Текст книги "Указание пути ко спасению. Опыт аскетики (в сокращении)"

О ПУТИ УСОВЕРШАЮЩИХСЯ

Святой Дионисий Ареопагит, ученик апостола Павла, говорит, что в его время разделяли христиан на три разряда, или степени по духовному совершенству: очищаемых, просвещаемых и усовершающихся – и что к высшему чину усовершающихся относили священное сословие монахов. Божественные наставники наши (апостолы), говорят, почтили их священными наименованиями, называя их терапевтами, а иные – монахами (уединенными), как по чистому их служению Богу, так и по уединенной и неразделительной жизни.

Преподобный Иоанн Кассиан свидетельствует, что в начале христианской веры, немногие, но самые благочестивые носили имя монахов, которые заимствовали образ жизни от евангелиста Марка, первого епископа в Александрии, и не только обладали теми свойствами, какими, по сказанию Деяний Апостольских (см. 4, 32–34), отличалась первенствующая Церковь, но еще домогались высшего совершенства. Удаляясь в уединенные места близ городов, они вели столь воздержную жизнь, что возбуждали изумление в иноверцах, потому что с таким усердием занимались чтением Священного Писания, молитвой и рукодельем, что и голод не прерывал воздержания; разве уже на второй или третий день принимали пищу, и то не столько по желанию наслаждения, сколько по требованию природы. <…>

О побуждениях к монашеской жизни святой авва Дорофей говорит, что были некоторые боголюбивые люди, которые по святом крещении не только пресекли действия страстей, но восхотели победить и самые страсти и быть бесстрастными, каковы были святые Антоний Великий и Пахомий Великий и другие богоносные отцы. Они имели благое намерение очистить себя, как говорит апостол, от всякой скверны плоти и духа (2 Кор. 7, 1), ибо знали, что сохранением заповедей очищается душа и ум прозревает, приходит в естественное состояние, ибо заповедь Господа светла, просвещает очи (Пс. 18, 9). Они поняли, что, находясь в мире, не могут удобно совершать добродетели, и измыслили себе особенный образ жизни, особенный порядок провождения времени, особенный образ действования, словом, монашеское житие, и начали убегать от мира и жить в пустынях, подвизаясь в постах, бдениях, спали на голой земле и терпели другое злострадание, совершенно отрекались от отечества и сродников, имений и приобретений. Другими словами, распяли себя миру, и не только сохранили заповеди, но и принесли Богу дары.

Объясню вам, как они это сделали. Заповеди Христовы даны всем христианам, и всякий христианин обязан исполнять их – они, так сказать, дань, должная царю. И кто, отрекающийся давать дани царю, избег бы наказания? Но есть в мире великие и знатные люди, которые не только дают дани царю, но приносят ему и дары; таковые сподобляются великой чести, великих наград и достоинств. Так и отцы: они не только сохранили заповеди, но и принесли Богу дары. Дары сии суть девство и нестяжание. Они распяли себе мир, потом подвизались распять и себя миру, как говорит апостол: Для меня мир распят, и я для мира (Тал. 6, 14). Какое же различие между этим? Как мир распинается человеку и человек миру? Когда человек отрекается от мира и делается иноком, оставляет родителей, имения, приобретения, торговлю, даяние другим и принятие от них, тогда распинается ему мир, ибо он отверг его. Это и значат слова апостола: для меня мир распят. Потом прибавляет: и я для мира. Как же человек распинается миру? Когда, освободившись от внешних вещей, он подвизается и против самих услаждений, или против самого вожделения вещей, против своих пожеланий, и умерщвляет свои страсти, тогда он и сам распинается миру и сподобляется сказать с апостолом: Для меня мир распят, и я для мира.

Подвижники благочестия понимали, что главной виной всех грехов и их гибельных следствий бывает самолюбие с ядовитым порождением своим – тройственной похотью: похотью плоти, или сластолюбием, похотью очей, или своекорыстием, и гордостью житейской, которые, по словам святого апостола Иоанна, господствуют в мире (см. 1 Ин. 2, 16). Чтобы заградить самый источник грехов, подвижники считали необходимым противопоставить самолюбию полное самоотвержение и, в частности для более решительного подавления тройственной похоти и происходящих от нее страстей, считали необходимым соблюдать во всей строгости целомудрие безбрачного состояния, нестяжательность и послушание, как лучшие средства к достижению высшего нравственного совершенства. Так как подвижники исполняли эти добродетели с особенным усердием и для благоугождения Богу, то исполнение их соединяли с обетами, которыми, посвящая себя Богу, свидетельствовали свое особенное благоговение перед Богом, свою полную преданность Богу: обетом девства предавали Богу свое тело, обетом нестяжательности – все свое имение, а обетом послушания – свою душу. Кроме того, важность и трудность этих добродетелей требуют того, чтобы исполнение их соединено было с обетами, чтобы тем более укрепить нашу слабую, изменчивую волю, быть постоянным в выполнении добрых намерений, чтобы вернее достигнуть предположенной цели – нравственного совершенства и Царства Небесного. Подробные сведения о монашеских обетах желающие могут найти в сочинениях о монашестве, а здесь довольно сообщить краткое понятие об обетах девства, нестяжательности и послушания.

ОБЕТ ДЕВСТВА

Основанием для обета девства служит пример Иисуса Христа и учение. Есть скопцы, которые сделали сами себя скопцами для Царства Небесного (Мф. 19,12), то есть добровольно решились навсегда воздерживаться от всякого плотского удовольствия, соединенного с брачным союзом, для того чтобы удобнее было стяжать чистоту сердца и достигнуть Царства Небесного. Не все вмещают слово сие, но кому дано… но кто может вместить, да вместит, говорит Спаситель (Мф. 19, 11–12). Святой апостол, советуя предпочитать девство супружеству, изображает превосходство девственного состояния перед супружеским и говорит, что вступившие в супружество будут иметь скорби (см. 1 Кор. 7, 28), то есть бесчисленные нужды, заботы, неразлучные с утомительными трудами и скорбью о снискании необходимого пропитания себе, детям, домочадцам, и даже многие болезни телесные. Время настоящей жизни коротко (см. 1 Кор. 7, 29), смерть не замедлит прийти, может застать неготовыми предстать на Страшный Суд, на котором потребуется чистота души и тела. Следовательно, лучше стараться заранее отрешать свой дух от привязанности к земному, очищать его и всей любовью прилепляться к Богу, нежели предаваться кратковременным плотским удовольствиям в супружестве, которые при неумеренности порабощают дух плоти, сильно привязывают сердце к земному; притом скоро проходит образ мира сего (1 Кор. 7, 31), то есть вид и состояние мира со всеми его благами изменчивы, как поток скоротечны, как метеоры скоро исчезают; все блага и удовольствия мира суетны, лживы, обольстительны, существенной пользы не доставляют, обещают сладость, а наделяют горечью или сопровождаются горечью и исчезают, как тень. Потому и не должно привязываться к земным благам, обладание которыми, соединенное с тяжелыми заботами, обременяет душу, пристрастие к ним покрывает дух пылью нечистоты, а потеря их поражает сердце скорбью. А я хочу, говорит апостол, чтобы вы были без забот. Неженатый заботится о Господнем, как угодить Господу; а женатый заботится о мирском, как угодить жене (1 Кор. 7, 32–33). Здесь апостол показывает цель и пользу девства, именно: чтобы иметь дух, свободный от излишних и бесполезных забот о суетных, скоро гибнущих вещах, чтобы тем удобнее упражняться в делах благочестия, заниматься предметами духовными, относящимися к вечному спасению, совершеннее посвятить себя Богу, удобнее угодить Ему, чтобы быть чистыми телом и духом (см. 1 Кор. 7, 34), чего требует и высокое достоинство христиан, как членов главы Иисуса Христа, как храмов Святого Духа, как искупленных ценою крови Христовой для того, чтобы прославлять Бога в чистых душах и телах, которые суть Божии (см. 1 Кор. 6, 15, 19, 20). А женатый заботится больше о мирском, как угодить жене или миру для жены, нежели о Господнем. Потому женатые бывают разделены, развлечены разными заботами и оттого менее способны к благочестивым размышлениям и делам (см. 1 Кор. 7, 33).

Итак, говорю это для вашей же пользы, то есть для большего преуспеяния в духовном совершенстве, не с тем, чтобы наложить на вас узы, возложить на вас бремя безбрачия, но побуждаю вас к девству как к благообразию, то есть состоянию более честному, чтобы вы благочинно и непрестанно служили Господу без развлечения (1 Кор. 7, 35), то есть к тому, что доставляет большее дерзновение приступать, приближаться к Богу, большую способность искренне прилепляться любовью к Господу, совершеннее посвятить себя Ему и беспрепятственнее служить Ему. Следовательно, девство, по апостолу, лучше супружества не только для избежания лишних житейских забот, многих суетных трудов и скорбей, но и для того, чтобы быть святее, удобнее заниматься предметами Божественными и совершеннее угодить Богу. Пребывать в девстве есть дело благое, честное ради чистоты, приятное ради свободы, полезное ради награды, потому что ему обещана высшая награда, сторичный плод (см. Лк. 8, 8; Мк. 4, 8; 10, 30).

Блаженный Августин говорит, что девство превосходит состояние человеческой природы. Через него люди уподобляются ангелам. Но победа девственников больше, нежели ангелов, потому что ангелы живут без плоти, а девственники в плоти одерживают победы.

Евангельское учение о высоком достоинстве и пользе девства произвело такое сильное действие на умы и сердца верующих в первые времена христианства, что, по свидетельству святого Игнатия Богоносца, святого Иустина философа, Тертуллиана, святого Киприана, весьма много было девственников обоего пола, которые состарились в девстве.

Когда в IV веке нечестивый Иовиниан вздумал опровергать достоинство девства, то, по словам блаженного Иеронима, ужаснулась этого вселенная, даже самые язычники отвращались этого нечистого человека.

И в последующее время великие светильники Церкви – святой Афанасий Великий, святой Василий Великий, святой Иоанн Златоуст, святой Амвросий, блаженный Иероним, блаженный Августин и другие – старались защищать достоинство девства против уничижавших его и написали об этом довольно сочинений.

Люди плотские и сластолюбивые, говорит святой Иоанн Дамаскин, охуждают девство, а мы, уповая на воплотившегося от святой Девы Бога Слова, утверждаем, что девство с самого начала свыше насаждено в естестве человеческом, потому что человек создан был из девственной земли и Ева сотворена из одного Адама. Девство обитало в раю. По преступлении уже, – когда Адам услышал: прах ты, и в прах возвратишься (Быт. 3, 19), когда смерть через преступление вошла в мир, – Адам познал Еву, жену свою; и она зачала, и родила (Быт. 4, 1). Но, может быть, скажут: для чего же мужеский пол и женский? Для чего сказано: плодитесь и размножайтесь! Отвечаем на сие: слова плодитесь и размножайтесь означают не то, что будто размножение людей не могло быть иначе, как только через брачное совокупление, ибо Бог мог размножить род человеческий и другим образом, если бы люди до конца ненарушимо сохранили заповеди. Притом слова эти – плодитесь и размножайтесь, – относясь как к людям, так и к животным (см. Быт. 1, 27; 9, 1), очевидно, выражают не повеление, а благословение Божие. Девство есть жизнь ангельская, отличительное свойство всякого бесплотного естества. Потому сколько ангел выше человека, столько же девство честнее брака. Хорошо чадородие, происходящее от брака; хорош брак, потому что удерживает от блуда и, дозволяя законное совокупление, не дает неистовой похоти устремляться на беззаконные дела; хорош брак для тех, в коих нет воздержания. Но лучше девство, которое умножает чадородие души и приносит Богу зрелый плод – молитву. <…>

ОБЕТ НИЩЕТЫ И НЕСТЯЖАТЕЛЬНОСТИ

Основанием для обета нищеты и нестяжательности служит и пример Иисуса Христа, не имевшего даже где приклонить главу (см. Мф. 8, 20), и совет Его, предложенный спрашивавшему Его, что сверх соблюдения заповедей Божиих нужно ему делать для высшего совершенства, как удобнее достигнуть жизни вечной? Если хочешь быть совершенным, говорит Спаситель, пойди, продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною (Мф. 19, 21). Такой совет дан потому, что богатство представляет большое препятствие к достижению Царства Небесного. Удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, говорит Спаситель, нежели богатому войти в Царство Небесное (Мф. 19, 24). Приобретение богатства всегда бывает соединено с большими трудами, обладание – с большими заботами, развлечениями, которые рассеивают мысли, ослабляют внимание к себе, подавляют дух, погашают горячность сердца, усердие к Богу. Сохранение богатства соединено со страхом потери, а потеря его сопровождается скорбью; богатство подает повод к гордости, тщеславию, честолюбию, доставляет средства к роскоши, сластолюбию, сладострастию в угождение чувственности и во вред душе, а затем легко может последовать целое полчище пороков. Апостол говорит: Желающие обогащаться впадают в искушение и сеть и во многие безрассудные и вредные похоти, которые погружают людей в бедствие и пагубу; ибо корень всех зол есть сребролюбие, которому предавшись, некоторые уклонились от веры и сами себя подвергли многим скорбям (1 Тим. 6, 9-10). Между тем мир скоро проходит, и похоть его (1 Ин. 2, 17). Потому лучше заранее добровольно оставить мир со всеми его сокровищами, нежели самому быть оставленным им со скорбью сердца. Ибо мы ничего не принесли в мир, говорит апостол, так, конечно, ничего не можем и вынести из него. Потому, имея пропитание и одежду, будем довольны тем (1 Тим. 6, 7–8; см. также Притч. 30, 8). Так и монахи, оставив все лишнее, довольствуются только необходимым, без чего нельзя жить, да и к этому малому имуществу не должны иметь пристрастия и для этого не должны ничего считать своей собственностью, а даром Божиим, пользоваться им, как данным от Бога средством к поддержанию жизни и здоровья. Таким образом, монахи, освободившись от многих лишних, суетных житейских забот и занятий, больше имеют досуга и способности заняться главным делом жизни – спасением души и, отрешив сердце от привязанности к земным вещам, легче могут возноситься духом к небу, с большим усердием, всецело посвятить себя на служение Богу. Кроме того, нищета, нестяжательность представляет много случаев к терпеливости, смирению и к утверждению надежды на Бога, Который удостоивает особенного промышления тех, кто все оставляет для Него, чтобы свободнее служить и благоугождать Ему одному, и часто сверх чаяния посылает им все нужное для жизни и защиту от разных бед и зол (см. Притч. 10, 3–4).

Напрасно против этого возражают, будто оставляющий свое имение лишает себя вместе с тем и средств к благотворительности. Благотворить можно не одними вещественными благами; есть и другие, высшие способы благотворить другим в духовном отношении, в деле спасения.

Святая Синклитикия, строгая подвижница IV века, говорила, что милосердие (или подаяние милостыни нищим) предписано не столько для пропитания бедных, сколько для развития любви. Бог, Который устрояет богатство, питает и нищего. Так не напрасно ли заповедано милосердие? Никак. Оно служит начатком любви для тех, которые не имеют оной. Как законное обрезание указывало на обрезание сердца, так и милосердие указывает на любовь. Посему излишне милосердие для тех, которым дарована любовь благодатию. Я говорю это не для того, чтобы отвлечь от милосердия, но чтобы показать убожество в его чистоте. Итак, меньшее да не будет препятствием большему. Раздав все вдруг, ты сделаешь малое добро. Наконец, возведи очи твои к высшему добру – к любви. Мы должны говорить сии слова: вот, мы оставили всё, и последовали за Тобою (Мф. 19, 27). Никто не может достигнуть любви без убожества, ибо Господь заповедал любить не одного человека, но всех. Следовательно, тот, кто имеет что-нибудь, не должен оставлять неимущих, иначе у такого похитится дар любви.

Преподобный Петр Дамаскин говорит, что немощному лучшее есть удаление от всего, и нестяжательность много лучше милостыни.

Кто однажды роздал все, тот совершеннее исполнил долг любви и милосердия к бедным, нежели кто из своего имения подает малую часть, а большую часть удерживает у себя. Богатые хотя и имеют возможность благотворить своим имуществом, но всегда ли правильно и с пользой употребляют его? Это дело столь трудное и сомнительное, что состояние богатых в Евангелии представляется опасным (см. Мф. 19, 23–24). Если взвесить выгоды и невыгоды богатства и бедности, то откроется, что лучше однажды раздать все ради Христа, Который всем будет для всех, все оставляющих для Него, и потом пользоваться малою, только необходимою долею временных благ, чтобы тем удобнее заниматься снисканием духовных благ и быть способнее благотворить душам других, – это лучше, нежели при богатстве, ничего не принимая от других, быть неспособным благотворить другим в деле спасения.

ОБЕТ ПОСЛУШАНИЯ

Для обета послушания основание заключается и в примере, и в учении Иисуса Христа, Который, будучи образом Божиим, не почитал хищением быть равным Богу; но уничижил Себя Самого, приняв образ раба, сделавшись подобным человекам и по виду став как человек; смирил Себя, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной (Флп. 2, 6–8). Потому Он и последователям Своим завещал: Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною (Мф. 16, 24). Обет послушания направлен к подавлению одной из главных страстей – гордости житейской. Гордости, правда, противополагается смирение, но как гордость в практическом отношении проявляется преимущественно в стремлении к независимости, к самостоятельному действованию, самоуправлению, не терпит подчинения другим и как противоположное гордости смирение – добродетель весьма трудная, лучше всего приобретается послушанием, то и дается обет послушания с отвержением своей воли и разумения, с полным подчинением руководству опытного наставника. <…>

О важности и пользе послушания многие святые отцы писали много прекрасного. Святой Григорий Великий говорит, что одна добродетель послушания насаждает в душе прочие добродетели и насажденные охраняет. Поэтому оно справедливо предпочитается жертвам (см. 1 Цар. 15, 22), потому что в жертвах закалается чужая плоть, а посредством послушания – собственная воля. И тем скорее человек угождает Богу, чем решительнее перед взорами Его, подавив гордость своего произвола, закалает себя мечом заповеди.

Важная добродетель – нестяжательность, важнее ее – целомудрие, а еще важнее этих обеих – послушание. Ибо первая властвует над вещами, второе над плотью, а третье над духом. Напрасно говорят, что послушанием стесняется свобода и потому уничтожается необходимый характер нравственности. Когда мы подчиняем себя руководству другого, то ограничивается не нравственная свобода, а только возможность действовать по чистому произволу или своеволию, которое большей частью действует не по руководству разума, а по капризам, по влечению страстей, вопреки нравственному закону. Следовательно, как добровольно подчиняемся закону, также добровольно повинуемся и полезным наставлениям или повелениям настоятеля и руководителя. Потому заслуга наша не уничтожается, напротив, она еще тем больше бывает перед Богом, чем тяжелее для нашей чувственной природы или самолюбия такое добровольное отвержение собственного произвола. <…>

ОБ УДАЛЕНИИ ИЗ МИРА В МОНАСТЫРЬ

Живя в мире, трудно исполнять в точности монашеские обеты и с успехом проходить поприще благочестия по причине множества препятствий со стороны многих житейских нужд, забот, занятий, часто суетных или мелочных, частых развлечений, разных приключений, несчастных переворотов, господствующих в мире страстей, многих соблазнов, искушений, скорбей, и у подвижника не достанет ни уменья, ни сил противоборствовать им. Святой апостол Иоанн говорит, что весь мир лежит во зле, что в нем господствует похоть плоти, похоть очей и гордость житейская (1 Ин. 5,19; 2,16), которыми заражена вся житейская атмосфера. Живя в такой атмосфере, при всей осторожности нельзя не заразиться более или менее тлетворными ее миазмами и не потерпеть вреда. Подвижники давно понимали это и удалялись из мира в монастырь – уединенную обитель людей единомысленных, у которых одно намерение и забота – угождать Богу и достигнуть спасения души. Уподобляя мирскую жизнь бурному морю, на котором каждая волна угрожает погибелью, а монастырь – тихой безопасной пристани, подвижники, притекая сюда, взывали: «Видя житейское море, воздымаемое бурей страстей и напастей, я притек к тихому пристанищу Твоему, Боже! Возведи от греховной тли живот мой, многомилостиве!» В монастыре, точно как в спокойной пристани, нет таких препятствий к благочестивой жизни, как в мире, – нет мирской суеты, нет житейских дел, забот, все соблазны, поводы к грехам, все нужды для пропитания и одежды устранены, остается одна забота о душе. Этому все здесь благоприятствует: ежедневное богослужение, частые молитвы, чтение Священного Писания и писаний святых отцов, размышление о спасительных предметах, частое употребление Святых Таинств для подкрепления духа, ежедневное испытание и очищение совести, благоразумное обуздание плоти постом, бдением и трудами, неослабное хранение чувств и помыслов, единодушное братство, взаимное содействие друг другу в подвигах благочестия, возбуждающие к подражанию примеры разных добродетелей, бдительная попечительность настоятеля, наставления, утешения, поощрения опытных старцев, которые назначаются каждому новоначальному послушнику для руководства, и т. п.