Текст книги "Пленник Зенды. Месть Руперта (сборник)"

Глава XI
Что видела жена канцлера

Ночь с ее тишиной, тьмой и одиночеством быстро подходила к концу – с первыми признаками приближающегося дня улицы начнут постепенно наполняться людьми. Прежде чем это произойдет, Рудольф Рассендилл, не осмеливающийся показываться при дневном свете, должен был скрыться, иначе стали бы говорить, что король в Штрельзау, и новость бы за несколько часов распространилась по всему королевству. Но у Рудольфа оставалось еще немного времени, которое он не мог потратить лучше, чем попытаться выследить Бауэра. Воспользовавшись трюком упомянутого плута, Рудольф спрятался в тени стен дома и приготовился ждать. Он надеялся помешать Бауэру связаться с Ришенхаймом, если мошенник вернется проверить, удалился ли нежелательный визитер и свободен ли доступ в дом. Закутав лицо шарфом, Рудольф терпеливо ждал, несмотря на непрекращающийся дождь и порывы ветра. Шли минуты, но на пустынной улице не было никаких признаков Бауэра или кого-то еще. Тем не менее Рудольф не покидал свой пост – возможно, Бауэр видел, как он вышел из дома, и, в свою очередь, ждал, пока горизонт будет чист, или же шпион решил перехватить Руперта Гентцау и предупредить его об опасности на Кёнигштрассе. Вынужденный учитывать все варианты, Рудольф продолжал ждать, наблюдая за начинающимся рассветом, который вскоре должен был загнать его назад в укрытие. Моя бедная жена тоже ожидала, терзаемая всеми страхами, который мог вообразить чувствительный женский ум.

Рудольф вертел головой в разные стороны, ища темное пятно, которое могло бы означать человеческое существо. Какое-то время его поиски были тщетными, но вскоре он нашел то, что разыскивал – и даже более того. Слева от него, на той же стороне улицы, со стороны вокзала приближались не один, а целых три неясных силуэта. Они двигались осторожно, но быстро и без остановок. Чуя опасность, Рудольф теснее прижался к стене и нащупал свой револьвер. Скорее всего, это были всего лишь ранние работяги или запоздалые гуляки, но он был готов ко всему. Сделав несколько осторожных шагов от двери дома матушки Хольф, Рудольф остановился футах в шести – восьми справа от нее. Троица постепенно приближалась. Рудольф напрягал зрение, пытаясь разглядеть их лица. В тусклом свете это не представлялось возможным, но, судя по росту и походке, идущий посредине мог быть Бауэром. Если так, значит, он привел своих друзей и они затевают какую-то игру. Рудольф стал отодвигаться еще дальше от лавчонки. На расстоянии около пяти ярдов он наконец остановился, вынул револьвер, прицелился в человека, которого принимал за Бауэра, и стал ждать.

Было очевидно, что Бауэр – если это был он – надеялся, что Рудольф все еще в доме, и опасался, что он, достигнув таинственной цели своего визита, может успеть исчезнуть. В последнем случае двое подручных, которых Бауэр привел в качестве подкрепления, получили бы по пять крон и с миром отправились по домам, а в первом – они бы выполнили свою работу и получили по десять крон. Спустя годы один из них рассказал мне все без стыда и утайки. О том, в чем состояла их работа, красноречиво свидетельствовали тяжелые дубинки, которые захватили оба, и длинный нож, который один из них одолжил Бауэру.

Но ни Бауэр, ни двое громил не подозревали, что их добыча, в свою очередь, может охотиться на них. Впрочем, едва ли пара наемных бандитов заколебалась бы при этой мысли. Как ни странно, отвагу и злодеяние в равной степени можно купить за цену дамской перчатки. Среди отбросов общества, из которых Бауэр завербовал своих рекрутов, убийство считалось серьезной задачей, только если полиция была рядом, а смерть от рук потенциальной жертвы рассматривалась всего лишь как профессиональный риск.

– Вот дом, – шепнул Бауэр, останавливаясь у двери. – Я постучу, а вы стойте рядом и готовьтесь ударить его по голове, если он выбежит. У него револьвер, так что не теряйте времени.

– Стрелять он будет на небесах, – с усмешкой отозвался хриплый гортанный голос.

– А если он ушел? – возразил другой громила.

– Тогда я знаю куда, – ответил Бауэр. – Вы готовы?

Бандиты встали по обеим сторонам двери с поднятыми дубинками. Бауэр собирался постучать.

Рудольф знал, что Ришенхайм находится в доме, и боялся, что Бауэр, услышав, что незнакомец ушел, воспользуется возможностью сообщить графу о его визите. Ришенхайм, в свою очередь, предупредил бы Руперта Гентцау, и всю работу по поимке главы заговора пришлось бы начинать заново. Мистер Рассендилл никогда не принимал в расчет риск и сейчас не сомневался, что, вооруженный револьвером, может справиться с тремя негодяями. Прежде чем Бауэр успел постучать, он внезапно отскочил от стены и схватил Бауэра за горло. Не думаю, что он хотел его задушить, но давно клокотавший в нем гнев нашел выход в яростной хватке его пальцев. Бауэр наверняка подумал, что ему конец, и попытался ударить противника длинным ножом. Мистер Рассендилл был бы мертв, если бы не ослабил хватку и не увернулся. Но Бауэр снова бросился на него с ножом, крича сообщникам:

– Бейте же его, идиоты!

Один из бандитов, опомнившись, рванулся вперед. Несмотря на шум ветра и стук дождя, выстрел могли услышать, но Рудольф об этом не задумывался. Он выстрелил в Бауэра, который попытался спрятаться за одним из сообщников, но не успел и со стоном упал наземь.

Двое громил отпрянули, напуганные столь беспощадной решимостью. Рудольф засмеялся, глядя на их испуганные лица.

– Более трудная работа, чем вы ожидали, а? – осведомился он, стягивая шарф с подбородка.

Бандиты уставились на него, не пытаясь возобновить атаку.

– Честно говоря, – заговорил один из них, – десять крон за такую работенку маловато.

Его друг – точнее, сообщник, ибо друзей у подобных личностей не бывает – молча глазел на Рудольфа.

– Возьмите этого парня за голову и за ноги, – распорядился мистер Рассендилл. – Живей! Полагаю, вы не хотите, чтобы полиция застала нас с ним, верно? Так и я хочу этого не больше вашего. Поднимите его.

Он повернулся, чтобы постучать в дверь дома 19, но в этот момент Бауэр застонал снова. Судьба часто забирает сливки и оставляет пенки. Бауэра спас прыжок в сторону – пуля скользнула по виску, оглушив его, но не убив. Но его нельзя было оставлять возле дома, так как к нему в любой момент мог вернуться дар речи. Какой-то момент Рудольф стоял, думая, что делать, но ему не дали собраться с мыслями.

– Патруль! Патруль! – зашептал охрипшим голосом молчавший до сих пор бандит.

Послышался стук подков. Со стороны вокзала приближались два всадника. Оба бандита без колебаний бросили Бауэра на землю, один помчался через дорогу, а другой, не менее быстро, по Кёнигштрассе. Никто из них не желал встречаться с полицейскими – кто знает, что может наговорить им рыжеволосый господин и какой властью он обладает?

Но, откровенно говоря, Рудольф не думал о своей власти. Если его поймают, то отправят за решетку, и Руперт сможет беспрепятственно вести свою игру. Средство, которое он использовал против ошеломленных громил, можно было применить против законных властей только в качестве последней отчаянной меры. Оставалось только бежать. В следующую минуту Рудольф уже мчался по Кёнигштрассе следом за одним из бандитов. Добежав до первого поворота, он свернул в узкий проход и остановился, прислушиваясь.

Патрульные, видя, как группа внезапно разбежалась в разные стороны, заподозрили неладное и ускорили шаг. Через несколько минут они оказались там, где лежал Бауэр, спешились и подбежали к нему. Он все еще был без сознания и не мог объяснить им причину своего состояния. Фасады всех домов были темными, двери закрытыми, и ничто не связывало распростертого на земле человека с домом 19 или каким-нибудь другим жилищем. Более того, полицейские не были уверены, что пострадавший достоин участия, так как его рука по-прежнему сжимала острый длинный нож. Патрульных было только двое, поэтому они не могли одновременно заботиться о раненом и преследовать трех человек, убежавших в разные стороны. Они посмотрели на дом 19 – он оставался темным, безмолвным и равнодушным. Беглецы скрылись из виду. Рудольф Рассендилл начал двигаться дальше, но через минуту услышал пронзительный свист. Патруль вызывал помощь – следовало доставить раненого в участок и доложить о происшедшем, а других полицейских можно было отправить в погоню. Услышав несколько ответных свистков, Рудольф пустился бежать, ища поворот налево, который вел в сторону моего дома, но никак не находил его. Узкая улица отчаянно петляла и извивалась, что часто встречается в старом городе. В качестве короля Рудольфу уже доводилось провести некоторое время в Штрельзау, но, увы, короли мало что знают о мелких улочках и переулках. Вскоре он понял, что заблудился. Начинался день, и на улицах появились прохожие. Рудольф не осмеливался бежать дальше, даже если бы ему хватило дыхания, – снова прикрыв лицо шарфом и надвинув шляпу на лоб, он перешел на легкий шаг. Не замечая признаков преследования, Рудольф убеждал себя, что Бауэр, хотя и не умер, был не в состоянии сейчас говорить. Но, сознавая опасность быть узнанным, двойник короля все же не решался спрашивать дорогу и понимал, что должен найти какое-нибудь укрытие, прежде чем город проснется окончательно.

В этот момент Рудольф услышал позади стук подков. Он находился в конце улицы, выходившей на площадь, на которой размещались казармы. Теперь Рудольф знал, где находится, и, если бы ему не помешали, мог добраться до моего дома за двадцать минут. Но, обернувшись, он увидел конного полицейского. Казалось, всадник заметил Рудольфа, так как перешел на быструю рысь. Положение мистера Рассендилла было критическим, учитывая весьма необычную внешность, наличие револьвера, с одним разряженным стволом и раненного четверть часа назад Бауэра. Даже допрос был опасен – задержание погубило бы великое дело, которому отдано столько сил.

– Эй, вы! Остановитесь! – крикнул полицейский.

Сопротивление было хуже подчинения. На сей раз требовался ум, а не сила. Остановившись, Рудольф обернулся с удивленным видом, потом с достоинством выпрямился и стал ждать патрульного. Даже если придется пойти с последней карты, он должен выиграть партию.

– Что вам угодно? – холодно осведомился Рудольф, почти полностью стянув шарф с лица. – У вас ко мне какое-то дело?

Вздрогнув, сержант – об этом звании свидетельствовали звезда на воротнике и галун на манжете – склонился в седле и уставился на человека, которого окликнул. Потом выпрямился и, отсалютовав, покраснел от внезапного смущения.

– Почему вы отдаете мне честь? – насмешливо спросил Рудольф. – Сначала гонитесь за мной, а затем салютуете. Что вам от меня нужно?

– Я… я… – Молодой патрульный запнулся. – Ваше величество, я не знал… не предполагал…

Рудольф приблизился к нему решительным шагом.

– Почему вы называете меня «ваше величество»? – продолжал он тем же насмешливым тоном.

– А разве… разве вы не… ваше величество?

Рудольф положил руку на шею лошади, глядя на сержанта.

– Вы ошибаетесь, друг мой. Я не король.

– Вы не… – Ошеломленный парень оборвал фразу.

– Разумеется, нет. Полицейский офицер не может ошибиться серьезнее, чем приняв за короля кого-то другого. Это может повредить его карьере, так как король, не будучи в столице, едва ли желает, чтобы предполагали обратное. Вы меня понимаете, сержант?

Полицейский ничего не сказал, и Рудольф заговорил снова:

– В таком случае, осмотрительный офицер не стал бы больше никого беспокоить и постарался бы не упоминать, что допустил столь глупую оплошность. Если его спросят, он должен ответить без колебаний, что не видел никого, даже похожего на короля, а тем более его самого.

Под усами сержанта мелькнула неуверенная улыбка.

– Понимаете, короля нет в Штрельзау, – пояснил Рудольф.

– Нет в Штрельзау, сударь?

– Он в Зенде.

– В Зенде?

– Да. Поэтому находиться здесь для него физически невозможно.

Улыбка сержанта стала шире – ему казалось, что теперь он все понял.

– Разумеется, невозможно, сударь, – согласился он.

– Следовательно, вы никак не могли его видеть. – Достав из кармана золотую монету, Рудольф протянул ее сержанту. Тот взял золотой и весело кивнул.

– Что касается вас, то вы искали кого-то здесь, но никого не нашли, – закончил мистер Рассендилл. – Так что не лучше ли вам начать поиски где-нибудь еще?

– Безусловно, сударь.

Сержант отсалютовал с понимающей улыбкой, повернулся и поехал в обратную сторону. Несомненно, он каждое утро мечтал повстречать такого господина, который бы… не был королем. Едва ли нужно говорить, что мысль о связи этого господина с преступлением на Кёнигштрассе полностью выветрилась у него из головы. Таким образом, Рудольф получил гарантию невмешательства со стороны сержанта, но опасной ценой. Насколько опасной, не знал даже он сам.

Не теряя времени, Рудольф направил стопы к своему убежищу. Был шестой час. Улицы уже начали наполняться людьми, идущими на рынок продавать или покупать. Рудольф быстро пересек площадь, опасаясь солдат, собирающихся на дежурство у казарм. К счастью, он прошел мимо них незамеченным и беспрепятственно выбрался на относительно уединенную улицу, где стоял мой дом. Но здесь его подстерегала неудача. Когда мистер Рассендилл находился не более чем в пятидесяти ярдах от моей двери, впереди него внезапно остановилась карета. Кучер спрыгнул и открыл дверцу. Из кареты вышли две дамы в вечерних платьях, возвращавшиеся с ночного бала. Одна была средних лет, а другая – молодой и довольно хорошенькой.

– Разве это не чудесно, мама? – спросила младшая. – Я хотела бы всегда вставать в пять утра!

– Долго ты бы не выдержала, дорогая, – ответила старшая. – Это приятно для разнообразия, но…

Она внезапно умолкла при виде Рудольфа Рассендилла. Он сразу узнал ее – это была жена канцлера фон Хельзинга, у чьего дома остановилась карета. Трюк, который сработал с сержантом полиции, теперь не годился. Баронесса фон Хельзинг слишком хорошо знала короля, чтобы поверить, будто она могла ошибиться, и слишком любопытна, чтобы согласиться притвориться ошибившейся.

– Боже милостивый! – громко прошептала она, схватив дочь за руку. – Дорогая моя, ведь это же король!

Рудольф попался. Не только дамы, но и их слуги смотрели на него.

Бежать было невозможно, и он направился к ним. Дамы присели в реверансе, а слуги низко поклонились, обнажив головы. Рудольф коснулся шляпы и слегка поклонился в ответ. Он шел, проклиная несвоевременные часы, когда люди продолжают танцевать. Ему казалось, что визит в мой дом может послужить недурным предлогом. Слуги шепотом спрашивали друг у друга, что привело его величество в таком виде (ибо одежда и сапоги Рудольфа были покрыты грязью) и в такое время в Штрельзау, когда весь мир полагал, что он пребывает в Зенде.

Зная, что за ним наблюдают, Рудольф отказался от намерения подать сигнал, о котором он договорился с моей женой, и лезть через окно. Такое зрелище преподнесло бы баронессе фон Хельзинг отличный материал для сплетен! Лучше позволить всем слугам в моем доме видеть его приход. Моя дражайшая Хельга, бодрствовавшая и наблюдавшая в интересах своей госпожи, даже теперь скрывалась за ставнями, прислушиваясь и вглядываясь сквозь щели. Услышав шаги Рудольфа, Хельга осторожно открыла окно, высунула голову и тихо сказала:

– Все в порядке! Входите!

Вред был причинен, поскольку жена и дочь Хельзинга, как и их слуги, видели это в высшей степени странное зрелище. Обернувшись, Рудольф, в свою очередь, увидел их, а чуть позже бедная Хельга заметила их тоже. Не умея сдерживать свои эмоции, она испуганно вскрикнула и скрылась из окна. Рудольф снова оглянулся. Дамы отступили под прикрытие портика, но он видел их напряженные лица, выглядывающие из-за колонн.

– Теперь я могу войти, – сказал Рудольф и прыгнул в окно.

С веселой улыбкой он подошел к бледной и взволнованной Хельге, прислонившейся к столу.

– Они вас видели? – ахнула она.

– Несомненно, – ответил Рудольф. Чувство юмора одержало верх, и он, смеясь, опустился на стул. – Я бы пожертвовал жизнью, чтобы услышать историю, которую услышит канцлер через пару минут!

Однако новая мысль опять сделала его серьезным. Независимо от того, был ли он королем или Рудольфом Рассендиллом, он понимал, что доброе имя моей жены в опасности, и не остановился бы ни перед чем, чтобы защитить ее.

– Немедленно разбудите кого-нибудь из слуг, – быстро сказал Рудольф, – пошлите его в дом канцлера с просьбой хозяину сразу же прийти сюда. Нет, лучше напишите записку. Объясните, что король пришел повидать Фрица по какому-то личному делу, но Фрица не оказалось дома, и теперь король хочет видеть канцлера.

Хельга озадаченно смотрела на него.

– Неужели вы не понимаете, – продолжал Рудольф, – что если мне удастся обмануть канцлера, то я смогу заткнуть рты этим женщинам? Иначе, сколько, по-вашему, пройдет времени, прежде чем весь Штрельзау узнает, что жена Фрица фон Тарленхайма впустила короля в окно в пять утра?

– Ничего не понимаю, – озадаченно пробормотала бедная Хельга.

– Можете не понимать, дорогая графиня, но, ради бога, сделайте то, о чем я вас прошу. Это единственный шанс.

– Хорошо, – согласилась она и села писать записку.

Таким образом, покуда баронесса фон Хельзинг терзала сплетнями сонные уши своего супруга, канцлер получил послание, предписывающее ему посетить короля в доме Фрица фон Тарленхайма.

Поистине мы слишком искушали судьбу, снова приведя в Штрельзау Рудольфа Рассендилла!

Глава XII
В присутствии всех

Каковы бы ни были риск и трудности, созданные образом действий, который взял на вооружение мистер Рассендилл, я не сомневаюсь, что он поступал правильно, учитывая имеющуюся у него информацию. Его планом было выдавать себя за короля перед канцлером Хельзингом, принудить его к соблюдению тайны и заставить наложить такое же обязательство на жену, дочь и слуг, обещав все объяснить через несколько часов. Если в дальнейшем все пойдет хорошо, к вечеру письмо будет уничтожено, опасность для королевы исчезнет, и Рудольф покинет Штрельзау. Затем определенная часть правды должна быть открыта. Хельзингу расскажут историю Рудольфа Рассендилла и убедят его молчать о безрассудном англичанине (мы готовы многому верить об англичанах), которому хватило дерзости вновь изображать короля в Штрельзау. Канцлер был славным стариком, и я не думаю, что Рудольф ошибся, положившись на него. Но он не учитывал то, о чем не мог знать. Все то, что друзья королевы и она сама делали в Штрельзау, стало бесполезным после смерти короля. Знай они об этой катастрофе, то действовали бы совсем по-другому, но об их разуме можно судить только согласно их знаниям.

Прежде всего, сам канцлер проявил немало здравомыслия. Даже до получения королевского приказа он послал за двумя слугами и приказал им под угрозой немедленного увольнения, если не хуже, никому не рассказывать о том, что они видели. Приказы жене и дочери, несомненно, были более вежливыми, но не менее категоричными. Канцлер мог поверить, что дело короля было важным и секретным, если оно заставило его величество бродить по улицам Штрельзау, когда его считали находящимся в замке Зенды, и входить в дом друга через окно в столь ранний час. Более того, король сбрил бороду – дамы были в этом уверены, – и хотя это могло быть случайным совпадением, но снова указывала на желание оставаться неузнанным. Поэтому канцлер, тоже терзаемый любопытством, не теряя времени, повиновался приказу короля и явился ко мне в дом еще до шести.

Когда доложили о посетителе, Рудольф был наверху, принимая ванну и завтракая. Хельга выучила свой урок достаточно, чтобы отвлечь визитера до прихода Рудольфа. Она извинялась за мое отсутствие, заявляя, что не в состоянии объяснить ни его, ни сущность моих дел с королем. Хельга изображала покорную жену, чьим величайшим грехом было нескромное желание быть в курсе того, о чем ей знать не следовало.

– Мне известно лишь то, – сказала она, – что Фриц велел мне в письме ожидать короля и его около пяти утра и впустить их обоих через окно, так как король не желал, чтобы слуги знали о его присутствии.

Появился король и любезно приветствовал Хельзинга. Трагедия и комедия причудливо смешивались в эти бурные дни – даже сейчас я едва могу сдержать улыбку, представляя себе Рудольфа с серьезной миной, но с искорками в глазах (я уверен, что он наслаждался происходящим), сидящего рядом со старым канцлером, делая загадочные намеки и обещая, что завтра он обратится к мудрейшему из его советников. Хельзинг, моргая за стеклами очков, молча внимал длинному повествованию, не объяснявшему абсолютно ничего. Голос старика дрожал от волнения, когда он заявил, что полностью предоставляет себя в распоряжение короля и отвечает за молчание своей семьи и своих слуг, как за свое собственное.

– В таком случае, вы очень счастливый человек, мой дорогой канцлер, – со вздохом промолвил Рудольф, словно намекая, что король в своем дворце не так счастлив. Довольному Хельзингу не терпелось сообщить жене, как полагается король на ее честность и умение молчать.

Со своей стороны, Рудольф очень хотел избавиться от присутствия старика, но, понимая, как важно держать канцлера в добром расположении духа, не отпускал его еще несколько минут.

– Дамы не станут разговаривать до завтрака, а так как они вернулись только в пять утра, то едва ли хотят завтракать, – сказал он.

Рудольф заставил Хельзинга сесть и продолжил беседу. Он обратил внимание, что граф Люцау-Ришенхайм был слегка удивлен, услышав его голос, поэтому сейчас старался говорить потише и с легкой хрипотцой, которую слышал в голосе короля, когда прятался за портьерой в замковой комнате полковника Запта.

Роль была сыграна так же безупречно, как в былые дни, когда он играл ее на глазах у всего Штрельзау. Тем не менее, если бы Рудольф сразу отпустил старого Хельзинга, ему бы, возможно, не пришлось прибегать к еще более рискованному обману.

Они беседовали наедине. Рудольф убедил мою жену прилечь на часок в ее комнате. Она подчинилась, так как крайне нуждалась в отдыхе, но сначала строго приказала прислуге не входить без вызова в комнату, где оставались Рудольф и канцлер. Опасаясь подозрений, она и Рудольф решили, что лучше положиться на приказ, чем снова запирать дверь, как ночью.

Покуда все это происходило в моем доме, королева и Берненштейн были на пути в Штрельзау. Возможно, если бы Запт был в Зенде, его мощное влияние смогло бы помешать этой слишкой импульсивной экспедиции. Берненштейн не обладал подобным авторитетом и мог лишь повиноваться властным приказаниям и горячим мольбам королевы. С тех пор как Рудольф Рассендилл покинул ее три года назад, она жила в строгих рамках самоограничения, никогда не будучи самой собой. Сомневаюсь, что какой-нибудь мужчина способен на такое. Но сейчас внезапное появление Рудольфа и грозящие им обоим опасности поколебали ее самообладание, а странный сон оставил ей лишь одно желание – желание находиться рядом с мистером Рассендиллом, и лишь один страх – страх за его безопасность. Во время поездки королева говорила только о том, что угрожает ему, не упоминая о нависшей над ней самой катастрофе, которую мы изо всех сил старались отвести от нее. Избавившись под благовидным предлогом от фрейлины, она отправилась в путь в компании одного Берненштейна и умоляла его как можно скорее доставить ее к мистеру Рассендиллу. Я не могу винить королеву: Рудольф означал для нее все радости жизни, а теперь ему предстояло сразиться с графом Гентцау. Что удивительного в том, что он приснился ей мертвым и что в этом сне все приветствовали его как короля? Любовь Флавии короновала его.

Когда они прибыли в город, королева взяла себя в руки – Берненштейн убедил ее, что ничего в ее поведении не должно вызывать подозрений. Тем не менее она твердо решила сразу же начать поиски мистера Рассендилла. Откровенно говоря, королева боялась найти его мертвым – сон сильно подействовал на нее, и она не могла успокоиться, не узнав, что он жив. Берненштейн, опасаясь, что страх убьет ее или лишит рассудка, с уверенностью заявил, что мистер Рассендилл, несомненно, жив и здоров.

– Но где он? – воскликнула королева, ломая руки.

– По всей вероятности, мадам, мы найдем его у Фрица фон Тарленхайма, – ответил лейтенант. – Он должен был ждать там, пока не придет время атаковать Руперта, или, если все уже кончено, вернуться туда.

– Тогда поедем туда сейчас же! – потребовала королева.

Но Берненштейн убедил ее сначала отправиться во дворец и сообщить там, что она собирается нанести визит моей жене. Королева прибыла во дворец в восемь, выпила чашку шоколада и потребовала свою карету. Когда она около девяти отправилась в мой дом, ее сопровождал только Берненштейн, взволнованный немногим меньше королевы.

Будучи поглощенной мыслями о мистере Рассендилле, королева почти не думала о том, что могло произойти в охотничьем домике, но Берненштейн делал мрачные выводы из того, что Запт и я не смогли вернуться в назначенное время. Либо с нами случилось что-то скверное, либо письмо попало к королю, прежде чем мы прибыли в домик, – все варианты казались ему ограниченными этими двумя альтернативами. Но, говоря об этом с королевой, он слышал от нее только одно:

– Если мы найдем мистера Рассендилла, он скажет нам, что делать.

Таким образом, в начале десятого утра карета королевы подъехала к моему дому. Дамы из семьи канцлера насладились весьма кратким отдыхом, так как их головы высунулись из окна, как только заскрипели колеса. На улицах уже было много народу, а корона на дверцах кареты привлекла обычную толпу зевак. Берненштейн спрыгнул на землю и подал руку королеве. Быстро кивнув собравшимся, она поднялась на крыльцо и позвонила в дверь. В доме уже заметили карету. Служанка моей жены сразу побежала к хозяйке. Хельга, лежавшая на кровати, тут же вскочила и после нескольких минут приготовлений, которые дамы считают необходимыми при любой спешке, спустилась принять королеву – и предупредить ее. Но она опоздала. Дворецкий и лакей уже распахнули дверь перед королевой. Когда Хельга достигла подножия лестницы, ее величество входила в комнату, где был Рудольф, – ее сопровождали слуги, а Берненштейн стоял позади с каской в руке.

Рудольф и канцлер продолжали разговор. Чтобы избежать взглядов прохожих (ибо в комнату легко заглянуть с улицы), штору опустили, и комната находилась в тени. Они слышали шум кареты, но никто не подозревал, что приехала королева. Для них было абсолютной неожиданностью, когда внезапно открылась дверь. Канцлер, не обладавший быстротой ни движений, ни мысли, сидел в углу не меньше полминуты, прежде чем подняться на ноги. Зато Рудольф сразу оказался в середине комнаты. Хельга, стоя у двери, высовывала голову из-за широкого плеча молодого Берненштейна и видела все происходящее. Королева, не обращая внимания на слуг, не замечая Хельзинга и забыв обо всем при виде своего возлюбленного, бросилась к нему и, прежде чем Хельга, Берненштейн или сам Рудольф успели ее остановить, сжала его руки с криком:

– Ты в безопасности, Рудольф! Слава богу!

Она поднесла руки Рудольфа к губам и страстно их поцеловала.

Слуги молчали, повинуясь приличиям, канцлер – из осторожности, а Хельга и Берненштейн – от испуга. Рудольф тоже молчал – не знаю, от смущения или от избытка эмоций. Окинув взглядом комнату, королева увидела кланяющегося ей Хельзинга и застывших в почтительной позе слуг. Поняв, что она натворила, бедняжка побелела как мрамор и упала бы, если бы Рудольф не удержал ее, обняв за талию.

– Все хорошо, дорогая, – произнес он тихо, но достаточно четко, чтобы его услышали все.

Моя жена вцепилась в руку Берненштейна, который, повернувшись, увидел, что она тоже побледнела и ее губы дрожат. Но красноречивого взгляда Хельги было для него достаточно. Подойдя к Рудольфу, лейтенант опустился на одно колено и поцеловал его левую руку.

– Очень рад вас видеть, лейтенант фон Берненштейн, – сказал Рудольф Рассендилл.

В один миг катастрофу удалось отвести. На карту было поставлено все. Могло раскрыться, что существует такой человек, как Рудольф Рассендилл. То, что он некогда занимал королевский трон, было тайной, которую они в случае необходимости могли доверить Хельзингу, но оставалось другое, что следовало скрывать любой ценой и что угрожало выдать страстное восклицание королевы. О том, что она и Рудольф любят друг друга, нельзя было говорить никому – даже Хельзингу, поскольку он мог счесть себя обязанным сообщить об этом королю. Поэтому Рудольф предпочел будущие трудности возможной теперешней катастрофе. Чтобы не навлекать беды на возлюбленную, он выдал себя за ее супруга и за короля. А королева, ухватившись за единственный оставшийся у нее шанс, согласилась на это. Возможно, на какой-то момент ее усталая, измученная душа нашла успокоение в мечте, что так будет всегда. Опустив голову на грудь Рудольфа, она закрыла глаза, ее лицо стало безмятежным, а с губ сорвался тихий счастливый вздох.

Но каждый момент приносил новую опасность и требовал новых усилий. Рудольф подвел королеву к дивану и приказал слугам в течение нескольких часов молчать о его присутствии. Как они, несомненно, поняли по волнению королевы, сказал он, важное дело привело его в Штрельзау. Вскоре они будут свободны от обязательства, о котором он просит их сейчас. Когда слуги с поклонами удалились, Рудольф повернулся к Хельзингу, тепло пожал ему руку, повторил просьбу о молчании и пояснил, что позже вызовет канцлера либо сюда, либо во дворец. Потом он попросил оставить его ненадолго наедине с королевой. Все вышли, но как только Хельзинг покинул дом, Рудольф позвал Берненштейна и мою жену. Хельга поспешила к королеве, а Рудольф отвел Берненштейна в сторону и обменялся с ним новостями. Мистер Рассендилл был очень обеспокоен отсутствием известий от Запта и меня, но его волнение усилилось, когда он узнал о весьма несвоевременном появлении короля в охотничьем домике вчера вечером. Рудольф пребывал в полном неведении – он не знал, где король, где Руперт, где мы с полковником. Тем временем он сам находился в Штрельзау в качестве короля более чем для полудюжины человек, защищенный только их обещаниями и могущий в любой момент оказаться разоблаченным благодаря прибытию настоящего короля или даже сообщению от него.

Но, несмотря на все сложности, Рудольф твердо придерживался своей цели. Для него были очевидны две вещи. Если Руперт избежал ловушки и все еще жив, владея письмом королевы, его нужно найти: это задача номер один. Достигнув этого, Рудольфу не останется ничего другого, как исчезнуть так же тайно и незаметно, как он появился, надеясь, что его недолгое присутствие будет скрыто от человека, чье имя он узурпировал. Впрочем, в случае надобности королю можно рассказать, что Рудольф Рассендилл подшутил над канцлером и снова удалился. Можно рассказать обо всем, кроме того, что затрагивает честь королевы.