Текст книги "День Дьявола"

И в один из таких вечеров, когда Кэт должна была вместе с другими детьми ходить по саду в поисках первых признаков весны (и любви Господа к земле), она в одних трусиках уселась в оранжерее, пытаясь нарядить собаку тети Эллен в папин галстук, чтобы играть в свадьбу. Не удивительно, что собака ее покусала.

Разумеется, Барбару расстраивали не сами по себе эти странности – в конце концов, все дети чудят, – но то, как умело Кэт ими пользовалась. Преподобный отец, по его словам, время от времени предупреждал жену, что чем больше шума она поднимает, тем сильнее будет враждебная реакция со стороны Кэт. Но Барбаре от этого было только хуже. Она не могла понять, чем заслужила неприязнь своей маленькой дочки. Почему Кэт специально придумывает, именно придумывает, как поставить ее в неловкое положение перед другими? И как такое возможно, чтобы она с радостью была готова, назло матери, отморозить себе уши – или наполовину обритую голову?

– Знаете, я думаю, Барбара была потрясена, – сказал мне однажды преподобный, когда после обеда я помогал ему пропалывать участок, – что Кэтрин выросла.

Они в основном-то уживались друг с другом, Кэт и Барбара, но у них часто доходило до спора, и нередко оставалось совсем немного, чтобы они поругались. В тот день, когда мы узнали о смерти Старика, Кэт-позвонила ей, чтобы сообщить об этом, и дело кончилось скандалом по телефону. С грохотом захлопнулась дверь гостиной, и когда Кэт, громко топая, стала подниматься по лестнице, я сразу же понял, что лучше ни о чем ее сейчас не спрашивать. Я подождал, пока она приняла ванну, как всегда делала, чтобы успокоиться, и тогда, вытирая голову полотенцем, она пришла ко мне в кабинет, где я проверял сочинения по пьесе Шекспира.

– Мамочка не хочет, чтобы я ехала на ферму, – заявила она.

– Почему? – спросил я.

– А ты как думаешь? – сказал она, опуская взгляд на живот.

– Неужели потому, что ты беременна? – догадался я.

– Ну смех же, согласись, – возмущалась Кэт. – Господи, что, по ее мнению, может случиться?

– Она просто беспокоится о тебе, – предположил я. – Первый внук и все такое.

– Не защищай ее, Джон, – сказала Кэт. – Она вообще на карантин бы меня посадила до самых родов, будь ее воля.

– Да ладно тебе, – возразил я. – Не такая уж она плохая.

– Я вовсе не преувеличиваю, – сказала Кэт, растирая досуха грудь. – Я волнуюсь за нее, что она все время такой шум поднимает. А вдруг у нее какое-нибудь душевное расстройство? Я серьезно.

Судя по всему, Барбара представляла себе дом Отца окутанным ядовитыми испарениями, и если Кэт их вдохнет, то этого хватит, чтобы зародыш растворился, как посыпанный солью слизняк. Думаю, такое впечатление у нее сложилось после того, как она посидела рядом с Отцом на свадебном обеде. Она не заметила, что я наблюдал за ней, но всякий раз, когда Отец отвечал на ее вопросы о ферме, взгляд ее падал на его руки. Их картофельный цвет очень интересовал ее, как и тот факт, что он без каких-либо стеснений брал еду руками. Но они были абсолютно чистыми. Навоз-то давно пропитал кожу насквозь.

Мушкет тыкался носом в руки Кэт, Муха лаяла и вертелась на месте, возбужденная чужим запахом.

– А ну, иди отсюда, – сказала Кэт, отталкивая ее коленом, – давай-давай.

Отец высунул голову из окна и прикрикнул на обеих собак, чтобы отправлялись в свою конуру. Кэт отступила назад, я толкнул ворота, и со скрипом и скрежетом они начали открываться, пока не уперлись в старый фордовский трактор Старика, теперь уже, по сути, груду ржавого железа, а не машину.

Если присмотреться, все здесь подвергалось разрушительному натиску природы. С водосточных желобов свисала пышная растительность. Одна из водосточных труб разорвала державшую ее проволоку и завалилась. Пристройка, которую Отец со Стариком соорудили как-то летом, сгнила до полной непригодности. И то же самое происходило у Дайеров и Бисли. Жизнь на ферме – это непрерывный процесс починки и поддержания в исправном состоянии всего, что есть. Невозможно закончить ремонт. Ничего нельзя обустроить до конца. Ничего. Люди здесь умирали в процессе устранения очередной неисправности. Изнурительный труд и борьба с разрушительной силой природы передавались по наследству.

Кэт смотрела, как Отец въезжает в открытые ворота и ставит машину у дома. Он выключил двигатель, и теперь до слуха доносилось только журчание воды, птичьи трели, свист ветра да шум дождя. Я закрыл ворота, и мы направились во двор. Ливень еще больше усилился, так что уже не видно было ни долины, через которую мы только что проехали, ни окружающих ее гор. Между булыжниками текли коричневые струи воды вперемешку с глиной и соломой. Вода капала с подоконников, выливалась из водосточных труб, переполняла канализационные стоки, а над землей висела вонявшая навозом морось. Дальше, за фермой, среди холмов ущелье, оправдывая свое название Сливное, обрушивало в реку за домом потоки воды.

Кэт, зажав нос рукой, торопливо обходила лужи, Отец вышел из машины, и все трое мы зашли на крыльцо, и Отец закрыл дверь, преграждая дорогу дождю. Вода стекала с нас ручьями.

– Заходите, – сказал он. – Открыто.

В Эндландс не запирали дверей.

Старик ушел всего несколько дней назад, но в доме ощущалось его незримое присутствие. Прихожая пропиталась смесью запахов его одеколона, которым он орошал свою щетину, перед тем как отправиться в бар, и табака его излюбленной марки, обычно «Старого Холборна», а иногда и того, что у подростков на Задке Архангела всегда есть с собой.

– Не стоит вешать здесь одежду, милая, – сказал Отец, кивая на вешалку рядом с телефоном. – Пропахнет здешними запахами.

Кэт забрала свою джинсовую куртку и озадаченно посмотрела на меня, пытаясь понять, куда ее пристроить, а потом последовала за ним на кухню.

– Смотри под ноги, – сказал он ей, указывая на лужу, вытекавшую из-под раковины. – Я думал, что все починил, но вижу, что вода еще подтекает.

Он положил коробку с пулями на буфет и бросил на пол пару кухонных полотенец, чтобы они впитали воду. Кэт улыбнулась, одновременно оглядывая кухню, облупившуюся штукатурку на стенах и пыльные побрякушки. От одежды, развешанной на сушилке, шел пар. Повсюду валялись груды барахла. Кэт явно думала о женской руке в доме, видел я. О Маме.

– Ну что, я уже постелил постель вам обоим, – объявил Отец. – Отнесите вещи наверх. Остальные скоро подойдут.

&

Когда на ферме кто-то умирал, накануне похорон все собирались в доме умершего. Отец, разумеется, не собирался им препятствовать, но он терпеть не мог, когда вокруг него поднимали шум, и как только народ стал подходить – первыми пришли Дайеры, – он удалился под предлогом, что ему надо проведать барана.

Послышались голоса – это Билл и Лорел препирались в прихожей, но когда они появились на кухне, их лица озаряли широкие улыбки. Держа в руке пакет из оберточной бумаги, Лорел придержала дверь, чтобы ее муж мог войти с большим подносом, на котором возлежал жареный гусь. Оба оделись во все самое лучшее: она была в платье, усеянном бутончиками роз, он – в зеленом шерстяном костюме, том самом, в котором он щеголял на нашей с Кэт свадьбе.

Сколько бы я ни отсутствовал в Эндландс, приезжая, я всегда обнаруживал, что Билл нисколько не изменился: все такой же бородатый и похожий на медведя. И зубы все такие же коричневые от курева.

– Ну что, Джон, – сказал он и, поставив гуся на буфет, пожал мне руку. – Не поверить ведь, что старый хрыч скончался, а?

– Да, – согласился я.

– Однако восемьдесят шесть – это кое-что, – продолжал он.

– Для здешних мест просто чудо, – отозвался я.

– И ушел-то ведь прямо во время работы, – сказал Билл. – Как и хотел, я так думаю.

– Ты наверняка прав, Билл, – сказал я.

Покончив с положенным в отношении умершего обменом репликами, он приступил к сути интересующей его темы:

– Отец говорил тебе о пожаре, я так понимаю?

– Он сказал, что ты считаешь, будто это Винни Штурзакер устроил, – отозвался я.

– Я не считаю, – сказал Билл. – Я знаю, что пожар устроил этот мелкотравчатый ублюдок.

– И что ты собираешься делать? – поинтересовался я. – Пойдешь проведать его?

– Если твой старикан спустит меня с цепи, пойду, ага, – сказал он, подмигивая Кэт.

– Как поживаете, Билл? – сказала она.

Он вытер пальцы о пиджак – гусиный жир с блюда проходит со мной, но не с ней – и запечатлел поцелуй на ее щеке.

– Хорошо выглядишь, милая, – сказал он и приобнял ее за плечи, и так и держал, пока Лорел не сказала ему, чтобы он принес из тележки картошку.

– Скажи ему, чтобы держал руки при себе, Кэтрин, милая, – заявила она. – Ты как, Джон?

– Держусь, – ответил я. – Странно тут без него.

Она взяла меня за руки повыше локтей и заулыбалась. С тех пор как ее Джеффа выпустили, Отец говорил, что давно ее не видел такой счастливой, но годы тревог сделали свое дело – она выглядела измученной и костлявой, намного старше своих лет. К тому же она стала плохо видеть, и из-за толстых линз очков, которые ей приходилось носить, бородавка на веке сильно стала отчетливо видна, а мешки под глазами казались огромными.

– Не хватает тут на ферме Старика, – сказала она. – Как будто у нас что-то отняли.

– Его смерть, наверно, стала для вас потрясением, – отозвалась Кэт. – Хоть он и был уже в годах.

– Верно, милая, стала, – сказала Лорел. – Но, по крайней мере, он теперь обрел покой.

Она улыбнулась Кэт и поднесла к губам маленькое распятие, висевшее у нее на шее.

Лорел была поразительным исключением в Эндландс: кроме нее, никто здесь верой не интересовался. Хотя дети из всех трех семей и посещали католическую начальную школу в Андерклаф, раз уж она была построена, и проходили три положенных обряда – исповедь, причастие и миропомазание, – но только потому, что ребятишек проще было отводить туда, чем везти за много миль в другую школу. Точно так же похороны по христианскому обряду были спектаклем, необходимым, чтобы ушедший близкий человек не покидал Долину.

Но мне пришлось напомнить себе, что перемена произошла с Лорел совсем недавно. Еще год назад она была такой же безбожницей, как и все остальные в Эндландс. Озарение снизошло на Лорел, когда Бетти Вард затащила ее на организованную городской администрацией встречу с бывшим заключенным. Он вступил на стезю добродетели и благих дел, после того как в камере ему было видение, и уже пожертвовал почку нуждающемуся в Блэкбурне, а теперь участвовал в марафонском забеге, чтобы собрать средства для голодающих в Сомали.

Молитва, заявил он, помогла ему измениться. Весь христианский мир возносил мольбы о спасении таких людей, как он, и вот дух Падре Пио[8]8
  Падре Пио (1887–1968) – священник и монах итальянского происхождения из ордена капуцинов, прославлен как католический святой. Стигматы падре Пио и слухи о совершаемых им чудесах вызвали громадный рост его популярности и массовые паломничества к нему. На исповедь к падре Пио приходилось ждать в очереди по нескольку дней. Канонизирован 16 июня 2002 года. – Примеч. пер.


[Закрыть] явился в Стрейн-джвейз[9]9
  Стрейнджвейз, Манчестер (англ. Strangeways) – тюрьма для особо опасных преступников, устроивших бунт в 1990 г., продолжавшийся 25 дней. – Примеч. пер.


[Закрыть]. Молитва помогает, утверждал этот заключенный, и он сам тому доказательство. Как минимум, Лорел уверовала, что у ее Джеффа есть надежда.

Ее новообретенная вера убедила Отца, что на Лорел можно возложить ответственность за организацию похорон Старика, что он с удовольствием и сделал. Она выбрала тему чтений и псалмы и распечатала порядок службы, который обязательно хотела показать Кэт, чтобы та как дочь священника подтвердила правильность выбора.

– Я подумала, что сначала мы споем «Пребудь со мной», – сказала Лорел, разглаживая мятый лист бумаги, – потом «Господь – пастырь мой», после чтения из Иоанна. Ты наверняка знаешь это псалом «В доме отца моего много обителей».

– Да, я знаю его, – сказала Кэт.

– А приглашения к молитве я сама написала, – объявила Лорел. – Как они, по-твоему?

Она напрашивалась на комплименты, и Кэт поддалась.

– Красивые, – сказала она, – идут от самого сердца.

Лорел заулыбалась и перекрестила ее, после чего принялась расхваливать внешность Кэт, а потом ее с улицы позвал Билл, который хотел, чтобы она открыла ему дверь.

– Он скулит там, как безмозглый щенок, – сказал он.

– Ну, ты же хотел его привести, – ответила Лорел и обернулась к Кэт. – Это наш Дуглас, – сказала она, помогая Биллу поставить блюда с едой на стол. – Мы не хотели оставлять его дома одного.

Дуглас, злобный старый ротвейлер, вечно скалил зубы за воротами Дайеров на всякого, кто проходил мимо их фермы, неважно, друг или враг. Он был вполне способен позаботиться о самом себе, так что я не понял, почему они хотели привести его с собой.

– С ним все в порядке? – поинтересовался я. – Он ведь не болеет?

– Нет, он в порядке, – ответила Лорел. – Просто этот вчерашний пожар… Тут уж никак не переосто-рожничаешь.

– Твой Отец лучше бы проверил, что все двери заперты, – сказал Билл. – Я уже говорил ему. Кто угодно может зайти в ворота.

– Кто угодно? – переспросил я.

– Я имею в виду Штурзакеров, – сказал Билл.

– Ты ведь не о маленьком Винни беспокоишься?

– Не видел ты, что он устроил с лесом, – отозвался Билл.

– Нужно быть поосторожней, – вставила Лорел, – пока не выяснится, что произошло.

Дайеры оба направились в подсобку: Лорел, чтобы принести оттуда ежевичное вино, а Билл – чтобы попытаться оттащить Отца от барана. И тут же они снова начали препираться. Никогда эти супруги не соглашались друг с другом даже в мелочах, а кротость Лорел, появившаяся после ее обращения, донимала Билла все больше и больше. В жизни не подумаешь, что это жена фермера, хотя живет в Долине уже тридцать лет.

То ли дело Анжела Бисли. Она вошла в дом, одетая в обтягивающий оранжевый джемпер с высоким воротом. Это была крупная, грудастая женщина, из тех, кого называют наседками. После смерти Джима, ее мужа, она с каждым годом становилась все толще и толще.

– Ну, наконец-то прибыл, – заявила она, большими пальцами рук разглаживая мне кожу под глазами в поисках доказательства ухудшения моего здоровья и, как всегда, находя множество его признаков. – Господи, да она вообще тебя кормит? – вопрошала она, кивая в сторону Кэт. – От тебя половина осталась.

– Она отлично обо мне заботится, – сказал я. – Правда, Кэт?

– Делаю все, что в моих силах, – отозвалась Кэт.

– Вас обоих надо как следует откормить, – убежденно высказалась Анжела. – Особенно тебя, дамочка.

– Так мы за этим и приехали, – сказала Кэт. – Свежий воздух улучшает аппетит.

– Как и усердная работа, я так надеюсь, – сказала Анжела.

– Конечно, – подтвердила Кэт.

Анжела взяла ее ладони в свои и взглянула на пальцы Кэт, тонкие и белые, как корешки растения.

– Годятся? – осведомилась Кэт.

– Она сильнее, чем кажется на первый взгляд, – заметил я.

– Так и быть, – сказала Анжела, отступая назад и вглядываясь в Кэт. – Но вот что, Джон, схожу-ка я за какой-нибудь одежкой. Посмотрю у моей Лиз. Твоей красавице надо переодеться.

– Да все нормально, я теперь редко надеваю его, – возразила Кэт, теребя ткань своего лимонножелтого платья. – Не страшно, если оно запачкается.

– Я не об этом беспокоюсь, – сказала Анжела. – Пачкайся, сколько твоей душе угодно. Только вот, если ты тут замерзнешь до смерти, проку-то от тебя будет чуть.

– У меня есть с собой свитера, – сообщила Кэт.

– Хорошие вещи оставь в чемодане, – посоветовала Анжела. – Они тебе тут не понадобятся.

В прихожей послышались голоса, и на пороге появилась Грейс.

– Привет, – поздоровалась Кэт и чмокнула девочку в щеку. – Рада снова тебя видеть. Как твои дела? У тебя красивая помада.

Грейс ничего не ответила. Просто стояла, держа руки по швам, и Кэт нахмурилась. Она ожидала, что девочка будет более оживленной, и снова заговорила с ней.

– Ты выросла, – сказала она, приставив ладонь к макушке Грейс. – Еще несколько месяцев – и перерастешь меня.

Грейс одарила ее беглой улыбкой и принялась расковыривать ногтем большой палец.

С каждым своим приездом в Долину я отмечал, что, несмотря на первые попытки краситься, она все больше начинала походить на Анжелу. Расплывчатые черты лица и волосы медного оттенка, минуя поколение, передались внучке целиком и полностью. Шел ее последний год в деревенской школе, и она была счастлива, что покидает ее. Грейс никогда не умела ладить с другими детьми, а с Винни Штурзакером – особенно. Я не говорил Кэт, но вскоре после того, как она познакомилась с Грейс у нас на свадьбе, в драке на школьном дворе он выкрутил ей руку так, что едва не вывихнул девчонке плечо.

– Давай, Грейс, шевелись. – Лиз подтолкнула ее вперед.

Мельком обернувшись через плечо на мать, Грейс послушно прошла вперед и с мрачным видом уселась на стул, сложив руки на груди. Кэт улыбнулась, как бы желая приободрить ее и дать понять, что она догадалась о том, что происходит. Если Грейс не хочется разговаривать, пусть так и будет.

Первый настоящий опыт встречи со смертью, конечно, выбил ее из колеи. Грейс обожала Старика, и он души в ней не чаял. Собственно, он трепетно относился ко всем детям, появившимся на свет в Энд-ландс. В них он видел гарантию, что, когда он покинет этот мир, будет кому позаботиться о фермах. Но дело было не только в смепти Стали ка. По тому, как Лиз смотрела на нее, я понял, что с Грейс какая-то проблема.

– Ну что, всыпали тебе сегодня? – поинтересовался я.

Она отвернулась.

– Не обращай на нее внимания, – вмешалась Лиз, перекладывая большой пакет с плющом из одной руки в другую, чтобы поцеловать меня. – Ты уже знаешь про пожар? – спросила она.

– Я так понял, вам пришлось изрядно поработать, – ответил я.

– Мы хоть рядом с рекой были. Вода была под рукой, и мы могли заливать огонь, – сказала Лиз. – Иначе не знаю, что бы мы делали. Вам так не холодно, миссис Пентекост?

Кэт опустила глаза на свое платье.

– Нормально, – ответила она.

– Вы еще больше похудели? – поинтересовалась Лиз.

– Нет, не думаю, – ответила Кэт, положив руки на живот, куда был устремлен взгляд Лиз, и с улыбкой предвкушая, как она всем расскажет, что скоро это место станет более выпуклым.

– Вам уже не нужно больше морить себя голодом, – продолжала Лиз, бросая плющ на буфет. – Вы теперь замужем. Вы заполучили его.

– Уж это точно, – послышался голос Лорел, вернувшейся из подсобки. Она похлопала меня по плечу. – Ты смотри, береги его. Пентекосты, они хорошие люди.

– Я знаю, – ответила Кэт.

– Свадьба у вас вышла на славу, – продолжала Лорел. – И ты шикарно провела время, а, Грейс? Танцевала весь вечер.

Грейс бросила на нее взгляд и снова принялась ковырять кожу на большом пальце.

– Ну-ка, мисс, займись полезным делом, – обратилась к ней Анжела, разворачивая большой плед прямоугольной формы, служивший скатертью, когда все вместе собирались за столом.

Грейс встала и, по-прежнему не произнося ни слова, стала расстилать ткань.

Анжела положила ей руки на плечи и пропела:

 
Когда соберешь ты большой урожай,
Корзинку повесь на плетень.
Капусты в телегу свою нагружай
Побольше на Дьявола День.
 

– Как Старик красиво пел эти старинные песенки, – сказала Лорел.

– Что правда, то правда, – отозвалась Лиз. – Пел он чисто.

Анжела показала ей язык и пропела еще один куплет:

 
Свари овцу, разлей вино,
Пусть скрипка запоет.
В овчарне Дьявол спит давно.
Разбудишь – он войдет.
 

Адам знает, о чем эта песня. Мы рассказываем эту историю каждый год на День Дьявола. Нельзя забывать, почему мы делаем то, что делаем, говорю я ему. Важно знать, что завещали нам деды.

После Бури, после того как похоронили умерших и жизнь начала входить в обычное русло, все решили, что Дьявол, должно быть, убрался обратно в пустоши.

И, таким образом, фермеры несколько лет держали овец при себе в Эндландс, вне досягаемости Окаянного.

Но земли для выпаса овец было столько, сколько было, и не больше. Топи были опасны из-за своих трясин, а на лугах и в полях у Салломского леса овцы так вытоптали почву, что там больше ничего не росло. Так что через несколько лет фермерам ничего другого не оставалось, как снова отправить овец с ягнятами на высокие пастбища, оставив поля в долине отдыхать и восстанавливаться.

Но что делать? Споры между фермерами не прекращались. Следует ли пастухам оставаться на пустошах все лето на тот случай, если Дьявол попытается украсть овец? А если он попытается, что они смогут с этим сделать? В Долине умерли тринадцать человек. Если Дьявол на что-то решился, нужно быть очень смелым человеком, чтобы встать у него на пути. А если Окаянный и будет спать, как они могут быть уверены, что он не проснется и не затаится в стаде, нарядившись овцой, как в тот раз?

Старик рассказывал, что именно Джо Пентекост предложил им самим разбудить Дьявола. Идею поначалу встретили насмешками. Однако Джо объяснил, что, несмотря на все свое коварство, Дьявол обнаружил свои пагубные пристрастия, когда явился в долину, и вот тут они и расставят ему ловушку.

Поэтому осенью, перед тем как загнать овец на зиму, они приготовили приманки, чтобы выманить Дьявола с пустошей. Запах тушеного мяса и ежевичного вина, звуки песен и мельтешение скрипки завлекли его в дом, как змею, зачарованную звуками флейты факира. Они продержали его там всю ночь, до тех пор, пока он, опьянев и наевшись до отвала, не заснул, свернувшись клубком, в очаге.

На следующее утро, как только овец благополучно загнали в овчарню, Дьявола вытащили с его тлеющего ложа, и собаки погнали его по дороге. Он улизнул через топи и понесся дальше вверх по крутым-каменным ступеням Фиенсдейл Клаф, где, перепрыгивая с камня на камень, исчез в пустошах. Остаток осени он провел, кляня фермеров, но еще больше – свое легковерие. Когда пришла зима и начались снегопады, он слез вниз и спрятался в норе под торфяными залежами, где и проспал до следующего года, когда фермеры Эндландс своим пением снова разбудили его, слишком ослабевшего от голода, чтобы размышлять, не заманивают ли его снова в ловушку.

Грейс расправила наконец скатерть, и Анжела поблагодарила ее, потрепав по щеке.

– Ну-ка, улыбнись. Что это за кислое личико? – сказала она. – Все уже забыто, так, Лиз?

Лиз мотнула головой в сторону подсобки.

– Давай-ка сходи к дедушке Тому, – сказала она. – Отнеси ему плющ.

Грейс посмотрела на пакет и покачала головой.

– Ты же собрала его, – вмешалась Анжела. – Ты и отнеси.

Срезать плющ для венка, которым украсят барана, было всегда обязанностью детей. И это непременно должен был быть плющ, потому что Дьявол терпеть не мог вечнозеленые растения.

– Давай, – сказала Лиз. – Думаю, после сегодняшней выходки будет лучше, если ты сделаешь, как тебе говорят.

Анжела вручила пакет Грейс и поцеловала ее в лоб.

– Давай, солнышко, отнеси пакет, – сказала она. – Сделай это ради мамы.

– Когда помогаешь, настроение всегда поднимается, – заметила Кэт. Грейс вскинула на нее глаза и скрутила пакет:

– Хочу, чтобы папа приехал.

– Он приедет на День Дьявола, – сказала Анжела. – Он же обещал.

– Это еще когда будет, – отозвалась Грейс.

– Через три дня, – поправила ее Анжела. – А могло быть и хуже.

– Почему он не может сегодня вечером быть дома? – упрямилась Грейс.

– Он очень занят, – ответила Лиз.

– А что он делает?

– Развозит товары, – ответила Лиз. – Ты же знаешь, какая у папы работа. Что ты меня донимаешь?

– Через три дня приедет, – повторила Анжела. – Не заметишь, как время пройдет.

Когда Грейс вышла, Лиз сказала:

– Господи, я бы ее сейчас задушила.

– Делаешь из мухи слона, – заметила Анжела.

– Ну да, не ты же целый час собирала осколки битого стекла с ковра, будь он проклят, – огрызнулась Лиз. – Увидев мое лицо, она сказала: – Мам, расскажи ему. – И занялась свечами для стола.

Анжела объяснила, что Грейс сегодня утром вытащила из стоявшего под раковиной ящика с инструментами молоток и расколотила зеркало в своей комнате.

– Грейс это сделала? – удивилась Кэт.

– Вас это поражает? – сказал Лиз, зажигая спичку. – Подождите, еще не то увидите.

– Это возраст, – вмешалась Лорел. – Просто переходный возраст. У них постоянно настроение меняется, особенно у девочек.

– Возраст тут ни при чем, – возразила Лиз. – Она вела себя как дрянь.

– Она взбудоражена из-за смерти Старика, – сказала Лорел.

– К тому же она скучает по Джеффу, – добавила Анжела.

– Ага, а то я не знаю. Говорю тебе, еще раз она меня спросит, когда он вернется, и я ей врежу.

– Не заводи детей, если тебе неохота отвечать на их вопросы, – одернула ее Анжела. – Ты в этом возрасте постоянно доставала меня.

– Это же каждый день, мам.

– Она же всего лишь маленькая девчушка и хочет знать, где отец, – сказала Анжела. – Разве можно ругать ее за это?

Это случилось в том году месяца за два до начала сезона ягнения. Джеффа вместе с Сэмом Штурзаке-ром отправили в тюрьму за то, что они вдвоем очистили сейф местного зала игральных автоматов. Украли они немного (по слухам, им только-только хватило, чтобы покрыть расходы на бензин туда и обратно), но, несмотря на то что воровство, по сути, было мелким, судья оказался недоброжелательно настроен из-за того, что оно было совершено по предварительному сговору. Джеффу он присудил год тюрьмы, а Сэм, который украл сначала ключи от зала, получил полтора года. Таким образом, оказалось, что Грейс и Винни есть о чем поговорить.

Джеффу довольно быстро заменили тюрьму условным сроком, и какой-то друг друга друга сумел устроить его шофером при пивном заводе. Работа заключалась в том, чтобы развозить пиво по торговым точкам. Это означало, что он работал много часов и постоянно отсутствовал дома. Но все-таки он, по крайней мере, работал, поскольку безделье, как известно, ни к чему хорошему не приводит, и посылал Лиз с дочерью какие-то деньги. Жаль, конечно, говорила Лорел, что его не будет на похоронах Старика, но это та жертва, которую работающему мужчине приходится иногда приносить. Это нормально. Они теперь нормальная семья.

Как бы там ни было, Лиз и Джефф дружили с детства, и они были ближе друг к другу, чем я был к ним обоим. Лиз, со своей стороны, очень старалась втянуть меня в их игры, но Джефф всегда умел дать мне понять, что я третий лишний. Нас с ним связывал тот факт, что мы оба были из Эндландс, но и только.

Мне кажется, все, и особенно Лорел и Лиз, казнили себя за то, что не старались наставить Джеффа на верный путь, когда он был еще маленьким. Но я, по правде говоря, не могу отрицать, что радовался, когда он попадал в какую-нибудь историю в школе или дома. Я ликовал, замечая выражение лица Лиз, когда он пытался произвести на нее впечатление карманами, набитыми сладостями, которые он стащил у Вигтонов. Упивался торжеством, видя, как она ловко отталкивала его, когда в игре он наваливался на нее и прижимал к полу, чтобы поцеловать. Смутившись, он не видел другого выхода, кроме как прибегнуть к жестокости, и начинал щипать ее, щелкал по лбу и дразнил, что она больше похожа на мальчишку, чем он. Но, что бы он ни делал, все равно через пять минут он смешил ее, и она смеялась так, как никогда не смеялась со мной. Джефф есть Джефф. Грешил и каялся одновременно, даже теперь.

– А мог бы ты в конце концов остаться с ней, если бы не уехал из Долины? – спросила меня Кэт в первую ночь нашего медового месяца.

Вопрос был задан не всерьез, а просто ради развлечения. Если я выбрал ее, значит, Лиз явно не в моем вкусе. Приземистая, сутулая, с большими руками.

– С Лиз? – переспросил я. – Нет.

– Так она тебе не нравилась?

Даже если и нравилась, это не имело никакого значения. В один из последних летних дней, перед отъездом в университет, гуляя вдоль берега реки в Салломском лесу, я наткнулся на Джеффа и Лиз. Вокруг лодыжки у нее завернулись трусики, а Джефф, навалившись сверху, работал, как отбойный молоток.

&

Билл сходил за Отцом в хлев, где находился баран, и вместе они зашли в дом через подсобку, а сзади плелась Грейс, засунув руки в карманы джинсов и цепляясь кроссовками за оторванные куски линолеума.

– Давай, милая, – сказал Билл, подталкивая ее к кухне. – Сядь и посиди. Давайте начнем прямо сейчас, пока я еще могу удержать Тома, иначе он через пять минут снова удерет к своему распроклятому барану.

– Ну, слава Богу, – сказала Анжела, наливая Отцу стакан пива. – Ты уже, наверно, осточертел своему барану.

– Лейт сказал, что я должен постоянно приглядывать за ним, – сказал Отец. – Я просто следую указаниям ветеринара.

– Да ты уж скоро спать будешь вместе с ним на соломе, – заметила Анжела.

– Том не виноват, – возразила Лорел. – Был бы Старик жив, они бы дежурили по очереди, правда? Эх, нелегко тебе придется одному, милый мой Том.

– Ладно, – прервал ее Билл, – не нужно лишний раз напоминать об этом.

– Он не один, – сказала Анжела. – С каких это пор здесь кто-то остается один?

– Ты понимаешь, о чем я, – сказала Лорел. – Это не одно и то же.

– Справлюсь я, – сказал Отец.

– Чтобы загонять овец, я так думаю, у тебя есть две пары лишних рук, – заметила Лорел и улыбнулась нам с Кэт, вынимая из ящика столовые приборы.

– Угу, а миссис Пентекост готова запачкать ручки? – поинтересовалась Лиз. – Вот в чем вопрос.

– Я не против, – сказала Кэт. – У нас дома был огород.

– Огород? – переспросила Лиз, с улыбкой оглядывая стол. – Что ж, тогда все в порядке.

И забрала у Лорел нож и вилку.

– Справишься, милая? – сказал Билл.

– Если мы тебя немножко покормим, – заметила Анжела, снимая крышки с овощей.

Отец загасил окурок в пепельнице и хрипло закашлялся.

– Ох, Том, ты хоть слышишь, как ты кашляешь? – сказала Лорел. – Это же ужасно.

– Со мной все в порядке, – отрезал Отец.

– Вовсе не в порядке, – возразила Лорел. – Тебе нужно показаться врачу. Билл отвезет тебя утром, правда, Билл?

– Ради Бога, отстань ты от него, – сказал Билл. – Мы завтра хороним его отца. Где у него время таскаться по врачам?

– Но как же ты понесешь Старика завтра, Том? – продолжала Лорел, положив руку ему на плечо, как только он сел. – Из-за вируса ты ослабеешь, как котенок.

– Мы будем есть или что? – сказал Отец. – Я думал, вся компания тут от голода умирает.

Лорел сняла крышку, и мы увидели гуся, сочного и дымящегося.

– На вид хорош, Билл, – сказала Анжела.

– Жирел все лето, паршивец, – отозвался Билл, вставая, чтобы поточить нож.

Рука Кэт под столом коснулась моей руки.

– Кэт не кладите, – сказал я.

– Не любишь гусиное мясо, милая? – спросила Лорел.

– Я вообще не ем мяса, – ответила Кэт. – Вы разве не заметили на приеме? Грейс, ты же пробовала вегетарианскую еду, помнишь?

Грейс подняла глаза и кивнула, окуная кусок хлеба в соус.

– Что, даже рыбу? – поинтересовался Билл.

– Ничего из того, что было живым, – сказала Кэт.

– Господи, Джон, только не говори ей, куда твой Отец поведет ягнят через месяц, – сказала Лиз.

– И давно ты так, милая? – спросила Лорел. Лицо ее выражало настоящую тревогу.

– Уже несколько лет, – ответила Кэт. – Не беспокойтесь, я поем овощей, и все будет прекрасно.

– Теперь понятно, почему ты вся кожа да кости, милая леди, – высказалась Анжела.

– Давай я приготовлю тебе что-нибудь другое, – предложила Лорел, поднимаясь со стула. – Наверняка у Тома в кладовке найдется что-нибудь съедобное для тебя, правда, Том?

– Пожалуйста, не беспокойтесь обо мне, – сказала Кэт.