Текст книги "Сибирская эпопея"

У торговых держав Европы есть и другие причины отказаться от поисков северо-восточного пути. Голландия, сильная и процветающая, укрепилась на мысе Доброй Надежды, и ее корабли плывут к Ост-Индии (современная Индонезия), чему Португалия уже никак не может помешать. Кроме того, англичане активны у африканских берегов и в Северной Америке, они ищут проход к Китаю, но уже северо-западный, в обход Канады. После неудачи в Московии Генри Гудзон целиком отдается этим поискам, унесшим в конце концов его жизнь. Однако, несмотря на падение интереса к мифическому пути в Китай, Мангазея и Обь, загадочная Сибирь с ее недоступными богатствами по-прежнему тревожат воображение. Спрос на меха только растет, и купцам не терпится заполучить побольше этого товара непосредственно на родине «мягкой рухляди», о существовании которой они узнали от европейских мореплавателей и их русских информаторов. Русские, не имевшие в своем распоряжении торгового флота, полностью зависели от западных партнеров, которые и продавали лучшие товары Московии на самых крупных ярмарках. Когда крупные русские торговые дома доставили сухопутным путем через Хойештрассе в Голландию меха, чтобы самостоятельно их продать, то местные торговые корпорации не позволили им этого сделать. В 1567 году корабль, принадлежавший Московской компании, привез русских купцов в Англию. Их представили королеве Елизавете I, но в беспошлинной торговле отказали, а они очень надеялись на эту привилегию, ведь русский царь дал ее англичанам.¹³⁷ Но без собственных кораблей русские купцы бессильны. Они связаны по рукам и ногам и никак не могут быть конкурентами. Европейцы же, пользуясь своим преимуществом на море, стараются еще больше усилить свои позиции. Осенью 1583 года сэр Джером Боус (Еремей Баус), посланник королевы Елизаветы I, получил аудиенцию у Ивана Грозного. Видя успех голландцев, он просит царя, чтобы тот предоставил англичанам монополию на вход в порты северной Руси. Английский посланник известен своим вспыльчивым нравом. Он считает себя вправе требовать для англичан возможности торговать на востоке, в устьях Печоры и Мезени, где промышляют охотники, а также на Оби – в том случае, если мореплавателям удастся туда попасть. Иван Грозный болен, ему осталось жить несколько месяцев, однако наглое требование гостя ему очень не понравилось и наделало переполоха в Сибирском приказе. Царь заметил, что «Печора, да Изленди, да река Обь… те места в нашей отчине очень далеки от тех мест, которых могут достичь английские купцы. И, как сообщают свидетели, добавил с разоружающей откровенностью: «в тех местах ведутца соболя да кречеты; и только такие дорогие товары, соболя и кречеты, пойдут в Английскую же землю, и нашему государству как бес того быти?»¹³⁸

Посланнику Боусу решительно отказано в просьбе. Одно из последних распоряжений Ивана Грозного перед смертью – запрет всем иностранцам приставать к берегам Печоры и других рек восточнее Белого моря и Архангельска. Строгановы лично просили об этом тяжело больного государя.¹³⁹ Тем временем стало известно, что некоторые английские, а также, вероятно, голландские мореплаватели, пренебрегая запретами русской администрации, решили, что смогут безнаказанно пройти вглубь континента и рискнули присоединиться к поморам. Англичанин Антоний Мерш, поверив их заверениям, что «до устья Оби не очень трудно проехать», снарядил два морских судна, построенных по поморской модели, с командой по десять человек на каждом.¹⁴⁰ Экспедиция оказалась очень удачной и вернулась с богатой добычей. Однако на обратном пути ее участников задержали и бросили в темницу, а пушнину отняли. Эта попытка, скорее всего, была не единственной. Возможно, и другие смельчаки добирались за Урал. Англичанин Джером Годсей, разговаривавший в Москве с захваченным в плен сыном одного татарского вельможи, сообщил своим лондонским нанимателям из Московской компании, что тот упомянул какой-то корабль, на борту которого находились «некие англичане» или, по крайней мере, похожие на него люди. Этот корабль потерпел крушение в устье Оби, что позволило татарам завладеть «пушками, порохом и другими богатствами».¹⁴¹

* * *

Европейцы продвигались к востоку, будь то с согласия царя или самовольно. Напряжение нарастает. Осознавая уязвимость режима Ивана Грозного, некоторые европейские стратеги строят планы завоевания северной Руси с моря. Почему бы не завладеть всем, что есть в этой стране? Почему бы не завладеть и Москвой? Немец Генрих фон Штаден, досконально изучивший суть русской власти, поскольку состоял в царской опричнине, вернувшись, вступает в сговор с одним из немецких пфальцграфов (Георгом Гансом Вельденцским). Они хотят предложить Рудольфу II, императору Священной Римской империи, план завоевания северной Руси. Как пишет фон Штаден, нужно отправить флот на север, поскольку «русские не ходят в море; у них нет кораблей и морем они не пользуются».¹⁴² Дания, города Ганзы, Испания, конечно же, предоставят несколько сотен военных кораблей. Наверняка «шкипера и лоцманы найдутся в Голландии, Зеландии, в Гамбурге и в Антверпе-не».¹⁴³ Несколько тысяч вооруженных людей могли бы затем захватить порты, куда «голландцы и антверпенские [торговые люди] привезли бы несколько сот колоколов, взятых из монастырей и церквей»,¹⁴⁴ и установить контроль над реками и городами. Фон Штаден подробно описывает, как должны развиваться события. Плененного Ивана Грозного, его сыновей и казну доставят к границе Римской империи, затем царскую семью отправят в горы, откуда они смогут видеть Рейн и Эльбу.

Победители приведут туда также и захваченную в плен русскую армию и перебьют всех. Затем, согласно плану, следует у трупов перевязать «ноги около щиколоток и, взяв длинное бревно, насадить на него мертвецов так, чтобы на каждом бревне висело по 30, по 40, а то и по 50 трупов, <…> бревна с трупами надо сбросить затем в реку и пустить вниз по течению» для того, чтобы Иван Грозный убедился, «что истинно наше [писание], хотя он и думает, что он служит богу праведно».¹⁴⁵ Этот проект, долгое время хранившийся в тайне, остался лишь на бумаге. Однако возникали и другие планы завоевания севера, тем более, что после смерти Ивана Грозного и регентства Бориса Годунова наступает эпоха нестабильности, интриг и иностранной интервенции, в частности, со стороны Польши. Иностранные наемники наводняют Русь, чтобы воспользоваться в полной мере тем периодом, что останется в русской истории как «Смутное время», и урвать свой куш. Летом 1613[11]11
  Российские историки датируют этот документ, недавно ставший предметом подробного исследования, периодом между маем и октябрем 1613 года.


[Закрыть] года король Англии Яков I, занявший престол после Елизаветы I, получил от бургундского капитана Маржерета, участвовавшего в качестве наемника в гражданской войне, которая бушевала на Руси, предложение начать наступательную кампанию и «захватить землю в Архангельске». Маржерет считал Архангельск «весьма подходящим и удобным» местом для того, «чтобы продвинуть дело <…> тем более, Сир, что Ваше Величество завладеет портом Архангельска, на который у них вся надежда, тем самым они не только будут разорены во всей своей торговле, но также лишатся надежды на получение помощи из военного снаряжения и прочего необходимого, по большей части идущего из этих краев».¹⁴⁶ Маржерет убежден, что русские взбунтуются, как только представится случай, и что они «мечтают единственно о том, чтобы иметь какого-нибудь иноземного государя, под которым они могли бы наслаждаться надежным миром». Если Его Величество, которое, по мнению французского офицера, является «ужасом антихриста, грозой турок, страхом татар и всех врагов» соблаговолит ввязаться в эту авантюру, сулящую большую выгоду, то, скорее всего, подданные Его Величества, «торговцы торгующей там компании, охотно примут участие, чтобы затем единственными вести там торговлю».¹⁴⁷

Король Яков I предпочел не ввязываться в предложенную авантюру. В тот момент, когда Маржерет заканчивал писать свою записку, Московская Русь только-только начала выбираться из смуты, произвола, войн и казней. У нее появились новый царь и новая династия – династия Романовых. Потребовалось еще несколько лет, чтобы все успокоилось окончательно. Но в 1620 году царь пришел к тому же выводу, что и его предшественники. Нужно было остановить продвижение европейцев на северо-восток по морю. В 1620 году этот путь оказался под замком – нарушившему запрет грозила смертная казнь. Северный путь останется запретным до XIX века. В сибирской летописи, известной как Ремезовская, устье Оби описывается как абсолютно непроходимое для человека, скованное с незапамятных времен льдами, никогда не тающими под солнцем.¹⁴⁸ Неизвестно, является ли это суждение плодом воображения летописца или специальным приемом, призванным охлаждать пыл иностранцев. Царь распорядился поставить вдоль побережья охрану, вынуждая купцов выбирать дорогу через Урал. Сухопутный путь к этому времени уже был проторен. Сибирь стала доступна.

Урал позади

Строгановы были первыми всюду – на ярмарках, на реках, на северных факториях. Конечно, они не могли остаться в стороне от завязавшейся торговли с иностранцами по Ледовитому океану. Устье Двины и Архангельск находятся не так далеко от их «столицы» – Сольвычегодска, при хорошей погоде всего несколько дней по реке. Купцы Строгановы, как это им свойственно, мгновенно понимают, насколько выгоден обмен с гостями издалека. К какому времени относится первый подписанный ими контракт с англичанами? Точно неизвестно, но в великокняжеских архивах, начиная с 1552 года, то есть еще до создания Московской компании, содержатся упоминания о переданных Строгановым царских заказах «товаров английских и неанглийских». Строгановы к этому времени уже уважаемые поставщики русского царя. Как полагают российские историки, Аника, скорее всего, разместил своих представителей и перекупщиков повсюду, вплоть до Мурманского побережья. Строгановы, как обычно, отстроили там несколько сараев и церковь, создав русский аванпост для европейских мореходов, еще не осмеливавшихся двинуться дальше на север. По всей видимости, высочайший клиент остался удовлетворен товарами и услугами Строгановых, поскольку в последующие годы он возобновляет заказы. Строгановы расширяют торговую сеть, открывают магазины в Холмогорах, а потом в Архангельске. Иван Грозный настолько доволен, что в 1570 году появляется его указ, согласно которому Анике и его сыновьям поручается контролировать от имени государства торговую деятельность «английских немцев» (sic) и других иностранцев. В частности, царь приказывает следить, чтобы гости занимались оптовой торговлей, а не розничной, чтобы они не покупали коноплю, из которой могли бы потом изготавливать корабельные снасти, и, наконец, чтобы к ним не попало запрещенное к продаже железо.¹⁴⁹

Царь сделал Строгановых, ставших уже его личными поставщиками и могущественными посредниками в делах, настоящими государственными управленцами. Любой, кто хотел иметь солидный товарооборот, вынужден становиться их партнером. Конечно же, Строгановы не могли не пользоваться столь выгодным для них положением.

Они приглашали англичан добывать железо на своей земле в Сольвычегодске и, благодаря заграничным технологиям, через несколько лет на их предприятиях техника извлечения и плавки достигла нового уровня. Амбиции Строгановых растут. Стечение обстоятельств или следствие усвоенной ими новой роли? В тот же год, когда царь своим указом превратил их в полномочных инспекторов внешней торговли, Строгановы выкупают в Ярославле пленного фламандца по имени Оливье Брюнель. Этот человек уже много лет гнил в царской темнице. Поступок очень мудрый: Оливье Брюнель – человек выдающийся, наделенный редкими качествами. Он родился около 1540 года в Брюсселе или в Лувене и очень рано начал интересоваться спорами о северном пути и таинственном проходе в Китай, бушевавшими в кругу фламандских и брабантских торговцев, а также в мастерских картографов. Встречался ли Брюнель в юности со знаменитым Меркатором, в то время еще не покинувшим католический университет и не обвиненным в ереси? Или самостоятельно решил пуститься в авантюру, когда поднялся на борт одного из антверпенских кораблей? Мы знаем лишь то, что этот фламандец находился на одном из первых голландских кораблей, пробивавшихся в Московскую Русь по северному пути. Он намеревался «спекулировать» и для этого учил русский язык. Однако в порт он попал в сопровождении караульных. Корабль, на котором он плыл, был досмотрен по доносу одного английского торговца, стоявшего на страже монополии своей страны. Брюнеля обвинили в шпионаже. Но это происшествие имело и положительную сторону: Брюнель, в отличие от своих соотечественников, получил возможность остаться в Московской Руси. Еще ни один из нидерландских капитанов не ступал на русскую землю. Брюнель же за долгие проведенные в тюрьме годы выучил язык, в том числе и простонародный. Когда Строгановы вытащили его, оказалось, что желание Брюнеля свести счеты с англичанами и их компанией вполне на руку русским «олигархам». Они отправляют своего нового брабантского агента вниз по Волге – в Казань и Астрахань.

Брюнель развивает активную деятельность, налаживая торговые связи, в том числе с Центральной Азией и Китаем. Он плавает по северным морям и, конечно, совершает торговые операции со своими соотечественниками, представляя отделение торгового дома «Строганов и сыновья». Он знает всех – от старьевщиков Брюсселя до скорняков Архангельска, от арматоров Антверпена до аборигенных охотников Урала. Его неустанные труды прославили имя Строгановых, так что и полвека спустя нидерландские хроникеры Исаак Масса и Николаас Витсен будут расхваливать эту династию купцов.¹⁵⁰ К сожалению, об этом удивительном пленнике и его путешествиях известно немного. Из переписки одного прибалтийского торговца, у которого Брюнель гостил, мы знаем лишь, что он очень много ездил по делам своих хозяев. Некоторые историки¹⁵¹ полагают, что Брюнель сопровождал Строгановых в их путешествии через заснеженные перевалы Урала до берегов Оби. Возможно, ему удалось дойти по морю до устья Оби, где он повстречался с самоедами (ненцами), тундровым народом, и вступил с ними в общение. На лодьях поморов – старых знакомых Строгановых – Оливье Брюнель добрался через льды Карского моря в места, куда не сумели попасть европейские первопроходцы. Он проплыл по гигантской реке, хотя мы точно не знаем, до каких мест, – по той самой реке, о которой грезили географы и богатые фрахтовщики Европы, полагавшие, что она ведет в самое сердце Китая. В 1576 году Брюнель вернулся во Фландрию. с ним приехали в Европу двое Строгановых – один из сыновей Аники и, вероятно, его племянник, чтобы наладить новые связи, найти партнеров для финансирования своих проектов и защищать права своего торгового дома в судах голландских городов. Втроем они побывали в Дордрехте, Париже и Антверпене. Русские купцы хотят иметь собственных представителей на ярмарках Фландрии и Голландии. Богатые города с высокими домами из тесаного камня, с треугольными фасадами и разноцветными стеклами, должно быть, потрясли Cтрогановых, привыкших к деревянной архитектуре своей страны. Брюнель тоже изумлен: он обрел родную страну, но нашел ее растерзанной конфликтом между католиками и протестантами и нарастающей враждой между северными (будущие Нидерланды) и южными (будущая Бельгия) провинциями. Осенью 1576 года Брюнель и его спутники находятся в Антверпене. В ноябре солдаты испанского короля, владеющего Фландрией, взбунтовались из-за невыплаченного жалования. Испания разорена, банки отказываются платить. Большой порт на Шельде разграблен. В резне, длившейся не один день, погибло от пяти до восемнадцати тысяч горожан, вся центральная часть города уничтожена огнем.¹⁵² Богатые купцы, которые симпатизировали кальвинистам или лютеранам, подумывают о том, чтобы бежать в Голландию. До нее – рукой подать, туда уже перебрались многие судовладельцы, например, братья Мушерон. Несмотря ни на что, Оливье Брюнелю удается уговорить Гиллеса Хофтмана и семью ван де Валле довериться ему и рискнуть – вложить деньги в путешествие в Московскую Русь и Китай. Когда в 1577 году авантюрист из Брабанта уезжает на свою вторую родину, с ним отправляется Де Валле. А что Строгановы? Действовал ли он от их имени? Предполагалось ли совместное дело? Об этом ничего не известно. Через четыре года Брюнель вернулся в Нидерланды. По его словам, Строгановы ему поручили набрать экипаж для двух строящихся кораблей.¹⁵³ Он искал моряков в Антверпене, Амстердаме, на Шельде, чтобы попробовать, на этот раз уже с помощью русских, дойти до Оби, а по ней до Китая, и привезти оттуда обещанные горы золота. Побоялись ли моряки пуститься навстречу льдам? Или средств было недостаточно? Экспедиция, подготовкой которой занят Оливье Брюнель, – не просто очередная попытка пробиться по северному пути, она часть гораздо более амбициозного плана. В Антверпене он разговаривал со многими географами, в частности, с Абрахамом Ортелием, выпустившим незадолго до этого первый известный нам атлас мира. Все они убеждают Брюнеля, что нужно добраться до Оби, – по их мнению, идеального и легкого пути в Китай. Брюнель знает, что огромные реки, как и бескрайние пространства, примыкающие к ним за Уралом, весьма негостеприимны. Северную часть этих земель занимают народы тундры, а южные степи по-прежнему контролируют татары и хан Кучум, старый знакомый Строгановых. Чтобы попасть в Сибирь, нужно победить Кучума. В 80-е годы XVI века именно об этом думают Строгановы. И важная составляющая этого плана – экспедиция, о которой Брюнель хлопочет в портах Нидерландов. Пока Брюнель находится в Европе, Строгановы готовят сухопутную экспедицию, с которой собираются соединиться, поднимаясь по Оби от ее устья. Так, по крайней мере, считают современные российские историки.¹⁵⁴ Когда наконец Оливье Брюнель сумел сняться с якоря, прошла уже большая часть 1584 года. Судя по его бесконечным распрям с голландскими фрахтовщиками, к этому моменту Строгановы уже не участвуют в этом предприятии.¹⁵⁵ Старался ли Брюнель уже в собственных интересах? Его корабль везет товары на восемь тысяч золотых флоринов, это целое состояние, по всей видимости, вложенное в дело Мушероном и неким антверпенским купцом. Оливье Брюнелю удалось добраться до Карского моря, где он попытался договориться со встреченными самоедами. Однако, когда товары стали перегружать, лодку, на которой находился Брюнель, затянуло в водоворот, и она перевернулась посреди движущихся льдин. Ни одного выжившего, ни одного свидетеля. Как замечает нидерландский историк М. Спис, даже если местные жители и были свидетелями случившегося, они «просто-напросто дали ему утонуть, а потом завладели зеркалами, бусами и всем тем, что он вез».¹⁵⁶ После этого никто уже не отваживался искать выход в Обь[12]12
  В те времена ненцы, в соответствии со своим мировоззрением, никогда не спасали тонущих. Более того, они плохо относились к случайно избегнувшим этой участи. – Прим. ред.


[Закрыть]. Что же касается Строгановых, то их мечты добраться до Сибири по морю канули в лету. Экспедиция, которую они так тщательно и так долго планировали с Оливье Брюнелем, отменилась – их выбор пал на другой путь, открывающий доступ в Азию. Решено, они двинутся через Урал!

* * *

Строгановы намеревались отправить Оливье Брюнеля навстречу арктическим льдам. Чтобы проложить сухопутный путь, они нашли казака по имени Ермак Тимофеевич. Ему уже за сорок, он примерно одного возраста с Брюнелем. Ермак, в отличие от Брюнеля, совершенно свободно чувствовавшего себя на море и в европейских северных факториях, был, прежде всего, опытным воином. В ту эпоху казаки, уже вошедшие в возраст, предпочитали пользоваться не настоящими именами, а прозвищами. Эта практика была связана с желанием отогнать от крестильных имен злых духов, охотившихся на души христиан. Современники звали Ермака Токмаком. Это слово обозначало что-то вроде небольшого молотка или колотушки, что свидетельствует о ловкости Ермака в кулачных боях¹⁵⁷ и многолетнем опыте участия в битвах.

До нас не дошло никаких документов, которые позволили бы судить о происхождении Ермака. Подвиги этого человека и ореол национального героя породили в последующие века появление многочисленной «родни». По всей видимости, Ермак происходил из простой семьи, не оставившей следов в исторических архивах. Российские историки склоняются к тому, что он был родом из Борка или Тотьмы, то есть родился неподалеку от родной деревни Строгановых. Существует также гипотеза, согласно которой Ермак появился на свет в семье беглецов, искавших убежища на берегах реки Чусовой, той самой, вдоль которой Строгановы возводили укрепленные остроги. Видимо, это еще один северянин, пусть даже и не найдено документов, подтверждающих данное предположение. Мы также почти ничего не знаем о его внешности. Единственное свидетельство товарищей Ермака было записано через сорок лет после его смерти: «вельми мужествен, и человечен, и зрачен, и всякой мудрости доволен, плосколиц, черн брадою, возрастом [то есть ростом] середней, и плоск, и плечист».¹⁵⁸ Только на этом скупом описании основаны все портреты знаменитого казака. Зато известно, что Ермак частенько бывал в обширных южных степях, граничивших с татарскими, Астраханским и Крымским, ханствами. Казаки, жившие в станицах, которых немало на юге современных России и Украины, постоянно контактировали с татарами, в частности, заимствуя у них разные традиции и технологии. Казаки – в зависимости от ситуации – то совершают налеты на татарские деревни, то ведут с ними торговлю и заключают военные и кровные союзы. Они, как никто, знают, в чем сила и слабость их вечных противников. Некоторые татары становились членами казачьих общин. В такие общины объединялись беглые крепостные и крестьяне, солдаты, а также сыновья из обычных семей, высланные отцами в степи, чтобы избежать разорительного для семьи раздела наследства. Казачьи станицы отличались от обычных русских, татарских и украинских деревень. В них господствовали свободные нравы. В те времена казаки приходили на помощь царю, когда того требовали обстоятельства или когда им хорошо платили, но они еще не были особыми военными подразделениями, ставшими со временем ударной силой русской армии. Это стойкие свободолюбивые воины. Перед походом они выбирали атамана. С возможностью выбирать для них ассоициировались чувства свободы, гордости и достоинства. Ермак и был одним из таких атаманов.

Казаки летят по степи на конях и обрушиваются на какую-нибудь татарскую деревню или крепость, чтобы освободить пленных или захватить рабов, торговля которыми процветала на Черном море и в которой они сами охотно принимали участие. Но чаще всего казаки устраивали засады на воде. Они занимали позиции вдоль транспортных артерий – больших рек, по которым сновали купцы, или же на островах и нападали на караваны, возвращавшиеся из Центральной Азии с ценными товарами. Их не смущало, что эти караваны формально находились под царской протекцией. Казаки прятали свои лодки в прибрежных зарослях, а затем, завидев тяжелые баржи, поднимавшиеся по Волге, внезапно выскакивали из засады и брали их на абордаж. В 1573 году у Астрахани на английский корабль с грузом шелка, принадлежавший Московской Кампании, напали пираты – волжские казаки. Завязался бой, нападавшие потеряли четырнадцать человек ранеными и тридцать убитыми, но захватили и корабль, и трофеи, так что представителям английской компании оставалось только жаловаться Ивану Грозному.¹⁵⁹ Через несколько лет крупное судно, на котором плыли посланники из Персии, тоже стало жертвой казаков, принявших его за торговое.¹⁶⁰ Царь разгневался и приказал жестоко наказать разбойников: «И мы на тех Казаков из Волжских, на Митю Бритоусова и на Иванка на Юрьева (Кольца), опалу свою положили, казнити их велели смертью».¹⁶¹ Отметим, что упоминание Ивана Кольца в царском указе не останется без последствий для его дальнейшей судьбы. Чтобы избежать назначенного из Кремля наказания, атаман вынужден был бежать как можно дальше от государева гнева и отправился в экспедицию с Ермаком, став его правой рукой. Однако бешенство, чувствующееся в указе Ивана Грозного, свидетельствует о репутации казаков в те времена: разбойники с большой дороги, люди вне закона, еще не готовые верой и правдой служить государю. Неважная репутация казаков еще сильнее пострадала в следующем веке из-за другого мятежного казака, Степана Разина, и долго лежала темным пятном на образе Ермака Завоевателя. Полтора века спустя молодая российская Академия Наук, желая составить официальную историю страны и описать славные ее моменты, не захотела связать заслугу освоения Сибири с именем «разбойника»[13]13
  Во время дискуссии в Академии, длившейся с 3 по 6 июня 1748 года, некоторые академики предпочли преуменьшить заслуги Ермака. Подобные «смягчения» или «исправления» деятельности Ермака вызвали возражения академиков Ломоносова и Тредиаковского, которые предупреждали, что такая позиция чревата политическими осложнениями и может оскорбить русских читателей. По их мнению, в таком случае лучше вообще не упоминать имени Ермака. См.: Введенский, Дом Строгановых в XVI–XVII веках, Москва, 1962.


[Закрыть]. И только после Октябрьской революции для «народного героя», не уступающего Кортесу и конкистадорам, но только вышедшего из низов, наступила эпоха посмертной славы.¹⁶² Ермак, сын народа, становится в советской историографии символом движения масс, спонтанной колонизации, «мирной миграции».¹⁶³

* * *

Дороги казака Ермака и двоюродных братьев Никиты и Максима Строгановых впервые пересеклись в конце 1570-х годов. Напомним, что это десятилетие выдалось тяжелым для династии северных купцов. Строгановы в своих новых владениях у подножия Урала терпят бесконечные нападения татар хана Кучума из-за гор. Они осаждают и грабят остроги, мастерские и солеварни. Они убивают крестьян, живущих вне острогов, и те пускаются в бега. Местное население, с которого берут все больше и больше налогов, чаще дает отпор и бунтует, пользуясь слабостью Строгановых. Очаги недовольства тлеют повсюду, даже в самом сердце империи Строгановых, в Сольвычегодске. В святая святых старого Аники, вдали от новых земель, неспокойно. Один из сыновей Аники, Симеон, убит толпой во время бунта против Строгановых. Под ногами у купцов горит земля. В 1574 году семья получает от государя удивительное позволение – идти за Урал, на земли, принадлежащие Кучуму, которые расположены вдоль «черных» рек, спускающихся к Азии. Немного ранее, в 1572 году, Строгановым дарована еще одна милость – редчайшая для недоверчивого государя – разрешалось собрать армию, способную их защищать. Но Строгановым неоткуда брать людей, поэтому они в первую очередь стараются обеспечить защиту своих земель и солеварен. И только постепенно, год за годом, по мере упрочения позиций, они начинают готовить более амбициозный проект, чем просто оборона своих владений. Они намереваются перейти «Каменный пояс», пересечь скрывающиеся за Уралом пространства, сразиться, если потребуется, с врагом и завладеть «золотым» запасом, который ждет вдалеке, – пушниной. К этому моменту Строгановы уже развили огромную сеть ее сбыта, в том числе и в Европе.

Они словно уловили далекий зов, который привел их на свидание с историей. Несмотря на тяжелые годы, выпавшие на долю семейства, несмотря на реальную угрозу разорения, их опыт уникален. Строгановы первые в стратегической торговле солью. Благодаря особым отношениям с царской особой, их дело приобрело государственный масштаб, поскольку именно они представляют государственные интересы в многообещающих торговых обменах с Европой. Земли Строгановых обширны. Это своеобразное независимое государство, насчитывающее множество «частных» городов и острогов. Их промышленники сумели перейти за Урал, начали вести дела с местным населением и превратили пушной промысел в одну из самых рентабельных областей экономической деятельности. «Строганов и сыновья» – одно из самых богатых предприятий Руси. И к тому же – первая сибирская компания. Голландские хроникеры Исаак Масса и Николаас Витсен без устали восторгаются «гигантским состоянием»¹⁶⁴ Строгановых. Таланты Строгановых вкупе с геополитическими обстоятельствами привели эту семью туда, где Европа становится Азией. История нечасто приглашает на свидание. И Строгановы приняли это приглашение.

7 апреля 1579 года двоюродные братья Строгановы посылают гонца на юг, к казачьим атаманам, о которых они наслышаны, несмотря на разделявшее их расстояние. В распоряжении Максима и Никиты в самой восточной части владений Строгановых находится всего четыреста вооруженных человек, способных отражать нападения. Набег или бунт могут произойти в любой момент. Им нужно подкрепление. В письме атаманам братья предлагают «честную службу». Как сообщает великий российский историк Карамзин, Строгановы уговаривают атаманов перестать вести себя как разбойники, «примириться с Россиею» и стать «воинами Царя белого».¹⁶⁵ «Имеем крепости и земли, – писали Строгановы, – но мало дружины: идите к нам оборонять Великую Пермь и восточный край христианства».¹⁶⁶

И что же казаки? Сведения об этом противоречивы. Поначалу историки¹⁶⁷ представляли дело так, что казаки быстро согласились и уже осенью следующего года оказались на берегах реки Чусовой, притока Камы. Согласно этой теории, во главе отряда был сам Ермак. Современные исследователи относятся к этой теории с большой долей скептицизма, особенно в том, что касается Ермака. Возможно, какие-то казаки отозвались на предложение Строгановых, особенно из тех, кто находился вне закона из-за участия в разбоях. Однако в это время Иван Грозный воюет со шведами и поляками, русская армия скована боями в Прибалтике, а крымский хан, пользуясь тяжелым положением царя, действует в южных степях. Казаки воюют на стороне Москвы, как они всегда делают, если им предлагают хорошее жалованье и речь идет о высших интересах государства. Во всяком случае, в 1581 году, как полагает современный историк Руслан Скрынников, атаман Ермак защищал западный город Могилев, о чем можно прочесть в летописи, а Иван Кольцо воевал с ногайскими степняками.¹⁶⁸

Строгановы, вероятно, собрали какое-то войско, но его было недостаточно. В 1581 году, когда на западе Московская Русь находилась на грани военной катастрофы, в приуральских районах ситуация тоже обострилась. Война чувствовалась и там, рабочих рук не хватало, свирепый экономический кризис разорял поселенцев. Только половина предприятий Строгановых еще функционировала. Страна слабела, и ощущение близкого поражения витало в воздухе. В начале года в землях Строганова взбунтовались манси. Летом мурза Бегбелы Ахтаков приводит с Урала войско из 680 мансийских и хантыйских всадников. Все остроги в осаде, кто сумел в них укрыться, повезло. Все деревни вокруг разграблены, сожжены, а их жители уведены в плен.¹⁶⁹ Осенью ситуация остается по-прежнему тяжелой, и Строгановы, почти впавшие в панику, обращаются к Ивану Грозному, хотя и знают, что его трон колеблется. Они просят срочно прислать подкрепление. Семеон, младший сын Аники, отправляется в Москву за помощью, оставив своих племянников – двадцатичетырехлетнего Максима и восемнадцатилетнего Никиту в самом бедственном положении. Строгановым нужны казаки, чтобы помочь защищаться, однако царь медлит с ответом. Наконец, через много месяцев, приходит послание, подписанное кремлевскими дьяками. Разочарование Строгановых огромно: царь не хочет распылять свои основные силы, а кроме того, он боится, что конфликт на востоке превратится в новую войну. Иван Грозный разрешает Строгановым собрать наемную армию, но повелевает ограничиться лишь охотниками и воинами, находящимися поблизости. Иначе говоря, им предложили действовать своими силами – и это на территории, готовой заполыхать в любой момент. Разведка, побывавшая за Уралом, сообщила тревожные новости: хан Кучум, наслышанный о поражениях русских, готовится к большому наступлению. Он хотел оттеснить поселенцев и восстановить свою власть над местными народами по обе стороны Урала.