Текст книги "Компиляция. Введение в патологическую антропологию"

Хотя Джил ни черта не смыслила в искусстве, даже она поняла, что для тех, кто это снимал, процесс съемки был чем-то большим, нежели просто исполнением рутинных обязанностей. Сукины дети, выставляя экспозицию, явно искали среди грязи человеческой проблеск высшей гармонии. Искали почти с сексуальным удовольствием. Искали и находили. Нынешний фотограф занимался тем же самым. Джил осознала это с тошнотворной ясностью.

«Господи, – подумала она – Все им мало!»

Еще один труп лежал поодаль, ярдах в двадцати от первого. Рядом с ним стояли коп и врач. Они вполголоса переговаривались. Врач что-то объяснял копу, коп удивленно цокал языком.

Чтобы попасть в «Луну», Джил пришлось обогнуть квартал и зайти в клуб со двора, через служебный вход.

– Ты чего притопала? – ворчливо спросил у нее Марвин, охранник заведения – Сегодня работы точно не будет. Видала, что творится?

– Видала, – кивнула Джил – Мне все равно надо. Арчи здесь?

– А когда же его здесь не было? – Марвин посторонился, пропуская Джил вовнутрь. – Ладно, иди уж…

Джил нашла Арчи, сменного менеджера «Одноглазой Луны», в баре. Он сидел на высоком табурете за стойкой, тянул через трубочку коктейль из крепких напитков и бессмысленными стеклянными глазами смотрел в пространство перед собой.

«Ничего себе, – отметила Джил – Как это он, на рабочем то месте?»

В «Луне» действовали драконовские правила поведения для персонала. Всхлопотать взыскание и налететь на штраф здесь можно было по самому пустячному поводу, а уж за выпивку и вовсе полагалось увольнение без выходного пособия. Исключений не делалось ни для кого.

– Привет, Арчи! – поздоровалась она, подойдя к стойке и присев на соседний табурет.

– Это то, о чем я подумала? – спросила она, указав взглядом на хайбол с пойлом.

– А-а, ты… – ответил Арчи, нехотя повернувшись в ее сторону. – Ну, да. Пью. Хочешь, и тебе плесну?

– Нет уж, спасибо… Случилось что?

– Она спрашивает!!! Выходной сегодня. У всех…

– Из-за того, что на улице?

– И как это ты догадалась? – съязвил Арчи.

– Но ведь и раньше у нас бывали неприятности, но никто же не пил. Ты не думай, я не против, да ты и мой босс к тому же. Только странно как-то…

– Знаешь, детка, то, что было раньше – это как блинчики моей тетушки. Моя тетушка их готовить вообще не умеет, но любит это дело. Так вот, сидишь, впихиваешь их в себя через силу, вымученно лыбишься, мол, вкусняшки какие! Тетушка, карга старая, довольна. Встаешь из-за стола и через пятнадцать минут живот начинает крутить. Сильно крутить, до зеленых пятен в глазах. Но, – ничего. Метнешься пару раз к отхожему месту, выпростаешь из себя эти тетушкины кулинарные эксперименты, и – порядок. Дальше живешь себе ровно, вплоть до следующего к ней родственного визита. А то, что сегодня произошло, я даже не знаю, с чем и сравнить. Короче, людей Бенджи положили. Ты можешь себе такое представить?! Не к добру это…

– Да ну-у?! – изумилась Джил – И что теперь делать?

– Домой иди. Позвоню, когда утрясется. Если утрясется.

Арчи присосался к соломинке, выдув одним махом полстакана.

– А впрочем… Там, наверху, в комнате для особых гостей, человек от Бенджи. Вроде как, правая рука его. Поднимись туда, спроси, может, чего надо. Переоденься только!

– Хорошо, – согласилась Джил – схожу.

Ее шкафчик в служебной раздевалке оказался закрытым, что было странно. Джил никогда его не закрывала, поскольку брать там, кроме ее дешевых шмоток, было нечего. Однако, ключ от шкафчика она всегда носила с собой. У Джил была золотая нашейная цепочка, единственная ценная ее вещь. На ней и висел ключ, соседствуя с затертым образком святого, имени которого Джил не знала, хотя и была по рождению католичкой.

Джил отперла шкафчик, достала из него форменную одежду и быстро переоделась. А когда собиралась убрать в шкафчик свой гражданский наряд, заметила, что в его глубине находится что-то, чего прежде там не было. Джил чиркнула зажигалкой, чтобы осветить внутренности шкафа. На его дне лежал пистолет, карманный семимиллиметровый «Бобкэт». И еще листок бумаги с наклеенными на него буквами, нарезанными из газетных заголовков. Джил извлекла свои находки на свет божий.

«Момент истины, сучка! Застрелись сама, пока не поздно. Джон До.» – прочла Джил.

«Ишь ты, – усмехнулась она – Это что-то новое! Даже интересно. Посмотрим, что ты задумал, дружок!»

Джил никогда не имела дел с оружием, даже в руках его не держала. Она осторожно ощупала пистолет, потом повертела в руках, пытаясь понять, что там к чему, а потом, решив, что разберется позже, заткнула его за поясок юбки, напустив сверху блузку.

Перед дверью комнаты для особых гостей топтались двое парней с габаритами половозрелых носорогов и такими же носорожьими выражениями лиц.

– Куда? – спросил у Джил один из людей-носорогов, преграждая ей путь.

– К гостю. – коротко ответила Джил.

– Пусть проходит! – сказал второй носорог первому – Может, поднимет Джейку настроение!

– Или что другое! – добавил первый и оба загоготали. Ох, уж мне этот носорожий юмор…

Джейк сидел в мягком кресле, запрокинув голову назад. Глаза его были закрыты, но он не спал. Просто пытался расслабиться, но, видимо, не очень-то успешно.

– Ты кто? – резко спросил он, не меняя позы и не открывая глаз, когда Джил осторожно закрыла за собой дверь.

– Здравствуйте, сэр! – поздоровалась она – Я – Джил. Меня Арчи прислал.

– Зачем?

– Узнать, не нужно ли Вам чего? Может, напитки?

– Вот как раз в этом я сейчас нуждаюсь меньше всего! – Джейк наконец разомкнул веки и взглянул на Джил – Ну и чучело! – поморщился он – Никого получше у вас нет, что ли?

– Я одна сегодня. – Джил почувствовала, что оскорбление ее задело. Она и прежде слыхала нелестные отзывы о своей внешности, но никогда не обижалась и не злилась. Теперь же ей хотелось огрызнуться.

– Ближе подойди! – приказал Джейк.

Джил подошла. Остановилась в шаге от кресла.

Джейк расстегнул ширинку.

– Дальше сама! – сказал он – Ты знаешь, что делать!

– Еще чего! – неожиданно для себя расхохоталась Джил – Вы в своем уме, мистер?! Я здесь официанткой работаю, а не пылесосом!

Зрачки Джейка сузились. Он рывком встал с кресла и тыльной стороной ладони ударил Джил по лицу. Пощечина была настолько сильной, что сбила ее с ног и отбросила к входной двери. Падая, Джил сильно ушиблась, ей даже показалось, что на пару секунд она потеряла сознание.

– Ты будешь работать здесь тем, чем я скажу! – Джейк медленно выговаривал слова, казавшиеся тяжелыми, как мегалиты Стоунхенджа – Сегодня ты – пылесос. Сейчас ты встанешь и сделаешь то, что должна. И молись, чтобы мне понравилось!

Джил смотрела на Джейка снизу вверх и криво улыбалась. Так улыбалась разве что медуза Горгона, превращая в камень осмелившихся взглянуть ей в лицо героев.

Джейк, конечно, в камень не превратился, но тот момент, когда в руке Джил оказался «Бобкэт», нацеленный на его промежность, начисто выпал из его восприятия.

– Бэнг! – прошептала Джил и нажала на спусковой крючок.

Рабочий дневник

«В сущности, природа любого масштабного человеческого конфликта, будь то война, революция или военный переворот, тождественна не только природе частных межличностных распрей, перешедших в активную фазу вульгарного мордобоя, но и несознательной подоснове всякого противостояния, одной из сторон которого является живое существо. В данном случае – человек. Не какой-то конкретный человек, но человек вообще. Человек, как экзистенциальное понятие, как чертова философская категория…» – размышляет Сальвадор Альенде, стоя перед окном своего кабинета в Президентском Дворце. Сегодня – одиннадцатое сентября. Год 1973-й от Рождества Христова. Утро. Пасмурно и моросит. Казалось бы, такая погода располагает к чему угодно, только не к мятежу. Однако, в Сантьяго нынче шумновато. Президент слышит, как в окрестностях Дворца разрываются авиационные бомбы. Дымы пожарищ, придавленные моросью к мостовым, словно гигантские черные змеи сползаются со всех сторон к его резиденции. Либо они имеют собственную волю, превозмогающую намерение ветра обратить их в попутном себе направлении, либо сейчас Ла-Монеда – средоточие всех ветров. Бывает и такое.

Альенде видит из окна, как к Дворцу, обороняемому горсткой преданных ему людей, стягиваются все новые части регулярной армии. Которая тоже была ему предана еще вчера.

«Ты – мой герой, Сальвадор! Я всегда восхищался тобой и тем, что ты делаешь! Ты – сердце и душа нашего народа! Армия – это руки и ноги народа. Руки, в которых оружие. Руки, которые не дадут народ в обиду. Ноги, которые никогда не дрогнут в коленях ни перед одним врагом. Армия будет с тобой, Сальвадор, что бы ни случилось!» – так говорил главнокомандующий сухопутными силами, пожимая президенту руку. Когда это было? На прошлой неделе, кажется… Ах, Аугусто, Аугусто!

Когда Пиночет произносит эту пламенную верноподданническую речь, он уже наверняка знает, какая судьба предопределена и президенту, и ему самому, и всей стране. Мозг народа известил его об этом. Вернон Энтони Уолтерс – такое имя носит мозг Чили. Любопытная деталь – мозг этот совершенно инороден чилийскому народу. Мистер Уолтерс – директор Центрального Разведывательного Управления США.

– Мы не можем спокойно смотреть, как страна медленно, но неуклонно сползает к коммунизму! – говорит он в ходе тайной встречи, организованной для высшего чилийского генералитета в кают-компании флагманского авианосца ВМС США, дрейфующего близ чилийского побережья. Беседа идет по-испански. Мистер Уолтерс хорошо владеет этим языком, наряду еще с пятью или шестью. Уолтерс сидит в кресле-качалке. Его поза расслаблена. Выражение чуть одутловатого лица – добродушное и умиротворенное. Эдакий милый старикашка. Это ошибочное впечатление рассеивается, стоит лишь взглянуть в его глаза. Мистер Уолтерс смотрит на мир, будто сквозь прорезь прицела добротного охотничьего карабина. Он почти никогда не мигает, его зрачки всегда одинакового размера. Неважно, какое вокруг освещение, неважно, какие чувства бурлят в его душе. Движения глаз мистера Уолтерса – стремительны и неуловимы. Неуловимы до такой степени, что стороннему наблюдателю может показаться, что его взгляд постоянно устремлен в одну-единственную точку. Как бы не так. Уолтерс держит под контролем все, что происходит вокруг. Видит все. Знает все. Готов ко всему. Его реакция – исключительна. С такими, как он – шутки плохи. Даже если ты играешь на опережение, будучи гарантированно уверен в превосходстве и мощи, и скорости своей, твои шансы остаться в живых минимальны. В этом в свое время убедился не один марокканский лев.

– Мы приближаемся к критической точке, господа! – продолжает он. Если мы упустим этот магический момент, ситуация грозит обернуться полномасштабной гражданской войной. По нашим сведениям количество оружия, которым располагают сторонники Альенде, те, кто поддержит его в случае подобного исхода, чуть ли не превосходит армейский арсенал. Тем не менее, мы обладаем одним неоспоримым преимуществом. Оно состоит в организованности. Не мне вам объяснять, господа, что организованность и координация – есть два краеугольных камня в здании военного искусства. Еще один наш плюс – это единство целей. Общее видение картины будущего. Единство… Пожалуй, это даже главный наш козырь. Нам необходима хунта, господа!

– Си, сеньор Уолтерс! – кивают головами генералы.

– Единство… – Уолтерс на секунду задумывается – Какое неоднозначное понятие, господа! Разменная монета в бухгалтерии любой смуты. Дурацкий лозунг, извращенный фетиш! Послушайте, что кричат на своих сборищах эти красные горлопаны: единый народ – непобедим! Выступим единым фронтом! И еще миллион агиток, в которых встречается это слово или его производные. Какое иезуитство, право! Где они видели единый народ?! Кого они считают народом?! Ту оборванную дрянь, которая за краюху дармового хлеба готова перерезать горло кому угодно, хоть матери своей?! Даже если и так. Даже если это отребье – действительно народ. Даже если этот «народ» приведет их к власти. Они немедленно пустят его под нож, погрязнув в собственных противоречиях. Прольются океаны крови, прежде чем один из этих шакалов безоговорочно утвердится на престоле. Суперхищник, сверхвампир… Человечество уже видало такое. Вспомните Россию, господа, вспомните Сталина. О каком единстве здесь вообще можно говорить?! И я говорю с вами о другом, настоящем единстве. Единстве тихом. Негласном. Молчаливом, неумолимом и безжалостном. Наши действия должны быть скорыми и решительными. Кровь наших врагов не должна нас смущать. Сколько бы ее не пролилось – это будет всего лишь мелкая безобидная лужица. Я бы даже сказал – незначительная капля в том море, которое может, подчеркиваю – пока только может затопить Латинскую Америку. Ибо, если мы не сделаем то, что должны, взорвется не только Чили. Нас ожидает катастрофа континентального масштаба. Итак, назначим время, господа! И сверим часы.

11 сентября. Год 1973-й. Сальвадор Альенде стоит перед окном своего кабинета в Президентском Дворце. В его руках – автомат Калашникова. Славное, безотказное оружие.

«Если копнуть глубже, – продолжает развивать свою мысль президент – и первое, и второе, и третье восходят к доисторическому, а точнее, дочеловеческому инстинкту, на изучение которого светила гуманитарной науки потратили незаслуженно, если не сказать – оскорбительно мало времени. Инстинкт охотника. Как все, казалось бы, просто и объяснимо! К охоте побуждает голод, естественная потребность плоти в поддерживающем ее существование топливе. Как только потребность удовлетворена, нужда в охоте отпадает. Инстинкт спит и не дает о себе знать, покуда его обладатель не переварит все, до последнего пищевого волокна, не просрется и не поймет, что он снова голоден. Какое фатальное заблуждение! Инстинкт охотника никогда не спит. Ни одно твое действие на протяжении всей жизни не обходится без его участия. Степень участия может быть большей или меньшей, но никогда – нулевой. Вся моя личная история – тому подтверждение. Я шел к своему сегодняшнему положению со всей страстью, на которую только был способен. Я сталкивался с подлостью, предательством, алчностью. Я видел душевное благородство, самоотречение и самопожертвование. Я использовал в своих целях и то, и другое. Я ходил по следу, сидел в засадах и рыл ловчие ямы. Я добыл всю дичь, которую хотел добыть. Мой путь привел меня на вершину. И вот, стоя на вершине, я спрашиваю себя: была ли власть необходимым условием для того, чтобы я мог сказать, что живу? Была ли она пищей моего духа, нуждающегося во внешней энергии ничуть не меньше, чем плоть? И я отвечаю себе – нет, не была. Я пресытился ею много лет назад. Она была для меня всего лишь диковинным хитрым зверем, которого интересно добыть. Не ради пищи, а так, для того разве, чтобы повесить его мумифицированную голову в обрамлении лаврового венка над камином в гостиной. Я признаюсь себе в том, что с равным успехом мог бы охотиться на что угодно другое, и был бы ничуть не менее удовлетворен таким времяпрепровождением. Я редко бывал искренен с самим собой, но сейчас я имею право на подобную роскошь. Потому, что подвожу итог своей жизни. Потому, что те, кто штурмует сейчас „Ла Монеду“ – тоже охотники. Каждый охотник выбирает себе дичь. Они выбрали меня. Как не прискорбно это осознавать, но их охота – заведомо удачна. Если только дичь не выкинет какой-нибудь неожиданный фортель. А именно это она и намеревается осуществить!»

Альенде слышит, что бой уже переместился внутрь Дворца.

– Пора! – вслух говорит он. Президент идет к своему рабочему столу. Садится. Зажимает автомат между коленей. Глубоко, чуть ли не до трахеи, просовывает его ствол себе в рот. Последним ехидным взглядом, как будто говорящим: «Что, съели, hihos de puta?!», смотрит на дверь, которую уже взламывают солдаты национальной гвардии, переводит автомат на одиночную стрельбу и выносит себе мозг. На сей раз – в буквальном смысле.

Солдаты, доломавшие-таки дверь, врываются в кабинет и беспорядочно палят по уже безжизненному телу Альенде. Одна из пуль вдребезги разносит фарфоровые настольные часы с упитанным толстощеким ангелочком.

Еще одно допущение. До новых.

Ангел

Бессмертную сущность трудно чем бы то ни было удивить. И уж в любом случае не удивляет ее непрочность и зыбкость всего человеческого. Но вот необоримое стремление смертных перегрызть горло безжалостной вечности, создав нечто вневременное, не подвластное ни безмозглому буйству стихий, ни сознательным разрушительным действиям гипотетического враждебного и чуждого человечности разума, да и, в конце концов, ни флуктуациям собственного генетического варварства, которое, как раз-таки гадит и чаще, и успешней всего, – не перестает ее забавлять. Равно, как и неизбывная вера иных удачливых созидателей, сподобившихся выстроить что-либо безоговорочно, по человеческим меркам, грандиозное в то, что оно уж точно не обратится в тлен и прах еще при их жизни. И в то, что если вдруг выйдет такой конфуз, то исключительно по причине вселенского катаклизма. О, небрежение к мелочам, скольких ты погубило!

Хозяин кабинета с белым диваном стоял перед окном. Большой город спешно зажигал свои ночные огни, словно торопясь раздавить их непомерной тяжестью последние проблески догоревшего заката. «Будто гусеницу топчет…» – подумалось хозяину. Он казался спокойным, но его подергивающаяся время от времени левая ноздря выдавала некоторое нервное напряжение. Хозяин чего-то ждал.

Хорек вел себя беспокойно, шнырял из угла в угол, иногда останавливался, замирал, вытянув длинную морду, точно принюхиваясь, и вновь срывался с места в беспорядочный бег.

– Что с тобой сегодня, Ланселот? – обратился к нему хозяин – Не суетись, дружище, и не бойся ничего! Этот мир нашего страха не заслуживает!

Хорек обернулся на хозяйский голос и ангел, как всегда гнездившийся на люстре, уловил в его маленьких темных глазах проблеск обреченности, которую всегда безошибочно предвидят животные и в которую до самого последнего мига не верят люди.

Ожил интерком.

– Сэр… – бархатный женский голос звучал тревожно.

– Что такое, Таби?

– Сэр, – продолжила секретарша – Звонит Хэнк.

– Какого черта? – хозяин явно был удивлен – Почему не Джейк?

– Я не знаю. Но он, кажется, очень взволнован… Говорит, срочно. Что мне делать?

– Хорошо, переведи сюда и оставь на громкой связи, – ответил хозяин – И, Таби, ты можешь идти. Завтра возьми выходной.

– Спасибо, сэр! – повеселела Таби – Перевожу.

– Говори! – коротко бросил хозяин собеседнику, звук частого сиплого дыхания которого уже заполнил пространство кабинета.

– Босс… – Хэнк явно не знал, с чего начать – Босс…

– То, что я – твой босс, не является для меня новостью. Почему мне звонишь ты? Где Джейк?

– С Джейком беда, босс! – выдавил Хэнк и снова замолчал.

– Послушай, Хэнк, так мы с тобой далеко не уедем. Живо взял себя в руки и доложил все по порядку!

– Девчонка, сэр, чертова официантка из «Луны»… Она отстрелила Джейку яйца! Начисто, сэр! Там вообще – весь низ разворотило! Пистолетик-то – игрушечный почти, так, пугалка карманная, а надо же… Джейк потерял много крови, доктор сказал, если дотянет до больницы – есть шанс…

– Черт тебя подери, Хэнк! Что ты такое городишь?!-хозяин начинал свирепеть – Какая девчонка?! Откуда она взялась?! Я же сказал – по порядку!

– Да, сэр, слушаюсь, сэр! Значит, было так: мы с Томми, как обычно, состояли при Джейке. Около семи позвонили парни, ну, эти, новенькие, Азиат и Пижон, сообщили, что взяли панка. Джейк приказал везти его к Вам. Мы с ним тоже в вашу сторону собрались. Не прошло и пяти минут, звонит этот полупедик, что за «Луной» смотрит, Арчи, кажется, и вопит, что парней положили. Кто, что – неизвестно. Мы, разумеется, меняем маршрут и в «Луну». Прибыли почти одновременно с копами. Благо, старшим у них оказался Герера, который на прикорме у нас. Пока они там свои дела делали, Джейк решил, что мы в «Луне» подождем. Сам пошел в комнату для особых гостей, а нас у дверей оставил, сказал, один хочет побыть, во лбу пошарить. Надо сказать, сэр, неважно он выглядел. Какой-то посеревший, что ли, был. Ну, один, так один. А минут через пятнадцать нарисовывается эта девчонка. Говорит, Арчи послал. Узнать, не нужно ли чего. Ну, мы ее и пропустили. Томми еще пошутил, мол, сейчас она Джейка нашего починит женским методом. Что уж там между ними произошло, не видел, может, Джейк и в самом деле поднагнуть ее решил, а та – взъерепенилась. Только сначала что-то изнутри об дверь шарахнулось сильно, а потом – выстрел. Мы дверь вышибли, Джейк весь в кровище, на полу скрючился, за то место, где причиндалы были, схватился, а девка – без сознания лежит. Вот и все, сэр…

– Так… С Джейком понятно. С девкой что?

– Мы ее от копов спрятали, связав предварительно. Герере сказали, что через задний ход рванула. Теперь ждем ваших распоряжений.

– Почему сразу в расход не пустили?

– Так как же?.. Нас Джейк всегда инструктировал, что если происходит что-то невероятное, необходимо ситуацию заморозить всеми возможными способами и Вас об этом известить. Говорил, Вы любите странности всякие. Мы и решили, что страннее некуда.

– Правильно говорил и решили правильно. Значит, так: – девку доставить ко мне, чем скорее, тем лучше. Только в чувство ее привести не забудьте. Всё.

Хозяин щелкнул пальцами. Немедленно сработал невидимый датчик, оборвав соединение.

– Видишь, Ланселот, – вновь обратился к хорьку хозяин – Какой занятный сюжет закручивается. А ты говоришь, что жизнь – скучная штука.

Хорек, разумеется, ничего подобного не говорил, что и дал тотчас понять, недовольно фыркнув.

Ангел на люстре беззвучно вздохнул…