Текст книги "Война и мир в твиттере"

Пеппер

Пуджа покинула холл, и я тут же почувствовала в кармане вибрацию телефона, вытащившую меня из забвения обратно в твиттерскую реальность. Я достала телефон и стала с замиранием сердца пролистывать уведомления одно за другим…

И поняла, что среди них нет ни одного от Волка. Что он не писал мне со вчерашнего вечера. Это произошло впервые за все время нашего общения, не считая перерывов между тремя и пятью часами, когда мы делаем домашку.

Ладно. Я не настолько глупа, чтобы думать, что Лэндон – это Волк лишь потому, что он не пишет мне во время тренировок наших команд. Если так рассуждать, то на роль Волка подходит любой, кто занимается плаванием или прыжками в воду, или баскетболом, или гольфом, или даже футболом. В таком случае количество людей, среди которых может оказать Волк, многократно возрастает.

Но это всего лишь один признак из моего списка, согласно которому я пришла к выводу, что, возможно, это именно Лэндон. Моя влюбленность в четырнадцать лет прошла быстро, но, видимо, не было дыма без огня. Возможно, тогда я почувствовала что-то, что чувствую сейчас при общении с Волком.

Пришло новое сообщение, в этот раз от Тэффи: «У тебя уже закончилась тренировка?»

Я вздохнула, махнув головой, чтобы отогнать ненужные мысли, и направилась к пекарне, в которой мы с Джеком решили встретиться. С «Твиттером» я решила разобраться по пути. Сначала я позвонила Тэффи, чтобы поделиться своей идеей, но тысячи поросячьих эмодзи плыли у меня перед глазами.

– Кто-нибудь из отдела дизайна сейчас на месте?

Голос Тэффи звучал немного выше, чем обычно.

– Да, Кармен еще на работе.

– Отлично. Попроси ее найти какую-нибудь фотографию с поросенком.

– Любым поросенком?

– Каким-нибудь миленьким, наверное.

Моя жизнь за секунду стала еще более нелепой.

Я ждала, когда на Восемьдесят Девятой улице загорится зеленый, пока Тэффи записывала то, что я ей говорю, в блокнот в форме единорога, который лежит у нее на столе. За столько лет мы смогли настолько синхронизироваться, что я буквально могла почувствовать, как она оторвала карандаш от бумаги, через телефон.

– Затем пусть она в фотошопе сделает так, чтобы поросенок держал в руках сырный тост в обертке «Высшей лиги бургеров».

– Поняла, поняла…

– И потом пусть сделает анимацию, типа поросенку на глаза падают солнцезащитные очки.

– Я поняла, о чем ты! – возбужденно воскликнула Тэффи, словно ее работа не заключается в том, чтобы быть в курсе всех мемов.

– Отлично, именно эти очки. Но никакого текста, – предупредила я, чувствуя себя школьным учителем. – Просто падающие вниз очки.

Я услышала чье-то бормотание на другом конце провода.

– Она сделает это в течение получаса. – Голос на заднем плане стал звучать четче, и я поняла, что так авторитетно может звучать только голос моей мамы. – …она закончит в течение пяти минут, – исправилась Тэффи.

Я остановилась у пекарни и увидела, что Джек уже сидел за столиком и подносил ко рту багет. Весь его вид был олицетворением удовлетворения. Его волосы все еще были влажными после тренировки и слегка завивались на концах. Он вгрызся в багет, как это могут делать только мальчики-подростки. Я остановилась на секунду, очарованная этим зрелищем.

Он махнул рукой, стоило мне только зайти в пекарню. Я подняла палец и встала в очередь за чаем. В тот момент, когда я заказывала огромную яблочную слойку, которую постоянно высматривала на прилавке, но на которую у меня постоянно не хватало времени, мне пришло сообщение. В нем была гифка с поросенком – именно такая, как я просила. Я сохранила ее и вошла в аккаунт нашей сети, ненавидя себя за то, что делаю, но также желая поскорее с этим покончить.

– Обмениваю кусочек багета на кусочек слойки, – предложил Джек.

– Договорились. – Я поставила рюкзак и спортивную сумку на стул. – Только подожди секунду.

Я содрогнулась, когда увидела сотни уведомлений в «Твиттере», которые наверняка были связаны со свиньями или чем-нибудь похуже. Я подготовила твит к публикации, отпивая глоток чая, словно этим могла сжечь ощущение неправильности происходящего, расползающееся внутри меня.

Вот черт, забыла добавить сахар. Я оглянулась на прилавок, поднимаясь со стула и врезаясь в человека слева от меня. Чай расплескался на мою рубашку, и я отшатнулась к столу, рефлекторно положив на него свой телефон.

– Простите, простите…

– Пеппер?

Я подняла взгляд и столкнулась с голубыми глазами Лэндона, который стоял настолько близко, что я могла разглядеть веснушки под глазами, которые заметила еще четыре года назад, когда его лицо было для меня самым прекрасным произведением искусства. Он улыбнулся мне, а я едва сдержала гримасу боли.

– Извини, – пробормотала я еще раз, опустив голову. В руках у него был поднос с горшочком из теста, в котором были запеченные макароны с сыром. Сыр все еще пузырился. Оба зрелища завораживали, поэтому я не знала, на что смотреть – на его лицо или на руки.

– Привет, Итан…

– Джек, – одновременно поправили мы его. Джек вернулся обратно к багету, но я успела заметить проблеск улыбки на его лице.

Когда я снова посмотрела на Лэндона, то заметила, что он в замешательстве, но затем он моргнул, и его губы растянулись в приветливой улыбке.

– Извини, виноват. Здорово, что я встретил вас здесь, ребята.

У меня пересохло в горле. Я смотрела на до жути симметричное лицо Лэндона и думала о том, что мне сказала мама.

– Ага, – прохрипела я, – я просто… Извини. Я собиралась добавить сахар в чай и… – И сейчас без какой-либо причины задалбываю тебя бесполезными подробностями своей жизни.

Я направилась к прилавку, опасаясь, что Лэндон последует за мной. Что и случилось, поэтому я решила, что Вселенная дает мне возможность, которую я упустила сегодня на тренировке. Вокруг него словно мигали неоновые буквы, складывающиеся в мамину дурацкую просьбу.

Все мое тело напряглось, словно на меня неслась фура. Просто поразительно: после четырех лет в Стоун Холле, где я пыталась стать достойной всех Лэндонов этого мира – людей, которые подходили этому месту, как я когда-то подходила Нэшвиллу, – я все равно не могла заговорить с ним, не чувствуя себя глупой первогодкой, какой я была, когда мы впервые встретились.

С трудом я заставила себя заговорить:

– Так ты… Эм, мама сказала, твой отец придет к нам домой на ужин?

Лэндон шагнул вперед и взял мне пакетик сахара из маленького контейнера на столе. Это был не тот сахар – просто какая-то гадость без калорий, от которой язык сохнет. Но я была слишком занята, стараясь не облажаться перед Лэндоном.

– Ого. Вау, да. Папа упоминал об ужине. Но я не думал, что он будет у тебя дома.

Я кивнула, правда, сделала это немного агрессивнее, чем было необходимо.

– Эм, ага. Да, у меня. – Это просто социальное самоубийство какое-то, но все оказалось не настолько плохо, чтобы подвести маму. – Было бы здорово, если бы ты пришел.

За ту секунду, что он переваривал сказанное мною, я думала, что умру прямо посреди пекарни.

– Да?

– Да.

Лэндон кивнул.

– Хорошо. Я… Звучит классно. У меня, конечно, есть несколько дедлайнов по стажировке, но я быстро управлюсь.

Полагаю, теперь я просто обязана получить награду «Дочь года».

– Тогда увидимся, думаю.

Джек

Самой неприятной частью сложившейся ситуации является то, что буквально перед тем, как все узнать, я уже было решил, что мне нравится Пеппер. Что ж, не то чтобы решил, скорее, просто осознал это. В одну секунду я наслаждался багетом, радуясь тому, что мамы нет в радиусе трех миль (покупать чужой хлеб в нашей семье считается предательством), и в следующую секунду я поднимаю голову и вижу усмешку на лице стоящей в очереди за чаем Пеппер. Так смотрят на человека, которого терпят, а не на того, о ком заботятся. Между раздражением и мягкой насмешкой есть большая разница – черта, отделяющая «Что творит этот парень» от «Что творит мой друг».

Да, возможно, так дела и обстояли. Итан попросил меня встретиться с Пеппер вместо него только один раз, но я, можно сказать, вошел во вкус. Итан даже не знает, что мы с Пеппер встречаемся сегодня, чтобы обсудить дела наших команд – не то чтобы он возражал, особенно если учесть, что его статус капитана скорее формальный. Ему просто надо добавить это достижение в свое резюме, вот и все.

Есть у него такая плохая привычка – браться за все подряд, а потом скидывать часть на меня. Обещает принести старые вещи из кулинарии на благотворительность в школе, а потом просит меня сделать это вместо него, когда понимает, что ему не хватает времени. Обещает маме купить лекарства для бабушки Белли, а потом в панике звонит мне, когда понимает, что его заседание в студсовете закончится нескоро, а аптека вот-вот должна закрыться. Я знаю, он делает это не специально, но есть у него склонность набирать в рот столько всего, что челюсти не справляются, а потом вспоминать, что благодаря мне у него есть второй рот.

Забавно, правда, что при таком расписании Итан нашел время написать утром твит с аккаунта нашей кулинарии, тем самым нарушив отцовский запрет.

Но в этот раз я был вовсе не против помочь ему. Мне понравилось проводить время с Пеппер, ее монстротортом и забавными попытками убрать непослушную челку за ухо. Мне она нравится настолько, что я даже не постеснялся предложить ей кусочек своего багета. Она мне нравится настолько, что я впервые за последний месяц не проверяю телефон, который мама отдала мне после вчерашней смены, каждую секунду, чтобы узнать, не пришло ли сообщение от Сиалии.

Она нравится мне настолько, что в тот момент, как она столкнулась с Лэндоном, я почувствовал, как мой живот стягивается узлом, чего раньше никогда не бывало, и я внезапно стал злиться на Лэндона, хотя он мне ничего плохого и не сделал.

С Пеппер тоже что-то произошло. Ее щеки покраснели, и я буквально мог видеть, как она заикается, хотя она и стояла ко мне спиной в противоположном конце пекарни. Я смял в руке кусочек слойки, который она мне дала.

Я оторвал взгляд от них, и тогда-то все и произошло. В тот момент, словно по мановению волшебной палочки, все покатилось к черту. Телефон Пеппер остался на столе. Я даже не собирался смотреть на экран. Я же ньюйоркец, и я горжусь своей способностью не совать нос не в свое дело. Но на экране что-то двигалось, и я заметил какую-то глупую гифку с поросенком. И как енот не может оторваться от блестяшек, я не мог перестать смотреть на эту гифку.

Стоило мне слегка наклониться назад, как я увидел экран целиком и заметил знакомое бело-голубое оформление. На секунду я завис – у Пеппер есть аккаунт в «Твиттере»? Она тайный участник какой-нибудь спортивной лиги или музыкальной группы в Нэшвилле?

Но это был не ее личный аккаунт. Это был аккаунт «Высшей лиги бургеров».

Мой мозг, видимо, не знал, как передать телу полученную информацию, поэтому я захохотал. Я смеялся так сильно, что сидящая за соседним столиком женщина удивленно посмотрела на меня, хотя на ней были поглощающие шум наушники. Но стоило приступу смеха прекратиться, как я почувствовал: нечто тяжелое стало сдавливать мне грудь так сильно, что стало тяжело дышать.

Пеппер вернулась обратно, ее щеки все еще были покрыты румянцем, а глаза – широко распахнуты. Она буквально упала на свой стул, словно забыла, зачем вообще сюда пришла. Когда ее взгляд наконец-то наткнулся на меня, она моргнула и вернулась в реальность так быстро, что я мог только догадываться, насколько очевидным было выражение ужаса на моем лице.

– Что?

Я открыл рот. Потом закрыл. И снова открыл.

– Ты писала твит с аккаунта «Высшей лиги бургеров».

Я старался не звучать злобно. Были ли я зол? Нет, я чувствовал себя маленьким мальчиком, впервые тренирующим прыжок в согнутом состоянии с вышки, но в итоге ударяющимся животом о воду. Звук шлепка от удара оглушает раньше, чем ты почувствуешь боль; ты просто не понимаешь, как вода может быть такой гладкой и приветливой в одну секунду, а в следующий момент выбивать из тебя воздух одним ударом.

– Ой. – Пеппер схватила свой телефон, и теперь ее лицо было не просто розоватым – оно загорелось ярко-красным, который тут же перешел на ее шею. – Извини, я не хотела оставлять здесь телефон.

Может, мне и не стоило ей ничего говорить. Наверное, точно не стоило. Мне казалось, что любой более-менее подходящий ответ проходит через какой-то блендер внутри меня, и на выходе я получаю нечто, что лучше держать в себе.

Пеппер заерзала под моим взглядом, опять безуспешно пытаясь убрать челку с лица.

– Это все так глупо. Моя мама… То есть мои родители основали «Высшую лигу бургеров». – Пока она говорила, ее плечи дрожали, а взгляд метался между мной и столом. – И они иногда просят меня писать с аккаунта нашего ресторана твиты.

– Вроде ответов «Сырным тостам»?

У нее между бровей появилась складка.

– Ты в курсе?

Мне стало казаться, что багет готов выйти обратно. Я заставил себя кивнуть.

Пеппер пожала плечами.

– Это все такой бред, – пробормотала она, открывая крышечку ее чая. – Все дело в том…

– Это не бред.

Я не хотел говорить это так грубо. Даже меня удивил мой тон. Ее широко раскрытые глаза со страхом уставились на меня.

Я встал, подхватив рюкзак, кофе и слишком большой багет.

– Постой, ты уходишь? – спросила Пеппер, в ее голосе я услышал панику. Вот уж не думал, что она способна испытывать нечто подобное. – Ты обиделся? Это же просто глупые твиты.

Я подскочил к ней, забыв о том, что я намного выше, так что ей пришлось сильно задрать голову, чтобы заглянуть мне в глаза. Я немного отступил.

– Правда, что ли? Что ж, эти тупые твиты ты пишешь моей семье, а рецепт вы украли у моей бабушки.

Пеппер уставилась на меня, удивленно охнув на выдохе. Я ждал, пока до нее дойдет смысл моих слов, сжав кулаки так сильно, что ногти впились в ладони. Мне хотелось уйти отсюда, громко хлопнув дверью. Хотелось оказаться где-нибудь в другом месте, а не в этой тупой пекарне, которая, казалось, уменьшалась с каждой секундой. Но ее взгляд удерживал меня на месте. Она всегда выглядит так, словно знает ответы на все вопросы. Сейчас же она казалась потерянной.

– Твоя семья владеет «Сырными тостами»?

– С 1963 года. И все это время тосты «От бабули с любовью» были в нашем меню, кстати.

Пеппер покачала головой.

– Я не… Я даже представить не могла, что…

– А сейчас ты можешь представить, каково ей было? Начать бизнес с нуля с моим дедушкой, когда у них не было ни гроша? Самой придумывать рецепты и полжизни работать по шестнадцать часов в день?

Что-то промелькнуло во взгляде Пеппер. Это было не угрызение совести. Это было понимание.

Я в этом не нуждался. Я был настолько зол, что любое ее оправдание пролетело бы мимо моих ушей.

– Я не… Мама заставила меня это сделать. Здесь ничего личного.

– Во-первых, твоя мама не заставляла тебя ничего делать. – Я посмотрел влево, чтобы проверить, свободен ли выход. Но я еще не закончил. Я достал телефон, открыл «Твиттер» и сунул твит с шуткой о секретном ингредиенте Пеппер под нос. – Это наследие моей бабушки. Вся моя семья живет этим. Так что не смей говорить мне, что здесь нет ничего личного.

– Джек, постой…

– Делай что хочешь со своими тупыми спонсорами. Уверен, для тебя не будет проблемой найти идею, потому что, если ты не сможешь придумать свою, ты всегда можешь украсть ее у другого.

Джек

Двумя секундами позже я осознал, что очень сложно хлопать дверью, когда у тебя руки заняты огромным багетом. Я пошел по Восемьдесят Шестой улице к станции метро, и люди смотрели на меня с тревогой, которая резко сменялась забавой. Я медленно полз по улице и заметил бездомного, которому мой багет нужен больше. Я отдал багет и только тогда заметил, что стоим мы прямо напротив треклятой «Высшей лиги бургеров».

Я посмотрел на свое отражение в окне и увидел там свои взъерошенные ветром волосы и кривую мину. Мою злость даже нельзя было назвать величественной. Мы с Итаном, как и отец, были обречены быть похожими на расстроившихся щенят, когда злимся. И, к сожалению, я видел это выражение на лице Итана так много раз, что прекрасно знаю, как глупо оно выглядит.

Внезапно я испытал чувство благодарности Итану за то, что он продолжил отвечать «Высшей лиге бургеров». Я настолько ему благодарен, что готов принять всю вину на себя с огромной улыбкой на лице. Оно того стоит. Черт возьми, я продолжу писать эти твиты. Пусть это будет еще одной инициативой Итана, которую закончить должен я.

К тому моменту, как я вышел из метро, у меня было сообщений шесть от Пеппер, а также еще несколько от Итана и от папы, которые я тоже проигнорировал. Стоило мне завернуть за угол, как зазвонил телефон, – это была мама. Я собрался с силами. Я могу игнорировать 99 % людей, у которых есть мой номер, но не могу игнорировать ее.

– Ты где?

– Внизу улицы, а что?

Я говорил торопливо, словно был на пробежке. И я на самом деле шел так, словно горю, но хуже всего было другое – я боялся, что произошло что-то ужасное. Я боялся, что что-то случилось с бабушкой Белли, и меня не то что не было рядом – я в это время общался с ее врагом.

– Дуй сюда. Сейчас же.

Ладно, забудьте все. У меня огромные неприятности, потому что единственное, чего я боюсь больше, чем расстроить папу – это только расстроить маму.

Я уже было собрался валить все на Итана, словно трус какой-то, но мама меня опередила:

– У нас весь зал забит. Очередь из клиентов выстроилась аж на улице, и у нас не хватает рук, чтобы обслуживать их. Где бы ты ни был, Джек, БЕГИ.

На секунду я был уверен, что она разыгрывает меня. Но затем я завернул за угол и увидел все собственными глазами: огромная толпа людей стояла в очереди до старого книжного магазина, который находился на краю квартала. Люди всех возрастов, с рюкзаками, кожаными портфелями и даже колясками, – все выстроились в очередь за нашими сэндвичами.

Я не видел столько людей со времен запуска наших круапончиков[19]19
  Смесь круассана и пончика.


[Закрыть].

Я помчался к кулинарии, моя злость моментально испарилась. Кто-то стал кричать на меня за то, что я лезу без очереди.

– Я работаю здесь, – пробурчал я, что заставило некоторых нетерпеливых покупателей оживиться. К тому моменту, как я добрался до прилавка, я увидел за кассой лучезарно улыбающуюся маму. Мы даже открыли вторую кассу, что мы обычно делаем только на большие праздники, когда у нас происходит большой наплыв случайных посетителей.

– Что случилось? – спросил я, надевая передник. Если мама с Итаном уже стоят у прилавка, значит, мне надо помогать папе. Это спасет меня от родительского гнева хотя бы до тех пор, пока мы не накормим всех клиентов.

– Твиты Итана! – пропищала мама. И прежде чем я даже успел возмутиться, она быстро добавила: – И твои, конечно, тоже. Они стали очень популярны.

Я моргнул.

– Погоди, то есть я был наказан за один вполне приличный твит, а Итан написал целую кучу очень грубых твитов и…

Мама подошла ко мне, взяла меня за подбородок и чмокнула в щеку.

– Обсудим это позже. Сейчас нам нужны сэндвичи. Давай, давай, давай.

Следующие три часа вплоть до закрытия я едва успевал вдохнуть. Я могу сделать любой из наших сэндвичей с закрытыми глазами, и часам к восьми вечера я, собственно, так их и делал. Очередь, казалось, только увеличивалась, а выходки клиентов становились все более абсурдными: тут были блогеры, делающие селфи; мужчина в рубашке с изображением сырных тостов, который называл себя сырным авторитетом; подростки, одетые круче меня, фотографирующие одновременно наши тосты и тосты «Высшей лиги бургеров» для своих историй в «Инстаграме».

И что самое важное, касса просто ломилась от выручки.

В конце дня, когда наконец-то закрылась дверь за последним посетителем, мы вчетвером ввалились в подсобку, чувствуя себя так, словно бежали Нью-Йоркский марафон.

– Я не чувствую ног, – простонала мама.

Я положил голову на стол.

– Все мое тело покрыто бри и медовой горчицей.

– Две девушки попросили мой номер. – Я мог услышать усмешку в голосе Итана даже с закрытыми глазами.

– У тебя уже есть парень, – напомнил я ему.

– Я сказал им.

– Но даже не подумал упомянуть о своем брате-близнеце, верно?

– Ладно, нам нужна стратегия, – сказал папа, хлопнув в ладоши. – Если до конца недели у нас будет такой наплыв, нам понадобятся как можно больше рук. Ханна, займись проверкой запасов, я начну звонить работникам, чтобы узнать, не хочет ли кто-нибудь из них сверхурочных. Мальчики, если бы вы убирали кулинарию и закрывали ее на ночь…

– Постой. И это все?

Папа остановился, зависнув на полпути над стулом.

– Что все?

Я начал закипать. Я не стукач. Я правда не такой. Если бы я был крысой, Итан потерял бы свой статус золотого ребенка еще несколько лет назад: он пил пиво с друзьями в парке и даже временами курил аж с четырнадцати лет.

Но двойные стандарты моих родителей никогда не проявлялись настолько ярко, как сейчас.

Мама сообразила быстрее отца, потому что прекрасно знала, как сильно меня расстроила сложившаяся ситуация. Она положила руку мне на плечо и сжала его.

– Папа уже поговорил с Итаном до того, как к нам выстроилась очередь. Больше никаких твитов. По крайней мере, не в таком тоне, как это было сегодня.

Мне пришлось закусить щеку изнутри, чтобы не сказать ничего лишнего.

– Согласен, – сказал отец. Он оперся о край стола и почему-то остановил свой взгляд на мне, а не на Итане. Секунду спустя он вздохнул.

– Я разрешаю тебе и дальше писать твиты с нашего аккаунта. Но я хочу, чтобы ты умерил пыл. Итан, если ты тоже хочешь писать твиты с нашего аккаунта, тебе придется обсудить их содержание с Джеком.

Я уставился на папу, неуверенный, что правильно его услышал.

– Обсудить с Джеком?! – возмутился Итан.

– Джек будет следить за тем, чтобы твиты не выходили за рамки приличия. Кроме того, он занимается этим аккаунтом больше, чем ты, и также больше работает в кулинарии. Я доверяю его мнению.

Отец хлопнул меня по спине по пути к выходу, а мама улыбнулась и последовала за ним. Я не мог не испытать немного самодовольства от сложившейся ситуации – по крайней мере, до тех пор, пока я не посмотрел на лицо Итана, на котором так быстро промелькнула боль, что я едва не упустил это.

– Ладно тогда, – примирительно сказал Итан. – Оставляю это на тебя, бро.

Я откинулся назад на стуле, стараясь не расплыться от удовлетворения.

– Мы можем заняться этим вместе, – предложил я.

Итан покачал головой.

– Ты слышал отца. Он доверяет тебе. – Он произнес эти слова так, словно это было последнее, что он хотел сказать. Но прежде чем я успел сказать что-нибудь, он продолжил: – Просто задай им жару.

И после этих слов я почувствовал, как будто кто-то ударил меня молотком в живот – на меня нахлынули воспоминания о сегодняшнем дне.

– Да, конечно.

Итан наклонился ко мне.

– Что-то случилось?

Итан – мой брат, я люблю его и все такое, но между нами нет никакой ментальной связи, какая ожидается между близнецами. Когда он растянул лодыжку на футбольной тренировке, я не почувствовал никакого приступа боли. Если одному из нас грустно, другой этого не заметит, пока ему об этом не скажешь. Это я к тому, что если он спросил меня сам, то это значит лишь то, что мое лицо выражало абсолютную скорбь.

На секунду я решил ничего ему не говорить. Какое-то странное чувство удерживало меня от этого, словно несокрушимая симпатия к Пеппер, которая не развеялась даже после того, как я узнал правду.

Но даже если я и хотел сохранить все в тайне, я не мог этого сделать. Не в том случае, когда Пеппер является капитаном команды по плаванию. Понятия не имею, продолжу ли я исполнять обязанности Итана и дальше, но одному из нас все равно придется с ней контактировать до конца сезона, поэтому я просто не мог оставить брата в неведении.

– Родители Пеппер владеют «Высшей лигой бургеров».

Итану потребовалось время, чтобы вспомнить ее, и это почему-то вызвало у меня вспышку раздражения.

– Пеппер Эванс?

Я кивнул.

– И еще… Кажется, это она занимается их «Твиттером». Или, по крайней мере, пишет большую часть твитов.

Глаза Итана увеличились до невероятного размера, как и мои собственные несколькими часами ранее.

– Это же… Да быть не может.

– Я тоже так думал. Я узнал об этом только сегодня днем.

– Не может же мир быть настолько маленьким.

Я поставил локти на стол и положил голову на ладони, внезапно почувствовав вселенскую усталость. Я прошел через удивление. Я прошел через разочарование. Сейчас мне просто хотелось завалиться в кровать и спать до скончания веков.

– Но он, видимо, именно такой, – пробормотал я.

Итан понизил голос:

– И что ты собираешься с этим делать? Ну, то есть вы же друзья, так ведь?

– Нет. – Итан отшатнулся от меня, и только тогда я понял, что сказал это сквозь зубы. Я еще сильнее вдавил голову в ладони. – Теперь уже нет.

Итан кивнул.

– Может… может, вы пройдете через это. – Он ударился коленями об стол, пока вставал. – В любом случае дай мне знать, если понадобится помощь.

Я подождал несколько секунд на случай, если кто-нибудь еще войдет в подсобку, прежде чем достать телефон. Пришло три сообщения от Сиалии, но Пеппер мне больше не писала. Я знал, что я увижу, стоит мне открыть «Твиттер», но я не мог удержаться. И, конечно же, там был твит от «Высшей лиги бургеров» с тупой поросячьей гифкой. Я даже не знаю, что было глупее – разочаровываться из-за гифки или прислушиваться к крошечной части меня, которая до последнего надеялась, что Пеппер ее не опубликует.