Электронная библиотека » Эмбер Смит » » онлайн чтение - страница 16

Текст книги "Такой я была"


  • Текст добавлен: 31 мая 2017, 15:01


Автор книги: Эмбер Смит


Жанр: Современная зарубежная литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

Шрифт:
- 100% +

– Я скучал по тебе, – шепчет Джош. Его губы совсем рядом.

– И я, – отвечаю я.

– Иден, теперь у нас все может получиться. – Парень отодвигается, чтобы мы могли взглянуть друг на друга. Убирает мои волосы, зачесывает их за ухо. – Я точно знаю. В этот раз у нас все получится.

Я начинаю кивать. И улыбаться. Но он сказал «в этот раз». А я не хочу, чтобы был второй раз. Мне хочется, чтобы все получилось тогда. Хочется вернуться в прошлое, начать все сначала и не становиться той, кем я стала. «В этот раз» – эти слова как удар в живот.

– А как же твоя девушка? – напоминаю я себе и ему.

– Да, да, – шепчет Джош и зажмуривается, как будто одна мысль о том, чтобы обидеть ее, причиняет ему боль. – Но я все еще люблю тебя. Я люблю тебя. – Он тянется, чтобы снова поцеловать меня.

Я чувствую, как мои руки отталкивают его.

– Я так не могу. И тебе нельзя. Ты возненавидишь себя, а я не хочу быть за это в ответе. Не хочу больше никому причинять вред. От меня один вред, я так больше не могу.

– Да, но… – Парень крепче обнимает меня, и мне кажется, что если он отпустит – если я заставлю его меня отпустить, – я рассыплюсь. – Я всегда мечтал лишь об одном – узнать, что у тебя на душе. А теперь я знаю.

Его руки и объятия могут удержать мои осколки временно, может, даже долго, но он никогда не сможет их склеить. И это не его задача. Он не герой, не враг и не бог. Он всего лишь парень. А я всего лишь девушка – девушка, которая должна сама склеить свои осколки и собрать себя воедино.

Я сажусь. Он больше не обнимает меня, но я все еще здесь. Я не рассыпалась в пыль. Прислонившись головой к изголовью кровати, смотрю на свои руки. Они не дрожат, они кажутся сильными, способными на многое. Пытаюсь понять, почему все вдруг воспринимается иначе. Легче. Почему впервые в жизни у меня такое чувство, будто я контролирую то, что произойдет в следующий миг. Впервые мне кажется, что в жизни меня ждет новый поворот, а не бесконечный кошмарный замкнутый круг.

Парень тоже садится, придвигается ближе и ждет, когда я заговорю. Хочет, чтобы я объяснила, что происходит. А я смотрю на него и вижу его как будто впервые.

– В чем дело? – растерянно спрашивает он.

– А знаешь, я всегда думала, что ты меня спасешь. Даже тогда, несколько лет назад. Поэтому и позвонила. Наверное, я хотела, чтобы это произошло. Чтобы ты приехал и спас меня.

– Так позволь мне тебя спасти. – Джош говорит так, будто это легко. Будто это возможно.

– Ты не сможешь. Никто не сможет.

– Неправда, Иден. – Он берет меня за руку, и снова у меня возникает чувство, что он дотрагивается до меня впервые. Я воспринимаю его совсем по-новому; его прикосновение вызывает мурашки, почти заставляет меня вздрогнуть, как от удара током. Как будто раньше ко мне никто не прикасался. Отчасти это правда – ведь я словно заново родилась.

– Нет, я имею в виду, что больше не могу воспринимать себя как человека, нуждающегося в спасении.

Джош открывает рот, хочет возразить, но замолкает.

– Да, понимаю. Но позволь мне… позволь мне просто помочь.

– Ты помогаешь.

– Я способен на большее. Если ты только разрешишь, я буду рядом. Я поддержу тебя во всем. Между нами что-то есть, Иден. Правда. Ты не можешь это отрицать.

– Помнишь день, когда ты подошел и заговорил со мной? – спрашиваю я.

Он смотрит растерянно.

– Я сидела на траве у теннисного корта, ты вышел после тренировки и ждал, когда мама за тобой приедет.

– Я… – Парень вглядывается в потолок и пытается вспомнить день, который так ярок в моей памяти. – Кажется, помню, – неуверенно отвечает он.

– Ты мне рассказывал про одуванчики.

Он задумывается.

– Да, точно.

– И перед тем, как уйти, подарил мне промежуточный одуванчик – тот, который еще не облетел, но уже отцвел.

– Ах, точно, помню, – смеется парень. – Какой же я был дурак.

– Нет, не дурак. Я его сохранила. Он и сейчас у меня.

Теперь Джош смотрит на меня так, будто видит впервые.

– Мне тогда было очень приятно, – продолжаю я, – но тебе я, конечно, ничего не сказала. Мне очень понравился этот жест. – Я по привычке закрываю рот, из которого так редко вылетают нежные слова, но заставляю себя открыть его и сказать самое главное. – Мне понравился ты. И я тебя полюбила.

Парень кивает.

– Ты говоришь об этом в прошедшем времени, – не глядя на меня, спокойно подмечает он.

Мы сидим в тишине, как незнакомцы.

– Иден, ничего не выйдет, да? Я имею в виду нас с тобой.

– Я очень хотела, но… – Я тихонько качаю головой. – Ты прав, Джош. Между нами что-то есть. Только вот не знаю что.

Минуту мы молчим, думая о том, что потеряли. И в этот момент я чувствую, что мы перевернули страницу. Наконец-то прошлое перечеркнуто и осталось позади.

– Иден, я никогда не перестану любить тебя. Ты же понимаешь? Эти чувства вряд ли исчезнут, но… я постараюсь стать твоим другом. Я правда этого хочу. Думаешь, у меня получится?

– Да. Думаю, у тебя получится, – я смеюсь. – И это будет здорово. Идеально. Я бы хотела этого больше всего на свете.

– Ладно. Значит, будем друзьями. – Парень улыбается и толкает меня плечом.

– Будем. – Я тоже улыбаюсь. Теперь у меня есть друг.

Но тут его улыбка меркнет.

– Иден, тебе наверняка не хочется об этом слышать, но как твой друг и тот, кому ты небезразлична, я считаю, что ты должна обо всем рассказать. Я имею в виду, кому-то, кроме меня, кто сможет что-то предпринять. Сотруднику полиции.

Реальность вдруг обрушивается на меня лавиной, закручивается вихрем внутри. Словно кто-то взял мои внутренности и крутит из них узлы.

Видимо, мое состояние отражается на лице, потому что он спрашивает:

– Это будет непросто, знаю, но ты должна это сделать. – Потом парень пожимает мою руку и говорит главное, что мне нужно знать: – Тебе поверят. Не бойся.

Мне хочется сказать ему миллион слов. Уверена, ему тоже. Но мы сидим на кровати и молчим. Проходит много времени, а мы просто сидим рядом; нам не нужно озвучивать невысказанное, мы просто чувствуем, как много значим друг для друга, и принимаем это. Все равно слова тут бесполезны.

На крыльце Джош целует меня в щеку. Даже его кошка выходит меня проводить. Он предлагает отвезти меня в полицейский участок, потом домой; предлагает проводить меня домой пешком, но я должна пойти сама. Прежде чем отправиться в полицию, мне нужно кое с кем поговорить.

Я спускаюсь с крыльца и оборачиваюсь. Он стоит, сунув руки в карманы.

– Джош, а как ты вообще? У тебя самого все нормально? – Надо было сразу его об этом спросить, а я только сейчас сподобилась.

Он улыбается.

– Ага. В общем и целом – да.

– Здорово. Я рада. Колледж нравится?

Парень кивает.

– Нравится.

– А как твой папа? Ну, помнишь, ты рассказывал…

Он вымученно улыбается, смотрит мимо меня и пытается подобрать слова.

– Папа… он. – Он смотрит мне в глаза, и я все понимаю. – Все по-прежнему…

Я киваю, стою еще немного, стараясь запомнить его таким. Потом поворачиваюсь и ухожу.

– Иден, – окликает меня Джош. Я уже на середине дорожки. Я останавливаюсь и оборачиваюсь. – Ты же мне позвонишь, да?

– Да. – Еще никогда в жизни я не была так уверена в ответе.

– И в этот раз не будешь просто дышать в трубку? – усмехается он.

– Нет, – улыбаюсь я.

Парень кивает и машет мне на прощание.


– Ты чего не в школе? – бормочет Кейлин. Он все так же лежит на диване, как и несколько часов тому назад. Не спит, а просто смотрит в пустоту. Даже не смотрит на меня, когда я вхожу.

– Кей, нам надо поговорить.

– Иди, прошу. Я сейчас не могу.

Мне его жаль. Жаль, что брат узнал такое о своем лучшем друге. И еще больше жаль из-за того, что ему предстоит узнать от меня.

– Принести тебе что-нибудь?

Он качает головой и закрывает глаза.

Иду на кухню и наливаю ему стакан холодной воды из холодильника. Потом сажусь на пол у дивана.

– Вот.

Он медленно садится и делает глоток.

– Спасибо.

– Кейлин, это важно. – Наконец мне хватает храбрости говорить. Впервые за долгое время моя проблема перестает быть неважной и незначительной. Впервые за долгое время я перестаю быть незначительной.

Но он даже не сразу меня слышит.

– Ладно, – в конце концов произносит он, ставит стакан на журнальный столик и трет глаза. У него совершенно потерянный вид.

– Кейлин, я должна рассказать тебе кое о чем, и очень важно, чтобы ты меня выслушал и не прерывал.

– Ладно, ладно. Я слушаю.

Я делаю глубокий вдох. У меня получится.

– Так. Это нелегко… совсем нелегко. Даже не знаю, с чего начать…

– С начала? – саркастически предлагает он, не догадываясь, что на самом деле помогает мне.

– Хорошо. Начну сначала. Как-то ночью… – я запинаюсь. И начинаю заново. – Я тогда училась в девятом классе… я никогда никому не рассказывала, но той ночью… все спали… и Кевин зашел в мою комнату…

– Господи, Иди, ты можешь не запинаться?

– Пожалуйста, не прерывай меня. – Я поднимаю руку, и в кои-то веки брат замолкает. – Он зашел в мою комнату посреди ночи и… – Не могу произнести это слово, глядя на него, поэтому закрываю глаза руками. Только так я смогу рассказать. – Он лег в мою кровать, – я делаю вдох, – и изнасиловал меня. Он изнасиловал меня, Кейлин. Я никогда никому об этом не рассказывала, потому что Кевин сказал, что убьет меня, если я расскажу. И я поверила ему. Поэтому и знаю, что все обвинения против него – правда. Потому что он и со мной это сделал. И мне очень жаль, потому что тебе, конечно же, не хочется это слышать. Но если ты не поверишь мне, Кей. – я осекаюсь и перевожу дыхание, – …ты мне больше не брат.

Я выдыхаю. И жду. Вдыхаю. И жду.

Он молчит.

Я медленно открываю глаза. Думала, что Кейлин смотрит на меня, но нет – он сидит, зажав уши и крепко зажмурившись. Он повернулся в мою сторону, ссутулился, свернулся калачиком. Не шевелится. Я даже не слышу, чтобы он дышал. Не знаю, что сказать, поэтому молчу. Я оставляю его в покое. У него в голове все должно уложиться. Надеюсь, брат мне поверит и выберет мою сторону. Я жду.

– Я… – начинает он, но осекается. Я смотрю на него. – Я… я просто не понимаю, что ты такое говоришь, Иди, – бормочет Кейлин, зажав ладонью рот. Потом выпрямляется и смотрит на меня. – Я не по-ни-ма-ю, как это про-и-зо-шло!

Брат произносит каждое слово по слогам медленно и отчетливо. Внимательно смотрит на меня, словно ищет ответ, но я тоже не понимаю, как это произошло.

И тут он вскакивает и начинает ходить по комнате, словно тысяча мыслей одновременно проносятся у него в голове.

– Нет, – бормочет он себе под нос, заворачивает за угол и заходит в свою комнату.

Я хочу окликнуть его, но тут слышу грохот. Как будто мусоровоз врезается в стену дома. Кейлин кричит: «Черт, черт, черт!» Ревет, как раненый зверь.

Ноги сами несут меня к его двери. Я смотрю, что он наделал, что делает. Все, что стояло на комоде, – трофеи школьной славы, баскетбольные кубки, медали, дипломы, фотографии и модели машин, которые они с Кевином подолгу склеивали вместе, – валяется на полу в куче, похожей на лужу рвоты с ошметками воспоминаний. А он голыми ногами лупит по двери шкафа.

Брат никогда не давал волю эмоциям. Нет, пару раз я видела, как он злился; бывало, он выходил из себя, но таким не был никогда. Кейлин разворачивается, бросается к комоду и хватается за углы. Я зажимаю рот рукой, чтобы не закричать «не надо!» – ведь я знаю, что он собирается сделать. Опрокинуть комод. А тот, должно быть, весит больше, чем мы вместе взятые – это же старый антикварный комод, принадлежавший еще нашим прабабке с прадедом. Наверняка и стоит кучу денег. Так и вижу, как сооружение падает, пробивает дыру в полу и проваливается в подвал. Но почему-то ничего не делаю: просто сжимаюсь и смотрю, как комод шатается, а пол скрипит под его весом.

Потом все прекращается. Комод снова встает на четыре ножки, а Кейлин перестает кричать. Он стоит посреди комнаты, тяжело дыша, стоит прямо напротив, смотрит на меня и, кажется, наконец меня видит. Наконец все понимает. В его глазах блестят слезы, и он щиплет себя за нос и прижимает к глазам кулаки, пытаясь остановить слезы.

– Не понимаю, – повторяет он, только на этот раз уже не чеканит слова: его голос дрожит и срывается. Потому что теперь он понимает.

У него подкашиваются колени, брат опускается на пол, и я тоже кое-что понимаю. Это касается не только меня. То, что случилось, затрагивает всех нас.


Я держу ее визитку в дрожащей руке. Услышав гудки, еще раз перечитываю ее имя.

Кейлин отвозит меня в участок в центре города. Я до крови сгрызаю ногти. Кейлин делает резкие глубокие вдохи, но я не слышу, чтобы он выдыхал. Мы не произносим ни слова, и лишь поднимаясь по высоченной мрачной лестнице полицейского отделения наконец заговариваем.

– Кейлин, тебе необязательно со мной идти. – Мне хочется избавить его от лишних переживаний. Каково ему будет выслушивать все в подробностях?

– Нет, Иди. Я тебя одну не брошу.

Мы выкладываем все из карманов и проходим через металлоискатель. Полисмены в пуленепробиваемых жилетах проводят по нашим рукам и ногам ручными детекторами. Мы идем по стрелочкам и поднимаемся на четвертый этаж. Я медленно толкаю двойные двери и ищу детектива Дориан Доджсон в большом помещении, где стоит куча столов, компьютеров, стульев, звонят телефоны и бегают серьезные люди с папками.

– Иден, я рада, что ты так быстро смогла прийти, – К нам подходит детектив Доджсон. – Кейлин, рада снова тебя видеть. Давайте найдем более спокойное место и поговорим.

– Детектив…

– Зови меня Дориан, – отвечает она.

– Хорошо. Дориан, Кейлину необязательно присутствовать, так ведь?

– Нет.

– Иди, я не уйду, – настаивает Кейлин.

– Иногда чем меньше людей присутствует при таком разговоре, тем лучше. Понимаешь? – Дориан чувствует, как я боюсь.

Кейлин кивает и, кажется, испытывает облегчение.

– Понимаю, – отвечает он. – Иди, позвони, когда закончишь, и я сразу за тобой приеду. Я буду в баре через дорогу – с бело-зеленым навесом, помнишь? Это рядом.

Он протягивает Дориан руку и учтиво кивает.

– Спасибо, что привел ее, Кейлин, – благодарит она. – Береги себя.

Она проводит меня в комнату, где есть окно, рядом с ним горшок с каким-то растением, диван и журнальный столик. Комната совсем не похожа на кабинеты для допросов, что показывают по телевизору.

– Некоторые вещи может быть трудно вспомнить, – предупреждает она и ставит передо мной банку диетической колы. – Но постарайся как можно подробнее описать, что случилось.

Мне, наоборот, жаль, что все вспоминается так легко.

– Он зашел в мою комнату. Это случилось в 2:48 – тогда я посмотрела на часы, – а в 2:53 уже закончилось, – рассказываю я. Но мои слова не отражают всю правду.

Пять минут. Каких-то триста секунд. Это мало или много? Все зависит от того, что успевает произойти за это время. Будильник звонит, ты нажимаешь на «ВЫКЛ», снова засыпаешь и просыпаешься через пять минут, как будто их и не было. Но вот ты выступаешь перед классом, все смотрят на тебя, или ты у зубного и тебе ставят пломбу – тогда пять минут тянутся очень долго. А если тебя унижает и мучает тот, кому ты доверяла, тот, с кем ты вместе росла, тот, кого ты любила, то пять минут покажутся вечностью. Такие пять минут длиннее всей оставшейся жизни.

И как рассказать о том, как его губы почти касались моих? Как объяснить, насколько одинокой я чувствовала себя в тот момент, как будто нет никого в целом мире, кто мог бы мне помочь и помешать ему. И никогда не будет. Как выразить всю глубину моего страха, когда он пригрозил убить меня, как объяснить, почему я поверила ему сразу и безоговорочно? Я перевожу дыхание, смотрю Дориан прямо в глаза и стараюсь подыскать слова, которые бы объяснили то, что объяснить словами невозможно.

Я рассказываю, как могу, описываю все нелицеприятные подробности.

Она поддакивает мне: «угу, угу… ммм», а еще спрашивает: «как именно он держал твои руки? Можешь показать? Была ли пенетрация?» Что за слово такое, пенетрация – ну как можно так говорить? «Он применял силу? Больше необходимого? Это было до или после? Ты могла позвать на помощь? Можешь еще раз рассказать, как именно он заткнул тебе рот рубашкой? Ты теряла сознание? Опасалась за свою жизнь? И он пригрозил убить тебя, если ты расскажешь о том, что случилось?»

Это длится несколько часов. Я повторяю все тысячу раз. Потом она вручает мне папку, стопку бумаги и ручку, и приходится еще раз описывать все письменно, в ее присутствии. Я исписываю несколько страниц, и у меня начинает болеть рука. Я делаю перерыв, встряхиваю рукой, вытягиваю пальцы.

– Это ужасно, что я ни о чем не рассказала, да? – спрашиваю я.

– Почему?

– Если бы я рассказала, он бы не… я хочу сказать, другие не пострадали бы.

– Когда тебя угрожают убить, это не пустые слова, – спокойно замечает женщина.

– Но что, если.

– Нет. Никаких «что, если», – твердо заявляет она. – Ты правильно сделала, что пришла ко мне, Иден.

– Откуда вы знаете, что правильно, а что нет? – спрашиваю я и думаю о том, как все теперь изменится.

– Это моя работа, – с уверенной улыбкой отвечает она. – Ты поступила правильно.

Я пытаюсь улыбнуться в ответ.

– Мы посадим этого ублюдка, – обещает женщина. – Я в этом ни капли не сомневаюсь. И он больше никому не причинит вреда, слышишь?

– А вы знаете, что с ним случилось? – Я откашливаюсь. – Когда он был маленьким, что сделал его дядя?

– Да, – отвечает детектив. Но выражение ее лица не меняется: она смотрит на меня все так же невозмутимо. – И это ужасно. Но это не освобождает его от ответственности. Это не оправдание.

Мое сердце переполняют чувства – все знакомые мне чувства разом. Ведь она права. Это не оправдание. И не освобождает от ответственности ни его, ни меня. Я киваю.

– Не стану врать, Иден, – говорит Дориан, – тебе будет нелегко. Но обещаю, все будет хорошо.

«Все будет хорошо» – обычно так говорят, когда нечего больше сказать, и оттого эти слова кажутся бессмысленной, общей фразой. Но в ее устах они звучат как глубочайшая истина за всю историю человечества.


На улице уже смеркается. Наступает вечер. Я еле нахожу навес в бело-зеленую полоску. Начинаю спускаться по лестнице, но останавливаюсь и сажусь на ступени. Вдыхаю холодный воздух. Даже дышится как-то по-новому.

Я достаю телефон и набираю номер, который помню наизусть уже много лет. Слушаю длинные гудки.

– Алло? – мне отвечает усталый голос миссис Армстронг.

– Миссис Армстронг, здравствуйте. Это Иди. Аманда дома?

– Дорогая, вряд ли она захочет подойти. Подожди… минутку. – Женщина зажимает трубку рукой и что-то говорит. Что-то происходит там, на другом конце провода. Я слышу треск и движение. Проходит время.

– Привет, – наконец слышу я ее тихий голос. Это Аманда. – Извини, я поднималась к себе. – И я вдруг узнаю ту девочку, которой она была когда-то.

– Привет, – отвечаю я и не знаю, что еще сказать.

– Я должна была рассказать, – вырывается у нее. Она не намерена тратить время на пустую болтовню. – Я не могла не рассказать.

– Аманда, мне так жаль.

– И мне. Прости меня… за все… ты даже не знаешь, сколько всего я натворила, Иди, – признается она.

– Как ты узнала? – спрашиваю я.

– Я сразу поняла. Еще тогда, в школе. Просто почувствовала… не знаю почему.

– Он правда сказал тебе, что я переспала с ним?

Аманда долго молчит, а потом говорит:

– Знаешь, когда мы были маленькими, я во всем хотела походить на тебя. Ты, наверное, об этом не догадывалась. Но он знал. Он заставил меня поверить, что это нормально. Что в этом ничего такого нет. Что если ты это сделала, если ты захотела, то в этом нет ничего плохого. – Ее голос срывается: она держится, чтобы не заплакать. – И знаешь, что хуже всего? Я верила ему. То, что он рассказал про тебя, – я всему верила. До того дня в школе.

– Аманда, клянусь, я ничего не знала.

– Я тебя ненавидела. Больше всего на свете. Надо было его ненавидеть, а я возненавидела тебя. Не знаю, почему. Совсем я запуталась, да? – Она смеется сквозь слезы.

– Да. Все мы запутались, – соглашаюсь я. – Но думаю, теперь все наладится.

– А как же еще, – говорит она.

– Обязательно наладится.


Я прохожу два квартала, и воздух кажется другим. Тротуар под ногами, весь мир, все вокруг воспринимается иначе.

Я толкаю тяжелую деревянную дверь, и в нос ударяет запах пива и сигаретного дыма. Я сразу вижу Кейлина: он сидит в конце стойки с побитым, измученным видом, сжимая стакан дрожащей рукой.

– Эй, эй, ты! Да, ты, девочка! – окликает меня бармен. – Удостоверение личности.

– Я за братом – вот он! – кричу я и показываю на Кейлина.

Бармен подходит к Кейлину и дважды щелкает пальцами по полированной деревянной стойке. Кейлин медленно поднимает голову.

– Тебе пора, приятель, – бармен кивает в мою сторону.

Кейлин поворачивается, встает, слегка покачнувшись, и медленно тянется за бумажником.

– Иди, я же сказал, что сам приду за тобой. – Он подталкивает меня к выходу.

– Это совсем рядом. И мне хотелось прогуляться.

– Не нравится мне, что ты заходишь в такие места, – ворчит брат.

Мы молча идем к стоянке. Кейлин еле на ногах стоит.

– Наверное, лучше мне сесть за руль, как считаешь?

– Держи. – И брат бросает мне ключи.

Я подстраиваю сиденье под себя, поправляю зеркало заднего вида и решаю закурить. Хватит уже секретов. Сначала Кейлин по привычке смотрит на меня с укоризной, как будто собирается отчитать младшую сестренку, но потом отворачивается и спрашивает:

– Я стрельну у тебя одну?

Я улыбаюсь про себя, отдаю ему свою сигарету и закуриваю новую.

Он пытается улыбнуться. Мы едем домой и молча курим.

Я паркуюсь на улице.

– Иди, подожди, – окликает меня Кейлин, когда я открываю дверь.

– Что?

Он смущенно пожимает плечами, качает головой и открывает рот, но заговаривает не сразу.

– Не знаю. Прости меня. Я так виноват, Иди. – Брат смотрит мне в глаза. – Ты моя сестра. И я люблю тебя. Это все. Не знаю, что еще сказать.

А мне больше ничего и не нужно.

– Побудешь со мной, когда я буду рассказывать маме с папой?

– Да, – кивает он.


Мы идем к дому, и он держит меня за руку. Кажется, нам предстоит пройти миллион километров. И понадобилось миллион лет, чтобы этот момент наступил. Зато у меня есть шанс подумать. И вот что я думаю: может, мне удастся кому-то все объяснить. Может быть, даже Маре. И, может, я перед кем-то извинюсь. Например, перед Стивом. А когда-нибудь, может, и у меня будут нормальные отношения – без лжи и грязных игр. Может, я даже поступлю в колледж и окажется, что у меня есть способности. Может, он получит по заслугам. А может, и нет. Может, я никогда не смогу его простить. А может, так и надо, так будет правильно. Все эти «может» кружатся в моей голове, я столько всего предполагаю и вдруг понимаю, что предполагать – значит надеяться.


Хотя эта история вымышленная, не секрет, что миллионы подростков пережили похожую ситуацию. Увы, истории, подобные этой, повторяются снова и снова, и они не должны замалчиваться. Об этом нужно говорить – снова и снова.

Если вам нужно с кем-то поговорить, есть люди, готовые слушать. И люди, готовые помочь. Бесплатную конфиденциальную помощь можно получить по телефонам горячих линий:


Центр помощи пережившим сексуальное насилие «Сестры»: 8 (499) 901-02-01


Национальный центр по предотвращению насилия «АННА»: 8 (800) 7000-600


Центр экстренной психологической помощи МЧС России: 8 (495) 626-37-07


Кризисный центр для женщин ИНГО: 8-812-327-30-00 (с 11 до 18 в будни)


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации