Текст книги "Беги, хватай, целуй"

Без пяти двенадцать все спустились в цокольный этаж и столпились у телевизора, чтобы послушать «обратный отсчет» Дика Кларка.[97]97
  Ведущий нескольких популярных телепрограмм.


[Закрыть] Наблюдая за тем, как яблоко медленно скользит вниз по шесту, я изо всех сил уговаривала себя считать Новый год всего лишь инсценировкой телеканала «Холлмарк» и ничем иным. Когда часы пробили полночь, все пары стали обниматься и танцевать, а я продолжала глазеть в телевизор. И тут услыхала слова Адама:

– С Новым годом, Ариэль!

Он наклонился и легко прикоснулся губами к моей щеке.

Едва его губы коснулись ямочки, я ощутила, как заливаюсь краской от шеи до самого лба. Я поскорей опустила голову, чтобы он этого не заметил. Мне было стыдно, что один маленький поцелуй в щеку заставил меня сильно покраснеть. Но потом меня осенило, что если парень заставил меня залиться краской, едва прикоснувшись губами к моей щеке, то это, возможно, очень здорово.

В полвторого Адам повез меня в Кэррол Гарденс. За несколько кварталов до моего дома я сказала:

– Не хочешь зайти на чашку чая?

Он припарковал машину на углу Клинтон-стрит и Третьей улицы и, пока мы шли к моему дому, обнял меня. Повсюду лежал снег, и каждый двор в нашем квартале был украшен светящимися пластмассовыми фигурками оленей, Санта-Клаусами и гирляндами огней. В одном дворике были даже музыкальные сани, играющие рождественские мелодии. И хотя я недолюбливаю Рождество и люблю Новый год, но той ночью округа показалась мне похожей на страну чудес – сверкающая, волшебная и живая.

Когда мы поднялись в квартиру, я поставила чайник на плиту, а Адам сел на диван.

– Тебе нравится Боб Дилан? – спросила я.

– Ничего, но я никогда не был его поклонником. Большая часть из того, что я слышал, относится к последним годам, когда с трудом понимаешь, что он поет.

– Ну, тогда жди угощения.

Я поставила «Другую сторону» Боба Дилана и села с ним рядышком. Зазвучала песня «Все, чего мне хочется». Когда Боб произнес: «Все, чего мне хочется, детка, это быть твоим другом», я выжидательно посмотрела на Адама, но тут закипел чайник и мне пришлось встать. Налив две чашки миндального чая, я принесла их в комнату. Мы сидели рядом, прихлебывая чай, Боб подвывал, а с улицы доносился шум праздника.

Но вот уже Боб пропел «Блюзы черной вороны» и «Происшествие в испанском Гарлеме», а мы с Адамом все еще болтали, а не целовались. И я начала бояться, что ему до меня нет дела. Ну и что, что он сводил меня в кафе, а потом пригласил встретить с ним Новый год и зашел ко мне домой. Может, Адам не поцеловал меня в машине в тот вечер просто потому, что не хотел. Может, я ему нравилась только как друг.

Но тут Адам накрыл мою ладонь своей – молча, без особых ухищрений. Он просто опустил свою правую ладонь на мою левую, сплел свои пальцы с моими и взглянул на меня. Я все так же смотрела вперед, будто меня заворожила фишка на проигрывателе дисков. Адам долго гладил мои пальцы, а потом рука его скользнула к моему запястью, поднялась до шеи и лица. Он погладил большим пальцем мою щеку, а потом – над ухом. Я повернулась к нему, и он стал целовать меня с такой нежностью, что, клянусь, почувствовала, как его душа проникает в мое тело.

Я прикоснулась губами к его шее, о чем мечтала еще с первой нашей встречи. Она благоухала такой чистотой и свежестью, что мне захотелось подольше от нее не отрываться. Адам положил ладонь мне на грудь, и мы опустились на диван, продолжая обниматься. Мы уже сильно разогрелись, когда матрац соскользнул с рамы на пол. Я повела гостя к кровати, по пути выключив свет и включив потолочную подсветку. Забравшись под одеяло, мы терлись друг о друга, бормотали и стонали, пока небо не посветлело. К тому времени, как мы поцеловались, пожелав друг другу спокойной ночи, было полпятого утра. Я повернулась к Адаму спиной, он обнял меня, и я мгновенно уснула счастливым сном.

Когда я проснулась, он, не отрываясь, смотрел на меня.

– Не могу дождаться нашей новой встречи, – сказал он.

– Ты хочешь увидеть меня снова?

– Конечно, хочу. А ты?

– Да! Я просто сомневалась, будешь ли ты…

– Ну так не сомневайся.

И вдруг на меня нахлынули воспоминания о том, как я месяцами ссорилась с Джейком, закрывала двери за парнями, которые – я это знала – больше не вернутся, занималась этим ужасным сексом второпях, и я разревелась, сама того не заметив.

– Извини, – сказала я, вытирая лицо.

– Что случилось? – спросил Адам.

– Не хочу, чтобы ты считал меня… ненадежной.

– А я и не считаю. Для меня эта ночь тоже была волнующей.

– Правда?

– Угу. – Адам на минуту прижал меня к себе, и я продолжала плакать, уткнувшись ему в грудь. – Почему бы тебе не поспать еще немного? – сказал он. – Я пойду куплю нам кофе.

Надев халат, я проводила его вниз и заперла за ним дверь. Прошло полчаса, а он все не возвращался. Я начала беспокоиться, что Адам вообще не вернется. Точно так, как другие. Сбежал от меня, даже из вежливости не попрощавшись.

Наконец зазвонил звонок, и я помчалась вниз открывать дверь.

– Почему так долго? – спросила я, пока мы шли наверх.

– Как-то неудобно говорить.

– В чем дело?

– По правде сказать, мне надо было… гм. Трудно объяснить.

– Да что случилось?

Мы сели за обеденный стол.

– Мне надо было воспользоваться туалетом. Знаю, это может показаться странным, но мне было как-то не по себе, понимаешь – ведь санузел граничит с твоей спальней. Стенка такая тонкая. Все слышно. Сначала я не хотел тебе об этом говорить, но потом решил сказать прямо – лучше уж честно признаться в своем «пунктике», чем лгать. Ты считаешь меня странным?

– Вовсе нет, – ответила я, улыбаясь самой своей ободряющей улыбкой. Но Адам действительно показался мне странным. В какой-то степени. Счастливая от того, что он вернулся, я все же не была подготовлена к столь скорой встрече с комплексом, в особенности с неврозом, имеющим под собой довольно серьезную фрейдистскую подоплеку. Но, в конце концов, это только второе свидание. Понятно было, что Адам пока не чувствует себя со мной достаточно комфортно. Я постаралась в этом разобраться. – Я знаю, почему тебе было неловко, – сказала я. – Все для тебя здесь внове. Чтобы привыкнуть к человеку, необходимо время. Надеюсь, что когда-нибудь наша близость станет такой по-настоящему глубокой, что мы не будем стесняться пукать в присутствии друг друга.

Он засмеялся и сказал:

– Я тоже на это надеюсь.

Я вынула из сумки кофе и рогалики, и мы принялись за еду. Еще не доев рогалик, я воспылала к Адаму таким желанием, что забралась к нему на колени. Мы стали целоваться гораздо более страстно, чем предыдущей ночью. Он поднялся и, подведя меня к стене, прижался ко мне. Я закрыла глаза, откинула голову назад и вдруг поняла, что парю над полом. Страсть заставила меня подняться в воздух. Божественное чудо, не иначе. Но потом я посмотрела вниз и увидела, что Адам рукой поднял меня за промежность. Так что божественного чуда не произошло, хотя все равно здорово. Адам заставил меня воспарить – в буквальном и фигуральном смысле, а когда мужчина имеет над тобой такую власть, понимаешь, что с ним надо считаться.

Я снова закрыла глаза, а он продолжал раскачиваться и целовать меня, пока по его телу не прошла дрожь и он не издал вздох. Потом Адам опустил меня на пол.

– Тебе нужно полотенце или что-нибудь в этом роде? – спросила я.

– Все в порядке. Пусть высохнет.

– Не могу поверить, что ты взял и поднял меня вот так! Не знала, что у романистов такие сильные руки.

– До того, как стать писателем, я был фехтовальщиком.

Я была сражена наповал.

После завтрака Адам отвез меня на станцию метро «Эф», потому что я договорилась встретиться с Сарой в кафе. Когда мы добрались до станции, я попрощалась с Адамом, наклонилась, чтобы его поцеловать, и попыталась выйти из машины. Но каждый раз, как я бралась за ручку двери, он притягивал меня к себе и целовал снова. В конце концов, я вырвалась от него и вышла из машины. Начав спускаться по лестнице в метро, я услышала:

– Шейн! Вернись!

– Кто? – переспросила я, оборачиваясь.

– Ты не видела «Шейн»?

– Нет.

– Это величайший вестерн всех времен. В этом фильме есть один маленький мальчик, который боготворит Шейн, и вот когда та отъезжает от него на лошади, мальчик говорит «Шейн! Вернись!» тонким таким, жалобным голоском. Я чувствую себя этим мальчиком.

Я улыбнулась и вошла внутрь. А Адам все повторял мне вслед: «Шейн! Вернись!» – пока я не спустилась на платформу, где уже его не слышала.

8

В воскресенье я написала колонку о новогоднем свидании. Я окрестила Адама «Любовник-новеллист». Едва усевшись за компьютер, я быстро сочинила рассказ и, увидев его на экране, поняла, что он безупречен. Закончив работу, я собралась с духом и позвонила Адаму.

– Ты написала обо мне хорошо? – спросил он.

– Разумеется.

– А нет там чего-нибудь, что могло бы меня огорчить?

– Нет. Там все в порядке.

– Ну, тогда ладно.

– Так ты действительно не возражаешь?

– Нет. Мне это даже льстит.

Отослав рассказ по электронной почте, я отправилась на свидание с Адамом в мексиканский ресторан в Уильямсберге. За десертом он подал мне экземпляр своего первого романа «Под пологом».

– Не пугайся, – сказал он.

Я не совсем поняла, что Адам имеет в виду, но когда пришла вечером домой и открыла книгу, все стало предельно ясным.

Я прочитала роман за один присест в ванной. Книга оказалась странной – во многих отношениях. Это была хроника длинной череды сексуальных отношений, более гротескных и извращенных, чем мои собственные: частые контакты с проститутками, мужчинами и транссексуалами, причем все это без презервативов. По сравнению с историями Адама мои выглядели невинной чепухой. Трудно было понять, чему из этого можно верить.

Утром он позвонил мне на работу.

– Что ты об этом думаешь?

– Написано… прекрасно.

– И?

– И что?

– Тебя это испугало, верно?

– Да.

– Прочтя эту книгу, девушки отказываются со мной встречаться.

– Насколько она правдива?

– Не хочу говорить.

– Ты действительно занимался сексом с проститутками, мужчинами и транссексуалами?

– Большая часть книги основана на событиях реальной жизни.

Я вдруг поняла, что почувствовал Джейк, прочитав «Порнуху».

– Ты про…

– Угу. Но последний анализ делали несколько лет тому назад, и хотя у меня были только один или два случая, которые могли бы… я подумывал, что надо бы сходить еще раз. Чтобы быть уверенным. А у тебя как?

– То же самое.

– Тогда, пожалуй, надо нам провериться. Прежде чем мы… вернее, если мы. Ну, ты понимаешь.

До вечера меня не покидало гнетущее чувство. Не хотелось испытывать на себе агонию ожидания, чтобы узнать, умру ли я. Казалось, это Бог собирается жестоко подшутить, наслав на меня болезнь именно в тот момент, когда я встретила человека, который мне очень нравится. Это стало бы заслуженным наказанием за мою глупость и испорченность. Но как бы напугана я ни была, я знала, что придется через это пройти. Поэтому я позвонила своему гинекологу и записалась на прием в тот же день после работы.

Пока врач втыкала иголку мне в вену, чтобы взять кровь на анализ, я отвернулась в сторону и молила Бога, чтобы все кончилось хорошо. «Обещаю, что никогда больше не буду ввязываться в сомнительные истории, – думала я, – только пощади меня в этот раз». Я пыталась представить себе, что все те парни, с которыми у меня был полубезопасный секс – краснощекие, упитанные и совершенно здоровые, – взявшись за руки, весело скачут по изумрудно-зеленым полям. Но потом мальчики вдруг пришли в такое возбуждение, что начали обниматься. Скоро их обжиманцы сделались совершенно безумными: все они свалились в кучу и предались разнузданной анальной феерии с незащищенным сексом, плавно перешедшей в коллективную героиновую вечеринку с общими грязными иглами.

Врач придавила место укола кусочком марли и согнула мою руку, чтобы остановить кровь.

– Ответ будет через два дня, – сказала она. – Позвони мне в четверг. – Положив пузырек в маленький пластиковый мешок, она добавила: – Лаборатория сразу за углом. Не отнесешь ли свою кровь сама? Так будет быстрее.

Я взяла мешок и пошла в лабораторию, где вручила свою судьбу лаборантке. Она что-то записала в формуляр, а потом сказала, что я могу идти. Пока я шла к двери, она крикнула:

– Желаю удачи!

В день выхода «Любовника-новеллиста» врач оставила на моем автоответчике следующее сообщение: «Рада сообщить, что все в порядке». У меня было такое чувство, словно я выдавила из себя пять тысяч фунтов дерьма.

Я сразу же позвонила Адаму домой.

– Мне сказали, что результат отрицательный!

– Я знал, что так и будет, – сказал он. – Я тоже проверился. Вчера. Все в порядке.

– Почему же не сообщил мне?

– Хотел подождать твоих результатов. Молодец, что проверилась.

– Ты тоже молодец.

– Что будем делать сегодня вечером?

– Праздновать.

В десять вечера, после окончания занятий (дважды в неделю он преподавал литературу в колледже), Адам приехал ко мне. Забравшись в постель, мы принялись возиться, и я так завелась, что скоро нырнула вниз. Я уже брала в рот раньше – на несколько секунд, – но на этот раз хотела идти до конца. Оказавшись с глазу на глаз с головкой пениса Адама, я вспомнила эпизод из его книги, где главному герою делает минет проститутка из Нижнего Ист-Сайда. На мгновение я отшатнулась и сделала глубокий вдох. Адам здоров, и это главное. Я медленно и осторожно придвинулась ближе, провела пальцем по линии, где была когда-то крайняя плоть, и сказала себе: «Я обязательно полюблю этот пенис. Стану его подружкой. Создам систему хренопочитания».

Потом открыла рот и произнесла:

– А-а.

Пока я этим занималась, Адам гладил меня по волосам. Обычно, если парень гладит меня по голове, когда я делаю ему минет, мне хочется остановиться, потому что это кажется неискренним. Я знаю, что партнер в этот момент не испытывает нежности, и злюсь от его притворства. Но в манере Адама было нечто, заставившее меня почувствовать его искреннюю благодарность, и от этого мне стало еще лучше. Весь акт длился недолго – может, минут двенадцать или около того. Его сперма была на вкус лучше любой другой, которую мне довелось попробовать раньше. Возможно, близкое знакомство с вегетарианцем имеет свои преимущества.

Я улеглась рядом с Адамом, положив голову ему на плечо.

– Тебе понравилось? – спросил он.

– Да, – ответила я совершенно искренне.

Мы заснули в объятиях друг друга, а на следующее утро взяли барьер, по сравнению с которым все анализы на СПИД выглядели сущим пустяком.

БЕГИ, ХВАТАЙ, ЦЕЛУЙ

Правдивая исповедь одинокой девушки

Ариэль Стейнер

ВОНЬ ОТ ЖЕНЩИНЫ

Наутро после нашего первого свидания любовник-новеллист ушел из моей квартиры, чтобы справить большую нужду в ближайшем ресторане, поскольку очень стеснялся делать это у меня дома. Я просила его не смущаться из-за естественных отправлений, и он сказал, что постарается. За последние несколько недель мой любовник поборол свою застенчивость.

Теперь он может делать это в моем туалете, а я в это время ставлю музыку. Я кладу на унитаз коробок спичек, чтобы он мог с их помощью уничтожить запах по окончании процесса.

Но в последнее время у меня самой появились некоторые проблемы. Когда любовник-новеллист остается у меня ночевать, мы отправляемся утром завтракать в кафе по соседству. Я заказываю овсянку с молоком, а он – рогалик с маслом. Потом он отвозит меня к станции метро, и я отправляюсь на работу. На днях по пути к метро я вдруг почувствовала, как утреннее молоко начало урчать у меня в животе. Я морщилась, гримасничала и сучила ногами, но все бесполезно. В конце концов, я бесшумно выпустила газы прямо в машине и сделала это от души, не сдерживаясь.

Я пришла в ужас от того, что новый любовник почует запах, поэтому поскорей, не привлекая к себе внимания, нажала кнопку стеклоподъемника. Стекло опустилось, а я стала со скучающим видом смотреть на улицу. Через несколько секунд любовник-новеллист потянулся к своей кнопке стеклоподъемника и открыл все окна в машине. Потом он воткнул прикуриватель в приборный щиток, дождался, пока тот нагреется, и помахал им около моего зада, как волшебной палочкой.

– Что ты делаешь? – спросила я.

– У меня нет спичек, вот я и пользуюсь прикуривателем.

– Но у прикуривателя нет пламени. Принцип не срабатывает!

– Создалась экстремальная ситуация. Она требует отчаянных мер.

Любовник помахал прикуривателем у меня между ног и в салоне машины. Разлетевшийся вокруг пепел обжег меня и вызвал приступ кашля, но я расценила это как наказание по заслугам.

Когда мы добрались до станции метро, я вылезла из машины и на прощание помахала любовнику рукой. Правда, по ступеням я спускалась уже без улыбки. Честно говоря, этот случай немного меня огорчил. Я подумала, что мой бойфренд может посчитать меня гадкой, неприличной и вонючей, и это не на шутку меня расстроило.

В тот вечер мы собирались сходить в кино. Я надела соблазнительную розовую мини-юбку, кофточку в рубчик и черные ботинки, понадеявшись, что мой прикид заставит любовника позабыть о газовом кризисе. Похоже, действительно подействовало. Когда я открыла дверь, он присвистнул от восхищения. Мы поцеловались в прихожей, и когда он ко мне прижался, я ощутила его заинтересованность.

Мне трудно было сконцентрироваться на сюжете фильма. Тот поцелуй в прихожей и просмотр двухчасового фильма «Донни Браско» с Джонни Деппом в главной роли вызвали у меня какой-то зуд. После киношки мы поехали ко мне домой на машине и, едва войдя в прихожую, начали срывать друг с друга одежду. Мы нырнули под одеяло, и я буквально затопила возлюбленного своей нежностью.

Когда все кончилось, я легла рядом, устремив на него долгий любящий взгляд. Глаза его слипались, но это меня не тревожило. Я уткнулась носом ему в шею, а он меня обнял. Все было тихо-мирно, когда вдруг, совершенно неожиданно, я пукнула.

Я сделала вид, что ничего не случилось. Просто поглубже зарылась в его шею. Но когда ты делаешь такую штуку под одеялом, запах никуда не улетучивается. Он там и остается, зрея, распространяясь и становясь все гуще и противнее, пока наконец не превращается в сильную вонь, способную вызвать в тебе дрожь. Глаза любовника-новеллиста медленно открылись, и он повернулся на другой бок, отворачивая от меня нос.

– Думаю, у нас бесподобные сексуальные отношения, – сказала я. – Я чувствую, они какие-то особенные. Я хочу сказать, с тобой осуществляются самые мои потаенные фантазии. – Я положила ладонь на его член. Он затвердел и вздулся. – О, любовник-новеллист, у тебя такой прекрасный, здоровый петушок!

На слове «петушок» я опять выпустила газы. На этот раз громко. Мой бойфренд побежал в ванную комнату и вернулся с коробком спичек. Потом приподнял одеяло, зажег спичку и помахал ей внизу. Все это было довольно унизительно. Он погасил спичку и снова улегся рядом со мной.

– Так или иначе, – сказала я, – твой петушок большой и очень симпатичный. Я много о нем думаю весь день и… – я наклонилась и прошептала ему в ухо: – меня даже пот прошибает.

Я взяла его в руку, и он опять затвердел. Любовник-новеллист обнял меня за шею, а я просунула язык ему в рот. Он в ответ страстно меня поцеловал. Тут я громко пукнула. Он закрыл лицо подушкой, потянулся за спичками и зажег следующую. Пока он махал ей под одеялом, я заметила, что он изо всех сил сдерживается, чтобы не засмеяться. Но скоро терпению его пришел конец. Он стал смеяться сдавленным смехом, помахивая рукой перед своим носом, охая и морщась. Мой бойфренд смеялся мне прямо в лицо, потому что от меня жутко разило. Это было так унизительно.

Я понимала, что следует посмеяться вместе с ним, но почему-то была не в состоянии это сделать. Совсем недавно я, не задумываясь, советовала любовнику-новеллисту не стесняться и пердеть в моем присутствии, но оказалось, что совсем другое дело – не стесняться самой делать это при нем. Я поняла, что мое стремление к отношениям без стыда – на самом деле улица с односторонним движением. Мне хотелось, чтобы любовник-новеллист считал меня загадочной девушкой, принадлежащей ему Пози Паркер[98]98
  Современная американская киноактриса.


[Закрыть] – хорошенькой, умной и сексуальной. Но я неожиданно превратилась из везучей Пози в вонючую Пози. Вонь от женщины – это ужасно!

Я скорбно посмотрела на приятеля.

– Не смотри так хмуро, – сказал он. – Ничего страшного. Это смешно. Правда.

Он обнял меня. Но лучше мне от этого не стало.

Вдруг он выскочил из кровати, помчался в ванную комнату и захлопнул дверь. Я услыхала, как он пустил воду из крана.

– Поставь, пожалуйста, музыку! – завопил мой любовник.

Но я не послушалась. Просто лежала, скрестив руки под головой, и ждала, прислушиваясь. Услышав, как льется вода в унитазе, я чуть-чуть приоткрыла дверь и бросила в ванную спички.

Однажды Ариэль Стейнер одарила нас неприкрытой порнухой. Теперь она утомляет читателей подробностями своих желудочно-кишечных проблем («Вонь от женщины», № 1/15). Что случилось с моей любимой центровой потаскушкой? Я рад, что ты нашла парня, который тебе нравится, Ариэль, но, пожалуйста, опиши нам без утайки все, что вы проделываете с любовником-новеллистом в горизонтальном положении. Извини, но чушь про выпускание газов не дотягивает до уровня твоих старых колонок.

Тони Валенти, Астория

В этом месяце это оказалось последнее письмо. Я изо всех сил старалась сделать свою устоявшуюся личную жизнь интересной, но по мере того как моя колонка стала превращаться из обозрения «целуй-пиши» в дневник моногамии, читатели перестали присылать отклики. После «Вони от женщины» я написала «Умасли меня» (о нашей с Адамом поездке в один из спортивно-оздоровительных комплексов Лонг-Айленда), «Святое семейство» (о свадьбе, которую мы посетили на Беркширах) и «Игра не по правилам» (о небольшой ссоре между нами после просмотра баскетбольного матча по телевидению). Я говорила себе, что оказываю городу услугу, поскольку веду хронику реально существующих, зрелых отношений. Наверняка некоторые из моих поклонников проявляли интерес к испытаниям и горестям, которым подвергаются все современные пары, но каждый раз, обращаясь к разделу «Почта», я не находила там откликов. Тернер перестал посылать мне по электронной почте хвалебные письма, Сара придумала мне кличку «Джун Кливер[99]99
  Эталон американской матери, жены, хозяйки.


[Закрыть]», а родители начали названивать каждую среду, чтобы сказать, как они мной гордятся.

Я пыталась уверить себя, что падение читательского интереса не так уж для меня и важно, учитывая, что я встретила своего «идеального мужчину». Но незадолго до Дня святого Валентина мы с Адамом столкнулись с проблемой, заставившей меня задаться вопросом: а стоит ли нам вообще быть вместе? Чуть раньше мы решили не заниматься любовью, пока оба полностью не «созреем», поскольку полагали, что ожидание, которое он называл «кружением по аэропорту», сделает наши отношения более значительными. Поначалу, обсуждая эту идею, мы ее одобрили, но, занимаясь пять недель подряд чем угодно, кроме секса, я начала испытывать определенный зуд.

В конце концов, однажды ночью, разбудив Адама, я вручила ему презерватив и спросила, не желает ли он этим заняться. Он натянул резинку и взгромоздился на меня. Начало было хорошим, но потом он куда-то заторопился, и у меня возникло ощущение, что мое тело становится совершенно бесчувственным. Это состояние можно было бы описать так: «Я ничего не чувствую, и тебе лучше обратить на это внимание, а не то я тебя возненавижу». Тем не менее, он спокойно и безмятежно продолжал, что заставило меня еще больше отгородиться от него. В конце концов, я сказала:

– Думаю, нам следует остановиться.

– Ты в порядке? – спросил он, ложась рядом со мной.

– Угу, – ответила я. – Просто я думала, что у нас все получится здорово – ведь мы так долго этого ждали. А когда не получилось, то мне это не понравилось, а ты ничего не понимал – вот я на тебя и разозлилась.

– Как же я мог заметить, если ты ничего мне не сказала?

– Не знаю. Разве нельзя обойтись без слов? Хотелось бы, чтобы ты был настроен со мной в унисон и сам смог понять, что именно со мной происходит.

Я зарылась лицом в подушку. Я разбила вдребезги все наши возвышенные романтические ожидания. Мы никогда больше не сможем заниматься сексом. Мы станем пытаться вернуть былую страсть, но все окажется тщетным. И Адам, в конце концов, бросит меня и начнет встречаться с девушкой, готовой заниматься сексом в любое время суток, в любой позе и с любым парнем.

– Ничего страшного, – сказал Адам, поглаживая меня по спине. – Не бывает все идеально в первую же встречу. Давай представим себе, что это… наш первый опыт.

Я захихикала.

Проснувшись на следующее утро, я взглянула на него спящего и вспомнила его шутку о первом опыте. И тут я поняла, что люблю Адама. Это меня так поразило, что я решила немедленно ему об этом сообщить, не сомневаясь, что и он должен испытывать такие же чувства.

Пока он припарковывал машину перед кафе «Осень», я собралась с духом и заявила:

– Хочу тебе кое-что сказать.

– Что именно? – спросил он, выключая двигатель.

– Я… тебя люблю.

Адам с улыбкой сжал мою руку и произнес:

– Спасибо.

Мне захотелось размозжить голову о лобовое стекло. Я сама все испортила. Я опередила его в продвижении к «линии серьезного поведения», а это означало, что я непременно отпугну парня. Хорошо известно, что каждый, кто первым достигает «линии серьезного поведения», оказывается, в конце концов, брошенным. Ведь если с самого начала степень привязанности друг к другу разная, то этот разрыв все увеличивается, и наконец тот, кто любит меньше, оказывается не в состоянии вынести этот дисбаланс. В конце концов, ему приходится прекратить отношения, а любящий сильнее вынужден уехать, куда глаза глядят.

Поэтому я сказала:

– Господи! Ты не сказал мне того же в ответ! Я ждала от тебя таких же слов! А теперь жалею, что вообще их произнесла!

– Я рад, что ты это сказала, – заметил Адам. – Очень правильно сделала. Я так счастлив.

– Я рада, что ты счастлив, – ответила я. – Но я надеялась, что ты меня тоже любишь. Никогда больше никому не признаюсь в любви.

– Почему же?

– Потому что, если женщина умная и выдержанная, мужчина любит ее только сильнее.

– Но я не хочу, чтобы ты была умной и выдержанной. Не хочу, чтобы ты притворялась.

– Но притворство – единственный способ удержать того, кого… кто тебе нравится.

– Это не так. Все мои знакомые, руководствующиеся в своих действиях умом, а не чувством, в конце концов, как правило, обманывают себя самих, становясь еще более несчастными, чем поначалу. Я к тебе очень сильно привязан. Ты ведь знаешь. Дело в том, что эти слова для меня слишком весомые.

– Почему?

– Моя мать буквально душила меня своей любовью, поэтому я всегда воспринимаю женскую любовь как некое насилие. Я очень долго не мог сказать Лоре: «Я тебя люблю».

Лора два года была его подружкой в Йеле.

Я заверила Адама, что все понимаю и что я на него не давлю. А потом подумала, что, наверное, слишком серьезно все воспринимаю. Потому что слова «Я тебя люблю» на самом деле вовсе не означают, что кто-то кого-то любит. Обычно они означают: «Я хочу услышать, что ты любишь меня». Это всего лишь реплика и не более того. Иногда эти слова означают: «Секс, которым мы сейчас занимаемся, кажется мне исключительно чувственным и лишенным эмоций, а я так хотела бы, чтобы он был нежным и романтическим». А иногда они значат: «Мне пора повесить трубку».

Но хотя я изо всех сил пыталась убедить себя, что мне наплевать, скажет ли Адам в ответ те же слова, меня это просто убивало. Если он не может произнести их сейчас, то когда же? Сколько времени мне надо ждать? Год? Пять лет? Целую вечность? Я никак не могла себе представить, что у моего «идеального мужчины» могут быть подобные проблемы. Я считала само собой разумеющимся, что раз уж я в него влюбилась, то и он сразу в меня влюбится и затопит меня своей любовью, сметая все возможные преграды.

Едва придя на работу, я позвонила Саре.

– А я как раз собиралась тебе звонить, – сказала она. – Мне надо тебе кое-что рассказать о Рике.

Рик был морским офицером в отставке, с которым она сейчас встречалась. Они познакомились на вечеринке недели полторы тому назад.

– Что случилось? – спросила я.

– Прошлой ночью я вдруг проснулась оттого, что мне показалось, будто Рик сказал: «Я тебя люблю». Я притворилась, что сплю, но утром стала его допрашивать. «Ты говорил мне что-нибудь ночью, – спросила я, – или мне это приснилось?» – «Я сказал, что люблю тебя, – отвечал он, – но не хотел говорить этого громко, потому что боялся, что напугаю тебя». Ты можешь в это поверить? Мы встречаемся всего одиннадцать дней, а он уже говорит, что меня любит. Ну, разве он не удивительный?

– Да, конечно, – сказала я.

Но из моих карикатурных ушей повалил дым. Как обидно, что подруга заполучила парня, который уже говорит ей эти слова, а я – нет. Ну до чего несправедливо!

– А сколько времени потребовалось Адаму, чтобы сказать тебе это? – спросила Сара.

– Гм, вообще-то, он мне до сих пор этого не говорил.

– Что?

– Я произнесла эту фразу сегодня утром, а он заявил, что еще не готов ответить.

– Правда? – удивилась Сара. – Я не сомневалась, что вы двое постоянно говорите это друг другу. Была убеждена, что эта фраза не сходит у вас с языка. Ишь ты! Теперь я вас, ребята, вижу в совершенно новом свете.

– Много ты понимаешь! – заорала я. – На самом деле меня это не так уж и волнует! Эти слова такие деликатные! Некоторым они трудно даются. По-настоящему хорошие отношения определяются тем, что ты чувствуешь, а не тем, как называешь свое чувство. У человека, придающего излишнее значение этим словам, искаженная система ценностей. Неужели не понимаешь? Это ведь и так ясно.

– Гм… наверное, – сказала она. – Разумеется, ты права.

Повесив трубку, я достала блокнот, положила его на колени и написала колонку о превратностях любви. Я назвала ее «Линия серьезного поведения». Но когда прочитала колонку и представила себе, что Адам увидит ее в газете, мне стало тошно. Я не была уверена, что хочу, чтобы он узнал, как я расстроена его «замедленной способностью выражать любовные чувства». Я опасалась, что это только усугубит ситуацию. Но мои переживания были подлинными, и мне не хотелось приглушать их ради него, поэтому я отправила колонку Тернеру по электронной почте в надежде, что все образуется.

Как бы не так. В день выхода газеты мне на работу позвонил Адам.

– Ты и правда так переживаешь? – спросил он.

– В смысле?

– Тебя действительно сильно огорчает, что я не в состоянии сказать эти слова?

– Нет! – заорала я. – Меня это совершенно не огорчает! То есть, конечно, чуточку беспокоит, но чего я добивалась в этом рассказе… то есть к чему стремилась, так это преувеличить свой страх. Понимаешь, ради комического эффекта. Хотела сочинить, будто бы я совершенно подавлена тем, что ты мне этого не говоришь. Но на самом деле я не подавлена. Вовсе нет.