Текст книги "Убийство в Орсивале"

Он дрожал так, что каждую минуту револьвер готов был вывалиться у него из рук.

– Лоранс, дорогая моя, – обратился он к ней, – что ты намерена делать?

– Я? – отвечала она. – Я ведь поклялась тебе, что всегда и везде буду следовать за тобой. Теперь понял?

– Ах, ведь это ужасно, ведь не я отравил Соврези, это Берта, я могу доказать это; быть может, с хорошим адвокатом…

Лекок не проронил в этой ужасной сцене ни единого звука. Умышленно или нет – кто знает? – он толкнул дверь, и она заскрипела.

Лоранс подумала, что дверь отворяется, что это выходит Лекок и что Гектор живым попадает в руки полиции…

– Жалкий трус! – воскликнула она. – Спускай курок, или же я…

Он не решался. Скрип двери послышался опять.

Она выстрелила в него в упор, и Треморель, как сноп, повалился мертвый.

Быстрым движением Лоранс схватила другой револьвер и уже повернула его дулом к себе, но Лекок выскочил из засады и вырвал его у нее из рук.

– Несчастная! – воскликнул он. – Что вы хотите делать?

– Умереть. Больше мне не для чего жить.

– Нет, вы можете еще жить, – ответил сыщик. – Скажу даже более, вы должны жить.

– Я погибшая девушка.

– Нет. Вы – бедное дитя, обольщенное негодяем. Вы виновны, но вы должны жить, чтобы искупить свою вину. Тяжкие страдания, выпавшие вам на долю, имеют свою миссию, они посланы вам для самопожертвования и для милосердия. Живите, и то доброе, что будет вами совершено, привяжет вас к жизни. Вы сдались на лживые обещания преступного человека, вспомните же, вы богаты, а сколько сейчас бедных, но честных девушек, которые вынуждены продавать себя из-за куска хлеба. Идите же к этим несчастным, протяните им руку помощи, и их честное имя возвратит честь и вам.

Лекок все время не спускал глаз с Лоранс и заметил, что его слова задели ее за живое.

– Кроме того, – продолжал он, – ваша жизнь принадлежит не вам одной, ведь вы – мать.

– Э, – отвечала она, – для моего ребенка было бы гораздо лучше, если бы я умерла сейчас. Все равно мне придется умереть со стыда, когда он спросит у меня, кто его отец…

– И вы ответите ему, указав на честного человека – вашего старого друга господина Планта, который готов дать ему свое имя.

Старик судья едва стоял на ногах.

– Лоранс, – едва имел он сил произнести, – дорогая моя, клянусь вам в этом, согласитесь…

Эти простые слова, произнесенные с бесконечной нежностью, убедили наконец молодую женщину, и она решилась. Она была спасена.

Лекок тотчас же набросил на плечи Лоранс шаль, лежавшую на кресле, и вложил ее руку в руку Планта.

– Отправляйтесь отсюда, – обратился он к судье, – уходите. Мои люди уже предупреждены, они пропустят вас, а у Пало приготовлена для вас карета.

– Куда же нам идти?

– В Орсиваль. Куртуа уже извещен, что его дочь жива, и он ее поджидает. Идите же! Скорее!

И они вышли.

Оставшись один, Лекок прислушался, как отъехала карета с Лоранс и Планта, и, постояв немного у трупа Тремореля, бегом побежал к лестнице и стал сзывать своих людей.

– Вот, – сказал он им, – негодяй, которого мне не удалось арестовать и предать суду. Это я его убил. Имел ли я на это право? Нет, но моя совесть нисколько не упрекает меня.

* * *

Через два дня после смерти Тремореля Жан Берто и Геспен были выпущены на свободу. Первый получил в награду четыре тысячи франков, а второй – десять тысяч. А пятнадцатью днями позже, к величайшему удивлению орсивальских зевак, отец Планта женился на мадемуазель Лоранс Куртуа, и в тот вечер молодые супруги отправились в Италию, объявив, что проведут там не менее года.

Лекок уже стал забывать об этом деле в Вальфелю, так и оставшемся загадкой для всех, как в одно утро к нему явился нотариус и передал ему изящное письмо от Лоранс и большой запечатанный конверт.

В конверте заключалась дарственная на имение отца Планта в Орсивале, с полной обстановкой, во столько-то десятин, «более или менее, сколько окажется в натуре».

– Ах, черт возьми! – воскликнул Лекок. – Так редки подобные факты, что я не прочь быть и помещиком!