Текст книги "Война и мир в твиттере"

Джек

Я повесил трубку, но в ушах все еще звенели убогие оправдания Итана, когда я развернулся и увидел застывшую, словно олень в свете фар, Пеппер, которая, казалось, хотела сквозь землю провалиться.

Нет, хуже. Которая выглядела так, будто сочувствует мне. Будто у нее в голове крутились шестеренки, и она пыталась придумать, что бы такого сказать в качестве поддержки мне – второму близнецу. Младшему брату, с которым всем приходится разговаривать, чтобы добраться до старшего.

Я переживал, что когда она увидит эту тупую фотографию, то придет в ярость. Что это разрушит хрупкую дружбу, которая только зародилась между нами, и что-то еще более шаткое – то непонятное чувство, которое зародилось между нами в автобусе, когда она пихнула меня локтем или когда застыла, стоило мне назвать ее полное имя.

Но это было хуже. Со злостью я бы еще справился. Но не с жалостью. Особенно такой.

– Джек…

– Через дорогу автобусная остановка – сядешь там и приедешь прямиком к Стоун Холлу.

Пеппер сделала осторожный шаг в мою сторону.

– Ты как?

Я продолжал взглядом сверлить тротуар под ногами.

– Прости, что так вышло с твитом.

– Кажется, это не твоя вина, – сказала она, понизив голос. Значит, она слышала весь разговор. Ну конечно. – Твой брат настоящий придурок.

– Не надо, – огрызнулся я. – Не говори так о моем брате.

Я ждал, что она разозлится и ответит мне, как делает это обычно. Но она просто стояла передо мной, и ее сопереживание было унизительным.

– Мне пора домой.

Она кивнула. Указала головой на остановку через дорогу.

– Мне туда? – спросила она.

– Да.

Она ждала, что я скажу еще что-нибудь, но сказать мне было просто нечего. Знаю, глупо так расстраиваться из-за какой-то фотографии, но это не просто фотография. Это верхушка сраного айсберга. Это каждый наш тупой совместный проект, который Итан начинал с энтузиазмом, но в итоге бросал на меня. Это каждый полдень, когда он оставлял меня одного в кулинарии, чтобы пожить своей тупой идеальной жизнью Итана с идеальными друзьями Итана, и заставлял меня врать родителям в лицо, что он занят чем-то более значимым, чем раскуривание косяка в парке…

Как будто я всю жизнь наблюдал за тенью какой-то луны, которая накрывала мою жизнь, и сейчас наступило полное затмение.

Пеппер пошла к перекрестку, чтобы перейти дорогу, и я, не задумываясь, пошел за ней.

Она шла медленно, поэтому вскоре мы поравнялись и продолжили молча идти рядом. Я не знаю, как можно хотеть отвалить от кого-то, но в то же время следовать за ним как магнит, но Пеппер, кажется, относилась к этому спокойно, то и дело оглядываясь на меня, пока мы шли к остановке.

– Я нормально доберусь до дома, – сказала она.

– Ты уверена?

Пеппер кивнула.

– Я верну тебе проездной в понедельник.

Я перенес вес на пятки, вроде собираясь уйти, но все еще оставаясь на месте. Мы оба увидели автобус, приближающийся к остановке, поэтому он, можно сказать, принял решение за меня.

– Ты точно уверена? – спросил я на всякий случай.

– Да, – сказала Пеппер. – И… спасибо тебе еще раз.

Я ничего не ответил, просто стоял и смотрел, как она садится в автобус и он потом отъезжает от остановки, увозя ее с собой. Внезапно я почувствовал себя таким придурком здесь, в Морнингсайд-Хайтс, в своей шикарной школьной форме и с зализанными назад волосами, которые мама заставила меня причесать перед выходом. В таком виде я до жути напоминал Итана, и это не могло не отрезвить меня, когда я увидел себя в зеркале.

Я тряхнул головой, чтобы выбросить эти мысли, и пошел к станции метро. Я надеялся, что прогулка через весь Ист-Сайд, когда я вышел из метро, немного успокоит меня, но вышло наоборот – погода слишком хорошая для ноябрьского дня, а я сам по себе такой незаметный, что все без конца врезались в меня.

Когда я наконец добрался до дома, кулинария была забита. Итан стоял за прилавком. Посмотрев в окно, я увидел, как он делал селфи с группой хихикающих школьниц. Мама носилась взад-вперед с пачками салфеток, специй и соломок, что могло означать, что папа либо помогает на кухне с готовкой, либо в офисе отвечает на звонки.

В общем, ни у кого нет времени слушать мое нытье.

Тогда я сделал то, чего никогда не позволял себе раньше, – вместо того чтобы идти помогать в кулинарии, сразу поднялся наверх в квартиру. Я закрыл дверь и почувствовал себя словно в вакууме; шум от кулинарии, улицы и машин точно сдуло из моих ушей.

– Как прошло собеседование?

Я уставился на бабушку Белли, которая, как обычно, сидела в кресле со своим ноутбуком на коленях и играла в солитер. Кажется, она почти выиграла. Одной из моих любимых вещей в детстве было наблюдать, как анимированные карты делали флип флип флип флип флип после ее победы. Бабушка даже звала меня в гостиную сделать последний ход, чтобы посмотреть на это.

– Нормально, – сказал я, бросая рюкзак на пол и заваливаясь на диван, за что мне влетело бы от отца, если бы он увидел это. – Как прошло твое утро?

Она махнула в сторону окна.

– Неплохо. Так приятно слышать этот шум с первого этажа.

Я улыбнулся, несмотря на неважное настроение.

– Да, там сейчас полно людей.

– А ты сидишь здесь со мной. – В ее глазах читалось лукавство.

– Я могу помочь тебе спуститься, если ты хочешь.

Ей всегда нравилось сидеть в подсобке за нашим прилавком прямо у окна. Все постоянные клиенты знали ее. Она что-то вроде иконы Верхнего Ист-Сайда – она занималась здесь бизнесом намного дольше, чем многие жили здесь. Но, когда ее здоровье стало ухудшаться, она стала все реже спускаться вниз, потому что сильно уставала да и не хотела там сидеть, пока кто-нибудь из семьи не мог составить ей компанию.

Но она покачала головой и похлопала рукой по дивану, приглашая меня сесть поближе.

– У меня и здесь прекрасная компания.

Я сел поближе, понимая, что последует дальше. Потому что ничто не ускользнет от взгляда бабушки Белли.

– Что мучает тебя, моя картошечка?

Я не собирался ей ничего рассказывать. Не то чтобы я врал ей насчет «Твиттера» – она просто не понимает ничего в социальных сетях, ей это просто будет неинтересно, поэтому и рассказывать тут нечего.

– Ой, да ладно тебе. Ты вошел сюда с таким видом, словно мороженое на тротуар уронил.

Я фыркнул.

– Не-а. – Бабушка подняла брови. – Да это такая ерунда, – промямлил я.

Она пристально посмотрела на меня, как и всегда, только кажется, что ее взгляд становится острее с каждым годом.

– Это я решу.

Я посмотрел в сторону двери, словно в любой момент могли зайти родители или Итан и прервать наш разговор. Ничего из этого я не смог бы сказать перед ними. Ничего из этого я сам не хотел принимать.

Когда я повернулся обратно к бабушке, она все еще смотрела на меня таким взглядом, что сложно было удержать язык за зубами.

– Я просто… иногда… – Невозможно было сказать такое, не чувствуя себя полным придурком при этом. – Иногда мне кажется, что я не… Не так, как… Ну, знаешь… – Это сложно принять самому. И гораздо сложнее признаться в этом другому человеку. – Понимаешь, у меня такое чувство, что все вокруг помешались на Итане. В школе. В кулинарии. Он просто… – Я неопределенно махнул рукой, словно этим жестом мог выместить все свои комплексы, которые копил семнадцать лет.

– Милый, не знаю, как сказать тебе это, но у вас с ним одно лицо на двоих.

И именно в этом лице и кроется проблема. Я не могу обвинить его во всем. Я не могу сказать, что все из-за того, что он выше, привлекательнее, старше или что еще могут сказать братья, когда один из них неудачник. Потому что нам даны одинаковые инструменты, и Итан просто использует их лучше, чем я.

По взгляду бабушки Белли я понял, что у меня все на лице написано. Она наклонилась, положила руку мне на голову и провела ею по волосам. Даже спустя столько лет я все еще чувствую себя неловко оттого, что я выше нее, хотя при общении с другим людьми я на свой рост не обращаю внимания.

– Не думай о жизни Итана, – сказала она. – Тебя ждет собственный великий путь. Когда ты покинешь наш дом.

Я удивленно уставился на нее.

– Бабушка, думаю, мы оба прекрасно знаем, что никуда я отсюда не денусь.

Она улыбнулась мне.

– Ты домосед. Ты можешь потоптаться здесь немного. Но ты никогда не был человеком, который может надолго задержаться на одном месте с тех пор, как ты начал ползать.

Я осмотрел гостиную, посмотрел на полки, забитые DVD-дисками и коллекцией морских ракушек, которую мама пополняет каждый раз, когда мы ездим на Кони Айленд. На старый ковер, на котором по-прежнему были видны пятна от Гавайского пунша, который Итан пролил десять лет назад; на наши с Итаном фотографии, которые папа делает каждое лето и вешает на стену; на корзину с нитками для вязания, из которых бабушка Белли вяжет шапочки для маленьких детей наших постоянных клиентов.

Я смотрел куда угодно, только не на бабушку, потому что все эти вещи сковывают меня – всегда были и всегда будут. Ее слова прозвучали как обещание оставить это все позади, и я испытывал от этого как страх, так и облегчение.

Однако мы оба знали, что не в ее силах давать такие обещания.

– Не думаю, что родители придерживаются того же мнения.

Иными словами, я прекрасно знал, что они так не думают от слова совсем. Предположение, что я останусь здесь и буду помогать родителям с бизнесом, а затем встану у руля, настолько укоренилось в них, что мы никогда даже не обсуждали этот вопрос. Как будто эта истина была высечена на камне еще до того, как я научился читать.

Бабушка сжала мое колено.

– Поговори с ними об этом. Выпускной наступит раньше, чем ты думаешь. – Она задержала свою руку еще на мгновение и сказала: – Я люблю нашу кулинарию всем сердцем, каждую ее частичку. И надеюсь, кем бы ни был человек, который дальше будет ей управлять, он тоже будет искренне ее любить. Но совсем не обязательно, что это будешь именно ты.

Я не привык обсуждать такие серьезные темы, особенно с бабушкой Белли. Да вообще ни с кем. По крайней мере, такие темы, которые могут серьезно повлиять на мое будущее. Я словно прошел через года и поговорил с самим собой, кем бы я ни стал в будущем.

Тем не менее мои слова звучат не громче, чем бормотание:

– Я не хочу подвести их.

Бабушка Белли наклонила голову и сузила глаза, посмотрев на меня своим самым серьезным, не терпящим возражений взглядом. Проблема в том, что она выглядит очень забавно, когда так смотрит, поэтому даже сейчас сложно было сдержать улыбку.

– Ты никогда и не подводил.

Ее слова было приятно услышать, даже если я не был уверен, что это правда.

Джек

Я еще немного посидел с бабушкой Белли. Мы ели остатки вчерашней еды из кулинарии, которую папа припрятал в холодильнике: шоколадный пирог и миндальные пирожные, – и посмотрели несколько эпизодов бабушкиного любимого «Чужого», условившись, что не скажем маме, что смотрели без нее. Затем часы пробили восемь, и я ушел в свою комнату, успев это сделать прямо перед приходом родителей.

Никто не то что не обмолвился со мной ни словом, даже в дверь никто не постучал. Я был одновременно и рад, и разочарован. Я забаррикадировался экраном ноутбука – хотел сделать сюрприз Сиалии, – но чем больше я пытался отвлечь себя, тем более беспокойно себя чувствовал. Я даже не понял, что стал отбивать ритм ногой по стене, пока Итан не постучал мне в ответ, чтобы я прекратил это делать.

Я слишком погряз в своих мыслях. На автомате я достал телефон, как делал это бесчисленное количество раз за последние несколько месяцев – общение с Сиалией было похоже на прикосновение к чему-то вне меня, словно мы достаточно близки, чтобы делиться мыслями друг с другом, но при этом достаточно далеки, так что такая близость не казалась такой страшной, как должна бы.

Я открыл «Визл» и бегло просмотрел сообщения в общем чате школы. Несколько человек обменивались контактной информацией о разных организациях, которым нужны волонтеры. Больше ничего интересного.

Я услышал шаги в коридоре и снял наушники на случай, если кто-то из родителей решит ко мне зайти. Затем я услышал голос мамы, и до меня дошло, что разговаривает она с Итаном.

– …не имеешь отношения к тому приложению, о котором нам присылают письма?

– Я даже не сижу там, у меня нет времени. А что?

– Ну не знаю. Администрация школы говорит, что студент создал этот мессенджер. И я знаю, что ты хорошо разбираешься в компьютерах…

– Мам, у меня минуты две уходит на то, чтобы подключиться к вайфаю, какое там приложение.

Дальше я не слушал, о чем они говорили. Я надел наушники обратно и включил музыку так громко, чтобы вообще их не слышать. Я старался игнорировать это чувство боли, или гнева, или что это еще может быть. Но я ничего не могу поделать, когда родители продолжают делать это снова и снова: всегда предполагают, что что-то хорошее сделал Итан, а обо мне просто забывают.

Ладно. Это не совсем честно. Они ведь не знают, что я сижу здесь и сам учусь создавать приложения, но это не мешает им гордиться от одной мысли о том, что Итан может иметь к этому отношение. Я не мог перестать сжимать и разжимать кулаки, не мог перестать стискивать зубы, не мог избавиться от желания открыть окно и проораться на всю улицу, чтобы подтвердить одно из нью-йоркских клише.

Я закрыл «Визл» и затем написал сообщение Пеппер: «Ты нормально до дома добралась?»

Я не ожидал, что она ответит так быстро:

«Да, спасибо тебе еще раз. Ты правда спас меня сегодня».

Я неожиданно стал нервничать, набирая ей сообщение, мне даже стало казаться, что я чувствую себя увереннее и более защищенным, когда разговаривал с ней вживую. Но до сих пор мы общались только по делу – обсуждали команды по плаванию и по прыжкам в воду, «Твиттер», неприятные собеседования в колледж. На этот раз я просто добровольно написал ей, чтобы поговорить ни о чем. Поэтому ее ответы или их отсутствие могут повлиять на меня раза в два сильнее, чем обычно.

Сегодня 7:21 PM

Извини, что вел себя сегодня как придурок.

Да все в порядке

…но вот Итан ПОЛНОСТЬЮ испортил наш спор.

Да. Я сегодня сильно в нем разочаровался.

Пеппер набирала сообщение, потом прекращала, а потом снова начинала писать. Я застыл, наблюдая за этими ее действиями. У меня перед глазами всплыло выражение ее лица, с которым она стояла возле Колумбийского университета, когда не знала, стоит ли ей что-нибудь говорить или лучше промолчать.

«Но он все еще твой брат».

У меня к горлу подступил ком. Не в бровь, а в глаз – я не могу ненавидеть Итана сильнее, чем самого себя.

Сегодня 7:27 PM

Это уж точно. Хотя временами мне хочется его поколотить.

Да ладно, в этом и суть отношений между братьями, верно?

А вы с сестрой ссоритесь?

Мы любим устраивать поединки на ринге, чтобы выяснить, кто из нас прав.

Я фыркнул. Она все еще набирала сообщение.

Сегодня 7:28 PM

Не, обычно ничего серьезного. Но иногда я злюсь на нее. Ну, знаешь, типичные проблемы сестер.

Например, после развода все смогли привыкнуть и продолжить жить нормально, кроме нее.

Я так понимаю, упрямство – тоже семейная черта Эвансов.

Тогда у Кэмпбеллов – это нарушение правил ведения войны в «Твиттере».

Я, по крайней мере, перестал ерзать, но осознал я это лишь потому, что начал прогрызать дыру в своей щеке. Если честно, я не открывал «Твиттер» с тех пор, как увидел фотографию Итана в профиле «Хаба». Я знал, что мы побеждаем, но хотел бы, чтобы этого не происходило. Выходка моего брата испортила все удовольствие.

В какой-то момент мне стало весело вести нашу войну. Просыпаться по утрам и первым делом смотреть, что Пеппер приготовила для меня прошлым вечером. Ждать ее негодующее выражение лица, когда она читала мой ответ, а потом ждать в отместку что-нибудь остроумное. Чем дальше заходила наша война, тем сильнее она напоминала игру.

Сегодня 7:35 PM

Тебе не кажется, что мы зашли слишком далеко с нашей войной в «Твиттере»?

Если честно, ВЛБ заходит слишком далеко с самого начала. Слава богу, у вас стало больше подписчиков, а то я начинала чувствовать себя натуральным моральным уродом. Ну вы и без нашей помощи ерундой страдаете

Но я имел в виду немного другое… телефоны и взломы аккаунтов.

Ну да. Это был уже перебор. И моя мама была не в восторге.

Но знаешь, что действительно странно, – мы с Пуджей стали друзьями благодаря этому эпизоду нашей войны.

Чего?? Я попал в параллельную Вселенную?

Я теперь хожу заниматься с ее учебной группой, а завтра мы вместе идем обедать.

ОГО. Из заклятых врагов в друганов по учебе, вот это я понимаю.

Кажется, теперь весь мир нашей школы должен перевернуться. Начнем танцевать в столовой, полная смена статуса-кво.

Да, это классно.

Но если ты думаешь, что можешь разбрасываться отсылочками к «Классному мюзиклу» без моих беспощадных издевательств, то ты сильно заблуждаешься. Я припасла их на потом

Заметано. Я думаю, Пол поймал больше всех кайфа со всеми этими шпионскими штучками

Насколько, кстати, была зла твоя мама?

Ну, она, скорее, была расстроена

Мне пришлось отвлечь себя от такого стресса выпечкой, и я в процессе чуть не уничтожила кухню, поэтому мне запретили заниматься в квартире выпечкой до конца недели

Вот черт. Это отстой

Да, особенно для тебя. Никаких угощений до конца недели

Я начал набирать сообщение и остановился. Это могло бы быть ошибкой. Что-то вроде ошибки с последствиями такими маленькими, как Пеппер, смеющаяся мне в лицо, или такими большими, как очередной разнос от родителей.

Но я не мог представить, чтобы Пеппер не понравилась моим родителям. Даже Итан относится к ней очень хорошо, если закрыть глаза на его полное неуважение наших твиттерских правил.

Поэтому я решился отправить сообщение.

Сегодня 7:47 PM

Ты всегда можешь прийти к нам и воспользоваться нашими духовками.

Ты предлагаешь мне ступить на территорию вражеского лагеря?

По крайней мере, это не отказ.

Сегодня 7:48 PM

Да мы бы только отравили тебя чутка!

Серьезно… как ты думаешь, может, нам стоит прекратить все это?

Ты имеешь в виду «Твиттер»?

Мне пришло в голову, что она может иметь в виду что-то еще – например, нашу дружбу, которая случайно завязалась между нами во время конфликта.

«Ага. Мне кажется, наша война исчерпала себя».

У Пеппер на этот ответ ушло больше времени, чем обычно.

Сегодня 7:55 PM

Согласен

Тогда завязываем с этим после окончания нашей сделки?

Это была моя идея, но внезапно мне перехотелось соглашаться. Никаких твитов, значит, гораздо меньше общения с Пеппер, хотя я и не подозревал, как много оно для меня значит, до этого момента – момента, когда я разозлился на Итана за его выходку. Момента, когда я расстроился из-за такой глупости, как отстранение Пеппер от домашней духовки.

Момента, когда я осознал, что буду скучать по ее колкостям, когда все закончится.

Но у нас еще полтора месяца будут совместные тренировки в бассейне. И классный час. И мы, вообще-то, не собираемся разъезжаться по разным планетам.

«Да. После разрешения этого спора складываем наши клавиатуры»

А это значило, что все закончится в конце этой недели. Я отложил телефон на кровать, полагая, что это был конец нашей переписки на сегодня. И так было странно то, что я в принципе написал ей. Словно я сместил границы, подняв нашу дружбу на новый уровень.

Но следующее ее сообщение сдвигает невидимые границы еще дальше.

Сегодня 8:02 PM

Для меня так странно, что нам потребовалось несколько лет, чтобы стать друзьями. И то только после войны в «Твиттере».

Оу. Так ты признаешь нашу дружбу?

Не без сожаления.

Но правда. Я знаю, у тебя есть комплексы из-за Итана, но не надо загонять себя. Мне кажется, ты прячешь себя ото всех из-за этого.

Пепперони. Я самый громкий в классе.

Раз уж мы заговорили об этом, Пеппер было бы неплохо обратить внимание на себя. Она мимикрировала под Стоун Холл с такой скоростью, что иногда трудно представить, что она не росла вместе с нами, словно она всегда была на периферии, поднимая слишком высокую планку для всех остальных.

«Да. Мне кажется, это тоже один из способов спрятать себя».

Я опять отложил телефон и устремил взгляд в окно, чувствуя себя обнаженным после ее слов. Я закрыл глаза и попытался умерить свой пыл, потому что все мое тело хотело отторгнуть то, что я только что прочитал.

Я даже не знаю, что хуже, – то, что она может быть права, или то, что она поняла это раньше меня.

Сегодня 8:02 PM

В любом случае – горлопанишь ты или нет – ты все равно хорош таким, какой ты есть.

А теперь сожги это сообщение, чтобы никто никогда не смог прочитать его снова.

Я ухмыльнулся.

«Да, конечно. Кровожадная девочка, которая без жалости втаптывает чужие оценки в грязь, – ты тоже прекрасна такая, какая ты есть».

Мы оба прекрасно понимали, что наша переписка на сегодня точно закончена. Я чувствовал себя так, словно мягко закрыл книгу, которую читал перед сном. Я сидел в своей кровати, почти не веря в то, что произошло в течение последнего часа, хотя казалось, что мы вышли за пределы пространства и времени: такие разговоры проникают тебе под кожу и остаются с тобой еще долго, даже если твой собеседник исчезает из твоей жизни.

Я закусил щеку изнутри. Мне стало интересно, что будет с Пеппер, когда мы окончим школу. Я думал о ее будущем с такой болью, как не думал о своем собственном.

В конце концов, это вина Пеппер, что последние месяцы я стал делать вещи, которые бы при другом раскладе делать не стал бы, и наоборот – перестал делать вещи, которые делал раньше. Я открыл «Визл» и зашел в диалог с Сиалией.

Волк

«Что ж, кажется, приложение не собирается раскрывать наши личности в ближайшее время».

Звучит, конечно, немного лицемерно, потому что именно я поменял алгоритм программы. Но ответ последовал практически мгновенно:

Сиалия

«Ты предлагаешь взять это дело в свои руки?»

Волк

«Именно».

Сиалия

«Когда?»

Я посмотрел на календарь, который висел на моем шкафу, мама сама переворачивает месяцы на нем, когда я забываю об этом. В четверг будет конец нашего спора на «Хаб Сид». А сразу после идет День прогульщика.

Волк

«В пятницу?»

Сиалия

«Меня устраивает».

Я сделал глубокий вдох, почувствовав знакомое тревожное ощущение в животе. Но в этот раз я не собирался отступать. Ты хорош таким, какой ты есть. Вроде простые слова, но подействовали они на меня так, что я готов был пойти на любой безрассудный поступок.

Волк

«Отлично. Выпускники будут гулять по городу, тогда мы можем встретиться».

Сиалия

«Потрясающе. Мне хватит времени, чтобы придумать алиби.

Это будет весело, определенно».