Текст книги "Добыча"

Огороженное пространство размером примерно с классную комнату. Там стоит хрупкая юная девушка с тонким телом лесного духа. Длинные иссиня-черные волосы прикрывают половину лица. Губки маленькие, глаза, как у кошки, и смотрят на нас с удивительной внимательностью, которая придает ей привлекательность. Девушка медленно, как будто не желая того, поднимает голову. На ряды школьников она смотрит без особого интереса, но когда замечает нас на ряду старейшин, резко склоняет голову набок и пристально вглядывается.

– Что происходит? – обеспокоенно спрашивает Сисси. – Почему эта девушка заперта?

Эпаф едва сдерживается. Он пододвигается поближе к Сисси. Его рот растягивается в зубастой ухмылке.

– А почему ты думаешь, что это девушка? Почему ты думаешь, что это вообще человек? – он делает вдох, влажный, судорожный. За ним еще один. – Это одна из них. Закатник. Так они их называют. Подходящее имя, вам так не кажется, раз они выходят только на закате? Жаль, что не мы это придумали. Они столько лет пялились на нас каждую ночь – было бы неплохо придумать, как обозвать их в ответ.

Сисси резко отодвигается, на ее лице отражается ужас. Она вцепляется в край скамейки, я вижу, как белеют суставы ее пальцев. Сисси смотрит на запертую за стеклом девушку. Девушку-закатника. Я шепчу про себя это слово. Закатник.

Что оно тут делает? Как оно сюда попало?

Эпаф переламывает свой химический фонарь. Его неожиданно посерьезневшее лицо становится ярко-зеленым. Он вскакивает на ноги и со всей силы кидает фонарь вперед, попадая прямо в середину стекла. Эпаф гордо вскидывает руку, а потом замечает в моих неожиданно ослабевших руках целый фонарь. Он выхватывает его, ломает и с криком бросает вперед. Фонарь ударяется о стену прямо перед лицом девушки. Но она не мигает. Она смотрит на нас. На меня.

У нас за спинами все сидят тихо. Группа маленьких детей ни издает ни звука.

Эпаф наконец садится.

– Погодите, посмотрите, что будет дальше, – говорит он, тяжело дыша.

По центральному проходу стучат подошвы ботинок. Учительница спускается вниз, держа в руках плотно закрытую пластиковую банку, до краев полную какой-то темной жидкости. Девушка-закатник неожиданно застывает, хищно сгорбившись и не сводя с банки глаз.

– Мы никогда не должны об этом забывать, никогда не должны переставать бояться, – шепчет учительница, – неутолимого голода и неугасимой жажды, с которой закатники желают нашей плоти и крови. Смотрите и учитесь, дети.

Учительница встает перед крохотной стеклянной дверцей, такой маленькой, что в нее вряд ли бы пролез и кулак. Она ждет. Закатница, как будто с ней договорились заранее, отходит к дальней стороне камеры, не отрывая взгляда от банки. Учительница ждет, пока та опустится на четвереньки, а потом ставит банку в отверстие и задвигает защелку, открывая дверцу с внутренней стороны. В то же мгновение закатница вскакивает и несется к банке. Она не останавливается, врезаясь в стену с силой, которой хватило бы, чтобы устроить сотрясение мозга дюжине людей. Падая, она тянется к банке – всеми конечностями одновременно, как если бы ее руки и ноги были соперничающими существами.

Маленькая девочка сзади меня издает крик. Затем раздается еще один крик, смешанный с рыданиями, и скоро весь ряд школьников начинает всхлипывать.

Закатница зубами срывает крышку с банки и опрокидывает содержимое в рот. Спустя несколько секунд с кровью покончено, и закатница слизывает оставшиеся в уголках рта капли. Она снова смотрит на меня. Ее глаза наполняются странной тоской, лицо меняется, будто ей стыдно. Она разворачивается и уходит в дальний угол – единственное в камере место, где есть способная спрятать ее тень.

– А это была всего лишь свиная кровь, – шепчет учительница под аккомпанемент детских всхлипов. – В тех редких случаях, когда этой твари достается человеческая кровь, она ведет себя совсем как сумасшедшая.

Человеческая кровь? Я холодею от пришедшей в голову мысли.

Учительница подходит к тому месту, где спряталась закатница, переламывает еще один фонарь и подносит поближе к стеклу.

– Видите, как ее беспокоит химический свет, – говорит она, указывая, как закатница отползает в угол и заслоняет руками глаза. – Закатники боятся любого света, какой мы знаем. Они прячутся даже от света полной луны.

– Как вы ее заполучили? – напряженным голосом произносит Сисси.

– Никаких вопросов, – отвечает учительница. – Мы не задаем вопросов в Доме Пустоши.

– Почему?

Пауза.

– Потому что так не делается.

На этот раз говорит не учительница. Голос мужской. Это старейшина. Он стоит у дверей, спрятавшись в тени.

– Я просто хочу спросить…

– Продолжай, – старейшина резко приказывает учительнице.

Эпаф наклоняется к Сисси.

– Теперь будет самое интересное, – возбужденно шепчет он.

Другая учительница спускается вниз по проходу, неся большой холщовый мешок, с которого капает кровь. Она подходит к боковой стене стеклянной камеры, к двери, которую я только заметил. На то есть причины: ее едва видно, это просто четырехугольный контур, прочерченный на стекле, с узкой металлической ручкой снаружи. Рядом с ручкой, тоже снаружи, электронный замок.

Я вскакиваю с места:

– Нет! Скажите, что вы не собираетесь открывать эту дверь.

Учительница на секунду отвлекается от мешка:

– Разумеется, нет. Не говори глупостей.

Она тащит мешок дальше.

– Эта дверь вообще работает? – спрашиваю я.

– Что? – спрашивает учительница, тяжело дыша от напряжения.

– Эта дверь. И клавиатура.

– Она надежная, не переживай. Она всегда заперта. Только старейшины высшего ранга знают комбинацию.

– Для чего она? Это не слишком рискованно?

– Никаких вопросов! – голос старейшины гремит, как захлопнутая дверь.

Учительница оттаскивает мешок в дальний угол. Закатница, наблюдая за ней, склоняет набок голову и бросается к крохотному квадратному бассейну на земле, прямо у края стекла. Я его раньше не замечал. Поверхность воды в бассейне гладкая, как зеркало, стороны его не длиннее трех футов. Закатница останавливается рядом, роняя в воду грязь, по поверхности расходятся круги.

– Закатники обожают человеческое мясо, – говорит учительница, – но с жадностью пожирают и любое другое. Сегодня мы принесли свинину.

В этот момент я вижу еще один бассейн. На этот раз снаружи, у ног учительницы. Он такого же размера, как и тот, внутри. Они кажутся идеальными зеркальными отражениями друг друга. Учительница поднимает мешок прямо над этим бассейном и с плеском роняет его. К моему удивлению, он исчезает полностью, прежде чем всплыть обратно, как пробка.

– Этот колодец, – поясняет учительница Сисси и мне, – имеет форму подковы. Одна вертикальная шахта спускается с этой стороны, другая внутри. Шахты очень узкие, глубиной несколько метров. Внизу они соединяются, а на поверхность выходят, как видите, здесь, у моих ног и, – она заглядывает внутрь, – у ног закатника. Колодец полностью заполнен водой. Закатники не умеют плавать – эти безмозглые создания способны утонуть в луже, – поэтому колодец абсолютно безопасен. На самом деле, они так боятся воды, что многие говорят, будто этот колодец – самая безопасная часть камеры. По-моему, это совершенно гениальное решение, простое и блестящее. Оно позволяет нам скармливать закатнику крупные куски – как эта свинина, к примеру, – которые не пролезают в маленькую дверцу.

Учительница достает из-под сидений длинный шест и погружает его в колодец. Она проталкивает мешок глубже в колодец. Когда почти весь шест оказывается под водой, она наклоняет его и слегка покачивает, а потом, удовлетворившись проделанным, вынимает обратно.

– Я протолкнула мешок в другую шахту. Теперь он должен всплыть внутри. Подождем. Это недолго.

Закатница, стоя на четвереньках, вглядывается в колодец, почти касаясь поверхности подбородком. Все ее тело дрожит в предвкушении, в воду текут нити слюны. Свет начинает гаснуть, и учительница переламывает еще несколько химических фонарей. Закатница вздрагивает, но не двигается. Она перебросила волосы так, чтобы они закрывали лицо. Как если бы ей было стыдно. Потом она наклоняет голову еще ближе к воде и погружает в нее руку до самой подмышки.

Тут мешок поднимается из воды, и закатница раздирает плотный брезент. Капли слюны и брызги воды взлетают в воздух и ударяются о стекло. Зубы оскалены, лицо погружается в холодное влажное мясо. Неожиданно Сисси встает на ноги и выходит. Старейшина у дверей пытается удержать ее, но она отбрасывает его руку. Я слышу, как с шумом распахивается дверь, замечаю волну света, проникшую в помещение и отхлынувшую. Когда я догоняю ее, она стоит, подняв голову к небу, и глубоко дышит, щурясь от яркого света.

В этот момент появляется Эпаф, отталкивая меня в сторону.

– Сисси, в чем дело? – спрашивает он.

– Оставь меня в покое! – она отворачивается.

– В чем дело? – Он действительно сбит с толку. Его взгляд мечется между Сисси и Домом Пустоши. А потом он смотрит на меня: – Что ты с ней сделал? Ты ее трогал? Ты ее трогал в темноте?

– О чем ты? – спрашиваю я.

– Я серьезно. Ты трогал ее?

– Перестань, Эпаф! – произносит она громко, но смиряясь. – Никто меня не трогал.

– Сисси?

Она не отвечает и идет от нас, пошатываясь, утратив обычную твердость поступи. Эпаф подбегает к ней и кладет руки на плечи; она, выворачиваясь, отбрасывает их.

Эпаф озадачен:

– Да в чем дело, Сисси?

Она резко поворачивается к нему:

– Как ты мог так со мной поступить? Почему ты меня туда отвел?

– Что?

– Как тебе могло прийти в голову, что я захочу это видеть?

– Нет, нет, ты не понимаешь. Это было абсолютно безопасно. Стекло такое же, как в Куполе. Его невозможно разбить. А дверь надежно закрыта. Что касается колодца, то ты слышала учительницу: он наполнен водой, закатнику сквозь него не пробраться. Я бы никогда не подверг тебя опасности, Сисси, ты же знаешь…

Гнев сходит с ее лица.

– Я не это имею в виду!

– Сисси! Я не понимаю, Сисси! – он проводит рукой по волосам. – Я думал, тебе понравится. Почему нет? После того что они делали с нами, это отличная месть, показать им, каково это – сидеть в стеклянной тюрьме! Каково, когда на тебя пялятся, как на животное! – теперь он почти кричит. – Почему тебе это не нравится?

Покачав головой, она подходит ко мне и берет за локоть.

– Пойдешь со мной? – тихо произносит Сисси. – Я хочу со всем этим разобраться.

Эпаф совершенно ошарашен. Он не знает, что делать со своими безвольно болтающимися руками, повисшей головой и с тем, что его мир рассыпается. Он смотрит на руку Сисси у меня на локте, и когда его глаза встречаются с моим, я вижу в них боль понимания.

– Что в нем такого? – спрашивает он, тыкая в меня пальцем. И идет за нами, когда Сисси не отвечает. – Что тебе в нем нравится? Ему достаточно свистнуть, и ты уже бежишь, роняя слюни, – Эпаф хватает ее за локоть, разворачивает, отрывая ее ладонь от моего локтя.

Сисси сгибает руку, готовясь ударить Эпафа кулаком в лицо. Сломать ему нос, вырубить его. Но она сдерживается, опуская дрожащий кулак.

На Эпафа это не производит впечатления:

– Посмотри, на кого заглядываются девушки Миссии. Посмотри, из-за кого они краснеют? Из-за меня, Сисси! Из-за меня! Не из-за него! Разве ты не видела их, Сисси? Разве ты не видела, как они следуют за мной, как они говорят обо мне, смотрят на меня? Может быть, тебе бы стоило посмотреть. Тогда бы ты перестала смотреть на меня, как на что-то само собой разумеющееся. Тогда бы ты меня действительно заметила.

Сисси смотрит на него, выставив вперед челюсть.

– Что мне сделать, Сисси? Все эти годы – вся наша жизнь – вместе, неужели они ничего не значат? Приходит новый парень, и ты тут же теряешь голову. Что в нем такого, чего нет во мне? Я все для тебя делаю, из шкуры вон лезу, а ты сжигаешь меня в ответ. Ты сжигаешь меня, Сисси, – он делает шаг к ней, вторгаясь в личное пространство. Она не двигается, не отступает. – Неужели ты не понимаешь, что я могу тебе дать? Они все хотят получить меня, но мне нужна ты. Это тебе я готов отдать себя всего.

Пауза. Черты Сисси смягчаются. Она делает шаг к нему – его глаза загораются надеждой – и следующий, мимо него. Эпаф мрачнеет.

– Прости, Эпаф, – говорит Сисси.

Она берет меня за локоть и осторожно тянет за собой. Мы уходим вместе. Она не оглядывается.

21

– Куда ты ведешь меня? – спрашиваю я, когда мы быстро идем по улице.

– Я хочу со всем разобраться, Джин.

– Что ты задумала?

– Я иду к Крагмэну. Потребовать от него ответов.

– Сисси, надо соблюдать осторожность, – говорю я десять шагов спустя.

Она останавливается. Ее глаза горят огнем.

– Мы оба знаем, что в этой деревне что-то очень не так. Пленный закатник. Железная дорога, – она качает головой. – Что-то в этой деревне заставило твоего отца покончить с собой, черт возьми! Время соблюдать осторожность прошло!

– Я знаю, Сисси! Но давай попробуем сами копнуть поглубже. Рассказать Крагмэну о наших подозрениях сейчас – не самый лучший шаг.

Она пинает землю.

– Ты кое-что забыл. Для тебя это может быть в новинку, но я тут уже пять дней. Мне уже надоело вынюхивать и играть в детектива. Все, хватит вести себя, как тихони, – она проводит рукой по волосам. – Честно? Я пойду одна, если понадобится. Но предпочла бы вместе с тобой, Джин.

Я вижу, как это для нее важно. Вероятно, она права, и единственный способ получить ответ – бросить вызов прямо. Я вспоминаю девушек, которых видел сегодня утром на мостках, их клейма и татуировки. Их нежелание говорить. Я киваю. Сисси едва не плачет от радости.

– Где Крагмэн? – спрашивает Сисси идущих нам навстречу девушек. Они качают головами, бессмысленно улыбаясь.

– Где Великий старейшина Крагмэн? – спрашиваю я у следующей группы девушек. Они кланяются и качают головой, отказываясь смотреть мне в глаза.

– Это бесполезно! – раздраженно восклицает Сисси.

– Эй! – я замечаю старейшину через открытое окно и окликаю его. Он сидит с кружкой в руке, откинувшись на спинку стула, положив ноги на стол.

Старейшина моргает, глядя на нас затуманившимся взглядом, из кружки проливается пенистый эль.

– Что?

– Скажи мне, где Крагмэн! – кричу я, понимая, что на меня все смотрят.

Сквозь окно я вижу, что посетители заведения, выглядящего как таверна, смотрят на меня. Все они старейшины, и, кажется, мое поведение их забавляет.

– Это не твое дело, – отвечает тот, к которому я обратился.

– Мне нужно срочно поговорить с ним, – я подхожу к окну.

– Всем нам нужно, – говорит он с трудом.

Таверна полна старейшин, находящихся в разных стадиях опьянения. Пивные кружки, винные стаканы и бокалы для виски зажаты в толстых, распухших пальцах. Пары алкоголя смешиваются с табачным дымом и отвратительной вонью, исходящей из их ртов. Я отхожу от окна. Когда я пропадаю из вида, они считают, что я сдался и ушел. Кто-то неразборчиво бормочет по этому поводу. Все смеются. Мы с Сисси застаем их врасплох, врываясь через открывающиеся в обе стороны двери. Смех затихает, ухмылки исчезают с лиц.

– Я сказал, что мне нужно видеть Крагмэна.

Старейшина у барной стойки поворачивается ко мне.

– В чем проблема? Может, я могу помочь? – произносит он делано услужливым голосом.

Я понимаю, что он издевается. Взрыв смеха подтверждает мои подозрения. Но я успеваю заметить старейшину, который слишком старательно смеется и бросает нервный взгляд в дальний конец таверны. На закрытую дверь.

– Он там? – спрашиваю я, указывая на нее.

Смех стихает. Воздух как будто высасывают из таверны и заменяют напряжением.

– Он ведь там, верно?

Я уже иду к двери. Сисси следует за мной.

Все мужчины встают, от их опьянения не остается и следа, как будто его можно просто выключить. Скамейки и стулья скрипят по доскам пола. Они молча преграждают нам путь. Один выставляет руку, упираясь мне в грудь.

– Не далеко ли ты зашел, красавчик? – говорит он.

– Он там. Мне надо с ним поговорить.

– Не получится.

– Тогда скажите ему, чтобы он вышел.

– Нет. Ты должен…

– Крагмэн! – кричу я. – Крагмэн! Мне надо поговорить с тобой. Срочно!

Другие мужчины тоже не теряют времени. В мгновение ока они окружают меня, хватают за шею, за руки, за плечи…

– Это действительно так необходимо? – открывая дверь и выходя к нам, спокойно и непринужденно спрашивает Крагмэн. Он закрывает дверь, поглаживая резную деревянную панель, потом застегивает брюки и заправляет рубашку. Взгляд у него ясный и теплый.

– Нет, правда, можно подумать, что надвигается лавина, – он смотрит на старейшин. – Но никакой лавины нет?

– Нет, нет, – отвечает мужчина. – Просто парень и его девчонка разошлись без повода.

– Скажите, почему у вас в деревне один из них… закатник? – спрашивает Сисси, стоящая рядом со мной.

– О, я вижу, вы успели посетить Дом Пустоши, – говорит Крагмэн. – Я собирался отвести вас туда сам, но, видимо необходимость в этом отпала. И пожалуйста, называйте Миссию как угодно, но только не «деревней». Мы не настолько в глуши.

– Так что здесь делает закатник? – спрашиваю я.

Крагмэн кивает кому-то за стойкой, и спустя пару мгновений перед ним появляются два бокала виски. Он берет по одному в каждую руку.

– Разве вы невнимательно слушали в Доме Пустоши? Закатник там для образовательных целей. Это напоминает нашим детям – чтобы их проняло как следует, – об опасностях, которые подстерегают их в Пустоши, вне защиты наших стен. Нет, правда, вам стоило слушать лучше, – он протягивает руку ко мне, предлагая стакан.

Я игнорирую предложение:

– Я слушал. А теперь вы послушайте меня. – Глаза Крагмэна расширяются. – Я жил в мире «за стенами». Я знаю, на что они способны, очень хорошо знаю. Они ни перед чем не остановятся, лишь бы получить человеческую кровь. Держа закатника здесь, вы подвергаете опасности всю деревню.

– Закатник надежно заперт, – нервно отвечает Крагмэн. – Если бы ты знал, что это за стекло, ты бы не волновался. Его нельзя разбить. Это стекло…

– Я знаком с технологией, по которой создано это стекло. И более чем знаком с закатниками. В камере она может казаться слабой и смирной, но вот прямо сейчас она сидит и думает, как оттуда выбраться. Поверьте – она найдет способ.

Крагмэн неожиданно теряет значительную часть своей мягкости. Его грудь поднимается, застывает и опускается. Но когда спустя несколько мгновений он снова смотрит на меня, то мягко улыбается. Из складок под его подбородком показывается большая темная родинка. Прямо посередине, как глаз циклопа, только внизу. Из нее торчит несколько волосков, словно струи воды, брызжущие из пробитой банки.

– Миссия работает, как хорошо смазанный двигатель. Наши граждане живут активной, полноценной жизнью. Что еще важнее – они счастливы. Вы видели, как они улыбаются, слышали, как они поют. На самом деле, их счастье – это самое важное для нас. Самое важное. Наш долг – обеспечить им волшебное, блаженное детство. Мы заботимся обо всех их потребностях, обо всех их нуждах, – он смотрит на меня со смесью веселости и злобы. – Обо всех ваших потребностях, обо всех ваших нуждах мы заботились с того момента, как вы сюда пришли. Дали вам еду, медицинскую помощь, одежду, развлечения, – он скалится на меня. – Но, может быть, у вас есть какие-то нужды, о которых мы забыли?

– Не думаю, что понимаю. – Я сбит с толку.

– Разумеется, нет, – говорит он и подмигивает мне. – Ты, вне всякого сомнения, наслаждаешься нашей едой и домом, где тебя поселили. Возможно, – говорит он, ухмыляясь другим старейшинам, – тебе бы не помешало насладиться и нашими девушками. Это легко устроить.

Кое-кто из мужчин усмехается.

– Твой товарищ по оружию, Эпаф, не пренебрегает местными девушками – а их тут более чем достаточно. Уверен, ты заметил, сколько тут у нас хорошеньких. Менее привлекательных мы держим на ферме, подальше от греха.

– С глаз долой – из сердца вон, – замечает один из старейшин, провоцируя еще больше смешков.

– Видишь, – говорит Крагмэн через мгновение, – тут ты должен засмеяться с нами, а мы – похлопать тебя по спине, обнять за плечи и отвести в комнату выбора.

– Я не понимаю, о чем вы, – говорю я.

– Малыш еще не в курсе, – говорит высокий старейшина с бегающими глазами и хлопает себя по выступающему животу.

Остальные мужчины смеются его словам.

– Парнишка немного скованный, бедняжка, – говорит Крагмэн. – Посмотрите, до чего его довело воздержание. Нет, правда, надо было задуматься о его нуждах. Но теперь мы все исправим, так? Пойдем в комнату выбора? Девушек там в изобилии.

– Я так не думаю, – произносит Сисси за моей спиной. – Но, кстати, об изобилии… Откуда вы берете всю эту еду? Откуда все ваши продукты? А лекарства? А инструменты? А столовые приборы? А стекло…

– У вас много вопросов, я понимаю, – говорит Крагмэн, глядя на нас холодным, оценивающим взглядом. Повисает долгая пауза. Наконец он снова улыбается, демонстрируя свое обаяние. – И вы не успокоитесь, пока не получите ответы, – он говорит на удивление невраждебно. – Вы двое, как два любопытных котенка. Мяукаете, словно уличные кошки по весне.

Один из старейшин улыбается, раздвигая губы в кривой усмешке.

Крагмэн фыркает, рассматривая стену крепости.

– Тогда пойдемте, – говорит он, указывая наружу. – Я рад дать вам ответы. У себя в кабинете. Он в угловой башне, недалеко, пара минут отсюда.

В этот момент дверь за его спиной открывается. Оттуда выходит юная девушка. Волосы у нее растрепаны и с одной стороны сбиты наверх.

Она вздрагивает при виде собравшихся мужчин и плотнее заворачивается в одеяло, прикрывая оголившееся плечо. Ее голова смущенно опускается, девушка бормочет извинения и проскальзывает назад, закрывая дверь.

Никто ничего не говорит. Потом Крагмэн оборачивается к остальным, улыбаясь до ушей.

– Ну, – говорит он, обдавая меня запахом винного перегара. – Она-то уж точно в курсе.

От взрыва смеха пол в таверне ходит ходуном. Даже после того, как мы выходим на улицу и идем в кабинет Крагмэна, хохот нас преследует. По обе стороны улицы девушки с оленьими глазами останавливаются и кланяются нам.