Текст книги "Пленник Зенды. Месть Руперта (сборник)"

Глава VIII
Характер пса Бориса

Глядя назад, в свете информации, которой я располагаю, я могу проследить очень четко – почти час за часом – события этого дня и понять, как случай, смеявшийся над нашими хитроумными планами, извращал их, ведя к исходу, о котором мы не могли и помыслить. Если бы король не отправился в охотничий домик, наш замысел воплотился бы так, как мы рассчитывали, а если бы Ришенхайм успел предупредить Руперта фон Гентцау, Руперт тоже не поехал бы туда. Но судьба решила по-другому. Уставший король отправился в домик, а Ришенхайм не смог предупредить кузена. Они могли бы не разминуться, так как Руперт – о чем мне поведал его смех – был в доме на Кёнигштрассе, когда я уезжал из Штрельзау, а Ришенхайм прибыл туда в половине пятого. Он сел в поезд на станции у дороги, таким образом, легко опередив мистера Рассендилла, который, опасаясь показываться на людях, был вынужден весь путь скакать верхом и прибыть в город под покровом ночи. Но Ришенхайм, в свою очередь, не осмелился послать Руперту предупреждение, зная, что мы располагаем его адресом, и не зная, какие меры мы могли предпринять для перехвата сообщений. Поэтому ему пришлось доставить новости лично, а когда он прибыл в дом на Кёнигштрассе, его кузен уже уехал. Очевидно, Руперт покинул дом почти сразу же после моего отъезда из города. Он решил прибыть к месту свидания заблаговременно – его врагов не было в Штрельзау, и хотя о его связях с Черным Майклом сплетничали вовсю, Руперт считал, что арест ему не грозит, благодаря защищавшему его секрету. Выйдя из дома, он пешком отправился на вокзал, купил билет до Хофбау и, сев на четырехчасовой поезд, приехал к месту назначения около половины шестого. Должно быть, поезд Руперта проехал мимо поезда Ришенхайма – последний впервые услышал об отъезде Руперта от носильщика на вокзале, который, узнав графа Гентцау, поздравил Ришенхайма с возвращением кузена. Взволнованный Ришенхайм, не ответив на поздравление, поспешил в дом на Кёнигштрассе, где старуха Хольф подтвердила известие. Тогда он впал в нерешительность. Преданность Руперту требовала от него последовать за кузеном и разделить с ним грозящие ему опасности. Но осторожность шептала, что он еще не погиб безвозвратно, что пока ничто не связывает его открыто с планами Руперта, а те, кто знают правду, постараются купить его молчание о проделанном нами трюке, гарантировав ему безопасность. Осторожность победила – Ришенхайм решил ждать в Штрельзау известий о результате встречи в домике. Если Руперт будет убит, у него найдется, что предложить в обмен на неприкосновенность, а если его кузен спасется, он должен быть на Кёнигштрассе, готовясь участвовать в дальнейших планах отчаянного авантюриста. В любом случае, его шкура была в безопасности. Полагаю, именно это заботило его больше всего, а в качестве предлога он сослался на рану, нанесенную Берненштейном и сделавшую его правую руку абсолютно бесполезной – если бы он тогда последовал за Рупертом, от него было бы мало толку.

Разумеется, мы, мчась через лес, ничего об этом не знали. Мы могли догадываться, предполагать, надеяться или бояться, но наша информация оканчивалась отъездом Ришенхайма в столицу и присутствием там Руперта в три часа. Они могли встретиться или разминуться. Мы должны были действовать так, будто они разминулись и Руперт отправился на встречу с королем. Но мы опаздывали. Мысли об этом давили на нас, заставляя пришпоривать лошадей и скакать быстрее, чем требовали правила безопасности. Один раз лошадь Джеймса споткнулась в темноте, сбросив всадника; более чем однажды я ударялся головой о нависающую над тропинкой ветку и тоже едва не вылетал из седла. Запт не обращал на это никакого внимания. Он ехал впереди, не оборачиваясь и не щадя ни себя, ни лошадь. Джеймс и я скакали бок о бок следом за ним. Перед моим мысленным взором стояло видение Руперта, с насмешливой улыбкой протягивающего королю письмо королевы, ибо время встречи уже миновало. Если это произошло в действительности, что нам делать? Убив Руперта, мы удовлетворили бы только жажду мщения – какая от этого была бы польза, если король уже прочитал письмо. Я стыжусь признаться, что сердился на мистера Рассендилла за то, что его план превратился в ловушку для нас, а не для Руперта Гентцау.

Неожиданно Запт, впервые обернувшись, указал вперед. Охотничий домик смутно маячил в четверти мили от нас. Запт натянул поводья, и мы последовали его примеру. Спешившись, мы привязали наших лошадей к деревьям и двинулись вперед быстрой бесшумной походкой. Запт должен был войти в домик под тем предлогом, что королева послала его позаботиться об удобствах мужа и его завтрашнем возвращении. Если Руперт приехал и уехал, мы, вероятно, сможем определить это по поведению короля, а если он еще не приезжал, я и Джеймс перехватим его снаружи. Существовала третья возможность – что Руперт все еще с королем. Мы так и не решили, как действовать в таком случае – если у меня и был какой-то план, так это убить Руперта и убедить короля, что письмо поддельное. Но эта мера была настолько отчаянной, что мы старались не думать о возможности, которая сделала бы ее необходимой.

Когда мы были ярдах в сорока от домика, Запт лег на землю.

– Дайте мне спичку, – прошептал он.

Джеймс чиркнул спичкой. Ночь была безветренной, и пламя горело ярко, позволяя четко разглядеть следы подков, тянущиеся от домика. Освещая путь, мы двинулись по следам и дошли до дерева в двадцати ярдах от двери. Здесь следы подков обрывались, но в мягкой почве остались следы человеческих ног, ведущие к дому и обратно к дереву. Справа от дерева виднелись другие отпечатки подков, ведущие к нему и тоже обрывающиеся. Всадник подъехал справа, спешился, пешком подошел к дому, потом вернулся к дереву, сел на лошадь и уехал, оставив следы, по которым мы шли.

– Это мог быть кто-то другой, – предположил я, но, думаю, никто из нас не сомневался, что следы оставлены Гентцау.

Значит, король получил письмо. Мы опоздали.

Тем не менее мы не колебались. Если катастрофа произошла, этому факту нужно смотреть в лицо. Слуга Рассендилла и я последовали за комендантом Зенды к двери. Здесь Запт, который был в униформе, проверил, как вынимается из ножен сабля, а мы с Джеймсом взглянули на наши револьверы. В домике не было видно света. Запт негромко постучал в дверь, но не получил ответа. Тогда он повернул ручку, дверь открылась, и перед нами предстал темный и, очевидно, пустой коридор.

– Оставайтесь здесь, как мы договорились, – шепнул полковник. – Дайте мне спички, и я войду.

Джеймс протянул ему коробок спичек, и он шагнул через порог. Сначала мы видели его четко, но постепенно удаляющаяся фигура становилась смутной и расплывчатой. Я не слышал ничего, кроме собственного тяжелого дыхания. Но вскоре послышались приглушенный возглас, стук упавшего тела и звон сабли о каменный пол. Мы посмотрели друг на друга – в доме на шум никто не отозвался. Потом чиркнула спичка, и мы услышали, как Запт поднимается, царапая ножнами пол. Вскоре он появился у двери.

– Что это было? – шепотом осведомился я.

– Я споткнулся, – ответил Запт.

– Обо что?

– Сейчас увидите. Джеймс, оставайтесь здесь.

Я последовал по коридору за комендантом на расстоянии восьми – десяти футов.

– Здесь нигде нет лампы? – спросил я.

– Нам достаточно спички. Вот обо что я споткнулся.

Даже в темноте я увидел темное тело, лежащее поперек коридора.

– Мертвый человек? – предположил я.

– Нет, Фриц. – Запт чиркнул спичкой. – Мертвая собака. А вот и лампа. – Он протянул руку к маленькой керосиновой лампе на консоли, зажег ее, снял со стены и осветил то, что лежало в коридоре.

– Это Борис – любимая гончая короля, – произнес я все еще шепотом, хотя нигде не было никаких признаков слушателей.

Я хорошо знал этого пса. Он всегда сопровождал короля на охоту и выполнял все его приказы, но по отношению к другим людям его характер был непредсказуем. Как бы то ни было, de mortuis nil nisi bonum [2]2
  О мертвых – ничего, кроме хорошего (лат.).


[Закрыть]. Запт положил руку на голову пса. Во лбу было пулевое отверстие. Я кивнул, указав на правый бок собаки, куда угодила еще одна пуля.

– А теперь взгляните на это, – сказал комендант.

Во рту у пса был кусок серой ткани с оставшейся на нем роговой пуговицей. Я потянул кусок к себе, но Борис, даже мертвый, не отпускал его. Запт вытащил саблю и раздвинул острием челюсти собаки, позволив мне вытащить ткань.

– Лучше спрячьте это в карман, – посоветовал полковник. – Пошли.

Держа в одной руке лампу, а в другой обнаженную саблю, он перешагнул через тело собаки. Я вновь последовал за ним.

Мы подошли к двери комнаты, где Рудольф Рассендилл ужинал с нами в день первого приезда в Руританию и откуда он отправился на свою коронацию в Штрельзау. Справа находилась комната, где спал король, а дальше в том же направлении – кухня и погреба. Офицер или офицеры, сопровождавшие короля, обычно спали по другую сторону от столовой.

– Полагаю, мы должны все исследовать, – сказал Запт.

Несмотря на внешнее спокойствие, я слышал в его голосе с трудом сдерживаемое волнение. Но в этот момент слева от нас раздался тихий стон, а потом тянущийся звук, как будто человек полз по полу, волоча за собой ноги. Запт посветил лампой в этом направлении, и мы увидели лесника Герберта, приподнявшегося с пола, опираясь на руки.

– Кто здесь? – еле слышно спросил он.

– Вы нас знаете, приятель, – отозвался комендант, подойдя к нему. – Что здесь произошло?

Бедняга был очень слаб, и его мысли явно путались.

– Для меня охота закончена, – пробормотал он. – Я ранен в живот. О боже!

Его голова со стуком упала на пол.

Подбежав, я опустился на одно колено и прислонил его голову к моей ноге.

– Рассказывайте! – резко приказал Запт.

Медленно и неуверенно Герберт начал свое повествование, то и дело путаясь, запинаясь и останавливаясь, чтобы набраться сил. Но мы слушали, сдерживая нетерпение. Один раз я огляделся вокруг и увидел, что Джеймс, беспокоясь из-за нашего долгого отсутствия, прокрался в коридор и присоединился к нам. Запт не обратил на него внимания, прислушиваясь к словам, которые срывались с губ лесника. Вот его история – странный пример великих изменений, происшедших по ничтожному поводу.

Король поужинал и, пройдя в свою спальню, растянулся на кровати, где заснул, не раздеваясь. Герберт убрал со стола и выполнял другие мелкие обязанности, когда внезапно обнаружил, что рядом с ним стоит какой-то человек. Он недавно состоял на королевской службе и не узнал неожиданного визитера, но, по его словам, это был красивый смуглый мужчина среднего роста и «дворянин с головы до пят». На нем была охотничья куртка, а за поясом торчал револьвер. Одна его рука лежала на поясе, а в другой он держал маленькую квадратную коробку.

– Скажите королю, что я здесь. Он ожидает меня, – потребовал незнакомец.

Герберт, встревоженный внезапностью его появления и чувствующий себя виноватым в том, что оставил дверь незапертой, отскочил назад. Он не был вооружен, но, будучи крепким парнем, был готов защищать своего господина.

Руперт – несомненно, это был он – засмеялся и повторил:

– Приятель, король ожидает меня. Идите к нему и сообщите, что я здесь.

После чего он уселся на стол, болтая ногами.

Герберт, впечатленный властными манерами посетителя, стал пятиться к спальне, не сводя глаз с Руперта.

– Если король будет задавать вопросы, – добавил Руперт, – скажите, что я привез пакет и письмо.

Лесник поклонился и вошел в спальню. Король, проснувшись, заявил, что ничего не знает ни о письме, ни о пакете и не ожидает никакого посетителя. Встревоженный Герберт прошептал, что у незнакомца есть револьвер. Каковы бы ни были недостатки короля – да простит меня Бог, что я сужу строго о том, с кем так сурово обошлась судьба, – трусом он не был. Он соскочил с кровати, из-под которой тут же вылез пес, зевая и потягиваясь. Но, почуяв незнакомца, он глухо зарычал. В этот момент Руперт Гентцау, устав ждать или усомнившись, что его сообщение передали правильно, появился в дверях.

Ни король, ни Герберт не были вооружены – их охотничье оружие находилось в соседней комнате, дорогу куда загораживал Руперт. Я говорил, что король не был трусом, но, думаю, один вид Руперта пробудил в нем воспоминания о муках в темнице, ибо он отпрянул с криком:

– Вы!

Собака, инстинктивно поняв испуг хозяина, сердито заворчала.

– Вы ожидали меня, государь? – с поклоном спросил Руперт. Но на лице его играла улыбка – несомненно, его радовало зрелище тревоги короля. Внушать ужас доставляло ему удовольствие, тем более что далеко не каждому доводилось пробуждать страх в сердце монарха из династии Эльфбергов. Однако Руперту фон Гентцау это удавалось не раз.

– Нет, – пробормотал король и, взяв себя в руки, сердито осведомился: – Как вы осмелились явиться сюда?

– Значит, вы меня не ожидали? – воскликнул Руперт, в чью голову, очевидно, сразу же пришла мысль о ловушке.

Он наполовину вытащил револьвер из-за пояса – возможно, это было подсознательным движением, вызванным желанием убедиться в его присутствии. С тревожным криком Герберт заслонил своим телом короля, который опустился на кровать. Озадаченный Руперт, тем не менее продолжая улыбаться, двинулся вперед, сказав что-то о Ришенхайме, – Герберт толком не расслышал его.

– Отойдите назад! – приказал король.

Руперт остановился, а затем, словно повинуясь внезапной мысли, протянул коробку, которую держал в левой руке.

– Взгляните на это, государь, а потом мы поговорим.

– Что там такое? – шепнул король Герберту. – Подойдите и возьмите это!

Но Герберт колебался, боясь отойти от короля, которого прикрывал как щитом. Руперт не выдержал – если это ловушка, то каждая секунда промедления увеличивала опасность.

– Ловите, если боитесь подойти! – воскликнул он с презрительным смехом и бросил коробку в сторону короля и Герберта.

Эта дерзость привела к необычному результату. В ту же секунду Борис с рычанием прыгнул на посетителя. Руперт не заметил пса или не обращал на него внимания. С проклятием он выхватил револьвер и выстрелил. Должно быть, пуля раздробила собаке ключицу, но лишь ненадолго задержала прыжок. Огромный пес бросился Руперту на грудь, вынудив его опуститься на одно колено. Пакет валялся на полу. Король, тревожась за своего любимца, вскочил с кровати и побежал мимо Руперта в соседнюю комнату за оружием, Герберт последовал за ним. Но Руперт смог сбросить раненое слабеющее животное и тоже метнулся к двери, оказавшись лицом к лицу с Гербертом, который держал в руках рогатину, и королем с двустволкой. По словам Герберта, Руперт поднял левую руку, очевидно, прося его выслушать, но король прицелился в него. Одним прыжком Руперт спрятался за дверью, и пуля угодила в стену. Тогда Герберт бросился на него с рогатиной. Объяснения пришлось отложить – речь шла о жизни и смерти. Руперт без колебаний выстрелил в Герберта, смертельно его ранив. Король снова приложил ружье к плечу.

– Ну так получай, чертов дурень! – крикнул Руперт.

Ружье и револьвер выстрелили одновременно. Но Руперт, чьи нервы никогда его не подводили, попал в цель, а король промахнулся. Герберт видел, как Руперт задержался на момент с дымящимся револьвером в руке, глядя на лежащего на полу короля, а потом направился к двери. Хотел бы я видеть его лицо! Что оно выражало – триумф или досаду? Уверен, что не раскаяние!

Дойдя до двери, Руперт вышел из комнаты. Больше Герберт его не видел, но четвертый, бессловесный актер в драме, чья роль была столь краткой, взял на себя инициативу. То воя от мучительной боли, то рыча от ярости, Борис с трудом последовал за Рупертом. Герберт напряг слух, оторвав голову от пола. Послышались ругательства и звуки борьбы. Должно быть, Руперт успел повернуться и отразить прыжок искалеченного пса. Борис не смог добраться до горла врага, а только оторвал кусок одежды, который мы нашли у него в зубах. Потом раздался еще один выстрел, за которым последовали смех, быстро удаляющиеся шаги и хлопанье двери. Поняв, что Руперт убежал, Герберт пополз в коридор. Мысль о том, что глоток бренди придаст ему силы, заставила его повернуть в сторону погреба. Но сил не хватило, даже чтобы добраться туда, и бедняга свалился, не зная, жив его господин или мертв.

Герберт умолк. Я посмотрел на Запта. Полковник был бледен как призрак – морщины на его лице словно стали глубже. Никто из нас не произнес ни слова, но наши глаза говорили за нас: «Вот к чему привела устроенная нами ловушка! Это наши жертвы!»

– Король!.. – хрипло прошептал я, схватив Запта за руку.

– Да, король, – отозвался он.

Повернувшись, мы направились к двери в столовую. Внезапно почувствовав слабость, я ухватился за коменданта. Он помог мне удержаться на ногах и распахнул дверь. В комнате сильно пахло порохом – казалось, дым вьется кольцами вокруг канделябра, делая свет тусклым. Джеймс, взяв лампу, последовал за нами. Но короля не было в столовой. Во мне пробудилась надежда. Значит, он не убит! Ощущая прилив сил, я метнулся к спальне. Здесь свет тоже был тусклым, и я попросил принести лампу. Запт и Джеймс подошли вместе, глядя в дверной проем поверх моего плеча.

Король лицом вниз лежал на полу около кровати. Очевидно, он приполз туда, ища место для отдыха. Какое-то время мы молча смотрели на него, потом, побуждаемые общим импульсом, двинулись вперед, но робко, словно приближаясь к трону самой смерти. Я первый опустился на колени рядом с королем и приподнял его голову. Изо рта у него недавно шла кровь, но сейчас кровотечение прекратилось. Он был мертв.

Я почувствовал на своем плече руку Запта – другая его рука указывала на пол. Посмотрев туда, я увидел в руке короля залитую кровью коробочку, которую я привез в Винтенберг, а Руперт – этим вечером в охотничий домик. В последние минуты король искал не отдыха, а эту коробочку. Наклонившись, я разжал его пальцы, еще гибкие и теплые. Запт наклонился тоже.

– Она открыта? – шепотом спросил он.

Шнурок был завязан, а печать не сломана. Секрет пережил короля, который умер, не узнав его. Я поднес руку к глазам – мои ресницы были влажными.

– Она открыта? – повторил Запт, который не мог толком разглядеть коробочку при тусклом свете.

– Нет, – ответил я.

– Слава богу!

Голос Запта был непривычно мягким.

Глава IX
Король в охотничьем домике

Момент потрясения вызывает одни мысли, а последующие размышления – другие. Я не считаю убийство короля величайшим грехом Руперта фон Гентцау. Конечно, это был поступок человека, который не останавливается ни перед чем и для которого нет ничего святого, но когда я думаю о рассказе Герберта и об обстоятельствах, приведших к убийству, оно кажется мне в какой-то мере навязанным ему судьбой, следующей за нами по пятам. Руперт не намеревался причинить королю вред – можно сказать, он хотел оказать ему услугу, какими бы ни были его мотивы – и выстрелил в него из самозащиты. Неведение короля о его миссии, усердие честного Герберта и характер пса Бориса вынудили Руперта к непреднамеренному акту против его же интересов. Вся вина Руперта в том, что он предпочел смерть короля своей собственной – возможно, для большинства людей это преступление, но оно едва ли заслуживает места в каталоге Руперта. Все это я могу признать теперь, но той ночью, с лежащим перед нами мертвым телом и еще звучащим в наших ушах жалобным голосом Герберта, было нелегко прийти к подобным выводам. Сердца наши жаждали мщения, хотя мы сами послужили королю не лучше. Не исключено, что мы надеялись заглушить угрызения совести громкими проклятиями по адресу Руперта или надеялись частично искупить вину перед нашим господином, осуществив быструю расправу над его убийцей. Не знаю, что чувствовали остальные, но моим доминирующим импульсом было, не теряя ни минуты, объявить о преступлении Руперта, чтобы каждый человек в Руритании, оставив свою работу, развлечение или постель, стал бы преследовать графа фон Гентцау, дабы взять его живым или мертвым. Помню, что я подошел к Запту, взял его за руку и сказал:

– Мы должны поднять тревогу. Если вы отправитесь в Зенду, я поеду в Штрельзау.

– Тревогу? – переспросил он, подняв взгляд и потянув себя за ус.

– Да. Когда об убийстве станет известно, каждый человек в королевстве будет искать Руперта, и ему не спастись.

– Значит, вы хотите, чтобы его схватили? – осведомился комендант.

– Конечно! – воскликнул я.

Запт бросил взгляд на слугу мистера Рассендилла. Джеймс с моей помощью уложил тело короля на кровать и помог раненому леснику добраться до койки. Сейчас он молча стоял рядом с комендантом, но при этом понимающе кивнул. Эти двое хорошо подходили друг другу – они знали свое дело, и их было нелегко сбить с толку.

– Да, вероятно, его схватят или убьют, – промолвил Запт.

– Тогда давайте сделаем это! – воскликнул я.

– Когда при нем письмо королевы?

Я совсем забыл о письме.

– Коробка у нас, но письмо все еще у него, – напомнил Запт.

И в самом деле, Руперт оставил здесь коробку (трудно сказать, в результате спешки, беспечности или злого умысла), но письмо оставалось у него. Взятый живым, он бы использовал это мощное оружие, чтобы спасти свою жизнь или отомстить, а если бы письмо нашли на его мертвом теле, оно громко заговорило бы на весь мир. Руперта вновь защищало его преступление: пока письмо у него, он должен был оставаться неприкосновенным для всех атак, кроме непосредственно наших. Мы жаждали его смерти, но были вынуждены стать его телохранителями и скорее умереть, защищая его, чем позволить кому-то, кроме нас, к нему прикоснуться. Нам нельзя было ни прибегать к открытым мерам, ни искать союзников. Все это промелькнуло у меня в голове после слов Запта. Я понимал, что комендант и Джеймс никогда об этом не забывали, но понятия не имел, что нам делать. Ибо король Руритании был мертв.

Прошло более часа после нашего печального открытия – время приближалось к полуночи. Если бы все прошло хорошо, мы бы уже возвращались в замок. Руперт, должно быть, находился за много миль от места своего преступления, а мистер Рассендилл искал своего врага в Штрельзау.

– Но что же нам делать с… с этим? – спросил я, указав пальцем на кровать за открытой дверью.

Запт снова потянул себя за ус, затем стиснул рукоятку сабли, торчащей между коленями, и склонился вперед на стуле.

– Ничего, – ответил он, – пока мы не завладеем письмом.

– Но это невозможно! – воскликнул я.

– Пока что да, – задумчиво отозвался полковник. – Но это может стать возможным, если мы схватим Руперта завтра или хотя бы в течение двух дней. Дайте мне письмо, и я обеспечу его сокрытие. Разве не факт, что многие преступления остались нераскрытыми из страха, что преступник заговорит?

– Вы что-нибудь придумаете, сэр, – заверил его Джеймс.

– Да, Джеймс, придумаю, или ваш хозяин сделает это вместо меня. Но в любом случае, письмо не должно быть найдено. Пусть говорят, что мы сами убили короля, но…

Я схватил его за руку.

– Вы не сомневаетесь, что я с вами?

– Ни на мгновение, Фриц.

– Тогда как нам это осуществить?

Мы с Заптом придвинулись друг к другу; Джеймс склонился над стулом коменданта.

Керосин в лампе почти истощился, и свет стал совсем тусклым. Бедный Герберт, кому мы были не в силах помочь, тихо застонал. Мне стыдно вспоминать, как мало мы думали о нем, но великие планы заставляют их участников забывать о гуманности – жизнь человека не значит ничего в сравнении с очком в игре. Кроме его стонов – все более редких и слабых – только наши голоса нарушали тишину охотничьего домика.

– Королева должна все знать, – сказал Запт. – Пусть остается в Зенде и сообщит, что король задержится в домике на день-два. Вы, Фриц, поедете в замок, а Берненштейн поскачет в Штрельзау и найдет Рудольфа Рассендилла. Потом вам троим придется разыскать Руперта и отнять у него письмо. Если Руперта нет в городе, найдите Ришенхайма и заставьте его сказать, где его кузен, – мы знаем, что Ришенхайма можно убедить. А если Руперт там, мне незачем объяснять вам и Рудольфу, что делать.

– А вы?

– Джеймс и я останемся здесь. Если кто-нибудь появится, мы скажем, что король болен. А если поползут слухи и соберется толпа, ее придется впустить.

– А тело?

– Утром, когда вы уедете, мы выроем временную могилу – вернее, две. – Запт указал пальцем в сторону бедняги Герберта и мрачно улыбнулся, – или даже три, так как нашего друга Бориса тоже нужно убрать с глаз долой.

– Вы похороните короля?

– Не слишком глубоко, чтобы можно было вырыть его впоследствии. У вас есть лучший план, Фриц?

У меня не было никакого плана, но план Запта мне не слишком нравился. Все же он гарантировал нам по крайней мере сутки, в течение которых можно сохранять тайну. Конечно, рано или поздно нам придется предъявить мертвого короля, но, возможно, за время отсрочки нам удастся схватить Руперта. Что еще нам оставалось? Теперь нам угрожала куда большая опасность, чем до сих пор. Ранее самым худшим, чего мы опасались, было то, что письмо попадет в руки короля. Этого не произошло. Но будет куда хуже, если письмо найдут у Руперта и все королевство – нет, вся Европа узнает, что оно написано той, кто стала теперь правящей королевой Руритании. Чтобы спасти ее от этого, никакие меры не казались слишком отчаянными, никакой план – слишком рискованным. Даже если, как сказал Запт, нам придется держать ответ за смерть короля, это не должно нас останавливать. Поскольку моя небрежность повлекла за собой цепь катастроф, я был последним, кто мог бы колебаться. В случае надобности я был готов пожертвовать своей жизнью и даже своей честью в глазах общества.

Итак, план был составлен. Место для временной могилы короля мы выбрали под полом в винном погребе. После смерти бедняги Герберта его можно было похоронить во дворе за домом, а для Бориса предназначили место под деревьями, где были привязаны наши лошади. Поднявшись, я услышал жалобный голос лесника, обращавшегося ко мне. Несчастный парень хорошо знал меня и просил, чтобы я посидел рядом с ним. Думаю, Запт хотел, чтобы я его оставил, но я не мог отказать человеку в последней просьбе, пусть даже это означало потерю нескольких драгоценных минут. Конец был близок, и я делал все, чтобы облегчить его страдания. Герберт держался мужественно, и то, как этот скромный человек встречал свою кончину, укрепляло и нашу решительность. Даже полковник перестал проявлять нетерпение и позволил мне дождаться, пока я смог закрыть бедняге глаза.

Было почти пять утра, когда я простился с ними и сел на лошадь. Полковник и Джеймс отвязали своих лошадей и повели их к конюшне за домиком. Я помахал им и поскакал назад в замок. Светало; воздух был свежим и чистым. Новый день приносил новые надежды, отгоняя страхи; мои нервы начали успокаиваться. Лошадь легко скакала по тропе. Все это не позволяло впадать в уныние, сомневаться в быстроте мысли, силе руки и благосклонности фортуны.

Впереди появился замок, и я приветствовал его радостным криком, отозвавшимся эхом среди деревьев. Но вскоре я издал удивленный возглас, приподнявшись в седле и глядя на верхушку донжона. Флагшток был пуст – королевский штандарт, развевавшийся вчера вечером на ветру, исчез. По древнему обычаю, флаг висел на флагштоке, когда король или королева находились в замке. Больше он не должен был развеваться для Рудольфа V, но почему он не возвещал о присутствии королевы Флавии?

Я пришпорил лошадь, опасаясь нового удара судьбы.

Через четверть часа я был у дверей. Навстречу выбежал слуга, и я быстро спешился. Стянув перчатки, я смахнул ими пыль с сапог, попросил конюха позаботиться о лошади и повернулся к лакею.

– Как только королева оденется, узнайте, может ли она принять меня. У меня сообщение от его величества.

Парень выглядел слегка озадаченным, но в этот момент Герман, мажордом короля, подошел к двери.

– Разве комендант не с вами, ваша милость? – спросил он.

– Нет, комендант остался с королем в охотничьем домике, – ответил я беспечным тоном, отнюдь не соответствующим моим чувствам. – У меня сообщение для ее величества, Герман. Узнайте у кого-нибудь из женщин, когда она меня примет.

– Королевы нет в замке, – сказал мажордом. – В пять утра она вышла из комнаты полностью одетая, послала за лейтенантом фон Берненштейном и объявила, что уезжает. Как вам известно, почтовый поезд отходит в шесть. – Герман посмотрел на часы. – Да, королева только что отбыла со станции.

– Куда? – спросил я.

– В Штрельзау. Она взяла с собой только одну фрейлину и лейтенанта фон Берненштейна. Суета была жуткая – всем пришлось встать, готовить карету, посылать сообщение на станцию…

– И королева не назвала никакой причины отъезда?

– Нет, ваша милость. Она оставила мне письмо для коменданта, которое велела передать ему в собственные руки, как только он вернется в замок. Королева сказала, что в письме важное сообщение для короля, и его можно доверить только лично полковнику Запту. Разве вы не заметили, ваша милость, что флаг спущен?

– Я не смотрел на донжон, – солгал я. – Дайте-ка мне письмо.

Понимая, что в письме находится ключ к этой новой загадке, я решил без промедления доставить его Запту.

– Письмо, ваша милость? Прошу прощения, но вы ведь не комендант. – Он улыбнулся.

– Верно, – согласился я, кисло улыбнувшись в ответ. – Я не комендант, но сейчас поеду к нему. Король приказал мне вернуться, как только я повидаю королеву, а так как ее величества нет здесь, я поеду назад в охотничий домик, как только мне оседлают свежую лошадь. А комендант сейчас в домике. Так что давайте письмо!

– Я не могу отдать его вам, ваша милость. Приказы ее величества были точными.

– Чепуха! Если бы королева знала, что приеду я, а не комендант, она бы поручила мне доставить ему письмо.

– Мне об этом ничего не известно, ваша милость. Ее распоряжения были недвусмысленными, и она не любит, когда ей не повинуются.

Конюх увел лошадь, а лакей исчез. Герман и я остались наедине.

– Дайте мне письмо! – потребовал я, чувствуя, что теряю самообладание.

Очевидно, Герман тоже это почувствовал и шагнул назад, прижимая руку к груди кружевного камзола. Жест выдал местонахождение письма – забыв об осторожности, я бросился на него, заломил ему руку за спину, другой рукой схватил за горло, потом залез ему в карман и достал письмо. Отпустив бедного мажордома, чьи глаза вылезали из орбит, я дал ему пару золотых монет.

– Письмо срочное, болван! – сказал я ему. – Помалкивайте об этом.

Не тратя время на изучение его красной изумленной физиономии, я повернулся и побежал к конюшням. Через пять минут я уже сидел на свежей лошади, а еще через минуту мчался сломя голову к охотничьему домику. Герман до сих пор помнит мою хватку, хотя давно истратил золотые монеты.