Текст книги "Война и мир в твиттере"

Пеппер

Сиалия

«Ты мне так и не сказал, чем хочешь заниматься дальше».

Сиалия

«Я не давлю, мне просто интересно, что ты будешь делать остаток вечности».

Сиалия

«Если ты хочешь быть протеже Ракера – без проблем. Я, конечно, дружить с тобой перестану, но кому нужны друзья, когда ты получаешь 401к долларов ежегодно и у тебя в шкафу висят шестнадцать пар узорчатых штанов?»

Потрясающе. Итого у меня имеется шесть сообщений, отправленных Джеку, три сообщения, отправленных Волку, и несколько криков о помощи, отправленных Пейдж, которая сейчас либо занимается, либо целуется со своим парнем. И ни одного ответа. Класс.

Если честно, настроение у меня было не очень. Мама должна была вернуться с минуты на минуту, а кухня выглядела так, словно толпа волшебных эльфов устроила там гулянья.

Я не думала, что беспорядок приобретет такой масштаб – пятна шоколадного масла на плите, какао-порошок на мраморной столешнице и вымазанные шоколадным соусом миски в раковине. После сегодняшнего инцидента с Джеком я пошла прямиком домой, свято веря в то, что смогу отвлечься от этой ситуации, закопав себя в домашнем задании по политологии.

В итоге я поняла, что никакие плюсы и минусы федерализма не могут отвлечь меня от чувства вины, сдавливающего грудную клетку каждый раз, когда я вспоминаю лицо Джека, когда он выходил из пекарни.

Я не могла избавиться от этого чувства, поэтому у меня был только один выход. Я взяла сорок долларов, которые мама когда-то оставила мне «на всякий случай» и пошла в местный гастроном, чтобы купить ингредиенты, необходимые для приготовления пирожных «Мне очень жаль», которые Пейдж придумала в лето перед отъездом в колледж.

Я только что вытащила их из духовки, и аромат разлетелся по всей кухне – тростниковый сахар и тоффи против соуса из черного шоколада. Немного горечи, немного сладости. Я поставила поднос на плиту, чтобы пирожные остыли, и осмотрела погром, который я устроила на маминой кристально чистой кухне.

Я взяла свой телефон (ни одного сообщения от Джека, только несколько от папы, спрашивающего, какой пирог заказать на День благодарения), чтобы сделать несколько фотографий для блога. Мы с Пейдж всю неделю безуспешно пытались созвониться, но это не помешало ей достать меня нашим блогом. За время моего отсутствия она сделала три публикации: пудинг «Для дождливого дня», хлеб «Единорожье мороженое» и печенье «У меня похмелье», о котором я побоялась спрашивать. Я же в последний раз делала пост в сентябре – это был пирог «Пустая болтовня», название которому я придумала, когда в общем чате школы в «Визле» увидела, как кто-то написал, что «этот блондинистый андроид выставляет весь класс на химии в дурном свете». Поскольку мы все слишком заняты, чтобы оскорблять друг друга иным способом, кроме случайных комментариев в мессенджере, я не думаю, что было слишком самовлюбленно решить, что речь шла обо мне.

Мой телефон зазвонил, и на экране появился папа, одетый в костюм талисмана «Высшей лиги бургеров» по случаю Хэллоуина.

– Что такое?

– Пироги, – сказал папа. Я услышала у него на заднем плане звуки нашей старой любимой кофейни в Нэшвилле. Она всегда была забита людьми. – Твоя мама выбрала яблочные. Пейдж хочет пекановые. Если у тебя тоже есть особые пожелания, говори сейчас.

Мой рот наполнился слюной от одной мысли о пирогах. Несмотря на переезд, все главные праздники мы все равно празднуем в Нэшвилле, поскольку наши бабушки и дедушки остались там. Иногда я даже вижусь со старыми друзьями, хотя в большинстве случаев я просто тусуюсь с Пейдж и устраиваю погром на папиной кухне, как делаю это с маминой.

И, конечно, мы с папой стараемся расшевелить маму и Пейдж, чтобы вместе чем-нибудь заняться в эти несколько дней, потому что в остальное время они друг с другом не контактируют.

– Шоколадный, – сказала я ему. – Тот, что с пудингом.

– Шоколадный, – повторил папа в тот момент, когда сработал мой таймер для выпечки. Должно быть, он услышал это, потому что спросил: – Значит ли это, что сегодня меня ждет обновление в «Выпечке от П&П»?

– Вполне возможно, если я не спалю пирожные, как сделала это с тортом на прошлой неделе.

– «Мне очень жаль»? – спросил папа. Его сложно назвать вечно беспокоящимся человеком. Он, скорее, относится к тому типу родителей, которые больше слушают, чем допытываются, но даже он знает, откуда берет корни название этих пирожных.

Развод моих родителей можно назвать… не оправдавшим ожидания. Они просто собрали нас за столом и поставили перед фактом, что любят друг друга, но им лучше быть просто друзьями. Хотя это и повергло нас с Пейдж в шок, но, на самом деле, это событие не пошатнуло наши жизни. Мы продолжали жить в том же городе, в той же квартире. Папа просто стал ночевать в комнате для гостей, вот и все.

По крайней мере, это продолжалось несколько месяцев. Развод как раз пришелся на тот период, когда «Высшая лига бургеров» разрослась настолько, что родители уже были не в состоянии управлять ей самостоятельно. Варианта было два – продать часть акций или полностью посвятить себя франшизе. Папа долго медлил с принятием решения, потому что его сердце принадлежало самому первому нашему ресторану, но мама не колебалась ни секунды. Она любила свой бизнес целиком и без остатка, любила каждую его частицу и не хотела, чтобы он достался посторонним людям. Если папа не хочет брать бразды правления в свои руки, то это сделает она. В итоге мы переехали в Нью-Йорк и открыли здесь головной офис франшизы.

И хотя папа полностью поддержал эту идею, мне кажется, Пейдж тогда сложила два и два и пришла к выводу, что перемены в «Высшей лиге бургеров» и развод родителей связаны между собой, и стала винить во всем маму. Спустя некоторое время Пейдж решила переманить меня на свою сторону, но я не была уверена, что мне следовало поддержать ее. И в итоге она в одиночку противилась переменам.

Но, думаю, проблема была в том, что папу напугал темп роста нашего бизнеса, поэтому он решил отступить и заниматься только нашим самым первым рестораном, притворяясь, что мира за его пределами не существует.

Поэтому мне казалось, что было не совсем честно винить кого-то одного из родителей. Жизнь просто расставила все по своим местам, вернув родителей к их истокам, от которых их день за днем отрывала наша старая совместная жизнь. Мама всегда любила приключения, не упускала возможностей и задавала вопросы, когда ей что-то было любопытно. Папа же всегда прекрасно знал, кто он и где он, и вообще не любил перемен. Но «Высшая лига бургеров» больше не могла стоять на месте.

Как и мы. Мама просто попросила меня поехать с ней в Нью-Йорк, и я не могла ей отказать. Я всегда была ее маленькой копией, всегда ходила за ней по пятам. Она обставила переезд как приключение – возможно, это и было приключение, раз Пейдж в последний момент передумала и решила поехать с нами.

Вернемся к пирожным. Это произошло через несколько недель после нашего переезда, после самой первой ссоры между мамой и Пейдж, когда Пейдж стала обвинять маму чуть ли не во всех смертных грехах: что она никогда не любила папу, что она все разрушила, уничтожила нашу семью. Она кричала так громко – удивительно, что соседи никуда не пожаловались. Как только все закончилось, мама ушла на пробежку в парк, а Пейдж направилась в продуктовый магазин в конце улицы. Я же осталась одна в огромной незнакомой квартире, терзаемая мыслью, что мне надо принять чью-нибудь сторону, но чью именно – понятия не имела.

Как только Пейдж успокоилась, она попросила меня помочь ей приготовить пирожные, которые назвала «Мне очень жаль». Мы даже созвонились по «Скайпу» с папой, чье мнение о пирожных ограничивалось тем, что их корочка должна быть хрустящей. Мама приняла их с примирительной улыбкой, и мы съели их на ужин. Это было одно из самых приятных воспоминаний за тот год, о котором я не могу думать без чувства любви и сожаления. Мне больно вспоминать о том времени, но иногда я просто обязана это делать, иначе совсем забуду, как хорошо нам бывало вместе. Это воспоминание прямо как сами пирожные – немного горькое, немного сладкое.

Я прекрасно знаю, что пирожные не творят чудеса. Они не наладят отношения между мной и Джеком. Но это единственное, что я могу сделать.

– Они для… кое-кого из класса, – сказала я папе, едва не проболтавшись, что они для мальчика.

В замочной скважине повернулся ключ.

– Из класса? – переспросил папа. Я почувствовала облегчение в его голосе. Последнее, чего мы оба хотим, – это очередной семейный скандал. – Ну, и какую подростковую драму пирожные решат на этот раз?

Мама помахала мне, как зашла на кухню, поставив портфель на стул и одарив меня улыбкой.

– Я говорю с папой, – сказала я ей.

Мама оживилась.

– Спроси, как ему новое меню.

Несмотря на то, что у нас чуть ли не каждую неделю появляются новые точки, мама все равно любит слушать папины рассказы о том, как идут дела в нашем самом первом ресторане.

– Передай ей, что все прекрасно, – сказал папа, услышав мамины слова. – Кстати, о «Твиттере»… Моя очередь подошла, я перезвоню тебе.

– Шоколадный пудинг, – напомнила я.

– Помню, солнышко. Люблю тебя.

– Я тебя тоже.

Я отложила телефон и увидела, что мама задумчиво смотрит на пирожные. У меня запершило в горле.

– У тебя все хорошо, Пеп?

Нет. И я даже не знаю почему. Всего несколько дней назад я была привязана к Джеку ровно так же, как и к нашему почтальону.

Я откинула челку с лица. Если мы начнем обсуждать пирожные, как с папой, то мне придется рассказать ей о Джеке и поделиться подробностями, в которые я не хочу ее посвящать.

– Да, просто… приготовила их для блога.

– Пейдж тоже готовит посты?

Я закусила щеку изнутри. Как же плохо, что большую часть информации о Пейдж мама в последнее время получает от нас с папой.

– Ага.

Она закрыла холодильник и прислонилась к дверце на секунду, как я, закусив щеку изнутри. Не имеет значения, какую маму я вижу – босоногую и поющую на заднем крыльце в Нэшвилле или облаченную в каблуки властную женщину, – у нас всегда будут необъяснимые моменты, когда мы думаем или чувствуем одинаково и наши тела являются отражением друг друга, словно две половинки одной монеты.

Мама тяжело вздохнула, снова открыла холодильник, достала банку с помидорами, которыми она постоянно перекусывает, и села на кухонный табурет.

– Тэффи весь вечер не могла с тобой связаться.

– У меня была тренировка, а потом я делала домашнее задание. – Про два часа занятия выпечкой из чувства вины я умолчала.

Мама кивнула.

– В «Твиттере» так быстро все распространяется. Я понимаю, что ты и так много для нас сделала, но сейчас нам не обойтись без твоей помощи.

– Но я уже сделала все, что могла. – После моего душевного упадка мы с Тэффи решили, что она сама опубликует гифку с поросенком. Когда я проверяла в последний раз, этот твит собрал тысяч десять ретвитов. – И теперь, когда вся заварушка с кулинарией закончилась…

– Закончилась? – Мама хохотнула. – Все только начинается.

– О чем ты?

Она достала телефон и показала мне новый твит от «Сырных тостов».

Мамины тосты @GCheesing

Каждый, кто отпишется от «Высшей лиги бургеров», получит 50 % скидку на следующий сэндвич в нашей кулинарии! И в придачу чувство комфорта от осознания того, что вы едите не отстой

6:48 PM · 21 окт. 2020

– Ну что? Есть какие-нибудь идеи?

Дело в том, что они всегда у меня есть. Они появляются у меня моментально, иногда даже раньше, чем я успеваю дочитать твит. Но в этот раз мой разум был чист как белый лист. Я смотрела на твит, и в моей голове проигрывались слова Джека: «Не смей говорить мне, что здесь нет ничего личного».

– На самом деле, я подумала… У меня есть другие идеи для твитов, типа мемов, забавных цитат…

– Конечно, мы займемся этим позже. Но что нам ответить на это?

Я чувствовала, как натянутая улыбка сползала с моего лица. И уползала не только она. Было что-то еще, чего я не могла уловить.

– А надо ли? – спросила я. Я старалась говорить как можно более миролюбиво. – Я хотела сказать, они же как маленькая картофелина. Зачем нам тратить энергию на них? Аккаунт «Макдоналдса» утром опубликовал промо нового аромата кофе – думаю, я могла бы…

– Может, тебе следует поспать? Мы можем написать Тэффи утром.

Мама отправила в рот еще один помидор.

– Понимаешь, мам… Эм… Я правда очень занята на этой неделе, так что не думаю, что вообще смогу отвечать «Сырным тостам».

Она пожала плечами.

– Тогда подкинь Тэффи какие-нибудь идеи. – Я повернулась к маме спиной, делая вид, что сметаю крошки со стола, поэтому я могла на секунду прикрыть глаза и собраться с мыслями. В отличие от Пейдж я не очень сильна в подростковых бунтах. – Ты не можешь просто позволить ему выиграть.

Ее слова резанули по ушам, и сердце пропустило удар.

– Кого ты подразумеваешь под «ним»?

Наступило секундное молчание. Затем мама неопределенно махнула рукой в воздухе.

– Владелец наверняка мужчина.

– Мам, кулинария называется «Мамины тосты».

Не будем говорить о том, что предполагать, что владелец – мужчина, за пределами маминого мышления. Задолго до ее мечты создать «Высшую лигу бургеров» и основания настоящей фастфудовой империи мама была слишком прогрессивной феминисткой для Нэшвилла, где она полушутя-полусерьезно зажимала нам уши каждый раз, когда в кантри-песне шла речь о девушках в узких джинсах или девушках, сидящих на заборе, видимо, считая, что это может как-то повлиять на наше самоопределение.

– Ты знаешь, о чем я.

Но теперь настала ее очередь отводить от меня взгляд.

Думаю, я могла бы рассказать ей. О Джеке. Но я заранее знала, на что это будет похоже – она решит, что я влюбилась в него и отказываюсь помочь ей из-за глупого мальчика.

– Я пошла спать, – сказала мама, резко поднимаясь с места. Она даже забыла взять свой портфель. – В холодильнике есть чем перекусить, если ты голодна.

Я не могла расстроить ее. Я снова почувствовала какую-то призрачную силу – словно противостояние между ней и Пейдж, только на этот раз между ней и Джеком.

– Я набросаю несколько идей, – сказала я ей вслед.

Что не было ложью. Я сделаю это. Просто этим твитам необязательно быть связанными с драмой. Этому пора положить конец. Было неловко вести эту битву, когда тигр выступал против муравья, но совсем другое дело, когда тигр нападает на семью. И пусть Джек не хочет меня слушать, но правда в том, что я понимаю эту гордость. Эту преданность. Эти глупые попытки защитить то, что тебе дорого.

Однажды и нам пришлось с этим столкнуться. Но сейчас на линии фронта только я и 280 знаков на экране телефона.

Джек

Волк

«Это. Был. Самый длинный день. В моей жизни».

Сиалия

«Смотрите, кто живой!»

Волк

«Ну, не сказал бы».

Волк

«Прости, что долго не выходил на связь».

Волк

«И вот ответ на твой вопрос: быть Человеком-пауком. Вот чем бы я хотел заняться в своей жизни».

Волк

«Но, поскольку это биологически невозможно, мне пришлось переключиться на кое-что более приземленное».

Сиалия

«Вызывает разочарование, но так и быть, продолжай».

Волк

«Если честно, скорее всего, я продолжу семейный бизнес».

Сиалия

«Я передумала, не продолжай, потому что это напоминает мне начало “Крестного отца”».

Волк

«Поверь мне, я сделал КУЧУ предложений, от которых люди без проблем отказались».

Волк

«Но если забыть про семейный бизнес, то я хотел бы работать с приложениями».

Сиалия

«Типа разрабатывать их?»

Волк

«Думаю, да. То есть я бы не сказал, что я про в этом деле, но я получаю от этого удовольствие».

Сиалия

«Правда? И много ты уже приложений сделал?»

Волк

«Парочку РЕАЛЬНО тупых».

Сиалия

«Покажи мне».

Волк

«Я могу разонравиться тебе после этого».

Сиалия

«А кто сказал, что ты мне нравишься?»

Волк

«АУЧ».

Сиалия

«Ладно, как тебе это: если ты не покажешь, то разонравишься мне».

Волк

«Твоя логика жестока, но ладно. Ты сама напросилась».

Волк

«макарошкиссыром. com»

Сиалия

«Это приложение… для экстренного поиска макарон с сыром?»

Волк

«Как Человек-паук, я только приглядываю за жителями Нью-Йорка».

Сиалия

«Господи, приложение показало 203 места в радиусе трех миль, где я могу получить макароны с сыром ПРЯМО СЕЙЧАС!»

Волк

«Хотя у людей явно другие причины для жизни в этом городе».

Сиалия

«Я ПОТРЯСЕНА»

Волк

«Любишь макароны с сыром?»

Сиалия

«Тебе надо сделать такое же приложение для поиска кексиков».

Волк

«Ваш отзыв принят к сведению».

Сиалия

«Правда, это вообще крутяк!»

Волк

«Спасибо. Ты одна из двух людей на этой планете, у которых есть доступ к этому приложению, так что можешь собой гордиться».

Сиалия

«ЧТО? Ты должен поделиться этим шедевром с остальным миром. Это твоя моральная ответственность».

Волк

«С большой силой…»

Сиалия

«Приходит очень вкусная ответственность».

Сиалия

«Но я пошла за макаронами с сыром, я не шучу».

Волк

«Теперь это мое наследие, да?»

Сиалия

«Кстати, твоя мечта не такая уж и неосуществимая».

Сиалия

«Если ты разместишь свое приложение во всемирной… паутине».

Сиалия

«Смекаешь?»

Волк

«Я заблокирую тебя».

Сиалия

«ПАУТИНА. Прямо как ЧЕЛОВЕК-ПАУК!!!!»

Волк

«Заблокирована»

После этого Сиалия некоторое время молчала. Я уже было решил, что она вышла на улицу, прямо как я, и, стоило мне добрести до шестой платформы, получил уведомление, от которого мой желудок сделал кульбит.

Сиалия

«Тебе не кажется странным, что приложение до сих пор не раскрыло наши личности?»

Сиалия

«Словно мы с тобой лабораторные крысы, над которыми кто-то проводит эксперимент или что-то вроде этого».

Волк

«ЯНЗ. Хотя это правда странно».

Сиалия

«Неужели мы до самого выпуска не будем знать друг друга в лицо?»

Волк

«А ты хочешь узнать?»

Сиалия

«Иногда».

Сиалия

«А ты?»

Волк

«Иногда».

Волк

«Мне кажется»

Волк

«Извини, сообщение отправилось недописанным».

Волк

«Я не знаю. Что, если ты принимаешь меня за другого, а потом разочаруешься?»

Сиалия

«Я испытываю те же чувства».

Сиалия

«Шутка. Я чертовски горяча. На самом деле, я Блейк Лайвли».

Волк

«Что ж, получилось неловко, потому что она сейчас сидит рядом со мной, так что…»

Сиалия

«ДЕРЬМО. Только не это».

Волк

«ХОХО сплетник-волк»

Оставшийся путь до Верхнего Ист-Сайда я набирал и стирал сообщение, не зная, промолчать ли мне или все-таки сказать, что думаю. Проблема в том, что я не знаю, что я думаю. Хочу ли я остаться анонимом или все же выложить все карты на стол.

Но если я и усвоил урок благодаря своей импульсивности, то он заключается в том, что, стоит тебе открыть дверь вроде этой, ты никогда не сможешь ее закрыть. Сейчас Сиалия никто и все сразу, но при этом я ей нравлюсь. Однако я беспокоюсь о том, что если изменится первая составляющая, то тогда то же самое произойдет и со второй.

Я был настолько погружен в свои мысли, что совсем забыл про завтрак. Моя семья владеет кулинарией, над которой мы живем, но я каким-то образом не то что умудрился не захватить чего-нибудь вкусненького, но даже не понял этого, пока не дошел до классной комнаты за пять минут до звонка: единственным выходом в этой ситуации было зажевать красный галстук, который был частью школьной формы.

В животе запели киты, и я понял, что не доживу до полудня.

Не поможет мне и то, что я практически не отдыхал прошлой ночью. После дикой смены я должен был спать как мертвец, но каждый раз, когда мне удавалось уснуть, мои сны были такими запутанными, словно кто-то дергал синапсы в моем мозгу. Я продолжал просыпаться от разных сбоев в системе – от моего гнева на Пеппер. От раздражения из-за того, что Итан всегда выходит сухим из воды. От беспокойства о том, что я слишком много показал таинственной Сиалии, отправив ей ссылку на старое приложение, которое сделал в прошлом году, и от необоснованного чувства вины за то, что после отправки ситуация стала немного сложнее, чем была.

Я просканировал коридор на наличие Пола. Единственного друга, с которым я не испортил отношения. Друга, к которому прилагается бесплатная еда от CLIF Bar, если мне повезет, потому что у меня сложилось впечатление, что Пол постоянно таскает с собой запасы еды на случай апокалипсиса.

Но моя удача определенно повернулась ко мне спиной, потому что вместо Пола я заметил человека, которого хотел видеть меньше всего.

– Мы можем поговорить?

У меня был план на этот случай. Я, как последний неудачник, прошлой ночью проигрывал этот момент в голове много раз благодаря моей бессоннице. И план был прост, потому что заключался в следующем: просто игнорировать Пеппер. Не обращать внимания на то, что она говорит, и просто уйти от нее подальше.

К сожалению, было в этом уравнении кое-что, чего я не учел, – это сама Пеппер. Или тот факт, что выглядела она такой же несчастной, как я себя чувствовал. Ее челка торчала во все стороны, голубые глаза смотрели так серьезно и напряженно, что я понял, что она тоже не спала большую часть ночи. Но я все равно намеревался игнорировать ее, пока не заметил в ее руках контейнер, полный самых до неприличия аппетитных пирожных, которые я когда-либо видел в своей жизни.

– Звонок вот-вот прозвенит, – сказал я.

– Всего секунда?

Дело было не только в ее глазах. Она вся выглядела открытой. Не так, словно ее маска робота дала трещину, а как будто она просто сняла эту маску. Понятия не имею, как такое возможно, но никогда прежде она не выглядела более другой, и никогда прежде она не казалась мне настолько знакомой – я словно почувствовал, что она стала другим человеком, которого я не мог просто проигнорировать, хотя, по всей видимости, именно это мне и следовало сделать.

– Ладно.

Итан прошел мимо по коридору, подняв брови при взгляде на нас. Лицо Пеппер вспыхнуло от такого внимания.

– Я знаю, что уже говорила это, но мне правда очень жаль. Я даже не представляла, что по ту сторону экрана был ты.

– Но ты знала, что по ту сторону находится живой человек.

– Да. И я чувствую себя ужасно из-за этого. Моя мама… – Она покачала головой. – Я только хотела сказать, что понимаю тебя. То есть да, я знаю, что в это с трудом верится, но… мы были маленькими тогда.

Я не сдержался – слова вылетели быстрее, чем я смог взять себя в руки:

– Ты считаешь, мы не можем контролировать себя в своих поступках, потому что мы маленькие?

– Нет-нет, я не это хотела… Прости. Я не это имела в виду. – Она перевела дыхание, и я понял, что она нервничает. Пеппер, девочка которая перед половиной школы спорила на мероприятии дискуссионного клуба на тему глобального потепления, нервничала во время разговора со мной. – Я только хотела сказать, что, когда «Высшая лига бургеров» только начиналась, это были просто мы. Мои родители, сестра и я. И так было до того момента, пока мы не… Ну, ты сам знаешь. Так что я понимаю твои чувства.

Я чувствовал неуверенность и в ее голосе, и в ее взгляде. Словно она и не ждет, что я приму ее извинения. Честно говоря, я и не собирался.

Но не по этой причине я не ответил ей. Было что-то еще в ее истории, о чем она умолчала. Та огромная пропасть между тем, чем «Высшая лига бургеров» была, и тем, чем она стала.

Я уже собирался спросить ее, как Пеппер сунула контейнер прямо мне под нос.

– Это, кстати, тебе.

У меня, может, и была гордость, но у моего желудка однозначно нет. Я уже знал, что приму пирожные, возможно, знал даже до того, как Пеппер открыла рот, чтобы толкнуть свою речь.

– Что это? – только и смог выдавить из себя я, несмотря на скопившуюся во рту слюну.

– Извинение. Они называются «Мне очень жаль».

– Еще одно изобретение сестер Эванс?

Из Пеппер вырвался смешок, хотя выглядело это так, словно она выдохнула.

– Именно.

Я взял пирожные частично потому, что она определенно не собиралась отступать, и частично потому, что был зверски голоден. Пеппер нервно смотрела на меня, как будто не могла сказать наверняка, прощена она или нет.

– Слушай. – Я заглянул в кабинет и увидел, что Итан отвлекся на Стивена, поэтому больше не следит за нами. – Я, наверное… погорячился.

Пеппер покачала головой.

– Я же сказала. Я понимаю. Это твоя семья.

– Да, но… Ладно, давай начистоту. Вся эта заварушка помогла нам с бизнесом.

Она нахмурила брови, и между ними появилась складочка.

– Ты имеешь в виду твиты?

– Ага. – Я стал застенчиво чесать свою шею. – К нам вчера была огромная очередь. Это было впечатляюще.

– Так это… Это хорошо, да?

Тон моего голоса не соответствовал словам, которые я произносил, потому что, если честно, меня немного испугал вчерашний наплыв клиентов, но еще больше я опасался Пеппер. Если их бизнес действительно семейный, как она утверждает, – одна ее помощь с корпоративным «Твиттером» чего стоит, потому что даже я знаю, что для этого нанимается целая команда специалистов, которым за это платят, – тогда она могла быть вовлечена в кражу рецептов сильнее, чем я себе представлял.

Что имеет значение, так это то, что я не доверял ей. До такой степени, что даже не знал, стоит ли ей говорить, как у нас на самом деле идут дела.

– Ну, полагаю, да. – Я старался говорить как можно более бесстрастно. Но мои актерские навыки, как и навык паковать свой завтрак по утрам, оставляли желать лучшего.

– Итак…

– Итак.

Пеппер сжала губы в тонкую линию, в ее глазах читался вопрос.

– Итак, я думаю, если твоя мама правда так сильно хочет продолжить всю эту тему с «Твиттером»…

– Погоди. Вчера ты был зол. Две минуты назад ты тоже был зол.

– Я все еще зол. Ты обокрала нас, – напомнил я. – Ты украла рецепт у моей восьмидесятипятилетней бабушки.

– Я не…

– Да-да, но все же. Ты – это они, а я… это моя бабушка. Это ситуация из разряда «выбери своего бойца», и так уж вышло, что в бою пришлось столкнуться именно нам.

– Так ты хочешь сказать, что не хочешь, чтобы я прекращала писать твиты?

– Я вижу это так, что ты сохраняешь хорошие отношения с мамой, а у нас немного увеличивается клиентская база.

Пеппер набрала воздуха, словно собиралась что-то сказать, поправить меня, но в следующую секунду она просто выдохнула. Ее лицо не знало, на каком выражении остановиться, поэтому металось между страхом и облегчением.

– Ты уверен?

Вместо ответа я просто открыл ее контейнер. Запах разлетелся быстро, и, если честно, его было бы неплохо объявить вне закона, потому что он отвлек всех стоящих неподалеку детей от разговоров.

– Ты что, ведьма? – спросил я, откусывая пирожное. Это словно продолжение эпопеи с монстротортом – гребаное Рождество у меня во рту. Я уже захотел большего, хотя не успел даже прожевать первый кусочек. Я прикрыл глаза, чувствуя себя словно под кайфом – и может, так оно и было, потому что я забыл самого себя и сказал: – Это даже лучше наших «Кухонных раковин».

– «Кухонных раковин»?

Я открыл глаза. Вот черт. Себе на заметку: десерты – самое опасное оружие в арсенале Пеппер. Я проглотил кусочек пирожного и ответил:

– Это наши миндальные пирожные, и они довольно популярны в Ист-Виллидже. Я бы предложил тебе попробовать, но, боюсь, ты украдешь еще один наш рецепт.

Пеппер улыбнулась – это была самая что ни на есть нормальная улыбка, а не та маленькая ухмылка, которая обычно появляется на ее лице. В самой улыбке не было ничего удивительного в отличие от того, какое она на меня оказала воздействие.

Прежде чем я успел понять, что это за незнакомое чувство разлилось внутри меня, прозвенел звонок и стер улыбку с лица Пеппер. Я пошел следом за ней в класс, не понимая, почему внезапно стало так жарко, словно обогрев включили в октябре вместо декабря. Я выкинул это из головы к тому моменту, как дошел до парты – наверное, это пирожные и твиттерская драма так на меня влияют.

– Одно правило, – сказала Пеппер, когда мы сели за последние парты.

Я удивленно поднял брови.

– Не воспринимать ничего близко к сердцу. – Она наклонилась ко мне поближе. – Больше не злимся друг на друга. Мир, дружба, жвачка.

– Что происходит в «Твиттере», там же и остается, – сказал я, кивнув. – Ладно, тогда пусть будет еще одно правило: никакого ребячества.

Миссис Фэрчайлд бросила взгляд вглубь кабинета, что никогда не помогало установить тишину в классе. Пеппер нахмурилась, ожидая моих пояснений.

– Я имею в виду – никаких поблажек друг другу. Мы собираемся сыграть в эту игру, так что это останется игрой, хорошо? Никаких уступок, потому что мы…

«Станем друзьями», – чуть не вырвалось у меня. Нет, я все-таки решил это сказать, но тогда…

– Я была бы очень признательна, если бы кто-нибудь из вас воспринял звонок как призыв замолчать, – проворчала миссис Фэрчайлд.

Я повернулся обратно к Пеппер, ожидая увидеть ее сосредоточенной на доске, как она обычно делает, когда какой-нибудь взрослый в радиусе ста метров призывает нас к дисциплине. Но она все еще смотрела на меня, словно прикидывая что-то, как будто ждала, чтобы я закончил говорить то, что начал.

– Хорошо. Не принимать близко к сердцу. И не отступать.

Она протянула мне руку, но под партой, чтобы миссис Фэрчайлд этого не увидела. Я улыбнулся и покачал головой, однако все равно ответил на рукопожатие. Ее рука такая теплая и маленькая по сравнению с моей, но у нее была на удивление крепкая хватка.

Я повернулся обратно к доске, и тень ухмылки проскользнула на моем лице.

– Да начнется игра.