, дорогая. Ничего не поделаешь, это зависит не от меня.

Иден почувствовала, как слезы против ее воли подступают к глазам.

– Какое это имеет значение?

Он подошел к ней. Иден подумала, что он хочет обнять ее, и испуганно отступила назад.

– Мне начинает казаться, что у нас впереди нет будущего, Хью, – наконец проговорила она, голос ее дрожал. – Между нами слишком много секретов.

– Черт побери, Иден!

Но она уже ушла.

Бледная луна висела совсем низко на небосклоне, дул порывистый холодный ветер, когда Хью вскочил на коня. Он бросил последний взгляд на дом, и глаза его остановились на единственном освещенном окне в западном крыле. Но свет тут же погас.

Хью неожиданно сильно стеганул коня и сорвался в галоп, ветер раздувал позади его плащ. Булыжник, которым был выложен двор, громко отозвался в тишине ночи цоканьем копыт.

* * *

Однако Хью выехал не на дорогу, ведущую в Лондон, а свернул на редко используемый проселок, который вел на запад, петляя меж укрытых снегом холмов. Час спустя он уже входил в крошечную хижину в деревушке Айсеин.

Неудивительно, что в такую холодную, неприветливую ночь единственная улица в деревне была пуста. Было настолько поздно, что даже в таверне все окна были темны, и только у заднего входа придорожной гостиницы горел слабый огонек. Во дворе и на конюшне никого не было, одинокая кошка шмыгнула прочь при появлении Хью, но по тому, как быстро открыли дверь, стало ясно, что его ждут.

Седовласый старик в заляпанном пятнами фартуке повел его по темному холодному коридору со множеством поворотов. Наконец он открыл скрипучую дверь, и они вошли в небольшую столовую, в которой обычно принимают гостей побогаче. В камине горел огонь, его мягкий золотистый свет тускло освещал почерневшие от времени балки высоко над головой и коллекцию старинных декоративных тарелок и кружек на каминной полке.

У огня сидел джентльмен, пустой графин рядом с ним красноречиво указывал на то, что он ждет уже давно. Однако когда он поднялся поздороваться с Хью, он вполне любезно дал понять трактирщику, что еще одна бутылка вина не помешает.

– Почему вы так быстро вернулись в Сомерсет, Артур? – спросил Хью, удобно устраиваясь в кресле. Трактирщик открыл бутылку вина и оставил их.

Пожилой джентльмен, видевший Хью последний раз в Роксбери всего неделю назад, тревожно покачал головой:

– Фреда Аберкромби задержали для допроса три дня назад, Хью. Его еще не отпустили.

– Черт возьми! На каком основании?

– Из-за телеграммы. Она пришла из Дели и содержит показания, по которым он причастен к делу Сиднея Дурлаха. Как только я узнал об этом, сразу же примчался сюда.

– Вот болван! Он сказал что-нибудь?

– Мне пока ничего об этом не известно, но, думаю, ждать недолго – заговорит. Вы же его знаете.

– К сожалению, да.

– Это в корне меняет наши планы, вынуждает действовать быстрее, хотя я бы предпочел подождать. Как вы думаете, что нам теперь делать?

Хью немного помолчал, глядя на стакан в руке и обдумывая возможности.

– Вам удалось поговорить с Глэдстоном до отъезда?

– К несчастью, нет. К нему на прием невозможно попасть, даже если дело неотложное.

– Думаю, нам не стоит отказываться от задуманного, – раздумчиво произнес Хью, – хотя мне бы тоже хотелось, чтобы времени у нас было побольше. Вы согласны, Артур?