Текст книги "Обольстительная наставница"

Глава 32

– Лейтенант Хеткок, не могу выразить, как я рада вашему визиту, но у меня назначена встреча. Нет-нет, имя джентльмена я назвать не могу, хотя сообщаю, что он по крайней мере виконт.

– Мадам должна начать туалет, – вмешалась Жаклин. – Красота требует большого ухода.

Констебли запротестовали, говоря, что мадам и без того прекрасна. Особенно такой, какой она была сейчас. Мужчины в основном предпочитают женщин без одежды.

Изабелле пришло в голову, что она, вероятно, намного старше их жен и возлюбленных, но приятная жизнь в роскоши избавила ее от разрушительного действия времени. Пока ей удавалось обманывать время, но сколько еще это может продолжаться?

Она говорила себе, что ее постель необычно пуста сейчас по ее собственному желанию, так как она помогала лорду Хавершему поддерживать его обман насчет сексуальной связи с ней. Однако сердце осуждало ее за ложь. Если бы не показная связь с Джеффри, она могла бы остаться вообще одна.

Порой она удивлялась, как можно с юности иметь рядом с собой одного и того же мужчину, родить ему много детей, лечить его, когда он болел, или бороться вместе с ним с врагами, любить его всегда?

«Бог – мужчина», – говорила она своим друзьям-философам, ибо Он устроил мир так, что женщина берет все, что захочет, а потом Он заставляет ее дважды платить за это.

Поэтому Изабелла решила носить мягкую ткань, приятную для ее молочно-белой кожи, твердые драгоценности, которые украшали бы ее шею мерцающими полумесяцами, и окружить себя прекрасными вещами.

А также множеством удовольствий.

Конечно, в последнее время удовольствий было не так много, но Изабелла считала, что немного одиночества – это плата за ее богатую жизнь. Думая о неудобствах бедности, о нежелательных беременностях и, главное, о своем отвращении к тошноте, она решила, что сделала выгодный обмен.

Теперь, если бы она могла обменять несколько минут уединения на возможность безопасно вывести из дома Гейбриела Дрейка, она пообещала бы себе, что никогда уже не будет вести с Господом меновую торговлю.

– Право, джентльмены, – сказала она самым веселым тоном, – я должна…

– Что здесь происходит? – спросил от двери маленький человек с голосом, не соответствующим его тщедушной комплекции.

Прищурившись, Изабелла взглянула на него. Она видела его при дворе на последнем бале-маскараде. Да, она знала этого человека по его скользкой репутации и по имени – сэр Сесил Одбоди, хранитель личной печати короля. Рослый мужчина рядом с ним был ей не знаком, хотя жесткий взгляд и сдвинутые брови тоже не делали его привлекательным. Жаклин бочком переместилась в угол комнаты и опустила голову, чтобы прикрыть лицо чепцом.

Сэр Сесил с такой свирепостью посмотрел на констеблей, что они съежились.

– Мой дорогой друг, лорд Кармантл, – произнес он, показав рукой на спутника, – прислал сообщение, что…

– Добро пожаловать, милорд. Меня зовут Изабелла Рен, – сказала она Кармантлу с большим достоинством. Ее не смущало, что она, совершенно нагая, находится в комнате, полной мужчин. – Кто вы, откуда родом?

Одбоди нахмурился из-за того, что его прервали, но Изабелла всегда находила в беседе тонкости, способные направить весьма неприятный разговор в более дружелюбное русло.

– Я барон Кармантл, у меня небольшое владение в Корнуолле, – ответил рослый мужчина.

– Всего лишь барон, этому не повезло, а? – прошептал один из констеблей, остальные засмеялись. – Думаешь, она вышвырнет его?

Сэр Одбоди был явно раздражен их неуместным гоготом.

– Барон Кармантл прислал сообщение, что беглеца, которого мы ищем, заметили входящим в этот дом. Я пришел, ожидая увидеть пирата уже в кандалах. На худой конец я рассчитывал, что вы, лейтенант, и ваши люди заняты обыском помещений. Вместо этого я вижу, что вы наслаждаетесь чаем и пышками с голой шлюхой.

– Ваша милость, это не вина леди, что она голая, – ответил Хеткок. – Мы вроде как случайно ее обнаружили, можно сказать. И если она так любезна и если она все время оставалась накрытой, я не понимаю, как вы можете называть ее голой. – Набираясь все больше храбрости, пока говорил, лейтенант вызывающе задрал подбородок. – И она не шлюха. Ее можно назвать… ну, мне не приходит в голову подходящее слово…

– Не беспокойтесь, лейтенант, – сказала Изабелла. – Я ценю ваше рыцарство, но, боюсь, сэр Одбоди уже составил мнение обо мне. Некоторые умы настолько малы, что совершенно невозможно втиснуть туда новую мысль. – Юмор был ее лучшей защитой, и мужчины оценили его громким смехом. – И вы не сможете выжать новую мысль из них, если даже положите их в кофейную мельницу.

Сэр Сесил перевел свой жестокий крысиный взгляд на нее.

– Хватит, мадам. – Он дернул носом, еще больше напомнив грызуна, на которого походил. – Или я немедленно задержу вас для допроса.

– На вашем месте я бы действовала осторожно, сэр. – Изабелла выпрямилась, не забывая придерживать на груди простыню. – Это мой дом, а вы непрошеный гость. У меня есть очень близкие друзья при дворе, которые сочтут ваши действия внушающими беспокойство.

– Вы не представляете, с кем имеете дело, – произнес Одбоди.

– А вы, очевидно, не представляете, какое высокое положение занимают мои друзья, – возразила Изабелла.

Она не любила просить об одолжении, хотя могла обратиться к чрезвычайно важным особам. В чем тогда преимущество дурной славы, если не в покровительстве знатных людей?

По разочарованному взгляду барона она поняла, что Сесил готов признать свое поражение в схватке с ней. Потом она заметила, с каким интересом барон Кармантл разглядывает ее дочь.

– Эй, девушка, – вдруг сказал он, – дай мне увидеть твое лицо.

Жаклин посмотрела на него из-под чепца.

– Это она. – Лорд Кармантл обвиняюще ткнул в нее пальцем. – Жаклин Рен. Женщина, за которой он приехал в Лондон.

Когда было упомянуто имя Жаклин, бугор шевельнулся, поэтому Изабелла лениво облокотилась на подушку слева.

– О чем вы говорите? – спросила Жаклин, решив держаться вызывающе.

– Мисс Рен, у нас есть возможность легко и быстро закончить наши дела здесь или же перебраться в другое место, где вся печальная история станет намного более длительной, – начал проявлять нетерпение сэр Сесил. – Чтобы избежать последствий, вам Необходимо ответить только на один вопрос. Где сейчас Гейбриел Дрейк?

– Почему вы его ищете?

– Это не ваше дело. Мы знаем, что он в Лондоне. И теперь должны выяснить, где он прячется.

– Лорд Дрейк в Корнуолле, – сказала Жаклин. – У него не было причин ехать в Лондон.

Сэр Сесил игриво потрепал ее по подбородку, издав звук, который Изабелла могла бы назвать хихиканьем, если бы он не был таким зловещим.

– О, по крайней мере одну причину я могу назвать вам без труда. Итак, где он?

– Я… я… – Жаклин пыталась скрыть дрожь отвращения. Затем подняла глаза и смело встретила его взгляд. – Яне видела лорда Дрейка с тех пор, как покинула Драгон-Керн около трех недель назад.

– Лгунья, – прошипел Одбоди.

– Если она говорит, что не видела его, вы можете ей верить, – сказала Изабелла. В конце концов, на этот раз Жаклин говорила правду. Она его не видела, только пару раз садилась на него. – И вы, сэр, не будете оскорблять мою дочь в моем собственном доме.

– Правильно. – Одбоди хитро улыбнулся. – В моем распоряжении есть другие места и более убедительные методы допроса. Лейтенант Хеткок, арестуйте эту молодую женщину за укрывательство осужденного преступника.

– Нет! – воскликнула Изабелла.

Но прежде чем она успела завернуться в простыню, закрепить ее на груди и встать, матрас под нею вздыбился, как жеребец. Гейбриел Дрейк появился из своего укрытия, сбросив Изабеллу на пол вместе с постельным бельем.

– Хватит! – прорычал он, мокрый от пота, яростный как мстительный Посейдон, поднявшийся из воды на поверхность. – Я тот, кого вы ищете. Оставьте женщину в покое, и я добровольно пойду с вами. Иначе, торжественно обещаю, я сделаю мой арест очень дорогим для вас. Осужденному терять нечего.

Жаклин оттолкнула державшего ее констебля, бросилась к Гейбриелу и обняла его.

– Что ты здесь делаешь?

– Я должен был приехать, Лин, – сказал он, позволяя констеблю заковать ему руки за спиной в тяжелые кандалы. – Ты знаешь, почему.

– О Гейбриел. – Она прижалась к его груди.

Отчаяние дочери пронзило сердце Изабеллы. Она больше ничего не могла сделать для Гейбриела Дрейка, но совершенно точно могла сделать так, чтобы этот маленький грызун Сесил Одбоди ушел только с одним пленником. Заткнув конец простыни у себя на груди, она встала, быстро подошла к Жаклин и оторвала ее от лорда Дрейка.

– Пойдем, дорогая, – настойчиво прошептала она.

– Итак, мадам. – Одбоди загородил ей дорогу. – Что вы скажете в свое оправдание – скрывать преступника между своими матрасами? Не важно, что он барон, лорд Дрейк остается преступником. А сокрытие беглеца от властей карается смертной казнью через повешение. И какое бы высокое положение ни занимали ваши друзья, я сомневаюсь, что они могут спасти вас!

– Я вторгся в этот дом и спрятался здесь по собственной инициативе, – сказал Гейбриел. – Леди не знала о моем присутствии между ее матрасами.

– Прошу прощения, ваша милость, – подал голос лейтенант Хеткок, – но тут дело вот в чем. Ведь лорд Дрейк всего лишь барон. А все знают, что Изабелла Рен не берет в свою постель никого, кто ниже виконта. Мы все можем в этом поклясться, верно?

Констебли энергично закивали.

– Очень хорошо, – фыркнул Одбоди. – Но помните это, мадам, и будьте уверены, что я прикажу следить за вами. Уведите его.

Когда Гейбриела вели мимо барона Кармантла, он молниеносно ударил его ногой по колену, и тот рухнул на пол. Гейбриел поставил ногу на грудь предателя.

– Я должен был тогда убить тебя, Хью. Ты прошел долгий путь до Иуды.

Несколько тяжелых дубинок опустились на спину Гейбриела, прежде чем констеблям удалось оттащить его от поверженного.

– Не льсти себе. Ты далек от незапятнанной овечки, сам знаешь, – сказал Кармантл и тупо улыбнулся. – Но ты прав. Тебе следовало меня убить. Только подумай, как тебе станет больно, когда ты увидишь меня пляшущим джигу возле твоей виселицы.

Жаклин попыталась вырваться из рук матери, но Изабелла не выпустила ее.

– Спокойно, девочка. Не сейчас, – прошептала она, затем громко сказала: – Полагаю, вы отведете его в Тауэр. Когда я могу принести ему все необходимое и еду?

Одбоди злорадно ухмыльнулся:

– Думаете, я посажу его в апартаменты, где лорд Уолтер Рэйли, фаворит и «пират королевы», открывший Виргинию, прохлаждался двенадцать лет, с удобствами, гостями и слугами и писал «Всемирную историю»? Ни в коем случае, мадам. Для преступников вроде Гейбриела Дрейка приготовлены другие места.

Теперь, когда Гейбриел был закован в кандалы, Одбоди расхрабрился и с напыщенным видом сделал пару шагов.

– Видите ли, у пирата самое черное из сердец, холодное, жестокое, без всякой надежды на исправление, – сообщил он. – И его тюрьма должна это отражать. Если бы существовала темная дыра хуже Ньюгейта, можете быть уверены, я бы ею воспользовался. А раз это худшее, что мы имеем, то до его свидания с мадам Виселицей ему хватит и Ньюгейта. Идем.

Когда дверь за констеблями закрылась, Жаклин безвольно осела на пол.

– Мама, что произошло? Ведь Гейбриелу простили его пиратство.

– Значит, он действительно был пиратом? Эту историю мне хотелось бы послушать. – Изабелла села рядом с дочерью. – Кажется, одним из условий прощения был абсолютный запрет на его появление в Лондоне. Полагаю, он забыл упомянуть тебе о подобной мелочи.

– Я не знала. Это моя вина, что его арестовали.

– Не будь дурочкой, – ответила Изабелла. – Лорд Дрейк не ребенок, он знал об опасности, но добровольно пошел на это. Ты не можешь винить себя за его поступки. Ты можешь нести ответственность только за собственные решения, что для иных людей уже тяжелая ноша, и не брать на себя чью-либо вину.

– Но ведь они собираются его повесить!

– Не до конца месяца, так что у нас есть немного времени. Они должны ждать, потому что в Лондоне простой народ очень любит день, установленный для казни. Ты могла бы подумать, что это – праздник, а не выпавший им случай увидеть несчастного, танцующего веревочную джигу.

Жаклин зарыдала.

– Поплачь, дорогая, – сказала Изабелла, гладя дочь по голове. – Тебе надо выплакаться, но когда закончишь, вытри глаза. Нам с тобой предстоит работа.

Жаклин шмыгнула носом и покачала головой:

– Что здесь можно сделать?

– Ах, милая. – Изабелла поцеловала ее. – Даже ребенком ты была такой серьезной и правильной, всегда знала, как следует поступить. – В глубине души ей было приятно, что наконец-то она может помочь дочери. – Так, для начала спустись на кухню к Нанетте и соберите с ней корзинку с едой. В любом случае тюремная пища скудна и неприятна. Человек пока жив. А если он жив, ему требуется еда.

Жаклин вытерла слезы юбкой и кивнула.

– Когда мы поговорим с твоим лордом Дрейком, узнаем, что нужно еще. Будешь готова, пришли ко мне Джерома, я поеду с тобой в Ньюгейт. Мы должны взять что-нибудь для подкупа. Надеюсь, эти скоты не украли все мое серебро.

– А ты сейчас что будешь делать? – спросила Жаклин, направляясь к двери.

Изабелла заставила себя улыбнуться:

– Что и всегда делаю в это время дня. Просмотрю свою корреспонденцию.

«И напишу самое важное в моей жизни письмо», – мысленно прибавила она.

Глава 33

– Ох! Большой палец у меня болит ужас как.

Стянув сапог, Мериуэзер посмотрел на палец, торчавший из дырки в полосатом чулке. Ноготь треснул и почернел, однако не это вызывало боль. Просто Мери имел обыкновение мыться только при крайней необходимости, а в последнее время – лишь когда этого требовала миссис Би.

– У вас подагра, старина, – не глядя на него, сказала миссис Билли, поскольку в этот момент лишала перьев цыпленка. – Недуг богатых людей. Это ваши соусы и пироги, которые вы едите. К тому же у нас значительно поубавились запасы мяса с тех пор, как вы здесь. Слишком много едите и мало работаете. Это подагра.

– Совсем и не подагра, – возразил Мери. – А если так, виновата в этом несчастье ваша бесподобная готовка.

Миссис Билли хмыкнула, но расцвела от его похвалы.

– Тогда попробуйте лить меньше соуса на свою картошку.

– Нет, это случалось и раньше, – ответил Мериуэзер, потирая ногу. – Время от времени, независимо от того, наполнил ли я свой желудок или нет. Помню, однажды…

Мери умолк, не договорив. Раздражающее подозрение грызло его, как терьер крысу.

– Ну, продолжайте, – сказала миссис Бидли, кладя цыпленка на разделочную доску.

– Этого уже давно не случалось, ведь кэп не попадал ни в какие переделки, – объяснил Мери. – Первый раз чертов палец дал о себе знать в ночь перед тем, как мы потопили «Отважного» и я выудил кэпа из глубины. – Мери описал несколько случаев, где палец предупредил его о грозящем бедствии. – Потом был Сент-Томас, когда тот французский капитан чуть не повесил его. Даже заключил в тюрьму, но мы дали по стене залп и вытащили кэпа. И к тому же пополнили команду другими заключенными, так что нет худа без добра. Но если бы кэп прислушался к моему большому пальцу до того, как сойти на берег той ночью…

Мери опять замолчал и натянул сапог.

– Я должен ехать в Лондон, немедленно.

Мериуэзер объяснил, что знает о местонахождении капитана и мисс Рен.

– А я думала, она задерживается в Бате, выбирая шелк, – сказала миссис Билли.

– Главное не в том, что они не в Бате.

Когда он рассказал об условии помилования, экономка вышла из себя, как чайник, полный кипятка. Он пытался успокоить ее, но миссис Би даже не слушала. Мериуэзер решил, что пусть она говорит. С женщиной, которая держит в руках большой нож мясника, лучше не шутить.

– И вы стояли там, смотрели ему вслед, зная, в какую беду он может попасть, – обвиняла его миссис Бидли. – Вы слабоумный, вы олух…

– Я могу позволить вам заговорить меня до смерти или отрубить мне голову, но есть один верный способ заткнуть вас хоть на минуту.

Он схватил миссис Би за талию и прижал к себе для звонкого поцелуя в губы.

– О! – произнесла она. – О Боже мой!

– Надеюсь, что нет, старушка, – возразил Мери. – Обычно, когда мужчина целует женщину, ее Бог тут ни при чем.

Нож мясника упал на пол. Острое лезвие не задело ногу Мериуэзера, но тяжелая рукоятка ударила по большому пальцу. Он взвыл и запрыгал на одной ноге, двумя руками держась за больную.

– Я могу позволить вам кричать, пока ваша глупая голова не отвалится, или заткнуть вас, старина, – объявила миссис Бидли.

Она схватила его за уши, притянув к себе для такого же звучного поцелуя. Он моментально забыл про больной палец.

– Полагаю, это значит, что вы можете звать меня Джозеф.

– Полагаю, что так.

– Что я зову вас миссис Бидли, это слишком длинно и неудобно. И что из-за вас я чувствую себя как молодой жеребец, «старушка» вроде тоже не подходит, а?

– Мое имя Хагита.

– Хагита? Не думаете, что такое имя можно использовать как запасное?

Миссис Би шлепнула его, но Мери обхватил руками внушительную талию и сжал ее.

– А теперь как насчет объединения имен, чтобы я назвал вас миссис Мериуэзер?

Он снова поцеловал ее, и долгое время никто из них вообще не употреблял никаких имен.

Конечно, Мериуэзер должен был ехать в Лондон, он не мог игнорировать предупреждение своего большого пальца. Но миссис Бидли не хотела, чтобы он уезжал один в такое опасное путешествие. Она настояла, что тоже поедет – на случай если будет нужна мисс Жак. Честно говоря, Мериуэзеру и самому не хотелось покидать миссис Би, когда оказалось, что губы у нее мягкие, как ее внушительные бедра.

И сладкие, как пирог с вишней.

А дети? Что делать с ними? Ведь нельзя же оставить их только на отца Юстаса, они все равно не будут его слушаться.

В полдень, когда тяжелогруженый фургон выезжал из ворот замка, миссис Бидли правила парой гнедых, а девочки болтали у нее за спиной. Их сопровождали Мери на своей коренастой верховой лошади и отец Юстас на, как он всех уверял, спокойном и надежном муле.

Они еще не успели миновать первый пятимильный указатель, а Гиацинт уже на всех рассердилась. Близнецы отказывались разговаривать даже друг с другом. Только Лили постоянно спрашивала: «Мы уже приехали?», а Дейзи на каждом подъеме дороги терзала миссис Бидли просьбами отдать ей вожжи.

– Никогда еще не ездил в Лондон, только плыл на корабле, – сказал Мери отцу Юстасу, пока они медленно ехали рядом с фургоном. – Далеко ли до него по суше?

– Если повезет, доедем за неделю, – мрачно произнес Юстас. – А если погода будет плохая, сломается ось, лошадь захромает, или разбойники…

– Я понял вас, отец, – со вздохом ответил Мери. – Да поможет нам Бог.

– Аминь, – кивнул священник.

Глава 34

Тюрьма, построенная еще при Генрихе I в XII веке, имела самую дурную репутацию: жесткость по отношению к заключенным сделала Ньюгейт олицетворением страдания. Много раз ее сносили до основания и сжигали, но тюрьма опять возникала на том же самом месте, как мучительный карбункул на задворках Лондона.

Поэтому Жаклин удивилась, когда увидела, что последним воплощением Ньюгейта было внушительное каменное здание со статуями – место неправдоподобного спокойствия. У Жаклин мелькнул слабый проблеск надежды.

Но уже в воротах тюрьмы их встретило зловоние многолетнего несчастья – крепчайшая смесь мочи, испражнений и рвоты. Жаклин прижала к лицу надушенный платок и старалась не дышать, чтобы защититься от вредных испарений.

Чуть менее отвратительным был шум: грязные ругательства, жалобные вопли, даже какие-то нечеловеческие рычания. Прямо хор грешников в аду.

Мистер Пинкней, тюремный надзиратель, упорно торговался за свою любезность дать им разрешение, несмотря на все очарование Изабеллы. Похоже, деньги были для мистера Пинкнея единственным стимулом, который он принимал во внимание.

Обычно заключенные платили не только за содержание, а также за еду и дополнительные нужды вроде мыла или теплого одеяла. Даже отбыв срок, заключенный мог и не выйти на свободу, пока не заплатил мистеру Пинкнею за пребывание в тюрьме. Самыми несчастными в Ньюгейте были осужденные пожизненно.

Как правило, их пребывание было недолгим.

Когда Изабелла заплатила непомерную взятку, надзиратель повел их к большой общей комнате в центре зала, огороженной со всех сторон металлическими прутьями, с узким проходом для тюремщиков и посетителей, которые рисковали принести еду заключенным. Мужчины, женщины, дети, целые семьи с несколькими домашними животными были заперты в большом помещении, каменный пол которого служил для всех кроватью, обеденным столом и отхожим местом.

– Я не вижу его здесь, – сказала Жаклин.

Мистер Пинкней сверился с книгой.

– Дрейк, Гейбриел. Осужденный пират. Центральное помещение. Все в порядке. Он здесь, смотрите внимательней. Люди в Ньюгейте выглядят обычно хуже, чем на свободе. Он может показаться вам немного… изменившимся.

– Там, – прошептала Изабелла, показав на фигуру, прикованную у дальней решетки. – Это абсолютно неприемлемо. – Она передала Жаклин корзину и с притворной улыбкой повернулась к надзирателю: – Дорогой сэр, не вернуться ли нам в вашу контору, где мы обсудим изменение условий для лорда Дрейка.

Она взяла его за руку, словно это один из ее любящих оперу друзей. А он был просто стяжателем, который благоденствовал на минимальном уменьшении страданий заключенных. Она увела его, весело болтая по дороге, будто находилась в великосветском салоне.

Если Изабелла могла выглядеть бесстрашной, она тоже сможет, решила Жаклин. Она расправила плечи и обошла загон, стараясь не обращать внимания на жалобные крики заключенных, у которых не было никого, кто мог бы принести им необходимые вещи. Она мысленно пообещала, что в следующий раз принесет две корзины.

Ей удалось подавить нарастающий ужас, но когда она подошла к Гейбриелу, крик застрял у нее в горле. Она проглотила его. Как она сможет утешить Гейбриела, если позволит себе расслабиться?

Он сидел, непривычно сгорбившись, на руках и ногах кандалы, тяжелые цепи привязывали его к кольцу в полу. Спина куртки была покрыта коричневыми полосами, у его левого бедра растеклась маленькая красная лужа. Видимо, его били палками или хлыстом, после чего снова натянули куртку, и на открытых ранах запеклась кровь.

Жаклин всхлипнула.

Он повернулся к ней, потом, гремя цепью, с трудом встал.

– Лин, ты не должна здесь быть.

– Мое сердце здесь. Где еще я должна быть? – Она протянула руку сквозь прутья.

Гейбриел шагнул вперед, насколько позволяла цепь, и с большим усилием, но сумел коснуться ее пальцев.

– Мама договаривается, чтобы тебя перевели отсюда.

Сначала о деле, приказала она себе. Если она сосредоточится на улучшении его условий, она может отложить мысль о виселице на потом.

– Кажется, Сесил Одбоди добивается большего, чем я предполагал. Вряд ли у твоей матери хватит денег, чтобы Пинкней изменил его приказы.

– Ты недооцениваешь силу убеждения Изабеллы Рен, – сказала она, заставив себя улыбнуться.

– Это не имеет значения. Скажи матери, пусть сохранит деньги. – Гейбриел покачал головой, – Буду я следующие две недели спать на хороших простынях или на холодном камне, все равно меня повесят.

– Нет, я отказываюсь в это верить. Мама убедит одного из своих высокопоставленных друзей обратиться к королю.

– Мое прощение ограничено этим пунктом. Если я появлюсь в Лондоне, прощение будет аннулировано, приговор вступит в силу без суда и дополнительного снисхождения его королевского величества, – процитировал Гейбриел.

– Ты знал, что может случиться, и все равно поехал. Ради Бога, почему?

– Мое сердце было здесь, – улыбнулся он. – Где еще я должен быть? Мне надо было увидеть тебя, Лин. Ты уехала раньше, чем я успел сказать, как сильно тебя люблю.

Жаклин прикрыла рот ладонью, чтобы заглушить рыдания. А когда опустила руку, ее губы беззвучно двигались в признании: «Я тоже люблю тебя».

– Я не мог продолжать этот фарс женитьбы на ком-нибудь еще. И прежде чем ты рассердилась на меня…

– Гейбриел, я никогда больше не стану на тебя сердиться, – пообещала она, вновь обретя голос.

– Хотелось бы мне прожить столько, чтобы ты сдержала обещание, – усмехнулся Гейбриел. – Но я хотел сказать, чтобы ты не беспокоилась насчет Драгон-Керна. Я не пренебрег своим долгом. Мери присматривает за девочками. Если я не вернусь… Когда я не вернусь…

– Даже не говори так.

– Послушай меня. Я знаю, чем это грозит. Мери обещал мне заботиться о тебе и девочках до конца своей жизни. Может, вы не будете жить с шиком, но старый пират не даст вам голодать. Если случится худшее, я приказал ему распродать весь скот и все, что не прибито гвоздями. Мери поделит доход среди арендаторов. Они могут делать с этим, что захотят. Но я велел ему проследить, чтобы они уехали до того, как король назначит владельца, или же их заставят все это вернуть.

– Пират, отдающий свое богатство, – тихо сказала Жаклин. – Ты настоящий лорд. Твой отец гордился бы тобой, Гейбриел.

Он пожал плечами, сморщившись от боли.

– Я надеялся, что заставляю гордиться тебя.

– Я всегда тобой гордилась и горжусь, – пылко ответила Жаклин. – Я хочу сказать тебе кое-что еще…

– Дрейк! – раздался пронзительный голос Пинкнея. Они с Изабеллой появились в сопровождении трех крепких охранников. Надзиратель бросил Гейбриелу длинный ключ. – Снимешь кандалы, иди к двери. Эта леди заплатила за облегчение твоей ноши.

Изабелла торопливо подошла к дочери, одарив Гейбриела приятной улыбкой.

– Я придерживаюсь своего первоначального мнения о вас, лорд Дрейк. Горячая ванна, хороший портной, и вы будете красавцем.

– Жаль, что следующая леди в его танцевальной карточке – мадам Виселица, – сказал Пинкней, непристойно засмеявшись собственной шутке. – Но раз у мадам есть деньги, мы приведем его в порядок для этой леди.

Надзиратель велел охранникам присматривать за Гейбриелом, когда он будет в одиночной камере. Если бы Гейбриел находился в хорошей форме, ему бы не составило труда справиться с ним. А сейчас он двигался с таким усилием и с такой явной болью, что у Жаклин сердце кровью обливалось. Перед отправкой в Ньюгейт его жестоко избили.

Одиночные камеры предназначались для тех, кто имел деньги, чтобы избежать грязи центральной зоны. Новый приют Гейбриела был размером с буфетную дворецкого, зато мог похвастаться узкой пружинной кроватью и зарешеченным окошком с его ладонь.

Гейбриел опустился на скрипучую кровать. Жаклин подозревала, что с такими ранами на спине он просто не мог лежать, но ему хотя бы удобно сидеть. По сравнению с тем загоном эта камера была просто апартаментами для гостей в Виндзорском замке.

– Нам требуется сидячая ванна, полная воды, горячей воды, напоминаю, – сказала Изабелла. – Мыло хорошего качества и целебная мазь. Что-нибудь от достойного уважения травника. Я не потерплю вашего медвежьего жира и сажи.

Изабелла тоже заметила кровавые следы на куртке Гейбриела. И когда она еще больше опустошила свой кошелек в жадную руку надзирателя, Жаклин подумала, что Господь был особенно добр к ней, выбрав ей в матери Изабеллу.

Наконец ванна была готова, и тюремщики вышли, сделав несколько грубых, непристойных замечаний.

– А теперь, – сказала Изабелла, – снимайте ваши тряпки, лорд Дрейк.

– Я привык мыться сам, – осторожно заметил он.

– Может, ты привык и мыться, и лечить спину? – осведомилась Жаклин.

Когда они с матерью были заодно, ни один мужчина не мог им противоречить, но Гейбриел, похоже, решил попытаться.

– Не упрямься, дорогой. – Жаклин осторожно сняла с него куртку. – Ничего такого, чего бы я уже не видела, здесь нет. А если мама увидит что-то для себя удивительное, ты первым это узнаешь.

– Хорошо, леди, – ответил Гейбриел, поднимаясь с кровати. – Надеюсь, вас утешит, что вы первые, кто заставил меня поднять белый флаг.

Когда они помогли ему раздеться, Жаклин обнаружила нечто такое, чего не могла себе даже представить. Она увидела не просто несколько рубцов с засохшей кровью от ударов кнутом, а совершенно искромсанную спину Гейбриела. Она почувствовала, как от лица отхлынула кровь, в глазах потемнело.

– Ну, – произнесла Изабелла, оглядывая его, пока он медленно садился в горячую воду, – теперь я знаю точно, почему он тебе понравился, дорогая.

– Мама!

– Я лишь пользуюсь глазами, которые дал мне Господь, – ответила Изабелла, потом наклонилась и прошептала ей на ухо: – Улыбайся, дорогая. Он в этом нуждается.

Гейбриел сидел неподвижно, пока Жаклин промывала ему раны, только иногда мышцы под его рассеченной кожей подергивались, как у лошади, сгоняющей муху. К чести Изабеллы, она заняла себя тем, что рвала на полосы муслин, отведя взгляд, чтобы создать им видимость уединения.

– Разве им было недостаточно арестовать тебя? – спросила Жаклин. – Почему они с тобой это сделали?

– Одбоди как-то узнал о якобы спрятанном в Драгон-Керне сокровище и убежден в его существовании. – Гейбриел стоял, и мыльная вода стекала с его тела. – Он хотел получить от меня дополнительные сведения.

Жаклин насухо промокнула его спину, пытаясь не сделать больно, наложила целебную мазь и перевязала чистым муслином.

– Ты должен был что-нибудь придумать.

– Я хотел придумать, – признался Гейбриел, просовывая руку в свежую рубашку, принесенную Изабеллой.

– Нашла ее в своем будуаре. Не могу вспомнить, чья это, – с лукавой улыбкой сказала она.

Жаклин натянула ему второй рукав.

– Но пока меня били, я понял, что если хотя бы поддержу разговор на эту тему, то меня не довезут и до Ньюгейта, – объяснил Гейбриел, надевая темно-желтые панталоны.

– Немного узковаты, – заметила Изабелла, окидывая взглядом его нижнюю часть. – Завтра мы принесем другую пару. А теперь, дорогая, посмотри, сможешь ли ты что-нибудь сделать с его волосами. Этот человек похож на растрепанного дикаря.

Когда Пинкней вернулся со своими подручными, чтобы забрать ванну, Гейбриел уже имел вполне приличный вид и выглядел настоящим джентльменом.

– Мистер Пинкней, не будет ли для вас затруднительно сразу послать за священником?

– О да. Близкая встреча со смертью обращает мысли человека к Богу, не так ли? Конечно, вы хотите исповедаться.

Гейбриел покачал головой:

– Меня повесят только в конце месяца. Еще будет время покаяться в грехах. – Он взял Жаклин за руку. – Нет, я хочу сделать эту леди моей женой. Надеюсь, священник будет согласен поженить нас. Если, конечно, согласна леди.

– Да, Гейбриел, всем сердцем да.

Она не могла отказать ему ни в чем. Если бы он попросил ее летать, она прыгнула бы с любой зубчатой стены, какую он выберет.

Короткая церемония походила на сон. Жаклин повторила свои клятвы, но слова были излишними. Ее сердце билось в унисон с сердцем этого человека. Обряд лишь признавал их тайное соединение, которое уже произошло. Только поцелуй в конце сделал происходящее реальностью.