Текст книги "Беги, хватай, целуй"

БЕГИ, ХВАТАЙ, ЦЕЛУЙ

Правдивая исповедь одинокой девушки

Ариэль Стейнер

«УЛАЖАНИЯ»: ПРОВЕРЕННЫЕ ВРЕМЕНЕМ СЕКРЕТЫ ВЫСЛЕЖИВАНИЯ ТОГО САМОГО ПАРНЯ

Улажание № 1. Всегда первая подходи к незнакомым мужчинам в кафе и барах. Не стесняясь, подваливай к любому понравившемуся тебе парню и заявляй ему, что считаешь его привлекательным. Очень привлекательным. Объясни ему, что тебя очень давно не трахали. Расскажи, что однажды у тебя уже был бой-френд, но он тебя бросил, потому что ты послала ему на День святого Валентина прядь своих волос с лобка. Если парень в ответ краснеет или смотрит в сторону, возьми его за подбородок и скажи: «Я с тобой разговариваю, тупица!» Если он ответит, что уже занят, фыркни и скажи: «Ха-ха! Ты можешь быть несвободным, только если будешь моим». Если объект попытается проскользнуть мимо тебя, повисни у него на плече, крепко уцепившись за пояс. Колоти его по спине с воплем: «Я легко не сдамся!» – пока он не приведет тебя к себе домой.

Улажание № 2. Как можно скорее обнажи перед ним свою душу. На первом свидании сразу же постарайся высказать ему все свои надежды на будущее. Объясни, что он может переехать к тебе в любой момент, когда сочтет это удобным; сомневаться не стоит. Поведай ему, как важно для тебя иметь детей, и предложи немедленно приступить к осуществлению этого желания.

Улажание № 3. Звони ему, по меньшей мере, четыре раза за ночь, просто, чтобы сказать «привет». Когда ты на работе, регулярно оставляй ему сообщения на автоответчике или в голосовой почте (каждый час или около того). Например: «Привет! Не могу выбросить тебя из головы. Когда я с тобой, то счастье мое безмерно».

Улажание № 4. Старайся увидеться с ним хотя бы три раза в день. Если он не уверен, что хочет видеть тебя столь часто, объясни ему, что у него просто нет выбора. Если он попытается порвать с тобой, пошли ему черные надувные шары с надписью «Да не будет ад прибежищем ярости». Разузнай, с какими еще девчонками он встречается, и найми кого-нибудь, чтобы устранить их. Затаись в задних рядах гостей на их похоронах.

Не допускай, чтобы от тебя отделались. Сражайся за него, пока он не станет твоим. Если он переедет в другой штат, преследуй его. Не позволяй ему удаляться более чем на полмили. Измени внешность. Носи парик. Сделай подтяжку лица. Поселись по соседству с его новым домом. Подойди к нему в баре и сделай все точно так же, как ты это сделала в первый раз. Посетуй на то, что тебя очень давно не трахали. А когда он скажет, что ты напоминаешь ему одну его бывшую подружку, запрокинь голову и засмейся. Вот так: «Ха-ха-ха!».

4

Уважаемая Ариэль Стейнер!

Прочитав ваши последние несколько колонок, я пришел к выводу, что вы, похоже, испытываете огромную неуверенность в себе. Поразмыслив над этим еще, я понял, что вас нельзя в этом винить. Виноваты ваши родители! Не могу себе представить, какими оскорблениями они должны были вас осыпать, чтобы из вас в результате получилась такая вот жалкая потаскушка со склонностью к саморазрушению.

Фред Садовски, Вест Виллидж

P. S. Почему вас нет в телефонной книге?

Причина, по которой я так и не позвонил Ариэль Стейнер для продолжения знакомства («Чемпионат по бейсболу выбил меня с поля № 10/30), заключается в том, что она совершенно невменяема. Возможно, я и захотел бы продолжить с ней знакомство, если бы она не звонила мне столько раз подряд и не вешала трубку, услышав сигнал автоответчика, на следующий день после первого свидания. Кто захочет встречаться с одержимой девицей? Хочу уточнить: мой пенис загнут влево, а не вправо. Очевидно, умственная отсталость Стейнер выражается не только в ее эмоциональной нестабильности, но и в penile dyslexia.[72]72
  Вымышленный латинский термин, означающий «неспособность читать по пенису».


[Закрыть]

Аарон (Даррен) Уокер, Нижний Ист-Сайд

В этот день вышли в свет «Улажания». Мы с Сарой слушали оперного певца на открытых трибунах «Метлайф».

– Скажи мне что-нибудь утешительное, – попросила я, откладывая газету в сторону.

Она на мгновение задумалась, потом сказала:

– Твоя ошибка была вызвана объективными причинами. Все зависит от того, как рассматривать наклон хрена – с его точки зрения или со своей!

– И это слова утешения? – гневно выпалила я.

– Чего ты от меня ждешь? Ты сама выбрала эту работу. Вот теперь и мирись с последствиями. Просто помни, что говорила Дороти Паркер: «Лучше…»

– Знаю, – сказала я. – Все это я прекрасно знаю.

Когда я вернулась с обеденного перерыва, позвонил папа.

– Кто этот подонок Садовски? – прорычал он.

– Садовски? – ответила я. – А как насчет Аарона?

– Это письмо меня волнует не так сильно. Оно, вероятно, унизительно для тебя, но там не упоминается про маму и меня. Слушай, что же мне делать? Ответить ему, что мы воспитывали тебя правильно?

– Нет!

– Так правильно мы тебя воспитывали или нет?

– Что ты имеешь в виду?

– Ты действительно такая неуравновешенная?

– Папа, ты когда-нибудь слыхал о сатире?

– Я понимаю, что это сатира. Только не совсем уразумел, в какой степени.

– Помнишь тот наш разговор, когда я просила тебя не рассказывать мне, что именно ты прочел?

– Да, но посчитал, что ты просто бросила мне кость. К тому же меня сильно выводит из себя Ларри Стенли.

– А это еще кто такой?

– Парень из нашего офиса. Каждую среду после обеденного перерыва он подходит к моему столу с газетой, говоря: «Эй, Лео, послушай-ка вот это!» А потом очень громко зачитывает самые пикантные места из твоей колонки, так чтобы услышали все прочие специалисты по системному анализу.

– И что ты говоришь в ответ на это?

– Говорю, что нечестно цитировать тебя вне контекста.

Я не могла не восхититься отцом. В этой чрезвычайно сложной ситуации ему не изменил здравый смысл. Он оказался в затруднительном положении. Подобное способно шокировать родителя-еврея: его ребенок получил Пулитцеровскую премию… за порнографию. Отцовская гордость, вероятно, подталкивала его похвастаться перед сотрудниками моими успехами на новом поприще, а его консервативность и степенность заставили устыдиться сферы моей компетентности.

– Я понимаю, как тебе сейчас трудно, – сказала я.

– Не обо мне следует беспокоиться. О маме. Она предлагает, чтобы мы носили с собой маленькое табло с надписью «Это все вымысел», которое можно будет быстро включать на вечеринках, когда нас спросят, насколько все это соответствует истине.

Придя в тот вечер домой, я нашла в почтовом ящике фирменный конверт «Сити Уик». Внутри лежали три письма, полученные газетой на мое имя, которые переслал мне Тернер:

Дорогая Ариэль!

Друзья называют меня Мэри из-за моей белой кожи. Мне тридцать два года, но я еще не был близок с женщиной. Не подумай, что я – гей. Просто я робкий. Не могла бы ты посоветовать мне, как обрести хоть какую-то уверенность при общении с прекрасным полом? Может, поговорим об этом за стаканчиком? Не пойми меня превратно. Я не собираюсь с тобой флиртовать. Я слишком застенчив для этого. Просто думаю, что ты сможешь мне помочь.

Кристофер Хинкл

Дорогая Ариэль!

Каждую неделю я дожидаюсь твоей колонки, как наркоман – дозы, собака – прогулки, младенец – маминой титьки. Каждую среду после работы я мчусь к ящику с «Сити Уик» на углу возле здания моего учреждения. Лоб у меня блестит от пота, изо рта в предвкушении текут слюни. Я открываю металлическую дверцу, трясущимися пальцами достаю газету, потом спускаюсь в метро, открываю ее прямо на странице с «Беги, хватай, целуй» и расслабляюсь, погрузившись в твой новый рассказ. Дойдя до последней строчки, с тоской понимаю, что пройдет еще семь долгих дней, прежде чем ты снова будешь моей, и сердце мое тоскливо замирает.

Тед Барроу

P. S. Не печатайте этого в газете. У меня есть подружка.

Привет, Ариэль!

Вообще говоря, вполне понятно, с какой стороны банкетного стола ты сидишь, но ты хоть когда-нибудь занимаешься сексом?

Мира Галитсис

Прочтя это, я уже не чувствовала себя так паршиво из-за опубликованных в газете писем. У меня были поклонники, пусть даже они и не писали об этом в рубрику «Почта». И у меня появились друзья, пусть даже я и не встречусь ни с одним из них лично. Перечитав каждое письмо по нескольку раз, я подшила их в папку-скоросшиватель и положила под кровать – на случай плохого настроения, чтобы взбодриться.

Потом я отправилась на встречу с Сарой. Ее учитель музыки, Эван, играл в тот вечер на аккордеоне в «Барби», роковом клубе на авеню Би, куда она и пригласила меня. Придя в клуб, я нашла Сару в первом ряду – она курила и самозабвенно танцевала. Музыка была не похожа ни на что, слышанное мной ранее – поп и джаз одновременно. Да и набор инструментов оказался необычный: скрипка, мандолина, виолончель, электрогитара, фагот и ударные. Эван – высокий, изможденный, с растрепанными темными волосами и бледной блестящей кожей – играл с невероятным азартом. Пальцы его так и мелькали, голова напряженно склонилась, к губам прилепилась сигарета. В промежутках между песнями он наклонял голову, застенчиво объявлял в крошечный микрофон, вмонтированный в аккордеон, следующую песню, иногда просил у слушателей прикурить. Пожалуй, успеху способствовала его внешность – какая-то причудливая смесь двенадцатилетней девочки с крутым рокером, и подобное сочетание ввело меня в заблуждение.

В конце первого отделения мы с Сарой подошли к стойке бара за выпивкой. И тут я увидела, что к нам подходит Эван.

– Привет, Эван! – сказала Сара, помахав ему рукой. – Это моя подруга Ариэль.

– Сара говорила мне, что знакома с тобой, – сказал он. – Я твой большой поклонник.

– Правда? – откликнулась я, распустив от удовольствия губы.

Неслабый взлет собственного эго – была фанаткой, а теперь у самой появились фанаты – и все это за какие-нибудь несколько недель.

Один из музыкантов группы Эвана сделал ему знак со сцены, и тот кивнул в ответ.

– Мне пора, – сказал Эван. – Но после концерта небольшая компашка собирается пойти в бар «Ни Рабл» послушать тяжелый рок. Девчонки, не хотите пойти?

– Вообще-то, – сказала Сара, – у меня свидание с Джоном, но, может, Ариэль хочет.

– О'кей, – согласилась я.

– Отлично, – заключил Эван, отправляясь на сцену выступать в следующем отделении.

– Мне правда понравилось ваше выступление, – говорила я, когда мы с ним шли рядом по улице. Эван вышагивал важной, немного женственной походкой, скорее говорящей о том, что его кумиром был Боуи,[73]73
  Дэвид Боуи (р. 1947) – знаменитый английский рок-музыкант.


[Закрыть] нежели о каких-то скрытых наклонностях. – Ты так смешно шепчешь в свой аккордеон.

Он улыбнулся.

– Действительно, наверное, со стороны выглядит смешно. Это получилось случайно. Просто микрофонов не хватало. – Правой рукой он вынул из джинсов пачку сигарет, достал одну, засунул в рот и зажег, а левая рука все это время оставалась в кармане.

– Ты все делаешь одной правой, чтобы сразить меня ловкостью рук? – спросила я.

– Нет, – ответил Эван, вытаскивая из кармана левую руку. Он держал цепочку от ключей, на которой висел маленький баллончик со слезоточивым газом. – У меня палец постоянно на спусковом крючке, так что я наготове, если кто-то захочет пошалить. Я такой тощий, что меня любят доставать всякие бандиты. Меня восемь раз грабили, пока я не додумался брать с собой баллончик.

– Кошмар. Ты всегда был таким худым?

– Угу. Многие думают, мол, это оттого, что я вдыхаю героин, но на самом деле виноваты мои шотландские предки.

– Так ты не вдыхаешь героин?

– Почему, вдыхаю, но я был тощим еще до того, как начал.

Ну вот, еще не хватало: мне приходилось встречаться и с наркоманами, и с пьяницами, но героин – штука посерьезней. Тут стоит призадуматься. Эван, должно быть, заметил, как изменилось выражение моего лица, потому что быстро добавил:

– Я не часто это делаю. Только изредка. Честно говоря, собираюсь завязать.

По крайней мере, человек собирается бросить и понимает, что это для него вредно. Может, я делаю из мухи слона? Мы живем в современном Нью-Йорке. Нельзя судить людей слишком строго.

– Так потрясно встретить тебя во плоти, – сказал он. – Мне немного неловко, что я назвался твоим поклонником. Боюсь, у тебя может сложиться обо мне неверное представление.

– Какое же?

– Подумаешь, что я слегка чокнутый и интересуюсь тобой лишь потому, что хочу, чтобы ты обо мне написала.

– А на самом деле?

– Я не стал бы возражать, появись мое имя в колонке, – сказал Эван, покраснев, – но это не главное мое побуждение.

– И какое же главное?

– Просто я думал… я хочу сказать – когда читал тебя, что ты – тот человек, которого мне бы хотелось узнать.

– В библейском смысле? – с надеждой спросила я.

Он улыбнулся.

– Просто ты кажешься мне честным человеком. Едва только начав читать твои статьи, я задавался вопросом: какая ты? И, признаюсь, немного струсил, когда Сара сказала, что ты ее подружка, потому что подумал: а вдруг я тебя как-нибудь встречу и ты мне не понравишься, а мне этого не хотелось. Но потом, когда она познакомила нас, я почувствовал облегчение, потому что я… одним словом…

Этот парень явно старался гладить меня по шерстке, превознося одновременно мое женское и артистическое эго. Но мне было не по себе. Создавалось ощущение, что я приобрела репутацию женщины-вамп, которой надлежит следовать, а я не знала, смогу ли. Что, если он хочет меня только потому, что считает доступной? Может, лучше не торопиться с соблазнением? Правда, меня к Эвану сильно тянуло. И не хотелось из принципа разыгрывать из себя Полианну,[74]74
  Героиня одноименной детской книги Э. Портер – неисправимая оптимистка.


[Закрыть] чтобы потом лишить себя удовольствия. Я решила действовать по обстановке. Забыть, что Эван раньше читал мою колонку, и сделать вид, что это обычное милое свидание, как в том фильме, где пишущая о сексе обозревательница Эмили встречается с торчком Джорджем.

Бар «Ни Рабл» действительно оказался местом сборища любителей тяжелого рока: чересчур громкая музыка и толпа фанатов в коже и татуировках. Мне тут не особенно понравилось. Но я мотала головой в такт музыке, чтобы Эван считал меня такой же крутой и центровой, как он сам.

Когда первое отделение закончилось, он сказал:

– Не хочешь зайти ко мне?

Его квартира помещалась в огромной запущенной мансарде над рестораном, на Первой улице, между Третьей и Четвертой. На стенах – никаких постеров, пол покрыт пылью. Единственное, на чем можно было сидеть, – жалкий, обитый твидом диван, из которого торчали внутренности. Направляясь к дивану, я поняла, что дрожу.

– Почему здесь так холодно? – спросила я.

– У нас отключили тепло и свет, потому что мы с товарищами по комнате задолжали по счетам. Вот мы и крадем электричество у соседа сверху, – Эван указал на отвод кабеля, просунутый в отверстие в потолке, – но пока не придумали, как красть тепло.

Я кивнула и села.

– Я, пожалуй, нюхну немного наркоты, – сказал он. – Хочешь попробовать?

– Нет, благодарю, – ответила я. – Когда дело касается наркотиков, я становлюсь почти что блюстителем нравственности.

– Это круто, – сказал Эван.

Он подошел к ломберному столику у противоположной стены. Я отвернулась, испугавшись, что зрелище будет чересчур удручающим. Я никогда еще не видела человека, нюхающего кокаин, а уж тем более героин. В Брауне никто и никогда не употреблял наркотиков, вызывающих привыкание, на людях. Если не участвуешь, то и не смотришь.

Через несколько минут Эван сел рядом со мной. Зрачки его слегка расширились, но в остальном он казался прежним.

– Ты когда-нибудь делал себе инъекции? – спросила я.

– Нет, никогда. Я глуп, но не настолько.

Я верила ему, потому что надеялась потрахаться с ним.

Мне приходилось ему верить.

– А ты хоть раз проверялся?

– Да. А ты?

– Угу.

Я проверялась три раза, в последний раз – осенью на первом курсе, когда только начала встречаться с Уиллом. С тех пор я делала минет четырем парням, у которых не было презервативов – но все они утверждали, что абсолютно здоровы, – и разрешила только одному из них кончить мне в рот. Еще двое входили в меня секунды на четыре, после чего я заставляла их вытащить и надеть презерватив. Кроме того, мне делал куннилингус один парень, сидевший на игле, но регулярно проверявшийся и утверждавший, что у него все в порядке. Так что я не лгала, хотя и не была стопроцентно уверена в состоянии своего здоровья. Не думаю, что и Эван врал, но, как бы то ни было, последний анализ он сдавал слишком давно, поэтому тот результат уже ничего не значил. Обсуждение сексуального опыта, которое обычно предшествует сексу, – довольно лицемерное занятие. Оба утверждают, что здоровы, но при этом не спрашивают друг друга, когда сдавали анализы и чем каждый занимался с тех пор, делая вид, что сообщить партнеру, что ты здоров – то же самое, что знать это наверняка.

Эван поднялся, чтобы поставить компакт-диск (он сказал, что это Фред Фрит[75]75
  Английский музыкант (р. 1949).


[Закрыть]), а потом снова сел, накрыв наши колени одеялом, и взял меня за руку. Я погладила его большой палец. Он был холодным. Эван наклонился и поцеловал меня. Губы у него были приятными на вкус, но язык – немного горьким, и я вдруг испугалась, что на меня подействует наркотик.

– Может, наркотик подействовать на меня через поцелуй? – спросила я.

– Нет. Он уже попал в мое кровяное русло.

Мы стали целоваться дальше. Он гладил мою грудь через блузку. Я положила ладонь ему на промежность.

– Прости, это все доза, – сказал он, отодвигаясь.

– О-о.

– Но, может быть, завтра, когда я не буду… что ты делаешь завтра вечером?

– Ничего.

– Можно тогда мне прийти к тебе домой? Я играю в баре до полуночи, а потом могу сразу прийти к тебе.

– Хорошо, – сказала я.

Я написала ему свой адрес, а потом Эван проводил меня до такси.

Едва он пришел на следующий вечер ко мне домой, как мы забрались в постель. Мы уже вовсю распалились, когда он, наклонившись в сторону, потянулся к брюкам.

– Надеюсь, не за дозой? – спросила я.

– Нет. За презервативом.

Развернув резинку, он натянул ее, взобрался на меня, покачался минуты три и в изнеможении рухнул мне на грудь. Это был первый нью-йоркский постуниверситетский секс независимой девушки-холостячки, и с сожалением признаюсь: он меня сильно разочаровал. Для меня секс часто оказывается именно таким. Меня гораздо больше завораживают мысли о нем, чем сам акт. И дело не в том, что у меня никогда не было хорошего секса. Безусловно, был. Но только с Уиллом. Это можно объяснить так: а) он мне сильно нравился; и б) я стимулировала себя во время занятий сексом, либо это делал мой партнер. В результате я и испытывала оргазм.

Признаться, мой первый сексуальный опыт был кошмарным. В один из вечеров, свободных от присмотра за близнецами, прогуливаясь по дощатому настилу набережной, я встретила некоего серфера. Ему было восемнадцать, родом парень был из Пенсильвании. Он проводил лето в компании друзей, живущих в одном доме, занимаясь серфингом и покуривая марихуану. Мы обычно встречались с ним часов в десять или одиннадцать, играли в скибол[76]76
  Игра, отдаленно напоминающая боулинг.


[Закрыть] или катались на колесе обозрения, а потом обнимались на скамейках, стоящих вдоль пляжа. Однажды он предложил мне пойти на пляж, и мы в темноте улеглись на песок. Несколько минут парень возбуждал меня пальцем, а потом спросил, можно ли ему вставить.

Секс вызывал у меня жгучее любопытство, потому что мы с Флипом Голдином проделывали в лагере все, кроме самого акта. Мне казалось, что это будет похоже на фейерверк: что-то вроде взрыва, прекрасное и романтичное одновременно. Но я побаивалась, поэтому предупредила в надежде, что он отступится:

– Я девушка.

Но он не отступился. Сказал только:

– Все нормально.

– У тебя есть презерватив?

– Нет, но не волнуйся. Я вовремя вытащу.

И хотя меня учили на занятиях по санитарному просвещению никогда не делать этого не предохраняясь, я испугалась, что, если вдруг сейчас скажу ему «нет», он никогда больше не предложит и я упущу шанс узнать, что это такое. Поэтому я сказала:

– О'кей! – И закрыла глаза.

Он сдвинул в сторону мой купальник, навалился на меня и ввел член в вагину. Меня пронзила опаляющая боль – не такая, как при снятии пластыря, длящаяся одно мгновение и тут же проходящая. Эта раздирающая боль длилась долго, не утихая со временем. Я откинула голову назад и заскрипела зубами, моля Бога, чтобы мне полегчало, но этого не произошло. В конце концов, я заплакала. Мой партнер ничего не замечал.

– По-моему, хватит, – сказала я. Парень прервался и лег рядом со мной, тяжело вздохнув. – Что такое? – спросила я.

– Жутко хочется кончить.

Мне хотелось видеть его счастливым. Даже едва зная парня, я не хотела мешать ему делать то, что он считает нужным. Я хотела, чтобы ему это понравилось, хотя мне все это показалось ужасным. Но ведь тогда он меня полюбит, а я так хотела, чтобы меня любили.

Поэтому я сказала:

– Ладно, попробуем еще.

Он опять навалился на меня, продолжив свое занятие. Боль немного утихла, но определенно на фейерверк это было совсем не похоже. Через несколько минут парень резко прервал акт, оставив теплое влажное пятно спереди моего купальника. Натянув шорты, я поднялась, чтобы уйти, но, запустив руку в карман, чтобы достать ключ от велосипедного замка, я его не нашла. Видимо, ключ выпал из кармана и затерялся в песке.

Велосипед был не моим, а матери близнецов, и я испугалась, что она уволит меня, узнав про потерю ключа. В результате мы с серфером целых двадцать пять минут прочесывали песок в поисках пропажи. Я заплакала – не только из-за ключа, но и из-за того, что мой первый опыт оказался таким чудовищным и так меня разочаровал. Парень потрепал меня по спине и сказал:

– Не беспокойся. Я отыщу ключ и приведу велосипед к твоему дому.

Я назвала ему свой адрес и пошла домой.

Поднявшись наверх, я заперлась в ванной, пустила душ и разделась. Низ купальника был испачкан кровью и песком. Забравшись под душ, я подставила купальник под сильную струю, пытаясь смыть с души осадок от этой ночи. Я никак не ожидала, что все окажется так гадко. Раньше это представлялось мне идеальным и красивым, как в кино. В моем воображении соблазнитель был милым и любящим меня до безумия – вспомните Джона Кьюсака с Ионой под тем одеялом на заднем сиденье его «Малибу». Я никак не могла себе представить, что моим первым мужчиной окажется неотесанный наркоман.

Я вытерлась, надела сорочку и скользнула под прохладные простыни. И тут я услышала за окном постукивание и посмотрела вниз. Это он катил велосипед по подъездной дорожке к дому. Я прижала нос к сетке от насекомых, а он улыбнулся и помахал мне. На один краткий миг я перестала переживать из-за неудачного секса, потому что парень все-таки повел себя как джентльмен и занялся поисками ключа. И так с тех пор у меня было почти со всеми партнерами. Они могли быть на девяносто девять процентов мудаками и на один – зайчиками, но и одного процента мне оказывалось достаточно, чтобы остаться.

Эван отлепился от меня и, сняв резинку, бросил ее на пол рядом с кроватью.

– Жаль, что я так быстро кончил, – сказал он.

– Все нормально, – сказала я.

Я встала пописать, чтобы не подхватить инфекцию мочевыводящих путей, и, вернувшись, застала его спящим.

В пятницу вечером я пригласила Эвана в «Квод» посмотреть известный фильм о тех подростках, фанатах «хэви-метал», которые убили маленьких пацанов. В середине фильма он взял меня за руку и стал гладить. Я почему-то сразу перестала переживать из-за вчерашнего. Уж если он по собственной воле гладит мою руку, значит, настроен романтически.

И меня немедленно обуяли фантазии о том, как мы проведем вместе остаток жизни. Моя любовь будет направлять Эвана в жизни, и он постепенно превратится из музыканта-наркомана в моего друга с высоким чувством ответственности. Он станет пользоваться ингалятором «Никоретт», вступит в Общество анонимных наркоманов и пополнит свое образование по части того, как доставлять сексуальные наслаждения женщине. Мы купим фабрику в Уильямсберге и перестроим ее, превратив в жилой дом. У нас будут шотландско-еврейские отпрыски – умные и шустрые крепыши, классные дети. Эван сам говорил, что не имеет ничего против того, чтобы я писала о нем. Так что моя колонка из дневника холостячки постепенно превратится в описание хипстерской моногамии.

Я буду писать еженедельные напыщенные статьи о проблемах покупки детской одежды в стиле «винтидж»[77]77
  Новая тенденция современной моды, возврат к старинным, старомодным вещам.


[Закрыть] или про наушники для пятилетних малышей. У меня появится множество горячих поклонников, и «Уик» поднимет мне гонорар до тысячи долларов за рассказ. Уильямсберг отберет пальму первенства у Челси, став районом, где обитают самые скандально известные в городе знаменитости. Эван будет присматривать за детьми днем, пока я буду писать, а я – по вечерам, когда он выступает на концертах. Наши взаимоотношения перерастут в идеальный союз. Каждый раз, когда люди станут спрашивать о нашей первой встрече, мы будем рассказывать им невероятную историю о том, как он сначала был поклонником моей газетной колонки, а потом сделался моим любовником и, перевернув свою жизнь, отказался от наркотиков, – и все благодаря моей чистой, бескорыстной привязанности.

Когда мы вышли из кинотеатра, я обняла Эвана руками за шею и впилась в его губы долгим поцелуем. Он высвободился из моих объятий со словами:

– Я, пожалуй, сейчас пойду к себе и немного позанимаюсь. Но сегодня моя приятельница Кэт отмечает свой день рождения. Не хочешь встретиться у нее на вечеринке около полуночи? – Он дал мне адрес и торопливо пошел прочь.

После такого нелегко было фантазировать по поводу детей. Но я не стала распускать нюни. Я ведь была такой же свободной, как и он. И я была не просто одинокой несчастной девушкой в поисках бой-френда – одной из многих, – я была Ариэль Стейнер, весьма успешной молодой женщиной, ведущей собственную газетную колонку в самом клевом городе мира. Незнакомые люди присылали мне восторженные письма. Мою фамилию изъяли из телефонного справочника. Эван же – не более чем жалкий рядовой читатель, которому посчастливилось общаться со мной. Если кто из нас двоих и был менее ослеплен, так это я. Притом он подошел ко мне первым. А ведь, в конечном счете, всегда бросают преследователя, а не наоборот.

Придя на квартиру к Кэт, я увидела Эвана, который сидел на краю тахты и ощупью искал что-то на полу.

– Ты что делаешь? – спросила я.

– Ищу свой валиум. У меня отходняк от дозы. Несколько минут тому назад уронил таблетку на пол и вот не могу найти.

– Какая она на вид?

– Маленькая, белая, с маркировкой в виде «v».

Поискав вокруг, я нашла таблетку и отдала Эвану.

– Спасибо, – сказал он, проглатывая ее, не запив.

После вечеринки мы на такси приехали ко мне. Оказавшись в моей комнате, Эван сразу же лег на мою кровать и вырубился. Я была несколько разочарована тем, что мы не будем заниматься сексом, но сказала себе, что он не виноват. У человека проблемы, связанные с наркотиками. Нельзя винить его за то, что он заснул.

Эван позвонил мне следующей ночью в половине четвертого.

– Слушай, нельзя ли к тебе прийти. Я все время думаю о тебе.

Все мои нехорошие чувства к нему улетучились. Ну просто любовная история из фильма Джона Хью.[78]78
  Известный американский режиссер.


[Закрыть] Парень собирается заскочить ко мне среди ночи, потому что не в силах выкинуть любимую из головы. Ну просто слащаво до невозможности.

Минут через сорок в дверь позвонили, и я пошла вниз открывать. В холле стоял Эл в пижаме и разглядывал гостя через стекло.

– Этот тип позвонил ко мне, – сердито сказал хозяин.

О, Господи! Этот чувак меня выселит.

– Извините, Эл, – сказала я. – Это мой… гм… кузен. Он, видимо, ошибся. Мне очень жаль. Обещаю, что этого больше не повторится.

– Надеюсь, – сказал он, направляясь в свою квартиру.

Я открыла дверь.

– Ты разбудил моего хозяина! – прошипела я. – Ты что, не мог прочитать мое имя на звонке? Написано вполне разборчиво!

– Прости, пожалуйста.

Мы поднялись наверх и сели в кухне за стол.

– Спасибо, что разрешила мне прийти так поздно, – начал он. – Я забалдел и никак не мог уснуть. У тебя есть что-нибудь выпить? Мне нужно расслабиться.

– Эван, – сказала я, – ты пришел, потому что думал обо мне или потому что не мог уснуть?

– То и другое, – ответил он.

У меня в голове зазвучала сирена: «Осторожно! Неправильный ответ». Но я все-таки налила ему «Карло Росси», потому что я – щедрая душа.

Прикончив четвертый бокал, Эван начал невнятно бормотать: что-то насчет того, что действительно пора прекращать нюхать героин, но это такой балдеж – гораздо сильнее, чем от кокаина, да к тому же дешево. Потом он сказал:

– Последнее время я вижу такие странные сны.

– Какие еще сны?

– Ну, после дозы, перед самым пробуждением. Джим Кэррол[79]79
  Легендарный современный рок-музыкант, поэт и писатель.


[Закрыть] написал про это целую книгу. Называется «Книга приходов».

И Эван принялся подробно пересказывать некоторые из сновидений писателя. Я пыталась слушать, но мне было глубоко наплевать на сны Джима Кэррола. Основная причина, почему наркоманы бывают паршивыми любовниками, не в том, что у них не встает, а в том, что единственная интересующая их вещь – это полученный от наркотика кайф. Они желают говорить лишь о том, какими гениями были Хантер С.Томпсон, Карлос Кастанеда и Джим Кэррол. Девушка не в состоянии долго слушать подобную чепуху – это наводит на нее скуку.

– Пойдем лучше в постель, – сказала я в надежде, что это его успокоит.

Мы пошли к дивану и принялись целоваться-обниматься. Эван надел резинку, и я его оседлала. На этот раз я ублажала себя сама в надежде, что достигну оргазма, но испытывала только неловкость, а он лишь слегка возбудился, так что через двадцать минут стало ясно, что ни один из нас и за тысячу лет не способен достичь кульминации. В конце концов, он вздохнул со словами:

– Боюсь, мне сегодня не кончить из-за дозы.

– Ладно, – сказала я и, держась за спинку кровати, слезла с него.

Эван снял презерватив. Мы лежали и молчали. Мне хотелось, чтобы между нами что-нибудь произошло. Я хотела возбудить его – несмотря даже на то, что не была уверена, нравится ли он мне. Я положила ладонь на это. Оно проснулось. Я сползла вниз и взяла эту штуку в рот. Вкус был горьковатым из-за спермицида, но я очень старалась и через несколько минут была вознаграждена за свои усилия.

– Ну как, понравилось? – спросила я, ложась рядом с ним.

– Ага, – ответил Эван. Потом прищурился и сказал: – Хочешь услышать потрясающую историю?

– Валяй.

– Сегодня вечером я встретился со своим дружком, Реем, и, когда тот шел по улице мне навстречу, я заметил торчащий у него из-за спины пластырь.

Я попыталась уяснить себе, какое отношение это имеет к только что свершившемуся акту. Хотел ли Эван сказать мне, что Рей использовал пластырь вместо презерватива, а после общения с девушкой забыл его снять? Может, когда он вертелся в кровати после акта, эта штука каким-то образом прилипла к его плечу?

– Ну и что дальше? – спросила я.

– Ну вот, я во все глаза уставился на эту штуку, пытаясь сообразить, зачем она нужна на спине, а потом вдруг заметил под ней татуировку – громадную черную ворону Я знал, что Рей собирается сделать татуировку, но не мог себе вообразить, что она окажется такая огромная!