Текст книги "Пленник Зенды. Месть Руперта (сборник)"

– Сейчас он уже должен быть в том доме!

Наш путь не проходил мимо дома 19 по Кёнигштрассе, и мы подъехали ко дворцу без каких-либо новостей о нашем отсутствующем лидере (я называю его так, поскольку мы все, начиная с королевы, считали его таковым). Больше она не говорила о нем, но ее взгляд неотступно следовал за мной, словно моля о какой-то услуге. Берненштейн и раскаявшийся граф исчезли, но, зная, что они вместе, я не тревожился – лейтенант позаботится, чтобы его компаньон не замышлял измены. Но я сидел как на иголках в ожидании известий с Кёнигштрассе. Прошло два часа с тех пор, как Рудольф Рассендилл расстался с нами, но от него до сих пор не поступило ни слова. Королева держала за руку мою жену, а я сел в другом конце комнаты, думая, что они желают поговорить наедине, хотя обе молчали. Наконец я не выдержал и подошел к ним.

– Вы нуждаетесь в моем присутствии, мадам, или позволите мне ненадолго удалиться? – спросил я.

Королева слегка вздрогнула, как будто я неожиданно вторгся в ее мысли.

– Куда вы собираетесь пойти, Фриц?

– На Кёнигштрассе.

К моему удивлению, она встала и схватила меня за руку.

– Благослови вас Бог, Фриц! Вряд ли я смогла бы и дальше выносить это ожидание, но боялась просить вас отправиться туда. Идите, друг мой, и принесите мне новости о нем. О, Фриц, мне кажется, я снова вижу этот сон!

Моя жена смотрела на меня с улыбкой на дрожащих губах.

– Ты зайдешь в дом, Фриц? – спросила она.

– Нет, если не будет надобности, дорогая, – ответил я. Хельга поцеловала меня.

– Иди, если хочешь, – сказала она и попыталась улыбнуться королеве, как будто сама посылала меня с рискованной миссией.

– Я бы могла быть такой женой, Фриц, – прошептала королева.

Мне было нечего сказать. В беспомощной отваге женщин есть нечто обескураживающее меня. Мы работаем и сражаемся, а они сидят и ждут. Теперь я понимаю, что это гораздо труднее.

Я переоделся в штатское и положил в карман револьвер. Потом я вышел из дворца и направился пешком к Кёнигштрассе.

Полдень давно миновал, но многие обедали, и улицы не были переполнены. Меня узнали не более двух-трех человек. Нигде не было никаких признаков волнения, и знамена по-прежнему развевались на флагштоках. Запт хранил свою тайну – жители Штрельзау все еще думали, что их король жив и находится среди них. Я боялся, что прибытие Рудольфа могли заметить, и ожидал увидеть возле дома толпу. Но когда я добрался туда, там было не больше десяти – двенадцати праздношатающихся. Я тоже начал шагать взад-вперед с беспечным видом.

Однако вскоре произошли изменения. Рабочие и служащие, закончив обед, стали выходить из домов и ресторанов. Зеваки возле дома 19 обращались к некоторым из них. Многие отвечали: «В самом деле?», качали головой, улыбались и шли дальше – у них не было времени глазеть на короля. Но некоторые оставались ждать, куря сигары, сигареты и трубки, болтая друг с другом и посматривая на часы. Постепенно толпа увеличилась до пары сотен. Я прекратил ходьбу, так как тротуар был переполнен, и стал держаться на краю толпы, покуривая сигару. Внезапно я ощутил на плече чью-то руку. Повернувшись, я увидел Берненштейна в мундире. Рядом с ним стоял Ришенхайм.

– Значит, вы тоже здесь? – сказал я. – Ну, вроде бы пока ничего не происходит.

Дом 19 не подавал признаков жизни. Ставни и дверь были закрыты – лавка сегодня не работала.

Берненштейн с улыбкой кивнул. Его спутник не обратил внимания на мои слова – он явно пребывал в состоянии крайнего возбуждения, не сводя глаз с двери дома. Я собирался обратиться к нему, когда мой взгляд привлекла чья-то голова, мелькающая в толпе зевак.

На голове этой красовалась надвинутая на лоб широкополая коричневая шляпа, из-под которой виднелась белая повязка. Лица я не видел, но череп в форме пули показался мне знакомым. Я не сомневался, что человек с повязкой – Бауэр. Ничего не сказав Берненштейну, я начал потихоньку двигаться вдоль края толпы. Я слышал, как кто-то говорил, что это чепуха, что короля здесь нет, да и что ему делать в таком доме? Один из зевак ответил, что понятия не имеет, зачем королю туда приходить, но он видел, как король или его двойник вошел в дом и пока оттуда не выходил. Я жалел, что не могу назвать себя и убедить их разойтись, но мое присутствие могло послужить дополнительным указанием на то, что король находится в доме. Поэтому я держался с краю и незаметно подбирался к забинтованной голове. Очевидно, травма Бауэра не была настолько серьезной, чтобы помешать ему покинуть лечебницу, куда его поместила полиция. Теперь он пришел, как и я, ждать исхода визита Рудольфа в дом на Кёнигштрассе.

Бауэр не видел меня, поскольку смотрел на дом 19 так же внимательно, как Ришенхайм. Я не мог забыть слов Берненштейна о том, что теперь остался только Бауэр. Если бы нам удалось обезвредить его, исчезли бы все препятствия к осуществлению плана, о котором думали мы все.

Бауэр продолжал смотреть на дом. Я осторожно подкрался к нему сзади. Его правая рука была в кармане брюк, оставляя пространство между сгибом локтя и телом. Я просунул туда левую руку и согнул ее. Бауэр повернулся и увидел меня.

– Мы снова встретились, Бауэр, – сказал я.

Какой-то момент он тупо на меня глазел.

– Вы тоже надеетесь увидеть короля? – продолжал я.

Бауэр начал приходить в себя. Его рот расплылся в хитрой улыбке.

– Короля? – переспросил он.

– Ведь он в Штрельзау, не так ли? Кто повредил вам голову?

Бауэр тщетно попытался освободить руку.

– Где мой чемодан? – осведомился я.

Не знаю, что бы он ответил, так как в этот момент в доме послышался шум. Казалось, кто-то бежит к двери. Затем визгливый женский голос начал браниться. Ему ответил другой, сердитый крик молодой девушки. Отпустив Бауэра, я поспешил к дому.

Обернувшись, я увидел, что перевязанная голова быстро удаляется. У меня не было времени следить за ним, так как я увидел двух мужчин, пробирающихся сквозь толпу, не обращая внимания на упреки и брань. Это были лейтенант и Ришенхайм. Без колебаний я последовал их примеру. Люди неохотно или испуганно расступались перед нами. Мы втроем уже были в первом ряду толпы, когда дверь открылась и из дома выбежала девушка. Ее волосы были растрепаны, лицо бледно, а взгляд полон тревоги. Она остановилась на пороге, глядя на толпу, которая, словно по волшебству, увеличилась втрое, и, едва сознавая, что делает, громко закричала:

– Помогите! Король! Король!

Глава XVII
Руперт и лицедей

Перед моим мысленным взором часто предстает видение молодого Руперта, стоящего там, где оставил его Ришенхайм, ожидая возвращения своего сообщника и каких-либо знаков, которые возвестили бы Штрельзау о смерти короля. Память четко сохраняет его образ, хотя время стирает образы куда лучших людей, а также положение, в котором он пребывал тем утром. За исключением Ришенхайма, оказавшегося сломанным тростником, и Бауэра, исчезнувшего неизвестно куда, Руперт выступал в одиночку против королевства, фактически лишенного главы, и целой группы решительных людей, не ведающих мира и покоя в борьбе с врагом. Руперта защищали только его быстрый ум, отчаянная смелость и владение тайной. Он не мог бежать без тех денег, которые обещал предоставить ему кузен, а противники в любой момент могли объявить о смерти короля и натравить на него весь город. Люди, подобные Руперту, не раскаиваются, но не исключено, что он сожалел о предприятии, которое завело его так далеко и принудило к таким отчаянным действиям. Однако тем, кто знал Руперта, казалось привычным то, что на его полных губах всегда играет улыбка. Конечно, Руперт был для меня слишком сильным противником, но я бы хотел столкнуться с ним один на один в его доме. Впрочем, я думаю, что сам он не желал бы ничего лучшего, как снова скрестить шпагу с Рудольфом Рассендиллом и поставить на кон свою судьбу.

Старуха внизу готовила жаркое к обеду и ворчала себе под нос, жалуясь, что граф Люцау-Ришенхайм так далеко, а мошенник Бауэр пьет в какой-то забегаловке. Сквозь открытую дверь кухни можно было видеть Розу, скребущую плитки пола. Ее щеки раскраснелись, а глаза блестели – время от времени она прерывала работу и прислушивалась. Время, когда она могла понадобиться королю, миновало, но он так и не появился. Старуха не подозревала о мыслях дочери – ее собственные мысли были заняты отсутствием Бауэра, а девушка думала только о короле. Она сохранила бы его секрет даже ценой собственной жизни – он был добр и любезен с ней, и Роза предпочитала его всем мужчинам в Штрельзау. Бауэр просто неотесанный парень, а граф Гентцау хоть и красив, но красотой дьявола. Король доверял ей, и она бы скорее умерла, чем позволила причинить ему вред.

Послышался стук колес – карета остановилась неподалеку и поехала дальше, мимо дома 19. Девушка вскинула голову, но старуха, занятая стряпней, не обратила на нее внимания. Навострившая уши Роза услышала быстро приближающиеся шаги, потом в дверь постучали – за первым громким ударом последовали пять тихих. Старуха бросила ложку в горшок, сняла жаркое с огня и повернулась.

– Вот, наконец, и этот плут! Открой ему, Роза.

Девушка уже бежала по коридору. Дверь открылась и закрылась опять. Старуха заковыляла к порогу кухни. В коридоре и лавке было темно из-за закрытых ставней, но фигура рядом с девушкой была выше Бауэра.

– Кто там? – крикнула матушка Хольф. – Лавка сегодня закрыта, вы не можете войти!

– Но я уже вошел, – последовал ответ, и Рудольф шагнул к ней.

Девушка следовала за ним, возбужденно сверкая глазами.

– Вы меня знаете? – спросил Рудольф, подойдя к старухе и улыбаясь ей.

Стоя в тускло освещенном коридоре, матушка Хольф была озадачена. Она знала историю мистера Рассендилла, знала она и о том, почему он снова в Руритании, поэтому ее не удивило его присутствие в Штрельзау. Но ей было неизвестно, что Руперт убил короля, и она не видела короля вблизи со времени его болезни, а отсутствие бороды увеличивало сходство между ним и Рудольфом. Поэтому она не могла определить, кто обращается к ней – Рудольф или его двойник.

– Кто вы? – резко осведомилась старуха.

– Ну, это… – Роза оборвала фразу, вдруг сообразив, что король, возможно, хотел сохранить свое инкогнито.

Рудольф кивнул девушке:

– Скажите ей, кто я.

– Это король, мама, – прошептала Роза.

– Если король жив, то я король, – подтвердил Рудольф.

Полагаю, он хотел выяснить, что известно старухе.

Матушка Хольф молча уставилась на него. В замешательстве она забыла спросить, каким образом он узнал сигнал, позволивший ему войти.

– Я пришел повидать графа Гентцау, – продолжал Рудольф. – Проводите меня к нему.

Старуха преградила ему дорогу, упершись руками в бока.

– Графа здесь нет. Никто не может его видеть, – заявила она.

– Даже сам король?

– А вы действительно король?

Роза засмеялась.

– Мама, ты же видела короля сто раз!

– Король или его призрак – какая разница? – беспечным тоном промолвил Рудольф.

Старуха отпрянула.

– Его призрак? Разве он…

– Это настоящий король, мама! – уверяла девушка. – Вы не слишком похожи на призрак, государь.

Старуха прислонилась к дверному косяку. Ее грудь тяжело вздымалась под грубой тканью платья. Что, если с королем что-то случилось, и это в самом деле его призрак? А если это другой человек?

– Помоги нам Боже! – испуганно пробормотала она.

– Поможет, не сомневайтесь, – сказал Рудольф Рассендилл. – Где граф Руперт?

Тревога матери передалась девушке.

– Он на чердаке, государь, – прошептала она, переводя взгляд с матери на Рудольфа.

Ее слов было достаточно. Рудольф проскользнул мимо старухи и начал подниматься по лестнице.

Обе женщины наблюдали за ним: матушка Хольф – как зачарованная, а Роза – с тревогой, но в то же время с торжеством: она сделала то, о чем просил ее король. Рудольф поднялся на первую площадку и скрылся из поля зрения. Старуха, ругаясь и бормоча, вернулась в кухню, поставила жаркое на огонь и стала его помешивать, глядя на пламя, а не на горшок. Девушка посмотрела на мать, удивляясь, что та не следит за жарким, и не догадываясь, что старуха вращает ложку чисто машинально. Потом она начала быстро, но бесшумно подниматься следом за Рудольфом Рассендиллом. На мгновение Роза замешкалась и оглянулась – старуха по-прежнему делала вращательные движения толстой рукой. Девушка тотчас продолжила свой подъем и вдруг отступила, чуть не налетев на короля. Он стоял на верхней площадке у двери чердака, где жил Руперт Гентцау, положив одну руку на задвижку, а другую держа в кармане куртки. Из комнаты не доносилось ни звука – возможно, Руперт услышал шаги снаружи и притаился. Рудольф открыл дверь и шагнул в комнату. Запыхавшаяся Роза взбежала по оставшимся ступенькам и, подойдя к двери, стала прислушиваться, стараясь разглядеть происходящее внутри сквозь трещины в панели.

Руперт фон Гентцау не подумал о призраке человека, которого он убил, и не удивился при виде Рудольфа Рассендилла. Он уже знал со слов Ришенхайма, что старинный враг снова идет по его следу.

Я уверен, что Руперт скорее радовался, нежели досадовал по этому поводу. Когда Рудольф вошел, он отходил от окна к столу.

– А, лицедей! – сказал Руперт, блеснув зубами и держа, как и Рудольф, руку в кармане.

Мистер Рассендилл признавался, что в былые дни его злило, когда Рупертт именовал его лицедеем. Но сейчас он стал старше, и вывести его из себя было не так легко.

– Да, лицедей, – с улыбкой ответил он. – Хотя на сей раз с более краткой ролью.

– Какая же роль у вас сегодня? Разве не та же – короля с картонной короной? – осведомился Руперт, присев на край стола. – В Руритании все делается по-честному: вы получили корону из картона, а я, хотя и будучи скромным человеком, надел на голову другого небесную корону. Но, возможно, вы об этом не знаете?

– Отлично знаю.

– Я не требую славы. Это в большей степени заслуга пса, чем моя, – беспечно произнес Руперт. – Как бы то ни было, он мертв, и с этим ничего не поделаешь. Так что же вам нужно, лицедей?

Повторение последнего, загадочного для нее слова заставило Розу сильнее напрячь зрение и слух. И что подразумевал граф под «другим» и «небесной короной»?

– Почему бы вам не называть меня королем? – спросил Рудольф.

– Так вас называют в Штрельзау?

– Да, те, кто знает, что я здесь.

– Сколько же их?

– Несколько дюжин.

– И поэтому, – Руперт махнул рукой в сторону окна, – город спокоен и флаги развеваются?

– А вы ждали, что их спустят?

– Человеку нравится, когда его деяния замечают. Но я могу сделать так, что флаги спустят, когда я захочу.

– Сообщив ваши новости? Будет ли это полезно для вас?

– Нет, не таким способом. Поскольку у короля две жизни, было бы естественно, если бы у него оказалось две смерти.

– А когда с ним произойдет вторая?

– Я буду мирно жить, друг мой, благодаря определенному источнику дохода, коим я располагаю. – Он постучал по нагрудному карману с вызывающим смехом. – В наши дни даже королевам следует быть осторожными со своими письмами. Мы живем в высокоморальное время.

– Это не ваша заслуга, – заметил Рудольф.

– Позвольте с вами не согласиться. Но вы становитесь утомительным, лицедей. Что вам нужно?

Лицо Рудольфа приняло серьезное выражение. Он подошел к столу и тихо произнес:

– Вы остались в одиночестве, граф. Ришенхайм в плену, а с вашим мошенником Бауэром я повстречался прошлой ночью и проломил ему голову.

– Вот как?

– Письмо в ваших руках. Если вы отдадите его, я клянусь честью, что сохраню вам жизнь.

– Значит, вы не жаждете моей крови, великодушный лицедей?

– Настолько не жажду, что предлагаю вам жизнь, – ответил Рудольф Рассендилл. – Ваш план потерпел неудачу, так что отдайте письмо.

Руперт задумчиво посмотрел на него.

– Вы гарантируете мне безопасность, если я отдам его вам?

– Да – в крепости, где доверенные люди будут вас охранять.

– И сколько же времени я там пробуду?

– Надеюсь, что много лет, мой дорогой граф.

– Фактически до конца дней?

– Небеса предоставили людям вашу судьбу. Отпустить вас на свободу едва ли возможно.

– Так вот в чем состоит ваше предложение?

– Это максимум снисходительности.

Руперт расхохотался наполовину вызывающе, но в то же время не без искреннего веселья. Потом он зажег сигарету и снова сел на стол, покуривая и улыбаясь.

– Я был бы не прав, злоупотребляя вашей добротой, – сказал Руперт и, желая показать мистеру Рассендиллу, как наскучило ему его присутствие, поднял руки над головой, зевая и потягиваясь.

Но на этот раз он пересолил. Внезапным быстрым движением Рудольф метнулся к столу, стиснул запястья Руперта и потянул их назад, пока голова и туловище графа не оказались прижатыми к поверхности стола. Оба молчали – каждый слышал дыхание противника и ощущал его на своем лице. Девушка снаружи видела движение Рудольфа, но щель в двери не позволяла ей разглядеть, где двое мужчин находились теперь. Рудольф начал медленно подтягивать одну руку врага к другой. Руперт отчаянно сопротивлялся. Казалось, его руки могут вот-вот сломаться, но наконец они стали сближаться, покуда запястья и локти не соприкоснулись. На лбу обоих противников выступили капли пота. Длинные пальцы правой руки Рудольфа сжимали запястья Руперта; левую он опустил.

Могла ли одна рука удерживать две? Улыбка на губах мистера Рассендилла давала утвердительный ответ. Его свободная левая рука метнулась к груди куртки Руперта. Та же куртка была на графе в охотничьем домике – она была разорвана в нескольких местах зубами собаки. Рудольф разорвал ее еще сильнее и запустил руку внутрь.

– Будьте вы прокляты! – зарычал Руперт Гентцау.

Но мистер Рассендилл продолжал улыбаться. Потом он вытащил письмо и устремил взгляд на печать королевы. Воспользовавшись тем, что хватка Рудольфа на момент ослабела, Руперт невероятным усилием смог освободиться. Мистер Рассендилл едва успел отскочить назад со своей добычей. В следующую секунду он выхватил револьвер, но дуло револьвера Руперта уже было направлено ему в лицо. Противников разделяло не более трех-четырех футов.

О Руперте Гентцау можно сказать много плохого – его пороки препятствовали милосердию, которое, как нас учили, нужно проявлять ко всем людям. Но ни я, ни другие, знавшие графа, не могли обвинить его в трусости и боязни смерти. Не эти чувства, а холодный расчет удерживали в тот момент его руку. Даже если он победит на дуэли, звуки выстрелов значительно уменьшат его шансы на спасение. Кроме того, Руперт был знаменитым фехтовальщиком и не сомневался, что в этом искусстве превосходит мистера Рассендилла. Сталь сулила ему более вероятную перспективу победы и надежду на бегство. Поэтому он сказал, не спуская курок, но продолжая целиться:

– Я не уличный забияка и не силен в потасовках. Почему бы нам не сразиться, как джентльменам? В том футляре есть пара клинков.

Мистер Рассендилл, в свою очередь, не забывал об опасности, все еще нависающей над королевой. Убийство Руперта не спасло бы ее, если бы он сам был застрелен или тяжело ранен. Мертвый или беспомощный, он не смог бы уничтожить письмо, а пока револьвер Руперта был направлен ему в сердце, Рудольф не мог ни разорвать его, ни бросить в огонь камина, находившегося на другом конце комнаты. В то же время мистер Рассендилл не боялся дуэли на саблях, так как практиковался и увеличил свой фехтовальный опыт со времени первого пребывания в Штрельзау.

– Как вам угодно, – ответил он. – Если мы уладим дело здесь и сейчас, способ мне безразличен.

– Тогда положите ваш револьвер на стол, а я положу свой рядом с ним.

– Прошу прощения, – улыбнулся Рудольф, – но вам придется положить свой револьвер первому.

– Выходит, я должен довериться вам, когда вы не доверяете мне!

– Вот именно. Вы знаете, что можете мне доверять и что я не могу доверять вам.

Лицо Руперта Гентцау внезапно исказила гримаса ярости. Бывали мгновения, когда он ясно читал в чужих глазах или понимал по ответам других то, как на самом деле относятся к нему достойные люди. Я уверен, что он свирепо ненавидел мистера Рассендилла не за то, что тот мешал его планам, а потому, что Рудольф являл собой совершенно чуждую ему сторону человеческой сущности. Брови Руперта сдвинулись, а губы плотно сжались.

– Хотя вы не выстрелите, но уничтожите письмо, – усмехнулся граф. – Я знаю ваши благородные намерения.

– Снова прошу прощения, но вы отлично знаете, что я не прикоснулся бы к письму, даже если бы за дверью был весь Штрельзау.

Пробормотав ругательство, Руперт бросил револьвер на стол. Рудольф положил свой туда же. Потом он взял оба револьвера и, подойдя к каминной полке, поместил их на нее, а между ними положил письмо королевы. В очаге полыхал огонь, и одного движения его руки было достаточно, чтобы бросить туда письмо. Но Рудольф с улыбкой повернулся к Руперту.

– Теперь мы возобновим поединок, который прервал Фриц фон Тарленхайм в лесу Зенды?

Они сознательно говорили негромко, хотя в одном голосе звучала решимость, а в другом гнев. Девушка за дверью могла слышать только отдельные слова, но внезапно сквозь щель в двери блеснула сталь. Вскрикнув, она продолжала смотреть и слушать. Руперт Гентцау достал пару сабель и положил их на стол. С легким поклоном Рудольф взял одну из них, и оба стали в позицию. Внезапно Руперт опустил клинок. Он перестал хмуриться и заговорил обычным небрежным тоном:

– Возможно, мы позволяем нашим чувствам увлечь нас слишком далеко. Вы намерены стать королем Руритании? Если так, я готов быть самым верным из ваших подданных.

– Вы оказываете мне честь, граф.

– Конечно, при условии, что я буду одним из самых богатых и высокопоставленных. Король мертв – он жил и умер как глупец. Место свободно. Мертвец не имеет на него никаких прав. Забирайте его трон и его жену! Тогда вы сможете расплатиться со мной. Или вы все еще чересчур добродетельны? Господи, как же мало некоторые люди знают о мире, в котором живут! Если бы мне представился такой шанс, как вам!

– Вы бы последним доверились Руперту Гентцау, граф.

– Даже заплатив ему?

– Такой человек возьмет плату и предаст сообщника.

Руперт покраснел. Когда он снова заговорил, его голос звучал холодно и сурово:

– Клянусь Богом, Рудольф Рассендилл, я убью вас здесь и сейчас!

– О большем я вас и не прошу. Попытайтесь.

– А потом я объявлю всему Штрельзау, что собой представляет эта женщина!

При виде лица его врага змеиная улыбка скользнула по губам Руперта.

– Берегитесь, граф, – предупредил мистер Рассендилл.

– Она не лучше, чем… Ладно, приятель, я готов. – Ибо клинок Рудольфа коснулся его плеча.

Зазвенела сталь. Девушка увидела быстро атакующие и отступающие фигуры. Ее мозг почти парализовало от лязга клинков.

Пребывая в неведении относительно ума и сердца Руперта Гентцау, Роза не могла поверить, что он пытается убить короля. Но услышанные ею слова явно походили на слова какого-то спора или ссоры, и она в той же степени не могла поверить, чтобы мужчины могли фехтовать просто так, для развлечения. Теперь они не спорили, девушка слышала тяжелое дыхание и топот ног по голым доскам пола. Потом раздался торжествующий крик Руперта:

– Еще чуть-чуть!

– Чуть-чуть не считается, – спокойно ответил голос короля.

Казалось, они сделали паузу, чтобы перевести дух.

И опять скрестилась сталь, и чья-то фигура мелькнула в поле зрения Розы. Она узнала рыжие волосы короля. Отступая шаг за шагом, он постепенно приближался к двери. Теперь его отделяло от девушки не более фута – только деревянная панель не давала ей коснуться его. Вновь послышался торжествующий голос графа:

– Вам конец! Молитесь, король Рудольф!

– Молитесь сами!

Значит, они сражались всерьез. Ее король мог лишиться жизни!

С криком ужаса Роза повернулась и сломя голову побежала вниз. Ум не мог подсказать ей, что делать, но сердце кричало, что нужно спасать короля. Добравшись до первого этажа, она помчалась в кухню. Горшок все еще стоял на плите, а старуха, сидя на стуле, держала ложку и не переставала помешивать свое жаркое.

– Он убивает короля! – закричала Роза, схватив мать за руку. – Мама, что нам делать?

Старуха посмотрела на нее, хитро ухмыляясь:

– Оставь их в покое. Там нет короля.

– Есть! Он наверху, в комнате графа! Они сражаются, и граф Руперт убьет…

– Оставь их в покое, – повторила старуха. – Это не король.

Какой-то момент Роза беспомощно смотрела на нее. Потом ее глаза сверкнули.

– Я должна позвать на помощь! – заявила она.

Старуха внезапно ожила. Она вскочила со стула и схватила дочь за плечо.

– Нет-нет! – быстро зашептала она. – Ты… ты не знаешь. Это не наше дело, глупышка.

– Пусти, мама! Я должна помочь королю!

– Я не отпущу тебя.

Но Роза была молодой и сильной, а ее сердце переполнял страх за государя.

Она вырвалась так резко, что старуха упала на стул и уронила ложку. Повернувшись, девушка побежала через лавку по коридору. Ее дрожащие пальцы с трудом отодвинули засовы, и дверь распахнулась. При виде толпы перед домом в глазах Розы мелькнуло удивление. Потом она увидела меня, стоящего между лейтенантом и Ришенхаймом, и испустила дикий вопль:

– Помогите! Король!

Я бросился в дом.

– Скорее! – раздался позади крик Берненштейна.