Текст книги "Сибирская эпопея"

Гмелин, охарактеризовавший таким образом Стеллера, тоже немец. Его родной город находился в 100 км от родного города Стеллера. Они ровесники, однако между Гмелиным и его новым подчиненным было мало общего. Гмелин осознавал собственную сановитость, он придавал значение всему внешнему, ценил светскую жизнь, хорошую кухню и марочные вина. Не желая прощаться с комфортной жизнью Санкт-Петербурга, он взял ее с собой. В его свите повар, лакей, носильщики и секретари. Что же касается Стеллера, то он путешествует с проводником, рисовальщиком и научными трофеями. Когда Гмелин впервые увидел Стеллера, тот нес на плечах косулю и трех бакланов. Их отношения были непростыми. Но они оба жаждали открытий.

* * *

Стеллер ехал не так, как его именитые коллеги, без вереницы телег и саней, и потому продвигался быстро. Это был стремительный человек, и все в его жизни происходило стремительно. «Комета на небосклоне» российской науки⁷⁷, скажет о нем один из его поздних преемников из сибирского отделения Академии наук. Ритм, в котором он жил, перемещаясь по Сибири, поражает. Летом 1739 года Стеллер провел некоторое время в горах Прибайкалья и Забайкалья. Вот, что он послал своим корреспондентам в Петербург после возвращения: 1. Flora Irkutensis, каталог, 1 100 растений, представленных в альбоме на 80 страница; 2. Каталог семян; 3. Натуральная история птиц, в которой описано 60 видов пернатых; 4. Натуральная история тайменя, хариуса, омуля, подкаменщика, сига и ленка (Байкальские пресноводные рыбы); 5. Натуральная история 100 насекомых, змей и ящериц (этот труд он рекомендовал опубликовать незамедлительно, поскольку многие виды были уже известны); 6. Натуральная история минералов окрестностей Иркутска и озера Байкал; 7. Орография окрестностей Иркутска и Байкала; 8. Описание пути из Енисейска в Баргузин по течению рек; 9. Врачи и народная медицина у русских; 10. Дополнение к истории тунгусов и бурят (местные народы); 11. Словарь тунгусского и бурятского языков; 12. Основы русско-латино-греческого словаря натуральной истории,⁷⁸ над которым Стеллер, по его словам, заставлял трудиться своего ассистента, когда тот пребывал в праздности. Представляют также интерес и методы его работы. Судя по полевым записям, он, не колеблясь, идет на риск, чтобы получить ответы на свои вопросы. Например, однажды он обнаружил среди камней неизвестное ему растение, которое показалась ему похожим на растущее в его родных местах. Он выяснил, что из него можно получить темно-коричневый сок, напоминающий сок ясеня. Каковы же его свойства? Токсичен ли он? Чтобы выяснить это, Стеллер взял 50 граммов этой жидкости, растворил в чае и выпил, а потом записал, что она по вкусу напоминает мед и, вопреки первому впечатлению, совсем не похожа на сок.⁷⁹ Однажды он попробовал молока не знакомой в то время науке морской коровы, чтобы описать его свойства.⁸⁰ Стеллер повествует и о других похожих экспериментах: на Камчатке он обратил внимание на остров, расположенный в 27 км от берега. По первому льду он помчался туда на санях, запряженных собаками, несмотря на предостережения своих товарищей. Посреди пути лед проломился под тяжестью экипажа и сани с собаками исчезли под водой. Стеллер в совершенно мокрых туфлях добрался до берега пешком, перепрыгивая с одной льдины на другую.⁸¹ Ничто не могло его остановить. Не хватает бумаги, чтобы сушить растения, которые он собирал в невероятных количествах? Он отправляется за ней… В Китай, за несколько сот километров. Там, как он слышал, можно было найти бумагу разного качества. Стояла зима, земля промерзла, однако Стеллер продолжал делать гербарии, выкапывая семена. Его научная любознательность не знает пределов. Как-то ему объяснили, что одним из главных препятствий для заселения дальних земель является дефицит зерна, связанный с огромными расстояниями и трудностями с перевозкой, и он стал рассуждать логически: а можно ли вообще обойтись без хлеба? Лучший способ найти ответ – провести опыт. И Стеллер преодолел пешком 270 км. Он пересек полуостров, отказавшись от всех продуктов, содержащих пшеницу, ограничиваясь лишь местным рационом. И в конце пути был «живым, невредимым и лишь слегка похудевшим».⁸² Стеллер удивлен: он доказал, что можно жить и без пшеницы, – почему же не отказаться от нее и не перейти на что-нибудь другое?

Пользуясь любой остановкой в пути, Стеллер продолжает научную работу. Ученые участники экспедиции Беринга говорят на смеси немецкого и латыни, приправленной русскими словами и выражениями из местных языков. Стиль Стеллера отражает его характер – он лаконичен, прям, исполнен юмора и тонкой иронии. Вот как он описывает способ, которым местные жители боролись с «сибирской лихорадкой», болезнью частой, но казавшейся тогда загадочной: «Другой способ лечения острой лихорадки, применяемый жителями Томска, состоит в том, что больного ведут в баню, где он должен хорошо пропотеть, сильно натирают ему все тело очень холодными солеными огурцами, затем снова кладут в постель, ничуть не сомневаясь, что он скоро выздоровеет».⁸³ Однако юмор часто сменяется скрежещущим сарказмом, выдающим резкость натуры Стеллера. Да, гениален, но какой неудобный характер! Достопочтенный Феофан был прав, когда предсказывал младшему другу неприятности!

24 мая 1741 года Авачинская бухта наконец освободилась от льда, и Витус Беринг приказал поднять флаг на «Святом Петре». Чириков занял свой пост на стоявшем рядом корабле «Святой Павел». На борт обоих пакетботов подняли необходимый запас провианта. По плану плавание должно было продлиться два года. Запасов недостаточно, и поэтому очень быстро приняли решение сократить его и вернуться на рейд самое позднее – в конце сентября. На «Святом Петре» отплывало 78 человек, включая командора, его первого помощника Свена Вакселя, еще одного шведа, штурмана Хитрово – эти двое станут проклятием Стеллера, путешествовавшего в их компании. Де ля Кроер, как и планировалось, отправлялся на «Святом Павле» с Чириковым. Экипаж Чирикова состоял из 74 матросов и солдат. В списке экипажа – разжалованный командир Обь-Енисейского отряда Овцын. Теперь он находился под командованием капитан-командора. Здесь же – наказанный кнутом за «блуд» во время пребывания в Охотске штурман Авраам Дементьев, приписанный флотским мастером в экипаж Чирикова. Беринг надеется как можно быстрее поднять паруса, тем более, что до него дошли тревожные слухи из Санкт-Петербурга. Над Кириловым, обер-секретарем Сената и его покровителем, часто выступавшим в качестве посредника между ним и императрицей, сгустились тучи. Ему ставились в вину огромные траты на экспедицию и, что еще хуже, с тех пор, как Миллер сообщил о своей находке в архивах Якутска, некоторые придворные задались вопросом, стоило ли бросать такие ресурсы на цель, уже достигнутую веком ранее.⁸⁴ Что будет, если императрица остановит экспедицию? Все уже сделанное оказалось бы перечеркнутым! Так что следовало сняться с якоря как можно быстрее.

29 мая командор приказал выстрелить из пушки, чтобы священнослужители из маленькой деревянной церквушки апостолов Петра и Павла начали молебен, испрашивая у святых божественного покровительства для экипажей обоих кораблей. Но молебен не помог заручиться благорасположением ветров. Когда корабли с поднятыми парусами только-только отошли на некоторое расстояние от берега, ветер внезапно стих. Согласно морским традициям, это считается плохим предзнаменованием, однако Беринг отказался отложить отплытие. На протяжении трех дней экипажи спускали шлюпки на воду и переносили якоря как можно дальше, а потом вручную тянули судна. Наконец, они добрались до выхода из бухты, и 4 июня, в 9 часов утра, ветер надул паруса и позволил миновать скалы Три Брата у входа в губу. Мучительный старт остался позади.

Еще до отплытия был выработан сложный код для взаимодействия во время плавания, основанный на тщательном подсчете флажков, фонарных сигналов и пушечных выстрелов. Ко всеобщему удивлению, уже на второй день Чириков приказал выстрелить из пушки, чтобы дать знать, что, с его точки зрения, избранный путь не соответствует первоначальному плану и что «Святой Петр», маневрируя, слишком сильно забрал в сторону юга. Куда же на самом деле шли корабли? Вопрос более чем уместен. За два дня до снятия с якоря офицеры и ученые собрались на последний совет, чтобы обсудить будущую цель плавания. Людовик Делиль де ля Кроер потрясал картой своего брата и тыкал в нее пальцем, указывая координаты, где предположительно находилась таинственные Земля Жоао де Гамы и Земля Компании (Kompanieland), в существование которых французские географы твердо верили. Делиль требует, чтобы эта карта стала основой для поисков. Ситуация накалялась. «Карта, составленная в 1731 году для поисков земель и морей, расположенных к северу от южного моря» – а таково название карты – иллюстрировала скорее салонные теории европейских географов, чем реальные географические объекты. Председательствовавший на совещании Витус Беринг не стал делиться своими соображениями, пусть и основанными на важных материалах. На карте против Большого Мыса, который Дежнёв когда-то назвал «Большим Носом», не было ни следов «Большой Земли» с поросшими лесом берегами, ни пролива, на существовании которого Беринг настаивал в Петербурге. Наконец, что особенно важно, ничто не указывало на близость Америки, где побывал Гвоздев. Однако посередине Тихого океана, к северо-востоку от Японской империи, показаны неясные контуры «Земли, замеченной Жоао де Гамой», и Земли Компании.⁸⁵ Чириков убежден, что Америка находится недалеко к северо-востоку и не следует уклоняться ни слишком на север, как во время первой экспедиции, ни слишком на восток в поисках дальних испанских калифорнийских или мексиканских владений. Лучше взять курс именно на северо-восток и искать острова Америки «между 50 и 65 градусами широты N», там, где климат подходит для обитания и где земли населены.⁸⁶ Что же касается Стеллера, то он с присущей ему страстностью высказывался, как и Чириков, хотя и в гораздо менее дипломатических выражениях, в защиту поисков Америки напротив Чукотки. Он кричал, что мог бы привести по меньшей мере 20 важных аргументов в пользу близкого ее расположения и путей к ней.⁸⁷ Беринг, несомненно, был с ним согласен. Опыт подсказывал ему, что это самая достоверная из гипотез. Но когда он осторожно предлагает двинуться сначала в сторону Америки, а только потом, осенью, на обратном пути, на поиски Земли Гамы, астроном де ля Кроер холодно бросает ему по-французски: «Ce ne serait pas conforme aux instructions, commandeur» («Это не совпадает с инструкциями, командор»).⁸⁸

Говорить больше не о чем. Беринг страшился получить новый выговор из столицы.

Любой промах мог стать последней каплей и концом не только его карьеры, но и всей экспедиции. Скрепя сердце, он вынужден подчиниться желаниям французского теоретика. Корабли взяли курс на юго-восток. Берингу понадобилось несколько дней, чтобы добраться до 46° северной широты. Однако, когда они достигли точки, обозначенной на карте Жозефа-Николя Делиля, земли на горизонте не было видно.

Напрасно де ля Кроер, стоя на палубе, вглядывался в океан. Лот, брошенный в воду, не достиг дна. Стеллер впал в бешенство: эти европейские географы, удобно расположившись в своих кабинетах, предаются фантазиям и спекуляциям, но никогда не проверяют их сами, предоставляя это другим! Со свойственной ему иронией он спрашивает, не наделен ли корабль сверхъестественными способностями находить земли, стоит лишь намекнуть на их существование.⁸⁹ Но все же гнев берет верх: «Кровь закипает во мне всякий раз, когда я вспоминаю о бессовестном обмане, в который мы были введены этой неверной картой, в результате чего рисковали жизнью и добрым именем»⁹⁰ [В книге В. А. Дивина, посвященной Чирикову (1953), эта цитата приписана Свену Вакселю (с. 137). Прим. пер.]. И действительно, экспедиция потеряла неделю, и это сказалось на ее дальнейшей судьбе самым печальным образом.

12 июня корабли обменялись сигналами трубы – так переговаривались капитаны. Было решено, как и планировалось на совещании перед выходом в море, изменить курс и идти на северо-восток – туда, где предположительно находилась Америка. Однако несколькими часами позднее случай полностью выявил непростой характер Стеллера. С верхней палубы он заметил пятна планктона, а также несколько чаек и крачек. И заявил со свойственной ему категоричностью, что земля, по всей вероятности, находится недалеко – на юго-востоке. Сейчас нам известно, что он ошибался, что по указанному им курсу корабли плыли бы все дальше и дальше по Тихому океану, и единственным берегом в том направлении стала бы Новая Зеландия. Беринг и его офицеры не изменили принятого решения. Эта история, не имевшая последствий для экспедиции, могла бы быть быстро забыта, если бы она не высветила антагонизма между Стеллером и командой, антагонизма, не утихавшего, главным образом, из-за характера и поведения молодого ученого. Начиная с того дня, это противоречие переросло в открытую вражду. Стеллер никогда не упускал возможности сострить или сыронизировать, но не выносил шуток в свой адрес. Он был неутомим, сейчас, наверное, сказали бы – гиперактивен. Он не терпел возражений и не признавал субординации. У него было множество достоинств, однако смирение не входило в их число, и очень быстро он настроил против себя всех, включая самого последнего юнгу. Когда он, ни на секунду не сомневаясь, что цель экспедиции близка, что до нее осталось плыть не более суток в указанном им направлении, категорически потребовал изменить курс корабля,⁹¹ штурман Хитрово ответил: «русский флот не меняет курс из-за планктона».⁹² Стеллер впал в ярость и помчался в каюту к командору. Однако Беринг уже был сыт по горло гневными вспышками адъюнкта. Он лишь удивленно приподнял брови и отвернулся. Стеллер, по-прежнему убежденный в своей правоте, в том, что они были буквально в двух шагах от открытия, записал в дневнике: когда цель была близка, когда следовало лишь проявить здравый смысл, команда все испортила! Экипаж вышучивал или полностью игнорировал любое мнение, которое не исходило от моряков, словно знание правил навигации автоматически влекло за собой ученость и умение логически мыслить!⁹³ С этого дня все перестали обращать внимание на рассуждения и предположения ученого. «Вы не моряк», – неизменно слышал Стеллер, не прекращавший, несмотря на свою неопытность, вмешиваться в управление кораблем и бесконечно строивший гипотезы о нахождении ближайших земель. Надо полагать, что матросы, изъяснявшиеся по-русски на своем жаргоне, были не особенно куртуазны. Стеллер стал объектом постоянных насмешек. Экипаж считал его надутым умником, ничего не смыслившим в морском деле, и к тому же еще – чужаком. Его называют «командорчиком». Прозвище выводит его из себя, – потому, возможно, что выдает его комплекс, связанный с небольшим ростом. Жизнь на борту, на нескольких десятках палубных метров, под градом насмешек, становилась с каждым днем все труднее. Спасением была лишь каюта, которую он делил с Берингом, и защита командора. Тем не менее Стеллер даже не думал менять свое поведение или хотя бы прекратить во все вмешиваться с видом «всезнайки».

Уже две недели как корабли потеряли друг друга из виду. Туман, не-прекращавшиеся ветры и волнение вынудили Беринга и Чирикова увеличить дистанцию между кораблями. На одном были спущены паруса, чтобы ветер не сорвал их, а другой продолжал идти в тумане. В какой-то момент они сблизились и 20 июня оказались на расстоянии менее десяти миль друг от друга. Конечно, такой ход событий обсуждался заранее, и каждый из капитанов продолжил плыть заданным курсом, надеясь, что корабли встретятся в другой части океана. Никто еще не знал, что им больше не суждено увидеться. Беринг и Чириков помимо своей воли вступают в гонку – кто первым (а на самом деле вторым) достигнет северо-западных берегов Америки.

И тут снова отличился Стеллер. Самое неприятное для его недоброжелателей состояло в том, что ученый с невыносимым характером был наделен особым чутьем. 10 июля, когда корабли находились в открытых водах и экипаж не видел земли уже полтора месяца, он снова убедился, что неподалеку есть какая-то суша. На этот раз наряду с планктоном стали видны пучки травы, и главное, появились морские котики и морские выдры (каланы), которые питались исключительно моллюсками и ракообразными, то есть не могли находиться слишком далеко от берега. Но на его замечание, что неплохо было бы слегка скорректировать курс «Святого Петра», штурман скептически заметил, что им как раз не хватало новой карты наподобие карты месье Делиля.⁹⁴ И даже Беринг одернул Стеллера. С горьким чувством он записывает, что командор полагает неприятным и унизительным для себя прислушиваться к его советам, поскольку он не слишком сведущ в морском деле. Так происходит даже тогда, замечает Стеллер, когда капитан-командор разделяет его мнение. И в этом случае Беринг «без всякой нужды» держал сторону своих офицеров.⁹⁵ Но последующие дни доказали правоту Стеллера. 15 июля напряжение стало ощутимым: половина запасов питьевой воды израсходована, и никто не мог гарантировать, что бочки, спрятанные под съестными запасами в глубине трюма, целы. Для парусных судов, если поблизости нет никакого порта, это очень тревожный сигнал, заставляющий как можно быстрее возвращаться назад. Был серый день, мокрый туман стелился по воде, матросы мокли под непрекращавшимся мелким дождем. Стеллер, как обычно, находился на палубе. Внезапно в облаках возник просвет. «Земля!» – закричал он на манер впередсмотрящего. Земля, земля! Прямо перед ними на несколько секунд возник белый конус вершины, отчетливо вычерченный на фоне неба. Стеллер созерцал его, не веря своим глазам. Затем гору снова затянуло туманом. Матросы и офицеры, прибежавшие на палубу, услышав его крики, вглядывались в горизонт, в направлении, куда указывал Стел-лер, но напрасно. «Мираж или, может быть, облако», – усмехались офицеры. Но некоторые члены экипажа засомневались – быть может, там лежала другая сторона света? Вернувшись в каюту, Стеллер записывает, что в очередной раз открытие, сделанное им, было принято за эксцентричную выходку – из-за ставшего привычным недоверия к его словам и из-за того, что вершина показалась лишь на мгновение и он не успел зарисовать ее.⁹⁶ На следующее утро, когда «Святой Петр» достиг 58^° 14' северной широты, туман внезапно рассеялся. Перед людьми, находившимися на палубе, открылся потрясающий вид на величественную гору с заснеженной вершиной, и на горную гряду, которая уходила далеко за горизонт. Наконец-то Америка! Зрелище впечатляющее, взметнувшийся в высоту пик, который команда назовет, согласно обычаю, в соответствии с датой, в честь Святого Ильи[33]33
  Гора Святого Ильи, вторая по высоте в Северной Америке, находится на границе Канады и Аляски.


[Закрыть], находился совсем недалеко от берега. 5 488 м! Ночью в тумане «Святой Петр» приблизился к земле на расстояние не больше 20 км, и открывшийся мореплавателям вид был поистине головокружительным. Стеллер заметил, что никогда прежде, ни в Сибири, ни на Камчатке, не видал он таких гор.⁹⁷ На корабле – ликование. Некоторые плакали, кто-то обнимался, и все строили планы на будущее. Офицеры счастливы, поскольку им было приказано поворачивать назад, если земля не покажется на горизонте до 20 июля. И вот они уже среди первооткрывателей!

Беринг взволнован больше других. Оставалось меньше месяца до его шестидесятилетия, и счастливое завершение предприятия стало вознаграждением за все испытания. Более 15 лет нечеловеческих усилий! И вот, кульминация Второй Камчатской экспедиции – обещание, данное Петру Великому, когда тот был уже на смертном одре, исполнено. Когда датчанин поднялся на палубу, его встретили восторженно: команда знала, что отныне имя капитана высечено на скрижалях истории. Беринг, опершись на леер, созерцал лежавший перед ним континент. Потом, пожав плечами, отправился в каюту и вызвал к себе адъюнкта Стеллера. Все изумлены. И только прямое свидетельство ученого позволяет нам разгадать эту необычную реакцию. Офицеры могли подумать, что она объяснялась желчностью и чудаковатостью Беринга, – рассказывает Стеллер. Но капитан-командор видел куда дальше, чем его подчиненные. «Мы думаем, – объяснял он в каюте, – что достигли цели. То, чем многие так воодушевлены, может оказаться пустышкой: никто не знает, где мы, какое расстояние отделяет нас от дома и какие еще испытания нас ждут. Кто знает, а вдруг встречные ветра не позволят добраться до порта? Эта земля чужая, а у команды нет ничего для зимовки».⁹⁸ Первооткрыватель Беринг оставался, прежде всего, опытным капитаном. Он оставался также Тревожным Берингом. В то время как на палубе, позабыв о меланхоличном капитане, кто-то подсчитывал будущее вознаграждение, кто-то произносил патетические речи о предопределении, а кто-то оживленно обсуждал высадку на берег, Стеллер пребывал в замешательстве: главная цель великой экспедиции достигнута, наступила ее кульминация, а участники заняты жалкими пустяками! «Что у нас общего? – записывает он в дневник вместо заключения. – Разве что этот корабль, где мы теснимся».⁹⁹

* * *

Так кто же первым «переоткрыл» Америку? В то время, когда Стеллер ссорился с командой на адмиральском корабле, «Святой Павел» Чирикова тоже продолжал поиски. Когда посреди северного Тихого океана русский капитан потерял из виду корабль своего командира, он, по всей видимости, не был слишком расстроен. Из бумаг Чирикова известно, что он хотел показать наконец на что способен. Его явно тяготила медлительность Беринга, и тот, прекрасно понимая это, старался следовать невнятным инструкциям императрицы и не допускать открытого конфликта со своим первым помощником. Чириков никогда не скрывал своего крайне скептического отношения к географическим теориям, которые защищал Людовик Делиль, в частности, к существованию Земли де Гама. Как только Чириков почувствовал, что узды больше нет, как только туман и шквальный ветер освободили его от опеки Беринга, он взял курс на восток-северо-восток, где, по его убеждению, находилось ближайшее побережье Америки. Академик Делиль, находившийся на борту, помалкивал. Безуспешный поиск Земли Гамы, на существовании которой он так настаивал, немного остудил его пыл. Французский астроном страдал морской болезнью. Маринованная оленина и соленая рыба – тяжелая еда для желудка, особенно если мощные волны без устали подбрасывают корабль. Он все реже и реже выходил на палубу, а когда вываливался из каюты, бледность и жалкий вид говорили о его состоянии красноречивей слов. Даже благоухающий носовой платок не мог заглушить кислый запах, поднимавшийся из трюма и пропитывавший все. В отличие от своего молодого коллеги, неустанно бдившего на «Святом Петре», Делиль де ля Кроер не думал о науке. Его инструменты безнадежно испорчены, а починить их он не умел.

«Святой Павел» уверенно продвигался вперед, несмотря на густой туман, окутывавший Тихий океан, – феномен, к которому северные моря и Атлантика не приучили русских моряков. Благодаря избранному курсу, Чириков опередил Беринга всего на день. Стеллер прокричал «Земля!» недоверчивой команде днем 15 июля. А экипаж «Святого Павла» увидел выросшую перед ними горную гряду тоже 15 июля, но на рассвете. Еще до этого, как и Стеллер, моряки обратили внимание на птиц, а потом на морских млекопитающих, они заметили сильную смену цвета и прозрачности воды. Согласно бортовому журналу Чирикова, «в 2 часа пополудни впереди себя увидели землю, на которой горы высокие, а тогда еще не очень было светло, того ради легли на дрейф; в 3-м часу стало быть землю свободнее видеть».¹⁰⁰ Америка. «Признаваем без сумнения, что оная часть Америки, понеже по картам изданиям норимбергского географа Иоанна Баптиста Гоммана и по протчим от сего места отстоят уже не очень далече известные некоторые американские места», – писал капитан.¹⁰¹ 55°21′ северной широты[34]34
  Речь идет о современном острове Бейкер в составе архипелага Александра, к юго-востоку от Аляски.


[Закрыть]. Чириков, действительно, находился примерно в 300 км к югу от горы Святого Ильи, которую экипаж увидит через несколько часов. Берег был скалист и не располагал к тому, чтобы бросить якорь. Капитану и его команде не терпится спустить шлюпку на воду – им необходима вода. Они, как и экипаж «Святого Петра», исчерпали запасы с Камчатки. Вода, оставшаяся в бочках, была уже гнилой, отвратительной на вкус. «Святой Павел» медленно двинулся вдоль американского побережья в поисках места для высадки. На берегу росли ели, сосны и пихты. Маневрируя вдоль берега, матросы разглядывали морских львов, тюленей и каланов. Их ничуть не вспугнуло появление парусника, поскольку они никогда раньше не видели больших кораблей. Понадобилось еще два дня, прежде чем с палубы заметили расселину в рельефе берега, похожую на проход в скрытую от глаз бухту. Чириков приказал спустить главную шлюпку и назначил старшего – рулевого Дементьева. Это тот самый пылкий любовник, который был наказан кнутом в Охотске за адюльтер во время подготовки экспедиции, а затем спасен Берингом. С Дементьевым отправляются десять вооруженных человек – на случай возможной встречи с коренными жителями этой огромной неведомой земли. Но следов их обитания экипаж пока не заметил. Чириков поручил также Дементьеву разузнать, как называется эта местность, что за люди живут там, сколько их и, наконец, кто ими правит. Разведчикам Чириков наказал держаться дружественно, без враждебности. «Ежели жителей увидите, то являть к ним приятность и дарить подарками небольшими», – напутствовал он их и передал штурману два котла – один медный и один железный, а еще бусы, иголки и куски китайской материи. «Да от меня поручается вам десять рублевиков, которые, лаская здешним народам, по рассуждению вашему, давать», – добавил Чириков.¹⁰² И наконец, людям передана небольшая пушка – для того, чтобы выстрелом дать знать о том, что они добрались до берега и отыскали пресную воду. Дементьеву поручалось также по возможности проверить, нет ли там драгоценных камней или «земли, в которой можно чаять быть богатой руде».¹⁰³ Отряд должен был также разложить большой костер на том месте, где расположится. На разведку и поиск питьевой воды отведены сутки.

С палубы «Святого Павла» экипаж наблюдал, как шлюпка приближается к входу в бухту, хорошо просматриваемую сквозь пенные волны. Она обогнула скалы и исчезла из виду. Прошло несколько часов. Ни костра, ни выстрела пушки. На «Святом Павле» все встревожены. Через 24 часа отряд так и не подал признаков жизни. Прождали еще день. Второй, третий. Чириков приказал как можно внимательнее день и ночь следить за берегом – в надежде разглядеть свет костра или дым. Ничего. Пять дней протекло в тревожном ожидании. Затем поднявшийся ветер отнес корабль далеко от берега. Как только наступил штиль, «Святой Павел» вернулся. «Увидели на берегу огнь, – сообщает Чириков, – в котором чаели, что оной содержут посланные от нас служители, ибо сколько подле земли ни шли, нигде на берегу огней, строения и при берегу судов и протчих признаков к жилу никаких не видали».¹⁰⁴ Погода вполне позволяла подойти к кораблю на веслах. Семь выстрелов из пушек через равные промежутки времени должны были подать отряду сигнал к возвращению на корабль. По-прежнему ничего. Чириков, посоветовавшись со своими офицерами, решил спустить на воду вторую шлюпку. Возможно, первая повреждена, и ей нельзя воспользоваться. Капитан послал на берег плотника и кузнеца, и с ними еще нескольких добровольцев. Им даны те же указания: развести огонь сразу после высадки и постараться вернуться назад как можно быстрее. И вот вторая небольшая шлюпка в свою очередь скрывается в бухте, а Чириков старается как можно ближе подойти к берегу, чтобы облегчить возвращение своих людей. Однако повторился тот же сценарий. Ни огня, ни выстрелов. Тишина, которую нарушал лишь звук разбивавшихся о борт корабля волн. Плотник и кузнец исчезли. Исчезла и лодка, а вместе с ней и возможность пополнить запасы питьевой воды. В двух шагах от Америки, поглотившей 15 человек экипажа, Чириков, приникнув к подзорной трубе, вглядывался в берег. Его терзали тревога за отправленных на берег людей и опасения, что он не доберется до своего порта.

Что было делать? «Святой Павел» подошел так близко к берегу, что можно было невооруженным глазом разглядеть сквозь пенные волны рифы у входа в бухту. Пушка стреляла каждый час, а на самую большую мачту водрузили фонарь, чтобы пропавшие смогли вернуться даже ночью. Все было тщетно. Днем 25 июля внезапно в отдалении показались две лодки. На короткое время вспыхнула надежда, но затем на «Святом Павле» заметили, что лодки двигались к берегу. Вскоре стало различимо красное платье одного из гребцов. с лодок доносились крики, обращенные к европейцам: «Агай! Агай!»¹⁰⁵ Первая встреча с американцами оказалась своеобразной. Чириков хотел попытаться подойти к лодкам поближе и попросил экипаж выстроиться у борта и махать белыми носовыми платками в знак самых добрых намерений. Но ничего не получилось. К их глубокому разочарованию, лодки ушли к берегу. Стало понятно, что ждать больше нечего. Они больше не увидят своих товарищей. Они не смогут ступить на американскую землю, и нужно немедленно плыть на Камчатку, пока жажда не поубивала всех. Согласно бортовому журналу, корабль выждал еще 18 часов, после чего отправился в обратный путь.¹⁰⁶

«Святой Павел» поднял паруса 27 июля. Бухта, в которой сгинула четвертая часть его экипажа, осталась позади. Никто больше никогда не увидит ни старшину – рулевого Дементьева, ни тех, кто отправился с ним на берег. Что же произошло? И сейчас этот эпизод в истории освоения Тихого океана остается тайной. Существует легенда, что на острове Баранова издавна живет колония русских.¹⁰⁷ Многие авторы, в частности американские,¹⁰⁸ полагают, что обе лодки, спущенные Чириковым, могли погибнуть при входе в бухту, который был очень опасным. Согласно этой гипотезе, одна, а потом вторая шлюпка попали в водоворот, а затем были опрокинуты волнами, так что все находившиеся в них погибли. Нечто подобное приключилось через 47 лет в том же самом, или почти в том же самом, месте с двумя шлюпками Лаперуза. Большинство российских историков считает, что первые высадившиеся на американский берег русские стали жертвами племени тлинклитов[35]35
  Некоторые отмечают, что индейцы никогда не видели белых, и поэтому у них не было никаких причин нападать на них, и появление лодок как раз свидетельствует об их невиновности. Другие, наоборот, предполагают, что тлинклиты, впоследствии оказавшие сильное сопротивление колонизаторам, были в курсе тех бесчинств, которые творили испанцы на южном калифорнийском побережье, и что нежелание подойти поближе к «Святому Павлу» свидетельствовало об их страхе и чувстве вины (Дивин В.А. Русская Тихоокеанская эпопея. Хабаровск, 1979, с.164).


[Закрыть].

Обратный путь «Святого Павла» через Тихий океан без питьевой воды и провизии стал настоящей мукой. Почти все время дул встречный ветер. Один за другим матросы заболевали цингой, все были истощены. Цинга поразила и многих офицеров, в том числе штурманов. Команда собирала в ведра дождевую воду, которая скапливалась в парусах. Ненастье не стихало, и, пока корабль плыл вдоль Алеутского архипелага, туман делал его путь очень опасным. Судя по записям Чирикова, «Святой Павел» несколько раз оказывался в рискованной близости от неизвестного острова. и каждый раз только чудо спасало его от гибели. Чириков рассказывает, как команде пришлось бросить аварийный якорь в 400 м от камней. Он пишет, что Божьим промыслом ветер стих почти тотчас же, но спастись удалось с большим трудом и ценой потери якоря.¹⁰⁹ Путь назад занял больше двух с половиной месяцев. Чириков повествует о нем в письме к своему коллеге Дмитрию Лаптеву. На протяжении всего плавания над экипажем нависала смертельная опасность. Было страшно плыть по незнакомому морю, не зная, где земля, почти постоянно в тумане, в тяжелейших погодных условиях, не встречавшихся в других морях. Питьевой воды не было, и приходилось выдавать людям кашу лишь раз в неделю, а все остальное время довольствоваться сухомяткой. Пили совсем понемногу, чтобы не испытывать жгучей жажды, но и эта вода была испорченной и источала зловоние. В этих тяжелейших обстоятельствах, сообщает Чириков, он сам ел вареную пищу лишь раз в день и ограничивался двумя или тремя чашками чая. Нечеловеческие усилия, отсутствие еды и питья, постоянная влажность – из-за всего этого на корабле началась жестокая цинга, от которой многие слегли, и оставшиеся взвалили на себя управление. С 20 сентября (то есть через два месяца после отплытия с Аляски и через четыре месяца – с Камчатки) Чириков уже не мог держаться на ногах и находиться на палубе. Когда корабль пристал к берегу, он был при смерти и уже не надеялся выжить. По его собственным словам, он готовился предстать перед Богом и ответить за все свои ошибки и грехи.¹¹⁰