Текст книги "Смятение сердца"

Глава 14

В холодном утреннем воздухе от лужицы еще теплой крови поднимался пар. Кровь продолжала сочиться из ран индейца, приткнувшегося возле груды трофеев. Не обращая внимания на труп, Хантер осмотрел содержимое тюков. В одном из них нашлась чистая рубашка, которую он бросил кавалеристу.

– Можно узнать ваше имя?

– Ной Кирквуд, сэр. – Заметив, что Хантер разглядывает полосу на его брюках, он добавил:

– Лейтенант.

Хантер подождал, пока он осторожно просунет израненные руки в рукава, и протянул свою для пожатия.

– Мак-Кракен. Хантер.

Лейтенант охотно пожал ее. Неожиданно он всмотрелся Хантеру в лицо, растерянно моргая. Смущенная полуулыбка появилась на его губах.

– Я слышал, вы погибли, капитан!

– В данный момент, Кирквуд, я не капитан, а просто мистер. Можете считать меня в отставке. Что касается слухов, оставим их для старых леди, которым больше нечем заняться.

– А кем вам приходится молодая леди, сэр? – спросил лейтенант, широко улыбаясь.

– Если вы достаточно оправились от потрясения, чтобы совать нос, куда не следует, почему бы вам не подыскать себе лошадь? – отрезал Хантер нахмурившись. – Чем скорее мы уберемся из этого проклятого места, тем лучше.

Кирквуд беспрекословно повиновался, как если бы получил приказ старшего по званию. Вооружившись ножом, он заковылял под деревья. Хантер покачал головой ему вслед и издал долгий пронзительный свист. Очень скоро на окраине поляны показалась его лошадь, направилась было к хозяину, но остановилась над ближайшим телом, раздувая ноздри. Встревоженно скребя копытом тонкой ноги по мерзлой земле, чистокровное животное вскинуло голову и всхрапнуло так, что морда окуталась облаком пара. Хантер подошел, потрепал ее по крупу, не столько чтобы успокоить, сколько чтобы похвалить за терпеливое ожидание. Достав ботинки и носки, он торопливо обулся.

Сэйбл наблюдала за происходящим с чувством странной отстраненности. Она сама себе казалась случайным зрителем, и ей никак не удавалось проникнуться сознанием того, что она свободна и в безопасности, что Хантер рядом и его можно коснуться, что она только что застрелила двоих индейцев. Ноги и руки продолжали трястись мелкой дрожью, когда она шла через поляну, обходя мертвые тела.

Звук ее шагов заставил Хантера резко обернуться. В руке у него был револьвер одного из индейцев, который он только что зарядил из найденного среди трофеев патронташа. От неожиданности Сэйбл отскочила, споткнулась о лежащее тело и едва не свалилась навзничь. Хантер протянул руку и успел поймать ее за подол.

– Ты едва держишься на ногах, – сказал он, качая головой.

Стараясь не показать внезапно навалившейся слабости, Сэйбл ухватилась за седло его лошади. Она думала о том, что никогда еще не была так измучена. Прикосновение к локтю заставило ее обернуться. Хантер протягивал ей флягу с водой.

– Не пей сразу, – предупредил он, помня о том, что она ничего не ела уже целые сутки. – Набери в рот воды, подержи и выплюнь.

Сэйбл подчинилась. Потом, едва утолив жажду, она вернула флягу, а на предложение попить вволю отрицательно покачала головой.

– Вам эта местность незнакома, не так ли, мистер Мак-Кракен? Неизвестно, как скоро мы найдем воду. Расточительность может обойтись дорого.

Скоро она начнет вести себя, как настоящая скво, невольно подумал Хантер, чувствуя что-то вроде гордости. Он пошарил в седельном мешке, нащупал сверток с вяленым мясом, отрезал кусок и вложил ей в ладонь. Сэйбл впилась в него с жадностью – сразу было видно, до чего она изголодалась. Однако, к великому изумлению Хантера, она вдруг перестала жевать и, как была, с куском мяса в зубах, наклонилась поднять подол юбки. Заметив его удивление, она бросила исподлобья укоризненный взгляд.

– Вы теряете много крови, – пояснила она, отрывая от нижней юбки длинную кружевную ленту и опуская подол чопорным жестом. – Сейчас я остановлю кровотечение, нужно только прижать посильнее… Мистер Мак-Кракен! Пожалуйста, не дергайтесь и наклонитесь, иначе мне не дотянуться.

Хантер повиновался тем охотнее, что в этой позе его лицо склонилось над двумя выпуклостями под грубой тканью рубахи. Одна из пуговиц была вырвана «с мясом», и при каждом движении Фиалковых Глаз рубаха приоткрывалась, показывая нежную впадинку. Убеждая себя в том, что он просто вынужден смотреть туда, Хантер вовсю пользовался предоставленной возможностью. Голод его глаз казался неутолимым. Сам того не замечая, он сжал кулаки и постукивал ими по бедрам (возможно, боясь не совладать с собой и дотронуться).

Сэйбл заметила это движение. «Бедный, ему больно!» – решила она и удвоила осторожность. Скоро вокруг головы Хантера красовалась кружевная повязка. Безжалостно отхватив от нижней юбки еще одну полосу, Сэйбл скрутила ее в мягкий валик и приложила к ране на щеке.

– Думаю, на первое время этого хватит.

– Спасибо.

Она улыбнулась: это была первая благодарность, которой ее удостоили за все время путешествия.

Их взгляды встретились. Наступило молчание, и чем дольше оно длилось, тем сильнее казалось, что вокруг возникает и уплотняется невидимая аура желания: желания утешить и быть утешенным, обнять и оказаться в объятиях, коснуться и ощутить прикосновение. Это тревожило, но ни один из них не шевельнулся, боясь разрушить иллюзию. Они просто прислушивались к дыханию друг друга, которое становилось все чаще, все громче, словно пыталось заглушить голос рассудка. Они молчали. Что могли они сказать друг другу, кроме неизбежной лжи?

Ной Кирквуд вышел на поляну, не столько ведя одну из индейских лошадей, сколько повисая на поводьях при каждом шаге. Однако, как ни был он измучен, он не отказал себе в удовольствии спугнуть парочку, которая стояла в очаровательной неподвижности, пожирая друг друга глазами.

– Остальные лошади не захотели ждать, пока я доковыляю до них, – объяснил он с усмешкой.

– Надеюсь, вы осмотрели вьюки, Кирквуд? – спросил Хантер, заметив на крупе животного клеймо «Кавалерия Соединенных Штатов».

– Мне известно, что в них, сэр! – отчеканил Ной, неохотно отводя взгляд от Сэйбл. – Запас еды на три-четыре дня, патроны для револьвера и, – здесь он расцвел довольной улыбкой, – кое-какие личные вещи. Дело в том, сэр, что это моя лошадь.

– Нет, каков наглец! – буркнул Хантер себе под нос, осмотрел поляну в поисках чего-нибудь полезного, поправил седельные мешки и вскочил в седло.

Когда он протянул руку Сэйбл, та робко показала взглядом на тела мертвых пауни. Ее глаза говорили: неужели мы так их оставим?

– Чтобы я хоронил тех, кто пытался меня убить! – воскликнул Хантер возмущенно. – Да ни за что на свете!

– Наверное, вы правы, – кивнула она поникнув.

Когда Хантер подтягивал ее за руку на спину лошади, Сэйбл не удержалась от сдавленного крика. Без долгих разговоров он сдвинул рукав ее рубахи до локтя и витиевато выругался, увидев распухшее, покрытое засохшей кровью запястье.

– Мистер Мак-Кракен, следите за своей речью, – вяло укорила Сэйбл.

– Если бы я не следил, женщина, ты услышала бы выражения покруче!

– Нет уж, лучше не надо…

– Почему ты ничего не сказала про это безобразие?

Он довольно бесцеремонно укутал ее одеялом и прислонил к себе, заметив попутно темный валик на шее – след ремня. Она повозилась, устраиваясь поудобнее. Мягкая, теплая женская плоть прижалась к его телу. Как ни странно, об этом испытании Хантер как-то не подумал и теперь едва успел подавить стон удовольствия.

– Мои порезы и царапины не сравнить с вашими ранами, – начала Сэйбл, но заметила странное выражение его лица и забеспокоилась. – Вы уверены, что у вас хватит сил на поездку верхом?

– А что, у меня есть выбор? – отрезал он, стараясь скрыть нарастающее возбуждение.

Она умолкла, направив все свое внимание на окружающее. Лошадь шла рысью, тела мягко терлись одно о другое, и это была такая близость, что хотелось спрыгнуть на полном ходу. Пылая малиновым румянцем, Сэйбл сидела прямо и скованно, надеясь, что ее сладостный дискомфорт незаметен для Хантера.

– Почему бы тебе не прислониться ко мне? – вдруг раздался шепот над ухом. – Я не кусаюсь, Фиалковые Глаза.

– Нет, кусаетесь, мистер Мак-Кракен! При каждом удобном случае.

Голос ее был таким напряженным и мало похожим на обычный, что Хантер ощутил острое беспокойство. Он ведь так и не знал, что случилось до того, как он явился на место действия. Фиалковые Глаза не жаловалась и предпочитала заниматься им и Ноем Кирквудом, а не собой. Однако ей могли быть нанесены такие повреждения, с которыми ехать верхом – сплошная пытка! Эта догадка ужаснула его.

– Э-э… Фиалковые Глаза!

Она настороженно покосилась через плечо.

– Они, эти дикари… э-э… – Он запнулся, не решаясь продолжать (это было так не похоже на Хантера, что Сэйбл была тронута до глубины души).

– Ну же, говорите, – поощрила она, ломая голову над тем, что может так смущать его.

– Они тебя… принудили?

У него был такой вид, словно он только что ухнул с обрыва в ледяную воду. Неожиданно для себя она подняла руку и погладила его по волосам, ответив мягко:

– Нет, ничего такого не было. Вы подоспели вовремя.

– Не совсем вовремя, – буркнул Хантер с облегчением и все же чувствуя себя виноватым за то, что ей пришлось пережить.

– Не вините себя. Единственный виновник тут – моя чрезмерная скромность. Я заметила, что вы оба смотрите, и попросту сбежала в лес.

– Это была случайность!

– Я знаю.

Они проехали не менее трех миль, прежде чем Сэйбл позволила себе откинуться, как и было предложено. Она была совершенно опустошена и чем дальше, тем больше обмякала на своем живом матрасе. Поза Хантера казалась ему все неудобнее, избитые ребра ныли, грудь и ноги ломило, но все это окупалось близостью и теплом прильнувшего тела. Пыльный завиток щекотно свесился ей на лицо, и она забавно морщила нос, пока Хантер не убрал помеху за ухо.

– Как тебя зовут, малышка? – прошептал он, поддавшись искушению.

– Сэйбл, – тоненько ответила она, словно и впрямь вернулась в своих снах в далекое детство.

Сэйбл. Соболь. Хантер поверил не колеблясь. Такая женщина вполне могла носить это имя, роскошное, как русский мех.

Отпустив поводья, он не мешал лошади выбирать дорогу. Он думал о русских соболях. Это была неплохая тема для размышлений, которые могли бы отвлечь Хантера от мыслей о неописуемо грязной, измученной, желанной женщине, крепко уснувшей в его объятиях.

В результате он так отвлекся, что не сразу сообразил одну странную вещь: за все немалое время, прошедшее с момента освобождения, Сэйбл так и не спросила, где же ее ребенок.

«Из нас двоих, милая, у тебя куда больше секретов».

– Хотите поговорить? Рассказать, как оказались в плену? – спросил Хантер, когда Ной догнал его и пристроился рядом (надо отдать лейтенанту должное: он держался молодцом, несмотря на многочисленные раны, и непрестанно озирался, как бы опасаясь засады).

– Рассказывать особенно нечего, – пожал плечами Ной и заслонил рукой глаза, оценивая высоту солнца. – Мы патрулировали окрестности – и вдруг краснокожие кинулись со всех сторон. Их было человек тридцать пять, по самым скромным подсчетам. Все было кончено за четверть часа. Один только Гейтс, мой сержант… бывший сержант… убил пятерых, но перевес был слишком велик.

Хантер кивнул, отметив горечь, даже боль в голосе лейтенанта.

– Потом эти дьяволы исчезли, даже не сняв скальпов, но вскоре появились пауни. Они доделали начатое.

– Как же случилось, что вы остались в живых?

– Намекаете, что я струсил? – Ной выпрямился с оскорбленным видом.

– Ничего подобного. Выживший всегда винит себя за то, что предал товарищей. Мне это знакомо.

– В форте Керни много говорили о том, что с вами случилось, – осторожно заметил лейтенант и тактично отвернулся, как бы осматриваясь.

Капитан Мак-Кракен был живой легендой, примером для подражания, каждый молодой офицер мечтал приблизиться к этому образчику мужества. Однако его история была овеяна темной тайной, и Ной предпочел перевести разговор.

– Один из пауни ударил меня томагавком. – Он указал на яйцевидную отметину точно посередине лба. – Очнулся я, уже болтаясь поперек лошади, со связанными руками и ногами. Сначала я сопротивлялся, боролся, но это их только раззадоривало. Только когда меня замучили до полусмерти и собирались кастрировать, я сообразил, что самое время притихнуть. Поймите, мне не хотелось умирать вот так, постыдным образом, не на поле битвы. Кончилось тем, что я им наскучил.

– Это и понятно, – кивнул Хантер. – Даже собаку не бьют, если она не огрызается в ответ.

– Именно так, сэр.

– Вы сказали, что патрулировали окрестности. Зачем?

– Боюсь, это секретная информация, сэр.

Хантер тотчас отступился. Пожалуй, никто не имел дело с секретными сведениями так часто, как он. Он посмотрел на спящую Сэйбл и вновь поправил упавший локон. Сэйбл. Интересно, сколько потребуется времени, чтобы привыкнуть к ее настоящему имени?

– Это ваша жена, сэр?

– Нет! – отчеканил Хантер, и Ной прикусил язык, сообразив, что опять сунул нос, куда не следовало.

– Очень храбрая леди.

– Угу.

Ной усмехнулся, невзирая на боль в разбитых губах. Когда дело доходило до этой женщины, его нос выглядел длинным, как у Пиноккио. Он решил выбрать нейтральную тему для разговора.

– Едете на запад?

– На север.

– После всего, что случилось? – изумился Ной.

– У меня есть работа, которая должна быть выполнена, невзирая на обстоятельства. Точно так же и вам придется подать рапорт, какой бы неприятной ни была эта обязанность.

– Рапорт! – повторил лейтенант и добавил после долгого молчания:

– У меня есть обязанность потруднее: написать семьям погибших, описать весь этот ужас!

– Не вижу необходимости.

– То есть как? – вырвалось у Ноя, и на его израненное лицо наползла тень едкой иронии.

– А так, что ваших людей не вернуть, они мертвы, – объяснил Хантер устало. – Если вы опишете все жуткие подробности их смерти, вы не воскресите их, не так ли? Зато их семьи годами будут мучиться сознанием того, что сыновья или мужья сначала были изрезаны, изломаны и замучены, а потом их скальпы украсили пояс какого-нибудь дикаря. Поставьте ваше начальство в известность об этом, и пусть оно разошлет обычные «похоронки».

Вот точка зрения человека опытного, признал Ной и погрузился в невеселые мысли.

Неожиданно Хантер остро ощутил на себе испытующий взгляд. Он обернулся к Сэйбл. Так и есть, она смотрела на него.

Нацепив на лицо непроницаемую маску, он сделал вид, что занят только окрестностями. Однако его тактика не сработала. Руки обвились вокруг талии. Сэйбл прижалась даже теснее, чем прежде, и постепенно он оттаял, сам того не желая.

Он носит внутри какую-то застарелую боль, думала она, снова засыпая, и тревожные глаза Хантера не раз являлись ей во сне.

Глава 15

Она просыпалась медленно. Побаливала голова, все тело затекло, но она чувствовала себя отдохнувшей, чего не случалось вот уже долгое время. Открыв глаза, она глянула в улыбающееся лицо Хантера.

– Доброе утро, Фиалковые Глаза, – промурлыкал он невыразимо нежным голосом, но Сэйбл и не подумала строить из себя оскорбленную добродетель. Наоборот, она сладко зажмурилась, тем самым спровоцировав его на дальнейшие вольности. – Из меня могла бы выйти отличная постель, правда?

Это уж слишком! Она выпрямилась и уперлась ладонями в широченную грудь, заставив Хантера невольно поморщиться от боли. Тем не менее у него вырвался смешок, волнующе отдавшийся во всем ее теле.

– Пожалуйста, извините! – заторопилась Сэйбл, стараясь перевести разговор в менее опасное русло. – Все дело в том, что я очень устала и продрогла, а вы такой теплый…

– Я просто дурачусь, – прошептал Хантер ей в самое ухо, заставив его загореться.

– Нет-нет, я не должна была… вы ранены…

– Бывало и похуже.

– Знаю, – вырвалось у Сэйбл, когда она вспомнила длинный шрам на спине, обнаруженный во время их первого поцелуя.

– Ты ничего не знаешь, – возразил Хантер отчужденно и рассеянно, хотя только что выглядел так, словно готов был поцеловать ее.

Его тайная рана все еще болит, подумала Сэйбл, ругая себя за бесчувственность, за то, что коснулась этой боли неосторожным словом. Она была уверена, что никогда не узнает, кто нанес ему эту невидимую рану, но довольно было и того, что боль существовала. Он был уязвим, этот человек, казавшийся высеченным из камня, а значит, тем более опасен. Потому что дикие земли многократно усиливают эмоции и чувства.

Сэйбл огляделась. Они вернулись на широкую тропу, вдоль которой валялись брошенная мебель, уже изрядно потрепанная непогодой, плетенки с разбитой фаянсовой посудой, трупы павших быков. Обломки прежних жизней, отброшенные за ненадобностью в погоне за жизнью новой.

Время уже перевалило за полдень, когда было найдено место для лагеря, равно одобренное и Хантером, и Ноем. Уже усвоив, что ее проводник знает в окрестностях тропы каждую речушку, ручей и ручеек, Сэйбл благодарила судьбу за его опыт. Так же, как и лейтенант, Хантер выглядел смертельно усталым и явно страдал от ран. Это означало, что им обоим необходим продолжительный отдых, хотя ни один не желал в этом сознаться. Ей пришлось притвориться совершенно обессиленной, и это решило дело.

Спешившись, Сэйбл повернулась к Хантеру. Ее поразили бескровная белизна его лица и стиснутые изо всех сил челюсти. Очевидно, он испытывал сильную боль. Она не подозревала о том, что он попросту боится свалиться, если отпустит седло, – до того все вокруг кружилось и расплывалось.

– Вам нужно немного посидеть, – сказала она, трогая его за рукав.

– Пройдет! – прохрипел он, пытаясь выпрямиться. Ох уж эта мужская гордость, поморщилась Сэйбл.

– Мистер Мак-Кракен, меня мало интересует, пройдет или не пройдет. Хочу предостеречь: свалившись, вы можете расшибить голову еще сильнее, а это только осложнит ситуацию. Сейчас же обопритесь на меня!

Она заставила его подчиниться, буквально ввинтившись плечом ему под мышку. Они двинулись под сень деревьев. Сэйбл шагала с уморительно сосредоточенным видом, уверенная, что и впрямь помогает Хантеру. Тот не мог не улыбнуться, от чего рана на щеке приоткрылась.

– Что это ты раскомандовалась, женщина? Забыла, как опасно дразнить раненого медведя?

– Ласковая рука усмиряет любого зверя, мистер Мак-Кракен.

Сэйбл усмотрела добрый знак в том, что он снова взялся ее поддразнивать. Благодарно сжав ее плечо, он позволил усадить себя спиной к стволу дерева и стянуть с головы шляпу. Присев на корточки и встревоженно хмурясь, она размотала насквозь пропитанный кровью «бинт». Чтобы лучше разглядеть рану, ей пришлось сдвинуть в сторону прядь черных волос, заскорузлую от запекшейся крови.

– Голова кружится?

– Иногда.

– Боль пульсирующая или ноющая?

– Я даже и не знаю, – проникновенно ответил Хантер. – Такое пульсирующее ощущение… в самых неожиданных местах. В основном ниже пояса. Не хотите ли проверить, сестра милосердия?

– Ах, вот как!

Сэйбл вскочила, швырнула шляпу на колени Хантеру и направилась к лейтенанту. Но она улыбалась. Если этот несчастный мог даже думать на эту тему, он уже был в превосходном состоянии, а уж если у него еще и поворачивался язык!..

Ной расседлывал лошадь.

– Лейтенант! – Он повернулся, едва устояв на ногах, но, когда Сэйбл бросилась на помощь, резко выпрямился. – Если вы не против, я осмотрю ваши раны.

– Думаю, они не опасны, – смутился Ной, крутя пуговицу рубашки.

– Предоставьте мне судить об этом, – заявила она тоном, не терпящим возражений. – Садитесь рядом с мистером Мак-Кракеном.

– Так точно, мадам! – отчеканил лейтенант, отдавая честь.

Сэйбл понимала, что инфекция быстро проникает в раны, если их не обработать вовремя. Что касается Хантера, она собиралась поставить ультиматум: никакого лечения, пока на его лице красуется борода.

Но прежде всего нужно было покончить с обычной походной рутиной. Кто знал, сколько времени могло потребоваться на обработку ран? Сэйбл решила оставить это занятие напоследок, а для начала проверила наличие съестных припасов. Их оставалось совсем немного, но об охоте пока не могло быть и речи. Собрав достаточно дров, она благосклонно выслушала советы мужчин по поводу выбора места кострища и тому подобного, но, как только огонь разгорелся, перестала обращать внимание на их комментарии.

Хантер одобрительно следил за всей этой деятельностью. Сэйбл очень кстати вдруг проявила многочисленные таланты, потому что от него сейчас не было никакого толку. Он и стоять-то не мог, не то что хлопотать по хозяйству. Однако чем дальше, тем удивительнее было видеть это хрупкое создание за решением самых разнообразных задач. Вот она расседлала его лошадь, едва не опрокинувшись в костер под тяжестью седла. Хантер и Ной разом нырнули вперед, но не успели еще встать, как Сэйбл выпрямилась и бросила тяжеленное седло на землю, подняв клубы пыли. Расседлав лошадь лейтенанта, она насухо вытерла каждое животное и стреножила их, оставив щипать скудную траву на краю поляны. Интересно, что все это получилось у нее довольно ловко и быстро. Невероятно!

Прошло совсем немного времени – и вот уже мужчины сидели у огня, опираясь на подставленные под спины седла. Несмотря на то, что хлеб заплесневел, оба позволили себя уговорить и съели по куску с сушеным мясом. Тем временем Сэйбл точила нож о широкий кожаный ремень. Все необходимое для врачевания – жестянка с водой, бутылка виски, самодельные бинты – было разложено у ее ног.

– С кого начнем? – спросила она, пробуя остроту ножа кончиком пальца.

– С него, – разом ответили оба, указав друг на друга. Окинув каждого оценивающим взглядом, Сэйбл решила, что Ной находится в более плачевном состоянии.

– Снимите рубашку, лейтенант, – попросила она, против воли краснея: в этих словах было что-то не совсем приличное.

– Вы можете называть меня просто Ной, мадам, – сказал тот с улыбкой.

– Это невозможно, сэр, – ответила Сэйбл непререкаемым тоном. – Правила хорошего тона не одобряют подобной фамильярности.

Она отвернулась. Ной обратил к Хантеру вопросительный взгляд, тот в ответ пожал плечами (весь его правый бок откликнулся на это движение острой болью).

– Мистер Мак-Кракен, ради Бога! – воскликнула Сэйбл, услышав едва слышный возглас боли. – Неужели вы не можете посидеть неподвижно хоть пять минут?

Пропыленные пряди сосульками свисали вокруг ее лица, синяки и царапины покрывали каждый дюйм кожи, одежда являла жалкий вид. Хантер заметил неряшливые мазки на ее шее и предположил, что она пыталась подкрасить ее красной охрой. После мытья руки выглядели более белыми, чем когда-либо (возможно, потому, что он никогда не разглядывал их при свете дня). Не было никаких сомнений, что перед ним белая женщина, получившая подобающее воспитание. В этот образ все ее слова и поступки вписывались идеально.

Он смотрел так пристально, что Сэйбл ощутила сильнейшую неловкость. Она приписала этот взгляд болезненному состоянию Хантера, и на лице ее отразилась тревога.

– Вы уверены, что сможете продержаться еще четверть часа?

– Ну конечно.

«Это взгляд женщины, которой ты небезразличен… Мечтатель! Точно так же она смотрит и на лейтенанта. Просто она милосердна по натуре, как уже говорил однажды Кристофер».

Сэйбл отвернулась, тем самым подтвердив правоту рассуждений Хантера, и мягко обратилась к лейтенанту:

– Будет больно, но тут уж ничего не поделаешь.

– Можно узнать, что вы собираетесь делать? – встревожился Ной, с подозрением глядя на нож в ее руке.

– Ваши порезы… они не так глубоки, чтобы можно было наложить швы, но в обработке они все же нуждаются. Мне придется их прижечь, чтобы не произошло заражения.

– Поступайте, как считаете нужным, – вздохнул Ной, опуская на свою израненную грудь взгляд, заранее преисполненный жалости.

Пока лезвие ножа раскалялось на углях, Сэйбл промыла наименее значительные порезы на лбу, запястьях и руках лейтенанта. Оставалось не менее дюжины ожогов и несколько перекрестных резаных ран на груди. До сих пор ей не приходилось иметь дело с ожогами, но здравый смысл подсказывал правильные действия, а серьезность ситуации придавала сил.

Лейтенант выносил боль молча, лишь время от времени издавая невнятное шипение сквозь стиснутые зубы. Работа была медленной, кропотливой. Следовало не только промыть места ожогов от золы и грязи, но и вскрыть каждый волдырь. Несмотря на то, что прикосновения Сэйбл были на удивление осторожными, израненное тело напоминало комок оголенных нервов. Всей силы воли молодого офицера едва хватило, чтобы удержаться от крика, когда на первую из ран полилось огненное виски. Капли алкоголя, красные от крови, закапали на землю. Губы лейтенанта даже не побелели – они стали пепельно-серыми. Однако он так и не издал ни звука до самого конца экзекуции.

Когда Сэйбл подняла нож, раскаленное лезвие отсвечивало красным.

– Гот-товы? – спросила она, нахмурившись, когда голос сорвался.

– Может, лучше мне сделать это? – предложил Хантер.

Она яростно помотала головой. Ной встретился с ее взглядом, отчаянно решительным, и поспешил отвернуться, выразив таким образом свою готовность к очередному испытанию. Его обнаженный торс мелко подрагивал. Боясь, что это зрелище разметает остатки ее мужества, Сэйбл нацелилась на ближайшую рану и прижала к ней горячее лезвие ножа. Раздалось отвратительное шипение, запахло паленой кожей. В следующее мгновение лейтенант отпрянул, глухо застонав. Не замечая слез, часто капающих на подогнутые колени, Сэйбл снова нацелилась ножом. Она чувствовала себя палачом! Этот человек успел столько вынести, а теперь приходилось причинять ему новую боль!

Не дожидаясь просьбы, Хантер молча передавал ей все необходимое для процедуры. Трудно сказать, кто из троих испытал большее облегчение, когда ужасный процесс был наконец закончен.

Ной сделал судорожный выдох, только в этот момент сообразив, что задержал дыхание почти в самом начале, боясь не совладать с собой и закричать от боли. Он был мертвенно-бледен, несмотря на загар, и весь покрыт густой испариной, невзирая на по-зимнему холодный день. Хантер молча протянул ему бутылку. Лейтенант приложился к горлышку и сделал несколько жадных глотков, пока Сэйбл бинтовала его грудь и помогала надеть относительно свежую рубашку. Заметив, как сильно уменьшился уровень жидкости в бутылке, она укоризненно покачала головой, но закупорила и убрала ее, не сказав ни слова. Когда последняя пуговица на рубашке Ноя была застегнута, он просто свалился на спину и отключился.

– Господи! – ахнула Сэйбл, не зная, что делать в подобном случае.

– Ничего, пусть себе лежит, просто накрой его одеялом. Парню пришлось нелегко, и отдых будет кстати.

– Но что, если у него начнется жар? – Сэйбл прикусила нижнюю губу, как делала иногда в моменты тревожного раздумья. – Что, если его будет мучить боль? Может быть, сделать отвар из трав? Вот только я не знаю, какие подойдут.

– Пока ему будет достаточно выпитого виски, – усмехнулся Хантер, – а позже я поищу «соломонову печать» или «собачий язык».

– Нет, не поищете! Вы расскажете мне, как выглядит то и другое. После того как я с вами разберусь, мистер Мак-Кракен, вам будет не до сбора трав.

– Звучит жутковато.

– Так и было задумано, – отрезала Сэйбл. – Пожалуйста, снимите рубашку.

– Только рубашку? Ничего больше?

– Прошу вас воздержаться от непристойных замечаний, мистер Мак-Кракен, – строго сказала Сэйбл, стараясь не выдать смущения. – Меня интересуют ваши ребра, ничего больше. Они могут быть сломаны.

С этими словами она принялась рыться в его седельном мешке. Озадаченный, Хантер следил за этими манипуляциями.

– Со мной все в порядке. Вот разве щека… – Он коснулся раны кончиками пальцев, заставив отвалиться корку свернувшейся крови.

Рана тотчас начала слабо кровоточить. Сэйбл между тем достала что-то из мешка и положила перед Хантером. Увиденное было столь неожиданным, что он не сразу узнал в этом предмете свои бритвенные принадлежности.

– Что у тебя на уме, Фиалковые Глаза? – спросил он с деланным безразличием, отбрасывая рубашку и вновь осторожно откидываясь на седло.

– Устранить источник инфекции, – сладким голосом ответила та. – В этой бороде полно грязи, пыли и крови. Кто знает, возможно, водится и живность. Одним словом, борода – это источник заразы!

Сэйбл говорила тем более мстительным голосом, что взгляд ее сам собой притягивался к голой загорелой груди, так похожей на грудь античной статуи.

– Я выживу и без бритья, – проворчал Хантер с мрачным видом.

– Уж не боитесь ли вы, что я перережу вам горло? – лукаво спросила она, поворачивая наточенное лезвие так, что оно ослепительно блеснуло на солнце.

– Не без того, не без того! – хмыкнул он, вспоминая резкости, которые успел наговорить ей с начала путешествия.

– Волноваться не о чем, я опытный брадобрей, – похвасталась она, энергично помешивая помазком в жестянке. – Мне не раз приходилось брить отца.

– Можно узнать, кто твой отец, Сэйбл?

Рука с кисточкой замерла. Взгляд Сэйбл испуганно заметался, губы задрожали.

– Откуда вы узнали мое имя?

– Я выбрал момент, когда ты засыпала, задал вопрос и получил ответ. – Заметив, что лицо ее болезненно побледнело, Хантер почувствовал себя негодяем. – Не бойся, других вопросов я не задавал.

Она что-то пискнула – звук, очень похожий на крик белки, попавшей в силок. Он заметил, как сильно дрожат пальцы, обмакивающие в теплую воду чистую тряпицу.

– Имя показалось мне довольно необычным для индианки.

– А вы, я вижу, знакомы с большим числом индианок, – огрызнулась Сэйбл, постепенно справляясь с потрясением.

– Это уж точно, знаком, – солгал он.

До сих пор Сэйбл не приходилось испытывать полноценной ревности, и она не была готова к этому чувству, оказавшемуся сродни бешеной ненависти. Поддавшись порыву, она выхватила тряпку из воды и с силой шлепнула ее на лицо Хантеру.

– Близко знаком, – невнятно раздалось из-под тряпки.

«Отвратительный тип!»

В отместку она намочила и шлепнула тряпку еще пару раз так, что только брызги летели. Если Хантер и хотел добавить еще что-нибудь, у него не оказалось возможности. Намыливая бородатую челюсть, Сэйбл так возила помазком, что из него полезли волоски.

– Может, лучше я сам? – предложил Хантер с видом беззащитной, полузамученной жертвы.

– Мистер Мак-Кракен, – вдруг начала она робко, – я… э-э… я прошу вас не обращаться ко мне по имени в присутствии лейтенанта Кирквуда.

– Какого черта?

Хантер был серьезно озадачен. Почему кавалерист, случайно встретившийся им на индейской территории, не имел права знать, как ее зовут? Имя и вправду было редким, но не настолько, чтобы раздувать из этого проблему. Впрочем, оно могло натолкнуть лейтенанта на разного рода предположения. Но на какие именно?

А Сэйбл думала о том, как близко они находятся от форта Макферсон и от железной дороги «Юнион Пасифик». Малейший намек со стороны лейтенанта – и ее местонахождение будет раскрыто (если даже отбросить предположение, что отряд Ноя как раз и был послан в погоню за ней и Маленьким Ястребом).