Текст книги "Добыча"

41

Мы взбегаем вверх по винтовой лестнице, тяжело топоча по ступенькам, подтягивая себя руками за длинный изогнутый поручень. Подозрительно пусто и тихо. На полдороге Клэр хватает меня за руку. Сверху доносится тихое пение.

 
Спаси меня от смертоносного меча
Избавь от страшных чужаков руки,
Чьи когти жуткие серпов острее
Чьи пасти переполнены клыками.
 

Мы переглядываемся и продолжаем подъем, медленнее, тише. Мы останавливаемся. Это голос Бена, дрожащий от ужаса.

 
Пусть юность наших сыновей
Поддержит крепостные стены
Невинность наших дочерей
Опорой станет нам
И будут переполнены дома
Любовью, изобилием и верой.
 

Наверху мы идем на голос Бена. По коридору, к кабинету Крагмэна. Дверь приоткрыта, и через узкий проем мы видим Бена, он держит в дрожащих руках нотный лист. Кабинет освещен мягким светом ламп. В воздухе стоит легкое жужжание электричества – от кабеля. Все в кабинете кажется мягким, по сравнению с прошлым разом, когда яркий солнечный свет делал цвета и линии резкими. Крагмэн сидит спиной к нам и смотрит в окно. Он выглядит смирившимся и держит в руках пустой бокал для виски, будто приглашает ночь выпить с ним. Кажется, он не слышит криков и завываний, от которых дрожит окно.

Бен стоит у ряда книжных полок, бледный и измученный. Я жестом подзываю его, прижав палец к губам. Он бросает взгляд на Крагмэна, а потом на цыпочках идет к нам и берет Сисси за руку.

– И куда же вы собрались? – спокойно спрашивает Крагмэн. В его голосе нет ни угрозы, ни эмоций. Как будто он располагает всем временем в мире, как будто деревню не захлестнула волна закатников. – Почему бы вам не зайти внутрь? Всем вам?

Мы начинаем отходить в коридор.

– Я очень надеюсь, что вы не пытаетесь сбежать на поезде, – говорит Крагмэн.

Я останавливаюсь. Сисси тянет меня за руку, но что-то в тоне, которым он это говорит…

– Потому что это все равно как прыгнуть из огня да в полымя, – продолжает он, будто понимая, что мое внимание полностью обращено на него, – вернее, в жерло вулкана, полное раскаленной лавы, – он едва заметно усмехается.

– Что вы имеете в виду? – спрашиваю я.

– Джин! – одергивает меня Сисси.

– Нет, погоди! – я говорю громче. – Мы уезжаем сейчас.

– Это ваш выбор, – говорит Крагмэн тем же блеклым голосом, – вы просто отложите неизбежное.

Сисси опять тянет меня за руку. И я опять сопротивляюсь, я поворачиваюсь к Крагмэну:

– Вы слишком старый и толстый, чтобы добежать до поезда, и хотите, чтобы и мы не спаслись. Вы просто стараетесь задержать нас.

– Но вы остаетесь, вы все-таки остаетесь, – он медленно поворачивается на стуле. Глаза у него водянистые и красные. Он печально улыбается, поглаживая выступающий живот. – Я не всегда был таким, – сонно говорит он, как будто слишком устал, чтобы произносить слова.

Его смирение, его подчиненность судьбе пугают меня. Такие люди не расставляют ловушки. Если он и задерживает нас, то только потому, что хочет в чем-то сознаться. Я холодею от этой мысли:

– Вы говорите, что поезд – это верная смерть. Почему? Скажите?

– Джин! Пойдем! – голос Сисси напряженно звенит.

– Скажите, почему поезд – это верная смерть? – настаиваю я.

Крагмэн водит ладонями по подлокотникам, будто гладит по головам двух детей:

– Неужели обязательно так кричать? Тебе что, мало криков снаружи?

– Ладно, мы уходим? – поворачиваюсь я.

– Не поезд – верная смерть, – говорит Крагмэн с ледяной ясностью, будто неожиданно протрезвел, – а пункт назначения. – Тут его голос превращается в бормотание. – Так много смерти и криков. Много. Множество.

– Скажите, что там, в Цивилизации?

Он хихикает:

– Долго объяснять. Много времени, множество.

– Джин, не верь ему! Он просто хочет…

– Не дать вам сесть в поезд? – заканчивает Крагмэн. – Тогда идите, идите, я сказал. Целую, обнимаю, маленькие мои. Не позволяйте мне себя задерживать. А то пропустите из-за меня свой школьный автобус.

Я подхожу к Крагмэну и выбиваю стакан у него из рук. Тот пролетает через весь кабинет и разбивается о стену. Звук вырывает старейшину из забытья, в глазах, прежде чем их снова затягивает стеклянным туманом, мелькает ясность. Он встает, подходит к окну. Где-то под нами, на стене, раздается вопль. Так громко и близко, что мне становится страшно.

– Джин! – говорит Сисси.

Я не обращаю на нее внимания. Мне нужно знать.

– Это дворец Правителя, верно? – кричу я. – Поезд ведет в загоны для геперов? Я прав, да?

Крагмэн хихикает.

– Дайте мальчику печенье. Дайте улыбающуюся рожицу нашему маленькому детективу, – он стирает выступившие слезы. – Это только начало, – говорит он. – Думаешь, ты такой смелый, думаешь, ты все понял. Хочешь правду?

Клэр кричит. Закатник, бледный и светящийся. как луна, пиявкой скользит за окном. Он не может видеть сквозь зеркальное стекло, но останавливается, глядя прямо на неподвижно стоящего Крагмэна, принюхивается. Потом исчезает. Снаружи, через крепостную стену, внутрь льется черная волна закатников. Крагмэн вытирает нос тыльной стороной ладони.

– Вот вам правда, – говорит он дрожащим голосом. – Неприукрашенная. Готовьтесь, детки, – он поворачивается к нам. – Мы одни. Человечество было уничтожено много поколений назад. Закатники захватили мир, и мы не смогли вернуть его себе. Мы не нашли антидота, лекарства, яда. Мы не нашли ничего, кроме смерти. Цивилизации никогда не существовало.

Сисси прекращает тянуть меня за руку. Она медленно, задумчиво поворачивается к Крагмэну.

– Когда пыль улеглась, выжило всего несколько тысяч человеков. Мы вели чудовищное существование. В подземельях дворца Правителя. В плену, где нас кормили насильно. Мы жили только для того, чтобы умирать, удовлетворяя аппетит Правителя. Но он был ненасытен. Он пытался остановиться, пожирать нас медленнее, но не мог справиться с искушением. Мы были слишком близко. И так все прочие правители. Никто из них не мог себя контролировать. Поголовье человеков в неволе начало сокращаться с пугающей быстротой. Одной ночью, много поколений назад, тогдашнему Правителю пришла в голову идея. Великолепный план. Он решил заключить сделку.

– С кем?

– С нами. С человеками. Он согласился отпустить пару сотен из нас, чтобы мы жили здесь, в горах. В сотнях миль, на слишком большом для закатников расстоянии, потому что путешествие – даже на поезде – подразумевало, что они столкнутся с солнечным светом. Человеки согласились – как будто у нас был выбор – и отправились в путь.

План был секретным, разумеется, только самые высокопоставленные лица знали об этом. Десятилетиями Правители удовлетворяли все наши нужды и пожелания. Этот секрет продержался дольше, чем кто-либо мог ожидать. Но я боюсь, что все секреты, особенно такие, как этот, всегда просачиваются наружу.

Он приглаживает волоски на родинке.

– Недавно до нас стали доходить слухи. О разладе во дворце, о том, что некоторые партии прознали о существовании Миссии. Даже слухи о том, что строится целый флот защищенных от солнца лодок. Мы им не поверили, – он смотрит в темное небо, – и это было ошибкой. Нас убаюкало ложное чувство безопасности. Они всегда выполняли свою часть сделки.

– Расскажите мне об этой сделке. Расскажите мне все.

– Мы размножаемся для них, – шепчет Крагмэн. – Это назначение Миссии. Мы ферма. И мы поставляем во дворец геперов с постоянной скоростью, как капли лекарства через капельницу. Мы достаточно далеко, чтобы они не могли сожрать нас всех и сделать так, чтобы мы вымерли. В обмен на это они поставляют нам все, чтобы мы могли выживать и даже процветать. Еду, лекарства, материалы. Ты мне, я тебе. Замечательный во многих отношениях симбиоз. Не то чтобы мы с ними пекли картошку в костре и пели песни, но достаточно.

– Вы отправляли детей им на съедение, – говорю я.

Он мрачнеет.

– Прибереги осуждение, парень, – отвечает он. – Ты понимаешь, что я делал? Я способствовал размножению нашего вида. Я – единственная причина, по которой мы еще не вымерли. Единственная причина, по которой ты существуешь. Так что на твоем месте я бы прикусил язык.

– Все мальчики, которых вы отправляли. Все старшие девушки… – говорит Клэр.

Крагмэн поворачивается и с нежностью смотрит на нее:

– Я дал вам счастливые годы. Вот что я сделал. Музыка, улыбки, солнце, еда, тепло. Вы не знали тирании страха, не сидели в холодных мокрых камерах в ожидании смерти и насилия, слыша жуткие звуки, с которыми закатник пожирает ваших любимых. Вам никогда не приходилось жить в страхе, что выпадет ващ номер, что стальные когти схватят вас и утащат. Вместо этого вы и другие дети деревни жили здесь в раю, в настоящем раю. Так что такого, если мне пришлось что-то придумать? Выдумать историю о Цивилизации? В незнании часто скрывается блаженство. И я дал вам это блаженство.

– Вы дали им смертный приговор, – говорю я.

– А разве это что-то новое? – кричит он, резко поворачиваясь ко мне. – Разве мы все не приговорены к смерти? С самого рождения мы все приговорены к смерти. Но посмотри. Я только сделал ее ожидание терпимым. Нет, больше этого, я сделал его счастливым, превратил в идиллию. Полную смеха, песен, вкусной еды. Посмотри на эти рисунки на полке. Видишь в них детскую радость, блаженство, как в чудесном сне. – Складки жира на его лице отчаянно трясутся. – Ты такой же, как Ученый. Говоришь точно так же, как он. Он вернулся слишком правильным для этого места.

– Джин, – Сисси умоляет меня уходить.

– Так вот почему тут столько беременных, – шепчу я, приходя в ужас от сделавшейся очевидной правды. – Так Миссия выживает. Так она снабжает дворец. Чтобы получать еду, лекарства, прочее, она должна пополнять… – я не в силах закончить.

– Баш на баш, – шепчет Крагмэн. – Баш на баш.

– И вы отправляете мальчиков, пока они еще совсем маленькие. Почему?

Глаза Крагмэна темнеют.

– Вы отсылаете их, пока они не становятся слишком опасными, – говорю я, понимая. – Верно? Потому что мальчикам здесь не место.

Крагмэн смотрит в окно.

– Для воспроизводства они не нужны, – после долгой паузы выдавливает он шепотом. – Об этом заботятся старейшины. – Он не сводит глаз с темноты, скрывающей резню на улице.

– Давно… – начинаю я.

– Веками. Мы здесь века, – говорит он. Долгая пауза. На лице его отражается намек на раскаяние, на пробуждение долго спавшей совести. – Да, были врожденные аномалии. Такое случается, если нет свежей крови. Печальное, но неустранимое следствие. Мы всегда быстро от них избавлялись. С глаз долой – из сердца вон.

По спине у меня пробегает холодок. Я вспоминаю. Старейшина в капюшоне, который две ночи назад спешно понес новорожденного в Дом Пустоши.

Крагмэн наливает себе еще, виски переполняет бокал и перетекает через край на пальцы. Он продолжает лить, не обращая на это внимания.

– Почему бы тебе не избавиться от этого осуждающего выражения? – спрашивает он. – Ты бы сделал на моем месте то же самое. Ты не знаешь, как на нас давили. Если мы не справлялись с квотой, – говорит он скривившись, – они переставали присылать еду. Однажды, когда был особенно неудачный период, они решили заявить о себе в полную силу. Приготовили нам сюрприз. Среди прибывшей еды было яблоко. Обычное с виду, но внутри было крохотное лезвие, покрытое слюной. Одна из девушек откусила от него и заразилась. Она обратилась, – он хихикает. – Так мы поняли, зачем Дворец потребовал за несколько месяцев до этого построить Дом Пустоши.

Мы встречаемся взглядом через стакан.

– Это было предупреждение. Чтобы мы слушались. После этого мы затянули гайки. Увеличили… производительность. Стали «украшать» ноги девушек, чтобы они не ходили. Мальчиков стали отправлять все более и более маленькими. Научились поливать из шлангов присланные на поезде товары. Чтобы все было чистым от… заразы.

По стеклу скользят два бледных, как молоко, тела. Они исчезают так же быстро, как появились, оставляя за собой липкие следы.

Сисси подходит ко мне, разворачивает к себе.

– Джин, – говорит она. Лицо у нее такое, будто она стала на десять лет старше. – Пойдем. Просто пойдем.

– Можете остаться. – Глаза Крагмэна кажутся чудовищно юными. Как будто из этого мешка жира, морщин, щетины, темных кругов под глазами, сожаления и страха выглядывает маленький мальчик. – Пожалуйста, останьтесь. Все кончено. Я смирился с этим. Я просто не хочу умирать один.

Я не могу ему сочувствовать. У него на руках кровь бесчисленных детей. Он ничего не сделал, чтобы разорвать этот круг крови и смерти, вместо этого получая от чудовищного обмена выгоду. Он продавал свой собственный народ. И за что? За еду, выпивку и свободу удовлетворять свою похоть с целым городом невинных девушек.

– Вот как все для вас закончится, – говорю я, направляясь к двери. – Вы думаете, вы подготовились к этому моменту, но, когда они хлынут внутрь, как вода сквозь пролом в плотине, вы закричите. И будете один. Понимаете? В этой толпе бледных тел вы испытаете такое одиночество, какое вам и не снилось.

Мы уходим.

– Пожалуйста, – хныкает он. – Оставьте мальчика. Это все, о чем я прошу.

– Пойдем, – выплевывает Сисси.

– Он напоминает мне… меня. Когда я был маленьким. Когда я был невинным. Пожалуйста! Мы все покойники, в любом случае. Я просто хочу слышать его пение. Пожалуйста, оставьте мальчика.

Мы выходим. Сисси обнимает Бена за плечи. Дверь захлопывается, обрывая голос Крагмэна.

42

У верхней ступени винтовой лестницы Клэр хватает меня за руку:

– Нет, Джин! Не сюда!

– Тогда куда? – От воя, несущегося вверх, дрожат поручни лестницы.

– Они уже на стенах, – говорит Клэр. – Они заполонили всю Миссию.

– Нам надо попасть на поезд!

– Забудьте про поезд! – говорит она с искаженным от страха лицом. – Разве вы не слышали, что сказал Крагмэн? Поезд ведет к закатникам!

– У нас нет другого выбора. Остаться здесь – значит умереть. Поезд даст хотя бы шанс…

Клэр разворачивает меня и смотрит горящими, полными решимости глазами.

– Есть только один путь отсюда. Мы все еще можем добраться до дельтаплана. И улететь. Туда, куда твой отец всегда хотел тебя направить, – она тянет меня за собой. – Вы с Сисси можете взять двухместный дельтаплан.

– Нет! – отвечает Сисси. – Я не оставлю мальчиков. Они в поезде.

– Забудь о них! Им уже не спастись.

– А Бен? – кричу я. – А ты?

Она качает головой:

– Этого хотел твой отец. Чтобы ты полетел на восток. Там происходит то, что ты даже представить не можешь. Вы с Сисси должны лететь на восток. Речь всегда шла именно о вас двоих.

– Что ты сказала?

– Тебе надо лететь на восток.

– Что значит «речь всегда шла именно о вас двоих»?

На мгновение ее лицо заливает сожаление.

– Мне жаль, правда. Я соврала. Этот дельтаплан предназначен для вас с Сисси. Не для меня. Твой отец говорил, что ты и «та девушка» должны лететь на восток. Вместе. – Ее глаза наполняют слезы. – Я не «та девушка».

– Я думал, ты собиралась лететь со мной. Разве ты не так мне сказала?

Она опускает глаза, в которых читается стыд и сожаление:

– Ты не единственный, кто хочет попасть в Землю Обетованную. Прости. Я чуть не помешала планам твоего отца из-за своих желаний. – Она качает головой: – Но это всегда должны были быть вы с Сисси.

Снизу раздается громкий удар. Тишина. Потом доносятся крики.

– Сюда! – говорит Клэр, зная, что у нас нет другого выбора.

Она сворачивает налево и несется по еще одному коридору. Наш громкий топот опережает нас, уносясь вперед, в холодную пустоту коридора. Позади нас по полу клацают когти.

Клэр открывает дверь, и мы вбегаем в уже знакомую мне комнату. Она ногами отбрасывает в стороны коробки и ящики, открывает еще одну дверь, проталкивает нас в нее. Дверь захлопывается за нами, я слышу, как Клэр в полной темноте шарит по стене. Потом раздается щелчок, и весь коридор заливает зеленый свет.

Он выхватывает из темноты дельтапланы, висящие у нас над головой, как гигантские мотыльки. Бен удивленно смотрит на них.

Клэр хватает тренировочный двухместный дельтаплан. Он удивительно легкий, даже Клэр его с легкостью несет.

Что-то ударяется о дверь. С другой стороны скребут когти, ломаясь о металл. Клэр не обращает на этом внимания, собирает снаряжение, химические фонари, перчатки. Еще один оглушающий удар едва не срывает дверь с петель.

– Нам нужно еще два дельтаплана! – кричу я. – Клэр, мы…

– У нас нет времени искать исправные! Почти все здесь сломаны.

Еще один удар сотрясает дверь.

– Дверь долго не продержится! – кричу я. – Надо идти сейчас! Сейчас!

– Идите первыми, я вас догоню! – отвечает она, хватая очки и сумки. – По коридору, к двери!

– Нет! Уходим сейчас!

У нас за спиной дверь опять сотрясается, потом удары сыплются градом, потом слышится стон гнущегося металла.

– Клэр! – кричу я.

Теперь мы бежим по коридору, роняя сумки и снаряжение. Но это неважно. Имеет значение только дельтаплан.

Дверь срывается с петель, и закатники влетают в коридор, как дробь из ружья. Они несутся к нам по полу, стенам, потолку, испуская оглушающие вопли.

Клэр распахивает дверь, и мы вылетаем наружу. Я пинком закрываю ее за собой, Сисси задвигает засов. Закатники бьют с другой стороны, выгибая металл жестокими ударами. Мы берем себя в руки и взбегаем по лестничному пролету через еще одну пару дверей.

Мы снаружи. Воздух здесь свеж и прохладен. Я смотрю вперед, вдоль нашей взлетной полосы. Там нет ни одного закатника.

Но ненадолго. Нас замечают закатники на лугу и те, которые сидят, как хищные птицы, на крепостной стене. Они несутся к нам на четырех конечностях, перебирая ими так быстро, что те сливаются в едва различимое пятно. Клэр пытается пристегнуть меня к дельтаплану.

– Нет, Клэр. Полетит Бен. Вместе с Сисси.

– Нет, – возражает она. – Должны лететь вы с Сисси.

– Я не собираюсь тратить время на споры, – кричу я, наклоняясь к ней вплотную. – Я остаюсь. Бен с Сисси улетают.

– Сисси не улетает, – говорит Сисси. – Сисси возвращается к поезду. Я не оставлю мальчиков.

Крепостная стена начинает дрожать. С луга доносятся вопли.

– Джин должен лететь! – кричит Клэр. – Ученый сказал…

Металлический звон. Сисси достала кинжал и приставила его к шее Клэр:

– Пристегивайся.

Клэр понимает, что сопротивление бесполезно, и пристегивается. Сисси внимательно за ней наблюдает. Потом она убирает кинжал, хватает Бена.

– Сисси! – кричит тот.

– Бен, – говорит она, пристегивая его и запахивая ему куртку, – мы тебя найдем. – Она застегивает еще пару карабинов. – Ты в хороших руках. Клэр отвезет тебя в Землю Обетованную.

– Не оставляй меня. – Губы у него дрожат, по щекам катятся слезы.

Крепостная стена содрогается от гула.

– Бегите! – кричу я. – Они почти здесь.

Сисси быстро обнимает Бена. Его слезы остаются на ее лице, когда она отстраняется.

– Давай! – кричит она Клэр.

И они бегут, несутся по стене. На ее конце они бросаются в провал. Исчезают из вида и спустя мгновение поднимаются в воздух. Дельтаплан взмывает вверх и поворачивает прочь от горы. Я вижу, как ветер треплет волосы Бена, замечаю его парализованные от страха руки. Но Клэр полностью контролирует дельтаплан, и они летят на восток.

– Надо вернуться к поезду, – говорю я в поисках путей отступления.

Вопли закатников раздаются ближе. Они бегут через луг, скользят вверх по стене. Сисси поворачивается ко мне. Она не суетится, она знает, что делать. От ее взгляда мне кажется, будто все замедлилось. В первый раз с тех пор, как я вернулся, мы действительно смотрим друг на друга.

Ее глаза наполняются слезами, несмотря на грустную, храбрую улыбку на губах.

– Думаю, Джин, мы оба понимаем, что это конец.

Закатники – бледные и голые, как новорожденные крысята, – забираются на стену. Охота, начавшаяся много дней назад, почти закончена.

Сисси достает два кинжала, протягивает один мне.

– Будем драться до конца? – говорит она.

Я принимаю кинжал:

– Всегда.

За спиной раздается звон бьющегося стекла. Это кабинет Крагмэна. Голые закатники вливаются в комнату через разбитое окно. Как протухшее молоко в раковину. Их вопли не позволяют расслышать крик Крагмэна, но мне это и не требуется.

Свет, лившийся из кабинета, выключается: лампочки внутри разбиты, и все вокруг погружается в еще более глубокую темноту. Электричество еще поступает, я вижу сверкающие искры.

У меня появляется идея.

Я быстро перевожу взгляд на крышу угловой башни. Вот он: длинный электрический кабель, соединяющий кабинет с главным генератором в деревне. Он проходит высоко над лугом, над стаей закатников.

С бешено бьющимся сердцем я хватаю Сисси за руку и тяну за собой. Нет времени объяснять.

Позади, как будто взбешенные нашей попыткой уйти, яростно воют закатники.

Мы бежим. Наши глаза подпрыгивают в глазницах, и бледные тела, появляющиеся по обе стороны стены, сливаются неразличимыми пятнами. Как чудовищный прибой, они захлестывают стены и застывают на краю, оглядываясь в поисках нас. Мы проносимся мимо, они устремляются следом.

– Твой пояс с ножнами! – кричу я Сисси.

Она отдает мне пояс как раз в тот момент, когда мы добегаем до кабеля. Я перекидываю его через провод. Дергаю. Он должен выдержать. Обязан. Сисси, стоя ко мне лицом, кладет руки на мои плечи, а потом запрыгивает на меня, обнимая ногами за пояс. Я чувствую, как ее голова прижимается к моей, губы касаются моего виска.

Я прыгаю в ночной воздух, обмотав концы пояса вокруг запястий. Сисси держится за мои плечи. Сила тяжести, когда пояс принимает вес нас обоих, едва не вырывает мне руки из суставов. Нас трясет, раз, два, Сисси разжимает руки, но удерживается за счет ног и оказывается в состоянии снова обхватить меня за плечи.

Мы летим по кабелю с гораздо большей скоростью, чем можно было бы ожидать от скользящей по металлу кожи. Из-под пояса фонтаном летят искры. Только подняв голову, я понимаю почему: между ним и кабелем оказался зажат кинжал. Металл скользит по металлу. Мы летим. И рассыпаем искры.

Далеко под нами закатники, бегущие к стене, останавливаются. Они задирают головы и смотрят на нас с недоумением и яростью. Мы безопасно пролетаем над их тянущимися вверх руками. Сисси, смотрящая назад, неожиданно задыхается от ужаса. Я оборачиваюсь. Один из закатников гонится за нами по кабелю. Он прекрасно сохраняет баланс и бежит с удивительной скоростью, уверенно, как конь на просторном и ровном зеленом лугу.

Он чудовищно обезображен. Возможно, отчаянно желая получить преимущество перед другими, он выбрался из пещеры раньше времени и оказался обожжен последними лучами заката. В чем бы ни была причина, сейчас он выглядит, как лысая кошка на перекладине. Половина лица расплавлена, придавая ему перекошенное безумное выражение. Он открывает рот, распахивая челюсти шире, чем это возможно, не вывихнув, и кричит, продолжая раскрывать рот, пока щеки не начинают рваться, как расплавленный сыр, демонстрируя ряд зубов. Эта тварь, лишенная щек, с ощеренными зубами, кажется, удивленно мне улыбается.

Вспышка серебристого света. Сисси бросила кинжал в закатника.

Она попала. Кинжал проваливается в грудной клетке охотника. Исчезает.

И выпадает с другой стороны, не встретив сопротивления.

Закатник останавливается, он – почти в прямом смысле – не понимает, что его ударило. Он выглядит слегка удивленным, как будто неожиданно рыгнул в обществе. И вреда от кинжала не больше, чем от отрыжки. Закатник, не сводя с меня глаз, продолжает преследование.

Еще одна вспышка света, еще один кинжал. На этот раз в лицо охотнику, в глаза. Бросок, который должен окончательно изуродовать и искалечить его.

Он замечает кинжал и наклоняет голову так, что тот пролетает мимо. Это движение заставляет его покачнуться, и в это мгновение Сисси делает еще один бросок. Клинок попадает в ногу закатника, отрезая ее у щиколотки. Он моргает: раз, два. Теряет равновесие. Безумно вращает руками, падая вниз. Крик обрывается ударом о землю.

Мы с Сисси влетаем в деревню спустя несколько секунд. Провод плавно провисает к земле, и контакт с ней оказывается мягким. Вовремя. Руки у меня вот-вот отвалятся.

Резня в деревне далеко не закончилась. Крики доносятся из темных углов и из домов, влажные звуки раздаются из теней.

– Поезд отойдет в любую секунду, – шепчет Сисси. – Надо спешить.

– Прижмись к стене, – говорю я. – И держи руки неподвижно. Резкие движения привлекают закатников.

Крики несутся к нам. Мы бежим зигзагами, стараясь избегать улиц, где нас легко заметить, и пробираемся между домами. Сисси неожиданно останавливается.

– В чем дело? – спрашиваю я.

Она выглядывает из-за угла, рассматривая деревенскую площадь:

– Мы можем пробежать по этой стороне улицы и перебраться на другую сторону в ста метрах отсюда, где улица намного уже. Или перебежать сейчас. Но так нас будет легче заметить.

– Нет времени, – отвечаю я. – Поезд сейчас уйдет. Пригнись.

Мы пригнувшись перебегаем площадь. Посередине ее Сисси застывает. Ее взгляд прикован к чему-то.

Я медленно поворачиваю голову. Вверх по улице, не очень близко, так, что едва видно, кто-то стоит. Одетый в белый лунный свет и кажущийся мраморной статуей. Даже не видя лица, я понимаю, кто это.

Пепельный Июнь.