Текст книги "Компиляция. Введение в патологическую антропологию"

Единственное, к чему Бенджи относился с признаками энтузиазма, было чтение. Хотя, вряд ли критерий затрачиваемого на чтение времени являлся достаточным основанием, чтобы сказать, что он был увлечен им. Бенджи, скорее, работал с книгой. Все с тем же извечным выражением вселенской скуки на лице. Видали ли вы физиономию мясника-виртуоза с тридцатилетним стажем, которому давно осто**ла его профессия, но который уже не может ее бросить, поскольку ничего другого, кроме мясницких блоков, топоров, ножей и мусат в этом мире у него нет? Разве только туши свежезабитых свиней, коров и овец, разделываемые им с таким невероятным изяществом и проворством, что можно залюбоваться. Горами парного смердящего ливера и тем обстоятельством, что его первоначально синий фартук стал красным от крови, хоть и пошит из влагоотталкивающего синтетического материала, можно пренебречь. Без малоаппетитных внутренностей, увы, никуда, да и кровь – жидкость чрезвычайно цепкая. Так вот. Если присмотреться к такому мяснику за работой, можно заметить одну любопытную деталь: все в его теле живет. Каждая его мышца, каждое сухожилие, каждый сустав находятся в непрерывном заразительном движении, движении слаженном, гармоничном и одухотворенном. Понаблюдаешь за ним пару минут и невольно ловишь себя на том, что и твое собственное тело начинает подстраиваться под ритм этого древнего языческого танца. Руки сами тянутся к топору и ножам. Тебе хочется потрошить, рубить и кромсать. Но только до тех пор, пока не посмотришь на лицо мясника. Оно недвижно. Оно мертво. Серо-желтая восковая кожа. Глубоко запавшие остекляневшие глаза. Приоткрытый рот с бледно-синими губами сведен кривой судорогой. К зубам налипли мелкие ошметки багрового мяса. В жопу такую работу, думаешь ты и спешишь покинуть холодный мясницкий цех. Именно так выглядел Бенджи за чтением. Как за**ийся мясник.

Больше всего интересовали Бенджи книги по медицине, истории и живописи. Однако читал он не все подряд. Его интерес был узко специализирован. Его занимали исключительно труды самых отвязных подонков, когда бы то ни было подвизавшихся на сих злачных нивах. Гинеколог Симс, во славу Асклепия радостно препарировавший без анестезии детородные органы своих рабынь. Японский весельчак Ёсимура, запиравший голых малолетних детей в морозильной камере, а потом исследовавший последствия обморожения. Его дражайший коллега из Дахау профессор Рашер. Ну и, разумеется, замечательные психологи-новаторы Зимбардо и Лэндис.

Бенджи детально изучал биографии великих завоевателей, начиная от ассирийского правителя Ашшурнасирпала Второго, которому цивилизация обязана введением в широкую практику пытки через сдирание кожи с живого человека и заканчивая бесноватым австрийцем.

Стены своей комнаты Бенджи украсил копиями картин Иеронима Босха из цикла «Блаженные и проклятые». Милый был мальчонка, что уж тут скажешь…

Когда Бенджамину исполнилось девять лет, у его приемных родителей, дотоле бесплодных, нежданно-негаданно появился собственный ребенок. Сын. Ко всеобщему удивлению, Бенджи, отстраненный и холодный со всеми, с первого же мига проникся к брату необычайной привязанностью и, в конечном итоге, превратил его в совершенное свое подобие.

В урочное время Бенджи поступил в университет, где осваивал сразу четыре специальности: к медицине и истории добавились юриспруденция и управление. И здесь его свойство демонстрировать блестящие успехи в обучении, не испытывая к нему ничего, кроме скуки, не переставало удивлять преподавателей. Ближе к выпускному курсу, однако, в его отношении к учебе произошли некоторые изменения. Если прежде он просто скучал, то теперь наука вызывала у него откровенную неприязнь. А за три дня до выпуска произошло событие, которое наглядно показало, что Бенджи изменился не только в этом. Человеческое общество со всеми его законами, со всей его моралью и ценностями, к которому он раньше был презрительно равнодушен, отныне стало ему мешать.

У Бенджи был сосед по комнате в студенческом кампусе. Соседа звали Спенсер. Это был веселый и добродушный малый, у которого было полно друзей и приятелей. Еще у Спенни, так называли его друзья, (да и он сам никогда никому не представлялся полным именем, настаивая на уменьшительном) не было недостатка в девушках. Казалось бы, что тут удивительного? Парень – душа любой вечеринки. У него элегантные манеры, редкостное неуловимое обаяние и тончайшее чувство юмора. Вот только Спенни – инвалид. У него, вследствие врожденного вывиха тазобедренного сустава, одна нога на три дюйма короче другой. Крестцовый нервный узел непоправимо защемлен. Каждый новый день его жизни начинается с дичайшей боли и ею же заканчивается. Спенни носит уродливый ортопедический ботинок и передвигается с помощью хитроумного костыля. Но при этом Спенни живет на всю катушку и никому даже в голову не приходит считать его ущербным.

Так вот. Однажды утром Пэм, очередная подружка Спенни, заходит в их с Бенджи комнату и видит следующую картину: Спенни, неестественно скрючившись, лежит на своей кровати. Его голова с закатившимися глазами откинута назад. Шея сломана. Бенджи сидит на табурете у него в головах, читает книгу и курит, время от времени стряхивая сигаретный пепел в широко раскрытый рот Спенни.

– Что ты с ним сделал?! – вопит Пэм, прислонившись к стене, чтобы устоять на ногах. На самом деле ей только кажется, что она вопит. Ее гортань сведена спазмом, поэтому ее слова еле слышны. У Бенджи слух чуткий, вопрос он понял.

– С ним все в порядке, – спокойно отвечает он – Теперь в порядке. Он страдал. Я его исцелил.

Пэм теряет сознание и мешком заваливается на пол. Бенджи неторопливо встает со своего табурета, тщательно тушит окурок о зубы Спенсера, одевает свой бэкпэк с заранее собранными необходимыми вещами и направляется к двери, чтобы навсегда покинуть кампус. На пороге останавливается, оборачивается, переводит взгляд со Спенсера на Пэм и произносит с натянутой улыбкой:

– Прощайте, друзья мои! Вспоминайте обо мне, как о Лекаре.

Все вместе

Все поезда рано или поздно приходят в свой пункт назначения. Точно такой же исход наблюдается и в случае с любым другим видом общественного транспорта, будь то автобус, самолет или океанский лайнер. Причем фактическая точка прибытия совершенно не обязательно должна совпадать с указанной в штатном расписании. Встреча, которая тебя ждет, так же может оказаться совершенно не такой, какой ты ее себе представлял. Ты покупаешь билет, на котором четко прописаны: марсельская гавань/берлинский вокзал/аэропорт Джона Кеннеди. Тебя должны встречать: толпы восторженных поклонников с охапками всякой ботанической дряни самых сумасшедших размеров и расцветок/твоя семья, усердно старающаяся изобразить радость от твоего долгожданного возвращения/худосочный очкастый задрот с табличкой, на которой коряво выписано твое имя. Разумеется, это далеко не полный перечень возможных допущений. Однако, у предопределения, верховного редактора и корректора всех на свете маршрутов, вполне могут быть свои, не ведомые тебе планы. И вот: внезапно рушится железнодорожный мост, перекинутый над пропастью глубиной в тысячу ярдов и весь состав с кавалерийским посвистом летит в тартарары. И вот: безбашенный фанатик-террорист на высоте в пять миль над землей ни с того, ни с сего приводит в действие взрывное устройство, которое всегда таскал с собой, так, на всякий случай. И вот: сраный «Титаник» сотый раз целуется с айсбергом. Все. Приплыли, приехали, прилетели. Святой Петр, оглаживая пышную бороду, приветствует вновь прибывших, вручая кому-то ключи от Рая с парочкой персональных крыльев, а кого-то, посредством смачного пинка под зад, перенаправляя в ведение иной канцелярии. ТАК вот, значит, все кончается?… Блядь, обидно… И не логично до такой степени, что аж пиздец. И, как всегда: вопросов чертова уйма, ответов – с гулькин нос…

С частными человеческими историями, переложенными на бумагу и оформленными в виде книженции для легкого чтения перед сном, дело обстоит, как ни крути, вразумительней. С логикой-то у них тоже не всегда все ладно, но общая подоплека замута тем или иным образом раскрывается. Если сочинитель хитроумный и каверзный – на последней странице и в крайних строках, а если поплоше – и того раньше. Человек, сука, тварь предсказуемая…

Тим оказался у парадного входа в небоскреб, где находился офис Лекаря Бенджи, в тот самый момент, когда двое гориллоподобных хлопчиков выволакивали из черного фургона с насмерть тонированными стеклами все еще бесчувственную Джил. Хлопцы были так заняты своим делом, что даже не заметили Тима, стоявшего с безучастным видом в десяти шагах от них. Тиму ничего не стоило развернуться и не спеша уйти, но это никак не входило в его планы. Напротив, сложившуюся ситуацию он расценил как неимоверно удачное стечение обстоятельств. По крайней мере, такой расклад решал основную проблему, а именно, как беспрепятственно проникнуть сначала в здание, а потом и в кабинет Бенджи. Благо, он уже знал, что покуда это свидание не состоится, валить на месте его не станут. Поэтому, когда столь кощунственное невнимание к его персоне ему наскучило, Тим приблизился к хлопцам вплотную и с издевательской доброжелательностью в голосе спросил:

– Помощь нужна, ребята?

Один из гориллоподобных, тот, что был чуть поизящней и, следовательно, ловчей, резко обернулся к нему, при этом успев с легкостью циркового факира-манипулятора извлечь из кобуры пистолет и уткнуть его в тимово горло, как раз в то место, где шея географически встречается с нижней челюстью. Еще тысячная доля секунды, и раздался бы выстрел, закончив эту историю так же нелогично, как и рухнувший железнодорожный мост – путешествие незадачливых пассажиров. К счастью, реакция мозговых извилин хлопчика не многим уступала его мышечной реакции. Он понял, что стрелять не следует, еще прежде, чем осознал, почему именно. Еще через секунду он узнал Тима. Он медленно поставил пистолет на предохранитель, опустил руку и удивленно выхрипел:

– Опаньки..

– Что – опаньки? – ухмыльнулся Тим – Вот он я, сам пришел. Давайте, ведите куда следует!

– Да, да, – промямлил гориллоподобный – Сейчас отведем! – и вдруг быстрым ударом в висок опрокинул Тима на тротуар, лишив его всех и всяческих чувств.

– Ты чего это, Хэнк? – удивился его напарник – А вдруг скопытится?

– Не скопытится, – ответил Хэнк – Я меру знаю. Отойдет минут через десять. Это я так, на всякий случай. С этим засранцем столько хлопот было, что лучше перестраховаться. Ну, все, довольно болтать. Ты тащи девку, а я этого на борт возьму!

– Прекрасно… – только и сказал Лекарь Бенджи, когда Тим и Джил были доставлены в его кабинет. Сейчас они лежали двумя аморфными тщедушными кучками человеческой плоти на глянцевом мозаичном паркете. В трех футах от обутых в мягкие индейские мокасины ступней Бенджи. Его пальцы под тонкой кожей мокасин лениво шевелились.

– Что дальше, босс? – спросил Хэнк.

– Мне кажется, для начала их нужно привести в чувства. Или у тебя есть другие идеи на этот счет?

– Сходить за аптечкой, сэр?

– Водой холодной отлить, идиот! Тебе подсказать, где находится кулер, или сам найдешь?

– Сэр, а как же… – Хэнк указал глазами на паркет.

– Как-нибудь! – отрезал Бенджи – Шевелись давай!

Уже через минуту Хэнк притащил две баклаги воды. Одну оставил при себе, а вторую передал напарнику, после чего оба принялись щедро поливать каждый своего подопечного. Казалось, им было мало того, что жидкость, подвластная гравитации, сама по себе вытекает из широких жерлиц баклаг, они рьяно трясли тяжелые емкости, беспочвенно надеясь ускорить естественный ход событий. Так свихнувшийся садовник отпаивает усохший саженец, свято веря в то, что он прямо на его глазах вытянется до небес и немедленно покроется мясистыми тушами драгоценных плодов.

Как бы там ни было, вскоре их усилия возымели действие, к которому были призваны. Тим и Джил слабо застонали, зашевелились и через пару минут уже сидели, съежившись, посреди растекающейся по кабинету лужи.

– Вот так, – удовлетворенно произнес Бенджи и добавил, обращаясь к гориллоподобным – Сходите-ка куда-нибудь, ребята.

– А если… – попытался возразить Хэнк.

– Вряд ли, – прервал его Лекарь – Прогуляйтесь.

Парни пожали плечами, но продолжать возражения не посмели.

После того, как они вышли из кабинета, плотно закрыв за собой дверь, Бенджи поднялся с дивана и, как будто не обращая внимания на своих мокрых гостей, проследовал к панорамному окну, перед которым и остановился, скрестив на груди руки, вглядываясь в далекие угасающие огни предрассветных неоновых реклам.

Тим и Джил все так же сидели на полу, в замешательстве поглядывая то на спину Бенджи, то друг на друга.

Наконец Бенджи обернулся к ним. Улыбнулся змеиной улыбкой и дважды медленно хлопнул в ладоши.

– Браво! – вымолвил он, покачав из стороны в сторону головой. Даже, вроде бы, языком цокнул. – Ну, что ж, пожалуй начнем разговор. Вопрос первый: знаете меня?

– Да, сэр! – первой ответила Джил – Я на Вас работаю. В «Луне»…

– Неужели? – деланно удивился Бенджи – Кто бы мог подумать! Ну, а ты? – обратился он к Тиму.

– Наслышан… – прохрипел тот.

– Надеюсь, не с лучшей стороны! – усмехнулся Бенджи – Раз так, перейдем ко второму вопросу. Кто же я, по-вашему?

На сей раз Джил пожала плечами, не найдясь с ответом. А вот Тиму, похоже, было что сказать. Он и сказал.

– Мне насрать, что о тебе говорят люди, и кем ты сам себя считаешь. Пусть ты там какая-то большая шишка или еще кто. Я знаю только, что ты чертов чокнутый сукин сын, которому зачем-то понадобилась моя жизнь. Вот я и хочу узнать, зачем.

Услышав такой ответ, Лекарь в голос расхохотался. Хохотал долго, пока не поперхнулся собственной слюной и смех не перешел в надсадный кашель. Прокашлявшись и восстановив дыхание, Бенджи вернулся к дивану, уселся, откинувшись на спинку, и принялся внимательно разглядывать молодых людей. Создавалось впечатление, что он сканирует каждый квадратный дюйм их внешних покровов, при этом явно желая проникнуть за них. Как можно дальше вглубь. Увидеть, как трепещут их сердца, как сокращаются стенки желудков, как подрагивают селезенки. Но больше всего Лекарю хотелось выявить потаенные обиталища их душ, вытянуть их наружу и выпотрошить, чтобы найти в них что-то, интересующее его сейчас больше всего на свете. Но не тут-то было. Все, что он мог видеть, – всего лишь мокрых парня и девушку. И только.

– Чудесно, – заговорил он наконец, кончиками пальцев отстукивая простецкий ритм по диванному подлокотнику – Лучше и быть не может. Видимо, ради того, чтобы хоть раз услышать что-то подобное, и стоит прожить жизнь вроде моей. Ты, наверное, не поверишь, но сейчас я впервые смеялся. Не скажу, что мне это понравилось, но теперь я хотя бы знаю, что при этом чувствуешь. В прочем, это всего лишь частность, хотя и снявшая с повестки дня несколько вопросов из числа тех, которые я намеревался задать. Можно даже сказать, практически все вопросы, кроме одного. Но с ним пока повременим. И так, что мы имеем? В течении долгих лет все, что происходило со мной и вокруг меня, укладывалось в рамки прогнозируемой и устойчивой схемы. Ни одно из моих предприятий никогда не терпело краха просто потому, что не могло его потерпеть. Признаюсь, это было невыносимо скучно. Или же просто – по настоящему скучно. Чтобы не сойти от скуки с ума, мне приходилось вживлять в свою схему элементы, которым, по всем понятиям, места в ней не было. Мне хотелось возвести свои занятия, любые свои занятия, в ранг высокого искусства, если вы способны понять, что это такое…

– Куда уж нам! – фыркнул Тим.

– Да уж! – добавила Джил и снова вспомнила о фотовыставке.

– Я не закончил! – Бенджи с силой хлопнул по подлокотнику раскрытой ладонью – Так вот, у меня это получалось. По крайней мере, в глазах стороннего наблюдателя это выглядело искусством. Но не в моих. Как я не пытался, моей скуки не убывало. Возможно, потому, что все, чем я предполагал себя расшевелить, мною же и придумывалось. Если где-то есть Бог, даю сто к одному, мы с ним родственные души… Его тоже снедает вселенская тоска… Однако, с этой точки зрения мое положение выглядит не в пример предпочтительней, поскольку с недавнего времени в доселе унылом и предсказуемом мире происходит то, чему я не могу найти объяснения. Господу такое счастье не улыбается. И сейчас я вижу перед собой две несуразности, вокруг которых вертятся столь невероятные события. И, разумеется, я рассчитываю получить ответ на тот самый, оставшийся, вопрос: – как?! Как подзаборной шалаве с рыбьими глазами удалось превратить в никчемного кастрата одного из лучших ныне живущих воинов? Хотя, скорее всего, вряд ли у него есть шансы на долгое время, пусть и в таком качестве, задержаться среди живых… Каким образом безмозглому человеческому огрызку удавалось несколько дней водить за нос чертову уйму профессионалов, которым раз плюнуть найти кого угодно не то, чтобы на этом, но и на том свете? Как?!

Тим и Джил переглянулись. Джил вновь пожала плечами и махнула в сторону Тима рукой, мол, мне сказать нечего, а ты, если в курсе того, что за чертовщина здесь творится, можешь поддержать беседу.

– Пф-ф-ф! – выдохнул Тим – Ты что, всерьез думаешь, что нам известно больше, чем тебе? Послушай, мы ведь с ней даже незнакомы!

– Верю, – ответил Бенджи со все той же змеиной улыбкой – Но, видишь ли, мой вонючий друг, сути дела это не меняет. Между вами есть определенная связь. Вы оба появляетесь в моей жизни практически одновременно и творите с ней черт знает, что. Ни ты, ни она никаким образом не причастны к моему бизнесу или же к бизнесу моих конкурентов. Вы оба – абсолютные ничтожества. Ни один из вас не может иметь оправданных намерений хоть чем-то мне навредить. Тем не менее, вы появляетесь ниоткуда и вредите. Таких совпадений не бывает. А уж если я не могу понять ваших мотивов, следовательно, связь ваша куда глубже и прочнее, чем кажется на первый взгляд.

– Ишь ты, – усмехнулся Тим – По-твоему, то, что твои людоеды за пару дней уж не знаю, сколько раз, чуть не спровадили меня на тот свет – это причина желать тебе крепкого здоровья?

– Хм. Позволь, я тебе кое-что разъясню. Несколько часов назад ты и понятия не имел, у кого именно отпало желание наблюдать тебя безнаказанно топчущим землю. Несколько дней назад у тебя не было ни единого шанса встретить следующий рассвет. Пока ты не знаешь, кто твой враг, ты бессилен и безоружен. А твой враг, соответственно, неуязвим. Но вот что странно: сейчас ты, по всем раскладам, должен кормить червей, однако же их кормят другие, те, кому эта перспектива светила в значительно меньшей степени. А ты сидишь передо мной и позволяешь себе высказывания в тоне, далеком от джентльменского. Меня это удивляет. А тебя нет?

– Ну, а я-то здесь вообще что делаю? – наконец заговорила Джил – Со мной-то что не так?

– С тобой разберемся позже, – ответил Лекарь – В порядке очередности твоего выхода на сцену в этом шоу.

– Ну, хорошо – Тим в задумчивости потер переносицу – Видимо, у нас общая проблема. Ты хочешь узнать свое, а я – свое. Мне проще. Ты знаешь, чем я тебе насолил. Наверно, будет справедливо, если ты и меня поставишь об этом в известность. А там, глядишь, может, и мы тебе чем-нибудь поможем.

– Поможете?!-опять расхохотался Бенджи – Мне?! Определенно, ты начинаешь меня восхищать! Ладно. С тобой все элементарно. Ты оказался не в том месте и не в то время. Даже если бы ты не повел себя в этих обстоятельствах не так, как обычно, все бы обошлось. Не спалил бы ты ту урну, а бросил бы окурок на тротуар, избавил бы и себя, и меня от множества хлопот. Так-то, дружок. Всегда нужно быть верным своим привычкам, какими бы они ни были.

– Так вот из-за чего весь сыр-бор! – воскликнул Тим и досадливо сплюнул – Что там было-то хоть? В прочем, не важно. Наверняка, оно того стоило, да? А знаешь, мне даже немного жаль, что я так тебя обременил. В том смысле, что у твоих парней с первого раза осечка вышла…

– Это почему же? – Бенджи казался искренне заинтригованным.

– Понимаешь, я всегда подозревал, что мир грязен. Нет, я и сам чувак совсем не белоснежный, но если в мире существуют ребята, наподобие тебя, то он слишком грязен даже для моих представлений о грязи…

– Да ну?! Может, поделишься и со мной своими представлениями?

– Слушай, я не какой-то там гребаный философ и объяснять толком не умею. Ну, скажем, если я захочу кого-то убить, я его просто убью. Если захочу ограбить – просто ограблю. Это будет не хорошо, но честно. А вот тебе этого мало. Тебе еще и поиздеваться над человеком нужно. Напугать до усрачки. Поверь мне, лучше сдохнуть быстро и сразу, ничего не успев понять, чем пережить то, что я, например, за эти дни пережил. Ты, все-таки, действительно двинутый…Самый двинутый из тех, о ком я когда-нибудь слышал. Чарли Мэнсон в сравнении с тобой – пушистый котеночек… – Тима передернуло – Бр-р-р… Этот твой мертвец чего только стоит… Послания эти…

– Какой еще мертвец? – удивленно повел бровью Лекарь.

– Да вот этот! – подала голос Джил – За спиной у Вас болтается! Задолбал уже! – добавила она с усмешкой.

– Вот-вот! – поддержал ее Тим – Когда это он успел нарисоваться?…

– А не морочите ли вы мне голову, детишки? – хмыкнул Бенджи.

– Да ты оглянись! – посоветовал Тим с усталым безразличием в голосе. – Кстати, на тебя смахивает!

Лекарь Бенджи медленно обернулся. Джон До с шариками от пинг-понга вместо глазных яблок недвижно висел в воздухе прямо за его спиной. Тело Джона До было раздуто, как у утопленника.

– Вот это номер! – прохрипел Бенджи и потянулся к мертвецу рукой – Ты настоящий, приятель?

Вот пальцы Лекаря касаются мертвеца. Вот они проникают в него. Вот уже вся кисть Лекаря, по запястье, проваливается внутрь. А дальше… Мертвец начинает вбирать Лекаря в себя. С какой-то цепенящей неспешной быстротой. Словно вытягивая через соломинку молочный коктейль из картонного фастфудовского стакана. Раздается хлюпающий звук, и Лекарь Бенджи бесследно исчезает в недрах Джона До.

– Ого! – восклицает Тим, оборачиваясь к Джил – Ты это видела?!

– Еще бы! – отвечает Джил – Эй, смотри-ка, что это у него в руках?

Тим вновь обратил взгляд на Джона До. Он ничуть не сомневался, что увидит в его руках очередную табличку. Ее он и увидел. «Свободны!» – гласила она. Джон До еще несколько секунд помаячил в его поле зрения, а потом вдруг исчез. Не рассеялся в воздухе, подобно приведению, а просто исчез. Вот так, сразу. Как будто и не было его никогда.

– Уф-ф-ф! – выдохнул Тим – Ну, и что теперь?

– Пойдем отсюда, – сказала Джил. Спокойно и буднично.

Они вышли из кабинета в приемную, из приемной – в пустой длинный коридор, дошли до лифта, спустились в нем на первый этаж. Двери лифта разъехались, явив их взглядам огромный шикарный холл. Холл тоже был абсолютно пуст. Даже за стойкой охраны никого не было. Стеклянные входные двери были распахнуты настежь.

– Странно как-то… – прошептала Джил и невольно прижалась к Тиму.

Тим неуклюже приобнял ее за талию и ободряюще заметил:

– Во всяком случае, не страннее того, что мы уже видели. Он же сказал: – свободны!

– И ты ему веришь?

– А почему бы и нет? – засмеялся Тим – Да и не все ли равно? Кстати, я так понял, ты с этим мертвяком тоже знакома?

– Так уж получилось, – улыбнулась Джил – Но, по-моему, об этом лучше поговорить в другом месте!

– Точно! – согласился Тим, и они, все так же обнявшись, миновав холл вышли на улицу. Рассвет уже вызрел. Небо наливалось уверенной синевой. День обещал быть ясным.

Ангел, незримо витавший над их головами, торжествовал. Проект удался на славу, не смотря на обилие черновой работы. Вот он собирает ошметки Джона До после взрыва, прогремевшего в квартире Тима и кропотливо подгоняет их один к другому, придавая покойнику максимально презентабельный вид. Вот он умыкает его, почти обезглавленного, с танц-пола «Одноглазой луны», тщательно вылизывая каждый эритроцит разбрызганной по танц-полу кровищи… А вот – уводит Джона До прямо из под носа Хохмача Сонни, чающего обучить его парочке наигрышей из «Кольца Нибелунгов»… Это ничего, всего лишь неизбежные издержки при выполнении Задачи Ангела. А какая задача у ангела? Сделать своих подопечных лучше. И не так себе лучше, а лучше, чем они вообще способны стать. Так считают ангелы. Да и, в конце концов, не это главное! Эти двое сейчас вместе. Учитывая связавшие их с ангельской подачи обстоятельства, можно уверенно сказать, что отныне они никогда не расстанутся. Ангел трудится во имя любви. Всегда – во имя любви. И ее одной ради. А вы-то как думали?!