Текст книги "Эйфория"

Глава 4
Тони. Стаккато

Стакка́то (итал. staccato – «оторванный, отделённый») – музыкальный штрих, предписывающий исполнять звуки отрывисто, отделяя один от другого паузами.

Утро пятницы встретило Тони Фака небольшой дорожной пробкой, спешными раздумьями об очередном деле и фантастически яркой, буквально сияющей улыбкой Бенедикта. Припомнив наскоро, что накануне его партнер вроде бы собирался идти в театр со своей матерью, встреча с которой, при всех добрых чувствах Бенедикта к миссис Тэррингтон, едва ли могла вызвать столь ошеломляющий эффект, Тони сразу насторожился. Не то чтобы он не любил, когда его друг был в таком настроении: просто он еще с юности хорошо помнил, чем подобное настроение заканчивается. Тони глубоко вздохнул. Года три назад оно закончилось тем, что они проснулись в полицейском участке абсолютно голыми. Впоследствии никто из них так и не смог вспомнить ни того, что с ними произошло, ни как они там оказались. С другой стороны, резонно заметил Тони про себя, глядя на то, как Бенедикт, напевая какую-то популярную мелодию, открывает и закрывает ящики стола в поисках неначатой пачки сигарет, нет ничего плохого в том, чтобы позволить себе иногда невинную шалость, – а в том, что вчера Бенедикт ее себе позволил, у него не было ни малейших сомнений. Оставалось выяснить, что это. Тони мысленно потер руки.

– Ну? – спросил он, когда сигареты были найдены, а Бенедикт уселся за стол, с наслаждением закурив. – Рассказывай, – добавил он, увидев непонимающий взгляд друга, – что ты вчера натворил.

Бенедикт только плечами пожал, сделав вид, что категорически не понимает, в чем его подозревают. Ну, конечно.

– Ты знаешь, что я не твоя мать и терпеть не могу играть в игру «Кого раньше стошнит», – Тони подошел к столу и оперся на него обеими руками. – Выкладывай. Что произошло вчера в театре?

Или после него. Второе более вероятно, учитывая, что в большинстве случаев на операх и балетах Чайковского Бенедикту едва ли удавалось высидеть дольше получаса, а новый рекорд, которым он откровенно гордился, составлял тридцать две минуты, – у него просто не было времени для того, чтобы учудить что-то прямо там. Тони почувствовал себя кем-то вроде гончей, берущей след.

– Я все равно узнаю, – лениво произнес он, поднимая одну руку и запуская ее в рыжие кудри на голове, – не сейчас, так в среду, во время очередной встречи с твоей матушкой. В твоих интересах признаться самому, – со смехом уставившись на Бенедикта, добавил он.

Бенедикт в ответ на это только загадочно блеснул глазами и глубоко затянулся, не произнося ни слова. Тони удивился. Обычно из его друга не надо было вытягивать истории клещами, более того, несмотря на свою обычную скрытность, с Тони он всегда был достаточно откровенен. Что могло заставить его на этот раз изменить своему правилу?

– Гарриет, – негромко сказал Бенедикт, – вчера вечером в театре я встретил Гарриет.

Тони нахмурился, пытаясь припомнить, где он слышал это имя.

– Гарриет? Что за Гарриет?

– Гарриет Честер-Хант, – Бенедикт был по-прежнему лаконичен.

Привычка включать в голове постоянно действующий в режиме ожидания каталог информации сработала раньше, чем Тони успел что-либо понять:

– Гарриет? Это та малышка, которая пришла к тебе, чтобы ты лишил ее девственности?

Тишина, возникшая в комнате после его фразы, сказала Тони больше, чем могли поведать любые слова. Он резко выпрямился и посмотрел на Бенедикта.

Не было никакой проблемы в том, чтобы встретить клиентку в театре. Такие ситуации случались в его практике несколько раз, и никогда не выходили за рамки любезного приветствия и теплой улыбки, чтобы спустя пять минут после расставания тут же оказаться забытыми и оттесненными в сторону потоком других дел. И даже то, в случае Гарриет Бенедикт сыграл несколько… нестандартную роль, в общем, ничего не меняло. Только если…

– Ты с ней переспал. – Тони сам был ошарашен своей догадкой, но это единственное могло бы объяснить как необычное настроение Бенедикта, так и его нежелание делиться информацией по этому поводу.

Короткий кивок головой был ему ответом. Бросив на Тони довольный чуть насмешливый взгляд, Бенедикт откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Боже, он не просто спал с ней, понял Тони. Здесь что-то большее. Гораздо большее. Иначе он просто не стал бы делать этого. Ему незачем. Но в таком случае…

– Бенедикт, – теперь Тони чувствовал себя по-настоящему озабоченным. – Бенедикт, ты не спишь со своими клиентками.

Бенедикт открыл глаза.

– Я хочу сказать, что ты не вступаешь в сексуальные отношения с девушками, с которыми трахаешься… ты знаешь, что я имею в виду! – поймав веселый взгляд своего партнера, раздраженно закончил он.

Бенедикт смотрел на него с тем же выражением лица.

– Ты же сам говорил, что контакт с теми, кто был твоими клиентками, нежелателен, – тихо сказал Тони. – Ты всегда считал это очевидным.

В комнате надолго воцарилось молчание.

Бенедикт сидел за столом, прикрыв глаза и, кажется, полностью уйдя в себя. Время от времени он подносил к губам сигарету, медленно затягиваясь и продолжая игнорировать перепуганный взгляд Тони и его попытки если не привлечь к себе внимание друга, то хотя бы заставить его выйти из этого странного подобия транса.

Безрезультатно. Бенедикт – как всегда – в новом приступе раздражения подумал Тони – был абсолютно непробиваемым.

– Как ты только умудрился? – устало спросил он, опускаясь на диван.

– А как это обычно бывает? – стряхнув пепел с сигареты и вновь затянувшись, Бенедикт устремил взгляд в окно. – Она еще тогда показалась мне… – неопределенно начал он, но тут же прервал себя.

– Показалась тебе кем? – настороженно спросил Тони. По опыту общения с Бенедиктом он знал, что, независимо от результата интервью, Гарриет могла показаться ему кем угодно. Ему не раз приходилось сталкиваться с тем, как его друг, один или два раза поговорив с девушками, выдавал комментарии, от которых у Тони, при всей его выдержке, глаза на лоб лезли. Впрочем, стоило отдать ему должное, чаще всего его определения оказывались правдивы: в людях Бенедикт разбирался хорошо. Так какого же…

– Она показалась мне самой собой, – сигарета в пальцах Бенедикта мигнула и потухла, и он наклонился над столом, потянувшись за зажигалкой. Секунду Тони следил за его движениями, прикидывая, говорит ли он всерьез, или это одна из его специфических шуток, но, присмотревшись, понял: нет, он не притворяется.

Он действительно влюблен в Гарриет Хант.

Тони присвистнул. Надо же.

– Когда вы только успели, – закатив глаза, сказал он.

– Для этого не нужно много времени, – как ни в чем ни бывало, улыбнулся Бенедикт.

– И что ты теперь намерен делать? – Тони обернулся и в упор посмотрел на него.

– Теперь, – Бенедикт протянул руку к пепельнице и потушил сигарету, – я намерен просмотреть новые дела. Если ты не против.

Тони несколько раз моргнул и, не сказав ни слова, пересел к столу.

Бенедикт позвонил Мэри и попросил ее принести две чашки чаю.

Тони вздохнул и придвинул к себе первую папку.

***

Настроение Тони немного улучшилось к вечеру, когда они с Бенедиктом успели просмотреть около восьми дел и по поводу половины поругаться. Уговорившись, что назавтра Тони принесет полный отчет касательно наиболее вероятной клиентки на будущую неделю, они расстались, – Бенедикт уехал в неизвестном направлении, а Тони засел за документы. История с Гарриет практически выветрилась у него из головы, и, хотя он по-прежнему считал, что это безумие, в конце концов решил, что Бенедикту виднее.

Спустя несколько часов, впрочем, у него появились более насущные заботы.

Хэрри Фишберн, молодая перспективная фотомодель двадцати пяти лет не обращалась за помощью в «Эйфорию». Больше того, любой, кто знал ее достаточно близко, поставил бы пару тысяч фунтов на то, что эта особа скорее откусит себе палец, чем признается, что ей нужен мужчина в каком-либо качестве. Но так уж вышло, что несколько недель назад судьба столкнула ее с Тони Факом, – или Тони Фака столкнула с ней, что, надо признать, несколько кружным путем, но все-таки привело ее на порог их агентства.

Тони вспомнил, как увидел ее впервые. На вечеринке, посвященной вручению какой-то премии – что-то до оскомины телевизионное. Сам Тони такие вечера терпеть не мог, но время от времени их посещал, чтобы, как он говорил Бенедикту, не терять формы. Тот только смеялся, напоминая, что поддерживать умение правильно лгать можно с помощью менее затратных методов. Но Тони только отмахивался. Возможность оказаться в нужный момент в гуще событий – а когда именно и по какому поводу этот нужный момент настанет, никогда нельзя было предугадать, – с лихвой окупала неудобства светской суеты. Несколько раз он «приносил» с таких встреч полезные знакомства, и это никогда не были клиентки, за что, по правде говоря, Бенедикт был ему благодарен. Но именно в тот вечер все сложилось по-другому.

Она стояла у парапета, в теплом свете фонарей, проникающем из сада, словно вишня, мерцающая в бокале с мартини, изящная, тонкая, в элегантном шелковом платье цвета шампанского, и в ее позе чувствовался закипевший и не выплеснутый до конца гнев.

Тони смотрел на нее, не в силах отвести глаз. Прямая спина, хрупкие плечи. Волосы, собранные в небрежную прическу. Блестящие каштановые локоны. Острый, чуть неправильный профиль. Безупречный макияж. Ни одной лишней детали. Профессиональная красота.

«Стерва», – оценил Тони. «Хотя, может быть, и нет…» – поправил он себя, решив не делать поспешных выводов. Решительно шагнув вперед и закрыв за собой дверь на балкон, он вышел на свет.

Теперь женщину и его разделяли всего несколько метров. Вблизи она казалась более… нежной, более беззащитной. Впрочем, это ощущение тут же развеялось, когда тишину нарушил резкий голос.

– Вы что, шпионите за мной?

Тони очнулся. Ухмыльнувшись, он поднял глаза на женщину и, встретившись с ледяным взглядом ее карих глаз, самодовольно ответил:

– Шпионю. И уже давно.

Она хмыкнула.

– Забавно. Вы журналист?..

– Что? Нет, – Тони отмахнулся, – нет, не журналист. – Улыбнувшись чему-то своему, он добавил: – У меня много талантов, но этот отсутствует.

– Значит, просто нахал, – сузив глаза, кивнула она. – Или… – она задумалась – шпионите из любви к искусству? Думаете заработать?.. – Девушка обернулась к нему лицом и скрестила руки на груди, опершись о парапет. – Продать подороже то, что видели? Или думаете, я заплачу больше?..

Тони ничего не ответил. Он подошел к парапету и посмотрел в темную глубину сада, припомнив сцену, свидетелем которой стал, пока следил за происходящим на террасе, стоя за небольшим фикусом неподалеку. Так себе история, если начистоту. Как обычно: она кричит на него, он вяло отбивается, она дает ему пощечину. Занавес. Тони скривился.

– Ваш молодой человек. Тот, с кем вы… разговаривали. Вы его туда сбросили?

– Пожалуй, это было бы лучшим выходом, – девушка говорила сердито, но в ее голосе неожиданно промелькнула улыбка. Она указала на запасной выход в паре метров от основной двери, спрятанный за стеной декоративного плюща.

– Пожалуй, – отозвался Тони.

Женщина посмотрела на него с симпатией.

– Хэрри – протянув ему руку, произнесла она. – Хэрри Фишберн.

– Тони Фак, – сказал Тони.

Хэрри кивнула и, достав из сумки сигарету, посмотрела на нее, но, повертев пару секунд в руках, положила обратно.

– Бросаю, – мрачно сказала она в ответ на его скептический взгляд.

– А, – меланхолично кивнул Тони. – Вижу, у вас вечер бросаний.

– Нет, курить я бросаю уже давно, – покачала головой Хэрри. Затем подумала и добавила: – Впрочем, всех остальных тоже.

– Остальных?..

– Этот третий. За последние полгода, – со вздохом констатировала Хэрри и посмотрела на небо. Она стояла, опершись обеими руками на парапет и выглядела уже не взбесившейся фурией и не принцессой из сказки, а обыкновенной красивой женщиной, которой смертельно все надоело.

– Неужели они все так невыносимо скучны? – улыбнулся Тони.

– Нет, я… – она убрала прядь волос со лба и внезапно с интересом посмотрела на него. – Вы что, газет не читаете?

– Предпочитаю Интернет, – пожал плечами Тони.

– Там тоже есть, – нетерпеливо махнула рукой она.

– Постойте… – Тони, казалось, что-то вспомнил. Так вот, почему у нее такое знакомое лицо! – Хэрри Фишберн! Британская королева красоты 2009 года, светская львица и девушка с невыносимым характером. – Он рассмеялся. – О вас пишут даже новостные агентства. Иногда, – он примирительно поднял руку, увидев, что на ее лице снова проступает ярость.

– Мистер Фак, я…

– Тони, – улыбнулся он. – И я не хотел вас обидеть. Просто наконец понял, откуда вся эта эпопея с бойфрендами. Боже мой, а я-то думал, это он вас бросил. – Тони присвистнул. – Ловко вы с ними расправляетесь.

– Или они со мной, – едва слышно сказала она.

Тони поднял на нее пристальный взгляд.

– Наверное, мне нужно признаться, – серьезно сказал он пару секунд спустя. – В том, что я слышал больше, чем сказал вначале. Надеюсь, вы простите меня.

Она сразу как-то сникла, но тут же попыталась взять себя в руки и ответила нарочито злобно:

– Вы все-таки шпионили!

– Случайно оказался рядом, – поправил ее Тони. – Я не хотел поставить вас в неловкое положение, и потому остался на месте, не решаясь прервать ваш… э-э-э… диспут. Я стоял вон за тем фикусом, – закончил он.

Хэрри вскипела.

– Вы стали свидетелем интимных подробностей моей личной жизни, вы грубо вторглись в мое личное пространство, и вы думаете, что так легко отделаетесь простыми извинениями?

– Нет, – внезапно сказал Тони. – Не думаю. У меня для вас есть кое-что получше.

– Что это еще получше? – казалось, она была сбита с толку.

– Вот это, – Тони полез в карман и вынул оттуда визитку. – Не сочтите за оскорбление, – предупредил он, протягивая ей глянцевый прямоугольник из плотного картона.

Хэрри взяла его и, пробежав глазами текст, посмотрела на Тони с изумлением.

– Вы серьезно думаете, что я сейчас… – она оглянулась, словно в поисках подходящего оружия, – что я не выплесну вам в лицо пару бокалов вина, чтобы охладить ваши фантазии?

«До столика с напитками всего пара шагов» – оценил обстановку Тони.

– Нет, – весело сказал он.

– Почему? – с искренним удивлением спросила Хэрри.

– Потому что это хорошее решение, – серьезно сказал Тони.

Хэрри помолчала. Казалось, она собиралась с мыслями.

– Хастлер? – она взглянула на визитку. – Вы считаете, что какой-то хастлер сможет разрешить мои проблемы?

– Какой-то – не сможет. А этот – сможет, – ослепительно улыбнулся Тони. – Возможно, вам стоит попытаться.

– Возможно, вам следует пойти к черту, – отрезала Хэрри.

– Возможно, – легко согласился Тони. – Но все же советую позвонить, – он снова улыбнулся ей, вежливо склонил голову и, развернувшись, направился в сторону банкетного зала. За его спиной стояла звенящая тишина.

Тони очнулся от своих мыслей и взглянул на папку перед собой. Она позвонила. Он был уверен, что она выбросит визитку с той же легкостью, с которой бросала своих незадачливых бойфрендов, и той же категоричностью, с которой, как он считал, выбросила из головы его самого. Но она этого не сделала. Более того, если судить по ее заявке, которую она оставила на сайте (анонимно, разумеется, но нескольких деталей, указанных в тексте, было достаточно, чтобы Тони понял, что речь идет о ней, а также – что они описаны специально для него), эта женщина была из тех клиенток, с которыми Бенедикт всегда соглашался работать с большим трудом. По крайней мере, так он говорил. А не верить ему у Тони не было оснований. Он задумался. Хэрри была умна, язвительна и дотошна. Она никогда в жизни не пошла бы к психологу со своей проблемой, но сам факт того, что она обратилась к хастлеру, должен был привести ее в бешенство. Нужно было сосредоточиться. Максимум информации и минимум эмоций. И тогда, возможно… впрочем, в Бенедикте он не сомневался. Тони вздохнул и подумал, что, пожалуй, его друг прав и ему стоит меньше думать о работе. Он встал и, налив себе полстакана разбавленного виски, вернулся к анализу досье. Нужно было закончить до завтра. На понедельник у нее назначено собеседование. Он улыбнулся. Еще одна буря в стакане. Но когда они с Бенедиктом останавливались перед такими вещами?

Он сладко потянулся и с головой погрузился в работу.

Глава 5
Хэрри. Мордент

Морде́нт (итал. mordente, букв. – «кусающий, острый») – мелодическое украшение, означающее чередование основного звука со вспомогательным. Все морденты исполняются за счёт длительности основной ноты.

Женщина, сидевшая в кресле напротив него, была откровенно непривлекательной. Бенедикт никогда не стремился работать исключительно с красавицами, более того, как раз признанных красоток он всегда старался избегать – как правило, после первого знакомства выяснялось, что за пределами банального восхищения с ними сложно было найти общий язык. Но здесь было нечто другое. Хэрри Фишберн – фотомодель, которую Тони после долгого спора почти навязал ему в клиентки, уговорив хотя бы провести с ней собеседование, обладала внешностью изысканной дорогой вещи – не куклы, нет. Если бы Бенедикта попросили найти образ, которым лучше всего можно было бы описать эту женщину, он бы назвал… зонтик. Классический стильный зонтик из китайского шелка, светлый, однотонный, с пологим куполом и длинной ручкой. Идеально подходящий для тех, кто ценит сдержанную простоту.

Бенедикт ценил сдержанную простоту. Он не очень любил сталкиваться с женщинами, похожими на дорогие зонтики. С другой стороны, ее появление здесь было результатом не только настойчивости Тони, но, в некоторой степени, и его собственного любопытства. Ее досье на первый взгляд было совершенно безликим, но только не для того, кто умел смотреть. А они с Тони умели.

Анкета и фотографии, прилагавшиеся к ней, были безупречны. Короткое описание ограничений и сексуальных потребностей – тоже. Хэрри следовала инструкциям, изложенным на сайте настолько точно, насколько им вообще можно было следовать.

И как раз это заставило Бенедикта приглядеться к ней повнимательней. Слишком эффектная девушка и слишком правильная анкета. Да еще рассказ друга о том, как она лихо расправляется со своими любовниками – Бенедикт невольно спросил себя, ищет ли она возможности не бросать их так быстро или же хочет перестать корить себя за медлительность. Он слушал, как она, медленно и обстоятельно, подробно останавливаясь на всех деталях, рассказывает о сексуальной несостоятельности очередного своего ухажера, и его не покидало странное ощущение, что все это она делает с одной-единственной целью: отбить у него всякое желание заниматься с ней сексом в принципе. Неясно только одно – зачем тогда было приходить сюда. Он уже собирался вежливо прервать ее и деликатно выпроводить, сославшись на занятость, когда острая волна гнева и злости, смешанные с желанием остановить ее парой резких слов и завершить очередной путаный монолог, задрав ей юбку и оперев прямо здесь о стол или подоконник, заставили его изменить свое решение. Он чуть прищурился и выпрямился в кресле.

Теперь он заново оценил и деловой костюм, который смотрелся на ней не хуже, чем на других женщинах иной раз выглядит вечернее платье, и легкий, нарочито скупо наложенный макияж, и собранные на затылке густые каштановые волосы, и полное отсутствие кокетства, которое в сочетании с дерзким взглядом и спокойной речью действовало, как удар бича.

Эта девушка была не просто его клиенткой. Ей требовалась помощь, и уже давно. И, поскольку выяснить, что именно ее тревожит, у нее самой не представлялось никакой возможности, Бенедикт решил действовать как обычно: то есть, положиться на свое природное чутье.

– Я понял вас, мисс Фишберн, – любезно сказал он, кивая в ответ на ее очередную фразу. – Полагаю, подробности будут лишними – едва ли они добавят новой информации к тому, что вы уже сказали. Я хотел бы узнать вот что, – он знал, что идет на рассчитанную жестокость, но это был единственный способ заставить треснуть эту лакированную ложь, – когда вы перестали испытывать оргазм?

– Я… С чего вы… – она смутилась всего на мгновение, но тут же взяла себя в руки и рассерженно посмотрела на него. – Кто вам сказал, что у меня проблемы с получением сексуальной разрядки?

– Полагаю, проблем с получением сексуальной разрядки у вас нет, – Бенедикт поднял руку и потер лоб, – я полагаю, что у вас есть проблемы с получением оргазма.

Хэрри несколько минут сидела неподвижно.

– Если вы так уверены в том, что я… сексуально неполноценна, – наконец, медленно ответила она, – отчего не заговорили об этом сразу? Это сэкономило бы нам обоим уйму времени.

Бенедикт бросил короткий взгляд на ее руки, – единственное, что ему нравилось в ее внешности – подвижные, тонкие и голодные, – и взял с кофейного столика чашку с чаем.

– Хотите сказать, что, назови я вас сексуально неполноценной, вам было бы легче?

Хэрри вскинулась так резко, что секунду ему казалось, что она сейчас бросится на него с кулаками.

– Какое вы имеете право… – в ярости начала она, но Бенедикт не дал ей договорить.

– Мисс Фишберн, я просто спросил. Вы можете не отвечать, если не хотите.

Он встал и, поставив чашку обратно на столик, отошел к окну.

– Оргазм отличается от разрядки только одной вещью, – тихо сказал он, – вашей заинтересованностью чувствами партнера. Все остальное – просто взаимная мастурбация.

Тишина, пришедшая вслед за его словами, была тягучей, как свежее молоко.

– Почему я…

– Хэрри, – Бенедикт отвернулся от окна и посмотрел на нее. – Спасибо, что пришли. Я сказал все, что хотел. Я буду работать с вами. Увидимся в пятницу в 19.00.

Он коротко улыбнулся и вышел, не оглядываясь, так, словно ее не было в комнате.

***

Едва войдя в комнату, Хэрри направилась к постели и, не сказав ни слова и не потрудившись даже повернуться к своему спутнику лицом, медленно и равнодушно принялась снимать с себя одежду. Платье, бюстгальтер, трусики. Изящные ажурные чулки. Короткое движение рукой, чтобы распустить волосы. Никакого волнения, ничего, что можно было бы принять за напряжение или возбуждение.

Бенедикт молча следил за ней, не делая никаких попыток вмешаться. Дождавшись, пока она разденется полностью и, откинув покрывало, усядется на кровать, он постоял некоторое время в задумчивости, а затем тоже опустился на гладкие простыни, сбросив ботинки и оставшись в одних носках. Хэрри коротко покосилась на него, но ничего не сказала.

Она продолжала сидеть в той же позе, но в ее действиях и выражении глаз не было ожидания или чего-то подобного. Со стороны легко можно было предположить, что она просто играет в какую-то игру, конечной целью которой должно было стать нечто, чему пока Бенедикт не нашел названия.

С минуту они сидели рядом, молча и не пытаясь каким-то образом нарушить образовавшееся между ними странное безмолвное соглашение. Бенедикт улыбнулся слову, пришедшему ему в голову. Так вот, что это за игра. Любопытно. Он медленно повернулся к девушке и спросил после небольшой паузы:

– Что ты хочешь, чтобы я сделал?

Она безучастно пожала плечами, будто только того и ждала, и ответила холодным сдержанным голосом:

– То, что ты делаешь обычно, я полагаю. Доставь мне удовольствие.

Бенедикт кивнул.

– Разумеется. Однако для этого я должен знать, что приносит тебе наслаждение, и, в особенности, что означает «обычно» в твоем собственном исполнении.

В комнате снова стало тихо.

– Нет, – наконец, с тем же выражением спокойствия и подчеркнутого безразличия произнесла Хэрри. – Нет.

Бенедикт посмотрел на нее с интересом.

– Почему?

– Потому что ты – хастлер, это твоя задача – знать, что мне нравится, и я не намерена облегчать тебе работу, – с мелькнувшим – на этот раз вполне ощутимым – раздражением в голосе ответила она.

Бенедикт задумался.

– Я – хастлер, – сказал он после нескольких минут абсолютной тишины. – Но, боюсь, о моей работе у тебя несколько превратное представление.

– Какое это имеет… – Хэрри зашевелилась, намереваясь сделать какое-то движение, но Бенедикт прервал ее.

Переместившись на пару сантиметров ближе, он взял одной рукой ее запястье и быстро потянул за него. От неожиданности не успев отстраниться, она упала спиной на кровать, и в следующее мгновение обе ее руки оказались прижаты к постели, а Бенедикт – низко нависающим над ней сверху. Хэрри посмотрела на него расширившимися глазами, в которых впервые за последние несколько минут сверкнуло некое подобие эмоций, и резко дернулась, пытаясь вырваться.

– Не советую этого делать, – спокойно сказал Бенедикт. – Освободиться ты все равно не сможешь, повредить себе – тоже, только впустую потратишь силы.

Хэрри поерзала еще немного, но, вскоре убедившись, что он прав, и избавиться от стальной хватки его рук нет никакой возможности, с досадой затихла.

– А теперь мы поговорим, – тихо сказал Бенедикт, глядя, как она замерла на кровати, шумно выдохнув и прикрыв глаза.

– Не думаю, что нам есть о чем говорить, – чуть слышно процедила Хэрри, но ярость в ее голосе сменилась изумлением, едва она заметила, что Бенедикт улыбается.

– Что? Какого… – она даже не стала продолжать. – Ты…

– Хэрри, – Бенедикт нежно провел большими пальцами по тонкой коже ее запястий, с удовлетворением отметив, как они становятся теплыми от его прикосновений. – Хочу тебя предупредить, что несколько лет назад я вполне успешно занимался йогой, так что в таком положении я могу находиться довольно долго. Поэтому в твоих интересах не откладывать переговоры, – его глаза искрились смехом, хотя голос был холоден как лед.

Хэрри втянула воздух сквозь зубы и свирепо посмотрела на него.

– Хорошо, я слушаю тебя.

– Благодарю, – Бенедикт шутливо склонил голову, не двигаясь и не меняя позы.

Еще с минуту она пристально смотрела ему в глаза, а после с тихим шипением отвернулась.

Бенедикт улыбнулся уголком губ и, помедлив, открыл рот, словно намереваясь что-то сказать, но внезапно передумал. Хэрри лежала, глядя на него с прежней усталой настороженностью. Потянув к себе ее правую руку, Бенедикт положил ее на металлическую пряжку пояса.

– Расстегни.

Она моргнула, но, не сказав ничего, вынула ее из петли и тут же опустила руку.

– Пуговицу.

Еще одно движение, и та же реакция.

– Молнию.

Все повторяется снова.

Бенедикт дает ей возможность выждать несколько минут, после чего просит помочь ему освободиться от брюк и проделать ту же процедуру с его бельем. Оставшись в одной рубашке и пиджаке, он одной рукой стаскивает с себя галстук и медленно проводит по ее телу от шеи до щиколоток шелковой тканью, прежде чем отбросить его в сторону, в кучу лежащей на полу остальной одежды. Она все так же неподвижна, но острые вершины сосков выдают волнение, безжалостно запечатанное в глубине глаз.

Когда он, как и девушка, оказывается полностью обнаженным, Бенедикт, все еще удерживающий одну ее руку в своей, ложится на кровать и тянет ее на себя. Теперь она, а не он, сверху, и ее волосы, рассыпавшиеся по плечам, легко ласкают его грудь.

Ее взгляд в одну секунду вспыхивает одновременно ужасом, сомнением, яростью и желанием, Хэрри делает движение, чтобы отпрянуть, но Бенедикт оказывается быстрее, и спустя мгновение она сидит на нем, крепко удерживаемая его руками и не способная шелохнуться. На ее лице, как и раньше, не отражается никаких эмоций, только тело бьет мелкая дрожь, а щеки горят, будто их обожгли ударами. Теперь она не сводит с него глаз, и если бы в них могла быть мольба, то, должно быть, перед таким напором невозможно было бы устоять, мимоходом думает Бенедикт. Очень медленно он протягивает одну руку и, зарывшись пальцами в ее густую гриву, притягивает ее к себе. Рыдания, которые следуют за этим простым жестом, оказываются столь сильными, что ему приходится сменить положение, чтобы обхватить ее с двух сторон. Прижав девушку к себе, Бенедикт держит ее, пока ее тело продолжает конвульсивно содрогаться, и отпускает лишь тогда, когда она останавливается и слезы иссякают. Поймав усталый и благодарный взгляд ее темных глаз, он улыбается и, проведя пальцами по вискам, задает всего один вопрос:

– Ты хочешь?..

Ответа не требуется. Ее тело раскрывается, как цветок, оно не просит, а побуждает, и Бенедикт с удовольствием подчиняется его приказу. Когда он проникает в нее, она стонет так громко, что мгновение ему кажется, что он причинил ей боль, но эта мысль улетучивается, как только Хэрри открывает глаза и с оттенком прежней жесткости предлагает «оставить чертовы церемонии», и Бенедикт, расхохотавшись, откидывает голову назад и позволяет своему телу вести его туда, куда ему хочется, не думая и не планируя наперед. Оргазм сметает остатки разума, и она снова дрожит, как недавно в приступе слез, и стонет, и ищет его поддержки. Бенедикт опускает голову и нежно прикусывает один из ее сосков, и когда ее наслаждение оказывается выплеснутым без остатка, резко переворачивается на спину и, не выходя из нее, кончает, глядя, как снова вспыхивают изумлением ее глаза. Еще несколько минут они лежат так, и руки Бенедикта поглаживают ее по спине. Кажется, она снова плачет, а, может быть, ее заставляют вдрагивать отголоски недавнего удовольствия. Бенедикт шепчет какие-то успокаивающие слова и успевает подумать, что она абсолютно некрасива. И это невероятно хорошо.