Текст книги "Душа человека. Революция надежды (сборник)"

Глава V
Шаги по гуманизации технологического общества

Поскольку нам предстоит теперь рассмотреть возможность гуманизации индустриального общества в том виде, как оно сложилось в ходе второй промышленной революции, надо начать с рассмотрения тех институтов и методов, которые нельзя уничтожить ни по экономическим, ни по психологическим причинам без того, чтобы наше общество полностью не распалось. Это следующие элементы: 1) крупномасштабная централизованная организация, сформировавшаяся в последние десятилетия в правительстве, деловом мире, университетах, больницах и пр. Процесс централизации все еще продолжается, и вскоре почти все основные виды целесообразной деятельности будут осуществляться крупными системами; 2) проистекающее из централизации широко разветвленное планирование внутри каждой системы; 3) кибернетизация, то есть кибернетика и автоматика в роли главного теоретического и практического принципа контроля с компьютером в качестве наиважнейшего элемента автоматики.

Но не только на этих трех элементах придется здесь задержаться. Есть еще один элемент, проявляющийся во всех социальных системах: система Человек. Как я указал раньше, это не значит, будто человеческая природа неподатлива; это означает, что она допускает лишь ограниченное количество потенциальных структур и ставит нас перед некоторыми установленными альтернативами. Применительно к технологическому обществу наиважнейший выбор состоит в следующем: если человек пассивен, бесчувствен, если ему скучно, а мозг его развит односторонне, он проявляет патологические симптомы, такие как тревога, подавленность, обезличенность, безразличие к жизни, насилие. Действительно, как писал Роберт Дэвис в одной из проницательных своих статей, «далеко зашедшая вовлеченность в кибернетизированный мир нарушает душевное здоровье» [98]98
   The Advance of Cybernation: 1965–1985 // The Guaranteed income. New York, 1967.


[Закрыть]. Важно подчеркнуть этот момент, ибо большинство планирующих инстанций обращаются с человеческим фактором как с чем-то таким, что могло бы приспособиться к любым условиям, не причиняя себе никакого вреда.

Открывающиеся перед нами возможности немногочисленны и определимы. Первая возможность – продолжать двигаться в избранном нами направлении. Это привело бы к таким нарушениям целостной системы, что результатом их стала бы либо термоядерная война, либо серьезная человеческая патология. Вторая возможность состоит в попытке изменить это направление с помощью силы или насильственной революции. Это привело бы к крушению всей системы, а в результате – к насилию и жестокой диктатуре. Третья возможность заключается в гуманизации системы таким образом, чтобы она служила целям благополучия и развития человека, другими словами, движению его жизни. В таком случае основные элементы второй промышленной революции останутся в неприкосновенности. Вопрос в том, можно ли это сделать и какие шаги надо предпринять для этого.

Вряд ли нужно уверять читателя в том, что в мои намерения не входит предоставлять «план», который бы показал, как достигнуть поставленной цели. Этого нельзя сделать не только потому, что это невозможно сделать в столь короткой книге, но и потому, что это потребовало бы многих исследований, выполнить которые можно было бы только совместными усилиями компетентных и озабоченных людей. Я собираюсь обсудить лишь наиболее важные, на мой взгляд, шаги: 1) планирование, включающее в себя систему Человек и основанное на нормах, вытекающих из исследования оптимального функционирования человеческого существа; 2) активизация индивида путем вовлечения простых людей в сферу деятельности и ответственности через замену нынешних методов отчужденной бюрократии методом гуманистического направления; 3) замена модели потребления на такую, при которой потребление содействует активизации и отбивает охоту к «пассивизации» [99]99
   Я придумал это слово по аналогии с активизацией. Хотя его не найдешь в словаре, оно необходимо, потому что существуют некоторые обстоятельства, делающие человека более активным, и другие, делающие его более пассивным.


[Закрыть]; 4) появление новых форм психической и духовной ориентации и преданности, равнозначных религиозным системам прошлого.

Продолжая начатое в главе III обсуждение планирования, я хочу снова заявить, что любое планирование направляется ценностными суждениями и нормами, независимо от того, осознают это составители планов или нет. Это верно и для планирования с помощью компьютера: и отбор фактов, вводимых в компьютер, и программирование включают в себя ценностные суждения. Если я хочу до предела увеличить экономическую производительность, то и используемые мною факты, и программа отличаются от тех, какими они были бы, если бы я захотел до предела улучшить благополучие человека, осмысливаемое в таких терминах, как радость, заинтересованность в труде и пр. В последнем случае учитываются другие факты и программа – другая.

Здесь возникает ряд серьезных вопросов: как можно получить хоть какое-нибудь знание о человеческих ценностях, если не останавливаться на традиционных, которые утвердились, по крайней мере, благодаря общему согласию или же признаются делом личного вкуса или пристрастия? В главе IV я сослался на то, что состояние человеческого благополучия можно описать эмпирически и объективно, как и состояние неблагополучия; условия, способствующие благополучию, можно установить так же, как и условия, ведущие к неблагополучию, причем и физические, и духовные. Изучение системы Человек позволит привести к принятию объективно обоснованных ценностей, опирающихся на то, что они ведут к оптимальному функционированию системы. Если мы осознаем возможные альтернативы, гуманистические нормы, по крайней мере, были бы приняты большинством нормальных людей как предпочтительные по сравнению с противоположными им.

Каким бы ни был источник действенности гуманистических норм, общую цель гуманизированного индустриального общества можно определить так: изменение социальной, экономической и культурной жизни нашего общества таким образом, чтобы оно стимулировало развитие человека и содействовало его жизнеутверждению, вместо того чтобы уродовать его; чтобы оно активизировало индивида, вместо того чтобы делать его пассивно воспринимающим; чтобы наши технологические возможности обслуживали развитие человека. Если этому предстоит свершиться, нам надо сохранить контроль над экономической и социальной системой. Решения должна принимать человеческая воля под руководством разума и стремления к оптимальному жизнеутверждению.

Какова процедура гуманистического планирования с учетом этих общих целей? Компьютеры должны стать функциональной частью жизненно ориентированной социальной системы, а не раковой опухолью, начинающей разрушать систему и в конце концов убивающей ее. Машины или компьютеры должны стать средствами для осуществления целей, установленных разумом и волей человека. Ценности, определяющие отбор фактов и влияющие на программирование компьютера, необходимо выводить из знания человеческой природы, ее всевозможных проявлений, оптимальных форм ее развития и реальных потребностей, благоприятствующих такому развитию. Это значит, что человек, а не техника должен стать основным источником ценностей; критерием же всего планирования должно стать оптимальное человеческое развитие, а не максимальное производство [100]100
   Хасан Озбекхан кратко сформулировал проблему так: «В чем мы потерпели неудачу, так это в приписывании операционального значения так называемым желаниям, мотивирующим нас; в исследовании их внутренней ценности, в оценке далеко идущих последствий наших устремлений и действий, в удивлении по поводу того, в самом ли деле результат, которого, похоже, мы ожидаем, соответствует тому качеству жизни, к которому, по нашим словам, мы стремимся, а также по поводу того, приведут ли нас туда наши повседневные поступки. Другими словами, в предложенной автором концепции планирования мы в полном смысле слова терпим провал с планированием». (Я глубоко признателен за советы, полученные от г-на Озбекхана в личных беседах, а также – от Мартина Старра и Раймонда Брауна.)


[Закрыть]. Помимо этого, планирование в области экономики надо распространить на всю систему; впоследствии и систему Человек надо интегрировать в целостную социальную систему. В качестве осуществляющего планирование человеку необходимо осознать роль человека как части целой системы. Так как человек – единственное живое существо, осознающее себя, человек как создатель и исследователь системы должен сделать себя целью анализируемой системы. Это означает, что знания о человеке, о его природе и о реальных возможностях ее проявлений должны стать одними из основных данных для социального планирования.

Все сказанное до сих пор о планировании опиралось на теоретическое допущение, что составители планов в основном руководствуются стремлением к оптимальному благосостоянию общества и входящих в него индивидов. К сожалению, на практике нельзя делать подобного допущения. (Разумеется, я говорю не о том, что думают составители планов о собственной мотивации. Подобно большинству людей, они считают свои побуждения разумными и моральными. Большинство нуждается в такой рационализации [в идеологическом оправдании] своих действий частично затем, чтобы поддержать в себе чувство моральной правоты, частично затем, чтобы ввести в заблуждение других людей относительно их подлинной мотивации.) На уровне государственного планирования личные интересы политиков нередко служат помехой их собственной целостности, а значит, и их способности к гуманистическому планированию. Уменьшить эту опасность можно лишь с помощью гораздо более активного участия граждан в процессе принятия решений и отыскания путей и методов, с помощью которых государственное планирование контролировалось бы теми, для кого оно предпринимается [101]101
   Подробнее об этом говорится дальше в этой главе.


[Закрыть].

Следует ли тогда в дальнейшем сократить государственное планирование, а большинство планов, включая и планирование в общественном секторе, оставить на долю крупных корпораций? Аргументы в пользу этой идеи сводятся к тому, что крупные корпорации не обременены старомодными процедурами и не зависят от колебаний политического давления; что они больше преуспели в системном анализе, в незамедлительном внедрении исследований в технику; что люди, управляющие ими, более объективны, поскольку им не приходится каждые несколько лет бороться в предвыборных кампаниях за право продолжать свою работу. Особенно важно то, что, будучи сейчас одним из наиболее быстро прогрессирующих видов деятельности, управление и системный анализ наводят на мысль, что они способны привлечь многие из наиболее перспективных умов не только с точки зрения их интеллекта, но и с точки зрения того, каким им видится человеческое благополучие. Эти и многие другие аргументы звучат убедительно, однако они сомнительны с учетом двух ключевых моментов. Первый: корпорация работает ради прибыли; и хотя ее заинтересованность в прибыли значительно видоизменилась по сравнению с погоней за прибылью предпринимателя XIX века, все-таки она частенько служит помехой высшим интересам общества. Второй: частная корпорация не подвержена даже тому незначительному контролю, которому подвергается правительство в демократической системе. (Если бы кто-то возразил, заявив, что корпорацию контролирует рынок, то есть косвенно – потребитель, он не учел бы то обстоятельство, что вкусами и желаниями потребителя в значительной мере манипулирует корпорация.) Вера в мудрость и добрую волю управляющих – недостаточная гарантия того, что большинство будет планировать исходя не из безликой технической осуществимости, а во имя развития человека. Именно потому, что традиционно настроенные управляющие лишены не столько доброй воли, сколько воображения и видения человеческой жизни в целом, они даже более опасны с точки зрения гуманистического планирования. В самом деле, их личностная порядочность повышает их устойчивость к сомнениям относительно методов планирования. Именно поэтому я не разделяю оптимизма, выраженного Джоном Кеннетом Гэлбрейтом и другими. Я предлагаю, чтобы планирование в корпорациях тоже подвергалось контролю как со стороны правительства, так и со стороны независимых органов, состоящих из тех, кто является объектом планирования [102]102
   В классическом социализме считалось, будто эту проблему можно разрешить одним лишь обобществлением (национализацией) крупных предприятий. Не говоря уж о том, что в Соединенных Штатах подобный шаг политически неосуществим, остается под вопросом, действительно ли это решение проблемы. Как показывает пример Советского Союза, назначенные государством управляющие тоже могут принимать решение, исходя из эффективности производства и выпуска продукции в качестве критериев, как и в частной корпорации. Важны ценности, которыми руководствуются в ходе планирования, и степень контроля снизу.


[Закрыть].

Из всего сказанного в предыдущих главах о человеке следует, что основное требование для его благополучия – это быть активным, то есть продуктивно развивать все свои способности; что одна из наиболее патогенных черт нашего общества – это тенденция делать человека пассивным, лишая его возможности активно участвовать в делах общества, на предприятии, где он работает, а фактически, хотя это менее заметно, и в своих личных делах. Такой «пассивизацией» человек частично обязан «отчужденно-бюрократическому» подходу, используемому на всех централизованных предприятиях.

Гуманистический и отчужденно-бюрократический подходы

Как это часто бывает, в данном вопросе люди сталкиваются с ложной дихотомией, происходящей от подмены понятий. Они полагают, что им предстоит выбирать между анархистской системой, лишенной всякой организации и контроля, и, с другой стороны, каким-то видом бюрократии, типичной как для современной индустриальной, так и в еще большей степени для советской системы. Но эта альтернатива – всего лишь одна из многих. У нас есть и другие варианты. Вариант, который я имею в виду, это выбор между «гуманистически-бюрократическим», или «гуманистически-управленческим» [103]103
   На следующих страницах я буду употреблять термин «гуманистически-управленческий» вместо «гуманистически-бюрократический», поскольку в самом слове «бюрократия» часто подразумевается, что оно относится к отчужденному типу общества.


[Закрыть]подходом и «отчужденно-бюрократическим», с помощью которого мы сейчас ведем наши дела.

Отчужденно-бюрократическую процедуру можно охарактеризовать различными способами. Прежде всего это однонаправленная система; приказы, предложения, планы исходят с верха пирамиды и направляются к низу. Индивидуальной инициативе нет места. Личности – это «случаи», благополучные или медицинские, какой бы референтной системой мы ни пользовались; это случаи, которые можно записать на компьютерную карту, проигнорировав те индивидуальные черты, которые составляют разницу между «личностью» и «случаем».

Наша бюрократическая система является безответственной в том смысле, что не «отвечает» на нужды, взгляды, запросы индивида. Безответственность ее тесно связана с характеристикой человека как случая, становящегося «объектом» бюрократии. Нельзя отвечать на запросы случая, но можно – на запросы личности. Безответственность бюрократа имеет еще один аспект, бывший в течение долгого времени признаком бюрократии. Чувствуя себя частью бюрократической машины, бюрократ чаще всего не хочет брать ответственность на себя, то есть не хочет принимать решения, за которые его можно было бы критиковать. Он старается избегать принятия любых решений, коль скоро они не сформулированы ясно соответствующими правилами, а при наличии сомнений он отсылает человека к другому бюрократу, который, в свою очередь, делает то же самое. Каждому, кто имел дело с бюрократической организацией, известно, как гоняют от одного бюрократа к другому и как иногда после многих усилий человек оказывался у той самой двери, в которую он вошел с самого начала и за которой его даже не выслушали, исключая, правда, тот особый случай, когда бюрократы слушают, иногда любезно, иногда нетерпеливо, но почти всегда со смешанным отношением собственной беспомощности, безответственности и чувства превосходства над «ходатайствующим» субъектом. Наша бюрократическая система дает индивиду почувствовать, что он ничего не может ни предпринять, ни организовать без помощи бюрократической машины. В результате она парализует инициативу и порождает глубокое чувство бессилия.

Какова природа «гуманистического управления» и каковы его методы?

Основной принцип системы гуманистического управления состоит в том, что, несмотря на громоздкость предприятий, централизованное планирование и кибернетизацию, индивидуальный участник отстаивает свои права перед управляющими, обстоятельствами и машинами и перестает быть бессильной частичкой, не принимающей активного участия в процессе. Только благодаря подобному утверждению своей воли можно высвободить энергию индивида и восстановить его душевное равновесие.

Тот же самый принцип гуманистического управления можно выразить следующим образом: в то время как у отчужденной бюрократии вся власть нисходит сверху вниз, в гуманистическом управлении это улица с двусторонним движением; «объекты» [104]104
   В дальнейшем я буду называть «объектами» тех, кто подвергается контролю со стороны бюрократии.


[Закрыть]принятого наверху решения реагируют в соответствии с собственной волей и озабоченностью; их ответ не только достигает вершины пирамиды принимающих решения, но и заставляет их реагировать в свою очередь. «Объекты» принятия решений имеют право бросить вызов принимающим решения. Такой вызов первым делом нуждался бы во введении правила, согласно которому если бы достаточное количество «объектов» потребовало, чтобы соответствующая бюрократия (на любом уровне) ответила на вопросы, объяснила свои действия, то принимающие решения выполнили бы это требование.

К этому моменту в голове читателя наверняка накопится столько возражений против упомянутых предложений, что лучше уж мне обсудить их прямо здесь, если я не хочу лишиться внимания читателя к тому, что дальше изложено в этой главе. Сначала я займусь вопросом управления предприятиями.

Первое возражение, возможно, коснется того, что активное участие «объектов» вряд ли совместимо с эффективным централизованным управлением и планированием. Такое возражение вполне вероятно: а) поскольку нет неопровержимых доводов в пользу того, что нынешняя система отчужденной бюрократии патогенна; б) если подразумевать только испытанные и доказанные методы и шарахаться в сторону от требующих воображения новых решений; в) если настаивать на том, что, даже если бы удалось найти новые методы, от принципа максимальной эффективности нельзя отказываться даже на время. Однако если прислушаться к предложенным в этой книге соображениям и признать наличие смертельной опасности для всей системы нашего общества, заключенной в бюрократических методах, то эти возражения оказываются совсем не такими уж неопровержимыми, как они представляются тем, кого устраивает функционирование нашей нынешней системы.

Точнее говоря, если признать наличие трудностей, но не начинать с убеждения, будто они непреодолимы, проблемы придется рассматривать конкретно и подробно. Здесь также можно прийти к выводу, что дихотомия между максимальной централизацией и полной децентрализацией отнюдь не обязательна, что можно обратиться к представлению об оптимальной централизации и оптимальном участии простых людей. Оптимальная централизация представляла бы собой такую степень централизации, которая необходима для эффективной широкомасштабной организации и планирования; оптимальное участие было бы таким, которое не мешает централизованному управлению, но допускает оптимум ответственного участия. Такая формулировка, очевидно, чересчур обща и не подходит в качестве основы для немедленного принятия мер. Если проблема подобной значимости возникает в связи с приложением научных знаний к технике, это не обескураживает инженера; он признает необходимость исследования, которое приведет к решению проблемы. Но поскольку мы имеем дело с человеческими проблемами, трудности способны отбить охоту у большинства людей или побудить их решительно признать, что «этого нельзя сделать».

Действительно, в решении технических проблем наше воображение и инициатива беспредельны, но когда мы имеем дело с человеческими проблемами, наше воображение в высшей степени ограниченно. Почему так? Напрашивается ответ: в области наук о человеке мы не располагаем такими знаниями, как в естественных науках и в технике. Но такой ответ неубедителен. Почему у нас нет необходимых знаний? Или, ближе к делу, почему мы не применяем те знания, которые имеем? Без дальнейшего изучения ничего доказать нельзя, однако я убежден, что найти практическое решение вопроса о сочетании оптимальной централизации и оптимальной децентрализации не столь трудно, как найти техническое решение проблемы космического путешествия. Действительный ответ на вопрос, почему не осуществлены подобные исследования, заключается в том, что, с учетом наших нынешних приоритетов, заинтересованность в поисках более приемлемых для человека решений в области социальной организации весьма слаба. Тем не менее, подчеркивая необходимость исследований, не стоит забывать о том, что в последние десятилетия проведено значительное количество экспериментальных исследований и дискуссий по этим проблемам. Как в области экспериментальной психологии, так и в науке об управлении можно встретить ряд ценных теоретических обсуждений и экспериментов.

В другом возражении, часто сочетающемся с предыдущим, говорится, что до тех пор, пока на политическом уровне имеет место эффективный контроль за принятием решений, нет нужды активно участвовать в делах корпорации, поскольку за ней будут должным образом надзирать законодательная и исполнительная власти. В этом возражении не учтено то, что сегодня правительство и корпорации настолько тесно переплелись, что трудно сказать, кто кого контролирует; к тому же решения правительства не находятся под эффективным контролем граждан. Но даже если бы активное участие граждан в политической жизни имело место в достаточной мере, как здесь предлагается, корпорация сама по себе должна быстро реагировать на волеизъявление не только своих участников, но и широкой общественности, поскольку решения корпорации воздействуют и на нее. Если прямого контроля над корпорацией не будет, правительству будет очень трудно осуществлять власть над частным сектором системы.

Следующее возражение укажет на то, что предложенная здесь двойная ответственность за принятие решений станет источником бесконечных трений между верхами и «объектами», и в силу этой психологической причины окажется неэффективным. Рассуждая о проблеме абстрактно, мы, видимо, сочтем ее труднопреодолимой, но согласившись на подобные изменения, мы скорее всего обнаружим, что возникшие в результате конфликты не столь уж остры и неразрешимы, как они кажутся, если смотреть на них абстрактно. В конце концов управляющие заинтересованы в исполнении решений точно так же, как и участники производства. Поскольку бюрократ становится «уязвимым», то есть начинает реагировать на желания и заявления подчиненных ему, обе стороны окажутся скорее заинтересованы в решении этих проблем, нежели в сохранении своих позиций, будь то позиция авторитета или возражающего ему. То, что такое возможно, показал ряд университетов в Соединенных Штатах и за границей, где почти не осталось трений между администрацией и студентами с тех пор, как участие студентов в управлении официально признано. То же самое продемонстрировали югославская система рабочего самоуправления и опыт множества кооперативных движений по всему миру.

Если бы на смену отчужденной бюрократической модели пришла гуманистическая, это неизбежно привело бы к смене представления о том, что такое успешно работающий управляющий. Защитный тип личности, цепляющийся за бюрократическую маску, боящийся быть уязвимым и прямо и открыто предстать перед людьми, оказался бы в невыгодном положении. Кроме того, если бы изменился метод управления, преуспевал бы человек с богатым воображением, неустрашимый и отзывчивый. Эти соображения показывают, насколько ошибочно говорить, будто некоторые методы управления нельзя изменить, потому что управляющие «не пожелали бы и не смогли бы их изменить». Здесь упущено именно то, что новые методы создали бы иной принцип отбора управляющих. Это не означает, будто на смену большинству нынешних управляющих придут управляющие нового типа. Нет сомнения в том, что существует много людей, которые в рамках нынешней системы не в состоянии найти применение своей способности реагировать и которые смогут это сделать, как только система предоставит им подобный шанс.

Среди возражений против идеи активного участия индивида в производстве, в котором он занят, пожалуй, наиболее популярно утверждение о том, что в свете нарастающей кибернетизации рабочее время индивида станет столь коротким, а время, посвященное досугу, – столь длительным, что отпадет надобность в активизации индивида по месту работы, зато в свободное время она будет осуществляться в достаточной степени. Я считаю, что эта мысль основана на ошибочном представлении о человеческом существовании и труде. Даже при самых благоприятных технологических условиях человеку приходится брать на себя ответственность за производство пищи, одежды, жилья и прочих необходимых вещей. А значит, он вынужден трудиться. Даже если большую часть физического труда возьмут на себя машины, человеку все равно надо принимать участие в процессе обмена между ним и природой. Только если бы человек был бестелесным существом или ангелом, не обладающим физическими потребностями, труд полностью бы исчез. Нуждаясь в освоении природы, в организации и управлении процессами материального производства, распределения, социальной организации, преодоления природных катаклизмов, человек не может сидеть сложа руки, предоставив всему идти своим чередом. Может быть, труд в технологическом обществе и перестал быть «проклятием», однако идиллическое состояние, при котором человеку уже не приходится заботиться о материальных нуждах, – это технологическая фантазия. Не в том ли будет состоять решение проблемы, что, как предсказывает Бжезинский, только элита получит привилегию трудиться, тогда как большинство будет занято потреблением? Действительно, это могло бы стать решением проблемы, но при этом большинство было бы низведено до положения рабов, которые, как это ни парадоксально, превратились бы в безответственных и бесполезных паразитов, тогда как только свободные люди имели бы право жить полной жизнью, включающей в себя труд. Если человек пассивен в процессах производства и организации, он будет так же пассивен и в свободное время. Если он отказывается от ответственности и участия в процессе поддержания жизни, он приобретет пассивную роль и во всех прочих сферах и будет зависеть от тех, кто о нем заботится. Как это происходит, мы уже видим сегодня. У человека больше свободного времени, чем раньше, но большинство людей демонстрируют на досуге внутреннюю пассивность, навязанную им системой отчужденного бюрократизма. Свободное время по большей части проводится созерцательно или потребительски; оно редко бывает выражением внутренней активности.

Один пример может прояснить то, что я стараюсь доказать, – забота о здоровье. Представляется вполне вероятным, что многие функции медицины, такие как диагностика, лечение, выписка рецептов и пр., может взять на себя компьютер. Однако весьма сомнительно, чтобы компьютер смог заменить сугубо индивидуализированный осмотр, который способен произвести хороший врач, например учесть в процессе осмотра выражение глаз или лица – того, что невозможно свести к количественным показателям или перевести на прагматический язык. В полностью автоматизированной системе выдающиеся достижения медицины будут утрачены [105]105
   Точно так же компьютер-шахматист лучше, чем средний игрок в шахматы, но не так хорош, как гроссмейстер; конечно, компьютер можно запрограммировать на сочинение музыки в духе Моцарта или Бетховена, но нельзя добиться качества моцартовских или бетховенских сочинений.


[Закрыть]. Но помимо этого, индивид будет настолько полно подготовлен к тому, чтобы подчиняться машинам, что утратит способность активно и ответственно заботиться о собственном здоровье. Он будет прибегать к «службе здоровья», как только у него возникнет медицинская проблема; он утратит способность наблюдать за собственным организмом, распознавать изменения и предписывать самому себе средства, хотя бы такие простые, как соблюдать диету или делать полезные упражнения.

Если бы человек освободился от обязанности нести ответственность за функционирование системы производства и управления, он превратился бы в совершенно беспомощное существо, лишенное уверенности в себе и зависимое от машины и обслуживающих ее специалистов. Он был бы не только неспособен активно использовать свободное время, но стоило бы плавному функционированию системы оказаться под угрозой, и его постигла бы катастрофа.

В этой связи надо упомянуть еще один момент, причем очень важный. Даже если бы машины смогли взять на себя весь труд, все планирование, все организационные решения, включая все проблемы, связанные со здоровьем, они все равно неспособны разрешить проблемы, возникшие между человеком и человеком. В сфере межличностных отношений, человеческих суждений, отзывчивости, ответственности и решений машина не в состоянии заменить действующего человека. Есть такие, кто, подобно Маркузе, думает, будто в кибернетизированном «нерепрессивном» обществе, полностью удовлетворенном материально, не осталось бы места таким человеческим конфликтам, которые представлены в греческой или шекспировской драме или в великих романах. Я могу понять, что полностью отчужденные люди способны видеть будущее человеческое существование таким образом, но я боюсь, что они скорее выражают этим собственную эмоциональную ограниченность, нежели действительные возможности будущего. Допускать, что проблемы, конфликты и трагедии между человеком и человеком исчезнут, если не останется материально неудовлетворенных потребностей, – это детская греза наяву.

Для активного участия в делах страны, государства и общества в целом, как и в делах крупных корпораций, потребовалось бы создать группы межличностного общения, в которых велись бы дискуссии, осуществлялся бы процесс обмена информацией и принятия решений. Прежде чем обсуждать структуру подобных групп во всех видах централизованных предприятий и в области принятия политических решений соответственно, давайте посмотрим, какими характеристиками должны обладать такие группы межличностного общения.

Во-превых, число участников должно быть ограничено до такой степени, чтобы поддерживать непосредственный контакт в ходе обсуждения и не допускать пустой риторики и демагогического воздействия. Когда люди регулярно встречаются и хорошо знают друг друга, они начинают чувствовать, кому можно доверять, а кому – нет, кто настроен созидательно, а кто – нет, и в процессе участия возрастает их собственное чувство ответственности и уверенности в себе.

Во-вторых, каждой группе должна предоставляться объективная и надежная информация, позволяющая каждому человеку составить относительно ясное и точное представление по основным вопросам.

Проблема адекватной информации преподносит нам ряд трудностей, вынуждающих нас несколько отступить от темы. Действительно ли вопросы, с которыми мы имеем дело во внешней и внутренней политике или в управлении корпорацией, настолько сложны и специальны, что только высококвалифицированный специалист способен разобраться в них? Если бы дело обстояло именно так, нам пришлось бы признать, что демократический процесс, традиционно понимаемый как участие граждан в принятии решений, больше уже неосуществим; далее нам пришлось бы признать, что законодательная функция конгресса устарела. Отдельно взятый сенатор или представитель наверняка не имеет тех специальных знаний, которые считаются необходимыми. Сам президент, похоже, зависит от того, какие советы подает ему группа высококвалифицированных специалистов, поскольку в его обязанности не входит разбираться в проблемах такой сложности, что они оказываются выше понимания знающих и образованных граждан. Короче говоря, если бы предположение о непреодолимой сложности и трудности информации было верным, демократический процесс стал бы пустой формой, прикрывающей то, что управление находится в руках технических специалистов. То же самое было бы справедливо и в отношении процесса управления. Если бы управляющие высшего ранга оказались не в состоянии разобраться в слишком сложных технических проблемах, по которым они вынуждены принимать решения, им просто пришлось бы соглашаться с решениями технических экспертов.